Пленительная страсть

Глава 18

— Ты готова, Сирена? Риган ждет тебя внизу, — воскликнул запыхавшийся Калеб, ворвавшись в комнату сестры.

Она сидела перед зеркалом, висевшим над туалетным столиком в серебряной рамке.

— Ничего, подождет, — проворчала она, пытаясь спрятать в тугой узел выбившуюся прядь волос. Уже четырежды прикрепляла она к прическе черную кружевную мантилью, но всякий раз ей не нравилось.

Калеб наблюдал за ней, не понимая причины ее плохого настроения. Сирена заметила в зеркале его недоуменный взгляд.

— Не подумай, что я на тебя сержусь, братишка. Вовсе нет. Просто мне уже осточертели эти черные платья! Надоело прятать лицо за этой кружевной ширмой. Я все время выгляжу одинаково! — она вспомнила Гретхен, то и дело меняющую яркие, разноцветные наряды. — А сейчас мне никак не удается прикрепить этот дурацкий гребень! Иди и скажи Ригану, что я не поеду на свадьбу. Скажи, что у меня болит голова. Скажи ему что угодно, но я не поеду!

— Сирена, ты обязана поехать. Ведь невеста — дочь одного из яванских вождей, очень влиятельного человека. Риган — главный представитель голландской Ост-Индской компании, а ты — его жена. Если тебя не будет на свадьбе, то это воспримется вождем как личное оскорбление, что может повлечь за собой кучу неприятностей для Ригана. Оскорбив вождя, ты тем самым обижаешь всех яванцев, проживающих на острове. Все местные слуги откажутся у вас работать, а моряки, рыбаки…

— Я тебя поняла, Калеб. Ты хочешь сказать, что я и без того доставляю всем большие неприятности, не так ли? — не услышав ответа, она обернулась и внимательно посмотрела на мальчика. — По крайней мере, ты мог бы притвориться и сказать, что это не так! — не дождавшись извинений и вообще никакого ответа, Сирена усмехнулась: — Отлично. Пойди и скажи Ригану, что я буду готова через несколько минут. Ничего не поделаешь, придется идти на свадьбу одетой как монахиня.

Она снова повернулась к зеркалу и подняла мантилью.

— Нет, ты не будешь выглядеть монахиней! Подожди минутку, я сейчас! — Калеб выбежал из комнаты, а через несколько минут вернулся, держа в руках несколько цветков, похожих на камелии. — Попробуй прикрепить к волосам вместо гребня.

— Братишка, это… то, что надо!

Она приколола три белых цветка в виде короны, и белизна их необыкновенно выигрышно подчеркивала черные, с блестящим отливом, волосы. Поверх них Сирена прикрепила мантилью, и цветы просвечивали сквозь тонкое и нежное кружево. Для большего эффекта она приколола нераскрывшийся бутон к лифу платья на груди.

— Ну как ты меня находишь?

Калеб мог ничего не говорить: в глазах его она увидела восхищение.

— Ты гений, братишка! Ну не стой как вкопанный. Или ты хочешь, чтобы мы опоздали?

И, придерживая юбки, она быстро вышла из комнаты.

Деревня, в которую они направлялись на свадьбу, называлась Дьятуми и находилась в горах, к юго-востоку от Батавии. В экипаже Сирена сидела между мужем и братом. Риган украдкой поглядывал на белый бутон, который его жена прикрепила на груди: цветок отчетливо выделялся на черном шелковом платье и прекрасно гармонировал с нежной кожей женщины.

Ловя на себе взгляды мужа, она почему-то чувствовала неловкость, и это сердило ее. Она уже готова была сорвать с себя все цветы, но вдруг ей вспомнился чересчур откровенный наряд Гретхен на балу у дона Цезаря и то, как Риган пожирал глазами бесстыдницу-вдову. «Ладно, пусть смотрит! — подумала Сирена, и лукавая улыбка заиграла на ее губах. — Смотреть — это не трогать!»

Каждый раз, когда колеса экипажа попадали в выбоину на дороге, раздавался перестук сундуков с вещами, которые пришлось взять с собой, так как в деревне предполагалось пробыть не один день. Сама свадебная церемония должна была состояться завтра, но по яванским традициям день накануне был не менее важен, чем сама свадьба. Невеста и некоторые гости должны были принять участие в ритуальных предпраздничных церемониях, и Сирена — как жена Ригана, а потому одна из самых почетных гостий — удостаивалась привилегии присутствовать на всех этих торжествах. Супруги ван дер Рис должны были этой ночью оставаться в деревне, что являлось оказанием особой чести для жениха и невесты.

До этого момента Сирене как-то и в голову не приходило, что они с Риганом должны будут провести ночь вне дома. И как это все будет выглядеть? Она бросила встревоженный взгляд на мужа.

Как будто прочитав ее мысли, он произнес:

— Не беспокойся, Сирена, никто не станет отрывать тебя от твоих молитв, — глаза его насмешливо сверкнули. — По яванскому обычаю все женщины и мужчины накануне свадьбы проводят ночь отдельно друг от друга. Вождь Калава приготовит для нас две хижины.

Риган громко рассмеялся, определив по ее лицу, что отгадал мысли жены, поскольку она сразу же перестала хмуриться.

— Дело в том, что, как только мы прибудем в деревню, женщины сразу заберут тебя от нас, а мы с Калебом уйдем в дом жениха.

Более часа они ехали по холмам, покрытым буйной растительностью, и наконец в долине, у подножия скалистой горы, их путешествие закончилось: здесь находилось небольшое яванское поселение Дьятуми.

Вся деревня была украшена гирляндами ярких цветов, а в ее центре, на открытом месте, несколько пожилых женщин жарили дикого кабана и на плоских камнях пекли круглые буханки хлеба. В глаза сразу же бросилось то, что во всем селении не было видно ни одного мужчины.

Когда женщины увидели, что экипаж ван дер Риса въехал в деревню, они бросили свои дела и побежали приветствовать гостей, вызывая из хижин других жительниц деревни. Риган спрыгнул на землю и галантно подал руку Сирене. Из-за его плеча она увидела красивую смуглокожую девушку, выбежавшую из большой хижины, а вслед за ней, громко протестуя, мчались несколько женщин. Риган обернулся, и девушка радостно бросилась ему в объятия.

— Телага! Как ты выросла! — воскликнул он.

Женщины, догонявшие девушку, уважительно остановились поодаль. Менеер продолжил разговор с юной яванкой на ее языке. Затем он поздоровался с пожилой женщиной, которая сурово смотрела на пылкую беглянку. Должно быть, Риган сказал что-то шутливое, потому что женщина вдруг засмеялась, стыдливо прикрыв рот рукой. Сирена догадалась, что, по всей видимости, это была мать Телаги и она возмущалась, что дочь нарушила традицию, показавшись мужчине перед свадьбой.

Очень церемонно ван дер Рис представил яванским женщинам свою жену и шурина. В это время подбежали другие местные жительницы и поспешили унести в одну из хижин сундук Сирены, который Лин Фу достал из экипажа. Остальные женщины окружили мефрау, и она была рада услышать, как одна из них обратилась к ней по-испански.

— Меня зовут Налу, мефрау, — произнесла она высоким приятным голосом. — Невеста — моя двоюродная сестра, ее зовут Телага. Пожалуйста, простите взбалмошную девчонку, но она ничего не могла с собой поделать: менеер ван дер Рис много лет является другом семьи, он знает Телагу с тех пор, как она была еще маленькой девочкой. Я хорошо говорю по-испански, да? Пока вы здесь, я все время буду с вами, мефрау. Или вам больше нравится, если я буду вас называть сеньорой?

Сирена кивнула. Она терпеть не могла это неприятно звучащее слово «мефрау».

— Пожалуйста, пойдемте со мною, — произнесла Налу.

И только Сирена собралась последовать за девушкой и другими женщинами, как подошел Риган и вежливо поклонился.

— До завтра, моя дорогая.

Воспользовавшись тем, что его жена не сможет на людях протестовать, он обнял, нежно поцеловал ее в губы и, прежде чем отпустить, вынул цветок, прикрепленный к ее платью. Насмешливо заглянув в глаза Сирены, он поцеловал перламутровые лепестки.

Яванские женщины чуть не упали в обморок от явной интимности этой сцены. Почувствовав, как загорелись ее щеки, Сирена разозлилась. Как смел он так поступать с ней, пользуясь ее беспомощностью и необходимостью соблюдения приличий! Ох, с каким бы удовольствием она выцарапала бы сейчас ему глаза!

Но, взяв себя в руки, она с невозмутимым видом обернулась к Калебу, чтобы попрощаться с ним до завтра: красные щеки мальчика ясно говорили о том, что интимный жест Ригана не остался незамеченным.

И в этот момент ее вдруг обдало холодом, словно ледяная стрела вонзилась в спину Сирены. Ее взгляд упал на Телагу, черные глаза которой сверлили ее с откровенной, беспредельной ненавистью! Мать девушки тоже заметила искаженное ненавистью лицо дочери и поспешила увести ее, быстро попрощавшись с Риганом и Калебом.

Налу, от которой также не ускользнуло выражение неприкрытой ненависти во взгляде Телаги, повела Сирену к хижинам.

— Пожалуйста, не обращайте внимания на мою неблагодарную сестру. Это избалованное и своевольное создание. Менеер ван дер Рис всегда относился к ней как дядя к племяннице: он ведь знал ее, когда она была еще ребенком. Она всегда строила грандиозные планы и воображала, что когда-нибудь станет его женой, хотя менеер никогда не давал никакого повода для таких мыслей, — ее смуглые щеки порозовели, и девушка поспешила добавить: — Менеер всегда относился к ней… как дядя.

Сирена и Налу направились к одной из двух новых хижин, стоящих поодаль от остальных домов деревни.

— Наш вождь, мой дядя, приказал соорудить эти хижины специально для мефрау и менеера, — объяснила Налу. — Как вы знаете, все мужья и жены в эту ночь должны спать врозь. Наверное, это будет тяжелым испытанием для менеера: все в деревне заметили, как сильно он любит свою мефрау.

Налу хихикнула. Наверняка девушка имела в виду тот нежный поцелуй Ригана, когда он прощался с Сиреной.

Не услышав никакого ответа от сеньоры, яванка испугалась, что позволила себе лишнее. Эти европейцы всегда такие странные, когда заходит речь о любви и страсти… Они такие скованные, такие скрытные, когда говорят о любви. Как они легко смущаются и как не похожи на открыто любящих яванцев!

— Сеньора никогда не присутствовала на яванской свадьбе?

Сирена покачала головой.

— Не беспокойтесь, сеньора. Налу все объяснит вам, и вы сделаете все так, как надо, — пухленькая яванка доверчиво и дружелюбно улыбнулась. Она все больше и больше нравилась Сирене. — Нужно поторопиться, сеньора. Вам необходимо переодеться в это простое яванское платье. Все женщины, присутствующие на предсвадебной церемонии, должны быть одеты в местную одежду.

Налу протянула гостье наряд из тонкой, прохладной, полупрозрачной ткани, богато вышитый вокруг шеи и по низу рукавов. Вышивка была настолько искусно выполнена, что Сирена поразилась. Простое платье! С помощью Налу она быстро переоделась, сменив свое темное, тяжелое платье на легкий, прохладный наряд. Неожиданно попросив Налу спрятать в надежное место мантилью, Сирена тем самым отвлекла внимание яванки от безобразного шрама на руке. Когда девушка снова вернулась к сеньоре, та уже была полностью одета и свободно распустила свои длинные волосы по спине и плечам. На голову гостье надели венок из ярких цветов, на ноги — мягкие, из телячьей кожи, сандалии, какие носили все островитяне.

— Наверное, сеньоре унизительно одеваться как яванская служанка, — вздохнула Налу, щупая пальцами дорогой шелк черного платья гостьи. — Но традиция такова, что все женщины должны быть одеты одинаково.

Однако Сирена отметила, что, хотя покрой ее платья ничем не отличался от других, вышивка на ее наряде была более богатой, Как-никак она была женой главного представителя!

— Пойдемте, сеньора, уже пора. Телага будет сердиться, если ей придется ждать.

Сирена последовала за Налу в центр деревни. Все женщины уже собрались под тенистыми деревьями. Было очевидно, что ждали только гостью, и, увидев ее, приветствовали высокими, мелодичными голосами, а затем приступили к торжественной церемонии.

Телага сидела на соломенной циновке в центре круга, образованного женщинами. Сирене не нужно было сидеть так же, как они, скрестив ноги на маленьких подушечках: вместо этого Налу подвела ее к небольшому удобному стульчику, покрытому мягким блестящим атласом.

Телага бросила на Сирену быстрый, колючий взгляд, а затем все свое внимание сосредоточила на происходящей процедуре. Сразу же несколько деревенских женщин вышли из круга и приблизились к девушке. Они раздели ее, оставив тело обнаженным под лучами послеобеденного солнца, проникающего сквозь ветки деревьев. Надо сказать, что невеста была поразительно красива! Ее густые иссиня-черные волосы, скрученные в узел на макушке, открывали длинную и изящную шею. Тело ее было стройным и нежным; небольшие, но полные груди располагались высоко на ее торсе, а длинные ноги девушки имели маленькие и узкие ступни. Ее кожа была цвета меда, с золотистым оттенком, а белоснежные зубы и черные глаза подчеркивали прекрасный цвет лица.

С большим достоинством Телага легла на циновку лицом вниз. Три женщины, опустив предварительно руки в горшки с каким-то порошком, стали массажировать тело девушки и трудились над ним до тех пор, пока оно ни сделалось розовым. Во время этого массажа остальные женщины, став в круг, хлопали в ладоши и пели. Мать Телаги кусала губы, сдерживая слезы гордости и сочувствия своей единственной дочери, совершавшей первый шаг к замужеству.

— Порошок, которым они ее натирают, называется «лалар», сеньора, — объяснила Налу. — Он приготавливается из листьев темса и кетана.

Из чего бы ни был приготовлен этот «лалар», но, судя по всему, он был очень жесткий. Кожа Телаги теперь сделалась ярко-красной и выглядела воспаленной. Когда женщины перевернули невесту на спину, та кусала губы, стараясь сдержаться и не заплакать от боли. С кажущейся безжалостностью девушку продолжали натирать с головы до пят грубым порошком, пока не осталось ни дюйма необработанного тела. Затем ей помогли встать на ноги, посадили в большое корыто с водой, чтобы смыть серый порошок и ослабить жжение, и, вытерев насухо, отвели на циновку.

Женщины снова начали петь, а Налу стала объяснять Сирене:

— А сейчас они будут натирать ее еще одним порошком. Это уже немного легче, сеньора. Этот порошок очень тонкого помола и хорошо пахнет; он называется «бедак вида».

Дальше Налу объяснила, что снадобья готовятся по строгим рецептам и каждой яванской девушке делается такой массаж перед свадьбой.

А тем временем женщины усердно трудились, не пропуская ни дюйма кожи, натирая Телагу смесью экзотической мази и растопленного жира. Воздух наполнился пикантным запахом трав и листьев, перекликавшимся с ароматами пряностей и леса. Тело невесты стало розовым и свежим.

Через некоторое время девушку опять вымыли в чистой воде и положили на циновку.

— А теперь, сеньора, наступил тот момент, когда Телаге понадобится все ее мужество. Вы сами сейчас увидите. Если во время церемонии она издаст хоть один звук, то мать обязана будет побить ее. Крик был бы доказательством того, что невеста не девственница.

С большой торжественностью и серьезностью шесть женщин окружили лежащую навзничь Телагу, а ее мать стояла неподалеку, держа в руках длинную палку и сохраняя выражение строгости на лице. Пение внезапно прекратилось, и все застыли в ожидании.

Шесть женщин наклонились над невестой и, начиная с подмышек, принялись выщипывать все волосы на ее теле. Телага проявила мужество и не издала ни звука. Закончив удалять волосы на руках и ногах, вокруг девушки, щадя ее скромность, поставили круглую ширму. Только матери невесты было разрешено присутствовать на процедуре, завершающей удаление волос.

Когда, наконец, ширму убрали, Телага стояла на циновке с телом совершенно безволосым и с выражением триумфа на лице: она успешно прошла испытание. Мать невесты сияла от гордости.

Еще одна ванна, еще один массаж с успокаивающими маслами — и тело Телаги мягко и нежно засияло. Затем мать распустила длинные густые волосы своей дочери и мыла, полоскала их кокосовым молочком. Тем временем женщины положили в костер приятно пахнущее дерево, и воздух наполнился дивным ароматом. Ритуал наконец закончился, и невесту намазали экзотическими маслами.

Глаза Налу наполнились слезами.

— Как она прекрасна! Я помню, как меня готовили для моего мужа… — она задумчиво вздохнула.

Пение женщин возобновилось, но оно было уже не веселым и радостным, как прежде, а грустным. Несколько пожилых яванок — Налу сказала, что это тетки Телаги, — начали причитать и оплакивать утерянный цветок юности невесты. Они присутствовали на ритуальной подготовке девушки для будущего мужа, радовались, что ей предстоит провести восхитительную ночь любви, но оплакивали уход беззаботной юности. Скоро она испытает боль рождения ребенка, материнство, потерю молодости…

Наконец мать Телаги выступила вперед и надела на дочь прекрасный наряд с вышитыми по краям голубыми цветами. Невеста стояла высокомерно поглядывая вокруг, она была уверена в своей красоте. На голову ей надели венок из цветов, а щиколотки и запястья украсили небольшими цветочными гирляндами. Девушку подготовили для жениха: кожа ее сверкала, как блестящий атлас, и сама невеста была воплощением женственности и желанности.

Темные глаза Телаги дерзко взглянули на Сирену, и взгляд этот ясно говорил, что не о женихе мечтает невеста, а страдает по чужому мужу: ей хотелось, чтобы только Риган наслаждался ее юным телом, вдыхал аромат ее волос, ласкал ее шелковую кожу. Сирена задумалась: проходила ли Тита, первая жена ван дер Риса, такой же трудный ритуал и действительно ли это сделало ее более желанной для менеера?

Женщины окружили Телагу, чтобы поздравить, и девушка просияла от гордости. Тем временем были поданы огромные блюда с едой, и все присутствующие начали с аппетитом есть. Попробовав пищу, Сирена нашла ее великолепной.

Когда было съедено последнее блюдо и все насытились, посуду быстро убрали. Среди собравшихся царило возбуждение: наступила теплая южная ночь; через несколько часов вернутся мужчины, а женский праздник закончится. Налу объяснила Сирене, что сейчас женщины начнут дарить подарки невесте.

Мефрау поспешила в свою хижину и принесла свой подарок, завернутый в рисовую бумагу. Риган дал ей это, чтобы она подарила Телаге. Сирена видела то, что должна была подарить, и ей подарок очень понравился: это был отрез прекрасного китайского шелка изумрудного цвета.

Когда Телага развернула рисовую бумагу и вынула ткань, женщины ахнули от восхищения. Невесте тоже явно понравился подарок, потому что она улыбнулась Сирене и поблагодарила ее, а затем, обернув свою стройную фигурку тканью, довольная, продемонстрировала ее окружающим.

Вещи, подаренные женщинами, поражали своим разнообразием и практичностью: самые различные предметы домашнего обихода, циновки, ткань, фигурки яванских богов, вырезанные из дерева…

Затем деревенские женщины снова окружили Телагу и с помощью ножей местного изготовления отрезали примерно по дюйму роскошных волос невесты. Отрезанные пряди были поделены между родственниками девушки.

Налу снова подошла к Сирене и объяснила этот обычай:

— Каждый родственник поместит прядь волос в скорлупу молодого кокосового ореха и бросит в море. Это для того, чтобы у Телаги было много здоровых детей.

Наконец невесту подвели к хижине, сооруженной из пальмовых листьев и тростника, в которую девушка должна была войти одна. Но прежде чем дочь вошла в хижину, к ней поспешила мать, чтобы торжественно обнять свое дитя и дать последние наставления, как нужно вести себя предстоящей ночью. Слезы текли по щекам женщины. И вот все удалились, оставив Телагу одну в пальмовой хижине.

— Она должна провести ночь в размышлениях, — объяснила Налу. — Ей нужно серьезно обдумать предстоящую жизнь замужней женщины. Всю ночь она будет сидеть среди цветов и клапачадина. Клапачадин — это гроздь бананов, ветки бетеля, два желтых кокосовых ореха, на одном из которых нарисован бог Ардьено, а на втором — Сомбадья, его жена.

Из ближайшего леса послышались громкие голоса подвыпивших мужчин, которые нарушили торжественную тишину. Налу поспешно предупредила Сирену:

— Сеньора, поскорее идите в свою хижину! Для невесты — плохая примета, если мужчины увидят хоть одну женщину. Быстрее, моя госпожа!

Когда, шумя, мужчины прошли по деревне, Налу осторожно выглянула из-за пальмовых листьев, из которых была сделана хижина.

— Налу, я думала, что плохо будет для Телаги, если кто-то из мужчин увидит женщин, — окликнула ее Сирена.

— Да, конечно, сеньора. Могут случиться ужасные вещи: волосы у невесты могут выпасть; она не сможет родить детей; у мужа появится любовница, которую он приведет в свой дом, и его жена будет обязана прислуживать ей… Ужасные вещи! Большие несчастья, сеньора!

— Тогда почему ты подглядываешь за мужчинами? — строго спросила Сирена.

— Женщине можно видеть мужчин, сеньора, — ответила Налу с непостижимой логикой островитянки. — Поверьте мне: сейчас все женщины подглядывают, чтобы узнать, сколько рома выпили их мужья, и если они выпили слишком много, жены им потом это припомнят.

Сирена услышала радостный голос Ригана, который пел громче всех. Пение его все приближалось, и Налу заметила, как напряглась мефрау ван дер Рис.

— Не волнуйтесь, сеньора, менеер не войдет сюда. Он знает наши обычаи и не захочет принести несчастье Телаге, — прошептала яванка. — Его хижина рядом с вашей, он сейчас направляется туда. Брат сеньоры будет спать вместе с деревенскими мальчиками.

Громкий голос Ригана был хорошо слышен даже тогда, когда голландец вошел в свою хижину, сооруженную примерно в десяти футах от хижины Сирены. Некоторое время он еще продолжал петь, затем замолчал.

— Менеер будет крепко спать сегодня ночью, как и все остальные мужчины. После такого большого количества рома невозможно желать женщину. Спокойной ночи, сеньора. До завтра.

— Спокойной ночи, Налу, — вежливо ответила Сирена. Все ее мысли были сосредоточены на человеке в соседней хижине.

Переодевшись в ночную рубашку, она легла на низкую постель, тщательно задернув тонкую противомоскитную сетку. Закрыв глаза, она почти сразу же уснула. И последняя мысль засыпающей Сирены была о Телаге, одиноко сидящей в темной хижине в окружении цветов, фруктов и двух кокосовых орехов.

Ночь была душной и влажной. Сирена проснулась от того, что ее рубашка прилипла к вспотевшему телу. Она слышала, как ветер качал верхушки деревьев, но он почему-то совсем не проникал сквозь пальмовые листья хижины. Нетерпеливо отодвинув противомоскитную сетку, она села и обулась в сандалии, которые ей дала Налу.

Выйдя за дверь, она увидела, что небо на востоке слегка посветлело. Должно быть, скоро рассвет. Сирена потянулась навстречу легкому ветерку, который подхватил ее тонкую рубашку, охладив и освежив ее тело. Но вдруг до ее ушей донесся какой-то звук. Она быстро отступила к двери, вспомнив, что, согласно обычаю, не должна была выходить из хижины. Если кто-то из мужчин увидит, то ее могут обвинить в том, что она желает несчастья Телаге. Звук, однако, повторился и стал ближе. Это был звук крадущихся шагов.

Луна зашла за тучу, и из своего укрытия у двери хижины Сирена почти ничего не видела. Затем осторожно выглянув, она различила чей-то сумеречный силуэт, приближающийся к соседней хижине. Вскоре шаги замерли, послышался скребущийся звук. Через некоторое время дверь в хижину ван дер Риса отворилась, пламя свечи осветило возникший на пороге знакомый мужской силуэт… А ему навстречу двинулась тоненькая фигурка девушки. Это была Телага! На ней был саронг из шелка изумрудного цвета, который Сирена подарила ей на свадьбу.

Непроизвольно охнув, Сирена сделала шаг из своей хижины. Двое, захваченные в момент встречи, оглянулись и увидели ее. Глаза Телаги победно сверкнули, и порочная улыбка заиграла на ее губах. После некоторого замешательства Риган пришел в себя, и губы его насмешливо растянулись. Веки голландца, освещенные пламенем свечи, были набрякшими и отяжелевшими после выпитого рома.

Сирена остолбенела. А ее муж галантно отступил в сторону, приглашая Телагу войти внутрь хижины. Покраснев от смущения и гнева, оскорбленная жена бросилась в свою душную келью и упала на постель.

Прошло несколько минут. Она лежала прислушиваясь и представляя себе, как ее муж всего лишь в нескольких шагах от нее ласкает яванскую девушку. Но из соседней хижины не доносилось ни единого звука. Не в силах сдерживать себя, Сирена уповала на усилившийся рассветный ветер, который должен был заглушить ее сдавленные рыдания.