Письма, рабочие дневники. 1972–1977 гг.

1974

Конец прошлого и начало этого года АН проводит в Душанбе. Он работает над сценарием фильма «Семейные дела Гаюровых». Новые знакомства, новые идеи — это нужно было АНу: немного отвлечься от суетной московской жизни, такой привычной и такой уже надоевшей.

Материалов, посвященных пребыванию АНа в Душанбе, немало. Приведем некоторые из них.

Это интервью я делал для журнала «Памир», где тогда работал — в начале 1974 года. В то время Аркадий Стругацкий заканчивал очередной киносценарий, на сей раз для студии «Таджикфильм» (в соавторстве с таджикским писателем Фатехом Ниязи)[109]. Первые несколько лет после события, — уже уехав из Душанбе, — я интересовался судьбой материала и, неизменно получая соответствующие уверения, честно не делая попыток опубликовать его в ином издании. Однако по причинам, оставшимся мне неизвестным, в «Памире» эта беседа так и не увидела, как говорится, свет. Хорошо хоть, что редакции, воспользовавшейся доступностью (в буквальном смысле слова: в конце 1973 и первой половине 1974 А. Н. Стругацкий подолгу живал в Душанбе и частенько баловал своим вниманием маленький, но дружный коллектив «Памира») любимого писателя, удалось заполучить забавную повесть, имевшую отношение скорее к жанру «фэнтези», нежели к жанру «сайенс фикшн», созданную, видимо, братьями Стругацкими на заре их литературного творчества[110].

<…>

В. ЗУЕВ. Как известно, все Ваши произведения написаны в соавторстве с Борисом Стругацким. Чтобы не задавать ставший банальным вопрос, с которым обращаются ко всем писателям, работающим вдвоем, разрешите сформулировать так: почему Вы пишете вместе, если хорошо получается и по отдельности?

A. СТРУГАЦКИЙ. Наверное, потому, что нам нравится работать вдвоем. По-видимому, мы одинаково понимаем литературу, у нас один литературный вкус. Можно было поставить вопрос иначе: что нам дает совместное творчество? Очень большое различие наших характеров, темпераментов позволяет нам критически относиться к себе, не оставляет возможности для компромиссов, усиливает самоконтроль. Немаловажно и то, что, как люди, не лишенные чувства юмора, мы во время работы посмеиваемся друг над другом. Все это развивает очень важное качество человека, вдвойне важное в творчестве — самокритичность.

B. ЗУЕВ. Однажды Вы, Аркадий Натанович, рассказывали, как была написана повесть «Извне», одна из самих ранних книг: по возвращению из Пенджикента Борис Натанович таинственно сообщил, что есть какая-то идея, а через месяц прислал черновик рукописи. Вы по-прежнему работаете таким же образом?

А. СТРУГАЦКИЙ. Теперь мы не прибегаем к таким стимуляторам, как личные впечатления. Они служат лишь орнаментом, канвой повествования. Свои первые вещи мы не считаем удачными и охотно подписали бы псевдонимом. Настоящая работа началась где-то с 60-го года. Поскольку Борис живет в Ленинграде, а я в Москве, мы съезжаемся вместе, намечаем тему, разрабатываем сюжет, главный мотив произведения. Хотя мы не видим возможности работать без плана, мы никогда не придерживаемся его буквы. План служит упорядочивающим началом, первым приближением. Поведение нашего героя только задано, в лучших вещах герои действуют вообще независимо от главного мотива и, даже если хотите, независимо от нас. Мы отлично осознаем, что начиная с первой трети план рушится, но он служит тем первым камнем, с которого начинают закладку фундамента.

Достаточно сказать, что «Трудно быть богом» и «Попытка к бегству» были задуманы как вещи фабульного, чисто развлекательного характера, и для нас стало почти неожиданностью, что в ходе работы над ними возникли такие трагические фигуры, как Саул или Румата.

Иногда изменение плана вытекает из неудовлетворенности сюжетом. Например, в «Пикнике на обочине» четвертая глава показалась нам пресной, не хватало какого-то завершающего штриха. И тогда мы подбросили Рэдрику Шухарту золотой шар — Машину Желаний.

В. ЗУЕВ. Итак — скелет произведения готов…

A. СТРУГАЦКИЙ. Мы разъезжаемся, и уже в переписке выясняем, так сказать, частности.

B. ЗУЕВ. Что в своей работе ставите Вы во главу угла?

A. СТРУГАЦКИЙ. Мы не представляем себе романа или повести без острого сюжета, но для нас крайне важна мировоззренческая сторона медали — нравственная, философская. «Страну багровых туч» мы писали не как фантастический роман — мы старались поставить человека в такие ситуации, где наиболее ярко выявляется его характер, его душевные качества, хотели показать, как бы конкретный человек повел себя в таких условиях. Но очень скоро мы поняли, что литература не на этом держится. Мы принялись ставить проблему так, чтобы герой с заданным характером, с определенной линией поведения решал ее через сюжет. Мы верим во всемогущий разум человека, поэтому нас интересует не то, что разъединяет людей, а то, что их сближает. Мысль о стирании граней между нациями нам очень подходит. Нас интересуют различия классовые, мировоззренческие, различия судеб. Отсюда — самая современная проблематика наших вещей.

B. ЗУЕВ. Сейчас все чаще раздаются голоса в пользу того, что за коллективным творчеством — будущее. Что скажете по этому поводу Вы, Аркадий Натанович, тем более что два писателя — это уже маленький коллектив?

A. СТРУГАЦКИЙ. Нам кажется, что бригадным методом нельзя создать что-либо приличное в искусстве. Исключение — кино. Ценность творчества в его индивидуальности. О нас же по отдельности говорить нельзя: Аркадий и Борис Стругацкие — это один писатель. То, что происходит в наших головах, происходит, очевидно, в индивидуальном мозгу одного писателя. У нас никогда не возникает расхождений по поводу сюжета, линии поведения героя и проблематики произведения. Бывает, кое-что, — например: расквасили герою нос или нет, — мы решаем жеребьевкой, но это — частности, потому что так или иначе, а героя побили. Как правило, мы совершенно не знаем, хорошо или плохо написали, но, даже если вещь хвалят, особой гордости мы, в общем-то, не испытываем. Это, наверное, естественно — знать, что лучшая книга еще не написана.

B. ЗУЕВ. А все-таки: что из созданного братьями Стругацкими больше всего нравится лично Вам?

A. СТРУГАЦКИЙ. В языковом отношении лучше всего «Второе нашествие марсиан», хорошо сделаны «Гадкие лебеди» и «Улитка на склоне».

B. ЗУЕВ. В нашей стране большинство любителей фантастики отдают предпочтение зарубежным писателям. Вы свободно владеете по меньшей мере двумя иностранными языками и, наверное, составили более полное представление о предмете?

А. СТРУГАЦКИЙ. Я пересчитаю западных фантастов по пальцам одной руки: Брэдбери, Лем, Воннегут вот выскочил сейчас. Азимов слишком суетлив. Саймак пишет одно и то же, скучно и многословно. Шекли просто талантливый шалун, мастер ситуации, парадокса. Мне кажется, он относится к своей работе в литературе не очень-то серьезно. В чем главная беда и советской и западной фантастики? Фантасты никак не могут овладеть языком. Языковая сторона проходит мимо фантастических произведений. Другой существенный недостаток фантастики — недостоверность ситуации, беспочвенная фантастичность. Фантастику часто ругают; однако те, кто огульно оставляет фантастику за бортом большой литературы, не правы, ибо современную проблематику невозможно раскрыть только средствами реалистической художественной литературы в чистом виде: даже обратившийся к глобальной проблематике Толстой вынужден был прибегнуть к публицистике (я имею в виду заключительную часть «Войны и мира»). Всю «Войну и мир» я перечитываю ежегодно, а заключительную часть — дважды в год.

В. ЗУЕВ. Я, наверное, не ошибусь, если сформулирую Ваше отношение к западным фантастам так: их книги, в большинстве своем, страдают излишней развлекательностью и заслуживают отнесения их к легкому жанру.

A. СТРУГАЦКИЙ. Ну, не совсем так, конечно. Есть же Брэдбери, Лем, Кобо Абэ, наконец. Но всех остальных я бы скопом отдал за «Мастера и Маргариту».

B. ЗУЕВ. Но ведь Булгакова никогда не относили к представителям этого жанра…

А. СТРУГАЦКИЙ. Тогда давайте разберемся, что такое фантастика.

Теоретически существует только одна гипотеза о сущности фантастики, которая представляется мне наиболее верной. Она принадлежит Рафаилу Нудельману, кандидату филологических и педагогических наук, как это часто бывает, неспециалисту. Он очень четко показал, что современная фантастика есть литература о столкновении человека вчерашней психологии с миром завтрашним, который он творит сегодня[111]. Можно толковать шире: фантастика есть литература о столкновении могущественного разума с устаревшей психологией. Обе темы в «Мастере и Маргарите» пронизаны этим: столкновение могучей морали Га-Ноцри со вчерашней психологией Пилата; столкновение забитой психологии Маргариты и Мастера со сверхразумом дьявола. То же относится и к «Солярису». Люди, работающие на станции, — тоже люди вчерашние. Что гарантирует человеку сохранность, цельность личности на станции Соляриса? Лем уверяет: только длительная, кропотливая подготовка к жестоким чудесам космоса. Тарковский утверждает обратное: верность принципам старой человеческой морали, душевная чистота. Правы оба, а может быть, не прав ни один. Это проблема сегодняшнего дня. Я просто не вижу путей для отражения ее в литературе средствами реализма. Вернее, есть только один путь — реализм должен открыть ворота и впустить в себя фантастику, должен признать ее своей составной частью. Вообще, как уже не раз говорилось, речь идет только о терминологии. Мы считаем, что, чем скорее приучим к этому читающую публику, тем лучше. Фантастика должна стряхнуть с себя шелуху несерьезности, тем более что вся литература начиналась именно с фантастики: мифы, легенды, сказочные предания.

В. ЗУЕВ. Кроме того, история литературы знает и вполне «нормальных» классиков, работавших в этой области: Мор и Кампанелла, немецкие романтики, Бальзак и Готье, Гоголь и Достоевский у нас, Акутагава в Японии… Впрочем, Вы правы, тут, очевидно, следует вести разговор лишь о степени талантливости автора.

A. СТРУГАЦКИЙ. Степень талантливости определяет время. Только писатели, намного обогнавшие его, имеют право называться великими, такие, как Пушкин, Лермонтов, Гоголь, во Франции — Стендаль и Мериме. Совершенно очевидно, что к великим прозаикам можно отнести и Булгакова — он выдержал испытание временем.

B. ЗУЕВ. Вы предупредили мой вопрос. Но читающая публика (по Вашему выражению) знает Вас и как талантливого переводчика с японского. Пока Вы ни слова не сказали о работе над переводами.

А. СТРУГАЦКИЙ. Говорить об этом коротко не хочется: я считаю переводы не менее важным для меня делом, чем оригинальное творчество, — хотя времени уделяю им меньше. Я не знаю, останутся ли произведения Стругацких в литературе, а Санъютей Энтё, Акутагава Рюноске, Абэ Кобо — это уже история литературы.

Мой переводческий багаж, в общем-то, невелик. Я перевел «В стране водяных» и несколько рассказов Акутагавы, единственного писателя, посвятившего все свое творчество одной проблеме — соотношения искусства с жизнью. Его сломало, может быть, именно это. К сожалению, переводы на русский язык этого классика и по сей день оставляют желать лучшего. Совместно с Рахимом я перевел «Луну в тумане» писателя XVIII века Уэда Акинари, роман «Ваш покорный слуга кот» Нацумэ Сосэки.

В. ЗУЕВ …Японского «Гоголя». Кого из ныне живущих японских прозаиков Вы могли бы назвать великим?

A. СТРУГАЦКИЙ. Я знаю там только одного человека, достойного этого титула, — Абэ Кобо. Я перевел его «Четвертый ледниковый период», «Тоталоскоп» и очень странную вещь под названием «Почти как человек», которую так до конца и не понял. Переводить этого писателя — мучительное удовольствие. Я беседовал с ним дважды, и он страшно отбрыкивался от звания фантаста. Но в «Четвертом ледниковом…» он как будто Нудельмана подслушал.

B. ЗУЕВ. В конце подобных бесед, Аркадий Натанович, положено задавать традиционный вопрос о планах и работе…

A. СТРУГАЦКИЙ. Мы сейчас пишем очень большую вещь, самую большую по объему. Это единственное, что я могу сказать о нашей теперешней работе и планах. Впрочем, еще название — «Град обреченный»[112].

B. ЗУЕВ. Очень велик соблазн под занавес задать вопрос о Вашей личной жизни. Может быть, она похожа на Ваши книги?

А. СТРУГАЦКИЙ. Со мною никогда ничего необычного не происходит: живу обычной обывательской жизнью. Правда, было такое в прошлом, что стреляли в меня иногда, бомбы бросали, а в общем — ничего особенного.

Если хотите знать, как мы отдыхаем, то могу ответить, что делать этого чрезвычайно не любим, и в искусстве развлечений далеко не пошли. Не хочу прослыть ханжой, но самое приятное развлечение — это работа.

Он вошел — высокий, стройный, красивый. Рубашка в мелкую клетку, американские джинсы, стойка ковбоя — не мужчина, мечта. Когда мой зять Лёня, многозначительно улыбаясь, произнес: «Знакомьтесь, Аркадий Стругацкий», от неожиданности остановилось дыхание. Да, я познакомилась с Аркадием в Душанбе, в доме моей сестры Людмилы Басовой и ее мужа Леонида Пащенко.

Что писатель делал в Душанбе? Дело в том, что в середине 70-х Стругацких временно перестали печатать. А жить-то надо было. Если Борис, брат и соавтор Аркадия, ученый-астрофизик, жил и работал в Ленинграде, то Аркадий уже давно зарабатывал писательским трудом.

Но однажды Аркадий, как он потом признался, вытянул счастливый билет. Поработать на киностудии «Таджикфильм» его пригласил кинорежиссер Валерий Ахадов, уже известный широкому зрителю как постановщик фильма «Кто поедет в Трускавец». Конечно, Аркадий согласился. Хотя, наверное, его не очень радовала перспектива работы над неинтересным (а надо сделать интересным) киносценарием.

Но Аркадий работал упорно, каждый день «отстукивал» положенные им самим десять или пятнадцать страниц. И это несмотря на постоянные встречи, посиделки, хождения по гостям. Его буквально рвали на части — очень многие литераторы, ученые, известные в республике люди хотели видеть этого знаменитого человека своим гостем.

<…>

<…>

Ему [АНу. — Сост.] не нравился сюжет, не принял он и саму идею описанного в романе реального факта — насильственного переселения горцев, именуемых ягнобцами, в долину. Естественно, надо было писать о том, как они счастливы в предоставленных им новых домах, квартирах с удобствами, как осваивают новые для них рабочие профессии. В общем, должна получиться кинематографическая сага о преемственности поколений в ратном труде, в то время как бедные ягнобцы бросали комфортные коттеджи и убегали к себе, высоко в горы.

— Господи, — жаловался Аркадий, — теперь понимаю, зачем им понадобился фантаст. Только фантаста надо было приглашать другого, вроде Бабаевского.

Конечно, Аркадию Натановичу нелегко было вникнуть в судьбы неизвестного ему народа, понять их привычки, обычаи, культуру. Каждый из нас помогал ему, чем мог, устраивали консультации специалистов.

Во время работы над сценарием фильма «Семейные дела Гаюровых» Аркадием была написана повесть «Парни из преисподней»[113], которую, на свой страх и риск, под псевдонимом Ярославцев опубликовал журнал «Памир». Когда Главлит (это цензура. — Примечание для молодых) проверял списки опальных авторов, фамилии Ярославцев там, понятно, не было. Вот так была оказана новыми друзьями и конкретно моим зятем Леонидом Пащенко реальная помощь Аркадию — как моральная, так и материальная, что было в то время немаловажно.

После окончания работы над сценарием Аркадий еще несколько раз прилетал в Душанбе. Он полюбил наш город, людей, с которыми общался. И в одном из последних писем он написал: «Всегда вспоминаю Душанбе, Таджикистан. Поверьте, что это был мой самый прекрасный пикник на обочине».

В этой связи хочется вспомнить еще про одну привязанность Аркадия. Как-то нас пригласил в гости художник Павел Гейвандов. Хороший художник, работавший в основном в жанре карикатуры, сатиры, умный, интеллигентный собеседник и человек непростой судьбы — четырнадцатилетним мальчишкой он был репрессирован и более десяти лет провел в лагерях. Повод для приглашения Аркадия в гости у Павла Александровича был такой: показать коллекцию оружия, в основном холодного — всякие сабли, клинки и прочее. И к коллекции, и к творчеству Павла Аркадий отнесся с большим интересом. Вообще он с людьми сходился очень легко, беседы вел непринужденно, без толики снобизма или высокомерия. Подружился и с Павлом, не единожды посещал его мастерскую. Уже после отъезда Аркадия в Москву Паша написал портрет писателя. А еще несколько лет спустя в один из моих дней рождения Гейвандов преподнес мне в подарок замечательный портрет, выполненный пастелью двух цветов — розового и синего.

<…>

БН в это время в Ленинграде занимается «текучкой». Он подробнейшим образом рецензирует рукописи будущего сборника «Незримый мост». Сама рецензия весьма объемна, здесь приведены лишь выдержки из нее.

АЛЕКСАНДР ЖИТИНСКИЙ,

«ЭФФЕКТ БРУММА» 46 стр.

<…>

Повесть Александра Житинского — это повесть о современной науке и современных ученых. Об ученых, так сказать, дипломированных и ученых без диплома. О главном в науке и о том самом главном, без чего не бывает ученого. Герой повести (рассказчик) — рядовой м.н.с., обладатель диплома, специалист, человек с высшим образованием и — ни в какой мере не ученый. Он образован, трудолюбив, старателен, но совершенно равнодушен к науке вообще и к своей конкретней работе в частности. Он, конечно, делает какое-то свое маленькое дело, отрабатывает хлеб, приносит посильную пользу, но он не служит науке, он служит ПРИ науке. И вот ему довелось столкнуться с другим, истинным, героем повествования — человеком БЕЗ диплома, БЕЗ специального высшего образования, и в то же время — истинным ученым, человеком, горящим ярким, неугасающим с годами, чистым и бескорыстным пламенем любопытства. Да, он забавен и трогателен, этот физик-любитель из глубинки. Идеи его смешны, эксперименты далеки от мирового уровня, недостаток образования и конкретных знаний мешает ему сделать что-нибудь хоть мало-мальски новое в науке. Но в то же время горит в нем «искра божия», горит чистое пламя испытателя природы, ЕСТЕСТВОИСПЫТАТЕЛЯ, и пламя это того же сорта, что сжигало Ньютона, Эйнштейна и Вавилова, Ломоносова, Эйлера и Дирака. И недаром от этого пламени загорается и наш, холодный до сих пор к науке, м.н.с., загорается не жаждой славы и степеней — стремлением узнать и понять, загорается и из прислужника науки превращается в ее служителя и творца.

Повесть А. Житинского еще раз напоминает об очень важных и нужных вещах, особенно важных и нужных сейчас, когда наука в силу целого ряда причин активно притягивает к себе, вбирает в себя ежегодно сотни и тысячи молодых людей, из которых многие — ох, многие! — очень плохо представляют себе, что же такое наука и что такое ученый. Об очень важном и непростом автор рассказывает нам без всякой назидательности и дидактизма, просто, ясно, весело, с доброй улыбкой. Ненавязчивый органический юмор пронизывает все повествование — теплый и мягкий, когда речь идет о хороших, честных людях, ядовитый и жесткий — когда появляются на сцене кое-какеры и околонаучная шушера. Язык повести прост и прозрачен, образы выпуклы, детали емки и точны — все это свидетельствует и о незаурядном мастерстве автора, и об отличном знании жизни, о которой он пишет.

Повесть А. Житинского «Эффект Брумма» могла бы, на наш взгляд, украсить любой из известных нам сборников фантастики, вышедших до сих пор. Несомненно, она послужит украшением и данного сборника.

ОЛЬГА ЛАРИОНОВА, «ПОДСАДНАЯ УТКА», 42 стр.

Рассказ О. Ларионовой посвящен контакту и содружеству человечества, с иным разумом Вселенной. Тема, с одной стороны, не новая, но, с другой стороны, и нестареющая. Уровень современных научных знаний оставляет широчайший простор воображению писателя-фантаста, и сколько бы десятков и сотен вариантов контакта ни было рассмотрено раньше, остаются еще десятки и сотни вариантов, не менее интересных, поражающих воображение и поучительных.

О. Ларионова кладет в основу своего рассказа тот гипотетический случай, когда человечество вступает в контакт с цивилизацией гуманоидов, не слишком отличающихся от ХОМО САПИЕНС, но далеко обогнавших Землю на пути исторического прогресса. Альфиане больше знают о Вселенной, они больше могут, они далеко впереди землян во всем, что кажется важным и существенным, им доступно то, о чем земляне еще только мечтают. Естественно в этом случае возникновение некоего психологического шока, если угодно — удара по самолюбию человечества, которое всегда было склонно считать себя средоточием лучшего во Вселенной. Последствия такого гипотетического шока сейчас, разумеется, не поддаются никакому расчету, и потому совершенно правомерна та схема, которую предлагает автор: шок породит взрыв энергичных усилий человечества доказать свое право с честью носить звание Высокоразвитого Разумного Существа. Да, мы гораздо моложе, мы меньше знаем и меньше умеем, но если речь зайдет о том, что составляет суть и основу цивилизации — о гордости, о подвиге, о способности к самопожертвованию, о дружбе и о любви — что ж, тут мы не ударим в грязь лицом и никому не уступим ни в чем.

На таком вот фоне развертываются события рассказа

О. Ларионовой — рассказа о гордости, о подвиге, о жертве во имя дружбы и любви. Рассказ написан ярко, живо, увлекательно. Очень хорошо продуманы и выписаны образы альфиан — представители иного разума получились существами чрезвычайно привлекательными, вызывающими живейшее сочувствие и симпатию, что не так уж часто удается добиться авторам фантастических рассказов. Хороши и люди, хотя на фоне альфиан они и выглядят несколько более схематичными.

Рассказ в целом несомненно удачен, хотя местами и возникает ощущение некоторой затянутости, утери темпа — особенно в диалогах. Может быть, следовало бы вовсе исключить из повествования первый диалог (стр. 25): сам по себе он не очень интересен, а информация, содержащаяся в нем, сообщается читателю ниже. Попадающиеся в рассказе отдельные стилистические огрехи легко устраняются редакторской правкой.

АСКОЛЬД ШЕЙКИН, «ДНИ НАШЕЙ ЖИЗНИ», 39 стр.

Идея рассказа несомненно навеяна последними открытиями и достижениями в области трансплантации человеческих органов. Возникающие в результате этих открытий совершенно уже вненаучные, чисто моральные и социальные проблемы не только чрезвычайно важны и сложны — они требуют скорейшего разрешения по самым очевидным причинам.

Рассказ А. Шейкина поэтому актуален в самом лучшем смысле этого слова, ибо хотя действие там происходит несомненно в будущем (пусть — не очень далеком), события эти касаются — сегодня, сейчас! — каждого честного человека на Земле.

Страницы, посвященные приключениям советского моряка, попавшего случайно на остров, который какие-то богатые мерзавцы превратили в «склад запасных частей человеческих», написаны очень интересно и увлекательно, и можно только пожалеть, что автор уделил этим приключениям лишь часть рассказа, а не рассказ целиком, использовал далеко не все возникающие из заданной ситуации возможности, был излишне, так сказать, лаконичен, описывая остров, его несчастных аборигенов, их странную, исковерканную, недолгую жизнь. Тема «современного Освенцима» настолько важна и интересна, что искусственным и ненужным выглядит обрамление основного сюжета чисто вспомогательным описанием эксперимента по переброске влаги из одного района земного шара в другой. Легко заметить, что рассказ прекрасно читается, если начинать его не с первой, а сразу с 12-й страницы. Мы бы настоятельно рекомендовали автору просто отбросить первые 11 страниц и слегка переделать последние две — рассказ от этого только выиграет в цельности и эффектности.

По нашему мнению, автору надлежит также подумать над следующими вопросами, которые с неизбежностью должны возникнуть почти у всякого читателя:

1. Как попал на остров Абуделькадер? Ведь он, в отличие от прочих аборигенов, явно попал туда уже взрослым человеком — он прекрасно разбирается в обстановке и даже, по-видимому, пытается поднять на острове бунт. Кто же он такой? Жертва? Или, может быть, он проник на остров, уже зная его тайну и намереваясь что-то предпринять против мерзавцев-хозяев?

2. Откуда у Абдулькадера такая изначальная ненависть к Поликарпову? Не может же он не понимать, что советский моряк попал на остров случайно, что к хозяевам он никакого отношения не имеет, что он бежит с этого острова при первой возможности (спасая при этом и самого араба). Недоразумение такого рода не могло бы длиться слишком долго — уж в лодке-то, посреди океана, Абуделькадеру, казалось бы, следовало, наконец, понять, что он имеет дело не с врагом, а с другом.

3. Почему, собственно, рассказ называется «Дни нашей жизни»? На наш взгляд, название это не соответствует ни сюжетному, ни эмоциональному содержанию повести.

Подводя итог, хотелось бы подчеркнуть, что рассказ несомненно интересен и должен быть включен в сборник, но определенные переделки и дополнения (не говоря уже о стилистической правке) представляются нам неизбежными.

<…>

И. СМИРНОВ, «ТАЙНА ТЫСЯЧЕЛЕТИЙ», 36 стр.

Предлагаемый рассказ относится к довольно редкому жанру фантастического детектива. Поскольку речь идет о фантастике, в рассказе все обстоит более или менее благополучно. Можно только посоветовать автору остановиться все-таки на втором варианте концовки: люди НЕ оказываются искусственно созданными саморазвивающимися киберсистемами. Во-первых, такой вариант менее банален, а во-вторых, в этом случае автор смог бы перенести действие на Землю, что, в свою очередь, упростило бы антураж и сделало повествование более естественным.

Гораздо хуже обстоит дело с детективной линией. Невозможно перечислить все натяжки и попросту ляпсусы, которые допускает следователь волею автора. Перечислим только некоторые недоуменные вопросы, возникающие при чтении.

1. Почему большинство допросов следователь проводит по видеофону?

2. Почему при первом допросе д-pa Роса (стр. 12–16) следователь почти не расспрашивает его о таинственной пещере? Что это за пещера? Где она находится? Что в ней? Это же естественнейшие вопросы, возникающие в первую очередь у читателя! Почему следователь не отправляется немедленно, дабы лично обследовать эту пещеру? Ведь ясно же, что именно там — узел всех загадок.

3. Стр. 20–22. Допрос солдат. Откуда солдаты узнали о существовании пещеры? Кто, собственно, мог им сказать, что «взорвана была пещера»? Вообще зачем понадобились автору ТРОЕ солдат, если все время дает показания только один из них, а остальным «нечего добавить к сказанному»?

4. Стр. 23. Появляется некто «дежурный у печи». У какой печи? Кто он вообще такой? О каком снимке «странного металла» идет речь? Почему «дежурный у печи» должен делать какие-то снимки да еще пересылать их следователю? Опять же почему следователь сидит, как прикованный, в своем кабинете и не выезжает на место происшествия — делать снимки и пр.?

5. Стр. 25. Нашлась драгоценная для следствия пропавшая кассета. И вновь следователь просит «прислать ее с надежным человеком». Воистину он, видимо, дал себе слово не двигаться с места, этот странный следователь. Он предпочитает, очевидно, еще разок рискнуть кассетой.

И т. д. И т. п. Странное, совершенно непрофессиональное поведение; странные алогичные вопросы. Следователь и следствие совершенно не удались автору. Нам кажется, что рассказ нельзя будет считать законченным до тех пор, пока автор не приведет в порядок эти 15–20 страниц. Печатать рассказ в его нынешнем виде невозможно: он смешон.

<…>

АЛЕКСАНДР ЩЕРБАКОВ, «РАБОЧИЙ ДЕНЬ», 17 стр.

«ЗМИЙ», 91 стр.

Что было бы, если бы удалось найти способ аккумулировать, материализовать тот клокочущий поток творческой энергии, который невидимо и неслышимо сотрясает Вселенную, бурля в мозгу (в душе? в сердце?) творца, в воображении своем создающего и сокрушающего целые миры? Буйный вихрь той энергии, что творит великие полотна и неумирающие книги? Какое удивительное и чудодейственное вещество оказалось бы тогда возможным собрать в пробирку? Панацею? Философский камень? Сгусток невероятного горючего для вечного двигателя? В своем маленьком, изящном и точном рассказе «Рабочий день» А. Щербаков «реализует» эту фантастическую идею. Рассказ без сомнения является одним из лучших в сборнике. Есть в нем что-то от счастливых и буйных детских грез — не снов, а именно грез наяву, когда мальчишка, отражая злобный натиск озверелых фашистских орд, самозабвенно и яростно рубит деревянной саблей заросли крапивы и лопуха. Рассказ хорош по самому серьезному счету, он безусловно должен быть опубликован. Единственное наше замечание сводится к следующему: автору надо было бы дать более четкое объяснение, что именно происходит в лаборатории (стр. 7). Собственно, автор рассказал о «производственном процессе» не так уж плохо, но, на наш взгляд, от читателя все-таки требуется несколько чрезмерное усилие, чтобы разобраться, понять — читатель либо застревает в этом месте, либо проскакивает его сходу, не разобравшись, а потом ему уже трудновато понять, что такое терфакт и откуда он взялся.

Повесть «Змий» лишний раз доказывает, что главное в произведении не новизна темы, идеи, даже сюжета, а новизна авторского взгляда на мир, новизна манеры, стиля, способа изображения и осмысления действительности. Читатель конечно понимает, что и завязка и развязка этой повести — отнюдь не изобретение автора. Новое открытие; неожиданные и непредвиденные последствия; угроза, опасность, «змея на пороге» — вся эта схема уже многократно и, казалось бы, исчерпывающе проанализирована десятками авторов всех времен и народов. Однако А. Щербаков находит свой, личный подход к банальной, казалось бы, ситуации. В центр повествования он ставит судьбу человека, его размышления, его сомнения, его решение. Не приключениям фантастического открытия, а приключениям человеческого духа посвящена эта повесть — рассказ о сложном, иногда мучительном пути сомнений и внутренней борьбы, по которому ведет судьба пожилого сенатора Тинноузера, прожженного политика и в то же время в чем-то главном — честного, порядочного человека, перед которым, может быть впервые в его жизни, встала моральная проблема, требующая предельного напряжения всего доброго, что еще сохранилось в нем. Это повесть серьезная, умная, настоящая — без умилительного сюсюканья и без дешевых эффектов показывающая, как усложнился наш мир, как все в нем оказалось взаимосвязанным и с какой суровой настойчивостью он способен потребовать от человека честного ответа на вопрос: «С кем ты и зачем ты?». Опубликование такой повести в сборнике можно только приветствовать.

<…>

А еще БН помогает молодым авторам. Примером тому — очередное письмо Штерну от 29 января.

Дорогой Борис!

Спешу Вас порадовать. Ваш рассказ («Фокусник») сделал еще один шаг в нужном направлении. Теперь он довольно прочно вошел в сборник, и понадобится достаточно неблагоприятное сочетание обстоятельств, чтобы он оттуда вылетел. Во всяком случае, редактор уже не возражает. Остается, конечно, еще достаточное количество инстанций, и на каждой рассказу может прийти капут, но, пожалуй, главную инстанцию Вы уже прошли.

Не обошлось, конечно, без потерь. Редактор потребовал, чтобы:

1. Была выброшена линия проводника-милиционера («а то получается непонятно, когда что кто говорит»).

2. Были категорически упразднены спиртные напитки, женихи, свадьбы и пр.

3. Было произведено сокращение вообще.

Поразмыслив, я решил, не затягивая дела, на все это пойти. И пошел. Рассказ сократился страниц на шесть, выпал проводник, выпал старик и зять его, испарились спиртные напитки. Рассказ, на мой взгляд, хуже не стал, хотя кое-что из выброшенного было несомненно хорошо. В Вашей воле, конечно, сейчас возмутиться и потребовать рассказ назад, но я Вам не советую это делать. Берегите силы, главные бои — впереди.

Сейчас я уезжаю в Москву, вернусь в середине февраля. Если у Вас будут какие-то спецсоображения — пишите. Дело протянется еще долго — сборник планируется на 75-й год.

С приветом, Ваш [подпись]

31 января БН приезжает в Москву.

1.02.1974

Вчера Б. приехал писать МиП.

Дом призраков — штаб подготовки кадров для Двойры. Эпизоды:

1. Переписка с неизвестным.

2. Видения: полосатые, десантники, чел<ове>к с оружием.

3. Парень с Двойры, остающийся на Земле. Математик-гений.

4. Реконструкция Гепарда: разговор с Корнеем о герцоге.

В III, IV:

1. Надпись на стене.

2. Звездолеты.

3. Странные следы.

4. Голоса и призраки.

V гл<ава>

Незнакомец с оружием.

Встреча с полосатым и драка.

Надпись на стене.

Обследование дома.

VI гл<ава>

Узнает, что война кончилась.

Сцена прощания Корнея с парнем.

Драка.

Решение изгот<овить> оружие.

VII

Реконструкция Гепарда.

VIII

Прорыв. Встреча с полосатым.

IX

Эпилог.

2.02.1974

Сделали 6 стр. (54) — 2 переделали заново

Вечером сделали 4 стр. (58)

3.02.1974

Сделали 7 стр. (65)

Вечером сделали 3 стр. (68)

Конец главы: Драмба, несколько вопросов.

Влепили по лбу так, что…

4.02.1974

Сделали 6 стр. (74)

Вечером сделали 4 стр. (78)

5.02.1974

Сделали 7 стр. (85)

Вечером сделали 3 стр. (88)

Щенка привязали за веревочку, обвели вокруг пальца, 4 недели. Споткнулся, упал, лежит. И друга нет, никто не откликается.

— Я много наболтал лишнего. Так не пойдет. Я еще не готов.

6.02.1974

Сделали 8 стр.

И ЗАКОНЧИЛИ ЧЕРНОВИК НА 96 СТРАНИЦЕ.

Ходили в Пекинчик.

7.02.1974

Б. уехал.

Дорогой Аркашенька!

1. С Комаровом дело таки дрянь. Виноваты, конечно, как всегда, мы — клиенты. («То вы заказываете за два месяца, а потом отказываетесь, то вы за две недели хотите заказать!..») В общем, номеров у них на конец февраля нет. Предложили один двухкомнатный — я отказался: это ведь будет не жизнь.

Отказ, надо сказать, не окончательный. Они обещали сообщить, если вдруг что-нибудь освободится. Но я полагаю, что рассчитывать нужно на собственные силы. Что до меня, то я полагал бы встретиться снова в Москве. Телефонные звонки и вызовы — чушь, от этого мы отключимся. Вот если это неудобно по домашним обстоятельствам, тогда другое дело. Тогда можно попытаться так: ты поживешь у мамы, а работать будем у меня. Это, конечно, не слишком удобно, но жить можно. Отпиши свое мнение.

2. Беседовал с Дмитревским. Он говорит, что вопрос с ПнО практически улажен, требует два экза. Я сунулся в архивы — ничего. Если у тебя есть хоть один экз (кроме оригинала) — срочно вышли мне, я распечатаю. И не ленись, и не предлагай мне сунуть им «Аврору». Журнальный вариант, во-первых, изуродован, а во-вторых, сокращен на 1,5 листа — зачем нам терять по 400 ряб на рыло? Если у тебя найдется два экза, высылай, разумеется, оба.

3. Звонил Брандису. Он сказал, что идет заключение договоров на детгизовский сборник, для коего мы вымучиваем МиП. Сказал, что на следующей неделе можно было бы заключить договор и с нами. Я, натурально, не возражал, но сам подумал: а стоит ли? Черт их знает, возьмут они МиП или нет. Может быть, стоит подождать марта, а там уж, если повесть им сгодится, заключить договорчик и сразу отхватить 60 %? Как твое мнение?

4. Вспомнил я, что именно я забыл у тебя взять: очередную порцию покетбуков для Кана. Теперь он мне плешь переест.

5. Не забудь позвонить Ревичу!

Вот пока и все,

нажимай, но не заезжай[114],

твой [подпись]

P. S. Ленуське привет. И Машке.

Андрюшка знал «четыре валета»; у них в Киеве это называется «бридж».

11 февраля БН рассказывает Штерну о своем семинаре:

Дорогой Борис!

Я приехал из Москвы раньше срока. Мы там должны были кончить ту самую повестуху (вернее, ее черновик), которую Вы с таким нетерпением ждете в «Авроре». Но повесть эта нам так осточертела, до того нам ее было тошно писать, что вместо запланированных 10–12 дней мы закончили ее по-стахановски за 7. Теперь только отбарабанить чистовик (чем мы и займемся в конце февраля), и можно выбрасывать продукцию на рынок по демпинговым ценам.

<…>

Что же касается попадания [рассказа Штерна. — Сост.] в сборник «по знакомству», то я уже, кажется, писал Вам, что не знаю ни одного писателя моего поколения, вышедшего в люди другим образом. Рассказ обязательно должен понравиться кому-то из имеющихся на данный момент авторитетов, каковой авторитет и обязан похлопотать. Редактора ведь, к счастью, очень редко полагаются на собственное мнение, иначе в литературе нашей вообще царил бы ад кромешный.

Далее. Не помню, писал ли я Вам, что уже второй год веду семинар молодых писателей-фантастов при секции н-ф литературы ЛО ССП. Ходит на этот семинар человек 10–15 молодых авторов в возрасте от 25 до 65 лет. Читаем и разбираем рассказы и повести. Ребята считают, что это полезно. Так вот я хотел бы на этом семинаре почитать что-нибудь Ваше — два-три рассказа из тех, что Вы мне присылали. Выберу сам — с таким расчетом, чтобы было максимально поучительно для прочих (у Вас есть то, чего нет у подавляющего большинства, — свежесть и раскрепощенность стиля). Для Вас пользы от этого много не будет, хотя Вы по идее получите стенограмму и сумеете ознакомиться с мнениями Ваших коллег, — а некоторые из них являются вполне квалифицированными и достаточно тонкими ценителями. Однако, если устремить взор в отдаленные дали, то может проистечь и конкретная польза. Именно: Вас зачислят в иногородние члены семинара, и когда (если) удастся пробить сборник участников нашего семинара (а об этом уже поговаривают), Вы займете в этом сборнике свое законное место. Перспектива, конечно, отдаленная и шаткая, но чем черт не шутит?

<…>

Дорогой Борик.

Пишу коротко.

1. Пошли Комарово в задницу, коли так. Числа двадцатого (самое позднее, я еще не взял билета) приеду к маме, погощу у нее дня два-три, затем мы вместе с тобою едем ко мне в Москву. Здесь все тебе как всегда рады. Отключим телефон, будем игнорировать телеграммы, поработаем до победного.

2. Экз ПнО высылаю немедленно. А как с Дмитревским насчет договорчика?

3. На МиП заключай договор. Ты что, брат, с ума сошел — от живых денег отказываешься?

4. Деньги Ревичу отдал — приходила Татьяна.

Остальное при встрече (если будет что).

Обнимаю, жму. Твой Арк.

Привет Адке и Росшеперу. Маме посылаю письмо.

Подземелье — не здесь. Винт<овая> лестница — нуль-транспортер. Дверь не открывается, когда там кто-то другой нуль-транспортируется. Эпизод в коридоре с тремя десантниками-крысоедами — набрался страху и тогда же обнаружил надпись.

Корней — что-то вроде парии: они все способны на всё, они в крови, во лжи и в подлости. То, что так нравится Гагу — жесткость лица, резкость, — отталкивает землян. Друзей нет — только товарищи по работе. Жена с ним развелась, боится за себя и за сына. Корней тянется к Гагу, как к сыну — Гаг чувствует странное отношение.

Эпизод с женой (Гаг подсматривает, ничего не понимает). Сначала приходит жена, Корнея нет, встречается с Гагом — отвращение.

Как Гэгун-дурак рыбу лечил. Полежи, говорит, на солнышке, погрейся, все пройдет, а я пойду пиво варить. А потом ею же и закусил, — так и помощь Корнея Гагу.

20.02.1974

Арк приехал в Лрд. Думаем над чистовиком МиП.

[на отдельном листке]

23.02.1974

В Москве пишем чистовик МиП

Сделали 14 стр.(12)14

Вечером сделали 4 стр. (16) 18

24.02.1974

На той стороне зала у самой стены стояла женщина. Гаг даже не успел ее толком рассмотреть — через секунду она исчезла. Но она была в красном, у нее были угольно-черные волосы и яркие синие глаза на белом лице. Неподвижный язык красного пламени на фоне стены. И сразу — ничего.

Сделали 11 (28) 29

Вечером сделали 5 (31) 34

25.02.1974

Сделали 14 (41) 48

Вечером сделали 5 (44) 53

26.02.1974

Сделали 13 (61) 66

Вечером сделали 4 (64) 70

Она приходит к Гагу вечером. А утром: «Ничего у тебя не выйдет. У него глаза убийцы».

27.02.1974

…но вот однажды вернулся я под вечер с прудов, усталый, потный, ноги гудят, искупался и завалился в траву под кустами, где меня никто не видит, а я всех вижу. То есть видеть-то особенно было некого — которые оставались, те все сидели в кабинете у Корнея, было у них там очередное совещание, а в саду было пусто. И тут дверь нуль-кабины раскрывается и выходит из нее человек, какого я до сих пор здесь никогда не видел. Во-первых, одежда на нем. Которые наши, они все больше в комбинезонах, либо в пестрых таких рубашках с надписями на спине. А этот — не знаю даже, как определить. Что-то такое строгое на нем, внушительное. Матерьяльчик серый, понял? — стильный, и сразу видно, что не каждому по карману. Аристократ. Во-вторых, лицо. Здесь я объяснить совсем не умею. Ну, волосы черные, глаза синие — не в этом дело. Напомнил он мне чем-то того румяного доктора, который меня выходил, хотя этот был совсем не румяный и уж никак не добряк… Выражение изменчивое, что ли?.. У наших такого выражения я не видел: наши, они либо веселые, либо озабоченные, а этот… нет, не знаю как сказать. В общем, вышел он из кабины, прошагал решительно мимо меня и в дом. Слышу: галдеж в кабинете разом стих. Кто же это к нам пожаловал, думаю. Высшее начальство? В штатском? И стало мне ужасно интересно. Вот, думаю, взять бы такого. Заложником. Большое дело можно было бы провернуть… И стал я себе представлять, как я это дело проворачиваю, фантазия, значит, у меня заработала. Потом спохватился. Слышу — в кабинете уже опять галдят, и тут на крыльцо выходят двое — Корней и этот самый аристократ. Спускаются и медленно идут рядом по дорожке обратно к нуль-кабине. Молчат. У аристократа лицо замкнутое, глаза холодные, рот сжат в линейку, голову несет высоко. Генерал, хоть и молод.

А Корней мой голову повесил, глядит под ноги и губы кусает. Я только успел подумать, что и на Корнея здесь, видно, нашлась управа, как они остановились, и Корней говорит:

— Ну, что ж. Спасибо, что пришел.

Аристократ молчит. Только плечи слегка повел, а сам смотрит в сторону.

— Ты знаешь, я всегда рад видеть тебя, — говорит Корней. — Пусть даже вот так, на скорую руку. Я ведь понимаю, ты очень занят…

— Не надо, — говорит аристократ с досадой. — Не надо. Давай лучше прощаться.

— Давай, — говорит Корней. И с такой покорностью он это сказал, что мне даже страшно стало.

— И вот что, — говорит аристократ. Жестко так говорит. Неприятно. — Меня теперь долго не будет. Мать остается одна. Я требую: перестань ее мучить. Раньше я об этом не говорил, потому что раньше я был рядом и… Одним словом, сделай что хочешь, но перестань ее мучить.

— Я ничего не могу сделать, — говорит Корней тихо.

— Можешь! Можешь уехать, можешь исчезнуть… Все эти… твои занятия… С какой стати они ценнее, чем ее счастье?..

— Это совсем разные вещи, — говорит Корней с каким-то тихим отчаянием. — Ты просто не понимаешь, Андрей.

Я чуть не подскочил в кустах. Ну ясно — никакой это не начальник и не генерал. Это же его сын!

— Я не могу уехать, я не могу исчезнуть, — продолжал Корней. — Это ничего не изменит. Ты воображаешь — с глаз долой из сердца вон. Это не так. Постарайся понять: сделать ничего невозможно. Это судьба. Понимаешь. Судьба!

Этот самый Андрей задрал голову, надменно посмотрел на отца, словно плюнуть в него хотел, но вдруг аристократическое лицо его жалко задрожало — вот-вот заревет, — как-то нелепо махнул рукой и со всех ног пустился к нуль-кабине.

— Береги себя! — крикнул ему вслед Корней, но того уже не было. Тогда Корней повернулся и пошел к дому. На крыльце он постоял некоторое время, словно собирался с силами и с мыслями, потом расправил плечи и только тогда шагнул через порог.

Сделали 9 стр. (71) 79

Вечером сделали 6 стр. (77) 85

28.02.1974

И вот в тот же вечер, я уже спать нацеливался, вдруг открывается дверь и стоит у меня на пороге эта женщина. Слава богу, я еще не разделся — сидел на койке в форме и снимал сапоги. Правый снял, и только это за левый взялся, смотрю — она. Я ничего даже подумать не успел, только взглянул и, как был в одном сапоге, вскочил и вытянулся. Красивая она была, ребята, аж страшно — никогда я у нас таких не видел, да и не увижу, наверное.

— Простите, — говорит она, улыбаясь. — Я не знала, что здесь вы… Я ищу Корнея.

А я молчу как болван деревянный и только глазами ее <ем>, но почти ничего не вижу. Обалдел. Она обвела взглядом комнату, потом снова на меня посмотрела — пристально, внимательно, уже без улыбки — ну, видит, что от меня толку добиться невозможно, кивнула мне и вышла, и дверь за собой тихонько прикрыла. И верите ли, ребята, но мне сразу показалось, что темнее стало.

Долго я стоял вот так — в одном сапоге, все мысли у меня спутались, ничегошеньки я не соображал. Не знаю уж, в чем тут дело: то ли освещение какое-то особенное было у меня в ту минуту, а может быть сама эта минута была для меня особенной, но я потом полночи все крутился и не мог в себя прийти. Вспоминал, как она стояла, как глядела, что говорила. Сообразил, конечно, что она неправду сказала, что вовсе она не Корнея искала (нашла где искать), а зашла ко мне специально, на меня посмотреть. Ну это ладно. Другая мысль меня в тоску смертную вогнала: понял я, что довелось мне увидеть в эту минуту частичку настоящего большого мира этих людей. Корней ведь меня в этот мир не пустил и правильно, наверное, сделал. Я бы в этом мире руки на себя наложил, потому что это невозможно: видеть такое ежеминутно и знать, что никогда ты таким как они не будешь и никогда у тебя такого как у них не будет, а ты среди них, как сказано в Священной книге, есть и до конца дней своих останешься «безобразен, мерзок и затхл»… В общем, плохо я спал в эту ночь, ребята, можно сказать, что и вовсе не спал, а едва рассвело, я выбрался в сад и залег в кустах на обычном своем наблюдательном пункте. Захотелось мне увидеть ее еще раз, разобраться, понять, чем же она меня вчера так ударила. Ведь видел же я ее и раньше, из этих самых кустов и видел…

И вот когда они шли по дорожке к нуль-кабине, рядом, но не касаясь друг друга, я смотрел на нее и чуть не плакал. Ничего опять я в ней не видел. Ну, красивая женщина, ничего не скажешь — и все. Вся она словно погасла. Словно из нее душу живую вынули. В синих глазах у нее была пустота, и около рта появились морщинки.

Они прошли мимо меня молча и только у самой нуль-кабины она остановившись проговорила:

— Ты знаешь, у него глаза убийцы.

— Он и есть убийца, — тихо ответил Корней. — Профессионал.

— Бедный ты мой, — сказала она и погладила его ладонью по щеке. — Если бы я могла с тобой остаться… но я не могу. Мне здесь тошно.

Я не стал дальше слушать. Ведь это они про меня говорили. Прокрался я к себе в комнату, посмотрел в зеркало. Глаза как глаза. Не знаю, чего ей надо. А Корней правильно сказал: профессионал. Тут стесняться нечего. Чему меня научили, то я и умею. И я всю эту историю от себя отмел. У вас свое, у меня свое. Мое дело сейчас ждать и дождаться.

Сделали 12 стр. (87) 97

Вечером сделали 5 стр. (91) 102

1.03.1974

Сделали 5 стр.

И ЗАКОНЧИЛИ НА 107 СТРАНИЦЕ

2.03.1974

Б. уезжает.

По-прежнему читатели присылают любимым авторам письма. Бывали среди них и такие:

Уважаемый Борис Натанович!

Мы с товарищем в порядке дискуссии написали рецензии, в которых по-разному оцениваются два ваших последних произведения — «Малыш» и «Пикник на обочине». Мы послали их в журнал «Вопросы литературы», откуда получили ответ, что рецензии будут включены в подборку материалов, если возникнет специальный разговор о научно-фантастической литературе. Поскольку трудно сказать, когда такой разговор возникнет, да и рассчитывать в таком случае на публикацию рецензий в полном объеме трудно, можно было бы предложить их в другую редакцию. Но мы решили этого не делать, а послать их непосредственно Вам. Возможно, Вы согласитесь нам ответить и, если есть принципиальные ошибки в трактовке ваших книг, указать на них. Для нас главное не в том, чтобы опубликовать эти рецензии, а в том, чтобы выяснить, кто из нас правильнее осмыслил ваши повести. Ни я, ни мой оппонент не будем на Вас в обиде, если даже из Вашего ответа выяснится, что обе рецензии наивны и поверхностны.

С уважением

Ахмедвалеев Борис Михайлович

Придется начать с декларации: я люблю писателей Стругацких. Наверное, для каждого любителя существует свой «фантаст № 1». Для меня это — не Лем, не Шекли, не Брэдбери даже (хотя он, возможно, самый талантливый из современных фантастов), а именно А. и Б. Стругацкие.

В своих лучших работах, начиная от «Попытки к бегству», эти авторы всегда говорили о самых крупных, самых важных проблемах сегодняшнего мира. На мой взгляд, самая сильная сторона таланта братьев Стругацких в том, что они умеют взять сегодня существующую в эмбриональном виде научную проблему или общественную тенденцию и на ее основе построить предельно достоверную, конкретную модель общества. Мир Стругацких всегда живет по существующим, познанным уже законам. Поэтому в возможность его существования веришь. А незаурядная литературная одаренность писателей помогает им создать сюжетные ситуации, типичные именно для этого мира, придумать детали быта в созданном ими мире совершенно неповторимые и в то же время обязательно ему присущие. «Возвращение» — одна из самых убедительных, по-моему, утопий в литературе последних лет, несмотря на большое количество спорных моментов. То же можно сказать и о «Стажерах».

Но вот в последнее время, на мой взгляд, в творчестве интереснейших писателей появились признаки творческого кризиса. Вышла повесть «Малыш». Здесь писатели подчеркнуто отказались от самого сильного своего качества, словно задавшись целью показать, что могут мастерить и традиционную фантастику.

На далекой планете группа исследователей сталкивается с земным ребенком, которого спасла от гибели и воспитала негуманоидная цивилизация. Малыш оказывается в силу случая идеальным посредником для контакта: биологически он землянин, по воспитанию — «чужой». Но цивилизация, выпестовавшая Малыша, «замкнулась», отказалась от всяческих контактов. (Внимание: очень интересная сама по себе мысль! Какие причины могут заставить целую цивилизацию «уйти в себя»? Здесь сама просится «модель общества», какие глубоко и убедительно умеют создавать Стругацкие. Но… эта проблема лишь называется.) Магистральная линия сюжета идет в другом направлении. В расчете на контакт земляне приучают Малыша к человеческому общению, «будят» в нем Человека. Затем выясняется, что при навязывании контакта «чужие» или замкнутся, а это грозит жизни посредника, или же из гуманных соображений вынуждены будут «впустить» нежелательных собеседников. Ясно, что из насильственного контакта, основанного на моральном шантаже, ничего хорошего не получится. И земляне оставляют Малыша в покое.

В этой повести кое-кто увидел глубокую нравственную проблему: интересы общества или человек. Но в конкретных сюжетных обстоятельствах повести эта мысль, если даже Стругацкие и имели ее в виду, без очень значительных потерь не может быть выражена. По сюжету «жертва Малышом» все равно бессмысленна. Афоризм «Никто не глух так, как тот, кто не желает слышать» верен и для «беседы» между цивилизациями. А пойти на бесцельный риск жизнью человека — аморально безусловно, но это уровень мышления, достойный лишь плаката «Дети, шалости и игры на дорогах — опасны!» Такие плакаты, безусловно, делают свое важное и нужное дело, если только их не возводить в ранг последних достижений философской мысли человечества.

Я верю в талант братьев Стругацких, потому обсуждать вопрос о том, что писатели не нашли для своих идей адекватной сюжетной ситуации, считаю излишним.

И вот последняя на сегодняшний день опубликованная повесть А. и Б. Стругацких — «Пикник на обочине». Когда я читал ее, мне казалось, что наконец-то появилось достойное продолжение «Хищных вещей века» и «Трудно быть богом». Опять найдена ситуация, дающая незаурядные возможности для художественного исследования современного земного общества. На Земле в разных местах остаются следы пребывания «чужих». О них никто ничего не знает. Известно лишь, что человека в этих местах подстерегают сотни смертельных опасностей.

Созданы международные комиссии по изучению «Зон», как их называют. Доступ к ним запрещен законом. И всё же появляется новая профессия — «сталкер», то есть человек, который ворует из Зоны разные «штучки» и продает. Дело в том, что кое-что из непонятных предметов «чужаков» может быть утилитаризовано. Например, черные палочки, которые размножаются и являются практически вечными источниками энергии. Правда, чем они могут обернуться для людей в любой момент, какой угрозой — этого никто не знает.

Блестящий поворот «вечной» для фантастики темы встречи с Неведомым. Люди вынуждены идти в «сталкеры» — почти на верную смерть, потому что в противном случае им не прожить. Нет, голодной смертью они не умрут, они не смогут жить, как все. Этому приносится в жертву не только собственная жизнь, но и жизнь и здоровье детей.

Творятся чудеса. Умершие десять лет назад встают из могил и приходят домой. А этого никто не замечает. Люди привыкли ко всему, даже к противоестественному. Да что покойники, живых противоестественные условия жизни увечат, а они по привычке считают, что так и надо!

Герой повести — «сталкер» Рэдрик Шухарт. В самом начале он сталкивается со своим ровесником из Советского Союза, молодым ученым. Ученый погибает в Зоне. Сам Шухарт проходит через целый ряд приключений как в Зоне, так и за ее пределами. Но приключения героя — это внешнее движение сюжета, они очень мало меняют Шухарта, его понимание мира, его личность. Скорее, сюжетная роль острых коллизий повести в том, что они знакомят читателя со всё новыми и новыми дельцами, которые наживаются, по сути, на возможности гибели мира, на предметах, таящих реальную смертельную опасность. Но всё это заложено в исходной ситуации, потому вся повесть воспринимается как затянувшаяся экспозиция, вступление к основному действию, которое так и не начинается. Уже поэтому испытываешь неудовлетворенность обманутых ожиданий. Ее еще усиливает конец повести, весьма нечеткий по мысли: Рэдрик Шухарт отправляется в Зону, чтобы добыть Шар, исполняющий все желания. Шухарт, ценой подлости проложивший себе дорогу к счастью, мечтает, чтобы всем было хорошо, и тут же признаётся, что не знает, что это значит — всем хорошо. Значит, и тем подонкам, которые изувечили его жизнь и жизнь его маленькой дочери (последствие частых визитов отца в Зону).

Что это, попытка проанализировать современный «тяжкий путь познания»? Но пути в повести нет, художественно конец не подготовлен, он не является органичным завершением повести. Шухарт так ничего и не понял, жизнь смяла в нем человеческое, а он так и не сбросил шоры привычки, не прозрел. Потому что отвлеченные разговоры о «всеобщем счастье» еще никого не научили правильно жить, никому не помогли.

Две повести подряд, плоды нескольких лет труда у безусловно талантливых писателей, не удались. Конечно, для других авторов любая из этих повестей была бы крупным творческим достижением. Написаны они прекрасно, они свежи и оригинальны. Неудачей их можно назвать лишь потому, что они ниже уровня одаренности авторов.

Что это? Неужели кризис? И если да, то неужели он окажется затяжным?

Любители фантастики, безусловно, с большим интересом встретили два последних произведения известных писателей-фантастов А. и Б. Стругацких — «Малыш» и «Пикник на обочине».

Для повести «Малыш» характерна та особая полнота авторского мышления, при которой главная мысль как бы выплескивается через край, рождая небрежную россыпь интереснейших попутных мыслей. Одна из таких мыслей-сателлитов связана в «Малыше» с темой «космического Маугли». Применимы ли к Маугли те нравственные критерии, которые определяют отношения между людьми? Вопрос этот гораздо сложнее, чем кажется из-за внешнего налета экзотичности. Известны сенсационные случаи, когда животные усыновляли человеческих детей. Последние неизменно погибали при насильственной попытке «очеловечить» их. Подсознание такого существа человеческое: наследственная память подспудно хранит всё, что перешло в его гены от родительской клетки. Но сознание, то есть продукт сугубо социальный, подменено комплексом животных инстинктов. И незримое противоборство сознания и подсознания, как правило, губит «очеловечиваемого» Маугли, доводя его до психического стресса. Так что же гуманнее: до пагубного конца бороться за человека в нем или не тревожить подсознание, оставить в покое — в животном состоянии?

Перед аналогичной дилеммой оказываются и герои повести «Малыш». Бросить ли маленького Пьера Семёнова, космического Маугли, в чуждом и непонятном мире негуманоидов, более далеком от нас, чем мир животных? Или попытаться ценой смертельного риска вернуть его в лоно человечества? Эта коллизия могла бы, безусловно, украсить любой самостоятельный сюжет. Но у Стругацких это дилемма вторичная, несущая служебную функцию по отношению к другой, более сложной нравственной проблеме. Какова же эта ключевая проблема повести? Чтобы лучше понять ее, сделаем небольшой экскурс в прошлое русской литературы.

В романе Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы» есть классический пример того, насколько порой иррациональны, неподвластны логическому мышлению требования человечности. Иван Карамазов спрашивает у своего брата Алёши, согласился ли бы он спасти человечество от гибели и построить здание всеобщего счастья, если бы «для этого необходимо и неминуемо предстояло бы замучить всего лишь одно только крохотное созданьице, вот того самого ребеночка, бившего себя кулачонком в грудь, и на неотомщенных слезках его основать это здание».

— Нет, не согласился бы, — отвечает на это Алёша.

Если рассуждать логически, то ответ его бесчеловечен: ведь мысленно допускаемая им гибель мира — это и гибель того самого ребеночка, и тысяч других невинных младенцев. Но ответ Алёши — это голос совести самого Достоевского, его нравственная концепция. И наиболее четко она выражается в словах Ивана Карамазова: «Да весь мир не стоит тогда этих слезок ребеночка».

Поразительно созвучна с этой мыслью и главная идея повести Стругацких «Малыш». Сторонник «жертвы Малышом» Геннадий Комов, казалось бы, тоже исходит из гуманных соображений. Но мораль его бесчеловечна по своей сути, потому что подчинена не голосу доброго сердца, а холодному рациональному мышлению. Конструкция его логических построений должна быть примерно такова. Малыш — это единственная, практически неповторимая возможность познать, какая же сила заставляет «замыкаться» целые цивилизации, обрекая их на деградацию и неминуемую гибель. Может, это какая-то космическая закономерность, охватывающая на определенной стадии все древние цивилизации? Тем более что «свернувшиеся» цивилизации встречались и в других галактиках. А может, эта недобрая космическая сила последовательно губит всю разумную жизнь во Вселенной? Ведь так может дойти очередь и до земной цивилизации. Познать эту силу и найти против нее средство — это значит спасти не только человечество, но и цивилизации других планет. И что по сравнению с вселенскими масштабами этой задачи какой-то Малыш — крохотная песчинка в океане мироздания!

Главная «оппонентка» Комова Майя Глумова не полемизирует с ним, не выдвигает каких-то логических контрдоводов. Она лишь подчиняется безотчетному импульсу доброты и саботирует попытки Комова приблизить к себе Малыша. Ее нравственная позиция совпадает с общечеловеческой, что видно из финала повести. Ее герои получают с Земли приказ покинуть планету негуманоидов, оставив там Малыша.

Утверждать, что по сюжету «жертва Малышом» бессмысленна — значит недобросовестно трактовать содержание книги. Она бесчеловечна, но не бесцельна. Ведь речь идет не с насильственном контакте, а о попытке познания. И если при встрече с непонятным руководствоваться принципом «Не хочешь — не надо», то в области человеческого познания будут узаконенные тупики. А это противоречит той простой истине, что человеческое познание безгранично.

В повести «Пикник на обочине», как и в «Малыше», также есть дочерние проблемы, отпочковавшиеся от стержневой мысли. Взять, к примеру, убийство Красавчика Арчи. Рэдрик Шухарт с жестокой расчетливостью бросает его в жерло загадочной «мясорубки», прокладывая себе дорогу к Золотому шару. Но дело в том, что Красавчик Арчи — не человек в обычном понимании, он не рожден матерью. Этого узкобедрого красавца выпросил у Зоны бездетный Стервятник Барбридж, это лишь искусственное порождение суперцивилизации «пришельцев». Применимы ли к своеобразному гомункулюсу, человеку из неведомой колбы, наши моральные нормы? Убийца ли Рэдрик Шухарт в прямом смысле слова? Ситуация столь же необычная, как в случае с «космическим Маугли».

Однако по главной проблематике эти повести несопоставимы. Если «Малыш» посвящен философскому осмыслению вечных нравственных категорий доброты и человечности, то в «Пикнике на обочине» доминирует публицистическое начало, страстная сила обличения. Авторы безжалостно препарируют одно из страшнейших зол современного мира. Этим злом является бездуховная жизнь, на которую неизбежно обрекается человек в «обществе потребления».

В повести объектом посещения «пришельцев» стал провинциальный капиталистический город Хармонт. В этом затхлом омуте та же религия, что и в среде крупных акул буржуазного мира. Разница лишь в масштабах: не сатана там правит бал, а нечисть рангом поменьше. На обочине просеки, пролегающей через неоновые джунгли, справляют безобразный шабаш мелкие слуги Желтого дьявола: Боб Горилла, Фараон Банкер, Гереш Гундосый, Фил Костлявый, Хью Хрипатый. Первенствует в этом мерзком сонмище Стервятник Барбридж — затрапезный Вельзевул с гнилыми зубами и нечистой щетиной на лице.

Главный герой повести Рэдрик Шухарт, не лишенный от природы добрых человеческих задатков, интуитивно ненавидит этот смрадный мир. С бессознательной симпатией относится он к тому светлому, что воплощает молодой советский ученый Кирилл Панов. «Из тысячи таких, как ты, одного Кирилла не сделать, — говорит он скупщику „хабара“ Эрнесту. — Паскуда ты. Торгаш вонючий. Смертью ведь торгуешь, морда. Всех нас купил за зелененькие…»

Но одной инстинктивной неприязни мало, чтобы противостоять миру Стервятника Барбриджа. Дабы не завязнуть в этом болоте, нужно умение мыслить, нужны духовные запросы. А вот этого как раз и нет у доброго малого Рэдрика Шухарта. Ибо он воплощение той бездуховности, которую можно устранить лишь с порождающей ее системой.

Рэдрик Шухарт не столько втягивается в трясину, — вне ее он никогда и не был, — сколько адаптируется в ней, становится всё более своим в мире хрипатых и костлявых.

Жанр научно-фантастической повести позволяет авторам довести реальные общественные явления до гиперболических масштабов. В прямом смысле слова фантастична цена, за которою продается дьяволу Рэдрик Шухарт. Это находящийся в Зоне Золотой шар — какая-то всемогущая установка сверхцивилизации, способная исполнять любое человеческое желание. Фантастичны обстоятельства, которые гонят Шухарта к Золотому шару. Он хочет любой ценой вернуть человеческий облик своей маленькой дочери — странной девочке со сплошь темными, без белков, глазами. В силу какой-то жуткой мутации она превращается в бессловесную обезьяну, заросшую грубой бурой шерстью. Ни с чем земным не сравнимы подстерегающие человека в Зоне опасности: «ведьмин студень», «смерть-лампа», «мясорубка», «сучья погремушка»… И идет Шухарт к своей цели по костям других не в фигуральном, а в буквальном смысле слова. «Спасибо тебе, Слизняк, — обращается он к останкам менее удачливого „сталкера“. — Дурак ты был, даже имени твоего настоящего никто не помнит, а умным людям показал, куда ступать нельзя».

В финале книги действительно звучат безликие слова о «всеобщем счастье». Но звучат они в определенном контексте, чтобы показать, насколько бессильна абстрактная, бесклассовая проповедь всеобщего благоденствия, насколько беспомощна елейная добродетель со слабыми мускулами. Чтобы понять это, достаточно вдуматься в сцену гибели Красавчика Арчи: «Рэдрик подумал, что впервые за все время существования карьера по этой дороге спускались так — словно на праздник. И сначала он не слушал, что там выкрикивает эта говорящая отмычка, а потом как будто что-то включилось в нем, и он услышал:

— Счастье для всех!.. Даром!.. Сколько угодно счастья!.. Все собирайтесь сюда!.. Хватит всем!.. Никто не уйдет обиженным! Даром!.. Счастье! Даром!..

А потом он вдруг замолчал, словно огромная рука с размаху загнала ему кляп в рот. И Рэдрик увидел, как прозрачная пустота, притаившаяся в тени ковша экскаватора, схватила его, вздернула в воздух и медленно, с натугой скрутила, как хозяйки сворачивают белье, выжимая воду».

Квинтэссенцию авторской мысли следует искать не в выкриках Арчи и в неосмысленном повторении их Рэдриком Шухартом, а в словах Р. П. Уорена, взятых в качестве эпиграфа: «Ты должен сделать добро из зла, потому что его больше не из чего сделать». Да, подлинное счастье не дается даром. Его нельзя экспортировать из космоса. Прогнивший мир капитализма нужно заменять новым, здоровым обществом, создавая его не из абстрактных людей, а из реального человеческого материала. Из таких, как Рэдрик Шухарт, очищая их души от скверны. Ибо за Шухартом — то пресловутое «молчаливое большинство», которое в американской действительности уже стало массовым, безликим воплощением социальной инертности. Нужно пробуждать в Рэдрике Шухарте главное предназначение человека. «Человек рожден, чтобы мыслить!» Эти слова вкладываются писателями в уста Кирилла Панова — самого светлого образа в повести, их авторского рупора.

В заключение следует сказать, что мысли эти излагаются братьями Стругацкими не в форме прямолинейной декларации, а полностью растворяются в интересном, захватывающем сюжете. Их книги написаны в расчете на активного, мыслящего читателя. Истина в них таится на дне колодца, а не лежит на поверхности. И чтобы понять ее, нужно уметь заглянуть в колодец.

На письме БН отметил, как обычно: «Ответ 13.03.1974». Интересно, что ответил Автор читателям, как оценил он их попытки разобраться в текстах. К сожалению, «людены» пока не нашли авторов этих рецензий.

Вообще же, если посмотреть на понимание читателями произведений АБС, то получается такая закономерность. Во-первых, читатели все-таки чаще точнее оценивали замысел, чем литературоведы-критики. Во-вторых, зачастую читатели, не понимающие очередного произведения любимых Авторов, ополчались на них, упрекали за «вот раньше вы писали — о! А ныне…». Об одном из таких читателей (А. Бушков, статья «Свет угасшей звезды») пойдет речь гораздо позже, в последнем томе повествования. Однако многие читатели, не разобравшись в произведении сразу, вчитывались и вдумывались, интересовались мнением других любителей творчества братьев Стругацких и… росли… Учились думать. В этом еще одно немаловажное значение произведений, написанных АБС, — они не только поддерживали знающих, но и подтягивали до них «желающих странного». Учили и воспитывали. Пожалуй, АБС — самые ненавязчивые Учителя нескольких поколений советской (да и уже постсоветской) молодежи.

Но вернемся к жизнеописанию. АН в это время занимается сценарием МИП.

Трудно переоценить популярность замечательных писателей фантастов Аркадия и Бориса Стругацких. Их книги не залеживаются на прилавках магазинов, становясь библиографической редкостью.

Подлинная гражданственность в сочетании с крепкой «закрученностью» сюжета, с яркими полнокровными образами, живым, «разговорным» диалогом делают их произведения подлинно кинематографическими. Они просто просятся на экран.

Меня с братьями Стругацкими связывает многолетняя творческая и личная дружба. Нами делались неоднократные попытки экранизации отдельных произведений, однако по целому ряду обстоятельств ни одна из этих попыток успеха не имела.

Ставя другие фильмы по другим сценариям, я всегда был твердо уверен, что главное дело моей жизни — это все-таки кинофантастика. Какова же была моя радость, когда я узнал, что первый вариант оригинального сценария «Мальчик из преисподней» принят Центральной сценарной студией. В то время я заканчивал в Киргизии свой фильм «Водопад» и не мог ознакомиться с этим вариантом сценария. Прочесть его я смог лишь вернувшись в Москву. Ознакомился я также с заключением сценарно-редакционной коллегии по первому варианту сценария.

Мы с Аркадием Стругацким тщательно проанализировали сценарий, замечания участников обсуждения: Е. Григорьева, Б. Метальникова, А. Кончаловского и др. Аркадий Стругацкий вместе со мной наметил план переделки сценария. Сценарий, что называется, будет «прописан» заново от начала до конца. Вот как это будет выглядеть.

После пролога, непосредственное действие фильма начнется с суда над Корнеем. Его судит трибунал прогрессоров. Корней обвиняется в тягчайшем преступлении, он вмешался в жизнь иной цивилизации, похитив оттуда Гая, он, тем самым, нарушил естественный ход развития этой цивилизации.

Тут я должен сделать некоторое отступление. Мы с автором пришли к выводу, что всевозможные «утопические» интерьеры, аксессуары и пр. должны быть категорически исключены из нашего фильма. Уровень цивилизации Земли таков, что людям, например, не нужны уже какие-либо летательные аппараты, они сами научились летать. Кстати, это тоже одно из немаловажных изменений, которое будет внесено в сценарий.

Итак, суд над Корнеем — острая, драматическая сцена. Корней яростно отстаивает свою правоту: «Не может человек равнодушно смотреть на страдания другого, пусть даже инопланетчика — иначе он перестает быть человеком». Однако факт преступления налицо, и трибунал выносит суровое решение: «Приговорить к высшей мере наказания — к одиночеству».

В отношении Гая трибунал принимает несколько неожиданное решение — раз уж мальчик из преисподней оказался на Земле, то его следует послать к сверстникам, будущим прогрессорам. Пусть не только он поучится у ребят Земли, но и они у него поучатся. «Слишком они стерильные растут у нас. Мы оградили их от всех бед и несчастий, от горя и страданий, от ненависти и отчаяния. А ведь там, где им предстоит работать, они столкнутся со всем этим…»

И Гая направляют в лагерь прогрессоров… координатором, командиром.

Такой поворот дает возможность для ряда порой забавных, а порой и остродраматических ситуаций.

Так Гай с помощью ребят и, естественно, чудодейственной техники будущего (кстати, вся тема робота будет исключена из фильма) возвращает к жизни древний танк, вросший в землю после боев, которые гремели здесь когда-то, триста лет назад. Разъезжая на танке, он проводит с ребятами «учения».

Ребят посещает Корней. Это последний его день на Земле, с людьми. Корней ведет Гая к братской могиле среди древних, покрытых шрамами деревьев.

Эта земля, эта могила, эти деревья помнят, что происходило здесь триста лет тому назад. Не надо никаких теле-и киноэкранов, по приказу Корнея память земли и деревьев материализуется в зримые образы, и перед потрясенным Гаем предстает яростная картина давнего боя. Гай поражен мужеством и отвагой людей. Он не может сдержать слез, видя как на его глазах гибнут советские воины. Он пытается броситься к ним на помощь, но Корней удерживает его, изображение боя исчезает.

За всем происходящим наблюдает пожилая женщина, председатель трибунала. Отослав Гая, она остается наедине с Корнеем. Далее следует ключевая остропсихологическая сцена, в результате которой женщина признается Корнею, что ее, маленькую девчонку, спас из-под огня триста лет назад пришелец из будущего. Тогда был бой и это спасение стоило жизни многим нашим бойцам. Погиб здесь и дальний предок Корнея. Еще и еще раз она доказывает Корнею преступность его поступка. Однако мы понимаем, что по-своему прав и Корней.

Этот разговор слышит Гай. Теперь он понимает, что именно он, его спасение из преисподней причина беды Корнея. Гай принимает решение.

Именно отсюда начинается история с изготовлением автомата. Только Гаю помогает не робот, а сами ребята, словно не подозревающие о конечной цели своей работы.

Автомат готов. Гай приходит проститься с Оборотнем (этот образ кажется мне чрезвычайно интересным, его следует разработать более широко и подробно).

Далее следует эпизод «Бой Гая». Там подводит свой танк к братской могиле, вызывает картину боя и бросается на своем танке в самую гущу схватки. Мотор глохнет. Гай вылезает из люка и начинает яростно строчить из автомата по бесплотным теням фашистов.

Встревоженные выстрелами бегут ребята. Изображение боя исчезает, перед Гаем растерянные ребята. Именно здесь происходит разговор, в котором Гай требует, чтобы его отправили обратно. Он должен быть снова там, в преисподней, чтобы быть вместе со своим народом, чтобы спасти Корнея.

Гай угрожает ребятам, наставив на них автомат.

Далее новый вариант сценария не будет иметь существенных расхождений с первым.

Окончательный вариант сценария будет представлен в Сценарную студию не позднее 5-го апреля.

Сценарий Стругацкого, я в этом убежден, будет настолько ярок и своеобразен, что поставленный по нему фильм послужит началом нового этапа развития советской кинофантастики.

С искренним уважением

Ю. Борецкий

15 марта АБС пишут друг другу встречные письма.

Дорогой Борик.

Письма от тебя не дождался, пишу сам, тем более что накопились кое-какие новости.

1. Получилось письмо от шведского издателя Лундвала. Писано на аглицком. Хочет он издавать УнС и СоТ, имеет он германское издание на русском, отличного переводчика, сам намерен писать предисловие, одного только у него нет: не знает, куда обратиться на предмет контракта, наше представительство в Швеции тоже не знает, и никто нигде ничего не знает. Ну, получил я письмо, стал разузнавать. Все, конечно, уперлось в ВААП, тебе известный. Позвонил туда, там попросили предложить ему написать им, а копию его письма и копию моего ответа на оное прислать. Что я и сделал.

2. Сказочка в «Мире приключений» идет, скоро будет верстка.

3. В МолГв был, там мне Сергей сказал, что план 75-го находится на утверждении в Цекамоле (!!!), мы там остались, и как только будет утверждение, сразу заключат договор. Помнится, на протяжении последних нескольких лет я тебе эту фразу писал неоднократно.

4. Звонил Фирсов, попросил для исправления несправедливости с оплатой занести к нему на несколько дней договор, чтобы ткнуть носом бухгалтерию. Сегодня несу.

5. На следующей неделе начинаем с Борецким делать окончательный вариант МиП(с). Требуется сдать его пятого апреля. Возможно, придется затребовать сюда тебя, но не исключено, что я просто проработаю его с Борецким подробно и приеду в Ленинград дня на три в самом конце срока. Посмотрим, как будет удобнее.

6. Невзирая на опасения и угрозы моего душанбинского редактора, сценарий был принят на низших инстанциях Гостелевидения весьма благосклонно. Познакомился я с тамошним куратором, хороший парень, наш поклонник. Объявил, что будет склонять нас принять активное участие в фантастико-приключенческой тенденции на телевидении. Я не сопротивлялся. Эх, приняли был они этот сценарий — это сразу же запуск в производство и, соответственно, куш. Ладно.

7. Отбоя нет от режиссеров. Звонят, требуют свидания и единовременного пособия. По словам Борецкого, все они — трэш, но это он, возможно, ревнует. Я их вежливо выдерживаю по неделе, по десять дней. Те, кто и после этого срока звонят, удостаиваются аудиенции.

8. Объявился Манин. Оказывается, он вернулся в Москву почти одновременно с нами — 25-го и думал, что мы в Ленинграде. Завтра или послезавтра кормлю его телятиной.

9. Давеча были в Писдоме посиделки — обсуждался план бредового издания, выдвигаемого МолГв: 25 томов «40 веков фантастики». Начиная с Гильгамеша и Библии. Докладывал Брандис. Я сдуру не только присутствовал, но и выступил с предложениями. Нет, больше не буду. Без меня.

Такие дела. Пиши.

Обнимаю, жму. Твой Арк. Привет Адке и Росшеперу.

Дорогой Аркашенька!

Представь себе, только сегодня я сдал ПиП в «Аврору». <…> машинистка устроила мне бенефис, заср…ка. Клянется, что сломалась-де у нее машинка, а на самом деле, я стороной узнал, вместо того, чтобы успевать в договорные сроки, вышла замуж со всеми вытекающими последствиями. В общем, вместо 8-го получил я рукопись вчера, кое-как ее выправил и сегодня отнес. В Детгиз понесу ужо на той неделе, там не так срочно.

Новостей никаких нет. Во всяком случае, приятных. ПнО в Лениздате НЕ пойдет. Дмитревский сказал, что повесть не понравилась Нине Чечулиной. Сомнительно это. Но во всяком случае здесь нам не отломится. Не оправдались наши опасения, что «раздергают сборник по частям».

Получил письмо от Миши Ковальчука. Это бывший президент студенческого (МГУ) клуба любителей ф-ки. Сейчас он подвизается у Белы, составляет ей сборники н-ф. Просит разрешения включить в очередной сборник 3-ю часть СБТ. У них, понимаешь, сборники тематические: «Луна», «Венера», «Марс» и т. д. по всей Солнечной системе. И еще умоляет нас перенести действие какой-нибудь нашей повести на Нептун — для сборника 77-го года. СБТ я ему, натурально, разрешил, а насчет Нептуна ответил положительно, но туманно.

Почитатель из Ставрополя прислал рецензию на М и ПнО, которые посылал в ВопЛи, но был отклонен. Бредятина пополам с юношеским восторгом. Надо бы к Брандису заехать — у него лежит статья о нас, написанная Чернышевой из Новосибирска, кажется. Это — баба серьезная, я читал ее статьи и раньше. Ужо отпишу тебе, что и как. Брандис еще сказал, что во Франции, кажется, живет какой-то литкритик с югославской фамилией, который давно и основательно занимается нами. Недавно Брандис в каком-то зарубежном сборнике (литературоведческом) читал его очередную о нас статью, очень положительную и объективную.

Адка прочла ПиП и выразилась с предельной точностью: «Хорошо написано, но для Стругацких — мелко». Тут не убавишь, не прибавишь… Знаешь что: хватит нам бодягой заниматься. Давай за этот год напишем ЗМЛдКС, а? Ведь ей-богу может получиться ВЕШЩЬ! С ГО можно и подождать, он ведь фактически уже написан. ВЕТТТЩЬ надо нам выдать сейчас. Для поддержания духа. А там, вдруг, и опубликуют. Давай, а? Уж больно ситуация сочная у нас придумана. Таких людей можно вывести, такого бреда страшненького подпустить. И состояние эмоциональное у нас соответствующее. Давай, а? Распутаемся вот со сценариями и займемся. Не спеша. Понемногу. С аппетитом. Без нервов. По три-четыре неторопливые сочные странички в день. А? Вдохновись! Вспомним былое! Ведь есть же еще порох в пороховницах[115]. Чувствую, что есть. Ведь обрыдли же все эти малыши, парни, преисподни, сценарии. Если тебя деньги беспокоят — плюнем и загоним марки. На кой они мне хрен, если работа стоит. Я тебе точно скажу, чего мне не хватает: энтузиазма твоего былого, вот чего. Вдохновись. Начни придумывать, представлять, фантазировать. Хотя бы в автобусах или перед сном. И не заметишь, как увлечешься. Накопилось же в душе всякого, пора выплескивать. Сыграешь Глухова — разочарованного, апатичного, пьющего италиста, всего понюхавшего, на все наср…го, а? А я сыграю за Диму Малянова. Берусь. А?

Вот пока и все.

Твой [подпись]

Р. Т.[116] Да! Жена Канчика обратилась со слезной просьбой. У них тут скоро серебряная свадьба. Она ищет дорогому Канчику своему подарок — парочку иностранных покетбуков про ф-ку. Может, пришлешь мне? Она любые деньги заплатит. Пришли что-нибудь срочно. Не поленись. Кан хороший человечек, редкий. И кстати, он согласен покупать и по 5 р. Я ему сказал, что тебе Евдокимов предлагает 5, он страшно заволновался и сказал, чтобы ты не торопился, что он даст столько же, сколько дают другие-прочие. Но это потом, а сейчас, может, вышлешь парочку п-буков? Того же Азимова.

P. P. S. Леночке и Машке привет!

27 марта братья снова пишут друг другу письма в один и тот же день.

Дорогой Борик.

Задержал ответ, потому что ждал событий. И дождался.

1. Вчера подписал в МолГв договор на «Неназначенные встречи». План утвержден, и мы там остались. На 75-й год. Процедура подписания стала в МолГв очень сложной: перед тем, как дать автору, подписывает курирующий зам. главного, нач. планового отдела, зав. бухгалтерией и еще две подписи, затем автор, а только затем все идет на окончательную подпись Ганичеву. Так что дело теперь за Ганичевым. Сергей уверен, что проскочит хорошо, хотя из предшествующих пяти подписантов двое выразили недовольство: договора на 75-й год начнут подписывать только с мая. Но у нас положение особенное. И еще: мы теперь подписываем бумажку о том, что доверяем ВААПу все права на переводы за рубежом. Так или иначе, лед тронулся[117].

2. Звонили из ВААПа. В Болгарии издано ДоУ. Нам прислали 1070 ряб. На руки получим что-то около 560 ряб. Ничего себе налоги, а? Не разбогатеешь. Но и по 280 на земле не валяются.

3. Получилось письмо от Фуками из Японии (мы ему писали, это наш переводчик «Малыша»). Изд-во Хаякава издает 20-томник современной фантастики, из русских выбрали «Час быка» Ефремова и наш «Обитаемый остров». Ефремова будет переводить Иида, нас — Фуками. Кроме того, Фуками хочет переводить УнС и СоТ, но жалуется, что нет оригиналов, должно быть, у него немецкие издания (кстати, он работает в импортном отделе японской международной книги). Я вот что хочу ему написать: пусть обращается с заявкой в ВААП и заключает договор, это первое. А второе — пусть попробует ПнО. Это мы ему смогли бы выслать. Или? Отпиши.

4. Азимова для Кана ты, должно быть, получил. Отдай ему в подарок даром, ну их — эти 15 ряб, что с ними пачкаться. А куплю-продажу проведем на остальные книги.

5. Насчет ЗМЛдКС — согласен. Будем писать. Только вот насчет энтузиазма… Ладно. Будет и энтузиазм. Сделаем.

6. С Ковальчуком виделся. Сказал ему, что как только получу указание от Жемайтиса, отдам третью часть СБТ в перепечатку и начну вносить разнообразные исправления и дополнения. Но не раньше.

Пока все. Жму и целую, твой Арк.

Привет Адке и Росшеперу. Поцелуй маму.

Дорогой Аркашенька!

Хотя полной определенности в делах еще нет, я все-таки решил сообщить тебе имеющиеся новости.

1. ПиП в «Авроре». Говорил с Дмитревским. По его словам, все ОК. Островский прочитал, остался доволен, дал Дмитревскому на формальную рецензию и намерен печатать повесть в 8–9 нумерах. Я только что позвонил Островскому. Он был менее определенен, хотя и вполне благожелателен. По-видимому, у завпрозой есть замечания — во всяком случае Андрей попросил меня с ним связаться. Что я и сделаю, вероятно, завтра.

2. ПиП в Детгизе. Говорил с Анной Ивановной[118]. Она, противу ожиданий, вполне удовлетворена. Говорит, что начальство, правда, еще не читало, но думает, что все будет хорошо. Предложила зайти завтра, дабы «все обсудить и подписать соглашение».

3. Прочитал большую статью Чернышевой из Иркутска «Творчество А. и Б…» Хорошая статья. Замечательна тем, что не только разбираются наши идеи, но много внимания уделяется чисто художественным вопросам, проникновению в творческую лабораторию, как говорится. Послал ей благодарственное письмо. Только кто ее напечатает?

4. Наталья Потехина из Томска прислала свои иллюстрации к ОО. Есть очень неплохие. Особенно портреты Максима, Гая, Умника. Собственно иллюстрации — неважные.

5. Ирена прислала газеты (образцы): «Глос Працы», где печатается ПнО, и «Тыгодник Демократычны», где в каждом номере дают по страничке из М. Весьма остроумно придумано: за год сможешь собрать всю повесть, вырезав пронумерованные, аккуратные, в рамочке, страницы и получишь книжку. Останется только переплести.

6. Ахмедвалеев из Ставрополя прислал вырезку из газеты «Молодой ленинец», где у них там дискуссия о человеке будущего. Имеется хвалебная ссылка на ОО. И на ТББ.

7. Напоминаю тебе снова о Кане и о парочке книжек ему для серебряной свадьбы. Не поленись, пошли побыстрее. Не ценим мы старых друзей, а они ведь помирают. Вот Илья Иосифович[119] сейчас умирает от рака. А я так у него и не побывал, все откладывал на потом.

8. Что касается сценария ПиП, то я готов на любой вариант. Как напишешь, так и сделаем. Меня не это волнует. Меня волнует, что дальше делать будем. Как, все-таки, насчет зМЛдКС? У меня лично такой план на ближайшее время: а) Халтура — сценарий про пришельцев для Душанбе; б) Работа — зМЛдКС. Можно, конечно, и ГО, но зМЛдКС было бы, по-моему, своевременнее. Душа горит.

Это пока все. Целую [подпись]

P. S. Леночке и Машке привет!

Через два дня БН сообщает новости и Штерну.

Дорогой Боря!

Имею сообщить Вам, что заседание семинара, посвященного Вашему творчеству, состоялось. Все прошло превосходно. Ребята приняли Вас на ура, чего я, честно говоря, даже не ожидал, ибо ребята злые и дотошные. Я прочитал «Дом» и «Чья планета». Сначала обсуждали и даже начали было вести протокол, но потом было решено, что кто захочет, напишет Вам сам. Я роздал Ваши рассказы по рукам, так что теперь ждите писем.

Вчера я был в Детгизе. Редактор Анна Ивановна Плюснина, сияя, сообщила мне, что Вы прислали ей исправленного «Фокусника» и что «получился очень милый рассказ». Акции поднимаются, Боря! Дело, по-видимому, на мази. Как Вы правильно пишете, перед Анной Ивановной Вам надлежит стоять «смирно». Перед Сергеем Георгиевичем Жемайтисом, между прочим, тоже. Он — завотделом н-ф в изд-ве «Молодая Гвардия», так что никому больше не говорите о нем в связи с черными дырами. Нажимайте лучше на пылающие бездны таланта и гуманизма в творчестве таких выдающихся литераторов, как. Впрочем, это тоже не поможет. Но зато и не повредит!

Фотографии у меня где-то есть, но неохота искать. Еще раз напомните, тогда поищу, а то летом ремонт был, и все смешалось в доме Стругацких.

Вот пока и все.

Желаю успехов, Ваш [подпись]

Дорогой Аркаша!

Итак, кажется, тронулась! (Тьфу-тьфу!) Появились какие-то проблески шансов (тьфу-тьфу-тьфу!). Можно сказать, что возникли определенные надежды. Ура. (Тьфу-тьфу, тьфу-тьфу.) И это прекрасно. У меня пока тоже все более или менее благополучно.

1. Был в Детгизе. Анна Ивановна сказала, что ПиП прочла еще не до конца, что ей очень нравится, как там показан «коммунизьм и интернационализьм», что, конечно, будут еще читать рецензент и главный, но она думает, что все будет хорошо, и в знак своего благорасположения дала мне подписать абсолютно чистый, ничем не заполненный бланк типового договора. При этом она сказала, что постарается выписать сразу одобрение, каковое одобрение мы и получим в виде наличных 18 апреля — раньше уже не успеть. Попутно выяснилось, что ПXXIIВ+М уже в наборе и как только будут гранки, она попросит меня кое-что там убрать — какие-то «повторения», как она выразилась.

2. Потом пошел в «Аврору». Длинный флегматичный Горышин (наша ленинградская разновидность Жемайтиса) долго жал мне руку, силясь понять, зачем я к нему пришел (он — завпрозой, и меня к нему послал Островский — как я полагал, для обсуждения каких-то исправлений). Выяснилось, что все в порядке, ПиП будет печататься в конце года (когда именно, они, по-видимому, сами толком не знают: Дмитревский со слов Островского назвал номера 8–9, Лена Клепикова, редактор, — 9–11, а Горышин — тут же — 11–12), а что касается одобрения, то оно будет выписано в течение ближайшей недели. Что и тр., потому что помимо одобрения там останутся сущие гроши, пусть хоть и вовсе потом не печатают. Заодно я, вспомнив твою просьбу, зашел в художественный отдел и попросил там, чтобы ПиП дали на иллюстрацию Тюльпанову. Они обещали.

3. Не совсем я усек из твоего письма, могу я уже звонить в ленинградское отделение УОАП насчет денег за болгарский ДоУ или это теперь делается как-то иначе? Ты узнай и мне отпиши.

4. Насчет Фуками ты все правильно решил. Так ему и напиши, как только будет подписан договор с ВААП, мы немедленно вышлем ему машинописные копии УнС и СоТ. Что касается ПнО, то я, натурально, за, но если будешь ему посылать журналы, надо бы все-таки там восстановить по оригиналу хотя бы сцену с отцом Шухарта. Остальное покурочено — ладно, но эту сцену особенно жалко, да и пострадала она больше других. Между прочим, можешь ему еще порекомендовать ВНМ — у меня есть лишние экзы, могу послать.

Покетбуки для Канчика получил — огромное спасибо. А насчет того, что, мол, бесплатно — это мы еще посмотрим. В конце концов, это не ты ему даришь, а родная жена. В общем, там видно будет, но за твои интересы я уж постою.

6. Пора нам уже, наверное, думать о встрече. Тут ко мне пристал Брандис, чтобы я сделал ему доклад на тему: «Научно-технический прогресс и литература». Я страшно перепугался и торопливо наврал ему, что в начале апреля уезжаю с тобой в Душанбе добивать сценарий. Это ты имей в виду на всякий случай. А что касается ПиП-С, то жду тебя в Л-де или готов приехать к вам — как тебе будет удобнее.

Вот и все. Целую, твой [подпись]

P. S. А как насчет экзов болгарского ДоУ?

P. P. S. Леночке и Машке приветы и поцелуи.

Дорогой Борик!

Все ждал, что-нибудь прояснится. И ничего. Ни-че-го.

1. Из МолГв — ничего, ни звука, ни гласа, ни воздыхания. Сам пока звонить им не хочу. А дело было так. Третьего апреля я зашел туда, и тут выяснилось, что на поданном ему [директору МГ Ганичеву. — Сост.] для подписи договоре с нами он начертать соизволил: «Почему по 300 рублей?» и вернул. Ну, Бела с Жемайтисом тут же написали ему объяснение: почему со Стругацкими договор заключается на 300 р. за лист. И с тех пор все замолкло. <…>

2. Отпечатан и сдан в Сценарную студию последний вариант «Бойцовый Кот возвращается в преисподнюю». Будем ждать худсовета. Юра Борецкий читал рукопись нижним чинам из Комитета по кино, они считают, что этот сценарий должен пройти Комитет без задоринки.

3. Центральное телевидение приняло душанбинский сценарий, утвердило режиссера и оператора. Но там требуются некоторые доделки. Некоторые совершенно бессмысленные. К счастью, сейчас режиссер в Югославии, так что пока я этим делом не занимаюсь. Но заниматься придется. Намерен сперва слупить с них деньги — до 100 % — я пока получил только пятьдесят. Это мне поможет.

4. Полагаю, деньги из Болгарии ты уже получил. Оплачивает непосредственно ВААП, где бы ни жил автор.

5. Была верстка сказки для Мира Приключений. Правки немного. Но все же это еще долгая история, по-видимому.

6. О самом главном. Когда нам встретиться для работы с зМЛдКС. К сожалению, положение пока очень неопределенное. Здесь возможны два варианта: либо я еду в Душанбе в ближайшие дни, проворачиваю там свою долю работы за две-три недели и возвращаюсь к началу мая, и тогда ты немедленно приезжаешь ко мне (предварительно я бы заехал к маме дня на два-три, как в прошлый раз); либо в ближайшие дни я вызываю тебя сюда, мы работаем дней десять, как обычно, и тогда я еду в Душанбе и возвращаюсь во второй половине мая, и тогда ты снова приезжаешь ко мне. В случае если ты готов к любому из этих вариантов, я тебе даю знать телеграммой обо всем, как только дело прояснится. И пора бы уже — больно охота поработать всерьез.

В основном дела вот такие. Ты не мешкай, как я. Немедленно отписывай мне, что там у тебя. В тот же день, что получишь письмо. Я немного отдохнул от всей этой сценарной нервотрепки и по тебе соскучился.

Обнимаю, жму и целую, твой Арк.

Привет Адке и Росшеперу.

Дорогой Аркаша!

Во-первых, у нас тут стряслась беда: мама на улице оступилась, упала и сломала руку. Ну, ей вправили, наложили гипс, и сейчас вроде бы все ничего, хотя болит. Сегодня мы ходили с ней в больницу на контроль, врач посмотрел, сказал, что все протекает нормально и назначил в пятницу на рентген. В общем, мама на месяц выбывает из строя.

Рука — правая, так что энное время она писать тебе не сможет, а ты ей всё равно пиши. Она тут наняла тетку, которая ей покупает продукты, готовит еду и пр., но я все равно не хотел бы сейчас уезжать, а быть тут на подхвате — мало ли что. Так что придется нам принять второй из предложенных тобою вариантов: поезжай пока в Душанбе и все такое, а во второй половине мая — при прочих равных — встретимся и поработаем.

Обязательно свяжись с Веркой Мирер — пусть она постарается достать мумиё, а ты перешли его сюда посылкой. Мне многие говорили, что мумиё особенно хорошо при заживлении переломов, ран и пр. Брандисиха в прошлом году сломала тоже руку и лечилась мумиё — говорит, что действует великолепно: всё срослось быстро и хорошо. Я тут, конечно, тоже буду шуровать, но пока мне мумиё достать не удалось.

Теперь дела прочие.

1. Звонили из «Авроры», взяли адреса сберкнижек, обещали деньги в течение десяти дней. В Детгиз я звонил сам. Там, вроде бы, всё ОК, но имеет место, сам понимаешь, перерасход, и деньги (за сборник, где ПиП) будут давать только в начале мая.

3[120]. Пришло письмо из ФОЛЬК УНД ВЕЛЬТ (ГДР) от нашей редакторши Ханнелоре Менке. Пишет, что ТББ уже отредактирован, просит ссылку на эпиграф из Хэма и наши фото для отдела рекламы. Я ей всё это уже послал, пишет также, что ПнО пробить ей в своем изд-ве не удалось, и она передала ее в ДАС НОЕС БЕРЛИН. Сейчас она подготавливает для рецензентов ПкБ и ВНМ.

4. Получил дополнительные деньги за ДР на испанском из МИРа. Около 40 р. Гм. Стоило огород городить.

5. А вот из ВААПа я не получил ничего. Ты, пожалуйста, узнай там, куда мне следует обратиться и вообще. Может, они не знают моего адреса? Заодно спроси там насчет гонораров из ФРГ и экзов из Болгарии. Если из ФРГ ничего нет, я все-таки туда напишу. Хамы. Обещали очередной перевод весной ПРОШЛОГО года. Хотя нет, вру. Весной ЭТОГО. Но все равно. Последние деньги от них были в марте 73-го. Это надо прекратить.

6. Насчет поработать всерьез — не говори, брат, до чего хочется. Осточертело все до последней степени. Я просто физически ощущаю, как тает моя квалификация с этими бесконечными платными и бесплатными рецензиями, с трепотней на семинаре молодых, вообще с трепотней, с нощными тоскливыми воображениями, как можно было бы отделать зМЛ. Ну, ладно.

7. Слухов кругом — до хрена. И все — дурные.

В общем, целую и жду еще письмо до твоего отъезда.

Твой [подпись]

P. S. Ленусе и Машке привет. Спасибо за поздравления. Грустный был у меня в этом году день рождения.

P. P. S. Не забудь про МУМИЁ.

P. P. P. S. Андрюшка очень просит тебя спрашивать у всех знакомых иностранные монеты для коллекции. Ты, кажется, говорил что-то про Мариана Ткачёва?

Дорогой Борик!

Как ты, вероятно, уже знаешь, я сижу в Душанбе. Помогаю готовить режиссерский сценарий, а большею частию[122] жду свои оставшиеся 50 %.

Жара здесь отчаянная, как в Москве в июле, солнце, марево, зелень уже жухнет. Одно хорошо — мух нет. И комаров.

Ну-с, новости.

1. Худсовет по БКВвП на Сценарной студии будет 13-го мая. Видимо, к этому времени я уже буду дома.

2. Жду тебя к нам в середине мая. Возможно, сначала заеду к вам на денька два, и приедем в Москву вместе.

3. Дал я здесь почитать ПиП ребятам из «Комсомольца Таджикистана». Одобрили, просят разрешения попробовать напечатать. Я разрешил — для «Авроры» эта газетка не конкурент, а сотни по полторы на нос нам не помешают.

Пока, кажется, всё.

Если есть о чем писать или телеграфировать — адрес:

734 000 Душанбе Главпочтамт

до востребования мне.

Поцелуй маму. Привет Адке и Андрею.

Чувствую себя прекрасно. Этот крайний юг действует на меня удивительно. М. б., дело в том, что нет здесь нашей нервотрепки?

Целую, жму. Твой Арк.

Дорогой Аркаша!

С приездом. Надеюсь — со щитом.

Маме вчера сняли гипс. Рука ничего, зажила, хотя все не так хорошо, как могло бы быть: имеет место некоторое смещение кости, так что процесс окончательного заживления затягивается, нужны разные дополнительные процедуры, парафиновые ванны и пр. Но все-таки стало значительно легче — по крайней мере не тянет как прежде пудовый гипс.

Теперь прочие новости.

1. Неприятная. Костлявая рука Москвы в лице этой вашей Пешеходовой, или Переходовой или как ее там, в общем и. о. Пискунова — дотянулась-таки до нашего провинциального Детгиза. По слухам был звонок, и было сказано всего лишь: «У вас там, кажется, Стругацкие идут? Так вы будьте повнимательнее…..» И все. И все обоср…лись. Все это, собственно, слухи. Лично я ни с кем там не беседовал (сначала были праздники, потом главный ред поехала в Финляндию, потом она же отправилась в командировку, а сегодня вот ей звоню — нет на месте и не будет). Так что официально я знаю только, что возникли некоторые трудности. Как они разрешатся — пока неизвестно. Редактор сборника, по словам Брандиса, категорически за нас, да и главный, собственно, за нас, но…

2. В «Авроре» пока все, вроде бы, благополучно. Во всяком случае, 35 очередных процентов они выплатили — 255 руб. Кстати, деньги из Болгарии я тоже получил (ок. 280), только так и не понял, за что.

3. За последний месяц пять раз звонили из ВААПа. Не можете ли вы прислать нам список ваших произведений, опубликованных за рубежом, а то мы организация новая и у нас ничего нет? (Выслал.) Не возражаете ли вы против заключения договора со шведским издательством «Трам-тарарам» на УнС и СоТ? (Не возражаем.) Не возражаете ли вы против издания ТББ шведским же издательством БЕРГНЕС ФЕРЛАГ? (Не возражаем.) Венгерское изд-во «Тирьям-пам-пам» публикует антологию современной ф-ки и хочет включить туда отрывок из ПнО, опубликованный в 25-м томе; ваше мнение? (А почему не повесть целиком?) Да, мы тоже так подумали, но потом выяснилось, что у них это вроде рекламного издания; если понравится отрывок, какое-нибудь изд-во потом возьмется и за целую повесть… (Ну, хорошо, не возражаем.) Кстати, я у них спрашивал о теперешнем порядке выплаты. Вроде бы, все осталось по-прежнему: с демократов получаем рублями, с капстран — сертификатами, — только налог теперь будет 70 процентов.

4. Приезжали сюда Борецкий со Шлепяновым. Насколько я понял, дело с ПиП-С на мази, сценарная студия сценарий, можно сказать, одобрила, но теперь они должны найти студию-покупателя, и пока не найдут, ни кроватей нам с тобой не будет, ни умывальников[123]. В Москве, по-видимому, никого они не нашли, приехали на Ленфильм. Борецкий припер в качестве рекомендации свой фильм про диких лебедей[124], устроил просмотр для начальства и пригласил и меня. Мне фильм, в общем, понравился (то есть видно, что сценарий полное г…, а режиссер не лишен таланта — во всяком случае сделал несколько неплохих сцен), но студия приняла беднягу Борецкого в багинеты — не наш уровень, зачем вы взялись за такой плохой сценарий и т. д. — и он, матерясь, уехал восвояси, заняв у меня 5 рублей на обратный путь. Теперь он будет пытаться соблазнить какую-нибудь периферийную студию на дальнем юге. Шлепянов же сказал мне (по телефону), что Ленфильм против нас лично ничего не имеет (а то мелькнула у меня такая мыслишка, что дело здесь не в уровне Борецкого, а в нас), что они только не хотят Борецкого, а сценарий готовы предложить таким-то и таким-то своим режиссерам (имен я не знаю, кроме Лешки). Да, сказал я, но Аркадий хочет Борецкого. Конечно, конечно, сказал Шлепянов. У Борецкого остается право первой руки, пусть ищет студию, но ведь и мы ждать не можем, мы организация хозрасчетная, дней 10–12 мы подождем, но потом, сами понимаете… В общем, А. Н., придется там тебе разбираться в этом деликатном вопросе. На всякий случай, мое мнение: я все эти тонкости в гробу видал; поскольку речь идет об ЭТОМ сценарии, меня интересует одно — сумма прописью, причем побольше и побыстрее.

5. Лешка со Светкой[125] познакомили меня с Вадимом Соколовым — это большой чин из объединения «Экран». Им там сейчас позарез понадобилась ф-ка. Он писал рецензию на «Мир приключений» и там ему очень понравился некий Ярославцев, явно самый талантливый автор в этом сборнике. Он связался с Ниной, она ему объяснила ситуацию и он положил на нас глаз. Здесь я дал ему наш сценарий ДоУ, поговорил по душам, с чем он и убыл в Москву. Не знаю, может, что и выгорит.

6. Была здесь и Нина. Потрепались мы с ней. Она настроена оптимистично, но по-прежнему считает, что тебе надо пойти к Ильину, и тогда все сразу уладится.

7. Теперь по поводу моего приезда к 20-му. Ты знаешь, на два-три дня я приехать могу и с удовольствием, но чтобы по-настоящему, для работы — нет. У Андрюшки надвигаются первые в жизни экзамены, по какому поводу и имеет место определенная паника: надо его подтягивать по геометрии и пр. Так что до 10 июня мне лучше побыть дома. А числа 15-го приезжают по нашему приглашению Ирена с Витольдом, будут до конца июня. Сам понимаешь. Так что работать нам с тобой придется, по-видимому, в июле. А встретиться на несколько дней для трепа и обмена мнениями — это пожалуйста. В любое время.

8. В Польше вышел томик — ТББ+ВНМ. Тебе прислали? Мне — да.

Вот пока и все.

Крепко целую, твой [подпись]

P. S. Леночке и Машке привет.

Дорогой Борик.

Письмо твое получил еще во вторник, но назревали некоторые новости, поэтому задержался с ответом.

1. Борецкий, отчаявшись, дал нам карт-бланш. Впрочем, как выяснилось, Студия обошлась бы и без этого. Соловьев сказал мне: как ваши друзья мы сделали все, что могли. Теперь мы должны выступать как хозрасчетная организация. Ну и поступили — отдали сценарий на студию Горького, там уже соперничество трех режиссеров из-за него. Но вот когда будет обсуждение и окончательный расчет — нам не говорят. Дело-то в том, что Студия заламывает за сценарий чудовищную цену: 13 тыс. руб. Если бы Горьковские имели дело непосредственно с нами, они уплатили бы нормально — 6 тыс. руб. Из-за того, как я понимаю, и идет спор и задержка. Но мне приказано сидеть в Москве и быть на стреме.

2. Бела так и не смогла заставить Ганичева подписать договор, хотя говорила с ним и он был полностью за. <…> каждый раз выворачивался: то потерял договор, то он занят, зайдите завтра, то умотался в командировку. Ну, ладно. Бела решила сдавать рукопись в производство без договора. Вчера мы начали с нею работать над окончательной доделкой.

Дело в том, что <…> Инна Фёдоровна — ухитрилась дать рукопись еще на одну рецензию. Такой чуши я еще не видывал, хотя рецензия вполне положительная. Рецензент — армянин, все его замечания — стилистические, представляешь? Вах! Ну, посмотрим.

3. С Маниным я расплатился, он был очень обрадован, видимо, деньги ему действительно очень нужны. Кажется, он собирается жениться и покупать еще одну квартиру. Так что все пришлось ко двору.

Вот, собственно, и все мои дела на сегодня.

Держись там с Андрюхой, бодри его, вгоняй ума через все ворота. Привет Адке.

Обнимаю, твой Арк.

Дорогой Аркаша!

Письмо твое получил вчера, а сегодня ходил в наш Детгиз разговаривать по поводу ПиП. Присутствовали: главред и ред. Беседа продолжалась 45 мин. Суть: московский Детгиз в лице Пешеходовой оказывает давление на ленинградский под девизом «Детям — детские книги». Это давление распространяется не только на нас, но и на нас в частности предложено обратить внимание. (Наше положение еще не самое худшее: кое-кого просто объявили сугубо взрослым писателем и от Детгиза отлучили вовсе! К нам это пока не относится.) В данной ситуации наш главред полагал бы пока залезть в щель, не дразнить гусей и т. д., но учитывая все, что я ему сказал по этому поводу, признал, что определенный шанс пробить ПиП все-таки есть, дело не вовсе безнадежное. Для этого надо:

1. Произвести чистку ПиП за счет лексики, натурализма и (возможно) на предмет прояснения главной идеи. К третьему июня они снова внимательно перечитают рукопись, отметят то, что надо исправить, и тогда станет окончательно ясно, можно ли горбатого выпрямить или нет. Если можно — я исправляю, и все пойдет чередом; если нет — на нет суда нет.

2. В ВЫСШЕЙ СТЕПЕНИ ЖЕЛАТЕЛЬНО, чтобы ты взял под мышку сборник «Талисман» с соответствующей надписью и пошел к Пешеходовой. Содержание беседы: вот у нас в Лендетгизе идет сейчас новая повесть, так от нас потребовали существенных переделок, мы конечно готовы, но нам там намекнули, что здесь, в Москве, нас считают не слишком детскими писателями, а мы ведь всей душой, вот, пожалуйста, познакомьтесь с нашей последней ДЕТСКОЙ повестью «Малыш», а наша новая повесть не менее детская и т. д. Идея: выйти на личный контакт с Пешеходовой и очаровать. Уже были прен-цен-денты, и все кончалось хорошо. Главред считает, что таким ходом можно здорово и надолго улучшить ситуацию. Они там все очень за нас и очень хотят помочь, но сам понимаешь.

Выйдя из Детгиза, наскочил я на Дмитревского. Поговорили. Выяснилось:

1. ПиП в «Авроре» намечен на 10–11 нумера.

2. Надлежит нам пойти к начальству и выяснить наконец, и т. д. Для начала Дмитревский обещал написать рекомендательное письмо к Тамаре Куценко (или Стеценко) — завсектором детской литературы в Комитете по печати РСФСР. Это его старая знакомая и знакомая Нины Косаревой. Письмо он вручит мне 30-го, а 31-го я его тебе перешлю. Может быть, сходишь? Это, все-таки, не к Ильину идти: риска никакого, а может получиться облегчение. Вообще, получивши это письмо, посоветуйся с Ниной Матвеевной и, если она одобрит, надуйся и сходи и к Пешеходовой и к Куценко. Ей-богу, это может помочь.

В остальном у нас все более или менее благополучно. Мама ходит на процедуры, гипс ей, видимо, в конце месяца снимут окончательно. Настроение у нее стало было улучшаться, но тут скоропостижно умерла тетя Лида[126] — маму это, конечно, потрясло, но сейчас она вновь уже вошла в норму.

У нас тут пребывает в Ленинграде сейчас лично тов. Мирер. Был у нас дважды, а один раз, стервец, даже напросился ночевать. Сегодня зайдет прощаться. Ладно. Он человек милый, ему многое можно простить.

Наша переводчица из ГДР пишет, что с ТББ все в порядке, на 76-й год намечен сборник сов. ф-ки, так там будет ПкБ, а сейчас она сражается за ВНМ.

Было бы неплохо, если бы в середине июня ты приехал в Л-д. Программа: обсуждение ситуации; подготовка к зМЛдКС; общение с братьями-поляками, которые, конечно, будут очень рады тебя видеть. А работать засядем, я полагаю, в июле, в первой же неделе. Постарайся к этому времени освободиться от всех прочих дел. Работать можно будет и у нас (Андрюха — в Киеве) и у тебя — как тебе удобнее.

Вот пока и все. Целую, твой [подпись]

P. S. Ленуське и Машке привет.

Дорогой Аркаша!

Посылаю тебе рекомендательное письмо Дмитревского к Куценко. Напоминаю, что Куценко — завсектором детской лит-ры в Комитете по печати РСФСР. Если бы ты нашел в себе силы пойти — было бы прекрасно. Как я понимаю, достаточно вручить ей это письмо, а потом пожаловаться на наши мытарства в Детгизе (ПиП и переиздание трилогии) и попросить защиты и покровительства. Я уверен, что хуже от этого не будет, а лучше — вполне может быть.

Вот пока и все. Целую, твой [подпись]

К письму приложен конверт с надписью: «Тамаре Алексеевне Куценко от Вл. Дмитревского» и само письмо.

Дорогая Тамара!

Пользуясь старой дружбой с Вами, очень прошу принять и поговорить «по душам» с подателем сего письма Аркадием Натановичем Стругацким.

Вы, вероятно, знаете, что я почти 15 лет занимаюсь пропагандой научно-фантастической литературы.

Братья Стругацкие, пожалуй, самые известные фантасты и не только у нас, но и во всем мире. Однако не всё у них складывается так, как хотелось бы.

Мы — я имею в виду Нину Косареву и себя — широко открыли перед ними двери журнала «Аврора», напечатав уже 2 повести («Малыш» и «Пикник на обочине»). Новая их повесть «За миллиард лет до конца света» будет опубликована в №№ 10 и 11 «Авроры» за этот год.

Но кроме «Авроры» есть и другие редакции и издательства. Вот по этому-то вопросу и хочет посоветоваться с Вами Аркадий Натанович.

С самым дружеским приветом Ваш

[подпись В. Дмитревского]

Дорогой Борик.

Выяснял возможность и желательность походов к Куценке и Пешеходовой. Нина считает, что к Куценке идти прямо сейчас — смысла нет: жаловаться на Детгиз на основании слухов — дело пустое. А вот зайти к Пешеходовой — другое дело. Кажется, пойду туда сегодня. Честно говоря, не вижу я большого толка от всего этого, если у тебя не уладится с ПиПом в Ленинграде. А впрочем, черт его знает. Схожу.

1. В МолГв — никакого движения. Во всяком случае, Бела мне ничего не говорит. По ее словам, она даже еще не бралась за работу, а судя по ее тону — ей все это до смерти надоело. А я не дремал. Через своего знакомого настропалил одного работника Большого ЦК позвонить к Ганичеву и выяснить, что там происходит с книгой Стругацких. Ганичев весьма вежливо сообщил, что они не отказываются от Стругацких, но у них плохо с бумагой, а в портфеле издательства годами дожидаются своей очереди рукописи авторов, гораздо более талантливых и нужных нашей молодежи, нежели Стругацкие. В заключение разговора он порекомендовал обратиться к курирующему замглавного (полагаю, речь шла об Авраменко). Тот так и сделал. Здесь реакция была совсем другая. Эта <…> рассвирепела, заплевалась, принялась орать, что Стругацкие уже лезут в ЦК со своими делишками, что не могут потерпеть немного, что у них в портфеле двести рукописей авторов, более молодых и т. д. Все. Передав мне этот разговор, мой знакомый порекомендовал мне обратиться все-таки прямо к Беляеву. А мне не хочется.

2. В Сценарной студии пока ничего нового. Студия Горького выделила режиссеров, которые знакомятся со сценарием в рассуждении решить, кто будет (и будет ли) делать фильм.

3. В Ленинград я приеду, конечно. Только не в самой середине, а ближе к двадцатому. Обсудим, поговорим, встретимся с поляками.

4. Есть у меня к тебе просьба. Если еще не поздно, напиши в Польшу, попроси Ирену об одолжении. Есть у них там журнал — то ли «Литературная жизнь», то ли «Литературные новости». Так вот, в одном из номеров за вторую половину прошлого года печаталась подборка советских поэтов, среди них стихи некоего Леонида Пащенко. Пусть она найдет экземплярчик и привезет с собой, а? Очень было бы полезно.

Кажется, все. Целую, привет Адке, твой Арк.

Обоими Авторами постоянно велась обширная переписка с любителями фантастики. В этой работе наряду с другими материалами использованы письма БНа омским любителям, которые позже сочли возможным разместить письма БНа в Интернете. Пользуясь случаем, поблагодарим их и напомним, о чем говорилось в предисловии. Работа над подробнейшей документированной биографией АБС продолжится и после издания этой книги, поэтому любые материалы, так или иначе дополняющие это исследование, будут приветствоваться «люденами».

5 июня БН пишет в Омск.

Уважаемый Олег!

Письмо, которое Вы отправили брату, я не читал. Скорее всего, он тоже не читал. Как правило, он сразу отвечает на письма, если они доходят.

О Ваших вопросах.

1. Практически, у Вас есть все, кроме разве [что] сборника «Шесть спичек» и «Сказки о тройке».

2. Повесть «Гадкие лебеди» существует, но опубликована не будет (по крайней мере, в обозримом будущем).

3. «Сказка о тройке», как и «Улитка на склоне», издаваться отдельной книгой не будет. Выслать Вам «Сказку…» я, к сожалению, по некоторым причинам не могу.

4. Перспективы на издание прочих вещей весьма туманные. На подходе повесть «Парень из преисподней» в 10–11 номерах «Авроры». Боюсь, Вас она разочарует.

5. Статью в «Русской речи» читал. То ли еще пишут!

С уважением [подпись]

Дорогой Аркаша!

Не дождавшись от тебя ничего, пишу, ибо надо кое-что обсудить.

1. Н-ну-с, в Лендетгиз я в понедельник пошел, однако главред сказала, что она еще не готова, и попросила подождать до четверга. Сегодня четверг, звоню. В общем, она честно призналась, что все эти дни пытается связаться с Москвой и что-то выяснить и понять. Не хочет она давать нам установку на такие-то и такие-то переделки, ничего точно при этом не обещая. Хочет она понять: стоит огород городить или при любых переделках московский Детгиз нас не пропустит. Что ж, это, в общем, правильно, ничего не возразишь. Очень жадно она расспрашивала, нет ли вестей от тебя, ходил ли ты по начальству и пр. Она большие надежды возлагает на твой поход, ибо с большой вероятностью допускает, что все это кампания неконкретная, перестраховка на всякий случай со стороны московского начальства. И если Пешеходова прочтет «Малыш», то сразу переменится.

2. Опять мне звонили из ВААПа. Изд-во БЕНТАМ БУКС (США) прислало ТЕЛЕГРАММУ с просьбой продать права на издание УнС в США. Поэтому паника: скорее телеграфируйте согласие, нет-нет, именно телеграфируйте, чтобы поскорее, изд-во солидное, серьезное, вроде ПИНГВИНа, так что надо вам соглашаться. Послал я им телеграмму, что мы не возражаем. Через день снова звонок: как быть с предисловием к УнС? Те предисловия, что есть, не очень подходят… не напишете ли вы новое, специально для американского читателя? Я сказал, что подумаем. Стал думать. Ничего стоящего не придумал. Имею предложение: может быть, попросить написать это предисловие кого-нибудь из литературоведов? Громова твоего? Или — даже лучше — Кагарлицкого? Или как? Подумай и пришли соображения.

3. Получил официальное письмо из правления СП РСФСР, что меня назначили в совет по ф-ке, приключениям и путешествиям. Первое заседание 11-го. Просят прислать соображения. Ничего я не буду им присылать. Тебя, надеюсь, тоже назначили (от наших всякого можно ожидать, но чтобы ленинградца назначили, а москвича нет, это было бы уж совсем.). Так вот, пойдешь на первое заседание — послушай и сообщи мне, что там за атмосфера. Будет приличная атмосфера — будут с моей стороны предложения и соображения. Хотя, с другой стороны, откуда там быть приличной атмосфере?

4. Ирена с Витольдом приедут 22-го июня. Говорил я с ними по телефону. Сообщили, что уже есть корректура ПнО — к осени можно ждать. Неплохо бы было.

Вот и все дела. Мамочка наша ничего себе. Ходит на процедуры, делает руке ванночки. Обещают гипс снять в течение ближайшей недели. Андрюха пока сдает хорошо — математику спихнул на четыре и пять, теперь самое страшное: сочинение и русский устный. Бр-р-р.

Крепко целую, твой [подпись]

P. S. Девочкам твоим привет.

Дорогой Арк!

Получил, наконец, твое письмо.

1. Ты уж напрягись как-нибудь и сходи все-таки к Пешеходовой. ТАЛИСМАН ей, то се, очаруй — глядишь, и дело сдвинется. Обидно же: писали повесть специально для печати, а она не идет. Наш главред ведь тоже по-своему права: не хочет она заставлять нас что-то переделывать и дорабатывать, если сама не уверена, поможет ли это. А на нее, как я понял, давят очень энергично и недвусмысленно. И на твой поход к Пешеходовой она очень рассчитывает.

2. Вышел на меня кинорежиссер Татарский. Он договорился в Ленфильме, что там подпишут с нами договор на телефильм в духе новогодней сказки. Я предложил ему ПНвС. Он в восторге ухватился. 12-го я с ним встречаюсь для подробного разговора, а ты тем временем перешли мне, пожалуйста, ПНвС-С и заявку на фильм «Выбор пал на Рыбкина» (помнишь, мы для кого-то писали?). Тут дело довольно ясное — я советовался с Лешкой, и он сказал, что если нам удастся накропать достаточно забавную и проходимую заявку, договор с нами заключат и 25 проц. дадут. Было бы неплохо.

3. Насчет польской газеты писать сейчас Ирене уже поздно — письма идут туда около двух недель. Но это не страшно: когда она приедет, я ее попрошу и, полагаю, к середине июля газета будет здесь.

4. Очень хорошо, что ты приедешь числа 20-го. Мама, надеюсь, к тому времени оклемается, и все будет хорошо. Подумаем, как быть дальше. Что-то уж очень унылые открываются вокруг горизонты.

Вот пока и все. Целую, твой [подпись]

P. S. Леночке и Машке — привет!

Дорогой Борик.

1. К Пешеходовой так и не ходил. Тем более что Нина полагает, что толку от этого будет мало. Пешеходова только изумится и скажет, что ничего подобного в Ленинграде никому не говорила. Все здесь дело в одноглазой <…> Камиру, который отказывается иметь с нами дело, а насчет детскости наших писаний — это дымовая завеса.

2. Насчет предисловия. Имею контрпредложение: вообще без всяких предисловий. Пошли их в задницу. А вот предупредить их, что УнС состоит из двух частей — надо, а то получится как в Литве. Напиши или позвони им.

3. Насчет СП РСФСР. Я в этом совете не состою и состоять не могу, я же не в РСФСР, а в Московской организации.

4. В МолГв никакого движения. Жемайтиса ушли с работы. На его место назначают болвана Медведева — помнишь, он состряпал в «Технику — молодежи» идиотское интервью с нами[127]. И присылают нового главного — из высшей школы ЦК ВЛКСМ с кафедры «Комсомольский прожектор». Теперь, ребятушки, вина нам будет вволю[128].

Целую, твой [подпись]

Привет Адке.

Дорогой Борик!

Посылаю согласно приказу ПНВС (с).

Заявку на «Выбор пал…..» не нашел. Хрен его знает, где она.

Обнимаю, твой Арк.

В конце Малянову приходит в голову странное: именно-то Вечеровский, собравший у них все материалы, самый герой из них и орел — он-то и есть последний решительный агент, закончивший операцию. Именно это и толкает Малянова сказать: «Не знаю, отдам ли я тебе…..» вместо «на́».

(Ёсано Акико), Яп<онская> поэз<ия>, стр. 227

— Когда ты на ней в посл<едний> раз ездил? (О машине — не сломается ли.)

— Вчера вечером.

— И как она?

— Бегала очень хорошо.

— Очень хорошо.

— Но была бледная!

— А хто вмэр, тот в яме, а хто жив, тот з нами.

24 июня 1974

А. приехал. Пишем заявку на телесценарий.

Повесть о дружбе и недружбе.

1. Мать и отец уходят в гости, елка во дворе, снегопад. Саша остается с дедом. Шахматы. Дед засыпает. Ожидание Витьки.

2. Саша смотрит альбом с марками, транзистор и фонарик, подарки родителей к Новому году. Появление записки.

3. Коридор, конторщик (разъясняет опасность для Витьки: до Нов<ого> Года).

……………………………………………….

n. Подвал с марками. Соблазн. Сторож с берданкой. Гибель приемника.

n+1. Сцена допроса Витьки. Саша на помощь. «Сашка, где ты? Слышишь ли ты?»

n+2. Пробуждение. Приход Витьки — утро, солнце. Разбитый приемник.

25.06.74

Б. был <в> ГБ[129].

26.06.74

Саше надо преодолеть:

1. Страх. (Физич<ескую> опасность.) (Челюсти.)

2. Собств<енную> неумелость. (Хоккей.)

3. Интеллект<уальную> задачу. (Электронный сфинкс — может ли создать задачу, которую сама не сможет решить.)

4. Соблазн. (Марки.)

5. Финальная сцена.

Предлагаем Вашему вниманию заявку на полнометражный телефильм-сказку для юношества «Повесть о дружбе и недружбе».

Дело происходит в канун Нов<ого> года. Школьник Саша заболел и оставлен в постели, дома, с дедом. Папа и мама уходят в гости. Но Саша не унывает: к нему на елку обещал прийти его закадычный друг Витька. В ожидании друга Саша играет с дедом в шахматы. Потом дед засыпает в кресле, а Саша, все поглядывая на часы, крутит свой любимый транзистор, разглядывает альбом с марками, щелкает фонариком, подаренным на Новый год. А Витьки все нет, Саша начинает беспокоиться. Вдруг из-под кровати высовывается черная рука, кладет на одеяло записку и исчезает. В записке вопль о помощи: «Сашка, погибаю. Выручи! Виктор» и приписка на машинке: «Кухня. Юго-зап. угол. За холодильником». Саша хватает приемник, фонарик, компас и на цыпочках, чтобы не разбудить деда, устремляется на кухню. Там за холодильником он обнаруживает дверцу в стене, проползает туда на четвереньках и оказывается в длинном коридоре, о сущ<ествовании> которого никогда раньше не подозревал. И начинается спасательная экспедиция, полная опасности и приключений. Очень скоро Саша выясняет, что Витька захвачен в плен злыми волшебниками, которые тщатся выпытать из него некие зловещие тайны. Витина жизнь в опасности, Саша должен поспеть к нему на помощь до наступления Нового года. Надо спешить, а на пути — препятствие за препятствием. Первый коридор упирается в две двери: на одной написано: «Для смелых», на второй — «для не очень». Самокритичный Саша устремляется было во вторую дверь, но оказывается, что она ведет в его комнату, где мирно похрапывает за шахматной доской его дед. Тогда Саша кидается в дверь для смелых.

Он преодолел на мотоцикле коридор, где страшные железные зубья выскакивали с лязгом из стен, стремясь раскрошить все живое.

Ему приходится прорваться с хоккейной шайбой сквозь строй чудовищных хоккеистов, закованных в средневековые латы.

Путь ему преграждал электронный сфинкс — «Всемогущий Думатель, Решатель и Отгадыватель», который Сашу зачаровывает, ставит ему задачу, не имеющую решения.

По тоненькой шатающейся дощечке ему приходится пройти над черной бездонной пропастью. Он пробирается сквозь густой светящийся туман, за которым ему угрожают пугающие непонятные тени. И т. д. и т. д. и т. д.

Саша обыкновенный школьник, ему страшно, не раз он останавливается в нерешительности перед очередным препятствием, но каждый раз в минуты колебаний его друг-транзистор начинает наигрывать гордую и тревожную мелодию песенки «Веселый барабанщик» и с этой песенкой Саша преодолевает все препятствия.

Силы зла отчаялись запугать его, и Саша попадает в огромный склад, набитый марками. Седенький добрый сторож с берданкой водит Сашу среди этих сокровищ, предлагает его вниманию не только марки всех времен и народов, но и марки с иных планет и даже марки из далекого будущего. И не выдерживает сердце старого филателиста. Саша забывает обо всем. И вот когда он уже совсем по уши зарывается в марки, друг-транзистор снова подает голос. Саша приходит в себя. На часах уже без пяти 12. Транзистор гремит. Седенький сторож, превратившись вдруг в злобного гнома, яростно палит в транзистор из лазерной берданки. Транзистор гибнет, но Саша уже опомнился.

И вот он наконец прорывается к Вите. Витя со связанными за спиной руками, гордо стоит перед школьной доской. Зловещие ведьма и колдун ведут допрос. Они хотят знать, сколько будет √2, когда ставят запятую перед «как» и на скольких островах расположена Япония. Витя гордо молчит, но нервы его уже на исходе. Бьет двенадцать. Глава колдунов подает знак, свирепые гномы в желтых касках хватают Витю и волокут к эшафоту. «Сашка! На помощь!» — кричит Витя, и Саша бросается в бой.

И конечно, просыпается. На дворе солнечное утро, дребезжит звонок в прихожей и в комнату входит смущенный Витька. Оказывается, он не смог прийти вчера к больному другу, потому что засиделся в компании других ребят, где было очень весело. «А, — говорит Саша. — А я уж подумал, что с тобой что-то случилось». Он поглаживает ладонью свой транзистор. В транзисторе зияет круглая черная дыра, пробитая лазером.

Такое примерно содержание предлагаемого сценария. Разумеется, стилистика его мыслится юмористической. Первый вариант сценария может быть представлен в течение 1,5–2 месяцев со дня заключения договора.

27.06.74

Арк уезжает.

Телеграфная, намеком, запись в дневнике: «Б был ГБ». Более подробно эту историю БН описал в ПП, о фактических реалиях он рассказывал в 90-м году.

(Вопросы Р. Арбитмана, В. Казакова, Ю. Флейшмана) — А вам самому никогда не хотелось сказать: «Все, дальше так жить нельзя, невозможно»…

— Никогда. Было несколько случаев в моей жизни, когда мои не то чтобы друзья, но хорошие знакомые говорили мне: «Борис! Хватит ваньку валять, что ты здесь торчишь? Такой-то уехал, такой-то уехал, а ты чего — ждешь, что тебя посадят?» Я ни в коем случае не хочу изобразить себя героем. Если бы я серьезно мог предположить, хоть на секунду, что меня действительно посадят, может быть, я и думал бы по-другому. Может быть.

Но поскольку так вопрос не стоял, об эмиграции я просто никогда не думал, неинтересно было рассуждать на эту тему. Понимаете, в этом было даже этакое молодое фанфаронство. Я произносил слова типа: «Почему Я должен уезжать? Пусть ОНИ уезжают. Моя страна, они ее оккупировали, насилуют, а я должен из нее уезжать? Нет, не будет этого, „я это кино досмотрю до конца“» (такая фраза была у меня в ходу, я очень любил ее повторять, повторю и сейчас). И сегодня очень часто многие люди, можно сказать, совета у меня спрашивают: ну, как же все-таки? Сейчас реально можно уехать. Может, все-таки?.. Пока не поздно, пока еще дорога открыта?.. Я отвечаю им примерно так: я не уеду никуда, а вы решайте сами. У меня уже больше не хватает мужества отговаривать. Дело в том, что в 73-м, по-моему, году это со мной сыграло злую шутку. Один мой приятель пришел ко мне, показал вызов из Израиля и сказал: что ты мне посоветуешь? И я имел неосторожность изложить ему свою теорию. Я не знаю, сыграла ли моя речь какую-то роль, но во всяком случае он никуда не поехал, а в 1974 году его посадили. Он отсидел, по-моему, четыре года в лагере, год в ссылке и, вернувшись, немедленно эмигрировал. С тех пор я советов «не надо ехать» не даю.

— Вы говорите, что прямой угрозы вы не ощущали. Но вас ведь, наверное, вызывали в КГБ, и неоднократно?..

— Какое там «неоднократно»! С КГБ я имел дело всего два раза. Один раз, когда посадили того самого моего приятеля, Мишу Хейфеца, о котором я вам сейчас рассказывал. Ленинградское КГБ тогда пыталось создать мощный процесс, с явным антисемитским уклоном, конечно. «Во главе» этого процесса должен был идти Ефим Григорьевич Эткинд, профессор Герценовского института, вместе с ним — писатель Марамзин, а «на подхвате» должен был быть Миша Хейфец. Он не был членом Союза писателей, но он хороший литератор, автор нескольких любопытных книжек, прекрасный историк. Он имел неосторожность написать статью о Бродском. Написал, имея целью переправить ее за границу, и там она должна была стать предисловием к десятитомнику Бродского. Будучи человеком чрезвычайно легкомысленным, он дал почитать эту статью десяти или двенадцати знакомым, кончилось все это арестом. Это была чистая 70-я: «клеветнический текст», «изготовление, хранение и распространение». Клеветнического там было вот что: доказывалось, что дело Бродского состряпал ленинградский обком, и несколько раз употреблялась фраза «оккупация Чехословакии в 1968 году». Этого вполне хватило. Меня по этому делу вызывали дважды, причем первый раз держали восемь часов, по-моему. Сначала я говорил, что ничего не знаю, ничего не читал (как было, естественно, и договорено). Мне предъявляли собственноручно написанные Хейфецом показания, а я говорил: откуда, мол, я знаю, его это рука или нет. Потом я стал требовать очной ставки, два или три часа мне очную ставку почему-то не давали, мы со следователем беседовали о литературе. Он оказался большим знатоком литературы, он занимался литературой. Потом нам дали очную ставку, пришел веселый Миша, сильно похудевший, сказал, что свои показания подтверждает, что все так и было. Я сказал: раз Хейфец говорит, что было, то и я говорю, что было. Это была, разумеется, ошибка. Чудовищная наша зеленая неопытность сыграла здесь свою роль. Ни в коем случае нельзя было признаваться. Признаваясь таким образом, я подводил Хейфеца, этого я тогда не понимал, и Миша этого не понимал, до чего же зеленые были — это просто поразительно!

КГБ только и надо было — набрать как можно больше людей, которые это читали. Чем больше людей, тем крепче дело об антисоветской клевете и о распространении. Потом Хейфеца увели, начали составлять новый протокол. Мне намекнули, что я теперь у них на крючке, потому что дал ложные показания, а за ложные показания полагается срок. После чего меня отпустили, причем перед тем, как выпустить, следователь попросил сделать автограф на книжке «Понедельник начинается в субботу».

Упоминал об этом и сам Михаил Хейфец.

Дело Хейфеца вызвало неожиданный общественный резонанс. До тех пор молодая литературная школа в Ленинграде рассуждала так: трудно жить и работать при Советской власти, но Россия — единственное место в мире, где способен творить русский писатель. Что бы ни было, здесь всегда сохранялся шанс работать творчески и одновременно зарабатывать на жизнь — переводами, дубляжом фильмов, халтурками на малых студиях, внутренними рецензиями. Сама идея отъезда из СССР выглядела духовно порочной — если исключить, конечно, возникновения еврейского национального сознания в чьей-то литературной душе. В этом случае считался допустимым отъезд. Но таких было ничтожно мало. Кажется, в 1973 году я получил вызов из Израиля. Узнав об этом, Боря Стругацкий сказал:

— Дезертирство это, Мишка! Мы держим фронт. Сплошной линии нет, каждый сидит в своем окопчике. Но я всегда знал, что где-то за горизонтом в своем окопчике сидит Мишка. И — было легче держать оборону. Сейчас ты дезертируешь. Езжай. Твой выбор. Но мне — будет труднее.

Когда же я рассказал о вызове Юрию Осиповичу Домбровскому, он откликнулся так:

— Значит, меня одного оставляете?

— Но здесь я никому не нужен.

— Вы не нужны здесь только тем людям, которые сами тут никому не нужны. А России вы нужны.

Я повздыхал… и остался.

А через три года меня арестовали.

Дорогой Борик.

1. Вчера была у нас Татьяна Чеховская и кое-что рассказала в связи с твоим посещением 25-го июня. Я сказал, что ничего об этом не знаю, что ты мне ничего не рассказывал. Тебе тоже советую не очень болтать[130].

2. В МолГв ничего нового. Пришел новый зав. редакции, Юрий Медведев, старый наш знакомый. Будет читать сборник и докладывать свое мнение директору. Все сначала. Впрочем, он уже завернул рукопись Немцова, и тот на него написал донос, что де редакция не желает печатать истинно-праведных писателей, а печатает только неправедных, вроде Стругацких.

3. В Детгизе Мир Приключений идет уверенно, наша сказка заблаговременно и благополучно прошла Главлит. Выпуск в свет ожидается в сентябре. Пешеходова второй месяц в больнице. Директор не действует. Заправляет Камир. Да, Калакуцкая ушла на пенсию, за нее осталась Майя Брусиловская, наша подруга.

4. Сценарная студия не мычит. И равно не телится. Студия Горького все не дает ответ. Буду волновать их через десяток дней.

5. На днях приезжают мои душанбинцы, будем добиваться утверждения рабочего (режиссерского) сценария на ЦТ. Пока веду шашни с ребятами из ЦТ на предмет нашей с тобой работы.

Вот пока всё. Жалко Илью Варшавского.

Привет Адке. Поцелуй мамочку.

Твой Арк.

«Жалко Илью Варшавского», — пишет АН.

12 июля «Литературная Россия» публикует некролог, подписанный, помимо АНа и БНа, Брандисом, Гором, Дмитревским, Мартыновым, Никольским, Смоляном, Шалимовым, Шейкиным, Шефнером.

После продолжительной болезни умер известный ленинградский писатель Илья Иосифович Варшавский. Человек разносторонних знаний и большого жизненного опыта, он много лет работал инженером-конструктором на заводе «Русский дизель». В литературу Илья Варшавский вошел сложившимся мастером на пятьдесят четвертом году жизни, заявив о себе сборником фантастических рассказов «Молекулярное кафе». Популярность писателя росла по мере выхода в свет новых книг: «Человек, который видел антимир», «Солнце заходит в Дономаге», «Лавка сновидений», «Тревожных симптомов нет». Юморист и сатирик, он использовал жанр фантастической новеллы для обличения мещанской самоуспокоенности, фашистского мракобесия, различных проявлений фальши и пошлости. Литературный путь И. Варшавского продолжался немногим более десятилетия.

И. Варшавский пользовался уважением и любовью среди товарищей по литературной работе, был отзывчивым другом и наставником молодых писателей. Человек яркого дарования, душевной щедрости, редкого остроумия, неизменно доброжелательный — таким Илья Иосифович Варшавский навсегда останется в нашей памяти, в наших сердцах.

Дорогой Аркашенька!

Отвечаю на твое письмо с некоторым запозданием, потому что закрутился.

1. Поляки наши уехали благополучно и уже прибыли домой — вчера ночью звонили из Варшавы. В общем и целом они остались довольны. Я их водил на день рождения Сашки, и тот подарил им самовар. Они были в восторге.

2. Заявку нашу я перепечатал и отдал режиссеру. Он был доволен. Лешка, прочитав, тоже одобрил. Теперь будем ждать. Режиссер сказал, что картина станет ясна в двадцатых числах. Он же сказал, что ПНвС-С все-таки зарубили на самом верху.

3. На похоронах Деда встретил Таньку, поговорил с ней обо всем, хотя и бегло. На поминках беседовал с Брандисом. Он хлопал себя по бедрам и очень сетовал, что мы не идем хлопотать по начальству. Дмитревский, бывший рядом, присоединился. Один предлагал идти к Беляеву, другой — прямо к Демичеву. И, уж во всяком случае, долдонили они оба, надо идти к Пешеходовой и Куценко. Ладно. Там видно будет. А меж тем сборник, в котором был наш ПиП, постепенно, говорят, разрушается. Уже вынули оттуда хорошую повесть Щербакова как излишне взрослую.

4. Я планирую приехать к тебе в воскресенье 14-го. За эту неделю сделаю все дела и двинусь. Когда возьму билет, телеграфирую. И все никак для себя не могу решить, что нам писать: зМЛдКС или детектив. Понимаешь, детектив был бы проще, легче работать, можно было бы отдохнуть за машинкой. Впрочем, не знаю.

5. Получил ты анкету мадам Мирлис насчет неологизмов? Я все никак не соберусь ответить.

Вот пока и все. Целую, твой [подпись]

P. S. Леночке и Машке — привет!

15 июля АБС встречаются в Москве. Они «работают» ЗМЛДКС.

Арку насчет «Памира»:

1. Что с рассказами Балабухи?

2. Как насчет подборки семинара?

15.07.74

Б. приехал в Мск. Работаем над зМЛдКС.

16.07.74

1. Соня знает про коньяк.

2. Соня вроде бы знакома со Снеговым и очень его не любит. Угрожающие намеки.

3. Снеговой уходя отбивает половой аппетит у Димы. Сделали 7 стр.

Вечером сделали 4 стр. (11)

17.07.74

«Умру в 88 г. в Австралии».

Сделали 5 стр.(16)

Вечером сделали 3 стр. (19)

18.07.74

Сделали 6 стр. (25)

Вечером сделали 3 стр. (28)

Я принялся поспешно собирать свои бумаги и запихивать их в стол.

19.07.74

Сделали 8 стр. (36)

Вечером сделали 2 стр. (38)

20.07.74

Сделали 6 стр. (44)

Вечером сделали 2 стр. (46)

Вайнгартен относится к Веч<еровскому> с повышенным пиететом. Он тоже очень хочет быть лауреатом Лен<инской> премии.

21.07.74

Сделали 6 стр. (52)

Вечером сделали 3 стр. (55)

22.07.74

Сделали 5 стр. (60)

Вечером едем встречать маму и к т. Мане[131].

…что двери были на задвижке. Потом…

— Он ушел сквозь стену.

— Фиг — растворился в воздухе. А я глотал валерьянку, бром и еще какую-то сволочь. Потом позвонил Митьке…

23.07.74

Сделали 6 стр. (66)

Вечером сделали 2 стр. (68)

24.07.74

Сделали 4 стр. (72)

И ПРЕРВАЛИСЬ НА 73 СТР.

Думали над статьей о Бержье. Решили не писать[132].

Отбирали письма для ЛГ.

Письмо Демичеву; разговор с Ильиным[133].

25.07.74

Б. уезжает.

В мае 1974-го во французском журнале «Магазин литерер» вышла статья Жака Бержье «Советская научная фантастика»[134], где об АБС говорилось так:

<…>

В какой форме эта научная фантастика доступна советской публике? Прежде всего в виде книг. Как и все книги в Советском Союзе, произведения научной фантастики существуют в двух формах: с одной стороны, те, которые издаются нормально и продаются в книжных магазинах, с другой — те, которые распространяются подпольно, издаваемые либо за границей, либо в «самиздате».

«Самиздат» публикует много научной фантастики. Благодаря «самиздату» вышел в свет такой шедевр, как «Мутанты тумана» братьев Стругацких. Эта книга вскоре выйдет в серии, которой я руковожу совместно с Жоржем Галле в издательстве Альбен Мишель, и она делает честь этой серии. Она трогает меня, потому что я принадлежу к той же породе, что эти «Мутанты тумана»: они нуждаются в пище, но им так же необходимы книги, иначе они умирают.

Эти мутанты меняют микроклимат, окружая себя туманом, который они могут по своему желанию рассеивать благодаря могуществу своей мысли: тогда появляется в облаках прозрачный прямоугольник, сопутствующий луне в ее движении. Население преследует их. На вопрос о том, чем вызваны эти преследования, какой-то гражданин отвечает: «А кого же еще преследовать? Евреи давно покинули наш город и кошки тоже: им не нравился новый климат». Но молодежь присоединится к мутантам тумана и вместе они изменят мир.

Почему эта книга является подпольной в СССР? Мне кажется, по двум причинам: с одной стороны, из-за откровенности описаний сексуальных и гомосексуальных отношений, которая не часто встречается в советских книгах.

С другой стороны, она ставит под сомнение как коммунизм, так и капитализм. Авторы пишут, например: «И тот и другой — капитализм, как и коммунизм — тратят время на то, чтобы обрубать ростки будущего до тех пор, пока будущее не сметет их. И тот и другой — капитализм, как и коммунизм — разрушили природу и не умеют подчинить себе новый мир, возникший в результате. Однако будущее вынесет свой приговор». <…>

Дорогой Арк!

Отчитываюсь.

1. Связался с Татарским. Заявку нашу, как и следовало быть, отклонили. Официально объявлено (по словам Татарского): у них уже есть сказка, утвержденная Комитетом, и больше им не надо. Неофициально объявлено: сказку эту они не будут ставить ни за что по причине ее поганости; поэтому надо подождать месяца два-три — может быть, еще засветит. На чем и порешили.

2. Был в Северозападном отделении ВААПа. Оказывается, надо было подписать разрешение на публикацию в Венгрии главы из ПнО (25-й том Биб-ки). По-моему, ты уже это подписал, так что ничего нового здесь нет. Заодно я решил поспрашивать юрисконсульта о заграничных гонорарах. Выяснилось, что гонорар, что в рублях, что в форинтах, облагается совершенно одинаково и выгадать здесь невозможно. Дала она мне табличку подоходного налога, такую же как и у тебя. Но насчет прочих вычетов ничего не сказала: то ли не знает, то ли не уполномочена говорить. Сказала только, что да, есть и другие вычеты. Дала телефоны ВААПа, куда можно обратиться за справкой. Ужо.

3. Звонил Брандису. Никаких новостей. Сказал ему, что ты намерен пойти к Ильину. Он выразил надежды.

4. Был в Литфонде, подал в Комарово на начало сентября.

Вот и все пока. Мамочке передавай приветы, скажи, что я звонил домой, там все в порядке, Мартьянна[135] скучает, сидит, запершись на все замки, и дрожит от страха, очень ждет маму. Я тоже ее очень жду. Напомни, чтобы послала заранее телеграмму: дату, поезд, вагон.

Целую, твой [подпись]

P. S. Ленуське и Машке привет. Пусть как следует тренируются в преф, а то я приеду и снова их раздолбаю.

Дорогой Борик!

Не писал тебе, потому что по чести писать нечего, новостей нет. Ну, что было?

1. Ильин болен. Кажется, должен выйти сегодня, так что завтра пойду.

2. Познакомился я с неким Пастуховым Николаем Борисовичем, он в «Огоньке» зав. международным отделом и ярый враг Софронова. Для нас важно, что он лично знает Ганичева и Панкина, главу ВААПа. Он с ними уже говорил, назначил мне встречу сегодня вечером, а по телефону говорить отказался, так что, полагаю, дела тухлые.

3. Вышел мой том Акутагавы в Гослите, и я получил некий изрядный (совершенно неожиданно) гонорарий. Тут же мы с Ленкой развернулись и купили телепупер и лежбище.

Таковы практически все мои новости.

Жму, целую, твой Арк.

Приветы Адке.

P. S. Письмо Демичеву я отсылаю в зависимости от сегодняшнего разговора с Пастуховым. Он в этом толк понимает.

Письмо Демичеву сохранилось в архиве только в виде рукописного черновика. На черновике пометка: «отпр<авлено> 5.8.74».

Уважаемый Петр Нилович.

Мы позволили себе побеспокоить Вас по следующему делу.

Вот уже более трех лет имеет место совершенно необъяснимое положение в наших отношениях с руководством издательства ЦК ВЛКСМ «Молодая Гвардия». Вот уже более трех лет дирекция издательства, используя все мыслимые и немыслимые предлоги, уклоняется от заключения с нами договора на издание нашего именного сборника «Неназначенные встречи», состоящего из трех научно-фантастических повестей, в которых мы рассматриваем различные аспекты контакта человечества с иным разумом в космосе.

Мы хотели бы подчеркнуть, что многочисленные внутренние рецензии на этот наш сборник были все сугубо положительными. Все три повести («Отель „У погибшего альпиниста“», «Малыш», «Пикник на обочине») давно уже опубликованы в периодике и имеют доброжелательную прессу. Все три повести уже успели выйти в ГДР, ПНР, ЧССР и БНР. Мы связаны с издательством «Молодая Гвардия» полтора десятка лет. Все наши лучшие вещи опубликованы в этом издательстве. Теперешнее положение с нашим сборником беспрецедентно.

Мы пытались встречаться с директором издательства тов. Ганичевым, чтобы лично выяснить причины этого положения. Встретиться нам не удалось. Тогда в июне 1973 года мы обратились за помощью в отдел культуры ЦК КПСС к тов. Беляеву А. А. В результате вмешательства тов. Беляева тогдашний гл. редактор «Молодой Гвардии» тов. Осипов в телефонном разговоре поставил нас в известность, что договор на наш сборник будет заключен после того, как ЦК ВЛКСМ утвердит этот сборник в плане 1975 года. Сборник был утвержден в плане 1975 года, однако заключение договора не последовало. В октябре 1973 года мы снова попытались добиться встречи с тов. Ганичевым и снова неудачно. Мы написали ему письмо. Ответа не получили по сей день.

Как Вам, возможно, известно, мы являемся профессиональными писателями. Ситуация, изложенная выше, означает для нас в первую очередь необходимость тратить массу сил и времени на второстепенную, для одного лишь заработка, работу.

Мы просим Вас, уважаемый тов. Демичев, разобраться в этом нашем деле, воздействовать своим авторитетом на руководство издательства и таким образом разрешить это совершенно ненормальное положение.

В случае если Вы посчитаете необходимым встретиться с нами, мы, конечно, всегда с радостью готовы посетить Вас и дать необходимые дополнительные разъяснения.

С глубоким уважением [подпись]

«Вышел мой том Акутагавы в Гослите», — пишет АН. 129-й том «Библиотеки всемирной литературы», том Акутагавы Рюноскэ, открывало предисловие АНа, в самом же томе были опубликованы три его перевода. АН написал статью, непохожую на обычные фундаментальные и сухие предисловия. Зачин ее в немалой степени имел отношение и к творчеству самих Авторов. Он повествовал о многослойности, казалось бы, простых рассказов Акутагавы. Этот вопрос занимал АНа и неоднократно возникал в его публицистике. Вот две цитаты, иллюстрирующие это.

<…>

Полагаю, что повесть В. Бабенко — значительное явление в фантастике последнего десятилетия. Она странно и непривычно глубока: я прочел ее за недостатком времени всего два раза и при вторичном чтении обнаружил слои, которых не воспринял при первом.

<…>

<…>

— Аркадий Натанович, мне хочется начать с вопроса о вашем читателе. Чувствуете ли вы своего читателя, постоянную взаимосвязь с ним, меняется ли он? В каком качестве ощущаете вы себя сейчас? Человека развлекающего? Учителя? Идеолога? Философа?.. Меняется ли ваш прежний любящий, преданный читатель и если да, то как? В общем… всё о взаимоотношениях с читателем.

— Вопрос сильный, должен тебе сказать. Знаешь, вот первые наши книги, которые мы сами очень не любим, — «Страна багровых туч», рассказы первые — вот они, пожалуй, и были рассчитаны на развлечение… то есть мы писательски относились к своей теме так же, как читательски когда-то относились к Жюль Верну и Уэллсу, не подозревая, что у Уэллса есть такие философские глубины. Но открылись они нам значительно позже, когда мы сами стали уже зрелыми писателями. Здесь помогла, конечно, и родившаяся в нашей стране философская фантастика Ивана Антоновича Ефремова, и социально-эмоциональная фантастика Рэя Брэдбери. Это — о нашем восприятии своей, так сказать, развлекательности. Сейчас, конечно же, нет — иные, скажем, цели. И давно уже — нет. Хотя развлекательный элемент обязательно должен быть, чего слова-то пугаться. Понимаешь, мы никогда не забываем про троянского коня и позолоту на пилюле. Если ты хочешь сообщить мысли, кажущиеся тебе новыми и необычными, читателю неподготовленному, приходится строить острый сюжет. За ним-то он, свеженький читатель, побежит, а мы ему и вложим философский борщ с трагическими выводами в легкой и удобочитаемой форме. А потом противники фантастики всех мастей и расцветок еще будут говорить о легком чтиве.

<…>

Вот это сочетание внешней сюжетной развлекательности и глубины истинного содержания зрелых вещей Авторов и составляет, видимо, существенную особенность творчества АБС. Именно оно привлекает все новые и новые поколения поклонников. Но оно же позволяет столь снисходительно оценивать книги АБС профессиональным литературоведам. Впрочем, в последнее время такое отношение, кажется, уходит в прошлое.

Итак, АН о многослойности рассказов Акутагавы.

Вот какой рассказ появился в октябре 1916 года в японском литературном ежемесячнике «Тюо корон».

Профессор Токийского императорского университета, специалист в области колониальной политики, сидел на веранде в плетеном кресле и читал «Драматургию» знаменитого шведского писателя Стриндберга. Странно было подумать, что всего каких-нибудь пятьдесят лет назад обо всем этом и мечтать не приходилось — ни об «Императорском» университете в Токио, ни о колониальной политике, ни о проблемах европейской драматургии. Прогресс налицо. И особенно заметен прогресс в материальной области. Победоносно отгремели пушки отечественных броненосцев в Цусимском проливе; страна покрылась сетью железных дорог; распространяются превентивные средства из рыбьего пузыря… Но вот в области духовной намечается скорее упадок, а профессор лелеял мечту облегчить взаимопонимание между народами Запада и своим народом. Он даже знал, на какой основе должно строиться это взаимопонимание. Бусидо, «путь воина», это специфическое достояние Японии, прославленная система морали и поведения самурайства, сложившаяся шесть веков назад. Конечно, не все в ней годится для целей профессора, но основное — требование жесткой самодисциплины и добродетельной жизни — явно сближает дух бусидо с духом христианства.

Профессор вперемежку листал Стриндберга и размышлял о судьбах японской культуры, когда ему доложили о приходе посетительницы. В приемной ему представилась почтенная, изящно одетая женщина — мать одного из студентов. Усадив посетительницу за стол и предложив ей чаю, профессор осведомился о здоровье ее сына. К его величайшему смущению, выяснилось, что юноша умер и что гостья пришла передать профессору его последнее «прости». Некоторое время они обменивались малозначительными репликами, причем профессор заметил одно странное обстоятельство: ни на облике, ни на поведении дамы смерть родного сына не отразилась. Глаза ее были сухие. Голос звучал совершенно обыденно. Иногда она даже улыбалась как будто. Профессор поразился, от холодности и спокойствия соотечественницы ему стало не по себе. И тут произошло вот что. Случайно уронив веер, профессор полез за ним под стол и увидел руки гостьи, сложенные у нее на коленях. Эти руки дрожали, и тонкие пальцы изо всех сил мяли и комкали носовой платок, словно стремясь изодрать его в клочья. Да, гостья улыбалась только лицом, всем же существом своим она рыдала.

Проводив гостью, профессор вновь уселся в кресло на веранде и взял Стриндберга. Но ему не читалось. Мысли его были полны героическим поведением этой дамы, и он растроганно и с гордостью думал о том, что дух бусидо, дух жестокой и благородной воинской самодисциплины, поистине вошел в плоть и кровь японского народа. В эту минуту рассеянный взгляд его упал на раскрытую страницу книги.

«В пору моей молодости, — писал Стриндберг, — много говорили о носовом платке госпожи Хайберг. Это был прием двойной игры, заключавшийся в том, что, улыбаясь лицом, руками она рвала платок. Теперь мы называем его дурным вкусом…..»

Профессор растерялся и оскорбился. Оскорбился не за даму, а за свою взлелеянную простодушную схему, в которую так четко укладывалось это происшествие. И ему в голову не пришло, что героическое поведение гостьи могло объясниться причинами, к которым пресловутые понятия военно-феодальной чести не имеют никакого отношения.

Так примерно выглядит откомментированное содержание одного из ранних рассказов Рюноскэ Акутагавы — «Носовой платок».

Невооруженному глазу заметна брезгливая усмешка автора по поводу мечтаний злополучного профессора сделаться идеологом японской культуры на основе бусидо, этой действительно специфической смеси клановых японских традиций с плохо переваренным конфуцианством. Еще в последние годы XIX века, сразу после окончания японско-китайской войны, заправилы империи недвусмысленно потребовали от отечественной литературы создания так называемых «комэй-сёсэцу» — «светозарных произведений», проникнутых казенным оптимизмом и прославляющих воинственность и великодушие средневекового и современного самурайства. Толпа бездарных полуграмотных писак бросилась заполнять книжные рынки страны бесконечными вариациями на тему о верности сюзерену и о кровавой мести, о вспоротых животах и о срубленных головах, о поединках на мечах и о лихих штыковых атаках, и в унисон им, только не так грубо и не так прямолинейно, заворковали о величии бусидо, о благотворности бусидо, о назревшей необходимости воскрешения бусидо идеологические дилетанты с профессорских кафедр. В далекой Европе гремели пушки и лились реки крови, каблуки японских патрулей стучали по кривым улочкам взятого у немцев Циндао, империя готовилась к большим колониальным захватам. Не удивительно, что в эти дни думающий и широко эрудированный писатель (а Акутагава, как мы увидим, был именно таким) жестоко осмеял мечтательного либерала, усмотревшего духовное сходство между возрождающимся к жизни кодексом профессиональных убийц и плачевно дискредитировавшим себя христианством.

Но давайте проанализируем рассказ более тщательно. Итак, некий профессор, специалист по колониальной политике и приверженец бусидо, читает Стриндберга и предается размышлениям о способах преодоления духовного застоя в своей стране. Затем он беседует с женщиной, недавно потерявшей сына, и случайно обнаруживает, что ее внешнее спокойствие есть только маска, а на самом деле она мучается безутешным горем. Он приходит в восхищение — не столько от героизма гостьи, сколько от полного, как ему представляется, соответствия между ее поведением и бездарной умозрительной идеей. По нашему мнению, если бы речь в рассказе шла только об осмеянии идеологического дилетантизма, этого было бы вполне достаточно. Ну, а Стриндберг? Для чего автору понадобилось противопоставлять сценический прием госпожи Хайберг поведению гордой матери? Не зря же он так смело ввел в рассказ элемент случайного совпадения: профессор натыкается на пресловутый абзац из Стриндберга чуть ли не сразу после случая с носовым платком. Видимо, дело обстоит не так просто, и у рассказа есть «второе дно», не столь очевидное, как первое, но наверняка не менее важное.

Действительно, концовка рассказа производит странное впечатление. Читатель далеко не сразу осознает, какая проблема всплывает вдруг из нее. Мономан-профессор смутно ощущает что-то неясное, что грозит разрушить безмятежную гармонию его мира. Пытаясь объяснить себе это ощущение, он готов заподозрить Стриндберга в попытке осмеять бусидо. Он даже готов оправдываться: «Сценический прием… и вопросы повседневной морали, разумеется, вещи разные». И все это мимо цели, но на то он и мономан. Если бы он дал себе труд отвлечься от любимой идеи, он сумел бы понять, что парадокс, с которым столкнул его случай, лежит совсем в другой плоскости понятий и представлений. Он сумел бы увидеть проблему такой, какой поставил ее перед читателем (и перед собой) автор. Проблему соотношения жизни и искусства.

В глазах знатоков театра сценический прием госпожи Хайберг давно уже стал банальностью. Но сотни тысяч, миллионы женщин и до и после госпожи Хайберг при разных обстоятельствах и по разным причинам стискивали зубы, комкали носовые платки, впивались ногтями в ладони, чтобы не вскрикнуть, не разрыдаться, не показать своей боли, и никто никогда не называл это «дурным вкусом». И совершенно неважно, почему они это делали: по врожденной ли гордости или по твердости характера, пусть даже из приверженности кодексу бусидо. В данном случае не в этом дело. Дело в диковинной метаморфозе, которую претерпевает восприятие нами человеческого поведения, когда оно переносится из реальной жизни на сцену, на экран или на страницы книг. Какова психологическая природа этой метаморфозы? В чем секрет адекватного перевода с бесконечно разнообразного языка бесконечно разнообразной жизни на язык искусства?

Вот в этом, как нам кажется, и состоит глубинная суть, «второе дно» рассказа «Носовой платок». Это и есть главная его проблема, которую не то что разрешить — просто увидеть не дано профессорам — приверженцам бусидо, и эта проблема всю жизнь терзала странную и мудрую душу японского писателя Акутагава Рюноскэ, покончившего самоубийством в 1927 году в возрасте тридцати пяти лет.

<…>

Дорогой Борик!

Новостей по-прежнему мало, и всё они мизерные.

1. Говорил с Пастуховым. Он порекомендовал такой текст письма наверх, что я только рукой махнул: там все клятвы и обязательства, которые лучше излагать устно, да и письмо получилось бы страниц на десять. Таким образом, я на следующий же день (кажется, 8-го) отправил письмо в нашей редакции — заказным.

2. С Ильиным так и не удалось увидеться. Попробую еще раз завтра.

3. Из «Мира» пришел договор на «Гиг. флюктуацию», три экза, я их подписал и отправляю обратно.

4. Получил от Мирлис дурацкую анкету. Кое-как ответил, отсылаю обратно.

5. В Сценарной студии как будто что-то тронулось. Есть неофициальное сообщение, что сценарий покупает Одесская студия, причем у нее уже есть режиссеры. Но точно пока ничего не известно. Соловьев в отпуске, а его зам. в командировке.

6. На меня усиленно нажимают в смысле пьески-шлягера. Сажусь. Кое-что придумал, но это не фонтан. А впрочем, фонтан им, по-моему, и не требуется.

7. Интересная вещь. Борис Ларин (по-моему, я тебе о нем говорил) пребывает в приятельских отношениях с Феликсом Кузнецовым. Так он попросил Кузнецова прозондировать почву в Литобозе насчет обстоятельной статьи о Стругацких. Тот поговорил с Суровцевым. Суровцев дал полное добро. Не знаю, получится ли у Ларина статья, но не в этом дело. Видимо, там никакие черные вихри не веют[136], вот что хорошо.

Вот пока все дела.

Вечерами сидим с Ленкой у ящика и до одури смотрим. Отличный спектакль видели позавчера: «Мегре и человек на скамейке»[137]. Истинно высокий класс, даже завидно стало.

Жму, целую, твой Арк.

Поцелуй маму, привет Адке.

Дорогой Аркаша!

Получил твое письмо и поэтому строчу ответ.

Писать, собственно, абсолютно нечего. Ничего не происходит, никого не вижу, да и нет в городе никого. Вот и Александр Александрович[138] уезжает, насовсем, в город Жданов. Пойду его сегодня провожать. Виделся с Руфью Александровной[139]. Подарила мне свою новую книжку, посидели, потрепались. Был у Лешки. Тоже сидели, трепались и пили отвратительный французский коньяк. Никаких новостей нет. Во всяком случае, сколько-нибудь существенных.

Значит, письмо наверх ты послал. Что ж, будем подождать и посмотреть. Жалко, что ты забыл написать мне, что рассказывал Пастухов о своей встрече с Ганичевым. Напиши, если стоит.

Все собираюсь засесть за сказочку, за ту, что на базе несостоявшейся нашей заявки для телевидения. Да то одно мешает, то другое. Ладно, добьем черновик зМЛдКС — только и будем заниматься, что сказочками.

Статью о нас Смелкова в «Юности» я так и не прочел, но мне ее подробно рассказали. По-моему, чушь все это, но хорошо, конечно, что появилась.

В общем, сижу и жду от тебя писем, потому что бог, видно, снова в Москве.

Жму руку, твой [подпись]

P. S. Леночке привет!

Молодцы, что купили телик.

Статья Юлия Смелкова была опубликована в седьмом (июльском) номере и рассказывала о последних произведениях Лема, Булычева и АБС.

<…>

Еще не так давно большинство фантастических романов и повестей почти полностью подчинялось канонам приключенческой литературы. Действие происходило в космосе, в будущем или в чуточку видоизмененном настоящем, однако и то, и другое, и третье играло в сюжетостроении примерно такую же роль, как в приключенческом романе — джунгли, далекие острова или какая-либо страна в пятнадцатом или шестнадцатом веке. Точно так же пришельцев из космоса можно было уподобить кровожадным дикарям или, наоборот, могучим заступникам благородных героев. Примерно так сделаны, скажем, романы братьев Стругацких «Трудно быть богом» и «Обитаемый остров» — в обоих люди коммунистической Земля попадают на другие планеты (на одной — что-то вроде нашего средневековья, на другой — технократическая диктатура фашистского типа) и мужественно сражаются с косностью и духовной отсталостью, утверждая высокие гуманистические идеалы.

Но вот перед нами недавно вышедшая повесть Стругацких «Пикник на обочине».

Захватывающих приключений в повести хоть отбавляй. Но героя Рэда Шухарта, преодолевшего все препятствия, здесь ждет не победа, как полагается в приключенческом романе, а самое большое в его жизни поражение.

<…>

Человек с ужасом осознает, что он не умеет думать. Правда, он повторяет Золотому Шару слова того парня, которого он послал на смерть: «счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный!» — но, честно говоря, это довольно расплывчатая формула. Социальная и духовная безграмотность в век научного прогресса и технических чудес — вот что страшно, вот о чем пишут Стругацкие. И дело тут не в необразованности Рэда, не в том, что ему не хватает культуры и эрудиции. Среди персонажей «Пикника на обочине» есть знаменитый ученый Валентин Пильман — он сидит в кабачке, куда нередко заглядывает и Рэд, с удовольствием разглагольствует о цели и смысле Посещения, выдвигает остроумные гипотезы. Но и высоколобый профессор и отщепенец примерно одинаково социально безграмотны. К чему это может привести? Заглянем в другую повесть Стругацких — «Отель „У погибшего альпиниста“» — там пришельцы из космоса, представители высокоразвитой цивилизации… помогают политическим бандам: те убедили их, что борются за счастье человечества.

Я не сравниваю «Пикник на обочине» с романом Хемингуэя «Иметь и не иметь». Но герои обеих этих книг — сильные, незаурядные люди, которым приходится преступать закон, чтобы заработать себе на жизнь. И оба слишком поздно понимают, что с ними сделало общество, в котором они живут.

<…>

Дорогой Борик.

Пишу тоже просто в ответ на твое письмо. Новостей общего значения нет.

Пастухов с Ганичевым не беседовал. Беседовал с ответственным «Пионера». С Ганичевым он говорить не мог и не стал бы, потому что они неприятели.

Сверху ничего.

Занялся я зубами <…>, и тут выяснилась пренеприятная вещь: я не могу раскрывать рот. Какая-то, м. е. е., спазма носоглотки, которая начинается при попытке раскрыть рот более чем наполовину. А уж если какой-нибудь посторонний предмет при этом вводится дальше уровня десен — все. Мгновенно выворачивает меня наизнанку. А ведь работа протезиста связана не просто с инструментами и его пальцами во рту, но и с полной пастью гипса, да еще смазанного отвратным салом. Сейчас ищем способа изгильнуться. Либо анестезия носоглотки — а этого два протезиста, у которых я был, делать не умеют, — либо общий наркоз в стоматологическом. Такие дела. Только этого мне и не хватало.

Ну, будем уповать.

Жму руку, целую, твой Арк.

Привет твоим.

ПС. Совсем забыл. Звонили из ВААПа, требуют американцам для ознакомления ПнО. У меня больше экзов нет. Пришли, пожалуйста, из резерва несколько.

Дорогой Аркашенька!

Очень тебе сочувствую насчет зубов, но ведь надо, Федя[140]! Ты все-таки добей это дело. Авось до конца не вывернет, что-нибудь да останется.

Насчет Пастухова ты мне писал в одном из писем следующее (цитата): «Для нас важно, что он лично знает Ганичева и Панкина… Он с ними уже говорил, назначил мне встречу сегодня вечером, а по телефону говорить отказался, так что, полагаю, дела тухлые». (Конец цитаты.) Вот об этом самом разговоре я тебя и спрашиваю, а ты мне пишешь, что Пастухов с Ганичевым говорить не мог, а говорил с ответственным «Пионера». Ну, ладно, а с ответственным «Пионера» он о чем говорил?

Мне звонили из ВААПа. Опять насчет предисловия к УнС. Фред Пол обязательно хочет предисловие. Берется написать его сам. Наше мнение? А какой существует у нас выбор, спросил я. Можно вообще отказаться, а можно отложить решение до того момента, как предисловие будет написано: посмотреть, что он там напишет, а потом разрешить или нет. На том и порешили. Потом возник разговор о порядке глав. Я написал им туда, какой порядок глав должен быть обязательно и заодно дал точные ссылки на эпиграфы.

Экземпляр ПнО я могу выслать, но куда? Тебе или прямо в ВААП? Если прямо в ВААП, то кому персонально? Срочно отпиши, и я вышлю. Там же нужно обязательно будет дать сопроводиловку о том, что это сокращенный вариант.

Я тебе говорил, что в начале июля писал в ВААП, запрашивал насчет гонораров из ФРГ? Так вот сегодня пришел оттуда ответ. Суть: мы запросили указанные изд-ва и попросили их перевести гонорарные суммы на счет ВААП. Как только будут вести, вас — А. и Б. Стр-х — мы информируем незамедлительно. По-моему, в связи с образованием ВААП и отходом от дел Межкниги у немцев помутилось в глазах и они не знали, куда слать деньги и слать ли. Впрочем, посмотрим.

Вот, пожалуй, и все новости. На той неделе буду звонить в Литфонд насчет путевок. Будь готов. Я телеграфирую.

Целую, твой [подпись]

P. S. Ленуське привет!

Путевки были куплены, и в начале сентября АБС встречаются в Комарово.

5.09.74

Приехали в Комарово дописывать черновик ЗМЛдКС.

Ком<наты> 29, 30 (3-й этаж).

6.09.74

Сделали 4 стр.(76)4

Вечером сделали 1 стр. (77) 5

Пока пришельцы не опустятся до уровня землян и не начнут бросать бомбы на бреющем полете, в них просто не поверят.

7.09.74

Сделали 6 стр.(83)11

Приехала Адка.

Ирка бредит о Бобке, кот<орый> гибнет.

Ирка затихла в ванне.

Впереди жизнь, полная этого ужаса. Ни минуты покоя.

Но ведь до конца света еще миллиард лет. Много можно успеть за миллиард лет, если не сдаваться.

Вечером сделали 2 стр. (85) 13

8.09.74

Сделали 7 стр. (92) 20

Вечером сделали 1 стр. (43) 21

Законы сохранения — проявление гомеостазиса Вселенной. Какой механизм обеспечивает закон сохранения? Неизвестно. Просто все происходит так, чтобы некая величина не менялась.

9.09–10.09.74

Б. в суде по М. Х. [141]

11.09.74

Сделали 5 стр. (98) 26

Вечером сделали 2 стр. (100) 28

1. Причины рассказанного Ирке:

a. Нечестно оставлять ее под огнем и в неведении.

b. Слишком высокий уровень неприятностей.

c. Попытка разделить моральную ответственность за выбор.

2. Рассужд<ение> о слепоте силы.

3. Это уже удар по Ирке.

4. Последствия выбора: превращение в Глухова, смена друзей, семьи, образа жизни.

5. Мгновенное облегчение, что Ирка с ним и ругань за эту мысль; решение спровадить Ирку обратно.

6. Соскакивает на рассуждение о теории Вечеровского. Подтверждение: слепота и неточность силы. М. б., есть и другие удары, только я о них не знаю.

Рассуждение о кучности.

7. Происшествие с паспортом и спящей Иркой.

8. Утром Ирка находит лифчик. Сцена. Записка пропала, но уцелела квитанция.

9. Дерево на площадке.

Порядок:

Вайнгартен с двумя папками и рассуждением о людях XIX в.

Захар (без мальчика), ищет Вайнгартена, идет к Вечер<овскому>.

Сон.

Звонит Вечеровскому.

[сюда идет стрелка от пункта восьмого] Приход. Ирка. Лифчик. Откровенный разговор. О Бобке.

Собирает папку, идет к Вечер<овскому>.

Встречает на лестнице Глухова. (Сидит, лица на нем нет: «Не ходите туда!»)

12.09.74

Сделали 6 стр.(106)34

А. ездил в город.

13.09.74

Сделали 7 стр. (113) 41

Вечером сделали 2 стр. (115) 43

М. Х. дали 4+2.

14.09.74

Сделали 5 стр. (120) 48 Была Адка.

Вечером сделали 2 стр. (122) 50

15.09.74

Сделали 6 стр. (128) 56

Вечером сделали 2 стр. (130) 58

16.09.74

Сделали 3 стр.

И ЗАКОНЧИЛИ ЧЕРНОВИК НА 133 СТРАНИЦЕ.

Возвратившись домой, БН отвечает на накопившиеся письма. 18 сентября он пишет в Омск.

Дорогой Олег!

Получив Ваше письмо, я порылся в архивах и обнаружил, что посылал Вам ответ 3.03.1974. Странно, что письмо это до Вас не дошло.

Отвечаю на вопросы.

1. В 1973 году мы ничего не печатали.

2. Повести «Взгляд жука» у нас нет. Нет и ничего похожего.

3. Полнометражный мультфильм по нашему сценарию поставлен не будет, т. к. наш сценарий не понравился Госкомитету по кино.

4. Сценарий по повести «Трудно быть богом» написан нами еще в 1968 году. Фильм этот должен был ставить А. Герман, но студия Ленфильм сценарий не приняла.

5. «Новые приключения А. Привалова» это и есть «Сказка о Тройке». В сокращенном виде повесть опубликована в альманахе «Ангара» в 1968 году.

6. Повесть «Гадкие лебеди» побывала примерно в десяти редакциях. Печатать ее не захотели, потому что нашли «мрачной».

7. «Человек из Пасифиды» был впервые (с сокращениями) опубликован в журнале «Советский воин» где-то году в 65-м или даже в 62-м.

8. Нам очень приятно, что Вы и Ваши друзья хотите нам помочь. Конечно, если вы все будете писать в редакции, толку особенного не будет, но и хуже не будет тоже.

Спасибо за доброе отношение к нашей работе. Всегда буду рад ответить на Ваши вопросы.

Ваш [подпись]

Дорогой Борик.

Новости такие.

1. Письмо очевидно дошло. Я связался с Гусевым Геннадием Михайловичем — бывший куратор Жемайтиса от главной редакции МолГв, ныне, видимо, работник аппарата Демичева или отдела культуры. Он и Беляев связывались с Ганичевым и Авраменко, те им все время врали. Я попросил встречи. Гусев возразил, что сперва надо добиться для нас договора, а потом уже встретимся и по другим делам. Может, он прав. Была у меня беседа с Медведевым. Как и ожидалось, он категорически против ДоУ. Я повторил ему всю аргументацию, которая нами выработана. Кажется, не помогает. Тогда я объявил, что иду в ЦК. Тут он съежился, но храбро пискнул, что-де и в ЦК не побоится высказать свое мнение. Сволочь он, вот что. Сейчас он укатил в отпуск. Приедет — будут вместе с начальством плести козни. Это уж точно. Погром он в фантастике учинил дикий, оставил всего два названия на 75 год, а Беле на днях предложил искать другую работу. Конечно, у него за спиной все эти подлецы из руководства — от Ганичева до Авраменко. Но на Беле, я полагаю, они подавятся. Она тоже собирается в ЦК.

2. Сказка в «Мире приключений» вышла, гонорар получил, долг можешь списывать, как договорились. Со Сценарной студией еще не связывался.

3. Начинает выплывать тень дела Мишки. В Детгизе прошел слух, что Стругацкие — участники диссидентской группы ленинградских писателей. Я имел довольно продолжительную беседу с Брусиловской, которая сейчас заведует редакцией, она настроена дружелюбно, склонна мне верить, но настоятельно рекомендует принять меры. Какие? Ильин — хорошо, но для Камира и Пешеходовой не авторитет (это для меня было сюрпризом). Настаивает, чтобы я пробивался в ЦК и попросил опубликовать в какой-нибудь центральной газете (желательно, естественно, в «Правде») хороший о нас отзыв. Сам понимаешь, в таком положении заикнуться о заявке я просто не посмел.

4. Виделся с режиссером по «Преисподней», разговаривали долго, парень он деловой, внес много интересных предложений. Придется посидеть, поработать. Выяснилось, что у него огромный опыт в научпопфильмах (36 лент) и два полнометражных худфильма на животрепещущие темы. Он ими недоволен. Жаждет снять фильм по «Парню» и затем, если все сойдет удачно, по ПНвС, относительно чего у него уже есть предварительная договоренность с дирекцией Одесской студии.

Вот, кажется, и всё. Остальное — неясные слухи, встречи с друзьями и настоятельные советы добиться разговора в Большом ЦК. Что я и намерен делать.

Привет Адке и Росшеперу.

Поцелуй маму.

Жму и целую. Твой Арк.

Дорогой Аркаша!

Получил, наконец, твое письмо, спешу ответить.

1. Действия твои в МолГв полностью одобряю. Так и держи. А представится возможность — пойди в ЦК. Только старайся попасть повыше. Я тут загнал свою коллекцию, так что энное время буду чувствовать себя спокойно. И на тебя, в случае чего, хватит. Ты ничего не пишешь об аргументации Медведева против ДоУ. Хотелось бы все-таки понять, что им там не нравится. Напиши, не сочти за труд.

2. Насчет «тени дела Мишки» — разоблачай везде, где сможешь дотянуться. Тут дело чистое, мы — ни сном, ни духом. Хотя досужая болтовня будет, конечно, мешать некоторое время.

3. Звонила Ирена. Договор на детектив (вроде бы!) получается. Скоро выходят две наши книжки — просила прислать фото для рекламы. (Я послал ей предпоследнюю копию Лессовской фотографии; нахожусь в кризисе; у меня куча весьма приличных собственных фотографий, но нет ни одной твоей; изволь раздобыть и мне прислать; и поскорее.) О двустороннем издательском соглашении ничего толком не знает, кроме того, что действовать оно начнет с января и обратной силы, по-видимому, иметь не будет.

4. Я тут перечитал с трепетом зМЛдКС, удивился и от удивления в тот же вечер прочитал Адке. Дело было около полуночи, Адка была больна, и договорились почитать часок, а потом перенести до завтра. Читали до четырех утра и потом еще час обсуждали. Адка заявила, что это первая наша вещь, написанная на уровне УнС. Мы молодцы и орлы. Я, между прочим, тоже был несколько поражен. Пока мы писали, мне все казалось, что это, собственно, даже не черновик у нас выходит, а так — что-то вроде развернутого изложения сюжета, этакое либретто, сухое изложение фактов в определенной последовательности, болванка для будущей работы. Черта с два! Получилась вполне законченная и в своем роде совершенная штучка. Хоть завтра в набор. Конечно, там есть и шероховатости, и скороговорка местами, и местами сухость, но в общем — вполне готовая повесть № 21. И неплохая! Я тут пока еще ничего не предпринимаю. Жду, что ко мне обратятся. Если не — в начале октября пойду сам в «Аврору», а не получится там — в «Неву».

5. Дожимай «Парня»! Единственная наша надежда. И напиши мне поподробнее о своих планах — теперь они, вероятно, стали яснее.

6. У меня вся неделя прошла как в бреду. Во-первых, хлопоты, связанные с продажей коллекции, а во-вторых, все заболели — и Андрюха, и Адка, и я был уже на взводе, да и остаюсь, пожалуй.

7. Ах, если бы тебе удалось прорваться к начальству! Да повыше!

Целую, твой [подпись]

P. S. Леночке и Машке привет.

Дорогой Борик.

1. Путевки в Дубулты у нас с 23-го. Следовательно, в Комарово бери, как говорили, число на 20-е ноября. Можно и попозже.

2. Гусева то ли нет в городе, то ли он сугубо занят организационными перестройками в своем учреждении. Там, говорят, какие-то крупные перемены.

3. Был вызван в Сценарную студию. Было объявлено, что Тарковский связался с ними на предмет экранизации ПнО, а так как экранизации Сценарная студия не делает, то он договорился составить совместно с нами заявку без упоминания названия. Ему дали мой телефон (это было вчера), он должен мне позвонить, и мы, встретившись, обговорим все подробно.

4. Звонили из ВААП на предмет подписания договора с ГДР на «Далекую Радугу». Договор высылают.

5. Сижу и дожимаю сценарий «Парня». По просьбе режиссера многое изменил, стало значительно лучше (так он говорит). По словам Соловьева (директор Сценарной студии), мы твердо в плане 75-го. Сценарий же надеюсь сдать не позже пятнадцатого. Надоел он мне.

6. В сберкассу еще не ходил — некогда. Полагаю, что деньги за 2-й вариант уже там.

7. Очень удивился, но радуюсь, что зМЛдКС вызвал у тебя столь положительные эмоции. Вернее, у вас с Адкой. Это обнадеживает. (В том смысле, что есть еще порох в пороховницах.)

Больше новостей (значительных) нет.

Привет Адке и Росшеперу.

Поцелуй мамочку.

Жму и пр. твой Арк.

О начале сотрудничества с Тарковским АН рассказывал неоднократно. Но все эти воспоминания появились гораздо позже. Здесь — наиболее ранний вариант. О публикации этого материала (она осуществилась только в 1993 году в журнале «Фантакрим MEGA») рассказывал в предисловии Вадим Казаков: «Эти воспоминания взяты из выступления Аркадия Натановича Стругацкого на встрече с читателями в саратовском ДК „Россия“ 17 августа 1982 года. Вопросы о работе над фильмом „Сталкер“ были тогда (да и потом тоже) почти обязательными: преданных читателей „Пикника на обочине“ и недавних зрителей „Сталкера“ очень занимало, как это фантастическая повесть сумела превратиться в столь на нее непохожий и не слишком фантастический фильм и какова в этой процедуре роль самих Стругацких. Отсюда — обстоятельность ответа. Вот только опубликовать этот ответ тогда не удалось. После выступления прошло не так уж много времени, и оказалось, что печатать его негде: имя „невозвращенца“ Тарковского уже вовсю вымарывалось из периодики. Только в 1987-м появились в „Огоньке“ (и были потом оттуда несколько раз перепечатаны) воспоминания Аркадия Стругацкого об Андрее Тарковском, где те же события изложены несколько по-иному и с другими подробностями».

Лет пять назад Андрей Арсеньевич Тарковский, уже знаменитый тогда режиссер, поразивший наше с братом воображение такими фильмами, как «Иваново детство», «Андрей Рублёв», «Солярис», «Зеркало», позвонил и спросил, не будет ли угодно мне принять его по весьма важному делу. Мне оказалось угодно. Он пришел и с ходу сказал: «У меня есть знакомый режиссер, который очень хотел бы поставить фильм по вашей повести „Пикник на обочине“, а я, если не возражаете, буду его художественным руководителем». Я немного растерялся — хотелось, чтобы режиссером был именно Тарковский. Мы встречались еще раз пять или шесть, пока, наконец, не удалось выяснить, что и его, и приятеля-режиссера интересуют только четвертая часть повести, а именно — поход героев к Золотому Шару, Машине Желаний. Когда мы все детали обговорили во всех подробностях, пришло время писать заявку. Тут-то Тарковский и сознался, что режиссером и художественным руководителем фильма будет один человек — он сам.

Дорогой Аркаша!

1. Меня очень заинтересовало твое сообщение по поводу Тарковского. Если это выгорит, то это будет настоящее дело, которым и заняться надо будет по-настоящему.

Пожалуйста, держи меня в курсе. Я не совсем понимаю, как можно обойти запрет экранизаций, хотя чуйствую, что это возможно. (Что-нибудь вроде «по мотивам повести… или повестей…..».) Между прочим, если с ПнО не выгорит, предложим Тарковскому зМЛдКС. По-моему, это его вполне может удовлетворить. В общем, держи меня в курсе.

2. В «Авроре» пока (тьфу-тьфу!) без изменений. В Лендетгизе же идет возня: подключили Брандиса, попросили дать соображения по «девзрослению» повести, он дал, ему сказали ОК, пообещали, что теперь свяжутся со мной и попросят о ма-аленьких переделках (убрать кое-какую лексику, добавить что-то там в уста Корнею и пр.), но пока еще не звонили. Впрочем, Брандис беседовал с ними вчера.

3. Насчет зМЛдКС — я все жду, что меня попросят. Но что-то никто не просит. Надо будет пойти в «Неву» и предложиться.

4. Сегодня пойду в Литфонд заказывать путевки. Буду просить с 25 ноября.

5. Дмитревский рассказывает, что беседовал недавно с Медведевым. Медведев всячески за нас, просто ДоУ кажется ему «не лучшей повестью Стругацких»… он, Медведев, предпочел бы там, скажем, ОО (!). За что купил, за то и продаю. По-моему, все они врут — и нам, и друг другу.

6. Насчет пороха в пороховницах можешь быть совершенно спокоен. Он есть. Мы еще не одну горку перемахнем[143]. Кончай с этим сценарием, поезжай отдыхать, наберись оптимизму и… зМЛдКС — это вещь! А поработаем над нею — будет дважды вещь!

Пока все. Целую, твой [подпись]

P. S. Леночке и Машке — привет!

Ленка! Как варить рис? Напиши рецептик!

Дорогой Борик.

Пишу вдогонку, не дожидаясь ответа.

1. Прилагаю письмо Фуками, нашего японского переводчика. Ответь за нашей подписью и отошли авиазаказным. Адрес — в конце письма.

2. Вчера звонил Лева Жданов, переводчик со шведского. Сообщил, что получил письмо от Сэма Люндваля, главы изд-ва «Дельта» под Стокгольмом. В январе у него выходит СоТ и УнС в переводе Челя Ремстрема. Пелись дифирамбы («отличная думающая литература»). Упоминалось, что издание осуществляется по договору с Межкнигой. Я позвонил в ВААП. Консультанта по Швеции нет — на картошке. М. п., консультант по Японии — тоже.

3. Бела непрерывно меня теребит. Но я никак не могу связаться с Гусевым, хотя звоню ему последние дни уже по два раза на дню.

4. Вчера закончил 3-й вариант «Бойцового Кота» (с). Не удержался, на три четверти переделал. Сегодня несу в Сценарную студию. Уже есть редактор из Одессы, сегодня же буду знакомиться. До чего хорошо работать с режиссером!

5. Заходил некий Геннадий Шакин из Воронежа, привез от своих друзей-художников иллюстрации к СоТ и ГЛ. НичегЁ.

Такие дела.

Привет Адке и Росшеперу. Поцелуй маму. Обнимаю, твой Арк.

Ч-черт, совсем забыл. Из ВААПа пришло странное письмо по поводу ДР. В частности и главное: «…Мы получили от издательства ГДР „Нейе Берлин“ предложение на использование вашего произведения „Далекая Радуга“ в переводе на немецкий язык в третьих странах немецкого языка. В случае передачи лицензии на перевод в другие страны издательство ГДР обязуется перечислить гонорар в ВААП в валюте этих стран. Нам предложено, в случае согласия, подписать второй экз. этого письма и вернуть его в ВААП. Что я и сделал. Хрен его знает, что это значит. И узнать ничего нельзя — все на картошке».

Ну-с, и японский адрес: <…>

Дорогой Аркаша!

Письмо твое застало меня в пароксизме гриппа. Только сегодня вот несколько оклемался, написал письмо Фуками (кстати, непонятно, почему ты на него не захотел ответить?), завтра Адка отправит его из Пулкова заказным, а то я еще не выхожу.

Насчет Сэма Люндваля — это все очень мило, но вот как бы попросить твоего Леву Жданова, чтобы он выхлопотал там экзы! А то ведь через ВААП не дождешься, небось.

Насчет ДР в ГДР я не все понял. Они хотят издавать ДР или торговать ею в Австрии и пр.? Или и то и другое? Дело в том, что НЕЕ БЕРЛИН уже издавало ДР — в 1971 г. По-видимому, речь идет только о торговле лицензией. Ну что ж, дай им бог…

Я тут через Брандиса узнал, что какое-то французское изд-во (забыл название, но говорят — крупное) заинтересовалось «Малышом». Просят прислать экз. Я пошлю, отчего же…

Из ВААПа пришло письмо, что ИНЗЕЛЬ ввиду нехватки бумаги задерживает издание очередных наших повестей до 75-го и, может быть, до 76-го года. Ладно. Но я же не об этом просил их узнать, а о гонорарах! Да, брат, литагенты у нас — мечта!

Я еще надеюсь получить от тебя письмишко до твоего отъезда. Очень интересуюсь знать, как там дела с Тарковским.

Целую, твой [подпись]

Дорогой Борик.

Опять не дождался твоего письма и пишу вслед. Последняя неделя — целый шквал событий, только успеваю отдуваться. Похоже, что история пришпорена, история несется вскачь, гремя золотыми подковами.[144]

1. Тяжелые бои на фронте МГ — три дня переговоров с Медведевым, взаимные попреки и угрозы, хлопанье дверью и кидание шапок оземь — завершились сегодня срочной подготовкой договора (четвертого по счету) — на «Неназначенные встречи». Условия: я дал честное слово, что не буду настаивать на ДоУ и подберу другую вещь, как только получу договор на руки и аванс на книжку; он дал честное слово, что немедленно даст нам договор с авансом и поместит ДоУ в первом же сборнике советского детектива или в сборник «Фантастический детектив», который они там планируют. Мое предложение включить ПиП принято с благосклонностью. Возможны, впрочем, варианты. Что из этого получится — не знаю, но мы ничем не рискуем, разве что будет очередная затяжка — но и тут у нас остается шанс: второе письмо наверх.

2. Сценарий благосклонно (хотя и не без занудных, но в общем правильных правок) принят редактором и сдан на машинку там же на студии. Последняя и решающая сценарная коллегия состоится то ли 28-го, то ли 30-го, так что мне придется смотаться из Дубулт в Москву. Режиссер полностью удовлетворенный выехал в Одессу (вернее, выедет завтра, унося своему начальству в клюве два экземпляра). Здесь готовятся веские положительные отзывы заслуженных товарищей для атаки Киевского госкино.

3. Андрон Кончаловский передал мне письмо насчет сценаризации ТББ во Франции. Копию в части, нас касающейся, прилагаю. Несколько дней пришлось потратить, чтобы найти в ВААПе человека, который бы знал, как на это письмо ответить. В конце концов вышел я все на того же Панова, который разъяснил (после получасовой консультации в недрах этой конторы и за ее пределами), что предложения такого рода должны направляться прямо на имя председателя ВААПа Панкина. Пишу письмо, завтра отдаю Папане[145] для перевода и отсылаю. Панов порекомендовал, чтобы французы сразу же обозначили в своем предложении условия — финансовые, относительно нашего участия и пр.

4. Из ВААПа сообщили о намерении Аргентины получить два экза ВНМ (ответил, что пусть присылают договор, тогда добудем и экзы) и о намерении (подкрепленном договором) ГДР «Нойе Берлин» публиковать «Малыша». Кроме того, нужны экзы УнС и СоТ, тут я не совсем понял, в чем дело. Но факт остается фактом: требуется иметь машинописные копии. Я бы попросил тебя заняться этим делом, т. к. моя машинистка вышла из строя.

5. Ходил на сберкнижку. Нам получилось из Сценарной студии по 380 ряб. Полагаю, получишь либо лично, либо, если дашь знать, по почте.

6. Забыл упомянуть: в письме к французам собираюсь просить их прислать ТББ в ихнем издании.

7. Бела была у Ганичева, тот заверил ее, что она — один из лучших редакторов издательства и пр., и что ей нечего опасаться, что ее уйдут, а совсем напротив. Словом, что-то как-то действует за кулисами этой странной истории. С другой стороны, ходят смутные слухи о том, что кто-то где-то предложил прекратить поток «черной фантастики» и вернуться к фантастике близкого прицела, где было бы будущее Сибири, Дальнего Востока и колышущиеся хлеба[146]. Трудно что-либо понять.

Такие дела.

Не знаю, успеешь ли ты ответить до нашего отъезда, но если есть конкретные предложения или важные вести, то попробуй дозвониться мне хотя бы в понедельник рано утром. Впрочем, звони и вечером, тогда, в случае, если меня не будет, поговоришь с Ленкой. А меня запросто может не быть, потому что устройство дел — это, брат, очень тяжелое занятие. Ленка в курсе всех дел, а то, что нужно сверх, — запишет.

Обнимаю, целую, твой Арк.

Привет Адке и Росшеперу.

Такой долгожданный договор с «Молодой гвардией» на сборник «Неназначенные встречи» датирован 17-м октября 1974 года. В нем указан редактор — Бела Клюева и содержание («3 научно-фантастические повести: „Малыш“, „Пикник на обочине“ и повесть о проблемах контакта с внеземными цивилизациями в коммунистическом будущем»).

Дорогой Борис.

Только что получил твое письмо. Надеюсь, с гриппом ты уже разделался.

1. Вчера (18 окт.) Ганичев подписал договор. Высылай соображения по новому составу сборника. Во всяком случае, думай. Вышли в бухгалтерию МолГв заявление о переводе гонорара на твою книжку.

2. Посылаю письмо американца. Ответь. Сам не отвечаю, некогда. И не люблю.

3. Я со своей стороны хочу пробить такие варианты состава:

I — Извне, ПнО, ПиП, М

II — ПнО, М, ТББ

Целую, передавай приветы.

Твой Арк.

К письму прилагался машинописный перевод письма Андрону Кончаловскому от некоего американца русского происхождения, проживавшего во Франции.

Дорогой друг Андрон,

Моя добрая подруга — и товарищ — хотела бы создать кинематографическую версию книги Аркадия и Бориса Стругацких, переведенной на французский в издательстве Деноэль (Denuël), «Трудно быть богом» (1-й триместр 1973 г.), извлеченной из сборника «Далекая Радуга» изданного в Москве в 1964 г. издательством «Молодая Гвардия».

Я обращаюсь к тебе, поскольку не знаю, какие шаги следует предпринять для получения права адаптации этого произведения для осуществления постановки фильма здесь, во Франции. Может быть, ты смог бы мне посоветовать, к кому мы должны обратиться, в Союз писателей или куда-либо еще. Я надеюсь, что твои советы дадут нам возможность сэкономить время, поскольку я безумно боюсь ввязываться во всю эту занудную переписку через посредство советского посольства в Париже и др.

Может быть, твой отец сможет дать хороший совет. Я в этом не сомневаюсь.

Моя подруга была бы очень рада, если бы ей удалось узнать адрес братьев Стругацких, поскольку ей хотелось бы написать им о том интересе и удовольствии, которые вызывает эта «научная фантастика», и также о модификации ряда деталей, которая может явиться результатом адаптации, для того, чтобы не возникали «ненужные вопросы»: например, чтобы герой не являлся советским гражданином, что не является необходимым условием сюжета, таким образом была бы исключена возможность двусмысленности.

Я надеюсь, что ты сможешь ответить мне что-либо по этому поводу, а также надеюсь, что эта история не причинит тебе особых хлопот. Даю тебе адрес моей подруги — и товарища — но ты можешь также ответить и прямо мне.

Югетта Феррё

<…>.

Дорогой Аркаша!

Ты обрушил на меня такой шквал писем, что я только успевал рот разевать да крутить сильно сопливым носом. Да, брат, история и в самом деле устремилась вскачь, и не угонишься.

Итак, сбылась мечта идиота![147] Ну что ж. Конечно, следовало бы подождать суммы прописью, но порассуждать о содержании сборника и сейчас не помешает.

1. Произвел я тут некоторые подсчеты, и получилось, что, выкинувши ДоУ, они нагрели нас минимум на 3,5 тыс. рябчиков. Хотя, конечно, если Медведев сдержит слово и сунет ДоУ в какой-нибудь сборник, мы окажется в конце концов только в выигрыше. К предлагаемым тобою двум вариантам сборников я добавил, по размышлении, третий. Итого имеем:

I вариант: ПнО + М + ПиП + Извне

II вариант: ПнО + М + ТББ

III вариант: ПнО + М + ПиП + ПкБ

Сам понимаешь, требуется выбрать такой вариант, чтобы сумма прописью была побольше, а качество содержания — получше. Сумму прописью подсчитать чрезвычайно трудно, ибо совершенно неясно, сколько изданий претерпели ПкБ, ТББ, Извне и пойдет ли в Лениздате ПиП. Дабы и ты мог произвести прикидку, сообщаю тебе данные об изданиях:

Извне: 200 тыс. («Шесть спичек») + 200 тыс. (сборник Лениздата)

ТББ: 100 («Далекая Радуга») + 215 (VII том)

ПкБ: 115 (Ф-ка-1962) + 100 («Хищные вещи…..»)

М: 75 (Лендетгиз — «Талисман») + МОЖЕТ БЫТЬ (Лендетгиз В+М)

ПиП: МОЖЕТ БЫТЬ (Лендетгиз, сборник в 75 году). У меня получилось, что самый ВЫГОДНЫЙ вариант — третий, самый НЕВЫГОДНЫЙ — второй. Разница между вторым и третьим порядка 1,5–2,0 тыс. Однако первый вариант, являясь вторым по сумме, является в то же время, на мой взгляд, самым плохим по качеству. Поэтому я полагаю, что первый вариант следует вообще отбросить. Поскольку я сторонник КАКЧЕСТВА[148], то лично я предлагаю все-таки самый невыгодный, но в то же время самый высококачественный вариант: ПнО + М + ТББ, тем более что если удастся-таки пробить ПиП в Лендетгизе, выгодность третьего (да и первого) варианта значительно поприуменьшится. Правда, вариант № 2 имеет еще и тот недостаток, что придется менять название сборника — вряд ли ТББ подпадает под категорию неназначенных встреч. Но это уже не проблема. Можно в качестве названия сборника взять ПнО; можно дать сборник под всеми тремя названиями; можно придумать новое название; а можно, поразмыслив, прийти к выводу, что ТББ — тоже неназначенная встреча — с точки зрения арканарцев, во всяком случае. В общем, я категорически за вариант номер 2. (В самом деле, здесь будет даже некая приятная симметрия «неназначенности»: ПнО — неназначенность с точки зрения землян; ТББ — неназначенность с т. з. инопланетян; М — всеобщая неназначенность.)

2. Предложения французов по поводу адаптации ТББ для кино весьма интересны. Тут следует только помнить, что пахнет большими деньгами: кино это тебе не Марион фон Шредер, — тут отвалят так отвалят. Поэтому проследи, чтобы передача права АДАПТАЦИИ не превратилась как-нибудь втихаря в передачу права на ЭКРАНИЗАЦИЮ. Не знаю, сколько стоит право адаптации, а вот право экранизации на Западе стоит очень дорого — по крайней мере, судя по литературе, каждый писатель, продавши право на экранизацию своего опуса, немедленно покупает виллу. (Причем, заметь, речь идет лишь о продаже права, а не о написании сценария и прочей тяжелой работе.) Хорошо бы также сохранить и право вето, дабы не позволить превратить нашу благородную повесть в слюнявую киноисторийку. Впрочем, право вето, я полагаю, можно было бы обменять на тугрики, если последних будет достаточно.

3. Перепечаткой УнС и СоТ займусь во благовремении.

4. Деньги за сценарий привезешь мне, когда поедешь в Комарово.

5. Письмо японцу послал. Письмо американцу пошлю в ближайшие дни.

6. В общем, насчет французского кино — главное, не торопись ничего подписывать: «Мне надо посоветоваться с братом-соавтором…..» и все тут.

Пишу это письмо, ибо ты намеревался в конце октября быть в Москве.

А в остальном — целую,

твой [подпись]

17 ноября рижская газета «Советская молодежь» публикует интервью Илана Полоцка, взятое у АНа при встрече в Доме творчества писателей в Дубултах.

— Аркадий Натанович, существует устная легенда о братьях Стругацких. Говорят, на одном из совещаний писателей-фантастов вам с братом задали сакраментальный вопрос: как вы пишете вдвоем? Поскольку этот вопрос вам изрядно поднадоел, кто-то из вас якобы ответил: «Очень просто. Так как один живет в Москве, а другой в Ленинграде, мы съезжаемся в Бологом, сидим в станционном буфете, пьем чай и пишем».

— Очень интересная методика… К сожалению, мы ее ни разу не опробовали: это в самом деле легенда. Как же мы пишем вдвоем? Да вот так в полном смысле слова — вдвоем. Каждое слово. Правда, методика эта возникла не сразу. Сначала мы встречались, обговаривали идею, сюжет, композицию — на этот счет у нас не возникало никаких разногласий, хотя наши профессии диаметрально противоположны: я востоковед-японист, а мой брат астроном, — потом разъезжались и писали каждый свою часть по отдельности. Или оба работали над одним и тем же куском, а потом «сращивали» их. Лишнее отпадало. Но впоследствии убедились, что это не самый рациональный метод. Теперь работаем за одним письменным столом, пробуем друг на друге каждое слово, каждый поворот темы…

<…>

— Что вас волнует в современном мире?

— Все. Проблема перенаселения. К 2000 году нас будет шесть миллиардов. Можно, конечно, ввести контроль над рождаемостью, но это будет означать катастрофическое постарение населения Земли. Гибнущая природа. Что мы с ней делаем? Мы выпустили джинна из бутылки. Посмотрите на эту полосу пляжа за окнами. Я не могу себе представить, что это море останется без рыбы. У нас — да и во всем мире — сейчас ведется огромная работа по восстановлению живой природы, и теоретически мы всё понимаем, но пока не умеем себя каждодневно, ежечасно контролировать…

А проблемы воспитания молодежи — разве могут они не волновать? Сегодняшние школьники и студенты, да и те же младшие научные сотрудники много знают, они становятся прекрасными специалистами, но мы мало, катастрофически мало работаем над развитием и укреплением морально-нравственных ценностей, — да не прозвучит это слишком высокопарно. И неслучайно наш герой из «Обитаемого острова» Максим Каммерер, человек XXII века, просто не понимает, что значат слова «детская преступность», «социальное вспомоществование» и так далее. Нам надо больше думать о «ценностях духа», взращенных человечеством на своем многотысячелетнем пути…

<…>

На вопрос составителей «Кто же автор шутки о кафе в Бологом?» Илан ответил так:

Вы задали непростой вопрос. Как бы ни хотелось присвоить себе авторство столь популярной хохмы, все же за давностью лет не решаюсь. Вроде это мой шкодливый язык… но, может, это сказала Ольга Ларионова или сочинил Миша Веллер, с которым мы вместе были в семинаре у Бориса Натановича. В те годы в нашей «тусовке», как сегодня сказали б, хохмы, шутки и розыгрыши сыпались горохом и об «авторских правах», конечно же, никто не думал. Так, что-то всплывает… нет, утверждать не берусь. Так что можете приписывать авторство кому угодно, я не обижусь. <…>

Возвращаясь к Бологому. Шутку эту Аркадий впервые услышал от меня, и я помню, с каким удовольствием он ее посмаковал. Но это не признание в авторстве.

Шутка эта получила продолжение.

Легенду первую, сам того не желая, создал сам Аркадий Натанович. Отвечая корреспонденту рижской газеты «Советская молодежь» на вопрос, где братья Стругацкие пишут свои произведения, Аркадий Натанович пошутил: «Съезжаемся между Москвой и Ленинградом, в Бологом, сидим в станционном буфете, пьем чай и пишем». Интервью было опубликовано в 1974 году. А через два года два корреспондента «Комсомольской правды» в тексте интервью с Аркадием Натановичем совершенно серьезно написали про кафе «У Бори и Аркаши» в Бологом, где, по их мнению, «были написаны книги „Трудно быть богом“, „Понедельник начинается в субботу“, „Пикник на обочине“, „Улитка на склоне“». После этой публикации в редакцию «Комсомольской правды» пришло разгневанное письмо из Бологовского райисполкома, где власти требовали опровержения, так как фэны всей страны завалили райисполком письмами с просьбами дать адрес этого несуществующего кафе.

Тем временем решается вопрос об издании ПиП в ленинградском отделении «Детской литературы». 20 ноября Плюснина пишет Авторам.

Уважаемые Аркадий Натанович и Борис Натанович!

Издательство внимательно ознакомилось с Вашей рукописью «Парень из преисподней». Мы считаем возможным включить повесть в научно-фантастический сборник «Незримый мост», при условии если Вы несколько приблизите повесть к читателю детской литературы.

В издании для подростков в повести необходимо, не нарушая композиции, прояснить:

Во-первых, поскольку сюжетная линия ведется от третьего лица, нам думается, что нетрудно будет с его помощью более четко определить социальную систему Гиганды, где под эгидой императора и герцога ведутся бесконечные захватнические войны между деспотическими иноязычными государствами, в которых архаические феодальные отношения совмещаются с гнусной идеологией фашизма.

Во-вторых, прояснить конкретные принципы, на которых основано общество землян, идеалы, которые оно проповедует. Мир землян в повести не только материально устроен, предельно гуманный, но и морально прочен и уверен в себе. Это надо закрепить. Может быть, не затягивая действие повести, дать несколько реплик или небольшой монолог Корнея о Земле будущего — установившихся на ней совершенных порядках, новых идеалах «вселенского» гуманизма и братства миров, и т. д.

И в-третьих, учитывая возрастную специфику, в первой части несколько сократить и смягчить натуралистическую жестокость батальных эпизодов и убрать, за счет вульгаризмов, разнузданность языка Гага.

И, последнее, кое-где в главах от третьего лица авторы сбиваются на интонацию Гага (стр. 25, 55 и др.). В устах Гага или в мыслях это было бы естественно, но в авторском тексте допустить нельзя.

С уважением.

Ст. редактор А. Плюснина

Вскоре Авторы в Комарове помимо подготовки чистовика ЗМЛДКС правят ПИП для «Детской литературы».

Молоко задумалось.

26.11.74

Приехали в Комарово писать ЗМЛдКС.

27.11.74

Сделали 10 стр. (11) 10 (11)

Вечером сделали 2 стр. (2) 12 (13)

28.11.74

Сделали 13 стр. (15) 25 (28)

Вечером сделали 3 стр. (3) 28 (31)

И тут легкий сквознячок потянул по комнате, шевельнул сдвинутую штору, и яростное пополуденное солнце, ворвавшись в окно, ударило Игоря Петровича прямо по лицу. Он зажмурился, заслонился растопыренной пятерней, подвинулся в кресле и торопливо поставил рюмку на стол. Что-то с ним случилось. Глаза часто замигали, на щеки набежала краска, подбородок дрогнул. «Простите… — прошептал он с совершенно человеческой интонацией. — Простите, Дмитрий Алексеевич. Может быть, вы… Как-то здесь…»

29.11.74

Сделали 12 (13) 40 (44)

Вечером сделали 3 (3) 43 (47)

Но он даже не успел ничего сказать об этом Вечеровскому, потому что вспомнил еще кое-что.

— Слушай, — сказал он, оживившись. — Я совсем забыл. Вайнгартен, когда звонил вчера, спрашивал, знаю ли я Снегового.

— Да?

— Да. Я сказал, что знаю.

— А он?

— А он сказал, что не знает. Не в этом дело. Что это, по-твоему, — совпадение? Или как? Странное какое-то совпадение.

30.11.74

Сделали 11 стр. (13) 54 (60)

Вечером сделали 2 стр. (3) 56 (63)

Была Адка.

Малянов слышал и не слышал его. Вязкая дурнота подкатывала к горлу, хотелось поскорее уйти, лечь, вытянуться, завалить голову подушкой. Это был страх. И не просто страх, а Черный Страх. Беги отсюда. Спасайся. Брось все, скройся, заройся, утони… Ну, ты, прикрикнул он на себя. Опомнись! Нельзя так. Пропадешь… И он сказал с усилием:

1.12.74

Сделали 10 стр. (10) 66 (73)

Вечером сделали 4 стр. (4) 70 (77)

2.12.74

Сделали 12 стр. (11) 82 (88)

Арк едет в город.

3.12.74

Сделали 13 стр. (14) 95 (102)

Вечером сделали 3 стр. (3) 98 (105)

4.12.74

Сделали 12 стр. (12) 110 (117)

Вечером сделали 3 стр. (3) 113 (120)

5.12.74

Сделали 13 стр. 126 Была Адка.

И ЗАКОНЧИЛИ НА 126 СТР.

6.12.74

Сделали исправления ПиП для Лендетгиза.

7.12.74

Для кино:

1. Чел<ове>к, кот<орого> принимали за пришельца.

2. «Выбор пал на Рыбкина».

3. Киносборник чепухи.

8.12.74

Уезжаем.

28 ноября из Комарово АБС пишут письмо в «Молодую гвардию».

Уважаемая Бела Григорьевна!

Пока А. Стругацкий вел переговоры с Вами относительно состава сборника «Неназначенные встречи», Б. Стругацкий заключил договор на издание «Парня из преисподней» с Ленинградским отделением Детгиза. Таким образом, включить повесть «Парень из преисподней» в сборник «Неназначенные встречи» представляется теперь нежелательным.

Обдумав создавшуюся ситуацию, мы решили предложить Вам вместо «Извне» и «Парня из преисподней» либо «Трудно быть богом», либо «Обитаемый остров». Нас устроил бы любой вариант.

«Трудно быть богом» — одна из самых популярных наших повестей. Она имела большую положительную прессу, включена Министерством просвещения в списки литературы для внешкольного чтения в старших классах, не нуждается ни в дополнительном рецензировании, ни в дополнительном редактировании.

«Обитаемый остров» в том виде, как он издан Детгизом в 1970 году, несколько великоват (больше 15 а. л.), но можно было бы взять сокращенный журнальный вариант, опубликованный в «Неве» — там около 10 а. л. Эта повесть в свое время тоже получила одобрение прессы и пользуется популярностью у молодого читателя.

Окончательный выбор из этих вариантов оставляем на усмотрение редакции. Просим Вас согласовать этот вопрос с тов. Медведевым и сообщить нам решение редакции с тем, чтобы мы приняли меры по распечатке утвержденной повести.

Приносим свои извинения за недоразумение с «Парнем из преисподней».

С уважением

А. Стругацкий

Б. Стругацкий

Договор с ленинградским отделением «Детской литературы» на ПИП был заключен 8 декабря.

Дорогой Борис.

1. В МолГв все пока благополучно, хотя из-за внутренних их неурядиц тормозится. Я говорил с Медведевым. Он за ТББ, сказал даже, что считает эту вещь наряду с М лучшей у нас. Но сам он решить не может, должен посоветоваться и спросить разрешения у Авраменки. Примерно во вторник-среду я ему звоню. Если все в порядке, надо отдавать ТББ печатать. Бела уходит из МолГв и переводом поступает в ВААП спецом по фантастике и приключениям. Это тоже некая возможность, но практически еще не очень ясная.

2. Звонили из ВОАП. Пришли деньги из ФРГ за ТББ и ОО. Пришлось ездить туда и отвозить заявление на сертификаты и на оплату пополам. Сказали, что на той неделе деньги будут в Посылторге. Сумма более значительная, чем обычно. К тому же мне сказали, что отчисляться будет теперь только 25 % плюс подоходный налог. А м. б., я не так понял. Посмотрим.

3. В США изд-во ДАУ издает (или уже выпустило) ТББ в покетбуковском издании. Обложку я видел. Срамота. Видел я также и обложку шведского издания СоТ (плюс УнС). Это значительно лучше. У шведов книга выйдет в феврале. Экзы из США и Швеции я заказал.

4. В Сценарной Студии сценарий приняли полностью. Но как насчет денег — пока неясно.

5. Ходят неприятные слухи, что фантастика действительно переводится на ближний прицел: БАМ, освоение Сибири, тундры и пр. Кроме того, будет сокращаться число названий. Не знаю, только ли это для МолГв или для всех издательств.

6. ЗМЛдКС читал Ленке, Машке, Мирерам, Бобрам[149] и Наташке с Эдиком. Фурор полный.

Вот пока всё.

Привет Адке и Андрею.

Жму, целую. Арк.

Дорогой Аркаша!

Письмо твое получил. Очень приятные новости. У меня тоже кое-что поднакопилось.

1. Был в «Авроре», выкупил 12-й нумер с ПиП. Остатние деньги обещают заплатить в начале января. Имел беседу насчет зМЛдКС. Они там все пока очень ЗА, приглашают опять же в начале января подписывать договор, причем, если не ошибаюсь, речь все-таки идет о 75-м, а не о 76-м. Что впрочем не столь и существенно.

2. Был — и неоднократно — в Лендетгизе. Договор на ПиП они таки подписали, и я уже получил аванс (тебе, сказали, вышлют опять же в начале января). Натурально у них куча замечаний и поправок — сейчас вот сижу и правлю. В основном — лексика, конечно, но еще и попросили сократить страниц на 5 — у них не хватает листажа. Когда принесу исправленный вариант, обещали выписать одобрение, но это уж мы точно получим не раньше января.

3. В Детгиз уже пришли гранки ПXXIIВ+М, видел своими глазами. Обещают книжку все в том же многострадальном январе.

4. Из «Мира» получил 184,36 «за переиздание кн. Далекая Радуга». Между прочим, очень неплохо получилось за переиздание этой кн. — в общей сложности около 500 р.! Кто бы мог подумать!

5. Хорошо, что зашевелились в смысле сертификатов немцы. Я полагаю, это мое письмо возымело действие. Будешь получать — постарайся все-таки выяснить нынешнюю процедуру отчислений, чтобы мы все время могли понимать, на каком мы свете.

6. В Литфонд еще не ходил. Сегодня позвоню туда, попрошу путевки на 15 января.

7. Насчет ближнего прицела не горюй. Вывернемся как-нибудь. Мощный тундровспахивающий бульдозер вывернет у нас из вечной мерзлоты некий цилиндр. Странный. Отвинчивают цилиндр, а там… И т. д.

Вот и все пока. Привет Ленке и Машке.

Твой [подпись]

«…цилиндр. Странный. Отвинчивают цилиндр, а там…..» Устойчивая шутка АБС, которой они пользовались со времен первого варианта УНС. В «Комментариях» БН вспоминал: «Все, что сохранилось в дальнейшем от обезьяньего варианта, это маленький, очень развлекавший нас время от времени ритуал. Когда у нас происходили размышления по поводу какого-нибудь нового сюжета и когда работа ни в какую не шла, кто-нибудь обязательно и с самым глубокомысленным видом предлагал вариант: „Попадают это они на остров…..“, а другой тут же подхватывал с готовностью: „…А там обезьяны. Странные!“»

Тем временем Андрей Тарковский размышляет, помимо всего прочего, и об экранизации ПНО.

22 декабря 1974

<…>

Собираюсь написать письмо Ермашу, где буду требовать запуска с одним из следующих названий:

1. «Идиот».

2. «Смерть Ивана Ильича».

3. О Достоевском.

И м. б., 4-ое — «Пикник на обочине».

25 декабря 1974

<…>

Совершенно гармонической формой для меня сейчас мог бы быть фильм по Стругацким: непрерываемое, подробное действие, но уравненное с религиозным действом, чисто идеалистическое, то есть полутрансцендентальное, абсурдное, абсолютное. («Моллой» С. Беккета.) Схема жизни человека, стремящегося (действенно) понять смысл жизни. И самому сыграть. Не рухну ли я под тяжестью двух аспектов? Ах, интересно!

1. 2 актера.

2. Единство места.

3. Единство действия.

4. Можно проследить за природой от часа к часу (как темнеет или светлеет).

(Взять «Моллоя» для Стругацких.)

В 1974 году у АБС вновь не вышло ни одной книги. Но договора, заключенные в конце года, издание ПИП в «Авроре» (№ 11–12) и высокая оценка самими Авторами только что написанной повести ЗМЛДКС давали Авторам надежду: прорвемся через этот неясный, туманный период, всё еще впереди.

Помимо ПИП, в этом году были опубликованы ЭВП С. Ярославцева (в журнале «Памир» и в «Мире приключений»), совместная с Фатехом Ниязи киноповесть «Семейные дела Гаюровых» (в том же журнале «Памир»).

В Библиотеке всемирной литературы в томе Акутагавы были переизданы переводы АНа рассказов «Нос», «Бататовая каша», «В стране водяных». Также в сборнике Ф. Брауна и У. Тенна (Звездная карусель. — М.: Мир, 1974) вышел перевод С. Бережкова рассказа «Этаоин Шрдлу».

Писание киносценариев — пока что почитаемое за бесплодную поденщину и «отхожий промысел» — отнимает у Авторов немало времени и сил. Но вот их творчеством заинтересовался Тарковский…

По-прежнему не забывает АБС литературоведение. Их произведения упоминаются в книгах Кагарлицкого (Кагарлицкий Ю. Что такое фантастика?) и Смелкова (Смелков Ю. Фантастика — о чем она?), в статьях Ревича (Ревич В. Время, вперед! Время, назад! // Сборник научной фантастики. Вып. 13; Ревич В. На Земле и в Космосе: Заметки о сов. фантаст. 1971–1972 г. // Мир приключений), Чумакова (Чумаков В. Фантастика и ее виды // Вестн. Московского университета. — Сер. 10: Филология.), Нудельмана (Нудельман Р Научная фантастика // Большая сов. энцикл. — 2-е изд., Т. 17). Разбирается творчество АБС и в диссертации Кушаева (Кушаев H. А. Проблема активизации воспитательного влияния научно-фантастической литературы на подростков: На материалах руководства внеклассным чтением в 4–8 кл.: дис… канд. пед. наук).