Планета-бродяга

20

— Почему бы тебе просто не пойти и не спросить у них про Вергер? — спросил Анакин у Оби-Вана, когда они расположились в комнате гостевых апартаментов Средней Дистанции, где им предстояло провести ночь.

— У меня такое впечатление, что нам нужно проявить терпение, — ответил Оби-Ван, открыв ставни и глядя на долину. — Мы должны побольше узнать об этом Судии, кем бы он ни был.

Полет на воздушном корабле до тренировочного центра, вдоль особенно высокого горного кряжа, был достаточно рутинным, но все же прекрасным, а для Анакина — очень волнующим. Все его странные ощущения и предчувствия померкли на фоне великолепия яркого солнца и открытого пространства — такой редкой картины на Корусканте и невозможной на борту «Звездного морского цветка».

— Здесь все по-другому, — сказал Анакин. — Не как на Татуине… но я чувствую себя так, словно вернулся домой.

— Ага, — уныло подхватил Оби-Ван. — И я тоже. Это-то и беспокоит меня. В воздухе полно каких-то странных запахов. Возможно, некоторые из них воздействуют на людей.

— Это потрясные запахи, — воскликнул Анакин, высовываясь из окна и глядя на тенистую реку, петляющую под ними. — Здесь пахнет жизнью.

— Интересно, что сказали бы секотцы, если бы могли понять эти запахи, — задумчиво произнес Оби-Ван и оттащил падавана назад, пока тот не высунулся слишком далеко. — Не зевай.

— Знаю, — весело ответил Анакин, затем понизил голос насколько мог и пробасил: — Все на самом деле не то, чем кажется.

— А что еще ты чувствуешь? — спросил Оби-Ван.

Именно этого вопроса Анакин надеялся избежать. Он скривил кислую физиономию.

— Я не хочу ничего сейчас чувствовать. Я просто хочу насладиться дневным светом и свежим воздухом. Корабль Чарзы был таким сырым и тесным, тем более я вообще не люблю космические полеты. Меня всегда знобит, когда висишь посреди вселенской пустоты. Мне больше по душе находиться среди живых существ. Даже на Корусканте. Но этот… — Анакин посмотрел на Оби-Вана. — Я глупо себя веду, да?

Оби-Ван расплылся в улыбке и положил руку Анакину на плечо.

— Радость всегда была положительной эмоцией, если только она не скрывает под собой беспечность, — Оби-Ван вспомнил Куай-Гона Джинна и Мэйс Винду — он не раз видел, как они оставались в веселом расположении духа даже в тех ситуациях, когда от них требовалась величайшая концентрация.

Он таким талантом не отличался.

— Вы хоть когда-нибудь веселитесь, учитель? — спросил Анакин.

— У меня будет время повеселиться, когда ты скажешь мне, что ты чувствуешь. Мне нужен ориентир, по которому я смог бы сверить мои собственные ощущения.

Анакин вздохнул и подтянул к себе высокую табуретку на четырех тонких ножках. Он провел пальцами по ее темно-зеленой поверхности и вдруг отбросил ее от себя. Табуретка грохнулась на пол.

— Она живая, — удивленно воскликнул он, затем нагнулся и снова поставил ее на ножки.

— Они называют свой строительный материал «мембранником», — сказал ОбиВан. — Его не нужно убивать, чтобы строить дома или мебель. Как ты видишь, вся мебель у них живая, как и само строение. Если ты расширишь свои чувства на мгновение, ты увидишь, как здесь все устроено. Совсем не то, что ты предполагал обнаружить здесь.

— Хорошо, — согласился Анакин. Но почти моментально он вернулся к тому, что так удивило его: — А как он остается живым, этот… мембранник? Чем он питается, и как он…

— Падаван, — сказал Оби-Ван без всякой нотки строгости в голосе, но явно давая понять, что Анакин давным-давно должен был сам это выяснить, и мальчик сразу же отреагировал.

— Да, — он отодвинул стул и встал посреди комнаты, руки повисли вдоль боков, но пальцы были растопырены. Он стал напряженно внимателен ко всему происходящему снаружи.

Прошло несколько минут. Оби-Ван отошел от Анакина, нейтрализовав все свои ощущения и замкнув чувства в себе, чтобы обеспечить мальчику большую сферу охвата.

— Это же необъятное единство, — сказал, наконец, Анакин. — А не просто набор мелких голосов.

— Все жизненные формы находятся в естественном симбиозе друг с другом, — подтвердил Оби-Ван. — Здесь нет обычной схемы конкуренции и хищничества. Это часть того, что ты чувствовал раньше — ощущение одной судьбы, одной участи.

— Может быть, но я почувствовал нечто большее, и это связано с нами.

— Эти ощущения могут, быть переплетены. Анакин обдумал такую возможность, нахмурив брови.

— Я ощущаю пришлых колонистов отдельно от живой планеты, — сказал он. — И Вергер среди них нет.

— Она покинула планету, — согласился Оби-Ван.

— Так давай спросим, куда она направилась.

— Всему свое время, — поднял глаза Оби-Ван. — Посмотри на свою табуретку.

Анакин опустил взгляд и увидел, что одна ножка прилипла к полу. Он нагнулся, потрогал то место, где она вонзалась в пол, затем потря-сенно воскликнул: — Она ест! Пол тоже живой!

— Рано утром мы должны быть готовы к встрече с теми, кто принимает нас.

— Я буду готов, — сказал Анакин, поднимаясь на ноги. — Я буду сгорать от любопытства!

Эмоциональное состояние мальчика все еще было слишком взвинченным, чтобы Оби-Ван мог успокоиться. Существовало какое-то взаимодействие между Анакином и Секотом, которое он пока не мог понять, и больше всего его озадачило то, что это открыло ему много нового не только о Секоте, но и Анакине… и еще показало ему, насколько мало он знает о том и другом.