Плешаков

Новое назначение

В июле 1958 года инженер-подполковник П. С. Плешаков был назначен на должность директора ЦНИИ-108 — в то время головного института страны в области радиолокации.

До Плешакова руководителем института в 1943-м и с 1946 по 1957 год был выдающийся советский ученый, инженер-адмирал, академик АН СССР Аксель Иванович Берг, освобожденный от должности директора по собственной просьбе. В годы Первой мировой и Гражданской войн он был штурманом, а затем командиром подводных лодок, с 1925 года преподавал в Военно-морском инженерном училище. Это был человек огромной энергии, широчайших знаний, исключительного научного чутья. Авторитет А. И. Берга и среди радиоинженеров, и среди военного командования, и в правительственных кругах был исключительно высок. Подвижник отечественной радиолокации, он организовал работы по ее применению в авиации и артиллерии, разработку РЛС дальнего обнаружения, первые опыты по противодействию радиолокации и по созданию полупроводников. Аксель Берг был также выдающимся популяризатором науки и ученым-практиком, автором семи изданных при жизни монографий.

А. И. Берг давно знал П. С. Плешакова, знал и его исполнительность, и энергичный твердый характер. Петр Степанович, знакомый с именем Берга со студенческих лет, относился к ученому, можно сказать, с благоговением. Берг поддержал назначение инженер-подполковника Плешакова такими словами: «Смелее. Заблудиться не дадим!»

Вскоре после назначения Петра Степановича директором института сфера научных интересов этого крупного подразделения была сдвинута в сторону создания средств радиоэлектронной борьбы, что, с одной стороны, явилось следствием усиления специализации оборонных предприятий, а с другой — признанием заслуг института в совершенно новой области создания средств РЭБ.

Направление разработки средств создания помех для противодействия радиолокаторам зародилось уже в первые годы работы института и было вдохновенно поддержано А. И. Бергом, предложившим расширить исследования в названной области. Во второй половине 1950-х годов в Москве сформировался ряд институтов, специализировавшихся на разработке РЛС и систем, созданных на их основе. НИИ-20 специализировался на разработке РЛС для ПВО; НИИ-17 — для нужд авиации; КБ-1 создавал многоканальную зенитную систему С-25 (принята на вооружение в 1955 году) и мобильную ЗРС среднего радиуса действия С-75 (1959), заканчивал разработку ЗРС для борьбы с низколетящими целями С-125, систему ПРО А-135, систему поражения воздушных целей на больших дальностях — «длинную руку» С-200, а позднее и универсальные системы С-300 и С-400.

Для дальнего обнаружения баллистических ракет и спутников, создания комплексов дальней радиосвязи и специальных комплексов контроля космического пространства по инициативе А. И. Берга в 108-м институте была создана лаборатория, позднее усиленная и преобразованная в сектор. Затем на базе института был создан филиал, впоследствии выросший в известный сегодня НИИДАР (Научно-исследовательский институт дальней радиосвязи).

Первая успешная разработка радиолокационной станции дальнего обнаружения «Дунай-2» была выполнена в 108-м институте под руководством главного конструктора В. П. Сосульникова и высоко оценена генеральным конструктором системы ПРО Г. В. Кисунько. Эта установка позволяла обнаруживать головные части баллистических ракет на расстоянии до 1500 км с точностью выдачи координат на предельной дальности 1 км и до 0,5° по углам. В процессе создания РЛС был принят ряд принципиально новых научно-технических решений: созданы уникальные антенно-фидерные устройства, оригинальный быстродействующий цифровой измеритель координат, двухканальный передающий комплекс на металлокерамических тетродах, широкополосный возбудитель ЛЧМ сигналов на базе ферритового генератора с фазовым управлением через кварцевую линию, новые резнатроны непрерывного действия мощностью 40 кВт…

В августе 1958 года РЛС «Дунай-2» впервые вышла в эфир и обнаружила цель. 6 ноября того же года состоялась первая проводка головной части баллистической ракеты Р-5 и начались испытания РЛС представителями Министерства обороны. РЛС была связана цифровой радиорелейной линией с главным командным вычислительным центром, откуда данные направлялись радиолокатором точного наведения противоракеты на цель и на стартовую позицию ракеты. 4 марта 1961 года впервые в мире РЛС «Дунай-2» обеспечила дальнее обнаружение баллистической ракеты Р-5, передачу целеуказания боевым системам ударного воздействия, уничтожившим баллистическую ракету противоракетой В-1000. Об этом историческом событии весь мир вскоре узнал от Никиты Хрущева. В 1966 году работы по системе дальнего обнаружения «Дунай-2» были отмечены Ленинской премией.

Во все названные выше институты были переведены ведущие научные сотрудники 108-го, занимавшиеся там аналогичными проблемами. Доктор технических наук Б. Д. Сергиевский отмечает, что именно Аксель Берг был инициатором разработки полупроводниковых приборов, в частности транзисторов. Известный специалист по полупроводниковой технике профессор Я. А. Федотов вспоминал, что когда он в 1954 году собрал первый в стране транзисторный приемник, его по настоянию А. И. Берга немедленно командировали в ЦНИИ-108. Исследования, начатые здесь, послужили основным стимулом для развития физики и технологии полупроводников в нашей стране.

На посту директора института инженер-полковнику П. С. Плешакову в приказном порядке пришлось продолжить выделение из состава 108-го целых коллективов опытных специалистов, благодаря которым в советской радиопромышленности были созданы новые крупные направления.

Начался этот процесс в 1950 году, когда из ЦНИИ-108 в КБ-1 были направлены пять высококлассных радиоинженеров. Среди них был выдающийся специалист Александр Андреевич Расплетин — создатель большинства советских систем ПВО и ПРО. А. А. Расплетин очень внимательно, с уважением относился к ведущейся в институте работе и захватил с собой лишь четырех специалистов, хотя по распоряжению Л. П. Берии мог взять «сколько хочешь». В эту знаменитую четверку входили еще совсем молодой Борис Васильевич Бун-кин, впоследствии генеральный конструктор системы С-300, академик, дважды Герой Социалистического Труда; столь же молодой Карл Самуилович Альперович, впоследствии главный конструктор зенитно-ракетных комплексов, лауреат Ленинской и двух Государственных премий СССР; лауреат Государственной премии заслуженный деятель науки РФ Михаил Борисович Заксон; известный впоследствии физик-теоретик Илья Львович Бурштейн.

В 1952 году группа крупных специалистов, среди них Николай Иванович Оганов и Ростислав Михайлович Воронков, была переведена в радиотехнический институт АН СССР, также работавший над созданием С-25 и, кроме того, специализировавшийся на исследованиях в области ядерной физики, создания лучевого и пучкового оружия, а позднее мощных РЛС дальнего обнаружения.

В 1954 году ввиду организации Института радиотехники и электроники (ИРЭ) АН СССР туда из 108-го института была направлена большая группа специалистов. Среди них крупный советский физик, педагог и популяризатор науки Сергей Григорьевич Калашников.

В 1957 году в Калужской области был создан филиал 108-го института, позднее Калужский научно-исследовательский радиотехнический институт (КНИРТИ), куда были направлены на работу многие специалисты института.

В феврале 1958 года в КБ-1 по просьбе А. А. Расплетина для создания головки самонаведения ракеты для С-200 был откомандирован Богдан Федорович Высоцкий с группой сотрудников.

В том же 1958 году был создан филиал института по разработке РЛС дальнего действия, впоследствии НИИ дальней радиосвязи (НИИДАР), куда было переведено 267 сотрудников НИИ-108 во главе с Владимиром Пантелеймоновичем Сосульниковым.

В 1960 году в СКБ-567 был переведен отдел в составе 49 человек во главе с Геннадием Яковлевичем Гуськовым (впоследствии член-корреспондент АН СССР, Герой Социалистического Труда). Позднее он работал под руководством сподвижника С. П. Королева академика Н. А. Пилюгина, еще позже был генеральным конструктором и директором в зеленоградском НИИ «Микроприбор».

«Именно в ходе этого десятилетия, прежде всего, усилиями нашего коллектива радиолокация обрела прочный научный фундамент», — считает выдающийся советский радиоинженер, бывший директор ЦНИРТИ, лауреат Ленинской и Государственной премий СССР Ю. Н. Мажоров.

В ЦНИИ-108 окончательно сформировался характер Петра Степановича: это был очень энергичный, уверенный (но не самоуверенный), требовательный лидер, глубоко, в том числе и практически, изучивший современное состояние дел в радиолокации и принимавший активное участие в самых тонких вопросах ее развития.

Восприятие его со стороны для большинства было позитивным. Вот как вспоминает П. С. Плешакова старейший работник ЦНИРТИ им. А. И. Берга, доктор технических наук Борис Дмитриевич Сергиевский: «Держал он себя с сотрудниками просто, очень берег специалистов института и всемерно их поддерживал. В то же время он мог накричать, даже, как говорится, “покрыть матом”. Но все это беззлобно и не злопамятно, исключительно в интересах дела. Подчас давал нагоняй также и в воспитательных целях.

…Однажды я вместе с шумной и веселой компанией друзей-туристов ехал в поезде. Вдруг через вагон идет Петр Степанович — его дача находилась по этой железной дороге. Увидев меня, он радостно подошел, обнял: “Борька, ты куда едешь?” Надо сказать, что я в то время был уже доктором наук, руководителем одной из самых крупных научно-исследовательских работ института, но мой внешний вид и поведение не давали повода заподозрить меня в этих “грехах”. Мои друзья, когда П. С. Плешаков ушел, спросили меня: “А кто это?” — “Это директор нашего института”. Удивлению не было предела. Простецкий вид Петра Степановича и его поведение совершенно не соответствовали его высокому положению».

Создание авиационных средств радиообнаружения

Еще в годы войны в институте начали развиваться два направления разработки аппаратуры: создание помех с самолета наземным и авиационным РЛС и создание помех с земли авиационным радиолокационным средствам прицельного бомбометания. Направлением создания помех с земли успешно занималась лаборатория Л. Ю. Блюмберга, наработки которой были продолжены под руководством Т. Р. Брахмана («Альфа») и И. Я. Альтмана («Бета»). С появлением систем радиолокационного наведения ракет класса «воздух — земля» задача противодействия наведению этих ракет решалась под руководством Н. П. Емохонова («Ласточка») в протвинском филиале 108-го института.

Развитие направления создания помех с самолетов, ставшего одним из главных направлений института, привело к созданию в 1944 году лаборатории под руководством Н. И. Оганова. Созданные здесь образцы аппаратуры шумовых помех, как показали летные испытания, полностью лишали работоспособности немецкую РЛС орудийной наводки «Вюрцбург». Позднее под руководством Н. И. Оганова приступили к разработке авиационного комплекса станций помех и радиотехнической разведки ПР-1. На базе ПР-1 были созданы станции помех «Натрий» и «Натрий-К», принятые на вооружение. Позднее станции прицельных шумовых помех стали строить на «лампах обратной волны», что позволило существенно улучшить возможности станций. Эта работа позволила открыть ряд опытно-конструкторских работ «Букет» по созданию семейства авиационных станций помех, переданный в новосибирский НИИАП. Были открыты работы и по созданию аппаратуры заградительных помех, где мощная шумовая помеха излучалась в широком диапазоне. Эти работы на начальном этапе были закончены проведением ОКР «Завеса». Аппаратура, созданная для противодействия РЛС в сантиметровом диапазоне, также была принята на вооружение. Для создания помех РЛС в дециметровом и метровом диапазонах были созданы станции «Модуляция» и «Лось».

Новым поколением в созданных авиационных станциях помех, более мощных и легких, явились станции «Резеда», «Соната» и «Сирень» (И, Ф и Д). Станция «Резеда» (главный конструктор Е. К. Спиридонов) стала первой станцией имитационных ответных помех радиолокаторам. Работы по «Резеде» необходимо было выполнить в сжатые сроки. Петр Степанович подключил к работе институтских художников, разместивших в помещениях подразделений мобилизующие лозунги и призывы. В отделах, работавших над станцией, было развернуто соцсоревнование, выработаны меры поощрения лучших. Станции всех трех литер были приняты на вооружение и в течение нескольких лет изготавливались серийно куйбышевским заводом «Экран». Комплекс работ по созданию станции помех «Резеда» был удостоен Государственной премии СССР.

Во всех станциях «Сирень» был предусмотрен канал ретрансляции, обеспечивающий одновременное создание помех нескольким РЛС с непрерывным зондирующим сигналом. В станции «Соната» был применен режим уводящей помехи по скорости; станция имела девять литер, и большинство из них выпускались серийно.

Эти станции разрабатывались уже в бытность П. С. Плешаковым директором института. По требованию заказчика — Министерства обороны — он создавал разработчикам режим максимального благоприятствования. Вникая в ход стоявших перед разработчиками задач и в ход научных работ по созданию станций, он регулярно проводил диспетчерские совещания научно-технического совета института, отслеживал вопросы состояния и результаты работ, выезжал на полигоны. Практически ежедневно он посещал подразделения института, ведущие эти работы, решал кадровые, хозяйственные и организационные вопросы с исполнителями, заказчиками, смежниками… Он всегда внимательно прислушивался не только к советам, но и к тонким, образным характеристикам А. И. Берга, касавшимся этих работ, которые Берг хорошо знал и когда-то начинал. Все используемые в работах лампы бегущей волны (ЛБВ) и лампы обратной волны (ЛОВ) разрабатывались и изготавливались подразделением электровакуумных приборов института. П. С. Плешаков, по рекомендации А. И. Берга, неоднократно обращался в Министерство электронной промышленности СССР о необходимости изготовления ЛБВ и ЛОВ на промышленных предприятиях министерства серийно и в конечном итоге добился этого решения.

Следующим поколением авиационных станций помех стали станции «Герань», «Герань-БУ», «Герань-Ф» и «Герань-Д» (конструктор И. Я. Альтман). Станции «Герань-Ф» и «Герань-Д» были интегрированы в бортовые комплексы обороны самолетов фронтовой, дальней и стратегической авиации. Здесь, впервые в аппаратуре РЭБ, были использованы помехи, перенацеливающие атакующую ракету на подстилающую поверхность или облако дипольных отражателей. Еще более легкой и совершенной станцией (имеющей устройство для длительного запоминания несущей частоты), устанавливавшейся на самолеты штурмовой и истребительной авиации, стала станция «Гардения», выпускавшаяся с двумя литерами (конструкторы И. Я. Альтман и Л. В. Михайлов).

Во второй половине 1960-х годов серийные Ту-16П были оборудованы станцией СПС-100 «Резеда». С самолета сняли прицел и заднюю пушечную установку, а вместо нее установили хвостовой отсек с аппаратурой станции. В комплект СПС-100 входила и станция предупреждения об облучении СПО-3 «Сирена». В этом виде постановщик помех успешно прошел испытания, и систему СПС-100 приняли для Ту-16. Несколько Ту-16П оборудовали станцией СПС-120 «Кактус», блоки которой также разместили в грузоотсеке на платформе. В течение 1970—1980-х годов оборудование Ту-16П постоянно модернизировалось. В частности, устанавливались станции типа СПС-151, СПС-152 или СПС-153 из комплекта «Сирень». Блоки станций «Сирень» располагались в техническом отсеке фюзеляжа и в хвостовом контейнере-обтекателе, установленном вместо задней стрелковой установки. Передающие антенны системы располагались по обоим бортам фюзеляжа, приемные — в районе первого шпангоута фюзеляжа.

На основе положительных результатов выполненных работ П. С. Плешаковым, как директором института, был разработан и утвержден «Перспективный план создания систем комплексов помех в интересах авиации, ВМФ и Сухопутных войск силами КБ и НИИ отрасли».

Некоторые направления в области РЭП, по совету академика А. И. Берга и решению Петра Степановича были переданы другим институтам Министерства радиопромышленности: НИИ «Экран», ТНИИС, КНИРТИ, ВНИИ «Градиент».

Станция групповой защиты самолетов «Смальта» была создана на основе изобретения Ю. Н. Мажорова и А. А. Зиничева. Использование станции «Смальта» во время военных действий Израиля против Египта и Сирии показало эффективность станции против ракетной системы «Хок». Под защитой этой станции помех не был сбит ни один самолет сирийской и египетской авиации. Есть данные о том, что по защищаемым самолетам было выпущено более 250 ракет.

Оценка эффективности средств помех для защиты отечественных авиационных средств проводилась НИИЦ-21 Министерства обороны (Воронеж) в конце 1980-х годов. Отмечалось, что методы натурных испытаний и моделирования свидетельствуют о том, что созданные институтом средства помех обеспечивают снижение боевых потерь авиации в восемь — десять раз. Позднее, уже когда Плешаков стал министром, в ЦНИРТИ были созданы вертолетные комплексы групповой защиты «Бизон» и «Просека».

Важно отметить, что создание средств авиационных станций помех стало основой и для станций помех корабельных. Эта тематика развивалась в НИИ-10 Минсудпрома и в ТНИИСе. Опыт создания авиационных станций РЭБ был использован в ЦНИРТИ при проведении работ по защите надводных кораблей, экранопланов, беспилотных летательных аппаратов, крылатых морских ракет — ОКР «Василек» (главный конструктор А. П. Белявский) и «Янтарь» (конструкторы А. В. Покатилов, В. П. Солдатов).

В связи с появлением на вооружении новых систем радиоэлектронной разведки и помех здесь уместно привести свидетельства другого Петра Степановича — не министра Плешакова, а генерала армии Дейнекина, который с 1991 по 1998 год был главнокомандующим Военно-воздушными силами. Вот какими воспоминаниями из своей авиационной жизни поделился с авторами главком:

«К глубокому сожалению, мне лично не приходилось встречаться с Петром Степановичем Плешаковым. Когда он возглавил Министерство радиопромышленности, я был командиром авиационного полка дальней авиации, и дистанция между нами в табели о рангах была слишком велика для очного знакомства. Вместе с тем имя Плешакова было нам хорошо известно. Еще бы! Ведь под его руководством были созданы и приняты на вооружение первые отечественные станции радиотехнической разведки, аппаратура оповещения экипажа об облучении (а значит, атаке) с задней полусферы. Мы пускали первые отечественные авиационные ракеты его конструкции с системами самонаведения на излучающие радиолокационные цели. Разумеется, ему принадлежат выдающиеся достижения не только в военной авиации, но и в ПВО, и в Военно-морском флоте, и в космосе. Так что глубокое профессиональное уважение к Плешакову дает мне моральное право поделиться воспоминаниями о некоторых событиях тех лет.

Кроме того, уже в должности Главкома ВВС мне по занимаемой должности было положено решать вопросы управления воздушным движением во взаимодействии с директором Института аэронавигации, доктором технических наук Т. Г. Анодиной. Татьяна Григорьевна является одной из тех прекрасных русских женщин, в которых удачно сочетаются государственный ум, высокий интеллект, твердый характер и внешность кинозвезды. Читателю наверняка известно, что при этом она была достойной супругой министра Плешакова. Но это было вступление, а теперь по делу.

Мое поколение пришло в авиацию в те годы холодной войны, когда противостояние между двумя сверхдержавами (СССР и США) достигло своего апогея. Мои боевые друзья и товарищи летали на радиотехническую разведку вдоль госграницы СССР, ходили к берегам Альбиона и “дяди Сэма”, выполняли спецзадания по поиску авианосцев США в Атлантике и на Тихом океане. А когда в начале восьмидесятых Пентагон начал развертывать в Европе крылатые ракеты наземного базирования, мы в ответ начали дежурить в воздухе у берегов Америки. Вот так мы исполняли свой воинский долг по охране мирного труда советского народа.

А первое знакомство с изделиями советского радиопрома у меня состоялось в 1960 году, когда после поршневых машин я начал летать на реактивных бомбардировщиках Ту-16. Уже в те годы каждый самолет-носитель дальней авиации имел индивидуальные средства радиопротиводействия, а в каждом авиационном полку была штатная “помеховая” эскадрилья. Двумя комплексами (четверками) групповых (активных и пассивных) помех она прикрывала ударные эскадрильи, а в составе ее летных экипажей появились новые авиационные специалисты — это были так называемые “офицеры разведки и помех”. Для них в бомболюках самолета Ту-16П между двумя ревущими двигателями была установлена специальная, жаркая и тесная гермокабина с катапультным креслом, высотным и кислородным оборудованием. В ней-то эти отчаянные ребята и работали в полете с непростой радиоаппаратурой “от Плешакова”.

Большое внимание радиоэлектронной войне уделялось и во время учебы слушателей в академиях — ВВС им. Ю. А. Гагарина и Генерального штаба им. К. Е. Ворошилова. После окончания первой я командовал эскадрильей, в которой имелись дальнобойные крылатые ракеты Плешакова с пассивными головками самонаведения, а в январе 1973 года меня назначили командиром Гвардейского Краснознаменного Сталинградско-Катовицкого авиационного радиополка. На его вооружении находились самолеты Ту-16П с новейшими средствами активных и пассивных радиопомех. А специальным назначением этого авиаполка являлась борьба с радиоэлектронными средствами противника и прикрытие боевых порядков ударных (бомбардировочных и ракетоносных) полков дальней авиации. В полку был даже штатный заместитель командира полка по РЭБ, и наши экипажи, кроме постоянных учений крупного масштаба, принимали активное участие и в испытаниях новой радиоэлектронной техники.

Не смею утруждать читателя перечислением всех станций помех, которыми мы занимались. Тут были не только “Резеда”, “Букет”, “Кактус” и “Сирень”, но и многие другие. Кстати, места для размещения могучих блоков с аппаратурой разведки и помех на воздушных кораблях дальней авиации всегда хватало.

Должность командира радиополка была престижной, стоял он в обильной и сытой Полтаве, и с людьми установились уважительные отношения, однако вскоре меня переназначили на должность командира другого полка. Он перевооружался на новую авиационную технику — сверхзвуковые самолеты Ту-22М2 (по терминологии НАТО “Бэкфайер”). Затем в моей военной судьбе встретился новый турбовинтовой стратегический корабль Ту-95МС, а за ним последовал сверхзвуковой Ту-160. На этих грозных ракетоносцах все радиоэлектронное оборудование было интегрировано в бортовые комплексы обороны, которыми в полете управлял один из двух штурманов.

К концу восьмидесятых современные средства радиоэлектронной борьбы находились на вооружении всех видов Вооруженных сил СССР, и в этом была немалая заслуга П. С. Плешакова. К сожалению, их дальнейшее развитие было заторможено с развалом Советского Союза. Откуда-то нам определили, какие войска нам разрешается иметь на территории постсоветского пространства, а какие нет. Реформирование Российской армии за два последних десятилетия сводилось в основном к сокращению ее численности, боевая подготовка значительно ухудшилась в результате недофинансирования, и Военно-воздушным силам было не до радиоэлектронной борьбы. Вместе с тем за последние годы отношение к армии и обороне страны изменилось к лучшему. Правительство выделяет военной промышленности громадные средства, однако для коренного перелома в “войне умов” нам нужны новые Плешаковы. Для того чтобы они появились в стране, необходимо время.

Уверен, что этот день не за горами, но напишут об этом уже другие».

Создание средств пассивного наведения

В ходе многократных острых дискуссий, нередко проходивших в 108-м институте в то время, П. С. Плешаковым вместе с М. Е. Заславским, А. Е Рапопортом, В. А. Аудером были отработаны предложения по созданию первых отечественных авиационных ракетных комплексов с системами пассивного обнаружения и самонаведения ракет на излучающие цели. Главная идея Плешакова состояла тогда в следующем: на базе созданных в институте пассивных средств авиационной разведки создать ударные комплексы для поражения как наземных РЛС, так и РЛС летающих объектов. За относительно короткий срок в институте были созданы система «Плотина» для поражения радиолокаторов, авиационные системы наведения и создания помех — «Встреча», «Курс», «Плот».

В то же время Петр Степанович инициировал создание первых отечественных авиационных ударных ракетных комплексов с системами пассивного самонаведения крылатых ракет на излучающие радиолокационные цели. Непосредственная организация нового направления работ была поручена В. А. Аудеру.

К тому времени в НИИ-648 велась разработка головки пассивного самонаведения для ракеты КСР-2С, а из ЦНИИ были переведены в НИИ-101 некоторые сотрудники и коллективы разработчиков в связи с передачей туда направления работ по средствам дальнего обнаружения баллистических ракет (ОКР «Дунай» — главный конструктор В. П. Сосульников).

Идея Плешакова состояла в создании на базе уникального и уже относительно освоенного в ЦНИИ направления по созданию пассивных средств авиационной разведки (главные конструкторы — М. Е. Заславский и А. Г. Рапопорт) новых средств, включающих управление и самонаведение на РЛС автономных летательных объектов.

В январе 1959 года была открыта НИР «Плотина», выполняемая под руководством В. Н. Горшунова, предусматривавшая разработку новых более совершенных принципов создания радиотехнической части пассивных головок самонаведения.

Главным конструктором системы «Курс» был назначен В. А. Аудер, а непосредственным руководителем — П. С. Плешаков. Для отработки поставленных задач в институте были созданы уникальный комплекс физического моделирования процесса наведения головки самонаведения (ГСН) на цель для отработки точности попадания в цель; комплекс полунатурного регулирования для отработки наведения на цель в условиях помех, атмосферных возмущений, а также для исследования работы пролонгирующего устройства, при отключении атакуемой РЛС на конечном этапе. Комплексы позволяли определять допустимость нелинейности пеленгационных характеристик и отрабатывать параметры контура самонаведения в целом, что позволило резко уменьшить число натурных испытаний на полигоне и снизить стоимость разработки.

В связи с отсутствием в стране серийного производства электронных модулей был разработан ряд малогабаритных высокоточных унифицированных механических модулей, явившийся базой для создания программных устройств, устройств перестройки гетеродинов и других устройств. Для их дальнейшего изготовления на экспериментальных и опытных производствах института, прежде всего усилиями П. С. Плешакова, были созданы специализированные участки, оснащенные специально созданным и закупленным прецизионным оборудованием.

В феврале 1964 года вышло постановление правительства по созданию ударной системы по уничтожению работающих РЛС на базе ракетоносца Ту-16КП и ракеты КСР-5П. Этот комплекс работ, проходивший в институте под шифром «Плот», предполагал разработку пассивной ГСН для ракеты, а также аппаратуру радиоразведки и целеуказания, устанавливаемую на самолет. Для наблюдения целей решено было использовать индикатор аппаратуры «Рица», уже имевшейся на самолете.

Изготовление необходимых комплектов аппаратуры производилось опытным производством института — Московским заводом радиотехнической аппаратуры. В Летно-исследовательском институте (город Жуковский), а потом в Ахтубинске были оборудованы технические позиции для вспомогательной наземной аппаратуры и летных испытаний.

Уже первые натурные пуски ракет выявили сложность и трудоемкость отработки «пассивных» систем. Это вызывалось как применением в качестве целей списанных, условно исправных РЛС, что приводило к сбоям в их работе, так и необходимостью «молчания», во избежание поражения, других РЛС, а также необходимостью получения большого объема телеметрической информации с борта ракеты для ее анализа при нарушении самонаведения.

Всего было произведено 42 пуска ракет с пассивными головками самонаведения. Испытания показали высокую точность и эффективность нового и тогда уникального оружия.

Петр Степанович, к тому времени уже переведенный на работу в Госкомитет по радиоэлектронике, приехал на полигон и очень нервничал, пока поначалу дело не ладилось. Однако он совершенно «расцвел», когда были устранены мешавшие недостатки, и ракеты уверенно поражали даже отключенные при полете РЛС.

Системы «Курс» и «Плот», не имевшие аналогов в мировой практике, успешно пройдя государственные испытания, были переданы для серийного производства Воронежскому радиозаводу. Более двух десятилетий они находились на вооружении ВВС и авиации флота. Созданное в институте под руководством П. С. Плешакова направление работ по созданию средств пассивного наведения крылатых ракет на излучающие радиолокационные цели было передано в ЦКБ «Автоматика» (город Омск), где получило свое дальнейшее развитие.

За работы по созданию пассивных средств самонаведения несколько сотрудников 108-го института были удостоены Государственной премии.

В первой половине 1950-х годов в институте ежедневно проводились часовые офицерские физкультурные занятия. Петр Степанович, несмотря на невысокий рост, довольно успешно играл в волейбол, в качестве нападающего-доигровщика, выполняя неплохие «крюки». Играл Плешаков всегда азартно, страстно, «на нервах», и его связующим нередко доставалось за некачественные пасы. Интерес к волейболу, как и к живописи, он пронес через всю жизнь, с удовольствием играя в эту игру и на склоне лет, уже будучи министром.

За короткий срок в институте сложились известные научные школы: антенно-фидерных систем, средств дальнего обнаружения (выделена позднее в филиал института, а еще позже образовала НИИДАР), вакуумных приборов, СВЧ-техники, миниатюризации радиоэлектронной аппаратуры, источников питания. Стало очевидным, что для скорейшего внедрения новейших научных разработок в производство требуется немедленная подготовка молодых специалистов, воспринявших новейшие достижения вместе с основными положениями радиотехнической науки. И тут Петр Степанович оказался среди лидеров уже не только оборонной науки, техники и производства, но и научно-технической педагогики.

В 1962 году при институте был открыт завод-втуз МАИ, внесший новую форму обучения молодых специалистов. Многие приборы и устройства, созданные в то время, были уникальными и достаточно дорогостоящими; специалисты, создавшие их, работали только в ЦНИИ, для изготовления аналогов этих приборов требовались немалое время и средства. Обучение молодежи на месте было лучшим выходом в сложившейся непростой ситуации. За годы своего существования завод-втуз подготовил тысячи первоклассных специалистов, десятки кандидатов и докторов наук. До сегодняшнего дня он является настоящей «кузницей кадров» не только для института, но и для ряда отраслей всей радиотехнической промышленности страны.

В 1950-е годы Петр Степанович работал под руководством Михаила Михайловича Лобанова, генерал-лейтенанта, с 1949 года заместителя военного министра, начальника 5-го Главного управления вооруженных сил, отвечавшего за развитие радиолокационной техники и оснащение ею армии и флота, выдающегося советского радиоинженера, стоявшего у истоков изобретения радиолокации в СССР. Плешаков с большим почтением относился к своему учителю и позднее устроил в институт сына рано умершего Михаила Михайловича.

Ветеран труда, токарь-универсал, орденоносец Г. Л. Артемов вспоминает, что в то время директор института нередко заходил в цехи, беседовал с рабочими, в неформальной обстановке рассказывал о планах института, интересовался возможностями, производительностью и точностью металлообрабатывающего оборудования. Он знал по именам многих рабочих: токарей Николая Федоровича Шагодского, Ростислава Александровича Комарова, Федора Николаевича Курочкина, тогда еще совсем молодого Геннадия Леонидовича Артемова, фрезеровщиков Николая Николаевича Моисеева и Юрия Николаевича Щеголева…

Однажды Петр Степанович обратился к Артемову с просьбой сделать небольшую хитрую шпильку. Получив эскиз, Геннадий Леонидович остался после работы и в течение получаса выточил деталь для Плешакова. Оказывается, тот был заядлым автолюбителем, а шпилька была нужна для усовершенствования карбюратора его автомобиля. Во дворе дома на Измайловском бульваре, где жил тогда Петр Степанович, образовался небольшой неформальный клуб автомобилистов и Плешаков был его неизменным активным членом. К тому времени у него была уже 21-я «Волга», сменившая старенький 401-й «Москвич». Он уже попадал в аварии и даже стал жертвой попытки угона, в то время нечастого явления — угонщиков кто-то спугнул в последний момент.

Состояние личного автомобиля Петра Степановича всегда было предметом зависти многих неравнодушных шоферов. Двигатель его автомобиля был «доведен до ума» и развивал большую, чем у обычных двигателей того же типа скорость при более умеренном расходе бензина. Последнее хоть и не было тогда актуально — бензин стоил очень дешево, — но весьма ценилось знатоками.

Можно предположить, что интерес Петра Степановича к автомобилизму уходил корнями в его фронтовое прошлое: передвижная станция РАТ базировалась на трех грузовиках, и ее эксплуатация была неразрывно связана с бесперебойной работой автомобильных двигателей. При этом работу радиоинженера от работы механика отделить порой было невозможно.

Работы по помехозащищенности ЗРК

Разработчики первых зенитно-ракетных комплексов (ЗРК) уделяли внимание помехозащищенности, но действовали в отрыве от специалистов в области радиоэлектронного противодействия. В 1955–1956 годах были выполнены облеты РЛС системы С-25 на самолете Ли-2 с созданным в ЦНИИ-108 экспериментальным макетом аппаратуры для постановки однократных ответных помех. Макет состоял из приемной и передающей антенн, ретрансляционного усилительного тракта на лампах бегущей волны, системы кратковременного запоминания частоты импульсных сигналов и формирователей моделирующих сигналов для создания уводящих помех по дальности и помех по угловому сопровождению РЛС с коническим и линейным сканированием антенного луча. Эксперимент проводился силами специалистов 108-го института при участии П. С. Плешакова.

При включении режима создания уводящей по дальности помехи на экранах индикаторов системы от самолетных меток отделялись, в сторону увеличения дальности, целеподобные метки, которые увлекали за собой стробы автоматического сопровождения по дальности. Спустя некоторое время помеховый импульс исчезал и стробы сопровождения «зависали», вынуждая оператора непрерывно перехватывать цель. В последующих полетах создавались помехи угломерным каналам с линейным сканированием. И в этом случае автоматическое сопровождение постановщика помех, при включении помехи, было неустойчивым, с ошибками и срывами сопровождения по углу места и азимуту, что вынуждало операторов переходить в режим ручного сопровождения.

Разработчики системы были вынуждены принять меры по ее помехозащищенности. Потребовались большие усилия по разработке, к которой подключился сам А. А. Расплетин, с дальнейшим включением в аппаратуру РЛС специальных приставок для защиты от однократных ответных помех. Создание аппаратуры для помехозащищенности проводилось в тесном сотрудничестве специалистов КБ-1 и ЦНИИ-108. На позиции ЗРК был создан первый наземный помеховый комплекс, сыгравший большую роль в тренировках операторов РЛС при наличии помех и послуживший началом оборудования ими других ЗРК.

В дальнейшем для отработки помехозащищенности систем С-25 и С-75 применяли самолет Ан-12 с установленной на нем аппаратурой «Резеда», которую к середине 1960-х годов сменила самолетная станция помех «Сирень». При этом срыв сопровождения по скорости достигался уводом строба скорости, накрытием его доплеровским шумом, по дальности — уводом строба дальности с помощью устройства кратковременной памяти. Непосредственный срыв сопровождения по угловым координатам достигался применением разных помех, в том числе путем взаимодействия станций помех на разных самолетах и использования отражений от подстилающей поверхности. Средства помехозащищенности, разработанные для системы С-25, позднее были реализованы в системах С-75 и С-125. Для оценки эффективности средств помехозащищенности использовались самолеты Ан-8 и Ту-16 со станцией «Сирень-Д».

Петр Степанович с большим интересом относился к этим работам. Возможно, в какой-то степени, его увлекало соперничество с самим Расплетиным. Он лично неоднократно вылетал на объект «А», подключал к работам опытнейших специалистов института, принимал активное участие в обсуждении технических проблем помехозащищенности, обеспечивал решение организационных вопросов и проведение облетов.

В 1965 году длительное время не решался вопрос об организации облетов новой дальней системы С-200. Только к концу испытаний системы был решен вопрос об облетах с целью оценки параметров помех. Облеты для постановщиков помех прошли успешно, вызывая увод системы автоматического сопровождения по скорости. Наряду с уводящей была задействована и узкополосная маскирующая помеха. По результатам полетов выявилась необходимость изыскания средств помехозащищенности от испытанных помех. На создание принципиально новых средств помехозащищенности потребовалось полтора года.

Благодаря усилиям А. А. Расплетина и П. С. Плешакова работы по помехозащищенности были организованы на высоком уровне силами двух ведущих предприятий. Была создана летающая лаборатория с аппаратурой постановки помех «Щит»; аппаратурой мерцающих помех были оборудованы два Ту-16; развернут комплекс работ по созданию мишенной аппаратуры помех. В институте были спроектированы, изготовлены и широко использовались временные, стационарные и подвижные наземные помеховые комплексы (НПК): на полигоне Трясь для комплекса «Смерч-А», на аэродроме Ермолино — для экспериментального макета РЛС «Гроза»; на Балхаше — для системы С-225. К стационарным НПК относились НПК-25, НПК-200, НПК-300П, НПК-300В. Среди подвижных НПК можно отметить «Геликон-1».

Важным достижением полигонного испытательного комплекса явилось создание многофункциональной летающей лаборатории на базе самолета Ту-134Ш. Самолет был оснащен моноимпульсной головкой и средствами радиоэлектронного противодействия, в состав которых входила разнообразная аппаратура помех. Эта аппаратура позволяла создавать когерентные, поляризационные, мерцающие и уводящие помехи с широким диапазоном регулируемых параметров для выбора самых хитрых режимов воздействия.

За период 1976–1990 годов при отработке перспективных помех и помехозащищенности ЗРК было создано 96 самолетных и ракетных мишенных комплексов. Уникальный комплекс средств обеспечения полигонных испытаний позволил существенно сократить объем и сроки их проведения, создал предпосылки для опережающего развития средств помехозащищенности зенитно-ракетных систем и средств радиоэлектронного противодействия.

Работы по созданию комплекса помеховой аппаратуры для проверки помехозащищенности ЗРС были удостоены Государственной премии СССР 1968 года. В число лауреатов премии вошли ведущие специалисты КБ-1, переименованного к тому времени в МКБ «Стрела»: М. Л. Осипов, В. И. Стариков и другие. Одним из лауреатов премии стал и главный организатор этих работ, назначенный к тому времени заместителем министра радиопромышленности СССР — П. С. Плешаков.

Защита баллистических ракет

4 марта 1961 года советский экспериментальный комплекс ПРО с помощью системы дальнего радиообнаружения «Ду-най-2», обеспечившей обнаружение и слежение, впервые в мире перехватил и сбил головную часть баллистической ракеты-мишени. Аналогичные работы, проводимые в США по комплексу «Найк-Зевс», поставили советских ученых перед необходимостью решения задачи по обеспечению повышения надежности баллистических ракет в условиях развернутой противоракетной обороны противника. По решению руководства ВПК во главе этих работ был поставлен ЦНИИ-108.

Петр Степанович немедленно среагировал на задание, открыв в институте сразу три опытно-конструкторские работы, получившие шифры «Верба», «Кактус» и «Крот». В ходе этих работ были созданы и испытаны в натурных условиях экспериментальные образцы средств радиоэлектронного подавления (РЭП) противоракетной обороны. Эти образцы представляли собой ложные цели и внеатмосферные дипольные отражатели, радиопоглощающие структуры, станции шумовых помех. Летные испытания, проведенные в 1959–1963 годах пусками ракет Р-12 в зоне работы экспериментального комплекса ПРО, показали практическую возможность защиты баллистических ракет от систем ПРО относительно простыми и дешевыми средствами РЭП. Позднее в ЦНИИ-108 было создано специальное подразделение — сектор № 3, состоящий из нескольких отделов, специализировавшихся на разработке средств и комплексов РЭБ ПВО.

«Несколько раз Петр Степанович прилетал в Джемансор, где на базе военного городка авиационной части была развернута временная стартовая позиция ВСП-12, — вспоминал Ю. А. Спиридонов, главный конструктор направления, а впоследствии директор ЦНИРТИ. — Позиция находилась в казахстанской степи и летом температура превышала 40 °C в тени. Протекавшая неподалеку речка Сагыз местами пересыхала, образуя цепь больших и малых бочагов, богатых рыбой — язем, окунем, щукой, плотвой.

Во время приездов Петр Степанович при случавшихся вынужденных “окнах” в работе вывозил сотрудников на рыбалку. Выезжали всем коллективом — человек 20, на двух или трех машинах. Ставили сеть. Петр Степанович отправлял всех в воду и руководил загоном рыбы. Все сопровождалось шутками и прибаутками. Улов всегда был хорошим — не менее ведра рыбы. Варили на костре уху, причем дрова приходилось привозить с собой. В свой первый приезд Петр Степанович дал задание механикам изготовить коптильный аппарат и лично нарисовал необходимые эскизы. После каждой рыбалки на столе были рыбные деликатесы — копченые окуньки и плотвички.

Петр Степанович был всегда требователен к качеству и четкости проводимых работ. Впоследствии это сыграло немаловажную роль при анализе причин неудачного пуска, после которого были выявлены недочеты в конструкции обтекателей, под которыми размещались наши станции “Крот”.

Будучи заместителем министра и затем министром радиопромышленности, Петр Степанович уделял должное внимание тематике по защите ракет. Присутствуя на одном из торжественных заседаний института, он в своем выступлении сказал, что одним из решающих факторов успешного подписания Договора 1972 года между СССР и США о неразвертывании ПРО явились работы ЦНИИ-108 по оснащению стратегических ракет СССР средствами преодоления ПРО и результаты их летной обработки, зафиксированные американскими средствами наблюдения».

Средства космического радиотехнического наблюдения

В 1957 году в Советском Союзе был впервые осуществлен запуск на орбиту искусственного спутника Земли. Это немедленно открыло в институте дискуссии о возможности ведения РТР из космоса с целью получения непрерывной и скрытной информации о местоположении и технических характеристиках радиотехнических объектов вероятного противника. Одним из первых, кто оценил перспективы ведения РТР из космоса, был, конечно, П. С. Плешаков, имевший к тому времени большой опыт разработки и эксплуатации аналогичных наземных и авиационных средств.

Уже с конца 1950-х годов начались интенсивные работы по созданию космических средств разведки. Первой аппаратурой для обнаружения и анализа излучения радиолокационных станций стала 12-канальная приемно-анализирующая аппаратура «Куст-12» (К-12), созданная под руководством главного конструктора А. В. Загорянского при непосредственном участии в разработке директора института П. С. Плешакова. Успешное использование аппаратуры К-12 показало, что радиотехническое наблюдение из космоса может быть весьма эффективным. Сигналы наземных РЛС отчетливо принимаются аппаратурой. На них не влияют ни ионосфера, ни грозовые разряды атмосферного происхождения.

Позднее, также при участии П. С. Плешакова, была разработана 24-канальная аппаратура радиокосмического наблюдения «Куст-40» (К-40). Аппаратура К-40, ввиду большей чувствительности, была гораздо более информативной. Здесь же, в ЦНИИ, под руководством П. С. Плешакова, началась разработка бортовой аппаратуры системы морской космической разведки и целеуказания (МКРЦ) «Кортик». Ввиду большой загрузки института разработкой системы «Целина» завершение работ по этому направлению было передано КНИРТИ, а головным предприятием являлся ЦНИИ «Комета». Аппаратура МКРЦ была запущена в 1974 году, а в 1977 году началась ее успешная штатная эксплуатация. Создание этой аппаратуры было отмечено Ленинской и Государственной премиями.

Впоследствии было создано и поставлено на службу несколько модификаций систем космической радиоразведки «Целина»: О, Д, Н, Р, «Целина-2». Уже в третьем тысячелетии, в совершенно новых условиях, эта тема была продолжена разработкой многоцелевой космической системы «Лиана».

Создание систем космического наблюдения, начатое по инициативе П. С. Плешакова, было поддержано сменившим его в должности директора института Ю. Н. Мажоровым. Непосредственное руководство научно-изыскательской и конструкторской разработкой приняли на себя ведущие специалисты ЦНИРТИ — А. В. Загорянский, А. Г. Рапопорт, М. Е. Заславский, Е. Е. Фридберг, Л. М. Табачников, Л. Ю. Блюмберг. Всемерное развитие и усиление этой темы было предпринято при участии С. Ф. Ракитина, Л. И. Зорина, А. А. Лебедя, В. С. Ионова, А. В. Панфилова, Е. М. Сыроелова, Э. Ф. Мешкова, А. И. Зотова и других сотрудников института.

11 декабря 1961 года с космодрома Байконур ракета-носитель «Восток» должна была вывести на околоземную орбиту первый советский разведывательный спутник «Зенит-2», но на 407-й секунде полета из-за сбоя в системе управления произошел аварийный подрыв ракеты-носителя. 26 апреля 1962 года второй «Зенит-2» успешно вышел на орбиту, получив официальное наименование «Космос-4». В ходе полета из-за стравливания воздуха из баллонов через клапан дренажа произошел отказ основной системы ориентации, и спускаемый аппарат был возвращен на землю по прошествии всего трех суток. Хотя значительная часть полета «Космоса-4» проходила в неориентированном режиме, фотографирование все же проводилось, и удалось получить некоторый материал. Третий «Зенит» («Космос-7») был запущен 28 июля 1962 года и успешно возвратился с фотографиями 11 дней спустя.

В рамках летно-конструкторских испытаний (ЛКИ) было проведено 13 запусков космических аппаратов «Зенит-2», три из них закончились аварией ракеты-носителя. Всего в рамках ЛКИ и штатной эксплуатации пуск космического аппарата (КА) «Зенит-2» проводился 81 раз. Под более совершенную аппаратуру с лучшим разрешением для детальной фото- и радиоразведки ОКБ-1 разработало эскизный проект нового разведывательного спутника «Зенит-4» (4К). Летно-конструкторские испытания его начались 16 ноября 1963 года.

С. П. Королев спокойно отдавал на сторону все, что являлось рутинной работой и мешало продвижению вперед, поэтому серийное производство КА «Зенит-2» с 1964 года было организовано в Куйбышеве (ныне Самара). Сюда, в филиал № 3 ОКБ-1, возглавляемый конструктором ракетно-космической техники Д. И. Козловым, были переданы все материалы по космическому аппарату «Зенит-2», а также по ракете-носителю. С 1968 года начался постепенный переход на модернизированные КА «Зенит-2М», а количество запусков «Зенита-2» стало сокращаться. Всего было разработано восемь модификаций аппаратов данного типа, и разведывательные полеты продолжались вплоть до 1994 года.

Трудно переоценить роль и значимость П. С. Плешакова в создании систем радиотехнической разведки. Он одним из первых понял и оценил возможности ее ведения из космоса. Им был основан коллектив специалистов, создавший системы космической РТР и продолжающий их создавать в настоящее время. Нарушив монополию Министерства общего машиностроения, он смог добиться возложения головных функций по системам РТР на институт. Им была выстроена могучая кооперация предприятий (около 150 НИИ, КБ, заводов, более 20 министерств и ведомств), обеспечивающих создание названных систем. В качестве председателя межведомственного координационного совета он совместно с первым заместителем министра общего машиностроения СССР в течение многих лет осуществлял координацию работ по созданию систем космической РТР.

Интенсивная работа по созданию в стране баллистических ракет, в том числе ракет для запуска космических аппаратов, завышенная оценка этого направления политическим руководством страны, прежде всего Н. С. Хрущевым, ставили перед ракетостроителями и перед их смежниками все новые сложные задачи. В 1955 году 108-му институту было поручено проведение работ по созданию опытного образца радиопеленгатора радиоуправления баллистической ракетой, получивших название ОКР «Галактика». Главным конструктором ОКР «Галактика» приказом маршала И. С. Конева от 4 ноября 1957 года был назначен Геннадий Яковлевич Гуськов, начальник лаборатории, работавший ранее под руководством А. А. Расплетина над созданием авиационной РЛС для защиты хвоста «Тон», РЛС наземной артиллерийской разведки СНАР-1 и танковой РЛС «Лес». За работу по СНАР-1 Гуськов был удостоен Государственной премии.

В 1958 году Г. Я. Гуськов подписал технический проект опытного образца радиопеленгатора радиоуправления «Днестр». Работа была успешно завершена и обеспечила радиоконтроль траектории космического аппарата в полете. В июле 1959 года Гуськов защитил кандидатскую диссертацию, а в октябре был назначен начальником 23-го отдела.

Создание ракет, способных преодолевать огромные расстояния, потребовало перевода работ по их радиотелеметрии и радиоуправлению на более высокий уровень. 15 декабря 1960 года Гуськов решением Госкомитета по радиоэлектронике СССР был переведен из ЦНИИ-108 в СКБ-567. Позднее он станет Героем Социалистического Труда, лауреатом Ленинской премии, членом-корреспондентом АН СССР, директором зеленоградского НИИ микроприборов. Петр Степанович, как офицер и как директор института, согласился с переводом, хотя ему было жаль расставаться со старым знакомым и товарищем по команде: Гуськов был одним из лучших волейболистов института.

Позднее, уже находясь на должностях заместителя министра и министра, Петр Степанович никогда не упускал из вида основные разработки «родного» ему института. В середине 1960-х он активно поддержал работы Ивана Федоровича Иванова — творца отечественной нелинейной радиолокации. «Начало разработок по нелинейной радиолокации, — по словам самого И. Ф. Иванова, — было продиктовано практической потребностью борьбы с нелегальной разведывательной деятельностью на территории СССР его вероятных противников».

Активные работы американцев в этом направлении не были «вымыслом советской пропаганды». Дистанционно управляемые средства радиоразведки были обнаружены в районах интересовавших иностранные спецслужбы советских объектов, замаскированные под пни, гнезда, кочки, ветки деревьев. Для борьбы с этими средствами в новых условиях требовалась и принципиально новая аппаратура. Одна из требующих решения задач была сформулирована так: необходимы приборы для обнаружения приемников радиоразведки, находящихся в выключенном состоянии.

Для создания новых технических средств борьбы в 108-м институте, который с марта 1966 года стал именоваться Центральным научно-исследовательским радиотехническим институтом (ЦНИРТИ), при поддержке Петра Степановича был создан новый отдел, начальником которого был назначен И. Ф. Иванов. Под его руководством сложнейшая задача, многим казавшаяся фантастической, была успешно решена. Уже в 1972 году был создан первый экспериментальный радиолокатор, а в 1974 году первые два различных по назначению радиолокатора были переданы в серийное производство. Первые отечественные радиолокаторы по ряду важнейших параметров (более широкий диапазон определяемых частот, большие дальности и др.) превосходили зарубежные.

Создание средств нелинейной радиолокации явилось значительным вкладом в развитие современной радиотехники. Можно пожалеть, что ее создатель И. Ф. Иванов хоть и был удостоен Государственной премии, но даже не получил докторской степени.

В бытность директором 108-го института, являвшегося головным по тематике РЭБ, П. С. Плешаков выработал и утвердил рекомендации по специализации НИИ и КБ по разработке систем и комплексов РЭБ в интересах различных родов войск, а также по закреплению за ними промышленных предприятий для обеспечения серийного изготовления принятых разработок. Эти рекомендации внесли ясность в организацию работ, позволили наладить четкие взаимодействия с заказчиками и смежными предприятиями.

Прекрасно понимая, что боевые возможности и мощь Военно-морского флота страны во многом зависят от уровня развития и внедрения техники РЭБ, Петр Степанович настойчиво решал вопрос о создании в этих целях специализированного предприятия. По его инициативе в 1958 году в Таганроге был основан филиал московского ВНИИ «Альтаир» (ВНИИ-10 ВМФ), ставший в 1961 году самостоятельным НИИ-406. В 1966 году этот НИИ был преобразован в Таганрогский НИИ связи (ТНИИС). Со временем он вырос в крупную организацию с экспериментальным и опытным производствами, испытательными комплексами, обширной лабораторной базой. К этому институту были прикреплены промышленные предприятия — завод «Прибор» (Ростов-на-Дону) и новый завод, построенный в Жигулевске.

По инициативе Плешакова постановлениями правительства для ТНИИС были заданы к исполнению ОКРы в интересах ВМФ: средства РТР («Флейта», «Малютка», «Прохлада», «Кольцо», «Булава-705») и средства РЭБ («Ограда», «Гурзуф-А», «Гурзуф-Б»). В основе разработок ТНИИС были использованы принципы систем и комплексов РЭБ, разработанные в 108-м институте. При этом институту была оказана действенная поддержка, в том числе посредством многократных командировок специалистов из 108-го, которые организовывал П. С. Плешаков. В 70-е годы ТНИИС, накопивший значительный научно-технический потенциал, приступил к созданию нового поколения техники РЭБ на основе методов системного проектирования, охватывающей корабли всех классов. Были созданы новые комплексы РЭБ — «Старт», «Старт-2», «Вымпел-Р2», «Кантата-1143», «Кантата-М», «Рычаг-БН», «Рычаг-БМ3»; комплексы РТР — «Сдвиг-1РС», «Кольцо-2», «Бурлак», «Рак», «Нормаль-1В»; системы защиты крылатых ракет. Этой группой комплексов был завершен этап создания аппаратуры РЭБ для подводных и надводных кораблей всех классов. Этими комплексами были оснащены тяжелые атомные и дизельные крейсеры: «Петр Великий», «Фрунзе», «Киров», «Калинин», «Киев», «Минск», «Новороссийск», «Керчь», «Ташкент», а также надводные корабли среднего и малого водоизмещения.

Позднее, в соответствии с разработанной по указанию П. С. Плешакова программой создания для надводных кораблей многофункциональных комплексов РЭБ, были созданы улучшенные комплексы «Созвездие-БР» и «Созвездие-МР».

К заслугам Петра Степановича, несомненно, можно отнести создание коллектива уникальных специалистов, сложившегося в ЦНИИ в 1960-е годы. Это В. А. Аудер, В. М. Герасименко, Н. П. Емохонов, В. П. Заборов, М. Е. Заславский, А. А. Зиничев, И. Ф. Иванов, Ю. Н. Мажоров, А. Г. Рапопорт, И. Я. Альтман, Н. Г. Пономарев и др.

Так он работал

К середине 1960-х годов сложился «стремительный» стиль работы П. С. Плешакова, запомнившийся многим. Стремительной, уверенной походкой, словно вихрь, Петр Степанович появлялся в помещении, где проводилось очередное совещание. Всегда очень внимательно выслушивал информацию о сделанном с момента предыдущего совещания, затем просил высказаться тех, кто по тем или иным причинам не выполнил порученных работ. Память у Петра Степановича была великолепная, и он помнил мельчайшие детали. Его раздражали факты безответственности, халатности, невнятные объяснения, неконкретные сообщения. В эти минуты его и без того громкий голос звучал раскатами грома! Ноздри раздувались, глаза сверкали гневом и буквально впивались в провинившегося. В эти минуты Петр Степанович мог использовать и какое-нибудь крепкое словцо, правда, тут же спохватывался, и, если присутствовали женщины, всегда извинялся. Надо сказать, что, несмотря на свою эмоциональность, он никогда не позволял себе обидеть или оскорбить человека. Интересно, что, сколь бы ни были серьезны разборки на совещании, никто, как правило, официально не наказывался. Просчеты или ошибки, если такое случалось, обычно исправлялись мгновенно. Любому специалисту достаточно было выслушать упреки Петра Степановича и после этого работать с утроенной силой.

В коллективе сотрудников П. С. Плешаков пользовался большим, заслуженным и непререкаемым авторитетом. Этому в немалой степени способствовали его доступность и исключительная простота в общении. К нему в любое время, а не только в установленные часы приема, мог войти и обратиться любой сотрудник — как по вопросам какой-либо помощи, так и с предложениями или советами. Он мог быть всегда уверен, что будет внимательно выслушан, понят, а при необходимости и поддержан.

Обладая прекрасной памятью, несмотря на громадную загрузку, Петр Степанович никогда не забывал никаких, даже самых незначительных просьб, обращенных к нему. Тот же стиль общения сохранился и в те годы, когда он работал министром. Он никогда не прерывал связи со старыми специалистами, пристально следил за делами института, за его успехами и допущенными промахами. Не раз, по тем или иным вопросам он приглашал посоветоваться ведущих специалистов института, всегда очень внимательно прислушивался к их мнению. Иногда, правда редко, и сам находил время для посещения ЦНИРТИ. Многим запомнился его неожиданный приезд зимой 1975 года. В кабинете директора срочно собрали всех руководителей крупных подразделений. Петр Степанович, ссылаясь на негативный опыт других НИИ и КБ, в частности НИИДАРа, высказался о недопустимости намечавшейся в институте тенденции возложения обязанностей руководителей крупных НИОКР только на директора и главного инженера. В резкой форме он потребовал не допускать подобной практики, поскольку при этом деятельность ряда общетехнических и некоторых других подразделений переключалась на исполнение директорских работ, оставляя иные подразделения института без необходимой поддержки, что отрицательно влияло на общий ход работ.

В начале 1960-х годов он раз в три-четыре месяца старался бывать на общих и итоговых собраниях в конструкторских и технологических подразделениях, обстоятельно знакомился с людьми, вникал в суть работ, в проблемы коллективов. Вопросы о необходимости улучшения деятельности некоторых подразделений он резко и настойчиво поднимал на заседаниях партийного комитета, на собраниях партийно-хозяйственного архива.

В 1962 году он принял решение об углублении специализации конструкторских и технологических подразделений. В связи с этим отдел главного технолога был структурирован по семи различным технологическим направлениям лабораторий. Конструкторские подразделения были строго специализированы по тематике разработчиков изделий новой техники. Тогда же было введено требование обязательного назначения заместителей руководителей НИОКР по конструированию и технологии. Проведенные усовершенствования позволили сократить время проектирования новой техники, исключили из практики несообразности и промахи, сделали процесс конструирования и изготовления более очевидным и производительным.

Мощности институтского экспериментального производства были увеличены от одного до четырех цехов с оснащением их современным обрабатывающим, в том числе прецизионным, оборудованием. Позднее по требованию П. С. Плешакова для экспериментального производства был закуплен фрезерный станок с ЧПУ, и в течение многих лет на нем делались многие детали, в серии получаемые штамповкой и литьем. Именно Плешаков решил вопрос о переводе опытного производства из ранга одного из предприятий института в самостоятельное предприятие — Московский завод радиотехнической аппаратуры.

Петр Степанович не раз повторял, что если наши изделия новой техники по своим тактико-техническим характеристикам не уступают изделиям вероятного противника, а зачастую и превосходят их, то по конструкторско-технологическому уровню, особенно по производственному облику, они резко им уступают. Отмеченное отставание, к сожалению, так и не было ликвидировано.

Позднее, уже работая министром, он не оставлял усилий, направленных на повышение технологичности деталей, составляющих новую технику. Именно его усилиями были разработаны, а позднее внедрены на всех предприятиях отрасли нормативные документы по повышению уровня технологичности изделий новой техники.

С интересом относился Петр Степанович к молодежи, приходившей на предприятие. Всех молодых специалистов он всегда принимал сам. Знакомился, рассказывал об институте, о его разработках, о направлениях предстоящей работы. Расспрашивал молодого человека или девушку об успеваемости, производственных интересах, увлечениях. Обладая прекрасной памятью, позднее, при посещении подразделений, он интересовался успехами или неудачами молодых специалистов, обращаясь к ним по имени-отчеству. Такое отношение по-хорошему льстило молодым людям, формировало их положительное впечатление о директоре, об институте, об окружающих людях.

Петр Степанович обладал многими сильными человеческими качествами, резко выделявшими его среди окружающих, качествами запоминающимися, притягивавшими к нему людей. Повторимся еще раз, но прежде всего это была неуемная, бьющая через край энергия, которая, в сочетании с его способностями логически и многогранно мыслить, рассматривая тот или иной вопрос с разных точек зрения, рождала неиссякаемый поток научных, технических и организационных идей. Казалось, что в производственном отношении его в равной степени интересует все: от организации и ведения НИР и ОКР (а в те времена все они задавались постановлениями ЦК и Совмина) до производительности нового токарного станка и вопросов благоустройства территории. В любое время он мог сам, без предупреждений и сопровождающих прийти в любое подразделение и, собрав специалистов, устроить диспут, добиваясь, в конце концов, ясности для всех. В таких беседах могли высказываться и старый опытный специалист, и молодой «не нюхавший пороху» инженер.

Можно отметить тот факт, что Петр Степанович, подобно некоторым другим крупным деятелям науки и техники, не любил публиковать своих работ — вернее, не придавал этому значения. В некоторых из его аттестационных документов по этому поводу даже имеются замечания командования. Но нельзя не заметить, что он, будучи заведующим лабораторией, а позднее начальником отдела и сектора, участвовал в написании десятков отчетов. В должности директора определял узловые вопросы развития института, порой принимал решения на годы, определявшие направление работы сотен, а затем и тысяч людей. В должности министра он порой принимал концептуальные решения, определявшие развитие радиотехники в огромной стране. Читатель согласится, что последнее требовало не меньшего интеллектуального вклада, чем написание научной статьи, пусть даже самой серьезной.

Ну а то, что его имя упомянуто лишь в трех авторских свидетельствах, тогда как в подчиненном ему институте их появлялось более сотни в год, говорит лишь о его высокой порядочности и скромности.

Много позднее появился зарубежный термин «мозговая атака». Но эта мера в своем искусственном виде не может активизировать или улучшить процесс принятия решения. А Плешаков это делать умел. Он мог передать окружающим людям часть собственной созидательной энергии, умел направить мышление окружавших его в нужном для решения поставленных задач направлении.

Важно отметить, что Петр Степанович всегда внимательно следил за своим внешним видом. Ежедневно он был чисто выбрит, подтянут (сказывались ежедневные занятия спортом), в отутюженном костюме и свежей рубашке. Он откровенно не любил нерях. От человеческой неаккуратности его, внешне сдержанного человека, просто передергивало.

Ближайшим другом Петра Степановича во время его работы в институте стал Василий Ильич Морозов — боевой офицер, неоднократно раненный, награжденный двумя орденами Красного Знамени. В 1962 году он был назначен заместителем директора института по общим вопросам. Это был добрый человек, весьма энергичный, но подверженный нередкому в нашей стране пороку. Работая в должности замдиректора до 1975 года, он отдал немало сил для совершенствования технического оснащения, добивался бесперебойного обеспечения института оборудованием и материалами для НИОКР, всячески поддерживал строительство жилья для работников института, реконструировал пионерский лагерь, решил проблему выделения земельных участков для организации садовых товариществ. В 1972 году, уже будучи заместителем министра, Петр Степанович добился, чтобы В. И. Морозову было присвоено звание генерал-майора-инженера.

Несмотря на постоянную занятость, Петр Степанович находил время для строительства пионерского лагеря в поселке Протва Калужской области, начатого по его инициативе. В начале 1960-х годов здесь были выстроены добротные и уютные двухэтажные корпуса, благоустроена большая территория, построены стадион, бассейн, игровые комплексы, разбиты спортивные площадки. В пионерском лагере каждый год отдыхало более тысячи детей. Пионерлагерю было присвоено имя родившегося по соседству Маршала Советского Союза Г. К. Жукова. Частыми гостями здесь были герои войны и труда, космонавты, дочери Георгия Константиновича.

Когда Петр Степанович работал директором ЦНИИ, он находил в своем жестком расписании время для посещения лагеря. Как правило, это было в дни его отдыха. В каждый свой приезд он обходил отряды, беседовал с детьми и вожатыми, выступал перед ними. Говорил он, как всегда, ярко и эмоционально, привлекая внимание детей, раскрывая перед ними жизненные перспективы. По ходу выступления он часто задавал вопросы и с улыбкой выслушивал ответный хор детских голосов.

Вероятно, интерес Петра Степановича к лагерю был связан с тем, что в детстве он сам ездил в подмосковный пионерский лагерь, на всю жизнь запомнившийся ему не полнотой наполненных мисок, но духом вдохновенного сплочения, общностью интересов, единства с товарищами, когда им по плечу казалось любое дело. Таким же, по большому счету, был и сам институт, сотрудники которого не имели высоких окладов и запредельных льгот, но жили сознанием того, что их труд нужен и важен для страны.

На общесоюзной орбите

17 марта 1964 года Петр Степанович назначается заместителем председателя Государственного комитета Совета Министров СССР по радиоэлектронике. Нельзя не отметить, что он еще до этого был замечен председателем Госкомитета, а впоследствии министром радиопромышленности Валерием Дмитриевичем Калмыковым — Героем Социалистического Труда, министром сталинской закалки. Валерий Дмитриевич был достаточно жестким и требовательным организатором, как того требовала должность, но по натуре человеком доброжелательным. От него не ускользнуло то, что военный инженер-полковник П. С. Плешаков, участник Великой Отечественной войны и боевых действий в Корее, до тонкостей знает большинство сложных радиосистем, будь то системы радиоразведки, агентурная аппаратура, средства РЭБ, антенно-фидерные устройства.

В 1965 году, с образованием Министерства радиопромышленности, Петр Степанович был назначен заместителем министра, а в 1968 году — первым заместителем.

В свои последние годы В. Д. Калмыков тяжело болел. П. С. Плешакову, пользовавшемуся доверием министров обороны Р. Я. Малиновского, а затем А. А. Гречко, секретарей ЦК по оборонным вопросам, главнокомандующих войсками ПВО С. С. Бирюзова, а после его гибели П. Ф. Батицкого, десятков других политических, военных и промышленных чиновников, приходилось все чаще заменять Калмыкова. Он подписывал требующие ответственности бумаги, ставил жесткие сроки, точно оценивал производственные и научные возможности множества предприятий, находящихся в разных уголках огромной страны.

Находясь на высоких министерских должностях, Петру Степановичу приходилось иметь представление о десятках и даже сотнях научно-производственных вопросов, порой из самых разных отраслей техники, плотно заниматься все новыми и новыми задачами.

23 марта 1974 года скончался Валерий Дмитриевич Калмыков, более двадцати лет фактически находившийся на посту министра радиопромышленности (ранее министра радиотехнической промышленности, затем председателя Госкомитета по радиоэлектронике). Возник естественный вопрос о подборе достойной кандидатуры на пост министра. Кроме того, на разных уровнях оживились обсуждения давно возникших вопросов о перегруженности министерства многотемьем и огромным количеством НИИ, КБ, заводов, что, несомненно, отрицательно влияло на уровень и качество разработок радиотехнических систем и аппаратуры, затрудняло действенное руководство предприятиями. Этот вопрос был решен созданием нового Министерства промышленности средств связи (МПСС или Минпромсвязи) с передачей в его ведение ряда тематических направлений и предприятий из состава Министерства радиопромышленности. Между тем вся оборонная тематика и системные вопросы радиопромышленности остались в Минрадиопроме.

В апреле 1974 года П. С. Плешаков был назначен министром радиопромышленности СССР при единодушной поддержке оборонного отдела ЦК КПСС и ВПК Совета Министров СССР. У них была единая точка зрения — лучшего руководителя радиопрому не найти.