Олег улыбнулся, но тут же подумал, что галстуки только предлог, чтобы задержаться в гостиной, начать какой-то важный для нее разговор, к которому она еще не знала как подступиться.
Девушка подошла к серванту и, смотрясь в его стекла, словно в доме не было зеркал, стала завязывать на себе первый галстук.
- Как я показалась вам в венском платье? - неожиданно выпалила она.
Вопрос был с каким-то подтекстом, который предлагалось угадать.
- Вы сказали, что платье от Кардена, - сделал выжидательный ход Олег.
- Но куплено оно в Вене. И не далее как месяц назад.
А это была уже целенаправленная информация, что не только опровергало объяснение Леонида, но и связывало суперплатье с поездкой Мельника и Закалюка в Австрию. Девушка недвусмысленно давала понять, что была одной из их спутниц. Информация была любопытна сама по себе, однако не следовало показывать заинтересованность в ней, и Олег сказал как можно равнодушнее.
- Полгода назад я видел подобное в одном из демонстрационных залов в Цюрихе. Моя швейцарская приятельница, довольно состоятельная женщина, сказала, что не может позволить себе купить его - слишком дорого.
- Сколько стоило то платье? - оглянулась через плечо Мирослава.
- Не меньше стоимости двух "мерседесов", - решился на пробный выпад Олег.
Девушка удивленно вскинула брови, но затем усмехнулась.
- А вы неплохо соображаете, Олег Николаевич.
Она немного помолчала, а затем выпалила на одном дыхании:
- Это платье преподнесенный, но еще не принятый мною подарок поклонника. Что скажете на это?
- Что вы шутите. Леонид Максимович сказал, что платье было пошито для Полины.
- Это он пошутил и довольно глупо! - фыркнула Мирослава. - Я выше Полины на десять сантиметров, так что декольте пришлось бы ей до аппендицита. К тому же, Леонид Максимович не покупает ей наряды заглазно.
- Платье куплено заглазно? - спросил Олег только для того, чтобы справиться с волнением, причин для которого было предостаточно.
- Представьте себе! Когда я с Закалюком и этим человеком - моим поклонником, была в Вене, в одном супермаркете мне приглянулось это платье, о чем я имела неосторожность сказать в его присутствии. Ни на что не намекала, просто так ляпнула, не подумав. Он промолчал, но недавно прислал его мне. Оказывается, он купил его еще тогда в Вене. И купил для меня. Ну, как вам мой поклонник?
Ее безудержная откровенность была неприятна Олегу, хотя он понимал, что это не пустое хвастовство. Оставалось лишь набраться терпения, чтобы понять, к чему ведет Мирослава. А вместе с тем, ему не хотелось думать, что она говорит правду, что ее можно купить, пусть за очень дорогое платье, но все же купить, и она считает это в порядке вещей.
- Слов нет! Очевидно, ваш поклонник один из ближневосточных шейхов, купающихся в нефтедолларах.
Сравнение было не случайным - он уже догадался, кого она имеет в виду. И Мирослава, подхватила это сравнение, не оставляя ему надежды на ошибку.
- Угадали: он почти шейх и правит неподалеку. В чем купается, не знаю, но каждое утро плавает в бассейне "Динамо". Брассом и кролем. На уровне второго разряда.
- Что из этого следует? - напрямик спросил Олег.
- Полина сказала, что на презентации вы должны встретиться с ним. Но я этого не хочу.
- Почему? - снова растерялся Олег.
Он ожидал чего угодно, только не этого.
- Наш губернатор не любит, когда ему переходят дорогу, и становится на дыбы. А когда это происходит, даже меня берет оторопь.
- Полагаете, он приревнует меня к вам?
- Не полагаю - знаю! Два месяца назад, я сделала большую глупость, поделившись с ним тем, что мне стало известно от Петренко, а также намерением встретиться с вами. Откровения Петренко не заинтересовали его, но вас он невзлюбил.
- Я не намерен добиваться его любви.
- Вы ничего от него не добьетесь, кроме выволочки! - негодующе топнула ногой девушка. - Неужели непонятно? Он настроен против вас.
- Кем?
- Мною! Я излишне восторгалась вами в его присутствии, еще не зная, что вы за тип. В результате вместо Киева я оказалась в Вене.
- Должен заметить, что у вас довольно своеобразная реакция на негодование вашего поклонника.
- Должен заметить! - передразнила Мирослава. - Поздно заметили то, что надо было заметить еще четыре года назад.
- Не понял?
- Тем хуже для вас! А то, что вы ухитрились за неполных два дня взбаламутить половину города, вам понятно? Понятно, что шейхи не прощают такое никому? В Багдаде должно быть все спокойно.
- Чем же я возмутил спокойствие вашего Багдада?
- Он еще спрашивает! Едва ступив на эту землю, вы обняли не того, кого следует; дали понять двум дуракам, что они дураки, не позволили списать на свой прием коньяки, шампанское, черную икру. Да, да и черную икру! А растлевающий сознание трудящихся видеофильм, что вы имели дерзость показать в конференц-зале? А ваши возмутительные умные ответы на идиотские вопросы?
- Слава, поверьте, сейчас мне не до шуток.
- А я не шучу. В нашем городе еще не привыкли к цивилизованным бизнесменам, а к тем из них, кто к тому же показывает свой норов и привыкать не собираются. Неужели не чувствуете свою чужеродность окружающей среде? Неужели не понимаете, что каждый ваш шаг, каждое слово берутся на заметку, да еще перевираются потом в курилках, забегаловках, супружеских и несупружеских постелях?
- Что же, по-вашему, я должен предпринять, чтобы соответствовать окружающей среде?
- Не сражаться с ветряными мельницами! В наше время это уже не смешно - глупо и опасно.
- Вас это очень волнует?
- Не очень, но волнует. В сквере вы сказали, что я небезразлична вам. Так вот, вы тоже небезразличны мне... в какой-то мере.
- Несмотря на мою чужеродность?
- Приберегите свое остроумие для более подходящего случая! Все гораздо серьезнее, чем вам это представляется. Я знаю о чем говорю добром для вас встреча с Мельником не кончится.
- На презентацию меня пригласила Полина.
- Презентация - еще не Мельник. Помаячьте там немного, чтобы не обидеть Полину, а потом напейтесь в буфете, или напоите меня. Будет предлог, чтобы испариться.
- Но этой встречи хочет Леонид Максимович.
- Леонид Максимович хочет только то, чего желают Геннадий Трофимович.
- А это как понимать?
- Так и понимайте!
И Олег понял: она не может сказать, что ей известно о роли Мельника в делах Закалюка и Матвеева, роли, которую он до сих пор недооценивал. Очевидно сосновский губернатор кровно заинтересован в тех махинациях, что исподволь вершатся вокруг распадающегося на глазах объединения. Можно предположить, что Мельник пригласил Закалюка, чтобы устроить тому выволочку за какие-то несогласованные с ним действия, а Леонид воспользовался случаем, чтобы подставить вице-президента компании "Скиф-Холдинг" и таким образом отвести удар от себя. Мирослава что-то знает, или, по меньшей мере, догадывается, но прямо об этом не говорит потому, что близка и к Закалюку, и к Мельнику. А вместе с тем, она симпатизирует ему - Олегу, и не хочет, чтобы он был унижен высокопоставленным самодуром.
Уже только за это он должен быть благодарен ей. Но желания Олега Савицкого и вице-президента компании "Скиф-Холдинг" в данном случае не совпадают: если последний не может уклониться от встречи с сосновским губернатором, то первый был бы рад повстречаться с Геннадием Мельником разве что в темном переулке и, разумеется, без свидетелей. Это при том, что он не тешит себя мыслью о благоприятном исходе беседы с главой областной администрации. Но он должен встретиться с Мельником, хотя бы для того, чтобы дать ему понять, что губернатор - не последняя инстанция в подлунном мире, и руководство компании найдет управу на сановника, берущего взятки "мерседесами". Шантаж? А это уж извините: как говорится, чья бы корова мычала...
Но Мирослава не примет эти "ума холодного рассуждения". Она руководствуется эмоциями, и только эмоциями, а ее несдержанность, острый язык в такой обстановке могут спровоцировать скандал, что было бы нежелательно. Выход один - снова поссориться.
Решения было не из лучших, но ничего другого Олег придумать не мог.
- Так что вы решили? - неторопливо спросила девушка.
- Обдумываю ваш совет.
- Думайте поскорее. А пока объясните вот что. Вы не любите Леонида Максимовича, я чувствую, а вместе с тем изображаете из себя его лучшего друга. Как это понять?
Если бы даже Олег не искал повода для ссоры, такая постановка вопроса в доме человека, о котором шла речь, возмутила бы его:
- Можно хотя бы на этот раз обойтись без провокаций, Мирослава Игоревна?
- Ах вот как вы заговорили! Нашли к чему придраться. Знакомый приемчик, - она повернулась к нему и он увидел в ее глазах сердитые искорки. - Только меня этим не собьешь. И вы ответите на мой вопрос, если хотите, чтобы я отвечала на ваши.
- У меня уже нет к вам вопросов.
Какой-то миг девушка сердито смотрела на него, но затем погасила негодующие огоньки, скорчила жеманную гримаску, выразительно повела бедрами.
- Никаких вопросов нет?
- Абсолютно никаких.
- Какого же лешего вы избрали меня своей дамой на сегодняшний вечер?! - закричала Мирослава, уже не сдерживая возмущения.
- Так решил Леонид Максимович, и мне было неловко перечить ему.
26
Он добился своего: Мирослава сорвала с себя и бросила на пол недовязанный галстук, выбежала из комнаты, а затем из квартиры, громко хлопнув дверью.
Обеспокоенные Полина и Леонид, который как оказалось уже вернулся, появились в гостиной одновременно. Не вдаваясь в подробности, Олег объяснил, что Мирослава неправильно поняла его, обиделась и убежала. И хотя это было не совсем так, он пытался убедить себя, что не слишком отступил от истины. Однако после того, как Леонид устремился за своей воспитанницей, Олег почувствовал себя не лучшим образом. Но тут же со вновь вспыхнувшей неприязнью подумал, что присутствие Мирославы на встрече с Мельником необходимо Леониду, чтобы смягчить недовольство губернатора, и Леонид в своем раболепстве перед всемогущим приятелем опустился до роли сводника.
Полина стала допытывать его, что произошло и чем он обидел ее воспитанницу.
- Она неправильно поняла меня. Я не хотел ее обидеть, - начал оправдываться Олег. - Не в моих правилах обижать женщин.
- Это уж положим! - вспыхнула Полина. - Что в твоих правилах и как ты можешь обидеть женщину, я хорошо знаю.
Она намекала на их последнюю и не самую радостную встречу в одной из ялтинских гостиниц три года назад, когда в их отношениях были расставлены уже все точки. Однако, видя что он нахмурился, порывисто схватила его руку.
- Извини, не то сказала! Я была тогда неправа. Но надеялась, что ты простишь меня, как прощал не раз.
- Не надо об этом, Полюшка.
Он назвал ее так, как называл когда-то, когда они были близки, когда любили друг друга. На глаза ее навернулись слезы, но она быстро справилась с волнением.
- Ты прав: мы стали другими и вспоминать о том, что было когда-то бессмысленно. Я убедила себя, что это был сон. Прекрасный, но все-таки сон. А ты понял это гораздо раньше. И не спорь! Но ради всего святого, не называй больше меня Полюшкой. Это будет ранить не только меня, но и ее.
- Кого? - не понял Олег.
- Славу. Она знает о нас все, я ничего не скрывала. Слава мне больше чем воспитанница, она мне друг. Я рассказала ей о тебе, наших отношениях так подробно, что вначале она была предубеждена против тебя. Но, стремясь развеять ее предубеждение, я переусердствовала, в какой-то момент упустив из виду, что она тоже женщина.
- В каком смысле? - растерялся Олег.
- В прямом, - скупо улыбнулась Полина. - У сестер, близких подруг так бывает: одна невольно заражает своим чувством другую. И когда поняла это, ужаснулась - что я наделала! Но сейчас уже не жалею. Слава немного взбалмошная, бывает несдержанной, резкой. Но это не более, как самозащита. Так сложилась ее жизнь, что в самом ранимом возрасте она оказалась незащищенной и должна была рассчитывать лишь на себя. Но она не озлобилась: колючесть у нее только внешняя. Она умеет быть благодарной, отзывчивой, ласковой. А руки у нее просто золотые, она все умеет. И детей любит.
- Ты что сватаешь ее мне? - разволновался Олег.
- Не вижу ничего ужасного в этом. Я знаю тебя, знаю ее и могу судить.
- Ничего не понимаю! Раньше ты никогда не говорила об этом, о ней.
- Потому и не говорила. Не говорила тебе, перестала говорить ей о тебе. Думала ее увлечение пройдет. Но недавно поняла - не прошло. Не скажу, что обрадовалась, но сейчас уже знаю, так угодно Богу. Пойми, я люблю Славу, без нее мне будет плохо. Но ей нужен не просто мужчина надежный друг. А потом ей необходимо, как можно скорее уехать из нашего города. Здесь ее угнетает все: могила отца, несчастная мать, глупые сплетни, грязные домогательства. Последнее время я стала бояться за нее.
- Что так?
- Не знаю. Вот уже второй месяц она ходит, как неприкаянная. Раньше делилась со мной всем, а с некоторых пор замкнулась, ушла в себя. Но я чувствую - что-то давит, гнетет ее. Недавно позвонил какой-то ужасный субъект, я подняла трубку, он принял меня за нее и наговорил, да что там наговорил - зарычал такое, что у меня волосы дыбом встали. Я не передала ей и половины из того, что он нарычал, чем угрожал, но то, что передала было достаточно - ее затрясло, как в лихорадке. Тогда я стала молить Бога, чтобы ты приехал. И он услышал меня...
Вернулся Леонид. На вопрос Полины, догнал ли он Мирославу, неопределенно проворчал.
- Твое воспитание! Двадцать второй год пошел, а ведет себя, как девчонка.
Олег старался убедить себя, что не мог поступить иначе: назревали события, от которых Мирославе с ее импульсивностью лучше держаться подальше, но все же чувствовал себя прескверно. Обрадовался, да так, что едва не подпрыгнул, когда вместе с Закалюком вышел к ожидавшей их "Волге" и возле машины увидел Мирославу.
Только сейчас позволил себе признаться, что влюблен в эту девушку. Еще вчера между ними стояли казалось бы непреодолимые преграды, но они потянулись друг к другу и преграды рухнули в одночасье, как карточный домик. Однако не следовало обольщаться: оставались еще Мельник и платье, от Кардена, Леонид и "мерседес", ее привязанности и увлечения, друзья и подруги, расстаться с которыми ей предстоит потому, что Полина права - ее воспитанницу надо увезти из этого города, а Мирослава может заупрямиться. Так что прыгать от радости преждевременно.
Предупреждая вопросы, Мирослава сказала, хмуря ровные, шелковистые брови:
- Мне дали понять, что я не более как обслуживающий персонал. Поэтому сяду рядом с водителем, как и положено обслуге. А вас, мадам и монсиньоры, прошу сюда.
Она демонстративно-предупредительно распахнула заднюю дверцу "Волги". Полина укоризненно покачала головой, Леонид погрозил ей пальцем, а Олег уже не смог сдержать улыбки, что расплылась едва ли не до ушей. Мирослава недоуменно посмотрела на него, а затем скорчила гримаску. Завершилась пантомима сердитым взглядом и показом языка.
Олег шагнул к ней, и прежде чем она успела воспротивиться, поцеловал ее руку.
- Я был неправ. Обещаю больше никогда не обижать вас, Слава.
Она растерянно захлопала ресницами, потом неопределенно повела плечами, сказала, стараясь придать своему голосу насмешливое звучание:
- Поживем - увидим, - но тут же зарделась, отвела глаза, пробормотала: - Не думайте, я не в том смысле. И вообще не смейте так думать обо мне.
И поспешила сесть в машину.
Настроение Олега улучшилось на целый порядок. Назревающие события уже не рисовались ему в мрачном свете.
Маневры и махинации упряжки Закалюк-Матвеев вряд ли связаны с событиями одиннадцатилетней давности. В той авантюре Леониду досталась роль рядового исполнителя и очень сомнительно, что спустя столько лет ему позволили пользоваться ее плодами. Его и Матвеева махинации объясняются тривиально: экономика, финансы страны трещат по всем швам, переход к рыночным отношениям пока что привел к базару, где правит беспредел. И если ты не принял правил новой игры, не сумел понять, что от тебя требуется, мечешься из стороны в сторону, не видя дальше кончика собственного носа и помышляя только о сиюминутной выгоде, тебя непременно подхватит грязный поток, в котором тщетно заботиться о чистоте своих воротничков. Но делать из этого трагедии не стоит: таких Закалюков сейчас тысячи, поэтому в общении с ними надо исходить из сложившихся реалий и не морализовать попусту.
Хуже, что Мельник домогается благосклонности Мирославы, чему она дала повод, но сейчас уже жалеет об этом и не знает, как избавиться от высокопоставленного ухажера. Хотя не исключено другое - она не хочет порывать со столь щедрым поклонником, но ей неловко перед Олегом, в чьих глазах старается не ронять себя. Впрочем, ее не всегда можно понять. Она и себя, верно, не всегда понимает - слишком сильны, трудно укротимы ее эмоции, что нередко хлещут через край. Но с этим ничего не поделаешь, к этому следует как-то приноровиться.
Надо надеяться, что у Мельника хватит ума не затрагивать эту тему в беседе с вице-президентом компании, даже если Мирослава не преувеличила значимости их отношений. Властолюбцы, как правило, не жертвуют своими деловыми интересами во имя любовных интрижек. А интересы Мельника в делах Закалюка и Матвеева немалые. Не зря так суетится, вибрирует к Леночке Закалюк накануне этой встречи, на которой придется ему держать ответ за какие-то погрешения перед всемогущим боссом... Стоп, Олег Николаевич! Кажется, приехали. А не Мельник ли тот человек, который по образному выражению Василя Брыкайло, правит упряжкой Закалюка и Матвеева? Губернатор - "крестный отец" мафии? А почему бы и нет? Добропорядочные чиновники не дарят своим пассиям платья от Кардена, не берут взятки "мерседесами", компроматами на них не торгуют отставные милицейские генералы, они не посещают облюбованные мафиозными структурами спортивные бассейны. Конечно, в задачу вице-президента холдинговой компании не входит изобличение "крестного отца" местного мафиозного клана - выражаясь словами Винницкого, это занятие не для любителя. Но выводы для себя сделать не мешает. И первый из них заключается в том, что теперь фигура Кошарного предстает уже не в столь зловещем свете. При всем тумане, напущенном вокруг него Сероштаном, Зульфией, Романом и отчасти Брыкайло, бывший сексот, очевидно, не более, чем бригадир рэкетиров или руководитель службы безопасности СП "Атлант", что в общем-то одно и то же. Следовательно, если Олег поладит с Мельником, то с его помощью можно будет припереть Кошарного к стенке...
До клуба добирались около получаса - центр города и магистральный Городокский проспект были запружены машинами, пробки образовались у каждого светофора. За всю дорогу не было произнесено ни слова, каждый думал о своем. Леонид курил, чему Олег подивился. За многие годы их знакомства он видел Леонида с сигаретой считанные разы, в основном после праздничных, дружеских застолий, когда за компанию балуются табачком и не курящие. А тут сигарета без видимой причины, да еще в до отказа заполненном салоне автомобиля. Полина недовольно морщилась, рукой отгоняла дым, украдкой косясь на сидящего по другую ее руку Олега - не замечает ли ее недовольство? Олег делал вид, что не замечает, смотрел в окно на разноцветие огней вечерних улиц, но думал о том, что Леонид и Полина никогда не считались друг с другом, а лишь заботились, чтобы их союз выглядел внешне пристойно.
Леонид не скупился на ее туалеты, дорогие украшения, а Полина безропотно устраивала приемы, банкеты для нужных Леониду и неприятных ей людей, мирилась со сплетнями, что о ней распространяли, огорчалась, но не протестовала, когда эти люди совращали ее воспитанницу. Зато без зазрения совести наставляла мужу рога, да и он, очевидно, не оставался у нее в долгу. Вряд ли они объяснялись по этому поводу: ни он, ни она не привыкли каяться, свои поступки всегда считали единственно правильными, не подлежащими критике, что не могло способствовать взаимопониманию, доверительности. Этим, должно быть, объясняется их отношение к Мирославе, которую они удерживают при себе не только потому, что привязались к ней, но главным образом потому, что ее присутствие заставляет сдерживаться, сглаживает острые углы, что все же лучше бесконечных ссор, мелочных разборок, непонятных и неприятных обид.
27
Клуб объединения подавлял своими размерами, обилием мрамора, хрустальных люстр, просторами вестибюлей, залов, невесть для чего предназначенных - в них терялись организованные Фондом выставки работ местных художников, ваятелей, резчиков по дереву, чеканщиков, а люди чувствовали себя неуютно. Приглашенная публика отличалась степенностью, возрастом более близким к пожилому, чем к среднему, строгостью костюмов, платьев, причесок у одних и умеренной экстравагантностью у других - в основном людей творческих профессий. Устроители угадывались по озабоченным лицам, нервозности - начало презентации непозволительно затягивалось.
Леонида и Полину окружила толпа взволнованных людей, которые заговорили разом, перебивая друг друга, а затем, подхватив под руки, увлекли их в разные стороны. Олег остался с Мирославой и в который раз подивился ее неузнаваемости: притихшая, казалось бы умиротворенная, она с неопределенной и как бы предназначенной всем улыбкой разглядывала зал, томящуюся в ожидании публику, снующих распорядителей, ни на ком не задерживая взгляда. Но вот обернулась к Олегу, улыбнулась мягче, и как-то очень просто, словно делала это не раз, взяла его под руку, сказала полувопросительно:
- Идемте, посмотрим работы вышивальщиц.
Они пересекли зал, затем вышли в коридор, который привел их еще в один зал. Мирослава то и дело здоровалась со знакомыми, обменивалась иными из них короткими репликами, но не останавливалась ни с кем, как бы подчеркивая, что занята своим кавалером, которого не может оставить ни на миг. Олег тоже встретил знакомых - полную даму в летах с легкомысленно взбитыми кудряшками крашенных волос, которая когда-то работала ответственным секретарем общества "Знание", и худосочную женщину с птичьим лицом - в прошлом, а может быть и в настоящем, директора этнографического музея. Обе дамы приветливо улыбнулись ему: толстуха во весь рот, а директриса только уголками губ. Олег любезно раскланялся с обеими.
На него и Мирославу обращали внимание все, их провожали любопытными взглядами, а кое-кто даже перешептывался им вслед. Мирослава, казалось, не замечала этих взглядов, полушепота и не спешила уйти с глаз любопытствующих. Олег подумал, что она демонстрирует себя в паре с ним в расчете то ли досадить кому-то, то ли заявить таким образом о своей независимости, праве на выбор.
- Не обращайте на них внимания, - словно угадав его мысли, сказала девушка. - Им скучно, а тут хоть какое-то развлечение. Пусть почешут языки на наш счет.
- Неужто мы производим предосудительное впечатление?
- Такое впечатление произвожу я. В приличном обществе должна быть, как минимум, одна неприличная особа, которая своим присутствием возвышала бы членов этого общества в собственных глазах. Величина, как известно, познается в сравнении.
- Считаете себя неприличной?
- Так считают они. Уже мой статус великовозрастной воспитанницы довольно молодых воспитателей вызывает многозначительные ухмылки. Еще недавно я танцевала в эстрадном ансамбле и не всегда в самых скромных нарядах, что также не требует комментариев. Не считаю зазорным появляться в общественных местах с мужчинами, о характере отношений с которыми можно думать что угодно. До середины сегодняшнего дня курила. Люблю и пью шампанское... Вы следите за ходом их мыслей?
- Так это их мысли? Разумеется, слежу, но не разделяю ни одну из них.
- Приятно слышать. Но не спешите с выводами, вы еще многого не знаете. Все, о чем я сказала, мне, возможно, простили бы - свобода нравов приживается и в нашем городе. Но вот то, что поступаю, как считаю нужным, а не так, как по их мнению следует поступать, не скрываю своих симпатий и антипатий, говорю и пишу, что думаю, с их точки зрения крайне неприлично, более того - непростительно.
Олег рассмеялся. Мирослава вопросительно посмотрела на него.
- Вы ведь тоже считаете, что я зарываюсь.
- Я был неправ. И сейчас могу сказать одно: я рад, что встретил вас. И поверьте, это не дежурный комплимент, я действительно рад, что встретил вас, Слава.
Хотел добавить, что их встреча была предопределена маленькой кудесницей, а значит - самой судьбой. Но Мирослава не дала ему такой возможности, поспешила переменить тему, стала расхваливать искусство мастериц-вышивальщиц. Она привела его в комнату, где были выставлены их работы, познакомила с двумя вышивальщицами, а затем со знанием предмета, стала объяснять символику узора, искусство выбора орнамента, цветов, их сочетаний. Олег старался слушать ее, но не воспринимал смысла сказанного: следил за движением ее губ, бровей, меняющихся оттенками цвета глаз от темно-синего до светло-голубого, и думал, что произошло невероятное: дочь капитана Тысячного, девочка, которая снилась ему не в лучших его снах, встречи с которой он опасался многие годы, по непостижимой прихоти судьбы вдруг за один день стала для него едва ли не самым дорогим человеком.
Два или три раза Мирослава встречалась с ним глазами, нерешительно улыбалась, но затем хмурилась, отводила взгляд. В какой-то миг Олег подумал, что он действительно многого еще не знает, но несмотря на это уже не отступится от этой девушки.
Мирослава обратила его внимание на один из экспонатов - искусно расшитую женскую блузу, сказала, что это работа одной из присутствующих здесь мастериц - пани Марты, а затем, понизив голос, добавила, что пани Марта - самобытный и увлеченный своим творчеством человек, трудилась над эти узором несколько месяцев, отказываясь от выгодных заказов на стереотипные поделки, и в результате оказалась в затруднительном материальном положении.
- Купите эту блузку своей швейцарской приятельнице. Она оценит ваш вкус. Две сотни долларов для вас небольшой расход, а Марту они здорово выручат.
- Блузка великолепна, спору нет. Но она будет велика Даниель. А вот вам, придется впору. Нравится?
- Очень!
- Купите. - Олег достал бумажник, отсчитал и протянул Мирославе деньги.
Девушка вспыхнула. - Вы не оригинальны, Олег Николаевич! Меня соблазняли и более дорогими подарками, но я, представьте, возвращала их. А те, что еще не успела вернуть - верну.
Она недвусмысленно намекала на платье от Кардена.
- Это не подарок, беспроцентный заем, - мигом сориентировался Олег. Вернете, когда сможете.
Мирослава недоверчиво посмотрела на него.
- А вы хитренький, ужасно хитренький. Не вышло с одной стороны, с другой подкатываетесь. Ну, да Бог с вами, давайте ваши баксы! Я не столько для себя, сколько для Марты. И не беспокойтесь, через месяц, от силы через два, верну. Как раз подвернулась одна халтура - написать репризу для цирковой программы. Обещают рассчитаться зелеными...
С пани Мартой договорились, что та пришлет Мирославе блузку после завершения выставки. Они вышли в коридор. На этот раз Мирослава не взяла Олега под руку, даже отстранилась, как бы подчеркивая, что происшедшее не сблизило их.
Но уже через полминуты спросила как бы невзначай:
- А какие подарки вы делаете своей Даниель?
- Возвращаю кредиты, в последний момент спасая ее банк от разорения.
- Она работник банка?
- Она президент и совладелица инвестиционного банка в Цюрихе.
- Ого! А у вас губа - не дура: иметь приятельницей банкиршу. Надеюсь, она не очень стара?
- Не очень. С ее старшим братом, Шарлем, я учился в лицее.
- И вы смеете говорить, что она не очень стара? Употребляете слово старость? На себя посмотрите!.. Минутку! Шарль? Это не тот, который погиб потом в Альпах? Полина рассказывала мне и даже показывала фотографию, на которой вы сняты с Шарлем, незадолго до этой трагедии. Вы тоже были с ним в горах, на вас обрушилась лавина. Шарль погиб, а вас спасли. Ничего не напутала?
- Все верно - спасли двоих: Даниель и меня. Но я отделался испугом, а у Даниель был сломан позвоночник. Она до сих пор носит металлический корсет.
- О, простите! Я не знала. Бедняжка. Когда-то я сломала ногу, думала останусь хромой. А тут позвоночник. Ужас! Она может передвигаться самостоятельно?
- Если не выпьет больше, чем следует.
- Как вам не стыдно говорить такое о женщине!
- Даниель - отличный парень и понимает шутки. Я непременно познакомлю вас, она часто бывает в Киеве. Вы понравитесь друг другу, у вас много общего.
- Представите меня как парня, который не понимает шуток?
- А это как вам будет угодно.
Мирослава перехватила его руку в предплечье и сжала с такой силой, что Олег подумал - на руке останутся синяки.
- Это чтобы вы не сомневались, что я могу быть парнем и наказывать тех, кто плохо говорит о женщинах. Что мне угодно еще не знаю, но скоро буду знать. А пока приглашаю на шампанское. С меня причитается!
Она завелась, и Олег ломал голову над тем, как бы поделикатнее утихомирить ее - стоимость шампанского в буфете была равна ее полумесячному заработку, а платить ему она не позволит.
Выручил Петя, который появился весьма кстати, преградил им дорогу. Мирославе бросил коротко: "Привет, журналистам!", а Олега потянул в сторону: "Дядя, на пару слов".
Отведя его к окну, Петя сообщил, что отец простудился и не сможет приехать в клуб, но велел передать свояку, что напряжение снято. Что подразумевал под этим Корзун-старший Петя не знает, ему велено передать то, что он передал. Олег готов был расцеловать племянника, но сдержался и только ласково взлохматил его кудри.
- Скажи отцу, что другого я не ожидал.
И хотя это было не так, Олег уже задним числом постарался убедить себя, что не допускал мысли, будто Роман может его предать.
Пользуясь случаем, пригласил Петю в буфет, сунул в его карман деньги, шепнул, чтобы племянник, как только они сядут за столик, заказал на всех кофе с ликером и пирожные. Указание Петя исполнил в точности, чем смутил Мирославу, она уже не настаивала на шампанском.
В буфете их отыскала Полина, пригласила в зрительный зал - было решено начать презентацию, не дожидаясь высокого начальства. Пропустив вперед молодых людей, она задержала Олега, спросила, не желает ли вице-президент компании "Скиф-Холдинг" пожертвовать Фонду региональной культуры, в порядке спонсорства сумму, приличествующую такой известной компании? Олег был готов к этому - деловых людей на презентацию просто так не приглашают - и передал Полине загодя выписанный чек на десять тысяч долларов - предельную сумму, которой он мог распорядиться без согласования с Шумским. Полина поблагодарила, но сдержанно, очевидно сумма пожертвования была меньше ожидаемой. Спрятав чек, она заторопилась по своим делам. Однако успела посоветовать Олегу быть снисходительней к Мирославе, которая по ряду причин пребывает сейчас в смятении чувств. Совет был лишним: Олег был далек от мысли осуждать воспитанницу Полины он понимал ее состояние, равно как и причины, повергшие ее в смятение.
Молодых людей он догнал в Большом зале, а у входа в зрительный зал им повстречалась Диана, которая перехватила Петю, при этом мило улыбнулась Олегу, а Мирославу наградила откровенно неприязненным взглядом.
- Видит во мне соперницу, - усмехнулась Мирослава. - Когда-то Петюня был безнадежно влюблен в меня, а она обнадежила его и уже не отпускает от себя ни на шаг.
- Вас это огорчает?
- Ужасно! - рассмеялась она. - Теперь Наталия Петровна лишена такого доказательства моей аморальности как совращение ее сына. Можно подумать, что эта телевышка в ничего не прикрывающем мини только в ладушки с Петюней играет.
Официальная часть презентации протекала вяло: устроители сетовали на бедственное положение библиотек, музеев, домов культуры, осторожно поругивали новую администрацию, урезавшую и без того мизерные ассигнования на нужды культуры; долго, чтобы никого не обидеть, перечисляли энтузиастов Фонда, взывали к щедрости руководителей коммерческих структур, благодарили уже раскошелившихся спонсоров. Присутствующих в зале спонсоров пригласили на сцену, вручили им букетики цветов, недорогие сувениры с символикой Фонда, наградили аплодисментами. Удостоился этой чести и Олег.
Один из спонсоров - неприметной внешности мужчина средних лет в темном, плохо отглаженном костюме, но безукоризненно белой рубашке и модном галстуке показался Олегу знакомым. Но только, когда Полина назвала его, вспомнил - нынешний председатель правления коммерческого банка "Восток-Запад" Герман Терлецкий. Лет двенадцать назад звался Герой, плохо играл в теннис, был студентом медицинского института и промышлял валютой, что попадало под действие статьи восьмидесятой Уголовного Кодекса Украины.
Решив, что их былое знакомство не оставило у Терлецкого приятных воспоминаний, Олег посчитал за лучшее не узнавать его. Однако Терлецкий думал иначе. По окончании официальной части, когда спонсоры покинули сцену и вслед за остальной публикой устремились в фойе и буфет, он пошел рядом с Олегом.
- Не делайте вид, что не узнаете меня, Олег. Это не в вашу пользу. Люди без памяти неполноценны. Уж поверьте мне, как психиатру.
- Вы еще и психиатр?
- Я еще и банкир, это вернее, - добродушно улыбнулся Терлецкий. Правда, уже второй год как оставил врачебную практику, но клиенты нашего банка не дают мне забыть медицинскую профессию.
- Много шизофреников?
- Нормальные люди в нашей стране коммерцией не занимаются.
- Но вы возглавляете коммерческий банк.
- И сумасшедшим домом кто-то должен руководить.
- Это выгодно?
- Это интересно. А когда интересно, жизнь воспринимаешь не в самом худшем свете. Но что привело в бизнес вас? Вы человек другого склада.
- Мне тоже интересно.
- В странное время мы живем, вы не находите?
- Мы жили в странное время.
- Возможно, вы правы. Знаете, Олег, я часто вспоминал наши беседы в следственном изоляторе. Помните, вы убеждали меня, что счастье не в деньгах?
- Что-то припоминаю.
- И сейчас так думаете?
- В основном.
- А я тогда не смеялся над вами только потому, что вы были мне симпатичны. Но потом понял: вы абсолютно правы. Да, я умею делать деньги, такой у меня талант, однако реализовать его в полной мере сумел лишь, когда принял ваш довод: нельзя терять самообладание, а тем более голову, при виде больших денег. - Он сделал паузу, бросил на собеседника быстрый взгляд, а затем добавил как бы невзначай, - и этим я отличаюсь от того, с кем вам предстоит встретиться сегодня.
- Откуда такая осведомленность? - удивился и одновременно насторожился Олег.
- Плохо информированный банкир - кандидат в банкроты. А слухами земля полнится. Говорят, вас пригласили сюда не только для того, чтобы облегчить ваш бумажник на десять штук зеленых.
- Очень любопытно. Так зачем меня пригласили сюда?
- Слух этого не уточняет. Но я могу предположить. Объект, на который ваша компания имеет не меньше прав, чем те, кто жаждет прикарманить его, оценен много ниже фактической стоимости. Кстати, вам не предлагали приличное вознаграждение за подписание рекламации о некачественности поставленного на этот объект оборудования?
- Мне предлагали подъемные, если я соглашусь занять пост директора некоего коммерческого предприятия.
- Ваше директорство длилось бы ровно столько, сколько времени потребовалось бы на подписание рекламации.
- Вы в этом уверены?
- Так же как в том, что когда-то меня звали Герой и я плохо играл в теннис.
- Кто за этим стоит?
- Вы должно быть помните, имен я не называю. Но предвижу, что как только ваша компания выйдет из игры, Дулибский филиал будет перепродан за очень большие деньги.
- Какое отношение к этому имеет тот, с кем я должен встретиться?
- Он в доле с оценщиками. Но они хотят надуть и его. Сумма, что перечислена вашей компании за оборудование, по бухгалтерскому учету уменьшена на один ноль.
- Смысл?
- Элементарный: занизить официальную стоимость объекта в целом, но продать его за настоящую цену. Разницу получить наличными.
- Я должен сказать об этом губернатору?
- На ваше усмотрение. Замечу только, что ему будет очень неприятно узнать об этом. Но оценщикам будет неприятней втройне.
- Имеете на них зуб?
- Я имел виды на филиал и меня обнадежили, но потом обманули. А я не люблю, когда мня обманывают.
У Олега не было причин не верить Терлецкому, и он решил спросить вездесущего банкира о том, что его интересовало не меньше Василя Брыкайло.
- Гера, у вас не вызывает никаких ассоциаций упоминание о торговом банке "Радебергер" в Вене?
Терлецкий с нескрываемым интересом посмотрел на него, а затем как-то странно улыбнулся.
- Вы хорошо подготовились к предстоящей встрече. Но в более широком плане не слишком обольщайтесь. То, что вы узрели, только вершина айсберга. Это все, что я могу сказать.
28
Расставшись с Терлецким, Олег пошел разыскивать Мирославу. Ни в фойе, ни в зрительном зале, где уже начался концерт, ее не было. Ощущая нарастающую неловкость - бросил даму на произвол судьбы - Олег заглянул в Большой и Малый залы, буфет, но и там Мирославы не оказалось. Спустился в вестибюль и облегченно вздохнул: она стояла у одной из колонн, разговаривала с Леонидом. Подходя к ним, Олег услышал, как Мирослава сказала с нескрываемым раздражением:
- Вы заверили меня, что он не приедет.
- Я сказал, что, возможно, не приедет, - возразил Леонид.
- Не помешаю? - вмешался Олег.
- Помешаешь, - сердито буркнул Леонид.
- Только не мне, - запротестовала Мирослава. - Олег Николаевич, вы согласны, чтобы ваша дама развлекала высокого гостя?
- Категорически возражаю!
- Олег, не вмешивайся в разговор, - рассердился Леонид.
- К нему меня пригласила Слава.
- И не только к разговору, - подхватила девушка, беря Олега под руку. - Вы не разучились драться, Олег Николаевич? Полина рассказывала, что когда-то вы здорово дрались.
- Слава, ну что за чушь ты несешь! - всплеснул руками Леонид.
- Олег Николавевич, вы не ответили на мой вопрос, - стояла на своем Мирослава.
- Кого бить? - улыбнулся Олег, стараясь обратить разговор в шутку.
- Когда понадобится, я скажу кого - не приняла шутку девушка.
Она хотела еще что-то добавить, но бросив взгляд в сторону входных дверей, отстранилась от Олега, вскинула голову, расправила плечи, словно готовясь к схватке. Олег проследил за ее взглядом. К ним направлялся рослый худощавый бородач лет тридцати в строгом, но не лишенном элегантности костюме. В петлице его пиджака красовался значок Союза журналистов. Но и без того Олег уже догадался, что это тот самый Вал, с которым Мирослава, если верить Пете, только и знает, что ссорится.
- А вот и передовой гонец, - с нескрываемой иронией сказала девушка. - Сейчас узнаем волнующие подробности о прибытии их светлости.
Бородач оставил без внимания ее выпад, пожал руку Леониду, доверительно сообщил:
- Геннадий Трофимович скоро будет. Поехал в аэропорт провожать киевлян. Оттуда - прямо сюда.
- Правительственное сообщение передано, - хмыкнула Мирослава. - Может теперь поздороваешься?
Бородач фамильярно потрепал ее по плечу.
- Привет, хвыленок! Ты, как всегда, неотразима. Это не комплимент факт, не требующий доказательств.
Мирослава не то, чтобы смутилась, но ироническая усмешка сошла с ее лица, да и тон изменился на более мягкий.
- Привет, Вал. И ты неплохо выглядишь сегодня. Бороду только постриги, а то уже на попа стал походить.
- Не груби, деточка, своему шефу, - не убирая руки с ее плеча, поглаживая его и одновременно испытывающе поглядывая на Олега, сказал бородач. - С понедельника поступаешь под мое чуткое, но требовательное руководство. Распоряжение уже подписано: Мирослава Тысячная - сотрудник пресс-службы областной администрации. Звучит?
- Звучит. Не руководи преждевременно, еще не понедельник, - снимая его руку с плеча, без особой обиды сказала Мирослава. И только затем, спохватившись, представила его Олегу: - Вольдемар Завгородний, пресс-секретарь областной администрации и мой наставник в журналистике.
Завгородний, не скрывая любопытства, уставился на Олега.
- А это, - Мирослава снова взяла Олега под руку, - мой жених, Олег Николаевич Савицкий, вице-президент компании "Скиф-Холдинг". Прошу любить и жаловать.
Ее заявление ошеломило всех. Олег не был исключением, хотя нечто подобное ожидал: мятежный дух, владевший Мирославой с начала вечера, должен был как-то излиться. Первым пришел в себя Завгородний, и хотя на его лбу выступили желтые пятна, сумел пересилить себя, протянул руку Олегу.
- Наслышан о вас, Олег Николаевич. В нашем городе вы почти легенда. И неудивительно, что местные красавицы всех возрастов влюбляются в вас наперебой. Поздравляю с удачным выбором. Ваша невеста прекрасна, и не вздумайте когда-либо усомниться в этом - прощения не будет. Восхищайтесь ею денно и нощно, но особенно по утрам, ей это льстит.
За подобные намеки бьют физиономию, но Олег усомнился в своем праве на это. Леонид растерялся - к числу местных красавиц, которые... и так далее, надо было отнести и его жену. Но посчитал благоразумным не акцентировать на этом внимания, ограничился замечанием общего порядка.
- Вольдемар, не забывайтесь!
А вот Мирослава, казалось, только этого ждала.
- Пусть поговорит, - небрежно усмехнулась она. - Его жаба душит, что не за него выхожу. Вот и делится утраченным опытом. Ничего другого ему не осталось. Давай, Вольдемарчик, поведай еще что-нибудь эдакое обо мне. И о себе в связи со мною. Все-таки два года встречались, есть что вспомнить. Расскажи как спаивал, заводил до упора, как и в каком виде демонстрировал меня на потеху пьяным мужикам, и как однажды, испугавшись поддатых недорослей, убежал, оставив меня среди ночи на их усмотрение. И обязательно расскажи, как отступился от своей подружки за предоставленную тебе высокую должность. Что молчишь? Рассказывай, я разрешаю.
Пятна на лбу Завгороднего стали оранжевыми - он не ожидал такого отпора, но постарался сохранить самообладание.
- Леонид Максимович, вы не так поняли меня.
- Перед Леонидом Максимовичем извиняется! - фыркнула Мирослава. Обмазал дегтем женщину, а извиняется перед приятелем начальника. Рыцарь конца двадцатого века!
- Что ты выдумала, хвыленок, - стал сдавать Завгородний. - Я не то имел ввиду.
- А я-то! - заорала Мирослава. - Размечтался стать моим шефом, руками-водителем. Забудь об этом! И тому, кто распоряжение подписал, то же самое передай.
Неизвестно, чем окончилась бы их перепалка, если бы не Полина, которая поспешила на шум голосов. Быстро оценив обстановку, она обворожительно улыбнулась Завгороднему.
- Вал, вы мне нужны, как воздух. Славочка, ты тоже. Есть великолепный, просто потрясающий материал для прессы. Олег, извини, я ненадолго отвлеку твою даму.
Леонид облегченно вздохнул, когда Полина увела журналистов.
- Славу будто подменили. Не пойму, что с ней происходит, - не то оправдывая, не то осуждая свою воспитанницу, сказал он.
- Завгородний вел себя по-хамски, - заметил Олег.
- У него были на то причины.
- Что ты имеешь в виду?
- То, что она представила тебя своим женихом. Дурацкая шутка!
- Это была не шутка, - возразил Олег, хотя не был уверен, что свое заявление Мирослава сделала всерьез.
У Закалюка отвисла челюсть, ему понадобилось не меньше минуты, чтобы совладать с собой.
- Понимаешь, что говоришь?
- Я еще не пьян.
- Удивительно, - пробормотал Леонид. - Как и когда вы успели? Утром познакомились, днем поссорились, вечером поругались, а сейчас уже под венец.
- Находишь это безнравственным?
- При чем тут безнравственность? Соображать хоть что-то надо - тебе уже не семнадцать лет! Она дурью мается, а ты все за чистую монету принимаешь. Думаешь Завгородний случайно нахамил ей? Она ему два года голову морочила: то сходилась, то расходилась с ним. А недавно за Геннадия принялась, - даром, что он ей в отцы годится. Влюбила в себя так, что он с женой разводиться собрался. И вот пожалуйста - новый фортель. Вертихвостка!
- А тебе не кажется, что ты порочишь ее не меньше Завгороднего?
- Она сама себя порочит! Вообразила себя неотразимой женщиной и считает, что все мужчины от пионера до пенсионера должны быть у ее ног. Тебя устраивает такая перспектива?
- Я сам это решу. Не пойму только, почему это не устраивает тебя?
- Меня? - снова растерялся Леонид. - Она мне не чужая.
- Она взрослый человек.
- Я бы этого не сказал... Впрочем, дело - ваше. Об одном только прошу: если Геннадий начнет оказывать ей знаки внимания, не возникай. - Он замялся, а затем сказал, как бы оправдываясь. - Я не думал, что у тебя с ней так получится. Ты не предупредил.
- Считай, что уже предупредил. И в моем присутствии Мельник не будет ухаживать за Мирославой. Так что, во избежание скандала в благородном собрании, интимную обстановку организовывай без нее или без меня.
- Нет, нет, - заволновался Леонид. - Это не соизмеримо! Ты обязательно должен встретиться с Геннадием.
- Зачем?
- Мы уже говорили об этом. Кто-то настроил его против акционирования, дело это для нас новое и он хочет знать твое мнение. Но, возможно, его заинтересуют расчеты по филиалу. Если разговор зайдет об этом, убедительная просьба: подтверди, что компания не имеет претензий к нам.
- Но это не так.
- Олег, мы обо всем договорились: причитающиеся вам неустойки будут учтены при акционировании. В общем, если он спросит, скажи, что по филиалу я рассчитался полностью. Цифры не называй.
- Почему?
- Есть один нюанс, в который я не хочу его посвящать.
- И меня не хочешь посвящать?
- Это ни в коей мере не затрагивает интересы компании. Стаськой клянусь!
Леонид расстегивал и тут же застегивал пуговицу пиджака, что выдавало крайнюю степень взволнованности. Олег с трудом сдержал негодование. То, о чем говорил Терлецкий, подтверждалось со всей очевидностью: Закалюк запутался в своих махинациях и уже не знает как выкрутиться. Он унижался перед тем, кого сам когда-то унижал, превосходство над кем всегда подчеркивал, но сейчас вряд ли отдавал себе в этом отчет. Им владела одна мысль, одно желание - выкрутиться любой ценой.
И гнев уступил место жалости: Олегу стало жалко этого человека, который всегда отличался выдержкой, целеустремленностью, но предпочитал идти за лидером, тем самым снимая с себя ответственность за выбор направления. Но на этот раз Леня Закалюк что-то не учел, а быть может зарвался и сейчас не знает, что предпринять. Олег не желал ему зла еще и потому, что оно непременно ударило бы рикошетом по двум далеко не безразличным ему женщинам.
Он ничего не обещал, но ободряюще похлопал Леонида по плечу, как-то так само собой получилось...
Мельник прибыл в половине одиннадцатого. Это был крепкий жилистый мужчина лет сорока пяти с резкими чертами волевого лица, тщательно зачесанной шевелюрой черных с эффектной проседью волос. Прямая осанка, уверенная пружинистая походка свидетельствовали, что сосновский губернатор не пренебрегает спортом, или, по меньшей мере, ежедневной физзарядкой. Олег даже нашел в нем сходство с Жаном Марэ.
Мельника сопровождали трое мужчин: в таких же строгих, как у шефа, костюмах, и женщина в очках и претенциозном платье с кружевным жабо. Это платье, прическа от парикмахера и сладкая улыбочка, с которой сановная дама то и дело обращалась к губернатору, делали ее почти карикатурной, тем не менее, Олег сразу узнал Катьку Ткачук.
Высокое начальство встретили у входа устроители презентации и Закалюк, который бесцеремонно отстранил от главы областной администрации советницу в кружевном жабо, пошел с ним рядом, подобно Катьке подобострастно улыбаясь и что-то оживленно говоря.
Еще продолжался концерт, но высокого гостя и его свиту повели не в зрительный - в Большой зал, наскоро познакомили с выставленными там экспонатами, двумя художниками и одним резчиком по дереву, а затем пригласили на третий этаж, где уже были накрыты банкетные столы.
Однако Мельник - надо отдать ему должное - не устремился к столам с обильной закуской, выпивкой, а остановился в холле с одним из сопредседателей Фонда - благообразным стариком в чопорном смокинге, угостил его сигаретой, закурил сам. Примеру губернатора тотчас последовали сопровождающие его мужчины, а вот женщины - Полина и Катька - были озадачены непредусмотренной остановкой. Мельник отмахнулся от обеих, мужчины свиты не проявили интереса к ним, и дамам от культуры не оставалось ничего другого, как подойти к висевшей в холле единственной картине, сделать вид, что заинтересовались ею.
Олег оказался в холле третьего этажа не по своей воле, его пригласил Леонид, чтобы представить Мельнику, но пока это не удавалось. Олег не без интереса наблюдал за сановными дамами, которые с трудом переносили друг друга, но изо всех сил старались показать, что это не так. Особенно усердствовала в этом Катька, прямо-таки излучавшая на Полину свою доброжелательность. Несколько раз она исподволь бросала выжидательные взгляды на старого знакомого, но Олег старался не замечать их - вступать даже в мимолетный контакт с этой сплетницей и дурой он не хотел.
Леонид куда-то исчез, Мельник увлекся беседой со стариком в смокинге, свита губернатора игнорировала вице-президента компании, и Олег чувствовал себя не в своей тарелке.
К нему подошел Завгородний, спросил не видел ли он Мирославу.
- Я хотел спросить вас о том же, - удивился его вопросу Олег.
- Мы были за кулисами, брали интервью у руководителя детского хора, а потом Слава ушла. Я подумал, что к вам, но спустя некоторое время заглянул в буфет и увидел ее там в обществе племянника Полины Петровны. Кажется, его Петей зовут.
- Вот как! - только и нашел что сказать Олег.
- Он - не соперник вам. Не говоря уже о прочем, с ними была юная великанша, которая контролировала каждое Петино движение. Молодые люди пили шампанское - напиток, выдам секрет, противопоказанный Славе: после второго бокала она теряет самоконтроль и начинает искать приключения. Я подсел к ним с единственной целью удержать ее на достигнутом. Но мне было отказано в их компании.
Это было странно. Мирослава и Диана явно не симпатизировали друг другу. А потом, какой был смысл тратиться на дорогое шампанское, когда предстоял банкет с дармовой выпивкой?
- Быть и поступать как все, не в Славиных правилах, - усмехнулся Завгородний. - Что касается неразумных трат, то она охотно позволяет это делать своим поклонникам. Неподалеку сидел ее давнишний знакомый, который, как я понял, выставил им шампанское и готов был выставить еще столько, чтобы Славу потянуло на приключения, в ходе которых она уже не взирает на лица.
- Вал, уходите, - чувствуя как кисти рук сами сжимаются в кулаки, сквозь зубы процедил Олег. - Иначе я набью вам морду.
Завгородний ответил недоуменно-испуганным взглядом и поспешил ретироваться.
Окончился концерт. Публику пригласили в банкетный зал. Никто не отказался, и вскоре к столам с выпивкой, закусками уже трудно было подступиться. За центральным, оберегаемым официантами столом, появились Мельник, Закалюк, старик в смокинге, Полина, Катька. Официанты наполнили их бокалы, и Мельник обратился к устроителям и гостям с вполне терпимым как по продолжительности, так и по содержанию тостом-приветствием. У него был хорошо поставленный голос, скупые отрепетированные жесты, рассчитанные движения. Однако Олег уже не находил в нем сходства с известным киноактером - сосновский губернатор не отличался особым изяществом: он был излишне медлителен, чересчур самоуверен, слишком категоричен.
- Ему бы еще усы и трубку - вылитый отец народов, - вполголоса съязвил кто-то за спиной Олега.
Олег нашел замечание верным лишь отчасти: при всей кажущейся самоуверенности, губернатор держался скованно. А когда стоящая рядом советница в кружевном жабо что-то шепнула ему и затем кивком показала в сторону вице-президента компании "Скиф-Холдинг", глаза Мельника беспокойно забегали по лицам гостей. Олег догадался, что Катька нашептала своему шефу что-то о нем и вряд ли это нечто было хвалебным, но встретившись глазами с губернатором, невольно поежился - такого недоброго взгляда он давно не встречал. Правда, Мельник тут же отвел глаза, но хорошего это не предвещало, и Олег подумал, что Мирослава не преувеличила, когда сказала, что Мельник настроен против него. А еще подумал, что люди с необузданными страстями, оказавшись у власти, переносят личную неприязнь на деловые отношения, зачастую не думая о последствиях. Но такое объяснение показалось ему неполным. Возможно потому, что Мельник слишком быстро отвел взгляд, словно чего-то испугался и поспешил обратиться к Полине, подчеркнуто доброжелательно улыбнулся ей. Он старался сгладить впечатление от своей нервозности, которую вряд ли кто заметил, кроме Олега.
И вдруг Олега, словно ударило током: он готов был поклясться, что когда-то уже встречал этот недобрый, быстро ускользающий взгляд, но где и когда - вспомнить не мог...
Его отыскала пани Марта, сказала, что Мирослава уехала домой и просила передать пану Олегу, чтобы он не беспокоился и не сердился: она уехала потому, что плохо себя почувствовала, однако не настолько, чтобы не подойти к телефону, если он позвонит ей.
Позвонить Мирославе Олег не успел - Леонид пригласил его на беседу с Мельником.
В небольшой уютной комнате, неподалеку от банкетного зала, был накрыт стол на четверых. Олег решил, что четвертый прибор предназначен Полине, которая взяла на себя роль хозяйки, тем самым как бы подчеркивая интимный характер ужина. Однако за стол не села, сославшись на необходимость вернуться в банкетный зал к гостям. В ее присутствии Мельник был любезен, галантен, называл ее Полиночкой, но держался достаточно сдержанно. После того как она ушла, он не сразу изменил тон и даже предложил Олегу выпить за знакомство.
Они выпили, и Мельник стал рассказывать о положении в области, трудностях, с которыми сталкивается руководимая им администрация, катастрофическом состоянии местного бюджета, низком профессиональном уровне новой поросли чиновников. Говорил складно, толково, но Олег понял, что это дежурная тема, об этом он говорит везде и всем. Леонид пытался перевести разговор в деловое русло, но Мельник оставлял без внимания его попытки. После третьей рюмки, Мельник спросил, почему дамы игнорируют их общество, при этом уточнил, что имеет в виду не Полину, чьи заботы ему понятны. Леонид виновато развел руками, сказал, что в помощь Полине должна подоспеть Мирослава, но она куда-то запропастилась.
- Она плохо себя почувствовала и уехала домой, - счел нужным объяснить Олег.
- Очередной каприз, - возразил Леонид.
- Капризы - не то качество, которым должна обладать сотрудница моей пресс-службы, - строго посмотрел на него Мельник. - Мы уже говорили об этом, когда ты просил о ее трудоустройстве. Я сдержал свое слово распоряжение о ее назначении подписано, держи и ты свое. Она мне нужна. Поезжай и привези ее. И чтобы никаких капризов!
Он в упор смотрел на Закалюка. Но Олег понимал, что все, о чем говорит Мельник, предназначается ему - Олегу Савицкому, осмелившемуся перейти дорогу всемогущему губернатору.
Леонид не посчитал для себя унизительным такое поручение, сказал, что постарается отыскать и привезти свою воспитанницу. С тем и удалился.
И вдруг Олег подумал, что все это не более, как спектакль, в котором ему отведена роль то ли простака, то ли мальчика для битья - какая именно, режиссер-постановщик еще не решил, оставив простор для импровизации.
Мельник самодовольно усмехнулся, а затем, уже не скрывая неприязни, посмотрел на Олега в упор. Теперь, когда его глаза не бегали, смотрели пристально, Олег вспомнил, где и когда встречал этого человека, хотя видел его только однажды, да и то мельком. Но все, что было связано с той злополучной встречей, врезалось в память навсегда. И, очевидно, дело не только во взгляде и даже не в том, что ему стало известно об этом человеке от Атаманчука, Сероштана, Мирославы, Терлецкого, но и в самой логике событий, что только поначалу казались разрозненными, разделенными во времени, а вот сейчас состыковались, обнаружив взаимосвязь, предопределенность. Открытие не ошеломило Олега, подсознательно он был готов к этому. И все-таки ему понадобилось несколько минут, чтобы справиться с волнением, собраться с мыслями.
29
Мельник воспринял это молчание, как замешательство, посчитал себя хозяином положения и не стал дальше ломать комедию.
Категорично и резко он изложил свою позицию по всем интересующим его вопросам:
Компания "Скиф-Холдинг" пытается прибрать к своим рукам государственное объединение "Транзистор", чего он - Мельник - не допустит. Самое большее, на что могут рассчитывать руководители компании - десять процентов акций, да и то при условии бесперебойной поставки Головному предприятию комплектующих изделий;
следствием своекорыстных действий компании явилась остановка Дулибского филиала, которому поставлено морально устаревшее и некачественное оборудование, что будет предметом разбирательства прокуратуры;
действиям вице-президента компании по дезинформации трудового коллектива объединения и сбору компромата на ничем не запятнавших себя людей, также будет дана надлежащая оценка.
- И, наконец, частный совет, - Мельник выдержал эффектную паузу, вытащил из пачки сигарету, неторопливо закурил. - Оставьте в покое девушку, к гибели отца которой вы имели отношение. То обстоятельство, что не ваша пуля оборвала его жизнь, существа не меняет, вы были с теми, кто убил его. Слава - человек настроения и то, что она простила сегодня, завтра будет поставлено вам в укор. Я не затронул бы эту тему, если бы речь шла о мимолетном флирте, но мне сказали, что у вас серьезные намерения. Так вот, подумайте трезво: можно ли связывать свою жизнь с женщиной, чей характер никак не назовешь ангельским и перед которой вы всегда будете чувствовать себя виноватым?
Причины, побудившие его заговорить об этом, были предельно ясны. Да и в логике ему нельзя было отказать. Олег подивился другому - обосновывая свои доводы, Мельник затронул небезопасную для себя тему, то ли полагая себя непричастным в давней трагедии, то ли уверенный, что бывший следователь не признает в сосновском губернаторе "водителя из Центра".
Олег взял свою рюмку, стал разглядывать на свет.
- Это не хрусталь. Хорошее стекло, но не хрусталь.
Мельник недоуменно посмотрел на него.
- Вы все поняли, Олег Николаевич?
- За исключением одного, - ставя рюмку на прежнее место, неторопливо, как бы раздумывая, произнес Олег. - Вы требуете, чтобы я отступился от девушки, которую полюбил, только потому, что когда-то по нелепой случайности оказался причастным к очень непростой гибели ее отца. Но в этом смысле мы с вами находимся в равном положении. Однако себе такое требование вы почему-то не предъявляете.
Мельник грозно сверкнул очами.
- Вы понимаете, что говорите, Савицкий?
- В полной мере. И пытаюсь понять вас, Геннадий Трофимович. Вы, должно быть, очень смелый человек, если пожелали встретиться со мной, да еще в памятный нам обоим день. Не думаю, что вы забыли этот день, а точнее - поздний вечер семнадцатого сентября восемьдесят первого года на четырнадцатом километре Городокского шоссе.
Лицо Мельника потемнело, словно на него упала густая тень.
- Вы меня с кем-то путаете!
- Нет, Геннадий Трофимович, не путаю. Если бы даже не узнал вас, то вычислил бы. Водитель из Центра не мог быть рядовым шофером - слишком серьезная и, скажем прямо, опасная миссия была возложена на него. Он должен был иметь неафишируемый, но известный узкому кругу лиц достаточно высокий чин, надежное прикрытие, отлаженные контакты с доверенными людьми на местах, опыт пересечения границ, не говоря уже о знании иностранных языков. Все это к восемьдесят первому году у вас было. В прошлом комсомольский вожак Политеха, вы, безусловно, входили в соответствующую номенклатуру, были проверены, как говорится, до селезенки, имели всевозможные допуски; ваше знание иностранных языков и диплом инженера-механика и сейчас при вас; в то время вы работали в представительстве "Союзтрансавто" в Вене и не раз пересекали границы. Нелишне отметить, что вы превосходно ориентировались в Сосновске и его окрестностях, а доверенное лицо на Сорок седьмом заводе - инженер Закалюк был вашим сподвижником еще по комсомольской работе.
Мельник был поражен, но быстро совладал собой и попытался разыграть сцену негодования.
- Это ваши доводы! Инсинуации!
- Я юрист и отвечаю за свои слова, решил не отступать Олег. Но в какой-то миг подумал, что губернатор уже распалил себя и сейчас вызовет охрану, которая в лучшем случае вышвырнет вице-президента компании из клуба.
- Но в мои намерения не входит сбор компромата на вас, - ослабил напор Олег, - то, о чем я сказал, не более как довод в споре. Если бы я хотел скомпрометировать вас, то не раскрывал бы всех карт, а вашим доброжелателям посоветовал бы отыскать в архивах печально памятного ведомства досье на водителя из Центра и одновременно поднять прекращенное три года назад уголовное дело о спекуляциях автомобилями иностранных марок.
У Мельника задергалась щека.
- Шантажируете?
- Не я начал этот разговор.
Мельник встал, взволнованно заходил по комнате.
- А если бы не этот разговор, узнали бы меня?
- Не было бы необходимости узнавать.
Олег поймал себя на том, что стремясь снизить накал разговора, слишком далеко отступил и постарался укрепить свои позиции.
- Но поскольку этот разговор все-таки начат, хочу спросить, вы должны знать. Кто приказал капитану Тысячному сопровождать вас до границы? Первоначально намечалось дать вам в сопровождающие другого офицера, но в последний момент его заменили Тысячным. Не так ли?
Мельник ответил не сразу, но затем буркнул, не глядя на Олега.
- Тысячный не был моим подчиненным. Мне его представили незадолго до отправления транспорта.
- Кто представил? Не хотите называть этого человека? В таком случае поступим так: я назову фамилию, только одну и, если ошибусь, вы скажете, что я ошибся... Кошарный.
Мельник не возразил, только неопределенно хмыкнул. Немного погодя, придвинул свой стул ближе к Олегу, сел, наполнил коньяком обе рюмки.
- Интересный вы человек, Олег Николаевич. Признаться, представлял вас другим - эдаким баловнем судьбы и женщин. А вы оказывается, и боец опытный... Ваше последнее воинское звание?
- Капитан воздушно-десантных войск.
- Голубые береты... Афган... Да, мне говорили. А я до подполковника дослужился. И, хотя форму не носил, штаны в кабинетах не просиживал и порох нюхал не только на Городокском шоссе... Поговорим как офицеры начистоту?
- Поговорим.
- Но сначала выпьем еще по одной.
- Выпьем, - согласился Олег.
Они выпили, и Мельник снова закурил.
- Я и Тысячный выполняли один и тот же приказ, но в разных его частях, что формировались разными начальниками в зависимости от их умственных способностей.
- Это о Кошарном?
- О нем тоже. Но беда была не только и не столько в Кошарном. В первозданном виде этот приказ исходил с самого верха, но дробился затем на отдельные задания, исходя из принципа: лучше пере..., чем недо... Понимаете, о чем я?
- Догадываюсь. Призрак коммунизма, что бродил в те годы по Европам, нуждался в материальной подпитке, каковая осуществлялась из страны развитого социализма по нелегальным каналам.
Мельник коротко хохотнул, но затем покачал головой.
- Это вывод вице-президента холдинговой компании, а милицейский лейтенант Савицкий, согласитесь, не смел и подумать об этом. Не мог себе позволить такого вольнодумства и подполковник Мельник.
- Вы считаете это нормальным?
- То, что я считаю сейчас, значения не имеет. Во внимание надо принимать только то, что я считал тогда. Офицер, как и солдат, не вправе обсуждать приказ, философствовать на тему плох он или хорош. Иначе это уже не офицер и не солдат, а дерьмо.
Сравнение покоробило Олега. Но тут же подумал, что когда-то сам рассуждал так. Не столь цинично, но в общем-то так. А вот Игорь Тысячный, очевидно, думал иначе...
Мельник облокотился о стол и так сидел некоторое время, сплетя пальцы и глядя прямо перед собой.
- Вы верите в судьбу? - неожиданно спросил он.
- Начинаю верить.
- А я не верил и наказан за это. Уже тем наказан, что она снова свела нас на узкой дорожке.
- Но здесь нет самосвала, - улыбнулся Олег.
Но Мельник не принял шутку.
- Странно, что не заметили. Хотя должно быть ваша интеллигентность не позволяет сравнивать женщину с самосвалом. А я позволю, и потому, что не претендую на высокую интеллигентность, и потому, что знаю, о ком говорю.
- А чтобы я воочию убедился в этом, вы послали за Мирославой? нахмурился Олег.
- Не угадали. Я дал Леониду невыполнимое задание - он не уговорит Славу вернуться. Когда она заводится, на нее не действуют никакие уговоры. А то, что она завелась, мне известно. Но я предвидел, что разговор с вами будет не из легких и счел за лучшее отослать Леонида. А заговорил об этом потому, что, не буду скрывать, люблю Славу. Это не мимолетное увлечение. Такую женщину я ждал всю жизнь, не подозревая, что она рядом. Когда же случай открыл мне глаза, я сделал много глупостей с точки зрения здравого смысла, чтобы она снизошла ко мне. И я не уступлю ее вам, Савицкий.
- Она - не вещь, чтобы уступать или не уступать ее, - спокойно, сам удивляясь своему спокойствию, возразил Олег. - Пусть сама решает, как ей быть.
- Думал скажете: чего суешься к девушке со своей любовью, старый хрыч?
- Вы не намного старше меня.
- К сожалению, намного, скоро пятьдесят... Это правда, что вы сделали ей предложение?
- Еще не сделал, но непременно сделаю.
- И в этом ваше преимущество.
- Мне сказали, что вы разводитесь с женой.
- Вас ввели в заблуждение. Но это ничего не меняет. Я люблю Славу и надеюсь, что она, взвесив все, не оставит меня своим расположением. Если, конечно, вы не потащите ее в ЗАГС.
- Считаете, что только этим я смогу склонить чашу весов в свою пользу?
- Отвечу ее любимой фразой: не считаю - знаю. Полина Петровна сумела внушить Славе, что она созрела для замужества и лучшего мужа, чем вы, ей не сыскать. Но я сомневаюсь и в том, и в другом. Слава относится к тем женщинам, которые, осознав свое естество, должны, грубо говоря, перебеситься, а у нее этот этап еще не прошел. Что же до мнения Полины Петровны о вас, то оно слишком субъективно.
Олег почувствовал, что краснеет - намек на его былые отношения с Полиной был слишком прозрачен.
- Вы - человек не робкого десятка, в чем я имел возможность убедиться - продолжал Мельник. - Но то ли в силу своего воспитания, то ли характера вы чересчур деликатны с женщинами. А это не тот случай, когда требуется деликатность. Славу надо еще укрощать и укрощать, что вам не удастся. К тому же она способный журналист, в чем видит свое призвание. Здесь ей открыты все двери, а в Киеве она не реализует себя. Киев есть Киев, и ваши возможности помочь ей там, как мне представляется, невелики. Подумайте и об этом. Сейчас вы увлечены друг другом, но увлечение - категория преходящая и ломать себе жизнь из-за этого, не очень-то серьезного чувства, неразумно.
Олег не нашел, что возразить.
- Дайте ей поостыть, - очевидно почувствовав, что его доводы не оставлены без внимания, усилил нажим Мельник. - Слава достаточно рассудительна, чтобы в спокойной обстановке обдумать и взвесить все. Вот и представьте ей такую возможность. Завтра первым же утренним рейсом возвращайтесь в Киев. Билет на самолет вам будет заказан. С Закалюком, как он мне доложил, вы договорились обо всем, следовательно, у вас нет необходимости задерживаться здесь. Не звоните и не пишите ей. Через месяц она сама вам позвонит или напишет при любом исходе. Это я гарантирую. Вы сами сказали, что доверяете ее выбору.
Логика у него была железная, а предложение казалось честным. Но Олег усомнился в его искренности: на себя Мельник не брал никаких обязательств. И вряд ли он оставит Мирославу в покое: он знает ее много лучше - знает как укротить и как ублажить ее. Достаточно вспомнить вояж в Австрию и платье от Кардена, не говоря уже о заманчивом для молодой журналистки месте в пресс-службе областной администрации. И это не предел возможностей сосновского губернатора, что Мирослава безусловно учитывает.
Мысль была горькой, но здравой и Олег сказал то, что лучше было бы не говорить:
- Надо ли понимать, что принимая ваше условие, я могу быть спокоен за свою договоренность с Закалюком?
Хотел уязвить Мельника, но тут же сообразил, что унизил себя. Хорошо, что Мельник не понял ни того, ни другого и согласно кивнул.
- И за свою безопасность, - уточнил он. - Не примите это как угрозу, я не сторонник устрашений. Но должен заметить, что вы обладаете поразительной способностью наживать себе врагов даже там, где вполне можно обойтись без них. Я уже не говорю о Буте и Завгороднем, хотя с газетчиками в наше время лучше не задираться. Шестопал - не велика фигура, но подлости ему не занимать, а сейчас он готов утопить вас в ложке воды. Но, как говорит Слава, это еще не смертельно. Хуже, что вы потревожили человека, которого даже я укрощаю с трудом.
- Он поделился с вами своей тревогой?
- Ирония в данном случае неуместна: Кошарный - злопамятный человек.
- Я тоже не страдаю забывчивостью.
- Какие у вас претензии к нему?
Вопрос был задан, казалось бы, без особого интереса, но именно поэтому Олег почувствовал, что его ответ не безразличен Мельнику.
- Он был одним из главных виновников гибели Игоря Тысячного.
- Он был таким же исполнителем, как и другие участники этой акции.
- Он был слишком рьяным исполнителем. И вы это знаете не хуже меня.
- Что вам надо от него?
- Чтобы он дал показания, а еще лучше рассказал журналистам об истинных причинах трагедии на Городокском шоссе.
Олег не кривил душой, и хотя эта мысль пришла ему в голову только сейчас, ее нельзя было назвать необдуманной. Другое дело, что фигура Кошарного интересовала его не только в связи с давней историей, но признаваться в этом Мельнику было бы опрометчиво.
- Дураком его считаете?
- Не посчитаю, если он поймет, что лучше об этом рассказать ему, нежели мне. Вашу фамилию можно не упоминать.
- Чем я обязан такой снисходительностью?
- На шоссе вы стояли рядом с Тысячным. Вам просто повезло, что остались живы.
- Что ж, справедливо. Но какой смысл мутить давно отстоявшуюся воду? Вы советовались со Славой?
- Своей статьей она развязала мне руки. Но посвящать ее в свои планы я не намерен. Это дело моей совести.
- Тысячный был вашим другом?
- Он был честным человеком. И я буду настаивать на реабилитации его имени.
- Боюсь, что Кошарный не поможет вам.
- В таком случае интервью журналистам центральных газет дам я.
И хотя это была импровизация, Олег решил, что именно так и поступит.
Мельник задумался, поскреб подбородок, затем усмехнулся каким-то своим мыслям:
- У нашего общего приятеля есть любимая поговорка: "Во многом знании - много печали". Хотя, кажется, это не поговорка - изречение какого-то мудреца. Не помните имени?
Не дожидаясь ответа, он встал, подошел к столику в углу комнаты, на котором стоял красный телефон, снял трубку, стал набирать номер. Но неожиданно положил трубку.
- Занято. Впрочем, успеется. Есть и другая поговорка: "Поспешишь людей насмешишь".
Вернувшись к столу, Мельник сел уже не рядом с Олегом - напротив, поддел вилкой ломтик ветчины, но не донес до рта, отложил вилку.
- Представляете реакцию Кошарного?
- Меня это не остановит.
- Что ж, попробую убедить его, хотя за результат не ручаюсь.
На этом сопутствующие темы, казалось бы, исчерпали себя, и Олег счел необходимым вернуться к основному разговору. Он еще думал о том, как это сделать - острых углов хватало и без того, когда Мельник пришел ему на помощь.
- Как получилось с поставкой Дулибскому филиалу бракованного оборудования? Вопрос не в пику вам, мне это надо знать.
- Не было и нет никакого брака. Вас неправильно информировали. Бракованное оборудование не перекупают опытные производственники с тем, чтобы уже через три-четыре месяца задействовать его.
Мельник недоверчиво посмотрел на Олега.
- Вы уверены, что поставленное филиалу оборудование можно задействовать?
- Наши специалисты не сомневаются в этом. К тому же Закалюк и не заплатил бы за брак.
Сказал и тут же пожалел об этом - по лицу губернатора пробежала тень.
- Он рассчитался с вами за оборудование?
- Нам еще причитается неустойка за несвоевременную оплату, - Олег попытался перевести разговор в другую плоскость. - Мы договорились, что этот долг будет учтен при акционировании объединения.
- И об этом вы уже договорились? - недобро усмехнулся Мельник. Какую часть акций он обещает вашей компании?
- Сошлись на тридцати семи процентах.
- Аферист! - в сердцах хлопнул ладонью по столу губернатор. - Не примите это на свой счет. Но больше десяти процентов компания не получит. А причитающиеся вам долги будут уплачены сполна. И не далее как завтра!
Олег был готов к такому повороту и выложил свой главный козырь.
- Не уплатят, Геннадий Трофимович. У объединения нет средств даже на зарплату. А банковские счета матвеевского СП заблокированы с сегодняшнего дня по требованию, как когда-то говорилось, компетентных органов.
Мельник ошеломленно посмотрел на него.
- Кто вам сказал?
- Плохо информированный бизнесмен - кандидат в банкроты, - почти дословно повторил Олег постулат Геры Терлецкого. - Что же до источника, то, прошу прощения, это коммерческая тайна.
Какое-то время Мельник не сводил с него глаз, очевидно пытаясь понять не блефует ли вице-президент, но потом отвел взгляд, спросил, как бы между прочим:
- Матвеевское СП? А это что за лавочка?
- Не надо, Геннадий Трофимович, - недовольно поморщился Олег. - Мы говорим начистоту и не надо портить этот разговор.
- Я доверял Закалюку и не вникал в детали, - стал оправдываться Мельник. - Сейчас припоминаю: как-то мне докладывали, что он замешан в нечистоплотных комбинациях с какой-то посреднической фирмой. Но факты не подтвердились. Возможно плохо проверяли...
Он осекся, видимо поймав себя на том, что сплоховал, растерялся и тем самым выдал себя. Не нашел лучшего, как ринуться в контратаку.
- Напрасно выгораживаете Закалюка. То, что я давно знаком с ним, ничего не значит. Личные отношения никогда не переносил на служебные. Поэтому выкладывайте все. Не в ваших интересах выгораживать Леонида: поменяйся вы местами, он тут же слопает вас с потрохами, оглянуться не успеете. Оставьте свое благородство для дам и не считайте меня своим врагом. Напрасно держите камень за пазухой. Я не боюсь ударов, но вы ошиблись в выборе цели.
Конечно, Мельник выкручивался, но одновременно старался выведать, что доподлинно известно собеседнику о махинациях Закалюка и Матвеева. Информация вице-президента компании о его неафишируемом прошлом, как и о состоянии банковских счетов СП "Атлант", не могла быть получена Олегом Савицким из частных источников. Следовательно, за ним стоят хорошо осведомленные люди, которые могут доставить серьезные неприятности Главе областной администрации. Так, или приблизительно так, рассуждал Мельник. Но Олег подивился другому: той легкости, с какой сосновский губернатор отмежевался от своего ближайшего сообщника и приятеля. Так не поступают даже воры, у которых, что ни говори, есть какие-то принципы. У Мельника ж только один принцип: чур не меня! И вдруг Олег понял, что все гораздо сложнее чем это представлялось ему до сих пор. В своих предположениях, догадках, выводах он отправлялся только от двух разделенных во времени фактах, которые пытался связать напрямик. Но прямой связи тут скорее всего не было. И прав был Гера Терлецкий, когда обронил фразу об айсберге, основная масса которого, как известно, скрыта под водой.
Номенклатура ЦК и КГБ, что безраздельно и преступно правила огромной страной три четверти века, уже в начале восьмидесятых годов меньше всего помышляла о помощи "братским" партиям. Имперская политика, безудержная гонка вооружений, безответственные экономические эксперименты завели страну в тупик, из которого уже не было выхода. И если престарелые вожди до самого своего конца так и не поняли, что произошло, то молодые энергичные номенклатурщики вовремя сориентировались. Под разными предлогами они распихали многомиллиардный партийный "общак" по подставным кооперативам, ассоциациям, фондам, иностранным банкам, как для далеко идущих групповых интересов, так и для личного пользования. И в этой "когорте" бывших номенклатурщиков, наскоро переодевшихся в демократические тоги, сосновский губернатор Геннадий Мельник был не последней фигурой. Не был он пешкой и одиннадцать лет назад, когда не только перевозил за кордон "левую" платину, но и депонировал ее на анонимных счетах в западных банках. А его попытка изобразить сейчас того Мельника, как не размышляющего над приказами солдафона, не более чем лукавство.
Впрочем, лукавит он во всем, не исключая объяснения своего, якобы рокового чувства к Мирославе. Он полагается на свой многолетний опыт лицедейства, перевоплощения и не сомневается, что капитан запаса Савицкий, для которого честь офицера все еще не пустой звук, поверит на слово отставному подполковнику госбезопасности Мельнику.
И Олег не смог побороть искушение развеять его заблуждение.
- Держать камни за пазухой не в моих правилах. Другое дело, что я говорю не все, что думаю. Но если хотите знать и это - извольте. Я думаю сейчас об одном анонимном счете в венском торговом банке "Радебергер", с которого не так давно были сняты деньги для покупки двух "мерседесов" и вечернего платья от Кардена.
Это была не более чем догадка, но Олег не ошибся - лицо Мельника потемнело. Прошло не меньше минуты, пока он сумел выдавить из себя:
- А вы опасный человек, Олег Николаевич. Но опасность, имейте в виду, - палка о двух концах: она может ударить и того, кто за нее взялся.
- В свое время меня научили обращению с палками. Но я прибегаю к ним только, когда меня к этому вынуждают.
- Я это учту, - поднялся Мельник, давая понять, что аудиенция окончена. - Не скажу, что знакомство с вами доставило мне большое удовольствие, но будем считать, что объяснились.
- Надеюсь, теперь вы не станете ревизовать мою договоренность с Закалюком? - тоже поднялся Олег.
- Теперь? - криво усмехнулся Мельник. - Надейтесь!
- Я хотел бы получить более определенный ответ.
- Не стану! - заорал Мельник. Но тут же взял себя в руки, натянуто улыбнулся. - Шантажист вы, эдакий!
На том и расстались. Руки Мельник не подал.
30
Леонид перехватил Олега в вестибюле. На вопрос, ездил ли он за Мирославой и как она себя чувствует, не ответил, и, в свою очередь, спросил, чем окончилась беседа с Мельником.
Он волновался пуще прежнего: крутил пуговицы уже не только своего, но и Олегова пиджака, что, впрочем, тоже был его. Олег не счел нужным распространяться о всех аспектах разговора с главой областной администрации, сказал только, что Мельник одобрил их договоренность. Но Леонид хотел знать, за счет чего Мельник пошел на уступки.
- За филиал беспокоишься? - рассердился Олег. - Я сказал, что ты рассчитался за оборудование, которое твои замы во всеуслышание объявили бракованным.
- Ты подвел меня!
- Чем?
- Я просил не называть цифр.
- Цифры я не называл.
- Но ты сказал, что за оборудование уплачено, и он поймет.
- Поймет, что вы забили ему баки, повесили лапшу на уши? Но, прости, это даже не вранье - детский лепет. Умнее вы с Матвеевым ничего не могли придумать?
- Почему ты связываешь меня с Матвеевым?
- Леня, не считай меня идиотом! Фокус с транзитным платежом через дохлый счет филиала рассчитан на дураков. Ты хотя бы не засвечивал после этого Матвеева, не присылал его в качестве посредника. Об адвокате Кривошапко я уже не говорю. Тебе, что, больше некому довериться? Если так, не завидую - в одной упряжке с Матвеевым и Кошарным ты далеко не уедешь.
- Кошарный? - совсем растерялся Закалюк. - А он тут при чем?
Это было уже слишком, и Олег не выдержал:
- Все при том же, Леонид Максимович! Кошарный это не только СП "Атлант" и счета в иностранных банках, но и третий цех Сорок седьмого завода, левая платина, спецтранспорт за бугор, Городокское шоссе, гибель Игоря Тысячного и еще многое другое. Извини, что говорю о неприятном тебе, но об этом пора уже сказать.
В гостиницу Олега отвез Петя. По дороге племянник подтвердил слова пани Марты о том, что Мирослава почувствовала себя плохо. Однако уточнил, что в такое состояние она пришла не от шампанского, поскольку в буфете выпила самую малость - полбокала, а еще до этого жаловалась на недомогание.
- Вообще-то она неплохая девчонка, - испытывающе поглядывая на Олега, сказал Петя. - Немного шебутная, но товарищ хороший и без хитростей. В буфете за всех заплатила, да еще французскую помаду Диане подарила. Немного помолчав, добавил: - А Валу она отставку дала. Полную. Диана это сразу усекла, она такие вещи безошибочно определяет.
Олег отметил, что его интерес к Мирославе не остался без внимания Пети и тот поспешил внести существенные коррективы в свое недавнее суждение о воспитаннице Закалюков. И тут же подумал, что несмотря на поставленное Мельником условие больше не общаться со Славой, он все же позвонит ей, как только приедет в гостиницу. Объясняться не станет, пусть сама распутывает ею же закрученный клубок. В этом отношении Мельник прав: из такой ситуации на одних эмоциях выходить нельзя, она должна взвесить все. Так что еще вопрос: захочет ли она столь резко менять свою жизнь, отказываться от вполне реальных перспектив и вовсе не эфемерных соблазнов. Но как бы то ни было, он должен поблагодарить ее за внимание, доброжелательность, справиться о самочувствии и объяснить свой скоропалительный отъезд. Ему нельзя больше оставаться в этом городе. Дело не только в требовании Мельника и назревающем конфликте с Кошарным, но и в том, что Олег Савицкий вольно или невольно снова потряс устои, нарушил размеренное течение жизни многих людей, выбил их из колеи, заставил вспомнить то, о чем они хотели бы забыть, и тем самым явил, по меткому выражению Мирославы, свою чужеродность этим людям, этому городу...
Несмотря на поздний час, в холле четвертого этажа был включен телевизор и несколько постояльцев смотрели очередную серию итальянского детектива с плохо читаемыми субтитрами. Заметив Винницкого, Олег подошел к нему. Старый инженер встретил его упреком.
- Я не понимаю по-итальянски, но еще меньше понимаю ваше поведение. Где вы пропадали?
Олег в общих чертах рассказал о переговорах с Закалюком, беседе с Мельником.
- Не удивляюсь, что вы сумели расположить к себе губернатора, говорят, он разумный человек. Но сговорчивость Закалюка меня пугает. Нет ли здесь новой уловки? От него всего можно ожидать.
Олег не стал объяснять, как и почему Генеральный директор объединения пошел на уступки компании, заметил только, что деваться Закалюку уже некуда, а затем сообщил, что завтра возвращается в Киев и Винницкому предстоит завершить переговоры в формальной их части. Поручение не обрадовало Винницкого, но вслух недовольства он не высказал и в свою очередь сообщил, что звонил Брыкайло, который интересовался обстановкой. В половине восьмого гостиницу покинул "мордоворот" - соглядатай, а его место заняли два крутоплечих парня, задача которых прямо противоположна. Он глазами показал на двух борцовского вида молодых людей в кожаных куртках, которые сидели несколько поодаль и делали вид, что увлечены фильмом.
- Напрасно подняли тревогу, - начал было Олег, но Винницкий строго перебил его:
- У Василия Трофимовича на этот счет другое мнение, и я разделяю его. А ваша беспечность меня удивляет. - Немного помолчав, сказал как бы между прочим: - Да, вот еще: в моем номере вас ожидает Мирослава Игоревна. Она явилась сюда полчаса назад, и не застав вас, намеревалась расположиться здесь. Но учитывая ее состояние, я посчитал за лучшее отвести ее в свой номер.
К номеру Винницкого Олег рванулся как на стометровку и только у самой двери попридержал свой пыл. Это было невероятно, но это было так: у окна, в кресле, откинувшись на его спинку, спала Мирослава. Она была в наглухо застегнутом темно-голубом плаще, у ее ног стояла внушительных размеров дорожная сумка, а на коленях лежала куртка Олега, что он оставил у Закалюков.
Олег наклонился к ней и уловил запах спиртного. И хотя этого надо было ожидать, он впервые почувствовал неприязнь к этой, не знающей ни в чем удержу, девице.
Мирослава открыла глаза, сказала недовольно:
- Наконец-то явились. Мне уже надоело ждать. С кем это вы развлекались? Так увлеклись, что не нашли время позвонить? Можете не отвечать, мне это уже неинтересно. Спросила просто так, к слову. Надеюсь, не приняли всерьез, что я представила вас своим женихом?
- Это была восхитительная шутка.
- Ничего не поняли! Мне надо было поставить на место двух зарвавшихся типов. И вы помогли в этом.
- Рад был оказать вам такую услугу.
- Рад был оказать, - передразнила Мирослава. - Питекантроп!.. Ой, извините: я забыла о разнице в наших возрастах. Немного выпила и не то говорю. Вот принесла вашу куртку, чтобы потом не было претензий.
Олег едва сдержал улыбку: она была не так пьяна, как старалась казаться.
- А сумку зачем прихватили?
- Я ушла от Закалюков. Ничего особенного не произошло, просто мы с Леонидом Максимовичем на этот раз не поняли друг друга. Но это не смертельно. Переночую у подруги, а там будет видно... Проводите меня.
Последние слова она произнесла заплетающимся языком и Олег решил, что его вывод притворства был поспешным. Ее попытка самостоятельно выбраться из кресла не увенчалась успехом.
Винницкий отозвал Олега в сторону.
- В таком состоянии ей лучше оставаться здесь. Я перейду в ваш номер, а вы уговорите ее лечь.
Но Олег решил по-другому. Он помог Мирославе встать, и поддерживая ее за локоть одной рукой, а другой подхватив ее сумку, повел в свой номер.
- Куда вы меня ведете? - пыталась протестовать Мирослава.
- В приватный вытрезвитель, в государственном с вами обойдутся не столь деликатно.
- Очень смешно! - фыркнула она, но спорить не стала.
Олег завел ее в ванную, пустил и отрегулировал душ, снял с девушки плащ.
- Дальше сами разденетесь или вам помочь?
Мирослава испуганно отшатнулась.
- Не прикасайтесь ко мне!
- Вы неверно поняли меня.
- Ну да, вы - сама святость. Затащили пьяную среди ночи в свой номер и сразу раздевать.
Это было уже слишком, и Олег рассердился.
- Слава, мне надоели ваши фокусы! Отрезвляйтесь, или не отрезвляйтесь, как угодно. Но в таком виде я вас отсюда не выпущу.
- Ладно уж, - согласилась она. - Как-нибудь сама управлюсь. Выходите и не смейте подглядывать.
Безнадежно махнув рукой, Олег вышел из ванной.
Пока Мирослава отрезвлялась под душем, он достал из "кейса" дорожный кипятильник, два пакетика растворимого кофе, налил в толстостенный стакан воды из графина, поставил кипятить. Потом позвонил на квартиру Шумскому, доложил о результатах переговоров с Закалюком, встрече и беседе с Мельником. Рассказал только то, что представляло интерес для президента компании. Но Шумский усомнился, что успех был полным, он хорошо знал Закалюка и не представлял, что тот пошел на значительные уступки без выгоды для себя.
- Он прикарманил Дулибский филиал, что не так уже мало, - возразил Олег.
- А как на это смотрит Мельник?
- Сердито посмотрел. Закалюк пытался обставить и его, а здешний губернатор не любит, когда его обставляют.
- Ты знал раньше Мельника?
- Оказалось, что знал. Довелось как-то повстречаться на узкой дорожке.
- Судя по твоему тону, встреча была не из приятных.
- Из очень неприятных! Это старая и довольно гнусная история. Когда-нибудь расскажу... Вернусь завтра первым рейсом, так складываются обстоятельства. Формальности завершит Винницкий... Да, кое-что произошло. Но об этом не по телефону... Спокойной ночи...
31
Положив трубку, Олег начал заваривать кофе - вода уже вскипела, когда почувствовал, что кто-то стоит за его спиной. Оглянулся. В дверях, обернувшись купальным полотенцем, стояла Мирослава. Настороженный взгляд, сдвинутые к переносице брови, плотно сжатые губы свидетельствовали, что если накануне она была пьяна, в чем Олег снова усомнился, то сейчас отрезвела и подслушала его разговор с Шумским. Ее любопытство было столь велико, что она выскочила из ванной, прихватив с собой только полотенце, которым сейчас безуспешно пыталась прикрыться.
- Вы уезжаете? Что случилось?
- Ничего из ряда вон выходящего, но так складываются обстоятельства, - как можно неопределеннее сказал Олег, стараясь не опускать взгляда ниже ее плеч.
- И не посчитали нужным сообщить об этом небезразличному вам человеку?
- Вы так неожиданно покинули клуб... Я собирался звонить вам, - стал оправдываться Олег.
- Неправда! Я чувствую: что-то произошло. С кем вы сейчас разговаривали?
- Со своим шефом - Шумским.
- А кто этот человек, о котором говорили? Мельник?
- Допустим.
- Я же запретила вам встречаться с ним! - негодующе топнула босой ногой Мирослава. - Какой же вы осел! Полезли к черту на рога.
- Черт оказался не таким уж страшным.
- Вот как! Значит нашли общий язык?
- Договорились, скажем так.
- И конечно за мой счет!
- Ваш счет не пострадал, - смутился Олег, потому что в какой-то мере она была права, и тут же предложил: - Хотите кофе?
- Терпеть не могу кофе, так же как и вранье! - фыркнула Мирослава. Он вас дожал, я его знаю. И вы решили отступиться от меня во имя своих делишек. Так вот, не выйдет! Ни у него, ни у вас. Я все уже решила сама... А что это за гнусная история, в которой он был замешан?
- Вы как следователь - вопрос за вопросом, - растерялся Олег, не зная как реагировать на ее многозначительное, но пока еще не совсем понятное заявление, что она уже все решила.
- С кем поведешься, от того и наберешься! - не снижала напора Мирослава. - Днем в сквере вы допрашивали меня, теперь моя очередь. Так что не виляйте, колитесь. Я должна знать все, прежде чем лягу с вами в постель.
- Я не приглашал вас в постель, - вконец опешил Олег.
Мирослава порозовела, но сказала упрямо:
- Приглашение не требуется. Я проиграла пари: информацию о вашей встрече с общественностью не взяла ни одна газета.
- Когда вы успели? - искренне удивился Олег.
- В том-то и дело, что не успела, меня опередили с материалом, по-другому освещающим это эпохальное событие. Короче, я была слишком самонадеянна, за что надо платить. Не люблю ходить в должницах!
Она отбросила полотенце и, уже не глядя на Олега, но не опуская головы, расправив плечи и прижав к бокам локти, словно на смотру, подошла к кровати, сдернула покрывало, легла навзничь, забросила руки за голову, устремила взгляд в потолок и, казалось, окаменела.
Олег хотел возмутиться ее очередной, на этот раз преступающей все границы выходкой. Подумал, что должно быть она ведет себя так и с Завгородним, и с Мельником, а быть может даже с Леонидом - люди не зря болтают, и это для нее так же просто, как выпить бокал столь любимого ею шампанского. Но потом заметил, как густеет, разливается по ее щекам, подступает к мочкам ушей пылающий румянец стыда. И понял, что ей не просто дался этот шаг. Но почему она поступила так, не брался судить, уже не в силах отвести взгляд от простертого на гостиничной кровати ослепительно красивого женского тела, что манило, притягивало к себе и в то же время настораживало своей покорностью, едва ли не жертвенностью. Словно угадав его мысли, Мирослава повернулась ничком, зарылась лицом в подушку, заведенными за спину руками пытаясь прикрыть тугую, обтянутую золотистой кожей грудь - ее решимости хватило ненадолго. Эти запоздалые движения стыда, как ни странно, подхлестнули Олега. Уже ни о чем не думая, он подступил к девушке, опустился на колени, стал ласкать, целовать ее шею, плечи, спину, грудь. Он не торопил события, чувствуя напряженность ее тела и довольствуясь льнущим к его ладоням, губам бархатом кожи, и только когда она расслабилась, а затем обратила к нему лицо, позволила заглянуть в потеплевшую синь глаз, лег рядом, привлек ее к себе. Мирослава отдалась доверчиво, но не страстно, смежив веки и шепча: "Не смотри на меня. Я тебя очень прошу..."
А потом спрятала лицо у него на груди и так лежала какое-то время, притихшая, умиротворенная. И вдруг рассмеялась:
- А здорово я сыграла алкашку?
- Здорово, я почти поверил.
- И в то, что пришла рассчитываться поверил? - оборвала она смех.
- Нет, конечно.
- А что подумал. Только честно.
Она отстранилась, заглянула ему в глаза.
- Что же я мог подумать? - растерялся Олег.
Он и в самом деле не знал, что подумать, устыдившись неприятных мыслей, что нахлынули на него, когда она, отбросив полотенце, нагая пошла к кровати. Он еще плохо знал ее, и хотя успел убедиться в ее искренности, доброжелательности, но убедился также в ее импульсивности, непредсказуемости. Надеялся, что ее поступок продиктован не сиюминутным порывом, однако полной уверенности не было.
- Ну, к примеру, что я путана.
- Не говори глупостей.
- Почему же глупости? Я девушка бедная, приживалка, и дополнительный заработок мне не помешает.
- Я должен спросить сколько?
- Если спросишь, получишь по физиономии.
- Потрясающе! Чисто женская логика.
- А твоя мужская не допускает, что не все измеряется баксами, шмотками, что чувство оплачивают чувством и что, быть может, я люблю тебя?
- Не смел даже подумать, - снова растерялся Олег. - Ты не давала повода.
- Нет, ты определенно питекантроп! Не давала повода. А чем по-твоему, я занималась сегодня весь день? И если бы только сегодня! Я начала влюбляться в тебя еще девчонкой, после того, как перешла жить к Закалюкам.
- При чем тут Закалюки?
- В их доме ты присутствовал незримо. Я имею в виду не только Полину, но и Леонида Максимовича. Но, если с Полиной все было ясно, то его отношение к тебе долго оставалось для меня загадкой. Мне казалось, что он чувствует себя виноватым перед тобой. Но потом поняла - он завидует тебе.
- Чему он мог завидовать? - усомнился Олег.
- Что ты отважился взять на себя чужую вину, воевал в Афганистане, что знаешь иностранные языки, хорошо играешь в теннис, нравишься женщинам. И Полининому чувству к тебе завидовал: не ее ревновал - тебе завидовал. А вот меня ревновал и ревнует к тебе. Причем люто!
- Почему ты так решила?
- Не решила - знаю. Когда впервые увидела тебя на похоронах Петра Егоровича, сразу влюбилась по уши. Если до этого по-девчоночьи - заочно увлекалась, то как увидела живьем, будто в бездонную пропасть свалилась. Даже сейчас, как вспоминаю, оторопь берет. На поминках глаз с тебя не спускала, подмигивала со значением, как уличная девка, - ничего уже не соображала.
- Не представляю, как я мог этого не заметить.
- Тебе Полина тогда глаза застилала. А вот Леонид Максимович сразу все усек и уже не отпускал меня от себя ни на шаг. Но я перехитрила его: за день до твоего отъезда под каким-то предлогом осталась ночевать у Савицких, и когда все уснули, прокралась к тебе в мансарду. Привет! Той ночью ты с Полиной и тоже втихаря подался в Русановку. Потом она рассказывала, как Леонид Максимович застукал вас там. Но он искал не ее меня. И если бы застал с тобой, убил бы обоих. Думаешь сочиняю?
- Нет. Но признаться, не пойму его.
- Как тебе объяснить? Понимаешь, он считал меня как бы своей собственностью. И в отличие от Полины, я не давала ему повода усомниться в том. Хотя это вранье, что я спала с ним. Такого не было и быть не могло. К тому же, тогда я была еще девицей. Но той ночью, когда поняла с кем и зачем ты ушел, взъярилась так, что побежала к влюбленному в меня мальчишке, изнасиловала его и себя. Тебе назло! Ведь ты сейчас злишься, что не первый у меня.
- Ничего подобного. Ты была уже взрослой, и это можно понять.
- Ничего не понял! Тот мальчишка был безразличен мне. Когда опомнилась, чуть сама себя не убила. Я ведь не теряла надежду, что ты снова приедешь и все-таки обратишь на меня внимание. Но ты не приезжал. И уже на четвертом курсе нашла себе любовничка поосновательней. Правда, без знаний иностранных языков, высокого штиля, хороших манер - обыкновенного, вполне земного хамлюгу, который обращался со мной, как с уличной девкой. В клубе ты был свидетель тому. Почему терпела? Лучшего не нашла. А потом, надо быть справедливой: он хороший журналист и я многому научилась у него. Но если откровенно: то боялась, что если от него уйду, по рукам пойду. Вот уже больше двух лет меня кадрят чуть ли не на каждом шагу. Отчасти сама виновата, отчасти ты.
- Я? - удивился Олег. - В чем же моя вина?
- Все в том же - не обратил внимания. И я подумала, что не сумела подать себя. Вроде бы все при мне, но как-то не смотрелась. Потому что такой феминисткой была - дальше некуда. И походка, как у солдата, и одевалась, стриглась как стройотрядовка, сигареты изо рта не выпускала, бренчала на гитаре, хрипела под Высоцкого. Не представляешь меня такой?
- С трудом.
- Вот и я уже не представляю. Короче, решила в темпе перестроиться: отпустила волосы, стала на шпильки, с полгодика позанималась аэробикой, а потом пошла танцевать в самодеятельный ансамбль. Научилась волчком вертеться, коленками плечи доставать, попой как на шарнирах вертеть, большего не требовалось. Но потом группа в эротику ударилась - дань моде, и я сдуру выступила несколько раз. Не то, чтобы в чем мама родила, но близко к этому. Успех был сверх ожидаемого. И пошло-поехало: секс-бомба, да и только! Опомнилась, бежала без оглядки. Но реклама была уже сделана. А в таком городе, как наш, это навсегда... Ты меня слушаешь?
- Я - весь внимание, - поспешил заверить ее Олег.
Он действительно слушал ее, но уловив в ее голосе надрыв, стал успокаивающе поглаживать ее плечо.
- Внимай без рук, меня это отвлекает, - не то, чтобы сердито, но достаточно серьезно, сказала Мирослава. - В общем, дошло до того, что крутые на учет меня взяли, горы золотые сулили за стриптиз для избранной публики. А когда я послала их подальше, пригрозили шпану наускать. Я не придала этому значения, но они сдержали слово. Мы с Валом в одном доме встречались, что за встречи, сам понимаешь. Подонки выследили нас, стали в двери ломиться. Мы через окно во двор вылезли, благо первый этаж. А они засекли, догнали, схватили меня, назад поволокли. А этот герой убежал. Правда, сообразил позвонить из автомата Мельнику. Тот примчался со своими волкодавами, устроил "Сталинградскую битву". Короче, выручил в последний момент. Хотя, возможно, они разыграли этот спектакль, уж больно цацкались со мной подонки, да и Мельник слишком быстро примчался. Но как бы то ни было, пришлось потом благодарить спасителя... Ты спрашивал почему не приехала к тебе в Киев. А это как раз тогда произошло. И я решила, что незачем уже ехать, незачем звонить тебе.
Мирослава умолкла, но немного погодя сказала, как бы подводя итог:
- Вот и вся моя секс-биография. Если думаешь, что поскромничала, приуменьшила свои достижения в этой области - думай.
- Не хочу и не стану думать об этом. Уедем и ты забудешь.
- Ценю твою деликатность. Но не надо делать мне неудобные для тебя одолжения. Ты мне ничего не должен. У меня одна просьба: помоги выбраться отсюда и где-нибудь определиться с жильем, работой. На многое не претендую: могу быть секретарем, водителем, кухаркой.
- Для тебя у меня есть только одна должность - жены.
- Ты серьезно?
- Вполне.
- А тебя не смущает моя репутация?
- Если тебя не смущает моя.
- Но это вовсе не обязательно так вот сразу. Не думай, я не напрашиваюсь.
- Это я напрашиваюсь. В женихах мне фатально не везет.
- Ну, если так настаиваешь, - после недолгой паузы неестественно хихикнула она, но затем обняла, сказала без притворства: - Я и так уже твоя. Твоя и больше ничья, можешь не сомневаться. Но признайся, это Полина тебя надоумила?
- Судьба, - зажигая над головой ночник и погружаясь в бездонную синь ее глаз, сказал Олег. - Это она привела меня к тебе. Я упирался, отбрыкивался, а она тащила за шиворот. И теперь я благодарен ей. Я полюбил тебя с той минуты, когда услышал твой голос в телефонной трубке, хотя не сразу осознал это.
- А когда осознал?
- Когда увидел твои глаза и ты позволила утонуть в них.
Мирослава сжала объятия с такой силой, что он едва не задохнулся.
- Я буду тебе хорошей женой, вот увидишь, - размыкая кольцо своих рук и снова кладя голову ему на грудь, сказала она. - Когда-то хотела быть мотогонщицей, потом эстрадной дивой, тележурналистом. Но теперь хочу быть только твоей женой, матерью твоих детей. А то, что было до тебя, ты прав надо забыть. И я забуду. Уже забыла. Но и ты укроти свою память. Ты ни в чем не был виноват. А другим ты не судья. Не бери на себя лишнее. Не терзай свою душу. Теперь она слита с моей. И твоя боль передается мне.
Олега захлестнуло чувство благодарности, нежности, что уже вскоре переросло в страсть столь неуемную, что он сдерживал себя, чтобы не обидеть любимую нетерпением, своей, - не ее жаждой обладания. И только, когда Мирослава, отвечая на ласки, стала целовать шрамы на его груди, плече, а затем прильнула к нему, дал волю этому неуемному чувству...
32
Городские куранты пробили половину четвертого, когда Мирослава уснула, не размыкая объятий. Олег не решался потревожить ее, безуспешно пытаясь задремать в непривычной для себя позе - он никогда не засыпал на спине, только на боку. Но он не сетовал на это, готовый лежать так, пока она не проснется, не заглянет ему в глаза, не улыбнется только ему предназначенной улыбкой...
Звонок телефона был подобен ушату холодной воды, которой кто-то окатил его то ли из глупого озорства, то ли из зависти к его счастью. Олег мысленно чертыхнулся, не представляя, кому взбрело в голову беспокоить его среди ночи. Телефон не умолкал, и ругнувшись уже вслух шепотком, он осторожно разомкнул руки Мирославы, приподнял ее голову, положил на подушку и только после этого встал и подошел к телефону.
- Слушаю.
Ответа не последовало, но он уловил, как на другом конце провода кто-то напряженно дышит в трубку.
- Слушаю вас, говорите, - прикрыв рот ладонью, повысил голос Олег.
Послышался характерный щелчок, а затем частые гудки - тот, кто звонил, повесил трубку. Это могла быть ошибка - неправильный набор номера, неверное соединение, но Олега охватило чувство тревоги. Он был уверен, что звонок неслучаен, кому-то понадобилось убедиться, что он на месте.
Он не был трусом, что доказывал неоднократно и другим, и самому себе, но именно потому, что не раз бывал в переделках, у него выработалось чувство опасности, ни разу не подводившее его. Мысленно выругал себя за то, что поверил Роману, заверениям Мельника, парням Василя Брыкайло и позволил себе расслабиться. Хуже того - он взмыл под облака в самое неподходящее для этого время, напрочь утратив чувство реальности. А реальность была такова, что в завершающей схватке, которая только по форме подходила на беседу в непринужденной обстановке, а по существу была самой что ни на есть настоящей схваткой, он переоценил свои возможности, стал импровизировать и где-то в чем-то переборщил, позволил себе лишнее.
Но сейчас было не время анализировать ошибки, надо что-то срочно предпринять. Думал не столько о себе, сколько о Мирославе, которую должен во что бы то ни стало оградить от неприятностей, скандала. Но как это сделать в четыре часа ночи, в гостинице, где ей не положено находиться, Олег еще не знал. Он не был уверен, что она всерьез поссорилась с Леонидом и бесповоротно ушла от Закалюков. При всей ее искренности, прямодушии она могла выдумать это, чтобы оправдать свое появление в гостинице, хотя потом уже не скрывала, почему пришла. Но как бы то ни было, звонить сейчас Леониду, посвящать его во все обстоятельства и просить приехать, забрать свою воспитанницу, было бы неразумно и конечно не по-мужски.
Олег быстро оделся, открыл "кейс", достал и рассовал по карманам наиболее важные документы, принес из ванной одежду Мирославы и уже собирался будить ее, когда снова зазвонил телефон.
- Олег Николаевич, извините, что разбудил, - раздался в трубке голос Винницкого. - Надо срочно повидаться? Можно зайти?
- Заходите. Я уже встал.
Разговаривали в прихожей. Винницкий был встревожен, всклокочен, то и дело подтягивал сползающие с бедер пижамные брюки. Заметив дорожную сумку Мирославы, глазами показал в сторону комнаты.
- Мирослава Игоревна там?
Олег молча кивнул.
- Происходит что-то нехорошее, - понизил голос Винницкий. - Только что из автомата мне позвонил Валера, это один из тех парней, которых вы видели в холле. Василий Трофимович заверил меня, что они надежные ребята и имеют поддержку у местных эсбистов. Но минут пятнадцать назад явились милиционеры в офицерских погонах и выпроводили их из гостиницы, хотя у ребят имеется документ, подтверждающий право на приватную охрану. А их места заняли два мордоворота. Уже двое. Чувствуете разницу? Но больше того, мне не нравится вмешательство милиции. Может есть смысл позвонить Закалюку? Впрочем, как догадываюсь, именно ему не надо звонить.
- Я знаю, кому позвонить, - попытался успокоить его Олег. - Но было бы неплохо, если бы Мирослава Игоревна перешла в ваш номер.
- Я того же мнения, - подхватил Винницкий. - Она уже в порядке?
- Вы о чем? Ах, да - в полном порядке. Но еще спит. Сейчас разбужу ее, она оденется и перейдет к вам. И еще такая просьба, - Олег замялся, подыскивая удобные слова и лишь затем сказал: - Если в ближайшее время я не смогу встретиться с Брыкайло, непременно повидайтесь с ним и передайте, что Мельник пользуется услугами того банка, который интересует Василия Трофимовича. Заодно расскажите о наших совместных изысканиях в области металловедения. Полагаю, что это связано.
Винницкий нахмурился, задвигал губами, видимо собираясь что-то возразить, но затем сунул руку в карман пижамной блузы, достал и передал Олегу пистолет "вальтер".
- Это на крайний случай. Надеюсь, понимаете, что стрелять в человека - последнее дело.
Олег не сразу поверил глазам. Оружие! Это было то, о чем он не смел даже подумать, чтобы не терзаться раскаянием в самонадеянности, с которой в Киеве отказался от предложенной "беретты" с двумя обоймами золотистых патронов.
- Валера еще вчера передал для вас, - пояснил Винницкий. - Он при мне разговаривал с Василием Трофимовичем и тот велел вооружить вас. Я взял на себя посредничество, но воздержался от передачи, поскольку вчера вы были "под шафе" и к тому же, как я понял, собирались заняться более приятным делом, чем стрельба.
Олег заверил Винницкого, что без крайней необходимости не пустит в ход пистолет и что в любом случае не подведет ни его, ни Валеру-охранника, а затем порывисто обнял старого инженера.
- Спасибо, Марк Абрамович. Этого я никогда не забуду!
Проводив Винницкого, он вернулся в комнату. В изголовье кровати был зажжен ночник. Мирослава сидела на постели, пождав под себя ноги и прикрывшись одеялом.
- Кто приходил? Почему ты одет?
- Вставай и тоже одевайся. Перейдешь в номер Винницкого.
- Зачем?
- Так будет спокойнее тебе и мне.
- Что произошло? Можешь объяснить?
- Сам еще не знаю. Но похоже, что за меня принялись всерьез.
- Кто?
- Кошарный. Эта фамилия о чем-то говорит тебе?
Мирослава нахмурилась, и ни о чем не спрашивая встала, стала одеваться.
Она уже натягивала кофту, когда из коридора донесся шум: чья-то ругань, выкрики, грохот падающих предметов, то ли кресел, то ли тел. Олег вышел в прихожую, прислушался. Где-то в районе холла зазвенело разбитое стекло, а затем послышался удаляющийся топот ног, хлопанье дверью.
Он уже хотел вернуться в комнату, когда в дверь номера постучали. Олег выхватил пистолет, передвинул затвор, досылая патрон в патронник. Стук повторился. Негромкий, дробный, словно кто-то отбивал морзянку. Олег узнал этот стук: когда-то так стучал в дверь комнаты свояка вернувшийся за полночь навеселе Роман.
- Убери пушку, - входя в прихожую, сердито буркнул Роман. - Пока не требуется. Тут двое ошивались. Я им врезал и они скатились вниз. Больше не сунутся, они меня хорошо знают. Но Гриша сейчас всю свору с поводков спустит. Так что времени у нас в обрез.
Он осекся и удивленно-неодобрительно посмотрел через плечо Олега. В дверях, ведущих в комнату, стояла Мирослава.
- Здравствуйте, Роман Семенович. Что происходит? Олег ничего не говорит мне.
- Явление в коробочке, - проворчал Роман. - Только тебя здесь не хватало.
- Слава - моя жена, - поспешил объяснить Олег.
- Час от часу не легче! Нашли время, - Роман потупился, а затем сказал глухо: - Леонид застрелился.
Мирослава ахнула, обеими руками схватилась за лицо, а затем, пошатнувшись, прислонилась к дверной притолоке.
- Когда это случилось? - только и нашел что спросить Олег.
- Полчаса назад нам позвонила Полина. Рыдала, сказала, что он пришел домой в два часа ночи, не ложился, сидел в кабинете, что-то писал. А в три сорок раздался выстрел. Когда она прибежала, он был уже мертв. Сейчас Наташка помчалась к ней, а я рванул сюда. Исчезать тебе, Олег, из города надо. И не медля.
- Я-то при чем?
- Не валяй дурака! Ты вычислил их кодло и подключил Киев. Леонид это понял и сломался. И без того он вибрировал с этим филиалом, акционированием, валютными счетами, а тут еще ты. Полина сказала, что перед тем как застрелиться он звонил в Киев какому-то высокопоставленному приятелю, но тот не пожелал разговаривать с ним. Но Сосновск - не Киев: и сейчас уже не только Кошарный, но и Мельник пойдет в разнос, им уже нечего терять. Так что ноги в руки и ходу! А ты, - Роман повернулся к Мирославе, - отправляйся домой. Тебя они не тронут.
Мирослава ответила не сразу, казалось, даже не поняла что он говорит, но потом оторвалась от притолоки, выпрямилась, мотнула головой.
- Нет! Я с Олегом. Что будет с ним, то и со мной.
- Не соображаешь, что говоришь, - повысил голос Роман. - Нам с боем прорываться придется.
- Я соображаю не хуже вас, Роман Семенович. И не надо меня пугать. Олег, если уйдешь без меня, выброшусь в окно. Мне назад дороги нет.
- Пошли! - подхватил ее сумку Олег.
Было без четверти пять, когда они покинули номер. Олег хотел предупредить Винницкого, что Мирослава уходит с ними, но Роман сердито шикнул на него, дескать, обойдется твой Винницкий, каждая секунда дорога. Он велел Олегу и Мирославе затаиться за поворотом коридора, а сам направился в сторону холла на разведку.
Мирослава зябко куталась в плащ, хотя надела под него теплую кофту. Олег понимал ее состояние, но не был уверен, что она поступает правильно. Какие бы причины не заставили ее уйти из дому, сейчас, когда случилось непоправимое, она должна отбросить все обиды и бежать туда, хотя бы для того, чтобы быть рядом с Полиной. Но сказать об этом он не мог - это было ее и только ее право решать, как поступить.