Плохие кошки

Я не думаю, что Бог совершил ошибку. Наверное, практика существует повсеместно — одна твоя жизнь заканчивается, а другая начинается. И ты помнишь обе, двух разных людей. Или не людей В первой жизни ты человек, а во второй — хвостатая тварь с длинным хвостом. Наверное, кто-то становится оленем или ежом Я проснулась кошкой. Попыталась подняться на ноги, но они были лапы. Покрытые светлым мехом в полосочку. Я чуть в обморок не упала, если б не хвост. Хвост реально помогает занять вертикальное положение. Я качалась на хвосте, как лемур, посреди незнакомой улицы. Краем глаза успела заметить, что меня снимает на видео группа японских туристов. Собрала волю в кулак и дунула за угол. Там был ход наверх, и я оказалась на крыше дома. Небо казалось ярко-оранжевым с розовыми разводами, по нему плыли перьевые облака. Из моего горла вышел звук, похожий на песню негритянской певицы. Несмотря на идиотизм ситуации, я чувствовала себя живой. Мне пришло в голову, что быть кошкой лучше, чем не быть вообще. Я посмотрела вниз.

Над землей был муравейник. Светились только окна и большие желтые дуры с красными иероглифами. Это что, Китай? Япония? Я подумала, что мою славянскую душу вместе с пушистой задницей перенесло куда-то не туда Не знаю иероглифов, мне сложно прочитать неоновые вывески. Я спустилась вниз и попробовала обойти улицу. Похоже на Токио. Хотя может быть любой другой город. Саппоро, Осака, Нагоя — в сущности, разницы нет. С улицы шел гул голосов. Я ни слова не понимаю по-японски. Внешне это звучит как кошачий язык. Но беда в том, что кошачий я тоже не понимаю.

Вместе с тем жутко хотелось есть. Я спустилась с крыши в толпу и скоро увидела вывеску с рыбьим скелетом, из-под которой шел дым. Это была забегаловка со столиками на улице. Под открытым небом люди никогда не обедают одни — только вместе с кошками и воробьями. Я уселась на пороге и почувствовала себя меховой шапкой, забытой в последнем ряду.

— Нэко, нэко, — позвала девочка с розовыми перьями в прическе и швырнула в меня креветку.

Понятно. Нэко у них — то ли креветки, то ли я. Еду проглотила целиком — просто не смогла пережевать. Стоит кошке двинуть челюстью, как креветка выпадает, и нужно ловить ее зубами на лету. Не исключено, что ловить зубами на лету — вообще смысл кошачьего существования.

Я подумала, что, наверное, Боженька меня все-таки любит, раз отправил в Японию. Тут зимой тротуары с подогревом, как в ванной комнате, и японские женщины обожают кошек. Весь мир считает, что у них кривые ноги. Но японкам это по барабану, потому что они надевают на них разноцветные чулки и ходят так абсолютными куклами. Некоторые даже не ходят, а ковыляют как ненастоящие. Некоторые японцы напоминают пришельцев. Они мчат на велосипедах и в любой момент могут сломать тебе хребет. Кошке нужно быть предельно собранной на улице. Особенно когда спишь в картонной коробке от телевизора «джи-ви-си» и который день промышляешь попрошайничеством в рыбном кафе.

Говорят, у кошки девять жизней. У меня начинается вторая. И в ней есть еще кое-что, что доводит меня до исступления. Я беременная кошка. Нет, мне не хочется блевать на газоны. Просто я чувствую, что не пустая внутри. Первое время от растерянности я прямо стонала; ну почему, почему? По странному стечению обстоятельств остальные люди на земле не стали кошками, а превратились в японцев. Тысячи людей получили новый шанс и новый облик, и только тебе досталась какая-то хрень. Я не хочу родить котят. Мне не интересны, черт возьми, кошки. Я ничего про них не знаю.

Дом для кошки

Это было первое человеческое лицо, которое я начала безошибочно определять в толпе японцев. Коренастый мужик с короткими бровями. Ведет себя самым глупым образом. Ему, видимо, нужна кошка в дом, или он вылавливает бродячих животных, чтобы ставить на них опыты. Кошачий маньяк покупает мне тунца и с каждым разом уходит с рыбой все дальше от двери закусочной. Я иду за ним, выбираю момент, чтобы схватить в зубы тунца и смываюсь. Никто не знает — может, он и не плохой человек. Может, он новый герой моей странной жизни, который спасет меня от ужаса моей собственной головы. Мне в человеческой жизни с мужиками не очень везло. Но вдруг на этот раз? Японец нагнулся, чтобы меня погладить, и я оставила мысль вцепиться ему в руку. Мне страшно захотелось попасть в человеческий дом.

Японская квартира оказалась узкой, как шкаф, захламленной и холодной. Японец включил Фрэнка Синатру и определил мне миску для воды. Любая кошка слушает музыку. Это видно по шизанутому взгляду в одну точку. Кажется, что кошка часами втыкает в бесконечность. На самом деле это ты так внутрь себя смотришь. И в голове играет музыка. Синатру крутил японский плеер — квартира вообще была набита техникой. Мне мало толку от высоких технологий, потому что, когда на лапе когти и волосы, хрен наберешь какое слово на клавиатуре. Нет, я, конечно, потыкала в ноутбук всеми частями тела, чтобы на экран вышло слово HELP. Японец остолбенел, увидев меня с ногами на клавиатуре. Схватил со стола газету и шваркнул мне по хвосту. От обиды я забилась под стол. А он не стал меня выковыривать и ушел в ванную, я услышала шум воды. На полу осталась газета. Она состояла наполовину из иероглифов, а наполовину — из английских слов. Мельком я разглядела в газете заметку о кошке, которая ходит на задних лапах.

Я представила, как в один прекрасный день японец перестанет смотреть на меня так, будто я мечтаю нагадить в углу, и увидит во мне маленького человека. И я стану первой в мире кошкой, которая влюбилась в мужчину. Рано или поздно заведет себе реальную бабу, а я буду мстить и ссать ей в туфли. В конце концов, мне стало скучно под столом, потянуло к людям. Я бесшумно прошла через комнату и заглянула в открытую дверь ванной. Там стояло большое белое корыто сплошь в электронике, с прозрачной стенкой, верх инженерной мысли. Японец сидел в корыте с каким-то гаджетом И дрочил. О господи. Может, сразу убить его? Прыгнуть на полку и нечаянно уронить светильник в воду. Я где-то читала, что японцы верят: несчастливая в прошлой жизни женщина возвращается к людям в виде кошки с раздвоенным хвостом, чтобы мстить. Раньше японцы обрубали кошкам хвосты, но теперь вроде поуспокоились. Я почему-то представила, как этот японец топит в ванной новорожденных котят, даже не сменив воду. Мне захотелось выпить и пожалеть себя.

Японец вышел из ванной в белом халате с двумя ватными палочками, торчащими из ушей. Я улучила момент и метнулась к открытому окну, за которым росло дерево. Он кричал что-то, но я не стала слушать. В животном мире все проще и ярче — ты живешь инстинктами, потому что твой век короток и нужно успеть размножиться. Если бы меня превратили в бабочку, я бы откладывала личинки. Но мне придется иметь дело с котятами — и хоть от этого факта хочется выть как пес, но нужно смотреть правде в лицо.

Котята родились

Схватки застали меня на улице, и я успела забраться на чердак многоквартирного дома. Сюда в слуховое окошко пробивается солнечный луч, и можно весь день греть спину, перемещаясь вместе с солнцем. Зря люди говорят: родила как кошка. Что типа это не больно, потому что кошка — не Ева, которую наказали за змею и яблоко. У меня от боли усы дыбом вставали. А потом из меня стали вываливаться слепые голые обезьянки. Первый, второй, третий. Четвертый вышел весь помятый. Я перенесла одного за другим в угол, где не сквозит. Они запищали как струна от расстроенной гитары. Если бы кто-то мне сказал, что так будут звучать мои дети, я бы еще в прошлой жизни записалась в сумасшедший дом. Совершенно не понятно, что делать с котятами. Чему их учить? Человечности и гуманизму? Я подвинула обезьянкам пузо, чтобы не окоченели, и они стали тыкаться и искать соски. Бог мой! Разницы между кормящей женщиной и кошкой нет никакой — просто во втором случае у тебя хлещет сразу из шести дырок на животе, как из простреленного вымени.

Через неделю они открыли глаза. Взгляд был нефокусирующийся, цвет — темно-серый, который дается от рождения всем живым существам без исключения, включая японских младенцев. Но мокрый асфальт — это ведь не бывает надолго. Глаза новорожденных остаются серыми недолго, рано или поздно всходит солнце. Я смотрела на котят и чувствовала родное и забытое счастье. Как-то сразу стало понятно, что они отличаются.

Волга родилась красоткой. Сразу было видно, что будет пушистой и ласковой. Такую кошку каждый бы взял в семью. Волга учит меня мурлыкать, потому что я единственная в мире, у кого это не получается. Яша родился страшненьким: такой криволапый заморыш, по которому сразу видно, что очень живучий. Дарвин был теплым, пухлым и жрал как не в себя. Отваливался от пуза последним, когда остальные смотрят пятый сон. Когда я стала приносить детям корм с улиц Токио, Дарвина приходилось придерживать за шкирку, чтобы остальным что-то досталось. Стоило его отпустить — и он уничтожал все, сжирал со скелетом и чешуей, если в корме были чешуя и скелет. Жук был совсем слабеньким. Он пищал тише всех, ленился есть и протестовать, если братья отталкивали его от еды.

Когда котята засыпали, я уходила с чердака на поиски еды. Еды нужно много, поэтому я училась воровать. Живой организм привыкает ко всему, и скоро я вообще забуду, каково это было — быть в теле женщины. Разгуливать везде, будучи высоченной как антенна, с пальцами рук и ног. Существам компактного размера в мире удобнее. Ты настолько мелкая козявка, что воспринимаешь мир из района человеческих лодыжек, не забывая засунуть нос в любую дыру. Но у тебя нет тела в привычном понимании, то есть ты ходишь на четвереньках и на цыпочках одновременно. И это сильно меняет твою личность. По сути, кошка — мелкое подленькое существо, которое приспосабливается к обстоятельствам. Я исследовала все ближайшие улицы без названий и пространство за ними, где трава колосится как в джунглях, и деревянные здания носят крыши не домиком, а шляпой, и стены увиты плющом.

Когда я вернулась на чердак, чтобы кормить детей, Жук лежал без движения. Ему стукнуло десять дней, а он оставался маленьким и серым, как будто только рожденным Жук помер, не прошел естественный отбор. Японцы считают, что дети, умершие преждевременно, попадают в ад, потому что принесли слишком много грусти своим родителям Я взяла холодного котенка за шкирку и унесла вниз на газон. Расковыряла яму задними лапами. Здесь лежит мой ребенок без имени и креста — потому что я никудышная кошка. Я поняла, что котята абсолютно не готовы к жизни на улице. И глупо надеяться, что я смогу научить всех троих воровать рыбу в магазине, озираясь, не летит ли в башку гэта. Единственное, что я могу для них сделать, — устроить каждого к людям.

Говорят, на воле кошки живут в три раза меньше, чем в доме с людьми. Там тебе и ласка, и покой, и ветеринарный уход. И дрыхнуть ты можешь по двадцать часов в сутки, прожив в тепле и сытости лет пятнадцать вместо отведенных бродяжкам пяти.

Все думают, что красивой кошке очень просто найти хозяина. Это не так. Есть экстремальные коты, которые подходят ко всем подряд на улице, мяукают и трутся о чужие ноги. Они никогда не знают, что получат в ответ — ласку или пинок под пузо. Но умный кот сам выбирает себе хозяина, и я решила все как следует подготовить.

Пока я думала, прямо перед носом прошуршали крылья. Без единой мысли в голове клацнула зубами. Сверчок! Осень на дворе — на чердаке появились сверчки. Тонкий панцирь хрустнул. Хорошо, что не бывает ядовитых сверчков — вот так, чтобы проглотить и помереть в страшных судорогах. Я попробовала выплюнуть то, что осталось, но оно запуталось в шерсти на подбородке, потому что любая кошка — это такая бородатая женщина, которая не умеет плеваться. Хорошо, что котята дрыхли и из людей на меня никто не пялился. Считается, что кошка учит котят охотиться на своем примере. Я в своей жизни ни одной мыши не убила. Это, наверное, комплексы, но мне кажется, что если я проснулась кошкой, мышь может быть дальнобойщиком из Техаса. А то и еще хуже — бывшим Майклом Джексоном или Элизабет Тейлор.

С другой стороны, выслеживать птицу — чертовский азарт. Его чувствуют все охотники на земле. Ты ничего не можешь с собой поделать, потому что, если повезет, можно ухватить воробья за крыло. Надо легонько сжать ему шею, чтобы не вырвался. В этот момент ты чувствуешь себя как вампир, потому что на шее у птицы бьется жилка. Но убивать не надо. Надо отпустить и наблюдать, как птица взмывает вверх, будто ты даешь ей новую жизнь, и в ней она по-прежнему птица.

На этот раз я воробья отпускать не стала. Принесла котятам, чтобы позабавились. Волга выгнула спину, Яша стал нападать, а Дарвин сделал вид, что все происходящее его не касается. Пока мерзавец околачивался в стороне, я потеряла бдительность. А он выбрал момент, схватил воробья за голову и вонзил в него зубы. Меня чуть не стошнило. Я поняла, что эта сволочь будет счастлива только там, где много еды. И мне пришла в голову идея сплавить Дарвина на постоянное место жительства в рыбную лавку.

Кукушка

Для того чтобы японцы захотели взять его на службу, надо было продемонстрировать, что зверь приносит пользу. Следующие три дня я отлавливала мышей. Собирала их в высокую коробку, чтобы лишить воли и прыти. Моим планом было выпускать в рыбной лавке грызунов, причем так, чтобы хозяин видел — у него завелись мыши. Для этого я использовала его жену. Женщины всего мира визжат при виде мыши. Японка вскарабкалась на стул с ногами, а хозяин догнал обессилевшую мышь и прибил. Дальше в плане было натравить на мышей Дарвина Получилось круто. Японцы смотрели на толстого котенка, который жрет мышей, как на подарок судьбы. Когда возле порога появилась мисочка с молоком, я поняла, что они взяли Дарвина на работу. Я была счастлива.

На чердаке оставалось двое котят.

Легче всего было с девчонкой. Подыскать приличный дом и завязать розовый бантик на шею — и дело в шляпе. Волга до кончиков пяток была завернута в белый мех, настоящая шуба росла у нее прямо из спины. Мне хотелось, чтобы она ходила, задрав хвост, и понимала, какое прекрасное создание — кошка. Мне хотелось ей хозяйку, которая будет водить ее в маникюрный салон. Я миллион раз наблюдала, как японцы выносят из парикмахерской мелких тварей: котиков и собачек с мелированными хвостами. Глядя на них, хочется провалиться в асфальт от презрения, но моя девка более напряжной жизни не потянет. Волгу должен усыновить богатый японский дом. В обычных гражданах проку мало: они работают с утра до ночи, на животных просто нет времени. Некоторым держать зверя в квартире запрещено по документам.

Частные дома начинались далеко от центральных улиц Токио. Если бы я могла спуститься в метро, было бы быстрее и легче, чем идти на разведку на четырех лапах. Кошки не большие путешественницы, поэтому я была рада, что довольно скоро заметила играющих на лужайке перед домом японских детей. Следующий этап операции был сложный — надо было дотащить Волгу до места. Я несла ее за шкирку, а когда уставала — давала ей бежать за моим хвостом К вечеру мы добрались. Волга просто прошлась два раза перед людьми с бантом на шее — на нее сразу обратили внимание.

Назавтра я пришла снова: Волга гордо ходила по лужайке с новым ошейником, а за ней на четвереньках ползали японские дети. В этот момент мне пришло в голову, что единственный способ найти семью Яше — сделать из него богатого наследника. Лупоглазый, неказистый, с большой головой на тонкой шее и кривенькими ножками, Яша — не тот питомец, о котором мечтает каждый дом. Ему проще было родиться рыбкой или черепашкой. Этих существ японцы заводят с большей охотой, чем котов, похожих на черепаху и рыбу одновременно.

Я решила отдавать Яшу в закрытой коробке, набитой доверху деньгами. Как уродливого мужика в автомашине «порше». Но «порше» надо было где-то достать.

Я много тренировалась воровать еду, теперь нужно делать то же самое с деньгами или ювелирными украшениями. Так как кошек в розыск не объявляют, я постепенно вошла во вкус и даже научилась нейтрализовывать людей. Проще всего кинуться под ноги или описать вокруг них восьмерку — человек падает сам или роняет то, что нес в руках. А ты подбираешь и уносишь в гнездо, как сорока.

Первой моей жертвой стала девчонка в ювелирном магазине, которая поднималась по лестнице с коробкой колец. Потом я влезла в открытую форточку какого-то офиса и украла прямо со стола пачку крупных купюр, сжав как следует зубы. Правда, на обратном пути я сорвалась с парапета и полетела вниз. Когда ты падаешь, будучи кошкой, неведомая сила автоматически переворачивает тебя в полете со спины на живот, как падающий бутерброд маслом вниз. И это такое житейское дело — полет с высоты, ни один мускул не дрогнет, и нет ни капли страха — все равно приземляешься на лапы. Кажется, мы с людьми навсегда поменялись страхами: ты отдаешь им свою боязнь высоты, а сама заражаешься водобоязнью. Ты дико боишься упасть в воду, и тебе все равно — теплая вода или холодная, грязная или чистая. Под окнами офиса был фонтан, я бахнулась туда. Деньги намокли. Пришлось выбираться самой. Обсохнув, я стала обдумывать, как бы взломать банкомат, залезть в него когтями или хвостом. Это был бы высший пилотаж, но проблема была в том, что я и человеком не сильно разбиралась в технике.

Постепенно браслетов, монет и прочей мишуры в коробке набралось прилично. Это была та же коробка, где до этого жили мыши — Яша поэтому с удовольствием сидел в ней и не хотел вылезать. Самого большого труда стоило оттащить сокровища с чердака в подъезд и поставить их перед дверью в квартиру, которую я выбрала Яше заранее. Когда дело было сделано, я спряталась под лестницей и стала ждать.

Вот Яша соскучился и стал подавать голос из коробки. Вот открылась дверь квартиры, и пожилая японка потрогала коробку носком туфли. Вот она не удержалась и заглянула внутрь. Вот закричала от удивления и стала звать мужа. Ее муж был дедушкой с желтым лицом и белыми волосами, передвигался на электрической каталке по тротуарам. Они о чем-то спорили в проеме открытой двери, а потом все же забрали коробку с Яшей в квартиру. Я прождала то ли час, то ли два — Яша не появлялся, я вернулась на пустой чердак.

Жизнь начинается

Чтобы успокоиться, я стала вылизывать бок. Вылизывать шерсть — это как пить новопассит. То есть процесс подсаживает. Он снимает все дурные мысли. Тебе в голову приходит ясность, начинаешь понимать, почему попала сюда. Ведь Япония — другая планета. Треть японцев была инопланетянами, треть — новозеландскими коровами, а остальные — белорусскими пчелами. Не исключено, что японские домашние животные, все эти собачки, черепахи, жуки-носороги в прошлой жизни ходили на двух ногах по европейским городам. То есть Япония — это круговорот душ в природе, оттягивающий от всего шарика неминуемый конец света. И пусть я скучала по лупоглазым лицам с большими носами, пусть где-то в глубине свербело тоской по котятам.

На следующий день я грелась на солнце, сидя прямо на тротуаре. Я подумала, что страшно хочу обратно в человека, вообще в любого: японца или эскимоса, старика или ребенка Я раздала котят чужим людям и совершенно не понимаю, как жить дальше. Сколотить банду кошек, которые разоряли бы рыбные магазины? Научиться общаться с людьми и пойти работать в секретное министерство — кошку сразу возьмут в шпионы за ее малый рост, ага Я даже могу выучить японский язык. В закусочной по радио два раза в день передают двадцатиминутный урок русского. Через год-другой я стану первой в мире кошкой со знанием японского и смогу его применить на пользу миру. Но нет, фигня все это. Больше всего на свете мне сейчас хочется покоя.

И тут откуда-то выбежал этот пес, отвратительная тварь. Невыносимо вонючий. Сам кошачий организм отталкивал его. Вообще, бездомных собак в Японии нет. Я не понимаю, откуда взялась эта. Собака погналась за мной, как в мультфильмах про Тома и Джерри, и я высматривала на дороге почтовый ящик или что-нибудь, чтобы это существо бахнулось башкой, запуталось в стропилах и отцепилось. В конце концов, мы влетели в узкий проход между домами, где я забилась под картонные ящики. Тут свалка — вечный японский сюжет. Они выбрасывают старые телевизоры, компьютеры и ноуты в огромных количествах. И все это украшает помойки. Говорят, технику потом увозят в Китай для разбора на запчасти. Я знала эти коробки как облупленные, потому что жила здесь в свои первые дни. А потому проползла под коробками и выскочила на другой стороне улицы. Пес лаял как оглашенный. Нужно было перебежать на другую сторону тротуара — и все, спасена Я кинула взгляд налево, чтобы не попасть под машину. Улица была пуста, и я со всей мочи прыгнула.

Меня вынесло прямо под колеса автобуса, который мчался с другой стороны на всех парах. На подсознательном уровне я все еще была женщиной, которая живет в стране с правосторонним движением Я так и не смогла стать японской кошкой. Помню, что открыла глаза и ощутила, что все-таки живу. Даже тело было. А вокруг пахло свежо, как может пахнуть только в лесу. Я захотела расправить руки, но они были не руки. Даже не лапы. Потому что все это дело зашуршало то ли от ветра, то ли от моего желания — как шуршат ветви с листочками. Не знаю, буду ли я нормальной березой. «Но только б не в Америке, только б не в Америке, а где поближе…» — пронеслось в моем утомленном мозгу.