Уважаемый Филипп Алексеевич! Без числа и меры виноват перед Вами, что ни словом ни отозвался на Ваше письмо, вслед за которым получена и рукопись. То я был в отлучке, то нет Шубинского, и так дело все длится да длится и до сих пор находится в нерешенности. — Мне кажется, это интересно, но у нас иногда бывают взгляды иного рода:
Им не надобно звона гуслярного, —
Подавай им товара базарного.
А потому надо говорить и договориться, а тогда только и считать дело законченным. Но если Шубинский найдет здесь «мало общего интереса», то не уполномочите ли меня приютить статью где инде? Гонорар в 25 руб. везде дадут, но, может быть, захотят опустить что-либо из частностей личного значения. Это бывает и нужно, — иначе выходит то, что вышло с дневником Аскоченского. Балабухи из Киева пишут, — нельзя ли «ничего не выпускать», чтобы было про Балабух как можно побольше. А все остальные ругаются, — «чтó-де нам до любовишек и волокитства за неизвестными девчонками». И впрямь, его дневник часто напоминает пошлую песню:
Как за речкою мы жили,
Много девушек любили —
И Катеньку, и Машеньку,
Ильинишну, Кузьминишну,
Макарьевну, Захарьевну,
Да всех понемножку
Дергали за ножку.
Я говорил Шубинскому, что надо было выбрать 2–3 листа характеристики этого грубого нахала, слывшего в Киеве за умника, но все надеялись «пленить попов». Вот и тянут, что называется, «попа за <….>». Тоже самое надо сказать о глупейшем и даже в некотором отношении подлом «дневнике Аскоченского».
Все это говорю Вам к тому, что тут ведь играют роли соображения, достоинству литературы совершенно посторонние, а Шубинский, как я его знаю, — человек очень хороший, но ведь он почти «приказчик на отчете» у Суворина… Подождите половины сентября, и мы дело с Вашею рукописью выясним и так или иначе ее устроим. Во всяком случае, она в руках человека, понимающего здешние обороты и Вам самым искренним образом приятельски преданного. — «Киевская старина» ведется не без умения и не без удачи. Цензура к ней тоже милосердствует, но «пономарь Лампадоносцев» сильно ею недоволен, особенно со времен «Кирилла Терлецкого», все сказание о коем считает «сплошною ложью». Подсыльному мерзавцу, которого он присылал с этим сказом к Суворину, я говорил, что вполне бы рады были напечатать опровержение, но, однако, такового не последовало.
Не знаю, что бы такое прислать Ф. Г. Лебединцеву, — чем бы его отблагодарить за экземпляр журнала? Не поможете ли советом или указанием? Хотел послать заметку на статью кн. Голицына о «почаевских святынях», которых, собственно говоря, «не существует в природе» (например, стопы божьей матери), но я боюсь, что это совсем нецензурно, даже для милосердной цензуры. У меня есть много писем покойного Филарета Филаретова, из коих, кажется, стоит кое-что напечатать, например по поводу его столкновений с Арсением из-за книги Иова. Поговорите Вы с Феофаном Гавриловичем да напишите мне. — Да напишите свой адрес поточнее, а то я все путаюсь с надписью конверта.
Преданный Вам
Н. Лесков.
Уважаемый Филипп Алексеевич! В погоню за письмом, вчера Вам посланным, спешу Вас уведомить, что книги я получил, — одну из них оставил себе, другую сдал в редакцию «Историч<еского> вестника», а третью, с наилучшею рекомендациею, сдал в руки некоего купчины Игнатия Лукияновича Тузова (преемника Кораблева и Сирякова). Он мой постоянный издатель и покупатель, достаточный человек и аккуратный плательщик. Мне он вполне верит и, на слово мое полагаясь, согласен купить у Вас «все на корню» на нижеследующих условиях: 1) Чтобы все издание (500 ли или 600 экз.) было у одного его в руках, то есть чтобы ровно ничего не было продано Вами никому другому, а наипаче Оглоблину. Словом, чтобы книги в Киеве не было в продаже. 2) За все издание (500 или 600) он Вам наличными деньгами и сразу даст по 2 руб. за экземпляр (то есть 1 тыс. или 1200 руб., если у Вас есть 600 экз.). 3) Деньги будут уплочены, каким Вы укажете порядком, тотчас по получении Тузовым товара, который Вы, — если это условие Вам нравится, — должны выслать ему сюда, в Петербург, и как можно скорее, дабы иметь их к осеннему съезду людей в город. 4) Условие Вы можете доверить письмом — подписать за Вас мне, и я могу получить от него почтовую расписку в высылке Вам денег по количеству товара. 5). Вы ему напишите письмо (Игнатию Лукьяновичу Тузову, СПб., Большая Садовая, в собств<енном> книжном магазине) и в том письме удостоверите, что книги более ни у кого нет. По-моему, все эти условия для Вас очень выгодны, и продать всё сразу за наличные деньги по полтине за номинальный рубль — цена очень хорошая. 35 % будут на комиссию и враздробь, а там поди еще — выбирай по грошам, да еще и что-нибудь заваляется и засядет. Словом, совета не даю, но считаю это очень хорошим и для себя такие условия принимал с радостию. Отвечайте скоро и точно, а в случае согласия даже советую прислать мне депешу, чтобы дело оформить.
Ваш Н. Лесков.
P. S. Заявление на последней странице о приложении весьма темно и непонятно. Вместе, что ли, обе книги составляют до 800 страниц? И вместе, что ли, им цена 4 руб. или приложение одно само по себе будет стоить 4 руб.? Ужасно неясно. — С отзывом надо ждать, пока появится книга в магазинах. Отзывы сейчас вызывают спрос, а когда книги нет в лавках и удовлетворить спроса нет возможности, то это убивает книгу, и когда она появится, то уже ход ее с самого начала идет вяло, ибо все позабыли, что о ней сказано. Отзыв напишу коротенький в «Нов<ом> времени» и большой в «Историч<еском> вестнике».
Уважаемый Сергий Николаевич!
Я прочитал и возвращаю Вам присланное Вами письмо Аменецкого из Казани. По-моему, о печатании его не может быть и вопроса, так как оно просто — письмо бессодержательное. Кого же это может интересовать и в каком отношении?..
Прошу Вас извинить меня, что не был у Вас в среду в 8 часов вечера. Я заезжал к Вам во вторник в 7 час. 45 мин., чтобы извиниться заранее, так как ко мне приехал брат и мне в среду надо было быть с ним; но мне в 7 час. 45 мин. не удалось ни Вас видеть, ни найти способ сообщения Вам о цели моего визига. Тут, очевидно, не все должно быть поставлено в вину мне, а нечто отпадает и на Ваши порядки, может быть доведенные до не совсем удобной аккуратности. Сам «бог есть мера, — говорит мудрец, — и остерегается перейти свою мерность, чтобы она не расстроила гармонии». Вы очень аккуратны, — это правда, но правда и то, что Вы иногда злоупотребляете этим прекрасным качеством и делаете его даже не удобством, а неудобством. Так и меня — человека, всю жизнь умевшего быть удобным в деловых сношениях, — Вы ставите в невозможность вести дела без объяснений и извинений, к которым я сам никогда и никому не подаю поводов, ибо всегда стремлюсь сделать все должное как могу своевременнее и лучше.
Статью «Синодальные персоны» я был бы очень рад получить назад и охотно заплатил бы за ее набор. Мне это было бы выгодно. Я знаю, что она содержательна и любопытна. Не знаю, что Вы хотите мне о ней сказать. Во всяком разе, усердно прошу Вас нимало ею не стесняться.
Повидаться теперь, — в виду Ваших обременительных занятий, — конечно, уже становится особенно трудно, но бог милостив — может быть, на помощь придет какая-нибудь счастливая случайность.
О будущем годе ничего Вам не могу сказать, кроме того, что статья по письму Самарина написана; объем ее (полагаю) около 4 1/2 или 5 листов, а заглавие ее — «Русские деятели в остзейском крае». — Там Суворов, Самарин, архиерей Филарет Гумилевский (историк), Филарет Филаретов и Платон, нынешний митрополит киевский. Статья живая, полуисторическая, полуполемическая со введением некоторых увеселяющих и характерных анекдотов. — Вы ее можете получить когда хотите, но лучше пусть она лежит у меня до надобности. Я не могу себя удерживать от размышления о написанном и от желания поправлять там то или другое. — Впрочем, можете и взять, если это для Вас покойнее.
Рассказ, я думаю, Вам не особенно нужен, а у меня просят кое-какой отрывочек. У Вас ведь много материала.
О письмах Филарета Дроздова писать не могу, Надо все это прочитать. Это ведь очень работно; а написать для критического отдела заметку лучше сумеют те, кто критикует не читая.
Преданный Вам
Н. Лесков.
Уважаемый Сергий Николаевич!
Ничего не могу ответить Вам на Ваше письмо. Разумеется, всякий живет, как ему кажется лучше; но не хочу возводить пустяков и на себя, — я не бываю часто виноват в бесцельной неаккуратности и укоризн в том сподобился от Вас от первых. Впрочем, довольно об этом. Вы изобрели такой шрифт, который оплачивает суточную работу шестью рублями, — так работать невозможно, даже и не болея корыстолюбием. Поэтому рецензий я писать не могу. От Ф. А. Терновского получил одно преинтересное предложение для журнала, но у Вас, кажется, есть предубеждение против этого человека. По-моему, это напрасно: у него все с содержанием, а в прошлой книжке опять какое море брандахлыста!.. По ошибке я Вам сунул что-то другое вместо статьи Аменицкого. Извините, пожалуйста. Теперь прилагаю эту статью, хотя не знаю: для какого она годна употребления.
Кладу сюда же рецензию о новой, замечательной книге по еврейскому вопросу. Книгу я знаю и статью читал и выправил. Писал ее еврей же, потому что я боялся ошибиться в суждении о талмуде. — Фамилия автора Дубнов, — студент Петербургского университета, филолог.
Кажется, все. — Когда, бог даст, встретимся где-нибудь, — поговорим более обстоятельно.
Задержка работ мне тоже невыгодна, и я, слава богу, не вынужден этого сносить. Я Вам опять попался: у меня до 8 листов готовой работы (21/2 в наборе, да 5 в столе), а я должен изворачиваться кое-как… За что это и ради каких благополучии? Ведь я все это мог бы отдать другим и получить гонорар и скорее, и больше, и с благодарностью, а не с замечаниями. Вы едва ли не забываете, как трудно сводить концы человеку, который живет аккуратно. Не сердитесь, — а это так. Я не люблю ни просить, ни должать, и для того работаю усердно и по возможности аккуратно. Слова Вы могли вычеркнуть.
Ваш Н. Л.
Благодетель Вы мой! Что же Вы это со мной делаете и за какие провинности? Как же можно дать казовую книгу с одним титулом, а прислать другое и притом самое непрактическое заглавие, с обозначением связи чего-то в прошедшем и с ожиданием дополнений в будущем?.. Разве это можно? Тузов Вам послал деньги (600 руб. за удержанием уплоченных за пересылку), но он раздражен и тяжко смущен этой обложкой, с которою — говорит — «и половины не дал бы и ни за что бы не стал путаться с такою книгою, продавая которую надо еще объяснять, что это за „второй выпуск и что составляет выпуск 1-й“». И впрямь, что это Вам за охота пришла давать эту неудобную в торговом деле вставку?.. Ужасный Вы не коммерсант! Потом целая пачка книг погибла от неосторожной и вполне неряшливой укладки, а весь нижний и верхний ряды пришли измаранные. С них теперь срывают обертки и будут здесь допечатывать. Ведь это возня и расход, а Тузов очень хороший плательщик, по скареда… Щунять Вас не хочу более, потому что люблю Вас, но желаю, чтобы это «напредки пригодилось». Нельзя, сударь, переменять содержания обложки — купцы к этому «ревнивы». Хвалу и честь Вам за «язык аспида» уже прописал, а реферата ожидаю. Это меня очень интересует. Вместо рассуждений лукавых о том, что почнете писать для Шубинского, Вы бы прислали отчет о «Боярской думе» Ключевского, — и это было бы полезно редакции и приятно автору, а то теперь о ней что-то навараксал Ив<ан> Дм<итриевич> Белов, не имущий никакого дарования. Ужасно Вы долго собираетесь. В редакции «Нов<ого> времени» и «Истор<ического> вестника» о Вас имеют досадительное понятие по книге о «Леванде». По-моему, эта книга относится к тому роду литературы, который позволительно считать «скучным». О других же лучших Ваших произведениях здесь надо делать внушения, а они того живого-то и не читали, да и не разумеют, но отвечают: «Да, он писал что-то про Леванду — то очень скучно». Нельзя уверить, что Вы — человек по преимуществу самый живой и отзывчивый, — и все это через Леванду!.. — И Суворину и Шубинскому очень нравится Ваша мысль дать исторические очерки по движению художественной литературы. Это блистательно исполнил датчанин Брандес (см. «Современные течения в литературе»), но надо опасаться, как бы не повторить Н. И. Петрова, который топит журнал со своею украинскою литературою. Вот уже именно вспомнишь Писемского, — «вода с Аполлоновых <…>)». Полоскано там что-то, да черт знает что. Противный писатель! Да еще сколько там (в редакции) выпускают! Ваш Исмайлов все гостит у Пятковского, которому я напоминаю многократно и многообразно. В «Истор<ическом> вестнике» статья об Исмайлове, или, лучше сказать, о Муравьеве, идет 1 ноября. Она вышла довольно пустомысленная. Просят Вас прислать начало этюдов о литературе, — будут Вам рады и заплатят с удовольствием. Такие же этюды предлагал Кирпичников, но еще не собрался, а в «Вестн<ике> Европы» есть подобный опыт Пыпина, — по-моему, едва ли удачный. Знания много, а талантливости как-то тут-то и не оказалось, — от этого много подробностей и нет общего освещения, которое дает, например, Брандес или Тэн. Все сливается во что-то серое. Кстати о сапогах: Ф. Г. Лебединцев просит меня прислать работку. Я пришлю, но хотел бы знать от Вас: чтó мне заплотят? Я во всяком разе пришлю работу, но если плата сносна, — я дам работу большую, а если она убыточна, — я дам работку поменьше. Н. И. Костомаров в убыток себе не возьмет, а мы с того только и хлеб едим, так дешевить нет и причины. Знаю, что это очень щекотливая материя, но тем не менее прошу Вас мне это сделать. Тогда я буду знать, как поступать, не огорчая ни себя, ни Лебединцева.
Новости наши все заключаются в одном стремлении на «попятный двор». Покушений к этому несть числа, и почти все равномерно пошлы. Проект Тертия о школах читал. Организация такая: в уезде попечительство из трех попов, в губернии — попечительство под председательством архиерея, в П<етер>бурге — главное попечительство под председательством лица, «которое зауряд заседает с правом голоса в Государственном совете». Гадайте, кто сей будет, ему же то требуется?
Ваш Н. Лесков.
Драгоценный Вы мой Филипп Алексеевич! Получил три Ваши писулечки и оттиск реферата. Всё Вы правильно пишете и хорошо отгадываете. Исмайлову придется полежать, как апортовому яблоку. Я получил на него отказ и на днях его возьму к себе, а потом вышлю Вам. Тузов утихомирился и, кажется, застыдился своих претензий. Рецензий о книге Ключевского Вам и не достояло писать. Рецензии пишутся ныне куцые, шарлатанские и необстоятельные. Белов просто дает «вытяжку», и это, по-нынешнему, — наилучшее. Ваш Петров прислал рецензию о Вашей книге — сочувственную, но что Писемский на своем циническом, но метком языке называл «без <….>». Подробной и написать негде, да и читать не станут. Читают одно занимательное. Я оставляю за собой право слепить что-нибудь à propos[24] вроде «Византийского боярина», которому нашпилил уборцев из первой Вашей книги. Это — самое лучшее как для пишущего, так и для редакции и для читателя: он снова читает повесть, сказание, а не критику. Если бы Вы мне не написали последней записочки, то получили бы от меня на сих же днях как раз то же самое предложение. Шубинский не хочет критики на Ключевского, а желает иметь новый живой этюд по поводу Ключевского. Это как раз то, что и Вы мне пишете. Мысль Ваша о параллелях мне вполне сочувственна, и я тем более стоял бы за нее, что Вам это очень удается. Заглавие тоже хорошо, но я бы его несколько изменил, чтобы казалось еще независимее. Почему бы не озаглавить так, например: «Византийский отблеск в русском боярстве — опыт бокового освещения к русским фигурам „Боярской думы“»? Ко мне частенько «братия» толкаются за заглавиями и, смеяся, «просят наречь имя младенцу». Я люблю заглавие, чтобы оно было живо и в самом себе рекомендовало содержание живой повести. Может быть, и Вам мое изобретение пригодится для вывески статьи, о которой я уже переговорил и буду ее ждать. Начать советую с нее, потому что это вопрос теперь циркулирующий, а «литература», как…[25] — всегда уместно, да и Вы не скоро с нею справитесь. Итак, пишите же с богом. — Ф. Г. Лебединцеву статью изготовил. Разумеется, это вовсе не история, а фельетон кое о чем, но читаться, надеюсь, будет и кое-что пошевелит. Размер вышел от 2 1/2 до 3 листов. Половина уже переписана, а вдоль написано все. Понятно, что я не могу этого ни подарить, ни отдать за печеное яблоко. Я заставил Шубинского спросить Н. И. Костомарова, на каких условиях он дает свое «Жидотрепание» (он очень заболел), и сегодня же написал Лебединцеву откровенное письмо, что я могу, по приязни, немного сбавить, но тоже менее 80 руб. за лист взять не могу (Вы, вероятно, знаете, что художественный вздор оплачивается дороже учености). Если же Ф. Г — чу это неудобно, то я ему в году напишу что-нибудь новенькое. Тогда о цене говорить не будем, но, конечно, это уже будет обрывочек или оборвышек. Я ему послал содержание заготовленной статьи и ее эпиграф. Этого довольно, чтобы судить, а написано, разумеется, как могу и как умею. Прошу Вас, достойный благоприятель, побывайте у Лебединцева немедленно, попросите прочесть Вам заголовок содержания и потом переговорите в тоне выяснения дела. Лучше раньше иметь эти вопросы уясненными. Затем прошу Вас мне написать, ибо очерк этот у меня тянут, а я нового ничего к генварю написать уже не в силах. Веселое ведь весело читать, а делается это в работе труднее, чем самое скучное (что, впрочем, принято называть «серьезным»). — Книга Ваша идет. Суворин говорил, что и он бы ее купил. Это всегда так бывает.
Жму Вашу руку.
Н. Лесков.
P. S. Видали ли Вы гравюру, как Протасов едет в телеге на тройке архиереев, а в корню митрополит Рафальский?
Любезный Сергей Николаевич!
Пушкинский кружок, которого Вы и я состоим членами, удостоил меня избрания к некоторым должностям. Я, конечно, ценю такое доверие и всемерно рад бы его оправдать, но известные Вам недосуги мои лишают меня возможности быть точным и исполнительным; а дела этого не терпят. К тому же, я чувствую себя и нездоровым.
А потому усердно прошу Вас оказать мне товарищескую услугу, выразив общему собранию мою глубокую благодарность за честь избрания, и вместе с тем просить от всяких должностей меня освободить.
Искренно Вам преданный
Николай Лесков.