Ростовцев Эдуард Плата по старым долгам

Эдуард РОСТОВЦЕВ

ПЛАТА ПО СТАРЫМ ДОЛГАМ

ИЗ ПРОТОКОЛА СУДЕБНОГО ЗАСЕДАНИЯ

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ СУДА: Свидетель, из материалов уголовного дела, прекращенного одиннадцать лет назад, не усматривается, что тогда вы давали показания о характере груза, перевозимого на участке Сосновск - Госграница 17 сентября 1981 года. Как это соотнести с вашими нынешними утверждениями?

СВИДЕТЕЛЬ: На первом допросе я говорил то же, что и сейчас. Но потом изменил свои показания, и первоначальный протокол допроса был изъят следователем.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Следователь понудил вас изменить показания?

СВИДЕТЕЛЬ: Он предложил мне сделку, на которую я согласился. В результате я был освобожден из-под стражи, а дело прекращено.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: На чем еще, помимо визуального наблюдения, основан ваш вывод, что этот груз перевозился нелегально и что это было так называемое золото КПСС?

СВИДЕТЕЛЬ: Сам факт передвижения спецтранспорта на этом участке сохранялся в строжайшей тайне. Об этом не была уведомлена даже госавтоинспекция, что привело к трагедии на четырнадцатом километре Городокского шоссе.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Имеете в виду гибель капитана Тысячного и ваше ранение?

СВИДЕТЕЛЬ: Себя я в расчет не беру. Но спустя одиннадцать лет, та же тайна повлекла за собой еще три смерти. И я не уверен, что это ее последние жертвы...

1

В канун дня победы 8 мая 1992 года Олегу Cавицкому исполнилось тридцать пять, а через месяц решением правления компании "Скиф-Холдинг" он, до того возглавлявший службу маркетинга, был назначен вице-президентом этой компании. Его кандидатуру предложил сам Шумский, правой рукой которого отныне он становился. Новое назначение не было неожиданным для Олега: три года назад, когда он начал работать в только что созданной компании, ее президент Юрий Сергеевич Шумский поставил перед ним - юристом по образованию - задачу не только изучить нормы зарождающегося на Украине бизнеса, но и овладеть теорией и практикой менеджмента с тем, чтобы со временем стать опорой президента и правления компании. Шумский редко ошибался в людях, а в Олеге Савицком просто не мог ошибиться, поскольку знал его сызмальства, знал о нем даже то, что Олег считал за лучшее не рекламировать.

До 1989 года Юрий Сергеевич занимал ответственный пост в Союзном Внешторге, а когда-то работал в Советском торговом представительстве в Швейцарии под началом отца Олега - Николая Егоровича. В те уже далекие годы, Шумский часто бывал в гостеприимном доме торгпреда: играл с ним в шахматы, обсуждал перспективы сотрудничества с той или иной фирмой, ситуацию на биржах; рассказывал забавные истории из жизни совдипломатов; полушутя-полусерьезно ухаживал за хозяйкой Галиной Павловной, аккомпанировал ей на рояле - у матери Олега было недурственное сопрано; гонял голенастого хозяйского сына до седьмого пота на теннисных кортах - в теннис Юрий Сергеевич играл мастерски, и его уроки пошли Олегу впрок.

Но потом их жизненные пути разошлись: Олег с родителями еще жил в Берне, когда Шумского отозвали в Москву. И только спустя много лет, когда Николая Егоровича уже не было в живых - он погиб в авиационной катастрофе, а голенастый Олежка успел превратиться в рослого спортивного склада мужчину, окончить университет, бесславно повоевать в Афганистане, сменить с полдюжины профессий от милицейского следователя до гида-переводчика "Интуриста", они встретились в Ялте, где Юрий Сергеевич отдыхал в санатории, а Олег гостил у матери, которая работала врачом того же санатория.

Кончался бурлящий политическими страстями, митингами, забастовками 1989 год, а впереди прозорливые люди угадывали того пуще - разрушительные штормы и бури, и бестрепетно готовились к ним. Шумский оставил службу в доживающем последние месяцы Союзном Внешторге, вернулся в родной Киев, где создал одну из первых на Украине коммерческих компаний, нацеленную на финансирование и организацию работ по конверсии предприятий военно-промышленного комплекса. Свою деятельность компания вела в сотрудничестве с иностранными фирмами, банками, и юристу со знаниями трех иностранных языков было к чему приложить там руки и голову. Однако предложение перебраться в Киев, испытать силы на новом поприще Олег встретил без особого энтузиазма. Это был не его выбор. К тому же он знал жесткий, требовательный характер Шумского, завуалированный улыбчивой сдержанностью, дипломатическим тактом, а Олег уже привык к беспечной безалаберной жизни интуристовского гида и содрогался при мысли, что придется изо дня в день к девяти часам приходить в одну и ту же контору, садиться за канцелярский стол и до восемнадцати часов, с перерывом на обед, читать, писать нагоняющие тоску бумаги, отвечать на телефонные звонки, самому звонить кому-то по каким-то рутинным вопросам, тыкать пальцем в клавиши пишущей машинки, бегать в туалет на перекуры, в перерывах жевать бутерброды, назначать свидания смазливой сотруднице, обмениваться с сотрудниками впечатлениями о субботней рыбалке, вчерашнем футбольном матче, очередном парламентском скандале, у кого-то занимать или кому-то одалживать десятку-другую до получки.

Однако Шумскому с помощью Галины Павловны удалось уговорить его, о чем до сих пор не жалели ни Олег, ни Шумский. А Галина Павловна была просто счастлива - наконец-то ее невезучий сын перестал мыкаться по белу свету, ютиться по чужим углам и обрел достойное его место под солнцем. Второй раз замуж она не вышла, несмотря на свою моложавость и привлекательность, других детей Бог не дал, и Олегу не с кем было делить ее любовь.

Когда по возвращении из Швейцарии, он несколько лет прожил в Сосновске в семье дяди Петра Егоровича, по существу став членом этой приветливой дружной семьи, Галина Павловна ревновала его, хотя старалась не показывать этого, к Петру Егоровичу, его жене - Ольге Васильевне, их дочерям - кузинам Олега, особенно к младшей Полине. Материнским чутьем угадывала, что покровительственно-дружеское отношение сына к этой грациозной уже в подростковом возрасте девчонке с миндалевидными глазами и надменно вздернутым носиком, до добра ее Олежку не доведет. И, хотя это было не совсем так - к приключившейся впоследствии с Олегом беде, что круто изменила его жизнь, Полина прямого отношения не имела, но она не сумела его понять, а его решение поступить на военную службу и уехать из Сосновска, восприняла как нанесенное ей оскорбление. Надежды Олега на то, что она, поостыв, все-таки примет его доводы или, хотя бы ответит на письма, не оправдались - не прошло и двух месяцев после его отъезда, как Полина вышла замуж за Леонида, чем повергла в смятение общих родственников, уверенных, что ее муж будет, если уже не стал, Олег.

Рада этому была только Галина Павловна, на духу не переносившая избалованную, своенравную племянницу. Но ее радость оказалась преждевременной: еще много лет сын носил в потрепанном бумажнике запаянную в прозрачный пластик фотографию миловидной девушки со вздернутым носиком и пышной, переброшенной на грудь косой. И только после того, как он перебрался в Киев, потрепанный бумажник исчез вместе с фотографией Полины.

Это обнадежило Галину Павловну, не первый год мечтавшую о внуках. Время от времени она приезжала или прилетала в Киев то с одной, то с другой молодой приятельницей, или коллегой, так, во всяком случае, представляла их, останавливалась у сына вместе со своей спутницей, на ночь выпроваживала его в крытую лоджию, где стоял топчан. Зато днем Галина Павловна оставляла приятельницу на попечение Олега и отправлялась на многочасовой шопинг - обход киевских магазинов, с нескрываемой надеждой, что за время ее отсутствия молодые люди найдут о чем поговорить и чем заняться в свое удовольствие. Но ее надежды не оправдывались: у сына находилась масса неотложных дел, и претенденткам на его внимание не оставалось ничего другого, как самостоятельно знакомиться с достопримечательностями столицы Украины.

Галина Павловна дулась на него, тем не менее в каждый свой приезд наводила порядок в квартире, гардеробе, холодильнике, с пристрастием допрашивала сына, кто стирает его рубашки, платки и почему от некоторых из них пахнет духами. Оставаясь на выходные дни, она готовила воскресные обеды с неизменным украинским борщом, пампушками, разномастными варениками. На обед, как правило, приглашала Юрия Сергеевича, что делала без каких-либо затаенных мыслей, поскольку Шумский приходил с женой, а его расположения к Олегу вне работы не отражалось на их деловых отношениях. Напротив, он спрашивал с руководителя службы маркетинга, а затем своего заместителя, строже, чем с других сотрудников, что Олег находил в порядке вещей - такие же отношения в свое время были у его отца с Шумским.

Как ни странно, но Олег сразу почувствовал вкус к новой работе, без особого напряжения вписался в пестрый коллектив компании - от бывших совпартработников, до вчерашних теневиков с далеко небезупречными биографиями, за сравнительно короткий срок освоил теорию и практику менеджмента, обзавелся необходимыми связями в деловых кругах. Очевидно, сказались отцовские гены, знания, полученные в бернском лицее и Сосновском университете, опыт следственной работы и даже недоброй памяти война "за речкой" в горах Гиндукуша, где шансов остаться в живых было больше у того, кто умел рисковать с умом и холодным расчетом.

2

Вечером 14 сентября Олег вернулся из Гамбурга, где вел трудные переговоры с главой судостроительной компании "Нордзее" Альтманом, завершившиеся после пяти дней словесных перепалок, взаимных колкостей и упреков подписанием многомиллионного контракта. Олег был доволен собой: ему удалось то, чего не смог добиться Шумский - убедить толстяка Альтмана в перспективности перепрофилирования Михайловской верфи, до недавнего времени числящейся за военно-морским ведомством.

Рабочий день окончился, но по пути из аэропорта Олег завернул в офис компании, чтобы узнать у дежурного последние новости и заодно забросить в свой кабинет сумку с ворохом документов, не тащить же их домой. Полагал, что кроме дежурного в офисе никого уже нет, однако в приемной застал Оксану Борисовну - прямую как жердь даму неопределенного возраста. Оксана Борисовна была неплохим секретарем: скрупулезно вела делопроизводство, виртуозно печатала на машинке, свободно переводила английские тексты, не обижалась когда сотрудники обращались к ней только за этим - у нее было высшее образование, и по штатному расписанию она значилась референтом президента компании, что в какой-то мере мирило ее с такой ролью.

Вежливо, но сдержано поздоровавшись с вице-президентом, Оксана Борисовна, предупреждая его вопрос, объяснила, почему за ним не прислали машину - одна находится на профилактике, а у другой отказал двигатель, а на "Волге" Юрий Сергеевич уехал в Харьков. Как должное приняла сувенир косметический набор, сказала, что из Ялты звонила Галина Павловна справлялась о сыне, а затем вручила Олегу распухшую от бумаг красную папку, в которой Шумский передавал своему заместителю подлежащие безотлагательному исполнению документы.

- Юрий Сергеевич вернется шестнадцатого. Не дожидаясь его, вы должны выехать в Сосновск, связаться с Винницким и возглавить переговоры с руководством объединения "Транзистр". Юрий Сергеевич просил обратить ваше внимание, что на сегодняшний день это задача номер один.

Ее безапелляционный тон, строго поблескивающие за толстыми линзами очков глаза исключали какие-либо возражения. Несмотря на это, Олег выругался, что случалось с ним крайне редко. Дело было не только в том, что ему, едва вернувшись из нелегкой командировки, надлежало без передышки выехать в очередную, еще более тяжелую, но главным образом в том, что эта командировка была неприемлема для него по тысяче и одной причине. Когда он оформлялся на работу в компанию, единственным условием, поставленным им Шумскому, было неподключение его к делам, так или иначе связанным с Сосновском. И Шумский принял его условия. Но теперь, видимо, посчитав, что за давностью срока это условие утратило силу.

Оксана Борисовна сняла очки, удивленно-осуждающе вскинула выщипанные в ниточку брови.

- Олег Николаевич от вас, признаться, не ожидала, - тоном классной руководительницы, выговаривающей родителю провинившегося ученика, произнесла она. - Я не претендую на ваше особое внимание, но напоминаю, что я все-таки женщина.

Олег поспешил принести извинение, а поскольку референт продолжала хмуриться, прибег к последнему средству - приложился к ее руке. Однако эффект был противоположный ожидаемому - Оксана Борисовна решительно отняла руку, отступила на шаг, словно опасаясь, что за этим галантным действом последуют другие, еще более галантные, но затем отвернулась, смахнула со щеки слезу.

- Необязательно целовать руки, достаточно уважать меня. Мне надоело быть громоотводом тех бурь, что рождаются в ваших кабинетах. Последнее время даже Юрий Сергеевич срывает на мне свои стрессы. А во вторник из Цюриха прилетела ваша приятельница, мадам Бегон, и устроила здесь настоящий погром: опрокидывала стулья, швыряла телефоны, ругалась одновременно на четырех языках. Как я поняла, мы задолжали банку изрядную сумму. Хотя Юрий Сергеевич считает, что она взорвалась только из-за того, что не застала вас в Киеве.

Оксана Борисовна вопросительно посмотрела на Олега, видимо ожидая, что он опровергнет это предложение. Но Олег опровергать не стал, только неопределенно развел руками, а затем невольно улыбнулся, представив президента и совладелицу цюрихского инвестиционного банка "Бегон" Даниель Бегон - во гневе, к которому ему было не привыкать. Но затем погасил улыбку - новое поручение было для него намного неприятнее гнева Даниель.

Попросив дежурного охранника отпустить такси, он пошел в свой кабинет и не меньше получаса обзванивал добрый десяток харьковских абонентов, разыскивая президента компании. Отыскав, стал докладывать о результатах гамбургских переговоров, но Шумский перебил его:

- Олег, Оксана Борисовна передала тебе переписку с "Транзистром"? Вникни во все детали и без промедления вылетай в Сосновск, связывайся с Винницким и вместе с ним наезжай на Закалюка... Не перебивай! О твоих взаимоотношениях с Закалюком мне известно. Поверь, я не специально собирал эту информацию, она поступила ко мне не по служебным каналам, и ты, верно, догадываешься от кого. Не обижайся на маму - та твоя история стоила ей немало седых волос. Но возвращаюсь к сути. Во-первых, прошло много лет, во-вторых, тебе не обязательно на сей раз встречаться с его женой, а в третьих - и это основное - надо спасать контракт, под который истрачены миллионы. Мы поставили на грань краха поверившие нам банки. Если до первого ноября мы не уплатим хотя бы проценты за кредиты, банк "Бегон" пойдет с молотка. Приезжала Даниель и грозила оторвать мне голову, а тебе кое-что другое. И я могу ее понять.

Шумский был прав, и у Олега не нашлось сколь-нибудь убедительных доводов, чтобы упорствовать дальше.

В общих чертах ему были известны взаимоотношения компании с Сосновским производственным объединением "Транзистр". Еще в начале прошлого года Шумский и бывший генеральный директор объединения Матвеев заключили контракт о совместной деятельности по реконструкции и перепрофилированию входящих в состав объединения подразделений - Головного предприятия, Октябрьского производственного комплекса и Дулибского филиала. Ранее эти подразделения выпускали оборонную продукцию, но затем были включены в общегосударственную программу конверсии. Компания своевременно выполнила свои обязательства: были заказаны и выполнены проекты перепрофилирования всех трех объектов, заказано в Германии и уже получено соответствующее оборудование для филиала, заключены договора с фирмами-подрядчиками, взяты кредиты в банках. Однако уже в январе нынешнего года руководство объединения отказалось от услуг инофирм-подрядчиков, перепрофилирование Головного предприятия провело своими силами, по другим объектам работы были прекращены, расчет за поставленное Дулибскому филиалу оборудование не произведен. Эти противоречащие контракту решения новый генеральный директор объединения Закалюк принял в одностороннем порядке, о своих действиях компанию "Скиф-Холдинг" не уведомил, представителя компании - старого опытного инженера Винницкого игнорировал, от контактов с Шумским уклонялся.

Было бы опрометчиво полагать, что Закалюк пошел на эти нарушения из самодурства, желания показать с первых шагов своего директорства, что на программу конверсии он имеет свой взгляд. Дураком Леонида Закалюка никак нельзя было назвать, а свои решения он всегда согласовывал с теми лицами, от коих зависела его карьера и на чью поддержку он мог рассчитывать. Олег знал его с семьдесят четвертого года, одно время они даже приятельствовали, хотя Леонид был старше его на пять лет, что определяло дистанцию, отделяющую юношу от уже сформировавшегося мужчины. Но и впоследствии, когда возрастная разница стала не столь заметна, Леонид продолжал относиться к товарищу со снисходительностью старшего, что подчас задевало самолюбие Олега, но он мирился, каждый раз убеждая себя, что Леонид желает ему добра.

И только много позже понял, что Леонид не так-то прост и не столь добродушен, весьма расчетлив и неискренен. Наиболее ярко эти его качества проявились, когда между ними стала Полина, поначалу не баловавшая Леонида своим расположением. Но сейчас Олег не хотел вспоминать об этом и потому, что это было уже в прошлом, и потому, что он сам повел себя не лучшим образом после того, как Полина стала женой Леонида... Затолкав в дорожный чемодан красную папку, он вышел в приемную, где на месте референта уже расположился дежурный охранник Костя - крепкий жилистый парень, мастер спорта по самбо, с которым Олег не раз мерялся силами на ковре в ближайшем спортзале. Костя играл в шахматы с Василием Брыкайло, возглавлявшим службу безопасности компании.

В свое время Брыкайло, как и Олег, воевал "за речкой", а затем успел побывать в Анголе и Никарагуа в составе какой-то особой группы, о деятельности которой не любил распространяться. В компанию Василий пришел почти одновременно с Олегом, якобы демобилизовавшись по ранению в звании майора. Олег не брал под сомнение ни его ранение, ни звание, но в отношении увольнения из соответствующего ведомства не был уверен. Уж слишком легко и быстро решал Брыкайло вопросы выездных виз, допуска к секретной документации, да и конфиденциальную информацию о деятельности иных нечистоплотных коммерческих структур у него всегда можно было получить.

Олег полюбопытствовал, чем вызвана задержка на работе руководителя службы безопасности - не ожидается ли "наезд" рэкетиров или того хуже налоговой инспекции? Василий, поглощенный шахматной партией, в которой его позиция оставляла желать лучшего, буркнул что-то невразумительное, и только, когда Костя поймал на вилку его ферзя, досадливо хмыкнул, положил своего короля в горизонтальное положение, повернулся к Олегу, протянул ему руку.

Брыкайло уже был осведомлен о результатах гамбургских переговоров, поздравил вице-президента с их успешным завершением, полюбопытствовал, как ему удалось переубедить упрямца Альтмана?

- Я играл в теннис с Рольфом Гауфом и после каждой партии мы заходили в бар.

- Кто такой Рольф?

- Сын старика Гауфа, злейшего конкурента "Нордзее".

- И Альтман узнал об этом?

- Его агенты не спускали с меня глаз. А эти ребята даром хлеб не едят.

- Коварный ты человек, Олег Николаевич.

- С волками жить, по-волчьи выть, - рассмеялся Олег.

Брыкайло спросил, как он намерен добираться домой. Олег сам думал над этим: такси, на котором он приехал пришлось отпустить, а ловить сейчас в центре города проходящую машину, было безнадежным делом.

- Я сегодня тоже без колес, - сказал Брыкайло и обратился к дежурному: - Костя, будь другом, выгляни на улицу, там стоят какие-то тачки, подряди одну из них подбросить Олега Николаевича в Дарницу.

Когда дежурный вышел, он предложил Олегу сигарету, закурил сам, присел на край стола, что предвещало доверительный разговор.

- Утром лечу в Одессу, есть срочное дело, так что завтра не увидимся. У меня просьба: ты едешь в Сосновск, где у тебя, насколько мне известно, немало знакомых. Если не затруднит, порасспрашивай надежных людей - надо проявить один местный объект, выяснить, откуда у него растут ноги.

- Что за объект?

- Совместное украинско-австрийское предприятие "Атлант".

- Это все, что известно?

- Почти. Этот древний грек ничего не производит, но имеет солидные вклады в западных банках. Настолько солидные, что трудно понять откуда такие доходы. А понять хочется.

- Из любопытства?

- Излишним любопытством не страдаю, это вредит здоровью.

- Поэтому подставляешь меня?

- Упаси Бог! Никаких подставок. Твоя миссия предполагает сверку расчетов с нашим деловым партнером, а потому твой интерес к его банковским счетам никого не насторожит.

- У партнера имеются расчеты с "Атлантом"?

- Есть такое предположение.

- А какие западные банки тебя интересуют?

- Любые, чьими услугами пользуется этот грек, да и пожалуй наш партнер. Но если что-то услышишь о торговом банке "Радебергер" в Вене, удвой внимание. Не люблю громких слов о государственных интересах, считай это моей личной просьбой. В долгу не останусь.

С такой просьбой Брыкайло обращался впервые. И хотя Олег заподозрил, что Василий что-то не договаривает, и безотлагательная командировка в Сосновск вице-президента решена Шумским не без подсказки службы безопасности, отказать Брыкайло он не мог.

Вернулся Костя, стал перед Олегом "на вытяжку".

- Мон женераль, фер авансе ля ватюр, - исчерпав на этом запас французских слов, добавил уже на родном языке: - "Гангстер" вас подбросит, я договорился. Поначалу фыркнул, но когда я назвал вас, соизволил кивнуть. Ждет на стоянке в своем новом "мерседесе".

"Гангстером" сотрудники компании прозвали председателя разместившегося этажом ниже торгово-посреднического кооператива "Гермес" Алексея Саенко - разбитного, пронырливого парня, по слухам еще недавно занимавшегося не то фарцовкой, не то рэкетом.

Небрежно кивнув Олегу и не выпуская изо рта сигареты, Алексей лихо, почти на месте, развернул "мерседес", в считанные мгновенья набрал предельно допустимую скорость, включил магнитофон, из стереодинамиков которого полилась довольно терпимая музыка, и только после этого осведомился:

- В кабак? К девочкам? Или как?

- Или как! - усмехнулся Олег. - Домой. Чертовски устал, поверь на слово, Леша.

- Домой, так домой, - не стал спорить Саенко. - Даже невооруженным глазом видно, что перетрудился ты, Олег Николаевич, изрядно, и, как догадываюсь, в основном с гамбургскими фрейлинами. Как они там в смысле секса? Поделись свежими впечатлениями... Никаких впечатлений? Так и знал: эти немочки ничего не умеют. То ли дело швейцарки французского происхождения, которые бросаются телефонами. Вот это темперамент! Я правильно вычислил твою любимую женщину?.. А я все о блондинке-негритянке мечтаю. Попадались тебе такие? Не юли, Олег Николаевич! Как-то засек я тебя в "Днепре" с рыжеватенькой африканочкой. Ничего девочка, впечатляет. Только ножки на три с минусом - чуть потолще спичек. Но ноги для меня не принципиально. Так может передашь по акту?.. Переводчица "Интуриста", говоришь, да еще Машей зовут? Отзываю свое предложение. Хоть и черная, а все ровно наша - совковая, значит техники никакой... Рекламная пауза. Есть сахар, пиловочник, цветные колготки, компьютеры по двести тридцать штук за штуку. Компьютеры тайваньские, поэтому цена щадящая... Сколько надо, столько будет. Что еще интересует?.. Перпетуум мобиле? Нет проблем, сделаем...

3

В квартире было чисто прибрано, на тахте лежала стопка свежевыстиранного и выглаженного белья, полотенец, рубашек, на журнальном столике - пачка газет, полученных за последнюю неделю. Соседка-пенсионерка, которой Олег оставлял ключи от квартиры, когда уезжал в командировки, оказывала ему такие услуги за умеренную плату.

Олег открыл окна в комнате, крытой лоджии, на кухне - в квартире стоял затхлый воздух, наполнил водой и поставил на газовую плиту чайник, завел будильник, закурил, уселся за телефон.

Позвонил в Ялту матери, доложил о благополучном прибытии, хорошем самочувствии, что не совсем соответствовало действительности, а также о том, что выполнил заказ - привез из Гамбурга набор игл для акупунктуры, которой занимается приятель и коллега Галины Павловны - Эдуард Александрович; стетофонендоскоп и манометр для самой Галины Павловны, шерстяные чулки для Дарьи Павловны - сестры матери и тетки Олега. Галина Павловна поблагодарила сына за внимание, но тут же отчитала за то, что он не приехал, как обещал, на юбилей Эдуарда Александровича, чем обидел его и должен в ближайшее время загладить свою вину - приехать к ним хотя бы на пару дней. Судя по тому, что она уже не отделяла себя от своего шестидесятипятилетнего друга, надо было полагать, что у Олега появился отчим. Эту новость он воспринял без особого восторга, мать могла найти мужа помоложе, но и без огорчения - Эдуард Александрович был порядочным человеком и хорошим врачом. А затем Галина Павловна озадачила сына: попросила встретить внучку ее соседки Клеопатры Самсоновны - Зиночку, которая приедет в Киев завтра утренним поездом.

- Зиночка, очень умная и толковая девушка, - уточнила Галина Павловна. - Она твоя коллега - юрист, но только начинающий. У нее какое-то сложное дело в арбитраже. Очевидно, ей понадобится твой совет, а возможно и помощь. Удели ей внимание. Но учти, Зиночка воспитана Клеопатрой Самсоновной в строгих правилах, и если ей придется переночевать у тебя, будь джентльменом. Ты понимаешь, о чем я?

Олег давно понял маму. Все ее молодые приятельницы, с которыми она приезжала, а теперь вот уже без сопровождения присылала в Киев, были милыми, толковыми, все придерживались строгих правил. Непонятно было только почему они, обладающие столь высокими достоинствами, оставались в девицах, хотя не считали для себя зазорным ночевать в квартире далеко не старого холостяка, подчас как бы ненароком показываться тому же холостяку в кокетливом неглиже, притворно-стыдливо ахать при этом и тут же бросать на него отнюдь не смущенные взгляды. Некоторые были и в самом деле миловидные, даже хорошенькие, но все они с благословения Галины Павловны предлагали ему нешуточную игру в жениха и невесту, а он, однажды обжегшись, чурался таких игр. Его стоицизм объяснялся еще и тем, что в одну из своих последних поездок в качестве интуристовского гида он встретил в вагоне-ресторане международного поезда подругу детских и юношеских лет, с которой не виделся со дня своего отъезда из Берна и которая, как вскоре выяснилось, приобрела за эти годы дурную манеру запускать в обидчиков телефонные аппараты...

Олег пообещал встретить Зину, определить ее в гостиницу, но не больше, поскольку завтра будет занят, а послезавтра убывает в командировку. Он не уточнил куда убывает, дабы не волновать Галину Павловну, она по-прежнему относилась с предубеждением к сосновским родственникам.

Второй звонок был автомеханику Федосеичу, у которого Олег перед отъездом оставил свою машину - надо было отрихтовать и покрасить помятое две недели назад крыло, сменить масло в двигателе, подзарядить аккумулятор. Федосеич заверил его, что все привел в полный ажур, и с Олега причитается пятьдесят "зеленых". Как же не содрать с делового человека свободно конвертируемую! Олег обещал рассчитаться "зелеными", если Федосеич завтра к семи утра подгонит отремонтированный "жигуль" к его дому.

Потом позвонил в Михайловск директору судостроительного завода Шерстюку, с которым был на переговорах в Гамбурге, но тот вернулся раньше - на завод прибыла правительственная комиссия и потребовала директора. Шерстюка Олег отыскал дома, соблюдая правила приличия, поинтересовался причиной и следствием пребывания на заводе высокой комиссии, поздравил с тем, что все окончилось благополучно, обрадовал его исходом гамбургских переговоров, в успех которых Шерстюк уже не верил. Шерстюк сказал, что с него причитается коньяк. Олег ответил, что коньяк его проблем не решит, но он рассчитывает получить от делового партнера в счет доли в совместной деятельности десять миллионов долларов.

- Это шутка? - спросил Шерстюк.

- Я предупреждаю, когда шучу. Выручай, Анатолий Игнатьевич. За нами не пропадет.

- Таких денег я и во сне не видел, - стал прибедняться судостроительный директор.

- Анатолий Игнатьевич, это личная просьба. Компания горит синим пламенем, а меня персонально пригрозили оставить без наследства.

- Серьезный аргумент, но больше двух не наберу, - начал сдаваться Шерстюк. - А потом надо какое-то основание.

- Семь, и ни цента меньше - тоже пошел на уступку Олег. - Основание с альтмановским контрактом передам завтра по факсу.

- Четыре - это все, что у меня есть.

Договорились о пяти.

На душе у Олега немного полегчало - пять миллионов не спасали положения, но на какое-то время могли стабилизировать его. Хотел тут же позвонить в Цюрих, обнадежить Даниель и заодно условиться о встрече в Марселе или Лионе, где ему предстояло быть по служебным делам в конце месяца. Но потом решил это сделать после того, как Шерстюк выполнит свое обещание.

Переговорив с Шерстюком, пошел в ванную, принял горячий душ, под которым стоял с четверть часа - снова, очевидно, на непогоду, разболелась старая рана в плече. Боль, как обычно, была острой, ломящей, и горячая вода утихомиривала ее. Врачи не раз уговаривали его на операцию: надо было сломать и снова, но уже как следует, срастить когда-то перебитую, а затем плохо сросшуюся ключицу. Олег не то чтобы боялся этой в общем-то непростой операции, но все как-то не находил времени.

Выйдя из ванной, разложил по полкам платяного шкафа принесенное соседкой белье, рубашки, бегло просмотрел газеты, стал заваривать кофе. Поймал себя на том, что лукавит с самим собой - занимается делами, которые могут подождать, только потому, что душа не лежит к главному, неотложному.

Снова, как накануне в офисе, выругался, уже не опуская скабрезных слов - дурная привычка, приставшая как смола за три года пребывания в составе "ограниченного контингента" советских войск в Афганистане. Решительно шагнул к чемодану, извлек из него красную папку, положил на журнальный столик, придвинул и включил торшер - за окном уже сгущались сумерки, сел в кресло, углубился в документы.

Генеральный контракт о совместной деятельности по реконструкции и перепрофилированию Головного предприятия, Октябрьского производственного комплекса и Дулибского филиала был составлен из рук вон плохо. Мало того, что компания "Скиф-Холдинг" взяла на себя финансирование всех работ, поставку импортного оборудования, комплектующих изделий, она обязалась заключить соответствующие договора с иностранными фирмами-подрядчиками, поставщиками и таким образом приняла на себя ответственность за ненадлежащее исполнение этих договоров. А фактический исполнитель со стороны заказчика - производственное объединение "Транзистр" оказалось как бы в стороне, что развязывало руки ее руководителям и что Закалюк безусловно учитывал. Правда, по генеральному контракту объединение обязывалось возмещать компании все убытки в случае срыва сроков реконструкции, несвоевременной оплаты счетов. Но попробуй получи это возмещение с предприятия, у которого на сегодняшний день, если верить справке банка, нет средств даже на зарплату своим рабочим. Образно говоря, компанию "Скиф-Холдинг" крупно подставили и начинать сражение с Закалюком с таких позиций будет архитрудно...

Закрыв красную папку, Олег подошел к бару, взял початую бутылку коньяку, в холодильнике отыскал начавший уже желтеть плавленый сырок, кисть винограда из последней переданной матерью с оказией посылки и не столько поужинал, сколько выпил, чтобы заглушить давно уже не посещавшую его тоску. Он не хотел встречаться с Леонидом не только потому, что роман с младшей кузиной у него продолжался и после ее замужества, что не было ни для кого секретом, но еще и потому, что в свое время инженер Закалюк был причастен к истории, с которой начались все беды Олега Савицкого...

Выкурив очередную сигарету и прихватив с собой всю пачку, пошел в крытую лоджию, открыл пошире окно и, не снимая свитера, чтобы не застудить все еще ломившее плечо, лег на топчан, укрылся одеялом, и воспоминания не заставили себя ждать...

Возвращение семнадцатилетнего парня в родной город, о котором у него сохранились лишь отрывочные воспоминания детства. Двухэтажный особняк семейства Савицких, на улице Листопада, построенный дедом - дорожным мастером Егором Матвеевичем и перестроенный затем на свой лад дядей Петром Егоровичем - инженером-строителем, ко времени приезда швейцарского племянника, ставшего мэром Сосновска. Приветливая, прячущаяся в обвислых желтоватых усах улыбка старого путейца. "А ну, кажись, наследник. Вроде бы на Николая похож. Но крепость тела чувствуется моя. Значит в мужских делах сбоя не будет... Чего краснеешь, глаза тупишь, как девица на выданьи? За Савицкими робость никогда не значилась. Какой же из тебя - стеснительного - продолжатель нашего рода получится?" Ободряющее подмигивание Петра Егоровича, дескать, не принимай слова деда всерьез - такие у него шуточки. В этом доме шутит не только старый путеец. Насмешливая скороговорка старшей дочери Петра Егоровича - поджарой черноглазой Натали. "Ах, кузен, вы такой весь иностранный. Как прикажете вас величать: месье, герр, синьор? Вы как раз поспели к обеду. Но говорят, сыновья дипломатов приучены к деликатесам и ничего, кроме омаров, да устриц не едят. А у нас, вы уж не обессудьте, из водоплавающих только мороженый хек имеется. Придется привыкать, месье Савицкий..." Восхищенные миндалевидные с поволокой глаза младшей кузины - пятиклассницы Полины: "Олег, не слушай Наташку. В нашем доме никакого хека не было и нет. На обед сегодня рассольник, жаркое, компот. Ничего, если я спрошу, какой иностранный язык ты изучал? Я тоже французский учу, но только два раза в неделю. Позанимаешься со мной?.. Крепкое, до хруста суставов рукопожатие ладно скроенного парня, назвавшегося Леонидом, студента Политехнического института. "Сегодня же освобожу вашу комнату... Ну что вы, Олег, мне неловко вас стеснять. Я нахожусь здесь в основном как квартирант и лишь в какой-то мере как подопечный Петра Егоровича. Вы же вернулись в родную обитель. Так что все нормально. Обо мне не беспокойтесь: месяц-другой где-нибудь перекантуюсь, а там - защита диплома и, как говорится: "Коммунисты - вперед!"

...Вот уже год они живут в одной комнате, ничуть не стесняя друг друга. Олег рассказывает Леониду о Швейцарии, совершенствует его и упражняет свой не совсем безукоризненный английский. Леонид натаскивает его по истории КПСС - предмету неизвестному бернским лицеистам, но крайне необходимому студентам советского вуза. Леонид уже работает инженером на номерном заводе, получает приличную зарплату, не скупясь водит Олега и Натали по молодежным кафе, барам; Натали угощает коктейлями и пирожными, а Олега пивом. Берет Олега с собой в бассейн "Динамо", на теннисные корты. В бассейне Олег не может тягаться с ним - пловцом-перворазрядником, зато на теннисных кортах Леонид пасует перед Олегом. Он не обижается на неизменные проигрыши, но однажды у него вырывается, что, дескать, ему, парню, выросшему в простой крестьянской семье, никогда не дастся эта игра аристократов. То ли выплеснулась тайная зависть, то ли ляпнул, не подумав. Не может Олег понять и другого - отношения Леонида к Натали. Казалось бы, они нравятся друг другу, да и пара во всех отношениях подходящая. Но что-то не ладится у них и не по вине Натали, которая в общении с квартирантом каждый раз идет едва ли не на подвиг - придерживает свой язвительный язычок, дабы не задеть его самолюбия. Но однажды в порыве откровенности она признается Олегу: "Он какой-то ни рыба, ни мясо. За пять лет, что живет в нашем доме, ни разу не поцеловал меня, о большем уже не говорю. Знаешь почему? Боится, что я маме расскажу, и ему придется сделать мне предложение или покинуть наш дом. А он не хочет ни того, ни другого. Я - к нему? Откровенно говоря, питала когда-то. Но сейчас ни за какие коврижки! Уж лучше за этого амбала с вашего заочного, который приходит к тебе за конспектами, выйду. Вот мужчина без комплексов - только раз взглянул, и я уже беременной себя почувствовала... Сержант милиции? Но это превосходно! Представляешь, Натали Савицкая - первая мисс филфака, дочь мэра Сосновска выходит за мента? У мамы, конечно, будет инфаркт. Но этот инженеришка наконец-то уберется из нашего дома..."

Как странно порой складываются людские судьбы. Никто не думал, что Натали действительно выйдет за старшего сержанта милиции Романа Корзуна, а спустя восемнадцать лет тот же Роман, уволенный из милиции в подполковничьем звании придет на поклон к некогда поверженному им сопернику с нижайшей просьбой о трудоустройстве, и генеральный директор производственного объединения "Транзистр" Леонид Максимович Закалюк снизойдет к его просьбе - возьмет в свое объединение, да еще поставит руководить кадрами.

...Конец сентября 1981 года. Арестантская палата госпиталя МВД, где лежит недавно прооперированный после тяжелого ранения, отстраненный от должности и взятый под стражу следователь городского управления внутренних дел Олег Савицкий. Единственный человек, который общается с ним, не считая медперсонала и охраны - следователь по особо важным делам Петренко. Петренко неглупый и, в общем-то, порядочный человек, он искренне сочувствует попавшему в беду коллеге, в меру своих возможностей старается облегчить его участь. Но что-то настораживает Олега в позиции следователя, а того не устраивает позиция подозреваемого, подчас они перестают понимать друг друга. И вот первый вольный посетитель - Леонид Закалюк. Пока только ему разрешено навещать подозреваемого, хотя тот не просил об этом следователя. Но уже вскоре Олег начинает понимать, почему Петренко сделал такое исключение для Леонида...

4

Федосеич не подвел - в семь утра вымытый до зеркального блеска "жигуль" стоял у подъезда. Правое переднее крыло было мастерски отрихтовано, покрашено под общий цвет машины - не отличишь; мотор и ходовая часть работали исправно, и Олег без сожаления расстался с пятьюдесятью долларами.

В семь тридцать он был уже на железнодорожном вокзале. Поезд пришел без опозданий, но Галина Павловна неправильно назвала номер вагона, и Олег безуспешно пытался отыскать в растущей на глазах толпе приезжих и встречающих невысокого роста миловидную девушку лет двадцати в синем плаще. Зина сама нашла его, сказала, что сразу узнала - есть у нее такая способность узнавать нужных ей людей. И, не давая ему опомниться, заявила, что он производит приятное впечатление и даже интереснее, чем об этом ей говорили общие знакомые, но, к сожалению, не в ее вкусе - слишком высок и чересчур сдержан, а ей нравятся коренастые, разбитные. Это было сказано без тени смущения, с подкупающей непосредственностью девочки-болтушки. Она была прехорошенькой миниатюрной брюнеткой с живыми брызжущими веселым лукавством глазами и чем-то напоминала Полину в возрасте шестнадцати-семнадцати лет. Зине перевалило уже за двадцать, но выглядела она моложе - девчонка, да и только, что заставило Олега усомниться в ее профессиональной подготовленности. Но Зина заверила его, что ей не впервой участвовать в заседаниях арбитража, она уже год работает юристконсультом общества с ограниченной ответственностью, которое возглавляет ее мать, в недавнем прошлом заведующая оптово-розничной базой. Она - Зина, окончила правовой техникум и хотя еще не очень "сечет" в хозяйственном праве, но соображает неплохо и ориентируется мгновенно. Последнее качество во многом объясняется тем, что от бабушки Клеопатры Самсоновны - ворожеи и кудесницы, которая ее воспитала, она унаследовала способность угадывать чужие мысли, что немаловажно в деловых отношениях. В других отношениях она этим не злоупотребляет, но если Олег Николаевич хочет убедиться, она может угадать, о чем он сейчас думает. Олег изъявил такое желание девочка-болтушка стала забавлять его. Зина попросила не отводить взгляд и с полминуты пристально смотрела ему в глаза.

- Вы думаете о каком-то неприятном деле, которым не хотите, но должны заниматься.

Олег удивился, но тут же подумал, что угадать это было нетрудно настроение у него не из лучших. Тем не менее подтвердил догадку, что Зина восприняла как должное. Когда он сказал, что забронировал ей отдельный номер в гостинице "Украина" (тут же невольно подумав, что, остановись эта забавная девчушка у него дома, все могло бы статься), Зина понимающе улыбнулась:

- К себе не приглашаете, чтобы не поддаться искушению? - Но затем погасила улыбку, сказала серьезно: - Правильно решили. Вы только подумали об этом, как и во мне что-то всколыхнулось. Не иначе, как физиология заговорила. Впервые в жизни! А это нехорошо, до добра это не доведет.

На какой-то миг Олег растерялся - она и в самом деле угадывала его мысли. Он не знал, что и подумать об этой слишком бойкой и слишком уж откровенной девице. Не исключено, что это своеобразное кокетство, хотя Зина не производила впечатление развязной особы: в ее манере держаться, говорить была подкупающая искренность и, пожалуй, беззащитность.

В гостиничном номере, куда он занес ее увесистую сумку, Зина передала ему посылку от Галины Павловны, а затем стала готовить завтрак для двоих. Олег начал было отказываться от угощения, но девушка сказала, что привезла такие вкусные вещи, которые грех не отведать. Она не преувеличила: "вещи" действительно были соблазнительными: копченый лещ, балык, салат из баклажанов, бутылка крымского муската. Но еще больше Олега соблазняли ее стройные, в меру полные ножки, что явили себя во всей красе после того, как Зина сняла плащ, под которым оказалось коротенькое платьице. Перехватив его взгляд, девушка порозовела, затем нахмурилась, погрозила пальчиком, но потом подошла к нему, заглянула в глаза, сказала просительно:

- Перестаньте об этом думать. Ну пожалуйста. Меня это нервирует. Я еще девушка. Невероятно, но факт. Такое воспитание.

И вдруг она обняла его, прильнула к его губам розовым бантиком своих губ. Олег успел ответить на ее поцелуй, а его ладони, скользнув по соблазнительным ножкам, ощутили маленькие пружинящие полушария, когда Зина резко отстранилась, одернула платьице, метнулась на другую сторону стола.

- Нет! Вы не посмеете, потому что это будет ужасно. Не подумайте, что я ломаюсь или боюсь этого. Я не этого - себя боюсь. Нам нельзя быть вместе, не вы предназначены мне. И, случись у нас это, вы имели бы потом со мной большую беду. А у вас в жизни уже было так. Зачем же вам новая беда? Но не огорчайтесь: вы еще встретите ту, которая предназначена вам судьбой. Недели не пройдет, как встретите. Верьте мне: я не только телепат, но и чуточку кудесница.

И хотя Олег не поверил ее предсказанию, он благодарно приложился к ее шелковистой ручке - Зина правильно решила: скоропалительный роман ни к чему хорошему не привел бы их, а потому не следовало больше оставаться наедине с ней.

В офис Олег приехал в начале десятого. Его уже ожидали посетители, сотрудники с документами на подпись, в его кабинете разрывались телефоны. Олег переключил телефоны на коммутатор референта, предупредил Оксану Борисовну, чтобы до обеда ни с кем его не соединяла, принял одного посетителя, которого нельзя было не принять, другого направил к коммерческому директору, подписал несколько, не терпящих отлагательства, документов. Затем пригласил к себе главного бухгалтера, своего преемника по службе маркетинга Диму Бубело, старшего юристконсульта Елену Аполлинарьевну и дал им задание до конца дня собрать какие только можно сведения о сосновском объединении "Транзистр", его финансовом положении, производственных связях, руководящем составе - к предстоящей схватке с Закалюком надо было подготовиться поосновательней. Он еще озадачивал подчиненных, когда по селектору Оксана Борисовна сообщила, что звонили из Министерства экономики и пригласили вице-президента компании на межведомственное совещание. Компания "Скиф-Холдинг" была независимой коммерческой структурой, но Шумский увязывал ее деятельность с государственными программами, что не всегда положительно сказывалось на доходах компании, но обеспечивало ей поддержку в правительственных кругах.

Олег не любил бывать в высоких кабинетах, присутствовать на многочисленных совещаниях, где говорилось обо всем, а конкретно ни о чем. Однако уклоняться было нельзя, и он поехал в Институт экономики на совещание.

5

Как Олег и предвидел, два часа были потеряны напрасно. Но после совещания, в буфете, куда Олег заскочил, чтобы выпить кофе и что-нибудь пожевать - на обед уже не оставалось времени, он встретил партнера по теннису - ответственного работника министерства Атаманчука, который подсел к нему за столик, спросил не сможет ли Олег посодействовать одной из опекаемых им, Атаманчуком, фирм в приобретении сотни-другой импортных компьютеров, но не за СКВ - за "деревянные"? Олег вспомнил предложение Алексея Саенко и обнадежил Атаманчука. Пользуясь случаем, поинтересовался перспективой конверсии Сосновского "Транзистра" - Атаманчук курировал оборонную промышленность и мог быть в курсе. Атаманчук многозначительно улыбнулся, дескать, твой интерес мне понятен, сказал, что в правительственных кругах вернулись к этому вопросу по просьбе Главы Сосновской областной администрации Мельника, но задний ход вряд ли будет дан: объем производства оборонной продукции в целом по стране сокращается из месяца в месяц, многие предприятия ВПК оказались на грани банкротства, а у "Транзистра" есть возможность перепрофилироваться без ощутимых потерь.

- Закалюк этого не понимает? - спросил Олег. - Ведь он неглупый человек.

- Неглупый, - согласился Атаманчук. - Но понимать одно, а принимать другое. Закалюк не хочет лишних хлопот, головоломок - с госзаказом легче жить - и пускается во все тяжкие. Мельник поддерживает его по старой дружбе - в свое время они возглавляли комитет комсомола Сосновского Политеха. Из двадцати трех тысяч студентов, девятнадцать тысяч комсомольцев было. Армия! И они командовали этой армией в лучших традициях ВЛКСМ: стройотряды - в десант; дружины - в рейд; все как один на первомайскую демонстрацию, на уборку картошки, свеклы; но на конференции, семинары - уже только надежных, а на тайные вечери с отрезвлением поутру в сауне - исключительно приближенных.

Атаманчук улыбнулся в ухоженные усы, потеребил коротко подстриженную бородку, что делала его похожим на разночинца конца девятнадцатого века.

- Говорю это не с чьих-то слов - я учился в том же Политехе, был секретарем факультетского бюро и имел честь быть приближенным к особе Гены Мельника. Гена был первым, вторых не признавал, и Леня Закалюк ходил у него как бы в адъютантах.

Он погасил улыбку, очевидно посчитав, что чересчур увлекся воспоминаниями молодости, добавил уже с осуждением:

- Но времена меняются, а люди, к сожалению, не всегда это понимают.

Ничего конкретного он не обещал, но как бы вскользь упомянул, что не далее как три дня назад Шумский обращался к министру по тому же вопросу, и министр дал понять, что поддерживает компанию "Скиф-Холдинг".

- Так что дерзайте, цивилизованные бизнесмены!

Атаманчук покровительственно похлопал Олега по плечу.

Вторая половина дня прошла в такой круговерти, что к вечеру Олег уже не помнил где был, с кем и по каким поводам встречался, разговаривал, спорил; кому звонил и кто звонил ему. В конце дня снова разболелось плечо, он принял таблетку анальгина, но это не помогло. Без четверти шесть к нему зашел Костя-самбист, открыл свой "дипломат", достал и положил на стол новенькую "беретту" с запасной обоймой и разрешением на право ношения пистолета.

Олег был неравнодушен к оружию. Но уже много лет относился с опаской к пистолетам, на что имелись причины. Недоуменно посмотрел на Костю.

- Я просил?

- Василий Тимофеевич сказал, что вы просили.

Олег потер лоб, стараясь припомнить обращался ли он с такой просьбой к руководителю службы безопасности? Возможно, когда-то, по какому-то случаю, что-то в этом роде говорил, но должно быть не очень настаивал. Обратил внимание, что разрешение датировано вчерашним числом и тут же связал это с просьбой Брыкайло. Снова, на этот раз строго, посмотрел на Костю.

- Это что же в подкрепление поручения твоего шефа?

- Ствол там не помешает, - дипломатично заметил Костя.

- А что в Сосновске война идет?

- Война - не война, но крутые там озверели, дня без разборок не проходит. На прошлой неделе одного хлопца вовсе не хлипкого, там завалили.

- Напрочь завалили?

- В реанимации в Одессе лежит.

- Подстрелили, говоришь, в Сосновске, а госпитализировали в Одессе?

- В Сосновске его нельзя было оставлять.

- Очень любопытно. Ваш хлопец?

- Контачил с нами, но работает в другой фирме.

- В той, где стволы с разрешением на них выдают? - прищурился Олег.

Костя потупился, стал разглядывать носки своих туфель.

- Кто же его так? - не отступал Олег.

- Местные бойцы на подряде.

- А чего они окрысились? Физиономия его не понравилась?

- Физиономия у него в порядке. Он одним объектом интересовался, а они прикрывали этот объект.

- У этого объекта не греческое ли имя?

- Я не силен в греческом.

- Зато в трепе ты силен, как и твой шеф! - повысил голос Олег. Забери ствол и эту ксиву.

- Отказываетесь? - недоуменно посмотрел на него Костя.

- В компетенцию вице-президента компании "Скиф-Холдинг" не входят перестрелки с провинциальными мафиози. Это ваша задача обеспечить его безопасность где бы то ни было. За это вам деньги платят, притом немалые. Компрунэ ву па?

- Компрунэ-то компрунэ. Но что передать Василию Тимофеевичу?

- Что слышал, то и передай!

Еще вчера чутье подсказало Олегу, что просьба Василия Брыкайло о выяснении теневых связей сосновского "Атланта" вовсе не безобидна. И вот теперь не оставалось уж сомнений, что ко всем проблемам, ожидавшим его в Сосновске, прибавилась еще и эта.

Выезжая из паркинга, он едва не столкнулся с новеньким "вольво", владелец которого обругал Олега последними словами. Олег не остался в долгу, но настроение было окончательно испорчено.

Уже поставил машину в гараж, когда вспомнил, что в доме нет ни крошки, а сегодня он не обедал - что-то где-то перехватывал на ходу. Голода не ощущал, но было только начало восьмого, да и о завтрашнем дне надо подумать. Тащиться за три квартала в ближайший гастроном, толкаться в очередях не хотелось. Решил ограничиться фруктами, что передала мать.

Посылка была довольно тяжелой, так что голодная смерть ему не грозила, хотя фрукты не прельщали его, не мужская это еда.

Был приятно удивлен, когда открыл посылку и обнаружил поверх прикрытых вощеной бумагой винограда, слив, груш, целлофановый пакет, а в нем палку копченой колбасы, кусок белужьего балыка, сыр и бутылку муската "Красный камень". То, что этот пакет укомплектовала и вложила в посылку Зина, не было сомнений. Но как она ухитрилась это сделать незаметно у него на глазах, Олег понять не мог. Должно быть, она и в самом деле кудесница. Удивление сменилось чувством радости, умиления, что теплом хлынуло в сердце, на какой-то миг переполнило его. Донимавшие весь день неприятные мысли как-то разом угомонились, уступив место одной импульсивной, захватывающей. А что если сейчас рвануть к ней в гостиницу и, не слушая никаких отговорок, подхватить на руки ее - маленькую, хрупкую, невесомую, вынести на улицу, усадить в "жигуль", привезти сюда и уговорить, умолить остаться с ним навсегда? Не она предназначена ему судьбой? Да чепуха это! Откуда знать этой милой, доброй девочке, кто кому предназначен? Правда она не лишена экстрасенсорных способностей: угадала его мысли, и то, что его мимолетный роман с младшей кузиной ничего хорошего ему не принес. Однако, последнее не надо относить за счет ее проницательности: Зина живет по-соседству с его матерью, тетей Дашей, которым хорошо известны все перипетии его безрадостного романа с Полиной, о чем они, должно быть, не раз судачили в присутствии девочки-соседки. А девочка держала ушки на макушке.

И вот от этого не отмахнешься: Зина знает о нем все и это будет всегда стоять между ними. Он не сумеет, как бы ни старался, отрешиться от своего прошлого: оно, как старая рана, дает знать о семье в самое неподходящее время. Три года назад, когда стало уже невмоготу и он окончательно порвал с Полиной, ему казалось, что на прошлом поставлен крест и он сможет начать с ноля. Не смог! И вот прошлое позвало его...

Откупорил бутылку презентованного Зиной муската, налил полный бокал, выпил залпом. Ужинать не стал, разделся, лег. Действие муската сказалось незамедлительно - Олег сразу уснул.

Ему приснился сумбурный гнетущий сон, казалось бы ничем не связанный с владевшими им накануне мыслями, чувствами, но как бы возвращавший его в прошлое - в те передряги, драматические ситуации, что ему довелось пережить в разное время по разным поводам.

...Посеребренное лунным светом Городокское шоссе за знаком четырнадцатого километра. Тревожный шелест листьев в тянущейся вдоль дороги лесопосадке. Поросший густой травой неглубокий кювет. Осторожные, прячущиеся в рукава курток огоньки сигарет сидящих неподалеку парней из группы захвата. Ободряющий полушепот старшего оперативного уполномоченного городского уголовного розыска Романа Корзуна:

"Не дрейфь, следователь. Возьмем злодеев живьем, да еще с вещдоками под мышками. Ты только не суйся, без тебя справимся".

...Пронзительный скрип тормозов автофургона, едва не врезавшегося в преградивший ему дорогу самосвал. О чем-то надсадно кричащий мужчина в светлой куртке. Почти ириальный, непрерывно стреляющий пистолет в его руке. Безжалостный, словно каленым железом, удар в левое плечо.

...Растущая на глазах снежная лавина, что сорвалась с крутосклона горы и стремительно несется вниз на оцепеневшую от ужаса группу подростков, возомнивших себя опытными альпинистами. Властный, срывающийся на фальцет, голос Шарля Бегона - чемпиона лицея едва ли не по всем видам спорта: "Вспрыгивать на гребень! Не падать! Только не падать!" Намертво вцепившиеся в куртку Олега руки тринадцатилетней Даниель, ее вибрирующий на немыслимо высокой ноте голосок: "Не хочу умирать! Сделай так, чтобы я жила...", тут же поглощенный ужасающим грохотом лавины, сравнимым только с близким разрывом "стингера".

...Рвущие барабанные перепонки, опаляющие лицо, слепящие глаза разрывы "стингеров", нервный захлебывающийся треск "калашниковых", ухание ручных гранат, бросаемых наугад в невидимого, слившегося с камнями противника, нелепый до идиотизма бой в глухом неразведанном ущелье. Хрипящий голос смертельно раненного комроты Брагина: "Старший лейтенант Савицкий, Олег, выводи ребят из-под огня. За каждого спрошу с тебя, если не на этом, то на том свете".

...И снова Городокское шоссе. Тот же мужчина в светлой куртке, теперь уже лежащий ничком на пыльном асфальте, по которому густым маслянистым пятном расплывается кровь... Понурившийся Роман, который не знает, куда девать руки, словно они стали ему помехой...

Похожий на университетского профессора, - степенный осанистый следователь по особо важным делам Петренко, укоризненно смотрящий на Олега: "Берете на себя лишнее, Олег Николаевич. Понимаю: стараетесь выручить товарища и подставляетесь вместо него. Как человек преклоняюсь перед таким самопожертвованием, но как юрист должен возразить вам капитан Тысячный убит не из вашего пистолета, я располагаю заключением экспертов-баллистов. Тем не менее ваша версия может быть принята за основу, а заключение оставлено без внимания, но при одном непременном условии..."

...Невысокая худенькая женщина с лицом рано повзрослевшей девочки. Черная наброшенная на голову косынка, погасший взгляд, тихий безнадежный голос: "Я не виню вас, Олег Николаевич, видно так судил ему Бог. Но вы не сказали всей правды. Не мне она нужна - дочери, которая уже все понимает и хочет знать, почему погиб ее отец..."

Дочь капитана Тысячного. Олег никогда не видел ее, но в его сны она являлась не раз. Такая же невысокая, худенькая, как мать, с горящими ненавистью глазами и хриплым мужским голосом. Чаще всего она ругала его, а потом стреляла в него из автомата "калашникова", по-десантному строча навскидку прерывистыми частыми очередями и зло цедя сквозь зубы: "Получай, гад!" Но случалось, что она не ругала его, спрашивала тихим уставшим голосом, почему и за что он убил ее отца. Олег рассказывал то, что ему было позволено говорить, но запинался и краснел, как школьник, невыучивший урока, поскольку говорил неправду. И девочка понимала это, укоризненно качала головой...

6

В Сосновском аэропорту Олега и старшего юрисконсульта компании Елену Аполлинарьевну - эффектную блондинку средних лет, роста и упитанности, встречали заместитель генерального директора Шестопал - плотный, лобастый, приторно улыбающийся мужчина в возрасте от сорока до пятидесяти, юркий очкарик по фамилии Бут, представившийся членом профкома и редактором многотиражки, и Роман Корзун. О Шестопале Олег имел предварительную информацию: в прошлом плановик-производственник, затем профкомовец, непродолжительное время занимался снабженческими делами, а с воцарения нового генерального директора стал его заместителем. Значит, этот человек Закалюка и пущен им как бы на разведку. Роль юркого очкарика тоже понятна - наводить тень на плетень, а заодно давить на психику приезжих общественной значимостью своей персоны. А вот амплуа Романа предстояло еще выяснить: дружба дружбой, но в такой ситуации и с другом не мешает держать ухо востро.

Олег отметил, что Роман смущен, а может быть уязвлен второстепенностью доставшейся ему роли - он неуверенно топтался позади Шестопала, не запротестовал, когда шустрый редактор оттеснил его стокилограммовую фигуру и, вслед за заместителем генерального, тиснул руку вице-президенту компании. И только после того Роман позволил себе неловко поклониться Елене Аполлинарьевне, а Олегу отрапортовать, как на инспекторской проверке:

- Начальник кадров объединения Корзун Роман Семенович.

За два года, что они не виделись, Роман заметно подался: располнел, полысел, обрюзг. Олегу до боли в сердце стало жаль его - когда-то могучего, разбитного, бесшабашного. Поставил "кейс" на тротуар, шагнул к свояку, обхватил его грузные плечи, привлек к себе.

- Здравствуй, Рома, дорогой! Рад видеть тебя. Значит, кадрами нынче командуешь? Нелегкий кусок хлеба. Что ж, как говорится, Бог в помощь.

А что еще скажешь при посторонних?

Но Роман уже оттаял, подхватил улыбку.

- И мы с Наташкой чертовски рады за тебя. Давно надо было кончать бродяжничать. С твоей-то головой! Вон как круто у тебя пошло. Вице-президент!

Последнее слово он произнес с нескрываемой гордостью за старого товарища...

Шестопал, который уже активно любезничал с Еленой Аполлинарьевной, удивленно-вопросительно посмотрел на Романа.

- Старые знакомые? - то ли констатируя очевидное, то ли ожидая разъяснений, спросил он.

- Больше, чем знакомые - друзья, - опередил Романа Олег.

Хотел добавить, что они к тому же свояки, но потом решил, что такое уточнение будет лишним.

- Позволь, я понесу, - подхватил "кейс" Олега Роман и, показывая свободной рукой на противоположную сторону привокзальной площади, уточнил: - Там наша машина.

Шестопал завладел дорожной сумкой Елены Аполлинарьевны и заодно ее полной ухоженной рукой, которую спутница Олега пыталась вызволить без обострения отношений. Пользуясь моментом, Олег хотел расспросить Романа о его житье-бытье, причинам, по которым тот в прошлом году уволился из милиции, не дотянув до полной пенсии за выслугу лет, но редактор-очкарик лишил его такой возможности. Пристроившись возле Олега, он начал без околичностей:

- Господин вице-президент, пользуясь случаем, хочу задать несколько вопросов, что, скажу прямо, беспокоят нашу общественность.

Олег едва сдержал улыбку - правильно он вычислил этого типа.

- Слушаю вас, господин Брут.

- Моя фамилия Бут.

- Простите - господин Бут. Я готов ответить на ваши вопросы.

- Цель вашего приезда?

- Переговоры с руководством объединения.

- Речь идет о конверсии Октябрьского комплекса?

- Очевидно. Повестка дня еще не согласована.

- Но этот вопрос, насколько мне известно, уже решен на самом верху и решен не в вашу пользу.

- Мне это неизвестно.

- Будете настаивать на перепрофилировании комплекса?

- Буду настаивать на выполнении объединением своих обязательств.

- Реконструкция Дулибского филиала уже повлекла за собой массовые увольнения.

- Реконструкция филиала произведена вопреки проекту и без согласования с нами. Так, что упрек не по адресу.

- Находящийся здесь представитель компании Марк Абрамович Винницкий не оправдал ваших надежд?

- Правление компании высоко ценит компетентность и добросовестность инженера Винницкого, и я рассчитываю на его помощь.

- Но у Марка Абрамовича нет и, по понятным причинам, не может быть надлежащего контакта с руководством объединения.

- Контакты я беру на себя. А в причинах, которые понятны вам, но еще не понятны мне, постараюсь разобраться.

- Вы демократ, господин Савицкий?

- Сейчас все демократы. И первый среди них король Испании.

- И все-таки?

- Цивилизованный бизнесмен, скажем так, - скупо улыбнулся Олег, вспомнив слова Атаманчука из Минэкономики.

- Но это не политическая платформа.

- Я так не считаю.

- Вы богатый человек?

- Получаю хорошую зарплату, других доходов не имею.

- Считаете справедливым получать больше, чем квалифицированный рабочий?

- Безусловно. Если труд руководителя не оплачивается должным образом, на том же уровне оказывается само руководство, что печальным образом отражается на заработках тех, о ком вы печетесь.

- Можно задам неприятный вопрос?

- Я не ощутил особой приятности от предыдущих. Задавайте, что с вами поделаешь!

- Говорят, вы доводитесь родственником нашему генеральному.

- В настоящее время мы деловые партнеры. Но, поскольку и это интересует вашу общественность, можете сообщить в разделе светской хроники, если таковой имеется в многотиражке, что Леонид Максимович женат на моей двоюродной сестре...

Обшарпанный рафик, который ожидал их на автостоянке, всем своим видом давал понять приезжим, что принимать их будут не по первому разряду. Это отметил Олег, но не Елена Аполлинарьевна. Сохраняя вежливую улыбку, она ловким финтом выскользнула из полуобъятий Шестопала, пытавшегося поместить ее подле себя, и уселась на заднем сидении рядом с Олегом.

- Нас начинают обхаживать и довольно плотно, - шепнула она.

- Не обобщайте, у меня другое ощущение, - возразил Олег.

- Противный, - надулась Елена Аполлинарьевна. - Не думала, что вы такой противный.

То ли пыталась оправдаться, то ли обиделась - попробуй угадать.

Вот еще одна проблема: он впервые в командировке с Еленой Аполлинарьевной, которая всего лишь несколько месяцев работает в компании. До этого она обслуживала кооператив "Гермес", но не его председателя "гангстера" Лешу, из-за чего им пришлось расстаться. Так утверждает Василь Брыкайло, в задачу которого входит знать все о сотрудниках компании. Впрочем, и на Олега эффектная, но держащаяся с достоинством коллега не производит впечатление легкомысленной особы. Профессорская жена, неплохой юрист-хозяйственник, Елена Аполлинарьевна знает себе цену. Не забывает и о том, что она привлекательная женщина. Недостаток? Отнюдь. И все-таки не мешает дать ей понять, что к вице-президенту компании следует относиться более почтительно.

- Нас собираются поместить в загородный пансионат, где готовится основательная пьянка, - смотрясь в зеркальце и снимая со щеки невидимую пушинку, все тем же шепотком сообщила Елена Аполлинарьевна.

Что-то в этом роде Олег предугадывал, но и юрисконсульт оказалась на высоте - стало быть не зря позволила Шестопалу пожимать ей ручки.

- Не нравятся мне эти транзисторы, - продолжала шептать Елена Аполлинарьевна. - Один клейкий, как мухомор, другой назойлив, как попрошайка, а ваш приятель, прошу прощения, будто кирпичом стукнутый.

- О чем это вы секретничаете? - с настороженной улыбкой повернулся к помощнице Олега Шестопал.

- Выясняю вопрос, который вы задали: не еврей ли Олег Николаевич? мгновенно нашлась юрисконсульт.

Впрочем, это не просто находчивость, Елена Аполлинарьевна отдавала отчет своим словам; Шестопал побагровел.

- Я не задавал такой вопрос! Вы что-то путаете, Елена Аполлинарьевна.

- Возможно, - ничуть не смутилась она, пряча зеркальце в сумку. - Но на всякий случай, уточнила: он - украинец. А вдруг и этим заинтересуется ваша общественность.

- Ерунда! - пришел на выручку растерявшемуся Шестопалу редактор Бут. - В нашем объединении работают представители двадцати трех национальностей. И такие вопросы у нас не задают даже при приеме на работу. Не так ли, Роман Семенович? - обратился он к начальнику кадров.

- В анкетах еще предусматривается, - невпопад ответил Роман.

Олег прикусил губу, чтобы не расхохотаться - молодчина эта Леночка Аполлинарьевна, оконфузила индюков. Но веселость погасила мысль, что причина ее подначки вовсе не смешна - антисемитский душок он почувствовал и в вопросах редактора.

Хорошенькую же команду подобрал себе Леня Закалюк!

На Суходольской рогатке Олег попросил остановить автобус у газетного киоска, вышел, отыскал взглядом на противоположной стороне улицы одноэтажный дом, отступивший в глубину палисада. Когда-то с этого дома, нынче стиснутого со всех сторон громадами многоэтажек, начинался город, в котором родился он - Олег Савицкий, но который так и не стал для него родным. Город был приветлив к мальчику, а затем к подростку, ежегодно приезжавшему сюда погостить; посвящал его в таинство средневековых улочек, крепостных стен, площадей перед громадами соборов, церквей, очаровывал красотой старых парков, скверов; пленял разностильем - от барокко до модерна - домов, общественных зданий на магистральных улицах; восхищал театрами, музеями, кондитерскими. Город был снисходителен к юноше, вернувшемуся из чужих палестин с твердой решимостью приобщиться к его жизни, завоевать его расположение. Только одно условие ставил город претендентам на его внимание: быть как все и не сотрясать устои. И в этом была мудрость города, на протяжении многих веков сохранившего свой неповторимый облик, свои реликвии, традиции.

Семь лет Олег неукоснительно соблюдал это условие, и город благоволил к нему: здесь юноша стал мужчиной, юристом, офицером; здесь он обрел друзей, познал любовь. И должно быть символично, что с этого неказистого дома под жестяной крышей, с которого когда-то начинался город, однажды на рассвете погожего майского дня началась и карьера милицейского следователя Олега Савицкого. Его первое самостоятельное дело - неопознанный труп пожилого мужчины, что хозяева дома обнаружили в палисаде на исходе ночи. Двое суток без сна: осмотры, допросы, обыски, выемки, работа с экспертами и в результате - изобличение убийцы-грабителя, многие месяцы выдававшего себя за стража правопорядка. Бесспорный успех молодого следователя, чувство удовлетворенности собой, сознание, что ты чего-то стоишь в этом мире...

Солнечные лучи отражались в жестяной крыше веселыми перемежающимися бликами. И Олегу показалось, что старый знакомец доброжелательно подмигивает ему...

Чтобы оправдать свою отлучку, купил в киоске несколько газет.

Когда вернулся в автобус, Шестопал пригласил его сесть рядом, изложил программу приема: сейчас они поедут в пансионат, где имеется корпус для гостей с отдельными комнатами-номерами, оборудованными не хуже гостиничных, и где их ждет обед...

Приемчик не из новых: как следует угостить представителей ершистого партнера сначала за обедом, потом за ужином, а утром не давать похмелиться, пока они не подпишут то, что требуется хозяевам или, по меньшей мере, не пойдут на уступки. Конечно, это общая схема, от которой возможны отступления, но принцип таков.

И хотя Олег, предвидя подобное, еще вчера позвонил Винницкому в гостиницу, где тот жил, и попросил забронировать два номера, сейчас он разозлился на Шестопала. А когда к уговорам заместителя генерального присоединился Роман, зыркнул на него так, что свояк мгновенно сник.

- Мы едем в гостиницу. Марк Абрамович заказал нам номера и уже ждет нас, - тоном, не терпящим возражений заявил Олег.

- Но обед! - выдвинул последний аргумент Шестопал.

- Там и пообедаем, - отвел и этот аргумент Олег. А чтобы расставить все точки, уточнил, - на немецкий счет.

Винницкий ждал их в гостиничном вестибюле. Он приложился к руке Елены Аполлинарьевны, пожал руку Олегу, а транзистровцам лишь холодно кивнул, что свидетельствовало само за себя. Помог оформить поселенческие листки, показал прибывшим их номера, но от обеда в ресторане отказался, сославшись на какие-то неотложные дела. Уклонился от совместной трапезы и редактор Бут, в связи с чем Елена Аполлинарьевна шепнула Олегу, что редактор понял слова вице-президента о немецком счете и опасается за свой. Олегу стало весело - с такой помощницей не соскучишься. Но больше поводов для веселья не было.

За обедом приезжие больше скучали, чем говорили. Помалкивал и Роман, то ли обидясь на Олега, то ли опасаясь сказать что-то невпопад. Зато Шестопал говорил безостановочно, очевидно полагая, что все, о чем он говорит, не может не интересовать слушателей. Сказывался и опыт профсоюзной работы: свою речь он насыщал цитатами из предусмотрительно прихваченных с собой местных газет, у редакций которых, если внимать Шестопалу, не было иных забот, чем освещать проблемы объединения "Транзистр". Несколько раз он обращался к очерку М.Хвыли "Когда в товарищах согласья нет", в котором журналистка достаточно образно рисовала непростую обстановку в многотысячном коллективе объединения. Однако, как заподозрил Олег, Шестопал цитировал только те места очерка, что подкрепляли его позицию. Сама же позиция заключалась в следующем. Утверждение о том, что объединение целиком и полностью работает на оборону, неверно. Головное предприятие уже второй год выпускает гражданскую продукцию, а Дулибский филиал находится в стадии перепрофилирования. Что касается Октябрьского комплекса, в десяти цехах которого занята большая часть рабочих объединения, то комплекс действительно ориентирован на "оборонку". И это правильно, поскольку всеобщий мир и благоденствие пока не наступили, и укрепление обороноспособности страны - задача первостепенной важности, не говоря уже о том, что перепрофилирование производства повлекло бы за собой массовые увольнения. Этого не произошло благодаря инициативе и настойчивости нового генерального директора, который не только добился госзаказа на оборонную продукцию, но и сумел "выбить" лицензию на реализацию этой продукции иностранным заказчикам.

Что за заказчики - коммерческая тайна, но достаточно отметить, что в настоящее время Леонид Максимович находится в столице одной ближневосточной страны, где ведет успешные переговоры о заключении выгодного для объединения контракта.

То, что Шестопал не просто передергивал факты, но и беспардонно врал, Олегу было ясно. Начать с того, что вопрос о конверсии Октябрьского комплекса включен в Государственную программу, а кончить тем, что ни госзаказа на "оборонку", ни лицензии на ее реализацию за границей объединение не получило, о чем Олегу достоверно известно.

- Жарковато еще в Тегеране, - наугад обронил он, как только Шестопал приумолк. - К тому же иранцы, знаю по опыту, народ прижимистый. Так что Леониду Максимовичу придется попотеть во всех отношениях.

Наживка была нехитрой, но Шестопал заглотнул ее. Правда, поначалу захлопал белесыми ресницами, очевидно не зная как реагировать на реплику, но затем многозначительно улыбнулся - дескать, вы неплохо информированы, господин вице-президент.

Елена Аполлинарьевна недоуменно посмотрела на Олега, не понимая откуда у него такие сведения, а вот Роман разгадал его уловку, о чем Олег догадался по быстро брошенному и тут же опущенному взгляду свояка.

Это разозлило Олега: "Сукин ты сын, - едва не вырвалось у него, - на два фронта работаешь: и мне не перечишь, и своему хозяину не поддакиваешь". Но затем подумал, что напрасно сердится. Роман не более, чем статист в разыгрываемом спектакле. Да и Шестопал понапрасну пыжиться надо быть очень наивным человеком, чтобы принимать всерьез все, о чем он говорит, равно как и его самого.

Предложение встретиться в конце дня с ведущими специалистами объединения для уточнения позиций, Олег отклонил.

- Позиции предельно ясны: нашу вам неоднократно излагал Марк Абрамович, вашу мы услышали сейчас. Так вот, обсуждать мы намерены только вопросы, представляющие взаимный интерес. Ваши проблемы - ваши трудности, наши - соответственно. Тратить время на обоюдные сочувствия не будем.

- Так мы не найдем общий язык, - насупился Шестопал.

Олег хотел сказать, что не намерен заниматься с ним такими поисками, но сдержался, спросил:

- Это ваше мнение?

- Я советовался с Леонидом Максимовичем, - несколько помедлив, буркнул Шестопал.

- Перед тем, как он вылетел в Тегеран? - не выдержал Олег, однако заметив, что его собеседник начинает багроветь, добавил уже без насмешки, но достаточно твердо. - Я имею полномочия принимать все, включая самые жесткие решения, что вытекают из ненадлежащего исполнения объединением своих обязательств. Надеюсь, вы понимаете, что речь идет о многомиллионных санкциях. Я не исключаю компромисс, но опять-таки на основе взаимных - и только взаимных - уступок. Вы готовы вести такие переговоры?

- Леонид Максимович должен вернуться на следующей неделе, растерялся Шестопал.

- Очень жаль. Я пробуду здесь только до воскресенья. Если Леонид Максимович вернется раньше, пусть свяжется со мной.

На Шестопала было уже жалко смотреть: его шишковатый лоб покрылся испариной, а руки, теребящие свернутые трубочкой газеты, подрагивали. Олег смягчился и попросил у него газеты, дабы, как он выразился, глубже вникнуть в проблемы, волнующие коллектив объединения. Шестопал натянуто улыбнулся, передал ему газеты, что по какой-то причине не понравилось Роману, и тот сердито зыркнул на своего шефа. Однако, прощаясь со старым другом, взял с того слово, что вечером Олег непременно посетит хорошо известный ему дом на улице Листопада, где его ждут с нетерпением.

7

В целом ситуация была ясна Олегу, а после того, как Винницкий и Елена Аполлинарьевна, которых он пригласил в свой номер, высказали свои соображения, он уже смог определить линию поведения на предстоящих переговорах. Позиция должна быль наступательной и только наступательной: на компромиссы можно пойти только если решится вопрос с Октябрьским комплексом. А в том, что Закалюк даст о себе знать еще до воскресенья и переговоры состоятся, у Олега не было никаких сомнений. При всей приверженности Леонида к лавированию, маневрам, на окончательный разрыв с компанией он не пойдет.

Винницкий сказал, что за последнее время позиции "оборонцев" в объединении заметно пошатнулись, они уже не находят поддержки в областном и городском Советах; даже приятельствующий с Закалюком глава областной администрации Мельник, еще недавно безоговорочно поддерживающий генерального директора "Транзистра", стал склоняться к идее перепрофилирования Октябрьского комплекса, о чем недавно обмолвился на пресс-конференции. Однако, настраиваться на благодушный лад не следует: за Шестопалом стоят многие руководители объединения, которые пускаются во все тяжкие, чтобы доказать своекорыстие компании "Скиф-Холдинг", и Закалюк прислушивается к ним. Пытаясь скомпрометировать идею конверсии, Шестопал и главный инженер Хома повсюду трубят о том, что поставленное компанией для Дулибского филиала импортное оборудование некомплектно и к тому же морально устарело, что не соответствует действительности...

Елена Аполлинарьевна подтвердила, что рекламаций о некачественности оборудования объединение не заявляло ни компании, ни инофирме-поставщику, и ссылки на эти ничем не подтвержденные заявления - не более как попытка оттянуть расчеты за оборудование, стоимость которого составляет кругленькую сумму в тридцать миллионов долларов.

- По данным нашей маркетинговой службы на момент поставки этого оборудования объединение располагало достаточными средствами для расчета с нами, - продолжала Елена Аполлинарьевна. - Но эти деньги как бы испарились и сейчас банковские счета объединения обесточены. Исключение составляет спецсчет Головного предприятия, с которого производятся платежи за комплектующие изделия и на который, надо полагать, поступают деньги за реализованную продукцию. Предлагаю, в случае отклонения наших требований по основным позициям, помимо штрафных санкций, прекратить поставку комплектующих изделий Головному предприятию. Такое право у нас есть.

- Это удар ниже пояса, - возразил Олег. - И не по корпусу руководства объединения, а по карманам рабочих Головного предприятия, что без комплектующих будет остановлено.

- Об этом должен беспокоиться Закалюк, - поддержал юрисконсульта Винницкий. - И на вашем месте, Олег Николаевич, я не отказывался бы от такого козыря. Игра конечно нечестная, но нам ее навязали и укорять в этом плутующих партнеров бессмысленно.

В этом был определенный резон, и хотя у Олега не лежала душа прибегать к крайним мерам, но и деликатничать с Закалюком он не собирался.

Поручив Винницкому письменно изложить все нарушения условий генерального контракта, допущенные руководством объединения, а Елене Аполлинарьевне рассчитать не только суммы штрафов, но и размер убытков, понесенных компанией по вине объединения, Олег отпустил сотрудников.

Оставшись один, набросил на плечи куртку, закурил, вышел на балкон.

С балкона открывался вид на Старый парк, за буйным разливом зелени которого виднелся стеклянный купол актового зала университета.

Несколько минут неторопливой ходьбы по тенистой аллее и, миновав уютный ресторанчик, куда бывало Олег заглядывал с приятелями, киоск, где когда-то продавали изумительно вкусные стаканчики с пломбиром, фонтан с гипсовыми лебедями, возле которого он однажды задал изрядную трепку двум распоясавшимся хлыщам с истфака, можно выйти к величественно-строгому зданию с классическими колоннами и аллегорическими скульптурами на фронтоне, зданию, в котором Олег Савицкий провел не худшие годы своей жизни.

Но, увы, сейчас у него нет этих нескольких минут: надо позвонить Шумскому, доложить обстановку, согласовать план первоочередных действий и ждать дальнейшего развития событий. Это, пожалуй, самое трудное - ждать, когда ты уверен в своей правоте, готов к бою, но еще не знаешь, что предпримет противник. А в том, что транзистровцы не исчерпали своих уловок и сейчас в спешном порядке пересматривают тактику, Олег не сомневался. Но не это пугало его: в Афинах, Лионе, Гамбурге его испытывали на "слабину" люди поопытнее транзистровцев, однако он не попадался на их удочки. И если Леня Закалюк по-прежнему считает его желторотым юнцом, то тем хуже для генерального директора "Транзистра".

Олег уже хотел вернуться в комнату, когда в просвете между парковыми деревьями увидел садовую скамейку, полукругом огибавшую могучий дуб, а на ней целующуюся парочку. Сердце екнуло, а затем съежилось до боли - много лет тому назад на этой скамейке он впервые поцеловал Полину, по-мужски - в губы, еще не представляя, что за этим последует.

Он уже несколько лет жил в ее семье, где был принят как родной, их отношения старшего и младшей казалось бы сложились - он считал ее сестрой и только сестрой, был к ней внимателен, заботлив - натаскивал в иностранных языках, научил играть в теннис, ходить на лыжах, но не спускал ей озорства, не потакал ее капризам. Одно время она даже побаивалась его, и он полагал, что так будет всегда. Но Полина рассудила иначе и, как только оформилась в привлекательную грациозную девушку, не раз пыталась смутить его лукавыми взглядами, безукоризненно стройными ногами, округлыми холмиками груди, что обрисовывали ее блузки, кофточки, свитера. Он старался не замечать игривых взглядов, девичьих соблазнов, убеждая себя в том, что она кокетничает не только с ним, что это у нее возрастное и со временем пройдет. Но однажды он пригласил Полину - к тому времени уже студентку, на встречу Нового года в компанию юристов, инженеров, спортсменов - она сама напросилась, накануне поссорившись со своим парнем. Олег тоже был свободен, но у него и в мыслях не было пользоваться случаем, увлекать, а уж тем более соблазнять кузину. Он даже предупредил ее, что будет уделять внимание студентке Инфизкульта, очаровательной девушке-узбечке Зульфие, с которой его познакомил Леонид. Полина восприняла его предупреждение казалось бы с пониманием и, в свою очередь, попросила познакомить ее с Володей-боксером. Но Володя пришел со своей новой женой, Зульфия, подвыпив, призналась Олегу, что влюблена в Леонида, а Леонид танцевал только с Полиной. После шумного застолья, веселых розыгрышей, танцев в тесной, жарко натопленной квартире, Полина, Зульфия, Олег и Леонид решили проветриться: набросив на себя шубки, пальто, они прибежали в этот засыпанный тогда пушистым снегом парк, смеясь и дурачась бросали снежки, валили один другого в сугробы. Девушки визжали, хохотали и не очень упорно отбивались от мужчин, которые целовали их в раскрасневшиеся от мороза щечки. Потом кавалеры плюхнулись в снежную перину, что покрывала эту скамейку, а девушки сели к ним на колени и сами поцеловали мужчин. Это было продолжением той же веселой и казалось бы ни к чему не обязывающей игры, которой на правах старшего руководил Леонид. Он рассчитывал, что Полина изберет его и даже предупредил Олега, что имеет в отношении его кузины самые серьезные намерения, к чему она относится весьма благосклонно. Но он заблуждался. Опередив Зульфию, Полина с задорным криком: "Ага, попался, который кусался!" прыгнула на колени Олега, обняла его, приблизила к его лицу венчик алых губ. Он решил, что она поступает так из свойственного ей духа противоречия, озорства и, только чтобы не конфузить ее, коснулся губами ее губ. Но Полина ответила таким пылким поцелуем, что он едва не задохнулся. И тут же, не давая ему опомниться, заявила во всеуслышание, что любит его едва ли не с пеленок, и он не может пренебречь такой любовью, поэтому она объявляет его своим женихом, а себя его невестой. И то была не шутка расшалившейся девицы: за короткий срок она сумела влюбить в себя кузена, не прилагая к этому особых усилий, сообщила родителям, что выйдет замуж за Олега, когда ей исполнится девятнадцать лет. Такой срок она установила сама. И хотя до этого срока было еще десять месяцев, Олег чувствовал себя счастливым. Его любовь к младшей кузине зрела не один день, и стоило ей проявить инициативу, как это чувство вырвалось из теней самозапрета, завладело им. Его еще смущали ее категоричность, своенравие, с чем в роли жениха он не решался спорить, невольно потакая ее капризам, вздорам. Твердость проявил только однажды и... потерял невесту. Впрочем, он сам распорядился тогда своей судьбой. А Полина была не из тех женщин, кто во все времена шли, ехали, летели вслед за сужеными в Тьму-Таракань, Сибирь, на край света. Но при всем том, ей не мешало бы соблюсти приличия: подождать хотя бы с полгодика, написать, объяснить жениху, что он уже не жених, а она выходит замуж за другого потому, что так получилось.

Полина объяснила это только спустя три года, когда он вернулся из Афганистана. Она узнала, что он гостит у матери и так же, как вышла замуж - опрометью, примчалась к нему в Ялту, умоляла простить ее, сказала, что Леонид воспользовался неким моментом (она забеременела, мама не позволила сделать аборт, и ей не оставалось ничего другого, как выйти за нелюбимого).

Так это было или иначе, Полина могла и присочинить, но несомненно, что Леонид не смирился со своим поражением, не оставил надежды породниться с мэром Сосновска и не упустил свой шанс...

Когда-то Олег сет за сетом выигрывал у него все партии на теннисных кортах, но проигрывал ему во всем остальном. Леонид обладал удивительной способностью не игнорировать интересы другого, но использовать их с максимальной выгодой для себя. Так было, когда он предложил свою дружбу вернувшемуся из Швейцарии семнадцатилетнему парню и еще на год остался в хлебосольном доме Савицких; так было в злополучной для обоих истории с блекло-серым металлом, когда он, казалось бы заботясь об Олеге, отвратил от себя крупную неприятность; так было, когда он исподволь привел приятеля к мысли о поступлении на военную службу, а в итоге избавился от соперника...

8

В комнату Олега вернул звонок телефона. Игривый женский голос предложил ему отвлечься от суетных дел и пообщаться с молодой интересной особой, лишенной предрассудков и в данный момент скучающей неподалеку в двухкомнатном гостиничном номере. Предложение насторожило Олега: "молодая интересная особа" говорила явно измененным, неестественно высоким голосом. А если к тому же учесть, что элитные путаны сами не предлагают свои услуги - для этого имеются сводники, а самодеятельные потаскушки не снимают в первоклассных гостиницах двухкомнатные номера, то это мог быть либо розыгрыш, либо, что скорее всего, провокация. Мягко, но решительно отклонив предложение игривой особы, Олег положил трубку. Позвонил в Киев. Оксана Борисовна сказала, что Шумский вернулся из Харькова, но в офисе еще не появлялся и тут же спросила, где остановился вице-президент и как с ним связаться, если возникнет надобность. Только положил трубку, как телефон снова зазвонил.

- Господин Савицкий?.. Вас приветствует адвокат Кривошапко. Помните такого?

Еще бы! Пять лет учились в одной группе. Пашка Кривошапко был непревзойденный шпаргалочник, преферансист и трепач. Став адвокатом, снискал сомнительную известность крючкотвора, способность запутать самое простое дело.

- Что-то припоминаю. Не тот ли это Кривошапко, который выменял у меня швейцарские часы на неисправный транзисторный приемник?

- Клевета! - заорал Пашка. - Приемник работал не хуже твоих задрипанных часов. Не шей мне лишнего, начальник! И вообще какие могут быть претензии по истечении давности срока?

Кривошапко мог говорить безостановочно часами, и Олег прервал его.

- Паша, извини, мой рабочий день еще не кончился. Созвонимся вечером.

- Олег, убедительная просьба: удели мне десять минут. Есть безотлагательный и интересный для тебя разговор.

Вот так: не виделись одиннадцать лет и сразу интересный, да еще безотлагательный разговор. А когда на таком разговоре настаивает такой Кривошапко, можно представить суть этого разговора...

- Ты один? - не отступал Пашка.

- Вопрос некорректный, - уклонился от ответа Олег, еще не решив что лучше: послать настырного адвоката подальше или встретиться с ним из любопытства.

- В таком случае, извинись перед дамой и спускайся в гостиничный бар, я уже здесь. Надолго не задержу, десять минут от силы. Заодно выпьем по пятьдесят граммов, я ставлю.

Наглости ему, конечно, не занимать, но выяснить, что за этим стоит, не мешает. И Олег согласился.

Пашка полысел, раздобрел, но был по-прежнему невыносимо говорлив. Они выпили по рюмке коньяку, и Кривошапко обрушил на Олега поток комплиментов. Если верить ему, в деловых кругах Сосновска понаслышаны об Олеге Савицком как об одном из талантливых и удачливых менеджеров большого бизнеса, и, по мнению тех же кругов, Савицкий перерос занимаемую им ныне должность вице-президента полугосударственной и уже в силу этого неперспективной компании. Как бы к слову спросил сколько Олег зарабатывает. Олег не стал скрывать.

- Ха! - пренебрежительно хмыкнул Пашка - я жене на расходы больше даю. А даю ей, как сам понимаешь, не все. И потом, какое может быть сравнение: провинциальный адвокат и менеджер такого класса!

- Прибедняешься, Пашенька: адвокат, располагающий столь оперативной информацией, оплачивается недурно.

- Я бы этого не сказал. Но речь не обо мне. Как смотришь на должность генерального директора коммерческого предприятия с миллиардным оборотом?

- А как я должен смотреть на это?

- Как на свою ближайшую перспективу. Оклад пять тысяч баксов, офис из шести комнат в центре города, очаровашка-секретарша, персональный "мерседес" с персональным шофером, телохранитель-каратист. Не слабо?

- Не слабо, - согласился Олег. - Но кому я обязан таким лестным предложением?

- Пока не могу назвать своего доверителя. Но как только дашь принципиальное согласие, я сведу вас.

- Согласие на что? - испытывающе посмотрел на него Олег.

Было ясно, что Кривошапко темнит, и разговор о генеральном директорстве не более как дымовая завеса, за которой кроется какой-то сиюминутный интерес Пашкиного доверителя.

- Старик, я уже объяснил. Хотя есть предварительное условие. Нужна твоя помощь в экспертной оценке коммерческих перспектив одного приватизируемого предприятия. Собственно, это даже не условие - просьба. Но просьба оплачиваемая.

Кривошапко поднял с пола и положил себе на колени новенький "кейс".

- Хорошо оплачиваемая? - прищурился Олег.

- В размере полугодового оклада генерального директора.

Олег едва сдержал усмешку: вице-президента компании "Скиф-Холдинг" просто хотят купить. Приемчик избитый, а потому нет смысла возмущаться, негодовать, взятками сейчас никого не удивишь. Любопытно только, кто подрядил Пашку? Вряд ли это Шестопал - вчерашний профкомовец самостоятельно такое решение не принял бы, а Леонида нет в городе. И все-таки за этим стоят люди, так или иначе заинтересованные в провале миссии вице-президента компании "Скиф-Холдинг" - иначе столь оперативный визит адвоката-проныры не объяснишь.

Вспомнил, что Пашка некогда был женат на дочери бывшего заместителя начальника городского управления внутренних дел Сероштана, который впоследствии, когда Олег уже покинул Сосновск, возглавил то ли городское, то ли областное управление того же ведомства. Когда-то Олег был хорошо знаком с Сероштаном, одно время даже работал под его началом и составил о нем не самое лучшее мнение...

- Паша, как поживает Владимир Антонович?

- Спасибо, неплохо. Могу передать ему твой привет, - ухмыльнулся Кривошапко. - Но ты не угадал: из милицейских начальников солидные бизнесмены не получаются, уровень мышления не тот. К тому же генерал Сероштан уже не у дел, вышел в отставку. Сейчас здесь другие раскладки, другие люди. Даже те, кого ты знавал когда-то, другими стали. Селяви, как говорят знакомые тебе французы.

- Знакомые мне французы, которые стали другими? Любопытный ребус.

- Не пытайся его разгадать: в любом случае попадешь пальцем в небо. Наилучший вариант: следовать предложенной мною схеме.

Кривошапко недвусмысленно заиграл замками своего "кейса".

- Намек понят, - кивнул Олег. - Всю сумму принес?

- Какую сумму?

- Ту, что за помощь в приватизации.

- Ну, старик, ты даешь! - неестественно хихикнул Пашка.

- Давать, как понимаю, поручено тебе. Тридцать тысяч "зеленых" говоришь?

- Какие тридцать тысяч? - лицо Кривошапко приняло выражение крайнего удивления.

- Паша, по-моему, у тебя напряженка с арифметикой. Поработай извилинами и умножь пять тысяч на число месяцев в полугодии.

Кривошапко беспокойно оглянулся по сторонам, в баре они были одни.

- Прости за нескромный вопрос: она ушла?

- Кто? - не сразу сообразил Олег.

- Дама, которая едва не помешала нашей встрече.

- Ушла, - с легким сердцем соврал Олег.

Но тут же подумал о Елене Аполлинарьевне, которая и в самом деле недавно была в его номере.

- Так может уединимся в твоем номере? - предложил Пашка. Заключительная часть нашей встречи не требует свидетелей.

Олег помедлил с ответом, не сводя глаз с бывшего сокурсника. Прошла минута, другая. Кривошапко заерзал на стуле.

- Старик, можешь не сомневаться: все будет честь по чести. Ты же меня знаешь.

Олег хотел сказать, что именно поэтому не верит ни одному его слову. Но не сказал этого.

- Если до шестнадцати часов ты не дашь ответ, сумма вознаграждения уменьшится, - попытался нажать Кривошапко.

- Припекло видно твоего доверителя, - усмехнулся Олег. Но должен огорчить его и тебя, я не беру взяток.

- Ты что-то не то говоришь!

- То, Пашенька, то. Тридцать тысяч долларов вперед платят не за работу, а за отказ от кому-то неугодной работы. Не считай меня наивным мальчиком. В нашей компании мальчиков не держат, предателей - тем паче.

- Олег, ты совершаешь глобальную ошибку!

- Нет, Паша, глобальную ошибку я сделал одиннадцать лет назад. Но больше в этом городе я не намерен ошибаться.

Когда Кривошапко ушел, Олег подумал, что это могла быть провокация, недаром Пашка рвался в его номер, где при определенной сноровке недолго оставить конверт с загодя переписанными номерами банкнот...

Вернувшись в номер, он снова позвонил в Киев. На этот раз застал Шумского, доложил о первых, пока не обнадеживающих контактах с транзистровцами, намеченной линии поведения. Линию Шумский одобрил переговоры вести только с Закалюком и вести наступательно, но не разгромно.

- Контракт взрывать нельзя. Иначе мы потеряем лицо в глазах зарубежных партнеров, - заключил Шумский. - Я имею в виду не только банк "Бегон", которому я уже перечислил полученные от Шерстюка деньги. При нашей бедности жест красивый, и надеюсь мадам Даниель его оценит. Но до конца года надо уплатить все проценты. И не только банку "Бегон". Поэтому выжимай из Закалюка все, что сумеешь. Но главное - Октябрьский комплекс и расчет за поставленное филиалу оборудование, тут не отступай ни на шаг. Закалюк сейчас в Киеве, оббивает пороги высоких инстанций в надежде получить госзаказ на "оборонку". Пробился на прием к премьеру. Но это не должно тебя смущать, его усилия тщетны. Очевидно уже сегодня он вернется домой, и вернется ни с чем.

После такого сообщения не грех добавить еще сто граммов к тем пятидесяти, что выпиты в компании Кривошапко. Олег прихватил из дома бутылку шотландского виски, но ее надо было сберечь для Романа, а снова спускаться в бар не хотелось.

Все складывалось как нельзя лучше. При том, что Олег был далек от мысли считать противника поверженным. Он слишком хорошо знал Закалюка и не тешил себя мыслью, что тот сдастся без боя. Маневры Шестопала и визит адвоката Кривошапко скорее всего задуманы одним и тем же режиссером как разведка, цель которой проверить "на слабину" вице-президента компании - в этом качестве Закалюк еще не знал своего многолетнего соперника. Но было бы опрометчиво тешить себя мыслью, что он полностью разгадал эти подходы Леонид не из тех, что пасует при первой же неудаче, теряется при проигрыше. Даже в безнадежных на первый взгляд ситуациях он умеет находить самые неожиданные решения.

Достаточно вспомнить их встречу весной восемьдесят восьмого года здесь - в Сосновске. Это произошло спустя несколько дней после похорон Петра Егоровича, на которые Олег не мог не приехать. Смерть отца не погасила пылких чувств Полины - не прошло и трех дней, как она сочла возможным утолить свою печаль в объятиях кузена-любовника. Свидание было назначено поздним вечером на семейной даче в Русановке. Полина заверила возлюбленного, что все предусмотрено и им никто не помешает. Но у Олега было недоброе предчувствие, и оно оказалось не напрасным - Леонид появился в самый неподходящий момент. Полина зарделась, натянула одеяло до подбородка, но не запаниковала, стала кричать, чтобы Леонид убирался ко всем чертям, это не его дача, а она - Полина, уже не его жена, завтра же подаст на развод. Ее угроза не произвела на Леонида никакого впечатления; он поздоровался с Олегом, извинился за беспокойство, объяснил, что минувшим вечером не уехал в командировку, поскольку опоздал на поезд, но сегодня непременно уедет, попросил Полину забрать из химчистки его брюки, а у Олега попросил сигарету, подошел к тумбочке, положил ключ от квартиры, взял сигарету и только затем откланялся. У Олега было такое чувство, словно его вываляли в грязи, чего нельзя было сказать о Полине, которая быстро успокоилась и уже на следующий день, провожая Олега в аэропорт, предложила встретиться летом на юге, снять комнату неподалеку от моря и заняться любовью поосновательней. О разводе она уже не вспоминала, но как бы невзначай обронила, что не вправе оставлять сына без отца, однако это никоим образом не отразится на ее отношениях с возлюбленным.

И это было началом конца их любви - спать с женщиной с дозволения ее мужа Олег посчитал унизительным для себя. Это была очередная победа Леонида, еще не полная, но уже предрешенная...

Он всегда и все просчитывал заранее, и не торопил событий, но исподволь направлял их в нужное ему русло. Такой же тактики Леонид придерживался и в деловых отношениях, в чем Олег уже убедился, и это следовало иметь в виду в дальнейшем. Но для начала нужно запастись терпением.

9

Олег прилег на диван, стал просматривать одолженные Шестопалом газеты, в тенденциозности подбора которых не сомневался. Тем не менее очерк литсотрудницы многотиражки М.Хвыли "Когда в товарищах согласья нет" привлек его внимание. Как и следовало ожидать, за обедом Шестопал цитировал только те места очерка, которые лили воду на его мельницу. Автор же не скрывала, что в объединении не все разделяют позицию "оборонцев". Большая группа рабочих и специалистов понимает неизбежность перепрофилирования Октябрьского комплекса, который уже второй год загружен меньше чем на треть производственных мощностей. Но затем журналистка приводила неудачный опыт реконструкции Дулибского филиала, повлекший за собой увольнение сотен рабочих. При этом Хвыля умалчивала о причинах неудачи реконструкции филиала, а возможно не знала о них - в такие обстоятельства журналистов не посвящают. Но как бы то ни было, в этой части очерк подыгрывал "оборонцам". Угадывались и симпатии журналистки к новому генеральному директору, которому, по ее мнению, приходится выдерживать давление, как со стороны "оборонцев", так и со стороны "конверсантов". В нескольких местах автор подчеркивала, что Закалюк хорошо знает не только производство, но и нужды, чаяния трудового коллектива, поскольку вырос в этом коллективе, пройдя путь от инженера-технолога третьего цеха Октябрьского комплекса до генерального директора объединения...

Олег отложил газету. Какое-то неясное беспокойство овладело им. Он попытался отыскать причину. Беспокойство было вызвано очерком, хотя прямого отношения к излагаемой теме не имело. Какой-то фразой, что послужила журналистке подспорьем для обоснования своих мыслей, она возбудила его подсознание. Несомненно и то, что подсознание не прореагировало бы столь остро на бегло прочитанную и пока что невыявленную фразу, когда бы не недавние события и порожденные ими мысли, что опять-таки каким-то еще неосознанным образом перекликались с той же фразой. Стало быть, надо еще раз проследить эти события, сгруппировать их, отбросив случайные и сосредоточить внимание на тех, что имеют внутреннюю связь.

Встреча в аэропорту... Странное поведение Романа... Дурацкое интервью... Попытка завлечь приезжих в пансионат, втянуть в пьянку... Неуклюжие маневры Шестопала... Визит адвоката Кривошапко...

Сценарий не из оригинальных, но при другом составе исполнителей имевший шансы на успех. Что в нем лишнее? Попытка вручить вице-президенту компании взятку? Но это не лишний, скорее, резервный эпизод. А что в сценарии не состыковывается с очерком М.Хвыли? Позиция оборонца Шестопала? Но здесь и там она видна, как говаривает "гангстер" Леша, невооруженным глазом...

Потуги представить генерального директора "Транзистра" как центриста, учитывающего интересы всех? Но так его рисует М.Хвыля, а вот Шестопал считает Закалюка своим и только своим. И это первая несостыковка. Идем дальше. Если допустить, что интервью у вице-президента компании взял бы не редактор Бут, а литсотрудник той же многотиражки М.Хвыля, вопросы были бы те же? Вряд ли М.Хвыля стала бы докапываться до родственных связей генерального директора, проявление которых в такой ситуации не прибавило бы авторитета Леониду Максимовичу Закалюку в стане "оборонцев". В отличие от своего редактора, М.Хвыля обходит острые углы, на которые может напороться ее герой. И это вторая несостыковка, при том существенная.

Олег еще раз прочитал очерк, анализируя каждую фразу. Прямо-таки панегирик Закалюку! Все, что плохо в объединении, - наследие бездарных предшественников; все, что хорошо - плоды усилий нового генерального. Не везде об этом говорится прямо, но всюду подразумевается. Реконструкция и перепрофилирование Головного предприятия - заслуга? Очевидно. Раньше изготовляли аппаратуру связи для армии, теперь выпускают аналогичную для гражданских нужд. Не ахти какая техническая революция, но все же... Поборник справедливости - восстановил ранее уволенных рабочих Дулибского филиала. Правда, тут же отправил их в долгосрочный отпуск без сохранения зарплаты, - филиал как был остановлен, так и стоит по сей день... Опытный производственник - в объединении работает без малого двадцать лет; прошел от мастера третьего цеха Октябрьского комплекса до...

Стоп, Олег Николаевич! Вот эта фраза, что исподволь взбудоражила твое подсознание - начинал инженером-технологом третьего цеха Октябрьского комплекса... Той злополучной для тебя осенью восемьдесят первого года такого комплекса еще не было. Но в Октябрьском поселке был засекреченный Сорок седьмой завод, где Леонид Закалюк к тому времени работал начальником цеха. Совпадение маловероятно: Сорок седьмой завод и Октябрьский комплекс скорее всего идентичны, а стало быть, это тот же цех. Значит, подсознание не напрасно ударило в набат. Первые признаки беспокойства ты ощутил еще в Киеве, когда познакомился с документами из красной папки, где было упоминание об этом комплексе - подсознание сработало быстрее рассудка. И не случайно прошлой ночью тебе приснились Городокское шоссе за знаком четырнадцатого километра, события, что произошли там одиннадцать лет назад, следователь по особо важным делам Петренко, худенькая женщина в траурной косынке. Этот сон, почти с кинематографической точностью воспроизведший былую явь, ты видел не раз: когда-то он преследовал, донимал тебя, как навождение; ты бежал от него "за речку", на перевалы Гиндукуша, под пули моджахедов, разрывы "стингеров": другого способа избавиться от этого навождения, от этой памяти ты не нашел. И вот спустя много лет тот же сон вновь приснился тебе. Он не терзал, не мучил как когда-то, но словно о чем-то предупреждал. Теперь уже ясно о чем.

...17 сентября 1981 года. Поздний вечер. Городокское шоссе за отметкой четырнадцатого километра. Милицейская засада, в составе которой следователю, строго говоря, быть не положено. Но дело об угоне автофургона, загруженного полусотней новеньких телевизоров, находится в его производстве и ему - двадцатичетырехлетнему следователю городского управления внутренних дел - лейтенанту милиции Олегу Савицкому вовсе не безразлично, как произойдет задержание преступников, изъятие похищенного ими...

Идущий на большой скорости со стороны Октябрьского поселка автофургон не останавливается по сигналу инспектора ГАИ и едва не сбивает его с ног... Тяжелый самосвал, преградивший дорогу фургону... Пронзительный скрип тормозов... Залихватский свист руководителя засады - старшего оперуполномоченного Романа Корзуна... Бегущие со всех сторон к машине оперативники... О чем-то надсадно кричащий мужчина в светлой куртке, который выпрыгивает из кабины фургона. Почти ирреальный, непрерывно стреляющий пистолет в его руке. Обжигающий удар в левое плечо - твоя первая рана... Ответный выстрел Романа... Темное маслянистое пятно крови на пыльном асфальте у головы убитого.

...Опломбированная дверь грузового отделения фургона. Невзирая на острую боль в плече и безжизненно повисшую руку, ты пытаешься другой рукой сорвать пломбу, открыть дверь. На помощь приходит сержант Корж. Невыносимо долго возится с дверным запором. Наконец открыл, зажег фонарь. Но что это? Вместо ожидаемых картонных коробов с телевизорами - какие-то оцинкованные ящики, а в них - что за ерунда - тяжелые металлические бруски блекло-серого цвета.

...Истошный вой сирен двух оперативных "Волг" - черной и белой, что одновременно прибывают на место происшествия. Бледный от волнения толстяк с маленькими испуганными глазами - заместитель начальника городского управления внутренних дел подполковник Сероштан. Рослый осанистый мужчина лет сорока с депутатским значком в петлице добротного пиджака, назвавшийся полковником госбезопасности, и тут же разразившийся отборнейшим матом: "Ты... моржовый! Старший опер Корзун, к тебе обращаюсь! Немедля отведи своих придурков от спецтранспорта и освободи водителя... А ты кто такой?.. Ах, следователь!.. Какие к... матери накладные! Это секретный груз, отправленный номерным заводом. А куда и кому - не дело милицейского следователя!.. Лучше садитесь в машину, товарищ Савицкий, и езжайте в госпиталь - вы ранены. А когда придете в себя, подумайте о том, кто будет отвечать за убийство капитана Тысячного, сопровождавшего спецгруз".

...Госпиталь МВД. Арестантская палата на одну койку. Первый, с дозволения следователя, вольный посетитель. Полиэтиленовые пакеты с апельсинами, лимонами, виноградом, медом. Ободряющая улыбка Леонида. Первые общие фразы, приветы, пожелания, наставления от родных, друзей, коллег, большущее письмо Полины, записочки матери, Ольги Васильевны, Натали, Романа.

И вот главный разговор. Оказывается автофургон, который милицейские оперативники приняли за угнанную машину с телевизорами, был загружен продукцией третьего цеха Сорок седьмого завода. В последний момент на территорию цеха прибыла другая машина, из которой по указанию сотрудника госбезопасности Тысячного его люди стали перегружать в фургон оцинкованные ящики - места хватало. Что находилось в этих ящиках Леонид, отвечавший за погрузку и отправление фургона, не знает. Тысячный курировал третий цех, а с КГБ не спорят. Он только сказал, что ящики отправляются в тот же адрес, что и продукция цеха - в одну из частей советской группы войск в ГДР, но отмечать это в сопроводительных документах не следует. А сопроводительные документы подписывал он - начальник цеха Закалюк. Его вина в том, что он поверил на слово Игорю Тысячному, с которым его связывали не только служебные, но и приятельские отношения...

- Олег, пойми правильно. Я не знаю, какие инструкции и почему нарушил Игорь - у мертвого не спросишь, а его шефы с улицы Дзержинского не намерены объясняться со мной по этому поводу. И я не хочу, чтобы мы с тобой оказались крайними, платили за чужие ошибки. До того, как Игоря направили к нам, он работал в подразделении по борьбе с контрабандой и не успел вникнуть во все детали нашей специфики, очевидно что-то не учел, или напутал. А в результате мы с тобой попали как кур во щи. Надо как-то выкручиваться. И лучше, если мы будем делать это сообща... Что требуется от тебя? Забудь об этих клятых ящиках. Я не знаю, что в них было, и тебе не следует этого знать. Как говорил Экклезиаст, "во многом знании много печали". В конце концов ты был ранен, и тебе было не до осмотра груза. Это прозвучит убедительно. Я говорил в таком плане с Петренко и поручился за тебя. Он заинтересован, чтобы упоминание об этих ящиках исчезло из твоих показаний. При таком условии он согласен принять твою версию и спустить дело на тормозах...

Тогда это устроило всех: Петренко, его шефов с улицы Дзержинского, Романа Корзуна, Леонида Закалюка. Грех на душу взял только Олег Савицкий, исключив из своих первоначальных показаний упоминание об оцинкованных ящиках с блекло-серым металлом, а также о том полуистерическом крике, с которым выпрыгнул из фургона мужчина в светлой куртке. Уголовное дело было прекращено за отсутствием состава преступления, поскольку действия лейтенанта милиции Савицкого были квалифицированы как необходимая оборона - получивший пулю, имеет право на ответный выстрел...

Сделка со следователем, сделка с совестью какое-то время компенсировалась сознанием того, что только так он мог отвести от товарищей беду, а мертвому уже все равно. Но неправда остается неправдой, даже если она преподносится из лучших побуждений. К тому же, цена, которую Олегу Савицкому пришлось заплатить за то, чтобы ложь во спасение была принята за истину, только поначалу казалась незначительной. Его объяснением, тщательно откорректированным Петренко, мало кто поверил, хотя его ранение казалось бы свидетельствовало за себя. Но именно поэтому одни считали, что он говорит только часть правды, дабы не дискредитировать комитетчиков, которые самонадеянно вмешались не в свое дело и все напутали; другие были убеждены, что Савицкий уличил Тысячного в тяжком злодеянии, и тот попытался убить слишком рьяного следователя, который был вынужден оборонятся; третьи вообще плели несусветное о роковой женщине, из-за которой господа офицеры стрелялись по всем дуэльным правилам. А он не мог возразить ни одним, ни другим, ни третьим. Даже Полине был не вправе рассказать, что и как произошло на самом деле. Как-то выведенный из себя ее настойчивостью, повторением глупой сплетни, впервые накричал на нее, и назвал ее дурой. А встреча с женой Тысячного и вовсе доконала его. И он понял, что должен спасаться от своей же неправды, любопытствующих взглядов, дурацких вопросов, должен бежать из этого города...

Но к чему он вспомнил об этом сейчас? Стоит ли по прошествии стольких лет ворошить былое, отболевшее только потому, что случай предоставил ему шанс, если не докопаться до истоков с его же помощью запутанной истории, то хотя бы понять, почему ему было велено молчать о тех ящиках?

10

Еще с полчаса Олег лежал на диване, взвешивая все "за" и "против" и уже стал склоняться к мысли, что ему есть о чем думать, чем заниматься сейчас и без этой давней, всеми забытой истории. Но затем, вопреки этой, казалось бы, вполне разумной мысли, сорвался с дивана, бросился к телефону, позвонил Винницкому.

- Марк Абрамович, вы не заняты? Пожалуйста, зайдите ко мне.

Не успел Винницкий переступить порог, как Олег уже задал первый вопрос:

- Октябрьский комплекс когда-либо был самостоятельным предприятием?

Загрузка...