Письма героев

Глава 40 Франция

16 мая 1940. Алексей.

Сознание возвращалось с трудом. Голова гудела, язык прилип к гортани, страшно хотелось пить. Рихард столкнул с себя столешницу, медленно поднялся на ноги, залпом выхлебал воду из фляжки. Перекрытие блиндажа просело, сквозь щели проникал свет, у входа как куклы лежали изломанные тела связистов и посыльного. Рихарда спасла массивная мебель, именно она приняла на себя ударную волну.

Молоточки в висках унялись. Рихард снял с пояса ближайшего солдата фляжку, тряхнул, вроде не пустая. Там за стенами блиндажа еще шел бой. Протискиваясь через узкую щель, в которую превратился проем, капитан замер, рука сама нырнула в кобуру.

— Давай!

— Справа, двести шагов! — отчетливая русская речь, перебиваемая стрекотом пулемета.

Резкий грохот выстрела болезненно резанул по ушам. Прямо над головой взревел двигатель. Лязг гусениц. Еще пушечный выстрел. Похоже, там в окопах совсем не весело. Уже отползая в глубину блиндажа Рихард услышал, как хриплый голос надрывался в рацию:

— Семашко, вызывает коробочки! Семашко вызывает коробочки! Батарея на три часа! Вижу батарею!

Капитан Бользен забился в угол, ожидая артналета по штабу батальона. Тщетно. Лязгали гусеницы, хлопали танковые орудия, строчили пулеметы, изредка в какофонию вмешивался лай автоматов.

Связь на работала. Провода оборваны, либо на тех концах уже некому отвечать. Рихард оттащил к стене тела своих солдат, попутно позаимствовал еще одну фляжку. Увы, бедному связисту она уже не нужна. В углу за аккумуляторами нашлась початая бутылка бренди. Хороший глоток прочистил мозги, жить стало веселей. Бой над головой стихал, шумы удалялись. Выждав еще полчаса, капитан аккуратно выглянул в ход сообщения.

Первым что попалось на глаза, это спины в зеленых с серыми пятнами комбинезонах. Не раздумывая на одних рефлексах выхватить пистолет и нажать на спуск. Оба русских молча рухнули на дно окопа. Медленно поднять голову, оглядеться. Вроде никого больше нет.

У русских оказались не карабины, и не автоматы, как подумал Рихард, а автоматические винтовки. Удобный переводчик на три положения, примыкаемый снизу магазин. Последний сразу понравился, на боковых щечках прорези, видно сколько патронов осталось. Бользен морщась снял с покойников подсумки с запасными магазинами, пока рассматривал автоматическую винтовку, кровищи натекло. Зато теперь полный порядок. Живем!

Русские штурмовики и танки ушли вперед, трофейщиков и тыловиков пока не видно. Очагов сопротивления интербригады не наблюдается. Если кто и сумел отойти, арьергардных боев нет. Удачный момент чтоб навострить лыжи. Все равно, оборону интербригада не удержала, фронт прорван.

Выглянув над бровкой окопа Рихард увидел тело лейтенанта Бийота. Мертвые пальцы француза сжимали связку гранат. Фуражка сбилась с головы. Русые волосы растрепались. Грудь пересекала кровавая строчка. Не надо быть провидцем, чтоб представить себе, как Марсель Бийот поднялся, широко размахнулся рукой с гранатами, в грудь лейтенанта ударил стальной град и швырнул человека на спину.

До перелеска на фланге Рихард Бользен добежал быстро. Напрасно не рисковал, не высовывался, петлял по окопам и ходам сообщения. Глаз механически отмечал следы боя. В окопах и траншеях тела, укрепления разрушены, везде воронки, под ногами стрелянные гильзы. Капитан остановился рядом с подбитым танком, на броне видимых повреждений нет, гусеницы целы, но машина еще дымится. Воняет горелым маслом, краской, нагретым металлом. Радом на земле двое интербригадовцев, к опорному катку прислонился труп танкиста в черном комбинезоне. Молодой белобрысый парень, лицо высокое европейское. Как он погиб? Похоже, один из героев успел забросить в танк гранату. Не выжил, конечно. Вон, в окопе за танком крошево, мешанина из тел.

Рихард не удержался, любопытство пересилило, запрыгнул в боевой отсек русского бронехода. Да, капот одного из двигателей сорван, коптит перегретое масло. Внутри машины на удивление просторно и удобно. Слева водительское место — сиденье, рычаги, триплексы наблюдения. По центру на подвижной опоре достойное уважения орудие. Точно, семь с половиной сантиметров калибр. Не припомнится чтоб французы ставили что-то подобное на средние и легкие машины. Справа от орудия пулемет в шаровой установке.

А ведь, неплохая машина. Экипаж прикрыт броней с фронта и боков, Рихард прекрасно помнил, что даже современнейшая «Шкода» на нормальной дистанции этих гадов не пробивала. Мужчины любят большие пахнущие бензином игрушки, это со времен Адама идет. Бользен и не заметил, как очутился в кресле наводчика. Через прицел все прекрасно видно, оптика просветленная. Маховики приводов под рукой, ладони сами ложатся на рукояти.

Через прицел заметно кое-что интересное. Метрах в четырехстах русский в узнаваемой зеленой форме с большой полевой сумкой, с хорошо видимой белой повязкой с красным крестом помогает идти интернационалисту. Рука коминтерновца на перевязи, форма изодрана, ногу подволакивает. Увы, в жизни все бывает. Не повезло.

Вдруг захотелось загнать в казенник фугасный, боеукладка открыта, наведение орудия простое, один может спокойно справиться. Чтоб разом одним выстрелом и еще одного царского холуя убить, и своего спасти от горечи плена. Рихард до боли стиснул кулаки, закусил щеку. Нет, нельзя.

Еще немного, один шажок, и превратишься в ублюдка хуже тех казаков, что в 18-м году на Кавказе сносили артиллерией и огнеметами горских борцов за независимость вместе с кишлаками. Русские тогда за три месяца подавили восстание, навели такой ужас, что бесстрашные гордые бородачи целыми кишлаками и племенами снимались с мест и откочевывали в Турцию. За два года до того в Туркестане тоже было весело, борцов за свободу давили регулярные части и проклятое ополчение. Вооруженный крестьянин хуже фашиста, страшное дело.

Прикурил Бользен от горящего мотора. Никого рядом нет, безлюдное поле боя. Только русский танкист так и сидит, прислонившись к катку, да погибшие интернационалисты так и лежат с оружием в руках, застывшие в последнем рывке, в попытке дотянуться до горла врага.

Позиция гаубичной батареи встретила тишиной. Рихард и не надеялся найти здесь живых, но все же картина разгрома навевало на мрачные мысли, пейзаж нуарный, так сказать. Разбитые орудия, покореженные машины, изуродованные тела, воронки, пожелтевшая трава, следы жесткого обстрела. Впрочем, артиллеристам досталось еще во время авианалета. Две гаубицы из четырех на счету штурмовиков.

Оставшиеся в живых расчеты сражались до конца. Одно орудие успели развернуть на прямую наводку, но дали ли хоть один выстрел? Хочется надеяться. У орудия груда тел. Наводчик так и застыл в своем сиденье уткнувшись лицом в разбитый прицел. Рядом с орудием открытые снарядные ящики, стрелянные гильзы.

В перелеске за батареей Рихард наткнулся на Миквеляна, бедняга успел заползти в кусты. Четкий кровавый след на траве. Видимо, там под орешником Саркиса и добили. На лице механика застыла гримаса ужаса, глаза выпучены, рот открыт в безмолвном крике.

Больше у батареи делать нечего. Капитан Бользен старался не выходить на открытое пространство, шел по краю посадки. Зато здесь он встретил своих солдат.

— Геноссе капитан! — негромко окрикнули со спины.

Михаэль Шнитке и Удо Венер чудом уцелели в бою и избежали плена. Один спрятался в подбрустверной нише, когда в траншее уже живых не осталось, второго оглушило близким взрывом и привалило телом товарища. Когда Удо пришел в себя, все уже закончилось, русские прошли через позицию.

— Давайте искать машину, — усмехнулся Бользен выслушав рассказ о злоключениях соратников. Два солдата под рукой это уже целый отряд, значит батальон не погиб. Уже хорошо. Главное, оружие ребята не бросили, у Михаэля карабин, а Удо Венер щеголяет трофейной автоматической винтовкой. Подобрал в траншее.

— Прорываемся в Верден?

— Разумеется. Надо предупредить тех, кто там остался.

Хотя до этого момента Рихард сам не знал куда направить стопы. Горизонт планирования ограничивался одной простой идеей: тихо выскочить с вражеской территории, а там решать по ходу дела.

Большей части техники бригады не повезло. Люди капитана Бользена видели разбитые снарядами, изрешеченные пулями, сгоревшие машины, натыкались на раздавленные танками грузовики. Явно кто-то из водителей успел вовремя вскочить за руль, завестись и уехать провожаемый пулями в корму. Пару раз интербригадовцы замечали русские патрули, тогда приходилось прятаться под деревьями и в кустах. Видели и свою медсанчасть. Те же самые палатки с красными крестами, только рядом часовые в уже знакомой зеленой форме с автоматическими винтовками.

Нет худа без добра. Далеко не все бойцы погибли или попали в плен. К полуночи маленький отряд капитана Бользена разросся почти до сорока человек. Целый стрелковый взвод. Все что осталось от целых четырех батальонов. На прорыв они пошли на рассвете. Удачно наткнулись на два русских грузовика. Видимо, те отстали от своих, либо возвращались в тыл. Водителей и сопровождающих сняли первыми выстрелами. Затем все просто: тела выбросить в кювет, завести моторы, и вперед по живописным грунтовкам.

До Вердена добрались без приключений. С русскими разминулись, а единственный встреченный французский патруль полностью устроили заверения, что это не бандиты, а то что осталось от кадровой части. Зато в штабе бригады охрана уже не была такой благодушной. Впрочем, старшим наряда оказался сержант Эйслер. Вот и пригодилась та самая просьба Железного Вилли.

Пока солдаты размещались в помещениях на первом этаже, пока поднятые по тревоге повара разбирались чем кормить взвод неожиданно оживших бродяг, пока кадровики занимались документами, Рихард поднялся к командованию. В кабинете Пика его ждал маленький сюрприз.

— Жив чертяка! — Яков вскочил из-за стола и с распростертыми объятьями бросился к нежданному визитеру.

— И тебе привет.

— Удивил, командир. Я надеялся, но не верил, что ты вырвешься.

— Знаешь, тебя удивительно вовремя выдернули в Верден.

— Есть такое.

Розенберг открыл шкафчик и выложил на стол: сыр, колбасы, подсохший хлеб. Из-под стола были извлечены две бутылки вина.

— Давай, не стесняйся, — разговор шел на русском, — я тебе компанию составлю. Сам еще не обедал и не ужинал.

Упрашивать Рихарда не пришлось. За едой Яков делился последними новостями. О разгроме бригады все знают, о русских на фронте знали, но никто и не ожидал, что они нанесут самостоятельный удар, причем силами не менее чем целой танковой армии. Кроме отряда Бользена вырвалось еще несколько групп, в целом сводная рота получается.

— Кто командует бригадой?

— Не поверишь, я исполняю обязанности.

— Я уже понял, а что Павлюченко?

— Отказался. Дескать, пока не прояснится судьба Вилли, он свой батальон не оставит.

Рихард коротко кивнул. По его мнению, Тихон Павлюченко явно не дурак, у самого батальон, так сказать, в процессе сплачивания, боеготовность паршивая. Так что действительно лучше даже не пытаться запрыгнуть на этаж выше, а спокойно работать и ждать как ситуация прояснится. Впрочем, никто не видел Вильгельма Пика мертвым, равно как и командиров штаба. Шансы конечно мизерные, но возможно все.

— Ты сам как сумел вырваться? Перейра рассказывал, по твоему КП танки прошли как по проспекту.

— Мигель? Жив?

— Он утром пришел с отделением своей роты. Не поверишь, но приехал на твоем же служебном «Пежо». Говорит, нашел машину в низине у родника, помнишь, фланг нашей третьей роты?

— Угу. Поль выжил? Мой водитель.

— Его не нашли.

Еще одна случайная потеря, еще одна жертва этой войны. Мужчины понимающе переглянулись, счет растет с каждым днем.

— Пока я не при делах, возьму машину скататься в Мец. Посодействуешь?

— Твою машину твой ротный пригнал, тебе ей и распоряжаться. Водителя все равно нет. — Яков отвернулся к окну, — а в Мец лучше не надо. Захвачен воздушным десантом. Мы все же вовремя своих эвакуировали.

— Даже так.

В воздухе повисла звенящая тишина. Рука Рихарда замерла с надкушенным бутербродом. С того воскресенья он так и не созвонился с Ольгой. Успела ли? Должна. Женщина она умная, только кажется мягкой и податливой, внутри железный стержень.

— Твои тоже должны были уехать. Сегодня подниму списки.

Только сейчас Рихард понял, что ему показалось странным. Враг наступает, фронт прорван, а в штабе интербригады какая-то расхоложенная атмосфера, не чувствуется биения жизни, злой природной агрессии. Первое впечатление обманчиво. Оказалось, что все выглядит таким спокойным потому что пятый батальон почти в полном составе вместе со сборной солянкой разрозненных частей спешно строит укрепления на окраинах. Все заняты делом. В штабе только тыловики, не все, да комендантская рота.

Увы, Рихард хоть и надеялся на короткий отдых, но у командования свои резоны. Нагрянувший к вечеру товарищ Ульмер нехорошо обрадовался пополнению и махом назначил капитана Бользена командиром бригады. Даже без ВРИО. Рихард и не сопротивлялся, не сразу сообразил, а потом стало поздно. Яков же с трудно скрываемым облегчением принял обязанности бригадного комиссара. В штате восстановили второй батальон под командой Мигеля Перейры. События понеслись вскачь, пришлось засучить рукава.

— Что у нас с противотанковыми средствами? — прозвучал сакраментальный вопрос.

Первое же совещание Бользен собрал чуть ли не через час после своего утверждения в должности. Все приглашенные легко уместились в кабинете комбрига. Мало, очень мало и командиров, и бойцов, и специалистов. А задачи уже навешиваются как на полнокровную бригаду.

Ответ никого не воодушевил. Если кратко, то все очень плохо. Впрочем, пятый батальон по испанскому опыту уже заказал тыловикам бутылки с зажигательной смесью. В ближнем бою работает. Через два дня французы обещали дать еще одну батарею «Пюто». Слабенько, но лучше, чем ничего. С полковой и дивизионной артиллерией тоже очень плохо. Все что было, осталось под Буамоном.

— Хорошо. Собираем все бутылки. Ты и ты дуете по складам и оптовикам, забираете все. А ты, — взгляд Рихарда уперся в бригадного комиссара, — берешь всех нестроевых, всех кого найдешь, готовишь смесь и разливаешь. Бензин, соляр, мыло, все что нужно знаете где найти. Коменданта подключите, если нужно.

Уже поздно вечером, слегка осатаневший Рихард молча курил в кабинете. С ним остался тоже изрядно вспотевший Яков Розенберг. Обсуждение дел дня минувшего и горестей грядущих плавно перетекло на один архи-интереснейший вопрос.

— Слушай, ты же крепко связан с нашей контрразведкой?

— Разумеется. Даже не буду отвечать вопросом на вопрос, как любят в Одессе.

— Я пока пробирался в Верден думал о политике Коминтерна. Яша, мы плотно работаем во Франции, Британии, Италии. У нас база на Кубе. Можешь не спрашивать, просто знаю, — Рихард хитро прищурился. На самом деле латиноамериканские филиалы, это секрет Полишинеля, но не все задумываются, почему вдруг много корреспонденции идет через Гавану, Мехико и Медельин.

— У нас хорошо поставлена работа в США.

— Даже остались ячейки в Германии, — продолжил Розенберг.

— Почему мы еще в 20-е свернули работу в России? Репрессии, аресты, депортации мешали, понимаю, но они даже в Италии не препятствуют подпольной работе.

— Не понимаешь?

— Нет. — Рихард откинулся на спинку стула и уставил пристальный взгляд на собеседника.

Губы комиссара тронула легкая улыбка. Яков выдержал взгляд комбрига, затем потянулся за сигаретой.

— Знаешь, Алексей, ты умный человек и очень опасный. Мало кто вообще задумывается над такими вещами.

— А все же? Руководство полностью сбросило Россию со счетов?

— Можно и так сказать. Знаешь, после войны нам очень тяжело пришлось. Ты должен помнить, нас плотно вела жандармерия, большинство наших акций вдруг оборачивались на благо русских и царя, а не коммунистического движения. После наших забастовок, стачек, диверсий предприятия вдруг очень дешево продавались казне или русскому капиталу, разорялись иностранные владельцы, а вот инженера оставались в стране, принимались новые законы, расширялась пенсионная система, налаживалась работа страховых касс. Рабочие видели в этом заслугу чиновников и черносотенцев.

— Победили черносотенцы, — нахмурился Рихард. Простые в общем-то вещи, давно всем известные, но слова Якова заставили взглянуть на них под другим углом.

Розенберг кивнул и глубоко затянулся. Выпустив струю дыма, он продолжил.

— Сначала нас переиграли. А потом, ты не знаешь, ты уже уехал.

— Скорее меня вежливо выдворили. Пришли жандармы, всучили новые документы и билет до Стокгольма. Выбором была каторга по шитому делу. Они это даже не скрывали.

— Так вот, была договоренность. Ты знаешь, что еще в прошлом году треть пожертвований на Коминтерн приходили через доверенных господ из Третьего отделения царской Канцелярии?

— Мерде!

Новость несколько шокировала, хотя Рихард уже морально был готов к такому дерьму. В голове сразу выстроились цепочки, многие интересные и непонятные факты предстали совсем в другом цвете. Совершенно неожиданно вдруг вспомнилась история пятилетней давности с торжеством прогресса и справедливости в Италии. Многие тогда обрадовались, многие сочли чудом и победой интернационала, когда фашисты вдруг согласились выпустить из тюрьмы Антонио Грамши, причем уехал из страны он со всеми своими драгоценными тюремными тетрадями.

— Для революции нужны деньги. Капиталисты думают, что используют нас, а мы используем капиталистов.

— И царскую Охранку, — о Третьем отделении Рихард имел мнение сугубо непечатное. Одна из самых беспринципных и результативных спецслужб. Один из самых опасных врагов, успевший заработать жутковатую славу. Третье Отделение Николай Второй возродил заново сразу после войны. О статусе правах и возможностях организации говорили разное, но эти волкодавы подчинялись только царю, а серьезных провалов до сих пор не допускали. Корпус жандармов тоже отнюдь не ангелы, но они хоть действуют по закону, Третье отделение больше руководствовалось чувством справедливости.

— Как понимаю, русские нас больше не финансируют.

— Точно. Ручеек иссяк, как только мы начали формировать интербригады.