Пламя страсти

Глава 16

Как долго Лайм намеревался находиться вдали от Эшлингфорда?

Эта мысль не давала Джослин покоя, когда она со спящим Оливером на руках вошла в зал. Прошло почти две недели после отъезда лорда Фока. Женщина ждала его возвращения со дня на день. Однако он продолжал управлять Эшлингфордом, ежедневно посылая в баронство гонца с распоряжениями. Джослин не желала признаваться себе, но — о, ужас! — без Лайма она чувствовала себя одиноко.

Неожиданно подошедшая к ней Эмма прервала ее раздумья.

— Давайте присядем и поговорим, — предложила она.

Вместе со служанкой вдова направилась через зал к обтянутой мягкой материей скамье, стоявшей у камина. Присев, Джослин осторожно повернула голову Оливера, лежавшую на ее плече. Почти три часа они бродили по замку, заглядывая в каждый угол башни, в каждый закуток двора, поэтому сейчас она чудовищно устала.

Эмма, не сводя глаз с мальчика, улыбнулась.

— Он совсем утомил вас, да?

Молодая мать улыбнулась в ответ.

— Не только меня, но и себя. Мой отец говорил, что Оливер похож на меня в детстве.

Старая няня удивленно подняла брови.

— А мне ваш сын напоминает Лайма. Правда, он был немного старше, когда я поселилась в Эшлингфорде.

Вдова не ожидала услышать такое сравнение.

— Неужели Оливер не похож на своего отца? — поинтересовалась она.

— Да, немножко. Ребенком Мейнард был значительно спокойнее Лайма, более замкнут, не в плохом смысле, конечно. Но ему не хватало открытости и доверчивости Лайма.

Джослин поняла, что именно эти качества Эмма имела в виду, говоря о том, что Оливер похож на дядю.

— Но почему вы так думаете? — спросила она, хотя еще от Лайма узнала, что Монтгомери Фок отдавал предпочтение незаконнорожденному сыну, уделяя другому ребенку, рожденному в браке, мало внимания. Помнила женщина и о том, что ни Анна, ни Иво не позволили Мейнар-ду забыть о любви отца к Лайму.

Старая няня тяжело вздохнула.

— Ах, госпожа, вы многого не знаете и не узнаете. Вам просто не нужно кое-что знать.

Мать наследника Эшлингфорда решила, что сейчас самый подходящий момент для разговора, и наклонилась к Эмме.

— Я терпеливо жду уже несколько недель, пока вы захотите сообщить мне хоть что-нибудь о семье Фоков. Я едва знала мужчину, за которого вышла замуж, но даже то, что знала, оказалось неправдой! Говоря о себе, Мейнард лгал. Умоляю вас, помогите мне узнать правду. Я должна понять, каким человеком был отец Оливера.

— Разумеется, вы должны знать, — согласилась служанка, — от кого вы зачали сына. Но не менее важно и другое. Прежде чем обитатели замка начнут в вашем присутствии поминать недобрым словом Мейнарда, я расскажу вам, почему он стал таким. — После непродолжительной паузы она начала рассказ: — Мейнард был славным ребенком, таким же, как Оливер. Но, к несчастью, отец уже с рождения игнорировал его. Вы, конечно, знаете, что Монтгомери Фок любил Лайма, и всю любовь отдал именно старшему мальчику, мало заботясь о законном сыне и своей жене, Анне.

В голосе Эммы Джослин уловила нотки душевной боли.

— И Мейнард чувствовал это, — продолжала старая няня, — даже тогда, когда еще был слишком мал, чтобы понять причину. Он жаждал ласки и любви, поэтому стал неразлучен со старшим братом.

— С Лаймом? — удивленно спросила вдова. Ей не верилось, что ее муж мог искать у брата, которого ненавидел всем сердцем, утешения и поддержки.

— Да, когда-то братья любили друг друга. Но затем они выросли, и детская наивность исчезла.

Придвинувшись ближе в камину, Эмма устремила взгляд на весело пляшущие язычки пламени.

— С самого рождения Мейнарда Анна начала настраивать его против Лайма, везде и всюду подчеркивая разницу между законнорожденным и незаконнорожденным ребенком. Она сразу поставила все на свои места, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в том, кто станет полноправным владельцем Эшлингфорда. Когда же Мейнарду исполнилось два года и он начал тянуться к Лайму, жена Монтгомери старалась изо всех сил, чтобы разлучить братьев. Иногда, застав сына с незаконнорожденным мальчиком, она безжалостно наказывала его, однако это не помогало. Потребность Мейнарда в любви сокрушала любые преграды.

— Но неужели ему не хватало материнской любви? — поинтересовалась Джослин. — А отец Иво? Судя по всему, он тоже любил Мейнарда.

Оторвав взгляд от огня, старая няня посмотрела на молодую женщину, потом снова повернулась к камину.

— Анна не любила сына, — с горькой улыбкой проронила она. — Для нее он был лишь средством, при помощи которого она хотела отобрать Эшлингфорд у Лайма. Что же касается отца Иво… — Эмма задумалась на несколько секунд, — то дядя относился к нему, как к родному сыну, но он, увы, не умел любить. Его, как и Анну, Мейнард в первую очередь интересовал как наследник, а не как ребенок, нуждающийся в любви и заботе.

Джослин подумала, что сейчас она узнала о покойном больше, чем за все предыдущие недели.

— Наверное, он очень страдал. — В глазах Эммы заблестели слезы. Она склонила голову, стараясь скрыть их. — Вы ведь его любили, Эмма, не так ли? — спросила новая хозяйка Эшлингфорда, уже заранее зная ответ.

Джослин поняла, что женщина очень взволнована.

— Да, любила. Я вскормила его своей грудью и научила ходить. Мои дни стали его днями, мои ночи — его. Я ни на минуту не отпускала Мейнарда от себя, разве что иногда позволяла поиграть с Лаймом. Я любила его как сына, — по ее морщинистой щеке, оставляя широкий след, побежала слеза. — Я думала, что моя любовь к бедному мальчику так велика, что способна заменить любовь матери и отца. Я надеялась, что Мейнард не будет страдать из-за недостатка материнской ласки, но, увы, ошиблась.

Тяжело вздохнув, Эмма смахнула слезы с глаз.

— В детстве Мейнард просто обожал Лайма и ходил за ним как тень. Однако чем взрослее он становился, тем чаще слышал о том, что незаконнорожденный отобрал у него что-то и отберет после смерти отца. Все больше времени ваш муж начал проводить в обществе Иво, и к семнадцати годам я уже потеряла его. Прошел еще год, и я стала для Мейнарда лишь старой служанкой, а Лайм превратился в препятствие на пути к баронскому титулу и деньгам. — Няня устало закрыла лицо руками. — Я пыталась, — пробормотала она, глотая слезы, — но не смогла изменить его.

Сердце Джослин сжалось от сострадания. Придвинувшись ближе, она обняла рукой содрогающиеся в беззвучных рыданиях плечи Эммы.

— Не казните себя. Некоторые вещи подвластны только Богу. И если Всевышний позволяет злу существовать, значит, так нужно.

Служанка повернула к новой хозяйке заплаканное лицо.

— Мейнард не зло, моя госпожа. Да, ваш муж действительно совершил много ужасных поступков, когда стал взрослым, но он не зло. Клянусь.

— Я верю вам, — попыталась успокоить ее вдова.

Старая няня прислонилась плечом к плечу молодой женщины.

Тем временем Оливер продолжал сладко спать на руках у матери, не слыша исповеди Эммы.

— Скажите, это правда, что Мейнард обещал баронство Лайму, если тот согласится управлять поместьем? — не удержалась от вопроса Джос-лин, желая еще раз убедиться, что муж и Иво лгали ей.

Служанка вздохнула.

— Да, правда. Он дал клятву не только в моем присутствии, но и в присутствии всех рыцарей Эшлингфорда.

Мать перевела взгляд на спящего мальчика. Как он красив! Круглые розовые щечки, длинные густые ресницы и невинное выражение лица делали его похожим на херувима. Ребенок спокойно спал, даже не подозревая, что благодаря коварству получил то, что по праву должно принадлежать другому. Что скажет ее сын, когда подрастет настолько, чтобы понять все? Будь Оливер в состоянии самостоятельно принимать решения, согласился бы он занять место барона или отказался?

Джослин пристально посмотрела Эмме в глаза.

— В таком случае, Эшлингфордом должен владеть лорд Фок, а не мой сын, — хладнокровно заключила она.

— Да, Эшлингфорд должен был с самого начала перейти к Лайму. Королю Эдуарду не следовало отдавать его Мейнарду.

— Но он отдал.

Няня кивнула головой.

— Да, и совершил ошибку. Большую ошибку, чем вы думаете, леди Джослин.

Однако вдова знала уже достаточно много.

— Мне сказали, что прежде чем попросить брата вернуться в Эшлингфорд, Мейнард довел баронство почти до разорения.

— Да, совершенно верно. Если бы Лайм не вложил в поместье деньги, добытые в турнирах, еще неизвестно, что случилось бы с поместьем сейчас.

— Так он вложил в Эшлингфорд свои деньги? — не веря собственным ушам, воскликнула Джослин.

— Да, а почему бы и нет? Лайм же верил, что в конце концов станет здесь полноправным хозяином.

Значит, деньги, которые Мейнард брал из казны Эшлингфорда, принадлежали не только ему, а он, играя в азартные игры, беспечно пускал их на ветер. Но ведь старший брат мог и не давать барону денег, а иногда, возможно, и не давал. Словно прочитав ее мысли, Эмма добавила:

— Я не солгала вам, госпожа. Я сказала истинную правду. Когда-то Лайм и Мейнард очень любили друг друга. Впоследствии это чувство умерло в душе вашего мужа, но Лайм никогда не переставал думать и заботиться о брате.

Вдова не могла не согласиться со словами старой служанки. Хотя незаконнорожденный всем твердил о неприязни к Мейнарду, в его глазах появлялись боль и горечь, когда он говорил о его смерти.

— Лайм винит себя за то, что мой муж стал таким озлобленным. И винит себя в его смерти.

— Лайм?! — удивленно переспросила Эмма.

— Да, — подтвердила Джослин.

На лице старой няни заиграла легкая улыбка.

— Вы уже разговаривали с ним об этом, да?

Женщина невольно насторожилась, но затем, вспомнив, что перед ней честная добрая Эмма, а не Иво, успокоилась.

— Немного.

Служанка засияла.

— Очень хорошо. Но меня удивляет, что он был откровенен с вами. Лайм не относится к людям, привыкшим делиться своими чувствами с другими. Пожалуй, исключением является гнев, который он редко сдерживает.

Джослин задумалась. Итак, Лайм, вопреки привычкам, раскрыл перед ней душу. Но почему?

— Должно быть, вы ему нравитесь. Но он, разумеется, не признается вам в этом.

«Да, телом лорд Фок действительно неравнодушен ко мне, — подумала Джослин, — но, увы, не сердцем». Но почему же все-таки он решил поделиться с ней своими сокровенными мыслями? Она не могла найти ответ.

— К тому же, ему нравится ваш малыш, — Эмма с нежностью посмотрела на Оливера.

Молодая мать покачала головой.

— Да. Поэтому время от времени я вспоминаю, как сильно поначалу боялась брата мужа. Я ведь думала, что он собирается убить и Оливера, и меня ради того, чтобы заполучить Эшлингфорд.

— О чем, конечно, вас предупреждал Мей-нард, не так ли?

— Совершенно верно, — подтвердила Джослин, тряхнув головой. — И я верила ему.

Теперь пришел черед Эммы поддержать и утешить собеседницу.

— Но самое главное, что вы изменили мнение. Вам нечего и некого бояться здесь, в Эш-лингфорде.

Вдова собралась было согласиться, но внезапно вспомнила человека, которого она с каждым днем опасалась все больше.

— Никого? Да, сейчас я не боюсь никого, кроме отца Иво.

Эмма резко выпрямилась.

— Он что-нибудь сделал?

— Отец Иво обвинил меня в том, что я вступила в преступную связь с Лаймом.

— И что же вы ответили?

Джослин со стыдом вспомнила слова, сказанные священнику.

— Я тоже пригрозила ему наказанием. Только не знаю, возымеет ли моя угроза какое-нибудь действие. У меня ведь нет доказательств.

— Но, насколько я понимаю, и у него нет доказательств того, в чем он вас обвиняет. Или я не права, леди Джослин?

— Вы хотите спросить, согрешила ли я с Лаймом? — решив не ходить вокруг да около, уточнила она. — Уверяю вас, мы не были близки.

Старая няня встала.

— Я поговорю с отцом Иво. Больше он не побеспокоит вас, госпожа.

Хозяйка Эшлингфорда с сомнением посмотрела на старую служанку.

— Но что вы можете сделать?

Разгладив ладонью юбки, Эмма ответила:

— Я знаю Иво с тех пор, когда он совсем молодым человеком принял сан священника. И до сих пор мы хорошо понимаем друг друга.

Джослин так и подмывало расспросить ее поподробнее, но она понимала, что ей вряд ли удастся добиться другого ответа.

— Благодарю вас, Эмма.

Кивнув головой, старая няня медленно нагнулась и нежно поцеловала спящего Оливера в лоб.

— Ваш малыш все поставит на свои места, — уверенно заявила она, отстраняясь. — Вот увидите.

Что Эмма имела в виду? Что очарование и непосредственность Оливера растопят лед недоверия у обитателей замка? Молодая мать задумчиво смотрела вслед старой служанке, направляющейся к лестнице. Или что ее сын пробудит в душе Лайма ростки чувства, которое он старательно пытался заглушить?

Так и не найдя ответа на свои вопросы, Джослин тяжело вздохнула. Оставалось лишь терпеливо ждать и надеяться, что Эмма окажется права.

— Я могу убить тебя, — процедил Иво, схватив женщину за руку.

Но Эмма даже не вздрогнула.

— Насколько я помню, ты уже однажды пытался сделать это, — презрительно холодным тоном напомнила она. — Но смерть забрала не меня, не так ли?

Ему безумно захотелось избавиться от нее раз и навсегда. Представляя, что его пальцы держат не руку Эммы, а ее шею, он еще сильнее сжал их.

— Ведьма!

Служанка с притворным удивлением заметила:

— Ты совсем не похож на святого отца, Иво. Интересно, что бы сказал епископ, если бы увидел тебя сейчас.

Священник раздраженно поморщился. Мысль о кинжале, спрятанном в складках одежды, становилась все более и более навязчивой. О, как бы ему хотелось выхватить его из ножен и по самую рукоятку вонзить в грудь старой карги! Он бы не позволил ей издать ни звука. И ей бы — наконец-то! — пришел конец. Иво начало трясти от бессильной злобы. Где же те проклятые записи, которые он столько раз искал, но до сих пор не нашел? Где она их спрятала? Нет, ему нельзя убить Эмму сейчас. Нельзя и еще по одной причине: убей он ее, ему никогда не увидеть денег. О, Боже! Неужели эта мука никогда не кончится?

— Где деньги? — прорычал священник.

Женщина наивно склонила голову набок.

— Ах, деньги!

— Да, деньги! — теряя терпение, воскликнул он. — Где они?

Несмотря на то, что пальцы святого отца по-прежнему сжимали ее запястье, Эмма, шагнув ь сторону, отвернулась от него и запустила другую руку под лиф платья. Через секунду она достала маленький кошелек и небрежно швырнула его на пол.

— Здесь не все, — угрюмо буркнул Иво.

— Разумеется, не все, — с улыбкой согласилась старая служанка. — Я хоть и не знатного рода, но знаю цену своей жизни. Ты получишь их часть за частью, но не раньше, чем я уйду в мир иной.

С губ Иво сорвалось проклятие, от которого, услышь его Бог, рухнули бы стены. В следующее мгновение он с силой оттолкнул Эмму от себя.

— Ты уже отжила свое, старая карга! Для чего тебе оставаться на этом свете? Все, что могла, ты уже сделала? Почему бы тебе не умереть?

— Умереть? — насмешливо уточнила женщина. — Умереть теперь, когда у меня есть Оливер? Нет, я уйду из жизни только тогда, когда буду готова. И не секундой раньше.

Глаза Иво начали наливаться кровью, голова медленно покачиваться в такт проклятиям, которыми он мысленно осыпал служанку. Наконец, потеряв терпение, священник порывисто отвернулся.

— Уйди! Оставь меня в покое!

— А ты должен оставить в покое Джослин, — спокойным голосом заявила Эмма. — И Лайма.

— Разве у меня есть выбор? — горько усмехнулся Иво.

— Что верно, то верно. Но ты должен дать слово.

Слово? Почему бы и нет? Ему и прежде не раз доводилось давать слово, а затем с легкостью забирать его.

Отец Иво повернулся к ней.

— Хорошо, обещаю, — согласился он, пренебрежительно взмахнув рукой. — А теперь оставь меня, старая дура!

Служанка поклонилась.

— Я, как всегда, очень признательна вам, святой отец, — поблагодарила она с откровенной издевкой в голосе, которая чуть не переполнила чашу терпения Иво. Пока он отчаянно пытался сохранить самообладание, Эмма прошла по проходу вдоль рядов деревянных скамей и, покинув часовню, закрыла за собой дверь.

Несколько минут Иво стоял как вкопанный. О, как ему хотелось дать волю гневу! Со скрещенными, словно в молитве, руками он напоминал статую. Но как только шаги женщины стихли за стенами часовни, у него вырвался крик отчаяния. Сорвав скатерть с алтаря, священник швырнул ее в дальний угол зала. Послышался стук упавших на пол реликвий. Но ему этого было недостаточно. Этого всегда было недостаточно. Сейчас святому отцу страстно хотелось разрушить даже стены часовни и стереть ее с лица земли. В бессильной злобе, подскочив к алтарю, Иво поднял судорожно сжатые кулаки и как подкошенный рухнул на пол.

— Господи! — катаясь по земляному полу, воскликнул он. — Порази моих врагов! Освободи меня от последнего из них! Отдай то, что по праву должно принадлежать мне!

Ему ответили лишь всколыхнувшиеся, словно от порыва ветра, язычки пламени. Они, казалось, вот-вот оторвутся от свечей и поднимутся к высокому своду часовни.

С усилием оторвав голову от пола, священник затуманенным взглядом обвел зал в надежде увидеть Господа. В глубине души он ни на минуту не сомневался, что в один прекрасный день Бог явится ему.

— Терпение, — глухо пробормотал Иво. — Скоро, очень скоро Всевышний поможет мне. И тогда… тогда мне, служителю Господа, больше не придется выслушивать дерзкие требования Эммы. И не придется страдать из-за этого незаконнорожденного и его шлюхи.

Успокоившись, святой отец блаженно улыбнулся, повернулся на спину, распростер руки так, будто лежал распятым на кресте, и устремил взгляд к своду часовни. С какой стати он так разошелся? Собравшись с мыслями, священник попытался спокойно оценить ситуацию. Итак, придется отложить визит к епископу, так как угроза со стороны Джослин выглядела вполне реальной. Но он не собирается отказываться от возможности наказать и ее, и Лайма, а решил лишь подождать, пока появятся доказательства их кощунственной связи. Но то, что теперь вдова заручилась поддержкой старой Эммы, сводило его с ума. Боже, помоги избавиться от этой ведьмы!

Сжав пальцами цепь, на которой висел крест, Иво закрыл глаза. В глубине души он не сомневался, что, когда придет время, он непременно найдет справедливость. А в том, что такое время придет, священник был уверен.

Мечтая о беспощадном мщении, Иво начал медленно погружаться в сон.

Тлеющие угли, выбрасывая из раскаленных глубин язычки пламени, быстро слизывали строчки с матовой поверхности пергамента. Огонь беспощадно расправлялся с документом, пожирая букву за буквой.

Глядя на обугливающийся пергамент, Лайм раздумывал над известием, которое получил от сэра Хью, управляющего Эшлингфордом в его отсутствие и верного человека. Сэр Хью сообщал ему обо всем, что происходило в баронстве, пока его нет.

Новости, полученные сегодня, не удивили лорда Фока. Он уже знал, что несколько недель назад Иво выдворил отца Уоррена из замка и занял его место. Но при одной мысли о том, что священник обосновался в баронской спальне, Лайма так и подмывало вскочить на коня и скакать до Эшлингфорда без остановок. Однако усилием воли мужчина сдерживал неуместный порыв, осознавая, что покинуть Торнмид сейчас означало бы допустить непростительную ошибку. Да, он непременно вернется в Эшлингфорд, но лишь после того, когда утвердит свое положение здесь.

Тем временем огонь почти уничтожил пергамент, и он, рассыпавшись на кусочки, догорал. Лайм задумчиво смотрел на торжествующие язычки пламени и хрупкие почерневшие кусочки листа.

Итак, послание сэра Хью уничтожено. Хотя их переписка не являлась тайной, лорд Фок не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, что он начал активное наступление. И тем более о том, что Иво занял баронские покои.

Лайм не сомневался в том, что перед смертью Мейнард сообщил дядюшке, где спрятал часть казны Эшлингфорда в тот роковой вечер, когда пьяным упал в овраг. Оставалось лишь терпеливо ждать, когда Иво попытается вывезти деньги из баронства. Поэтому лорд Фок приказал не спускать со святого отца глаз каждый раз, когда тот покидал замок. Но, как сообщал сэр Хью, за несколько предыдущих отлучек ничего не произошло. Неужели Иво способен так долго удерживаться от соблазна? Нет, невозможно. А что, если он уже успел тайком, незаметно для всех перепрятать казну? Чтобы положить конец сомнениям, Лайм приказал обыскать вещи священника. Но и это, увы, ничего не дало. Деньги так и не были найдены.

Тяжело вздохнув, барон Торнмида отвернулся от камина и, вернувшись к столу, устало опустился на высокое баронское кресло.