Очнувшись, он обнаружил себя лежащим на койке. Осмотрелся.
Его устроили в небольшой комнатке. Единственное окно находилось достаточно высоко, и в него было видно ночное небо, а на его фоне рекламная триконка — светящаяся голубым неизвестная фигурка. Ф-мебели в комнатке не было, а из обычной, кроме койки, имелись лишь стул да табуретка. На табуретке стоял поднос со стаканом сока и тарелкой, на которой устроился одинокий бутерброд с твердокопчёной колбасой.
Кирилл попытался встать и обнаружил, что руки-ноги свободны. Поднялся с койки. В голове слегка шумело от той дряни, которую ему вколол Гмыря. Впрочем, не прошло и минуты, как мозги прояснились, пустые кишки заиграли торжественный марш, а мужское хозяйство вновь наполнилось болью, правда, уже не столь мучительной, как прежде.
Кирилл сунулся к двери, постучал. Замка с этой стороны не наблюдалось, а значит, вряд ли это была дверь на свободу — разве что люди, охранявшие его, размещались прямо в коридоре.
Замок щёлкнул, дверь отворилась, и вместо свободы Кирилл увидел Сандру.
— Чего тебе? — спросила та.
— Отлить надо.
— Пошли.
Он не ошибся в предположениях.
Это был двухкомнатный номер с совмещённым санузлом. Комната поменьше — в качестве тюрьмы; комната побольше — для охраны. Судя по всему, какой-то отель из древних, в которых жили едва ли не первые колонисты. Впрочем, колонисты жили не в отелях, а в гигантских металлических ангарах, полузарытых в почву и снабжённых шлюзами. Нет, отель был всё же помладше.
— А где Гмыря?
— К ночи появится… Не вздумай поднимать шум, а не то…
— Тебе же велели оставить меня в живых.
— А я и не собираюсь тебя убивать. — Сандра показала кулачище. — Вырублю, спеленаю и кляп в зевало загоню.
— Мда-а-а… Раньше ты мне демонстрировала другие части тела.
Сандра фыркнула:
— Так от других частей ты же сам вырубишься.
Она была права. Кирилл едва не вырубился от привычного процесса над унитазом.
Когда он, вытирая испарину и слёзы, выполз из санузла, Сандра протянула ему тюбик:
— На-ка, помажь свои причиндалы. Это лечебный гель. Скорее заживёт.
— Приревновал он меня к тебе, — пробормотал Кирилл, еле ворочая языком. — Вот и саданул.
Метёлка явно что-то хотела сказать, но промолчала. Лишь открыла ему дверь в маленькую комнату.
— Очень уж ты у меня стала разговорчивая, — не удержался Кирилл.
Но ответа так и не дождался. Дверь закрылась, замок щёлкнул. Протопали шаги, что-то скрипнуло.
Кирилл добрался до койки и из последних сил осторожно улёгся. Есть больше не хотелось, пить — при мысли, что выпитая жидкость потом запросится наружу, — тоже. Он осторожно расстегнул штаны и принялся наносить гель из тюбика на больные места. Скоро боль начала стихать, а потом и вовсе исчезла. Кирилл облегчённо вздохнул и провалился в сон.
Во сне он приснился себе сам, но не нынешний, избитый и почти без сил, а вчерашний, с «подсолнечником» и персонкодером. Он смотрел в узкое окно своей камеры и, вызвав видеопласт, объяснял Ксанке, как его можно найти. Ориентиром служила рекламная триконка, которую он видел в окно и прекрасно понимал, что именно она рекламирует.