По дорогам сказки

Упрямый Янош

Янош был маленьким сереньким осликом, с чёрным крестом на спине. Это было существо очень порядочное, терпеливое и покорное. Только иногда на него нападал приступ упрямства. Если это случалось в то время, когда он шёл в упряжке, Янош останавливался, опускал голову на грудь и ни за что на свете не соглашался тянуть дальше тележку.

Так оно и случилось однажды, когда Янош возвращался с поля домой с тележкой, груженной картофелем. То ли ему надоело тянуть тяжёлую тележку, то ли ещё что-нибудь, но ослик остановился у околицы. Брат хозяйки, бородатый Ион, рассердился и начал ворчать:

– Опять на тебя нашло, проклятый Янош?

Осёл тряхнул головой, словно отвечая: «Да, нашло. А тебе какое дело?»

Ион стиснул с досады зубы и огрел его кнутом. Янош в ответ брыкнул задними ногами. Ион снова ударил его, и Янош ещё выше брыкнул ногами, угрожающе показав Иону копыта.

– Ну и проклятый же осёл! – воскликнул Ион, почесав в затылке. Затем он обошёл осла со всех сторон, разглядывая его, как привидение с того света. – Эх, Янош, Янош, – начал Ион медовым голосом. – Брось ты эти шутки, друг Янош! Давай-ка лучше поскорее свезём тележку с картофелем… Ведь нас ждёт хозяйка, ещё, того и гляди, рассердится, раскричится. Сам знаешь. Что ж, пошли?

Янош покачал головой направо и налево: «Не хочу!»

Тогда Иона охватила злоба:

– Ну, если так, дружище, держись! Со мной не шути!

И он начал снова стегать Яноша кнутом. Бил, бил, пока не устал. Тогда он принялся ругать его на все лады. Но и это не помогло. Увидев, что никакими силами нельзя сдвинуть Яноша с места, Ион отошёл в сторонку, сел на обочину дороги и, скручивая цигарку, промычал с досадой:

– Хм! Вот подлое животное! Господи, никогда ещё не видал я такой твари…

Неизвестно, слышал ли Янош эти слова, но только он вдруг пустился вскачь. Пустился быстро, весело – и понукать не надо. Ион так и подпрыгнул на месте:

– Стой! Тпрр-ру… Куда?!

Кисет его упал на землю, – табак рассыпался, ветер подхватил и унёс курительную бумажку. Но Ион этого даже не заметил. Он со всех ног кинулся догонять тележку.

Однако не так-то легко догнать Яноша, когда он пускается во всю прыть.

Ослик быстро-быстро перебирал копытами, изредка поворачивая назад голову, словно поглядывая, далеко ли погоня.

– Стой, стой! – кричал, задыхаясь от бега и обиды, Ион. – Стой, едят тебя волки! Ишь ты! Смеяться вздумал надо мной, проклятый осёл…

Наконец он догнал тележку, ухватился за вожжи и снова взмахнул кнутом над спиной Яноша. Но тут в голову ему пришла такая мысль: «А что будет, если я его ударю, а он опять обидится, остановится посреди дороги и не захочет тронуться с места? Нет уж, бог с ним! Ну его к бесу!»

Он решил оставить ослика в покое. Янош благополучно довёз тележку до дома. Тут Ион сдвинул шапку на затылок, поплевал в ладони и перенёс мешки в сарай.

Затем он распряг Яноша, дважды огрел его кнутом и, глядя на него с ненавистью, сказал:

– Пошёл прочь! Из-за тебя я просыпал мой табак и насмешил всех прохожих, бегая по дороге как полоумный. Ладно же! Я отплачу тебе за это и едой и водой! Ты у меня погрызёшь забор… Марш!

И, щёлкнув ослика кнутом ещё раз, он направился на кухню перекусить.

Ослик терпеливо ждал: он знал, что после работы ему тоже полагается еда и питьё – охапка сена и ведро воды.

И в самом деле, ждать ему пришлось недолго. Ион скоро опять появился во дворе. Однако, вместо того чтобы накормить и напоить ослика, он преспокойно двинулся к ближайшему трактиру – видно, после обеда ему захотелось промочить горло стаканом вина. Но только собрался он выйти за ворота, как Янош загородил ему дорогу. Его большие глаза глядели просительно и как будто говорили:

«Что же ты? Покорми меня! Дай мне ведёрко водицы!»

Ион усмехнулся:

– Вот как! Ты, я вижу, не прочь напиться и подзакусить? Потерпи, дружок! Я ведь от тебя тоже порядком натерпелся! Будь спокоен, найду я на тебя управу!

И он вышел за ворота. А Янош вернулся на своё место под навес конюшни. Низко опустив голову, он слушал, как за стеной кони в конюшне с хрустом жевали сено. От этого есть хотелось ещё больше, но никто не вышел из дому посмотреть на бедного ослика. Было жаркое послеобеденное время, когда хозяева отдыхают на мягких перинах и во дворе совсем пусто.

И вот наконец дверь слегка скрипнула – из высокого дома со столбами, обвитыми диким виноградом, вышел, шлёпая босыми пятками, Митицэ, самый младший сынок хозяина. Ему было всего пять лет, он был славный крепкий мальчуган с русой головкой и голубыми глазами. Перегнувшись через перила крыльца, Митицэ оглядел пустой двор и вдруг увидел Яноша.

– Ага, вот и Янош! – закричал он радостно.

Спустившись по лесенке, мальчик подошёл к ослику. Янош насторожённо повёл длинными ушами и взглянул на него ласково и жалобно. Янош любил Митицэ. Погладив ослика по мохнатому боку, мальчик спросил:

– Что поделываешь, Янош? Ты как будто сердишься?

Янош в ответ тряхнул ушами, а затем вытянул шею, как будто указывал на изгородь сада.

– Ты хочешь в сад?

Да, должно быть, это было так!

Ослик зашагал прямо к калитке. Митицэ пошёл за ним. И вот уже оба они стоят перед калиткой, ведущей в сад, откуда так сладко пахнет сочной, свежей травой.

– Я очень хочу есть! – сказал вдруг тихо Янош.

Митицэ удивился: он не знал, что Янош умеет говорить по-человечьи. Но раз умеет, тем лучше.

– Что ты, Янош? – сказал он. – Да разве ты не ел сегодня?

– Нет, хозяин, не ел, – грустно ответил ослик. – Старый Ион рассердился на меня, сам не знаю за что. Рано утром он вывел меня, погнал в поле и не дал мне даже зёрнышка… Лошадям-то он даёт вволю и сена и овса, а мне – ничего. Хоть бы когда доброе словечко сказал! Только бранится да понукает. А сегодня по дороге домой прибил меня ни за что ни про что. Ну да ладно, и я в обиду себя не дал. Пока он меня бил да понукал, я стоял как вкопанный, а когда он захотел скрутить себе цигарку и присел на краю дороги, я взял да и пустился вскачь. Уж он за мной гнался, гнался…

Митицэ засмеялся и ответил:

– Я слышал, как он жаловался маме. Ну да я знаю, что он сам виноват…

– Изведёт он меня, хозяин, – тихо сказал ослик, печально глядя на мальчика. – До сих пор я тебе ничего не говорил, ведь у тебя и других хлопот немало. А теперь вижу, что тебе меня жаль… Так и знай, если ты не заступишься, он меня изведёт.

Митицэ обнял ослика за шею.

– Нет, нет, – сказал он. – Не бойся, Янош! Я не дам тебя в обиду!

Оба помолчали, потом ослик подмигнул глазом, указывая на сад:

– Хозяин, очень бы мне хотелось пощипать немного зелёной травки… А то от голода у меня и глаза не глядят.

– Давай войдём в сад, – сказал Митицэ.

Мальчик открыл калитку, и они вошли. Янош начал щипать траву, а мальчик развалился под кустом в тени, и беседа продолжалась.

Митицэ сказал:

– Послушай, Янош, скажи мне, почему ты всегда такой печальный и стоишь под навесом понурив голову? Теперь я припоминаю, что ты всегда стоишь понурив голову…

– Да что тебе сказать, – ответил Янош, поглядев на мальчика. – Уж больно мне худо живётся.

Ослик помолчал и несколько минут жадно щипал траву. Потом, немного подкрепившись, он повернул голову к Митицэ, который лежал на спине и разглядывал голубое небо.

– Если бы тебе приходилось с утра до ночи возить тяжёлую тележку, – сказал он, – терпеть ни за что ни про что брань и побои и никогда не наедаться досыта, ты бы тоже понурил голову. Погляди на меня! Кожа да кости! Насилу ноги таскаю. – Ослик рассердился и топнул копытом. – До того мне это надоело, – сказал он, – что я готов на всё! Вот пойду в лес, и пускай там меня волки съедят. Только так я и могу избавиться от моих мучений. Я уж хотел было сказать всё это твоему отцу, да ведь люди редко понимают, что говорит и думает наш брат, бессловесная скотина…

Митицэ внимательно посмотрел на Яноша и подумал, что ослику и вправду нелегко живётся. Держат его впроголодь – овса и вовсе не дают, сена жалеют. Когда старый Ион не в духе, удары так и сыплются на спину бедного Яноша, а в духе Ион бывает очень редко. В дождь и снег ослик стоит во дворе под открытым небом. А раз ночью Митицэ видел Яноша при свете луны. Ослик дремал, низко опустив голову, а на земле у самых ног его лежала чёрная печальная тень. Никто-то о нём не думает, никто не заботится. И Митицэ стало жаль ослика.

– Знаешь что? – спросил Митицэ. – Я так скажу. Когда во дворе никого не будет, каждый день после обеда, чуть только Ион уйдёт в трактир, я буду впускать тебя в сад. Пасись вдоволь…

– Вот спасибо, – сказал ослик и от радости пошевелил ушами. – Ну, а теперь, молодой хозяин, выпусти меня отсюда. Я досыта наелся. Пойду напьюсь у колодца, а потом – к себе под навес.

Они вышли из сада. Митицэ опустил перекладину калитки. Янош вернулся к своему месту у конюшни, а мальчик забрался на крыльцо и сквозь дикий виноград смотрел на своего друга.

«Да ведь это чудесный ослик, – думал мальчик, – совсем как в сказках. Вот захочу и оседлаю его, и мы помчимся… Кто его знает, куда мы помчимся! Если на меня нападут разбойники или дикие звери, Янош научит, как с ними справиться. И все будут удивляться моим подвигам…»

Пока он так мечтал, в воротах появился старый Ион. Нос у него зарумянился, и старик стал немного добрее. Пошатываясь и спотыкаясь, Ион направился к конюшне. Янош даже не двинулся.

– Ну что? – спросил Ион. – Теперь ты стал шёлковый, дружище? Ладно, так и быть, дам тебе водицы. Угощу…

Он принёс ведро воды из колодца и поставил его под самой мордой ослика, но Янош притворился, что и не замечает ведра.

– Это что за новости? – спросил Ион. – Не хочешь пить? Ага! Ты, верно, сперва хочешь поесть? Ну что ж! Я не дам тебе подохнуть с голоду, а то кто же будет возить картошку с поля? Подожди, принесу тебе немного сенца.

Он принёс охапку сена и положил её перед осликом. Но Янош и глазом не моргнул.

Старый Ион до того удивился, что даже всплеснул руками.

– Видал я упрямых ослов, – сказал он, – но гордых – никогда! Скажите на милость, так разобиделся, что не хочет ни есть ни пить. Ещё, чего доброго, назло мне заморит себя голодом… Нет, видно, придётся быть с ним поосторожнее…

Янош пошевелил ушами и поглядел на Митицэ, как будто хотел сказать: «Слышишь?» А Митицэ смеялся про себя и был очень рад.

Витязь Мэзэрян

Каждый вечер бабушка рассказывала внучатам одно и то же. Это была очень красивая сказка – о витязе Мэзэряне. Каждый вечер трое малышей – два мальчика и одна девочка, – поужинав, ложились в кроватки и начинали упрашивать бабушку:

– Расскажи нам сказку.

– Какую сказку?

– Про витязя Мэзэряна.

– А разве я не рассказывала её вам вчера вечером?

– Рассказывала, но мы уже позабыли, бабушка. Ну расскажи!

– Да ведь я вам рассказывала и вчера, и позавчера, и на той неделе.

– Бабушка, ну мы очень просим тебя, расскажи нам ещё раз!

Все трое смотрят на старушку умоляющими глазами.

– Бабушка!..

Стоя в одних рубашонках, они начинают прыгать на кроватках, как белые медвежата, а затем разом усаживаются и поворачивают к ней головки. Спокойный свет лампы играет в их белых кудрях. Ласково поглядывая на детей своими усталыми глазами, бабушка начинает негромко, неторопливо рассказывать, как будто вспоминая что-то далёкое, давно пережитое.

– Ладно, так и быть, расскажу. Давным-давно жил один бедный человек. И был у него сын…

– Бабушка, – перебивает её старший внучек Никулэеш, – ты, кажется, позабыла сказать, что в то время подковывали блох и каждая подкова весила девяносто девять ока…

– И блоха высоко подпрыгивала и даже не замечала, что на ногах у неё такие тяжёлые подковы…– добавляет внучек Санду.

– Да, да… И был у того человека сын… В один прекрасный день, когда сын вырос, он пришёл к отцу и сказал: «Батюшка! Нет у меня ни матери, ни братьев, и скучно мне одному в нашем пустом доме. Отпусти ты меня, хочу я поездить по свету – поискать счастья». Так сказал сын. А старик ответил: «Ладно, ступай. Дам я тебе коня, ружьё и благословение моё…» И дал он ему коня, ружьё и благословил его. Сын уехал.

– Бабушка, а конь у него был белый, я знаю, – говорит Никулэеш.

– Белый разве?

– Ну ещё бы! Ты же сама говорила, бабушка. И, когда сын уезжал, он снял с головы шапку и поцеловал отцу руку. Бабушка, ты должна говорить всё по порядку, как было.

– Ну конечно, конечно. Поцеловал ему руку и отправился…

– А почему он отправился? – спросил вдруг Санду. – Неужели он не боялся ездить один по всему свету?

– Нет, он не боялся, – твёрдо отвечает Никулэеш. – Мэзэрян был храбрый. Он всех побеждал.

– Ну конечно, – говорит бабушка. – Да я вижу, что вы знаете всю сказку от начала до конца.

Но тут вмешивается девочка Лучия:

– Да нет, бабушка, право же, не знаем. Расскажи нам, как он встретил Святую Пятницу…

Внимательно следя за тем, чтобы не пропустить больше ни одной подробности, бабушка продолжает рассказ о том, как Мэзэрян встретил на своём пути чудесного орла, щуку и муравья… Наконец он добрался до Святой Пятницы…

– Там была собака с железными зубами и стальными клыками, – осторожно напоминает Никулэеш.

Бабушку клонит ко сну. Весь день она работала, возилась по хозяйству, и глаза у неё уже начинают слипаться. Она оперлась легонько на подушку, прислонённую к стене. Веки её трепещут, точно крылья.

– И вот постучал он в дверь, а Святая Пятница спрашивает: «Кто там?»

«Человек!»

«Ну, если человек, да хороший, заходи, а если плохой, проходи мимо, а то у меня собака с железными зубами и стальными клыками, разорвёт она тебя на тысячи клочков».

«Я хороший человек, Святая Пятница». …Сколько раз я говорила, что дрова надо сушить. Вот опять не разгораются в печи. Лентяи вы… Вам бы только поесть да поспать! – бормочет вдруг бабушка.

– Бабушка! Бабушка! – наперебой закричали обиженные дети. – Ну не спи, чего ты там говоришь? Рассказывай сказку!

– Ах, да! Что? Какую сказку?

– Про витязя Мэзэряна, бабушка. Вот он уже приехал к Святой Пятнице. Ну что же, впустила она его?

– Конечно, впустила. Накормила, напоила и стала расспрашивать, зачем он странствует по свету.

Никулэеш подсказывает:

– А руку он ей поцеловал?

– Поцеловал. И сказал ей так: «Я брожу по свету, счастье ищу. Однажды ночью счастье мне приснилось в образе царевны из Страны Синего Моря. Не покажешь ли ты мне путь к Синему Морю?..» – «Так и быть, парень, покажу я тебе дорогу к Синему Морю. Иди ты на восток по извилистой дороге, только сначала зайди к Святому Воскресению…» И отправился в путь Мэзэрян…

– Сначала он поклонился и сказал ей спасибо, – снова добавляет Никулэеш.

– Да, да, а потом отправился в путь, к Святому Воскресению. Долго ли, коротко ли, всё шёл да шёл он… Шёл… – Глаза у бабушки закрываются, она бормочет: – Какая курица?.. Я её искала, искала… Никаких яиц она не снесла…

– Бабушка, а бабушка! – хором кричат ребята.

– Что, что, милые? – просыпается бабушка.

– Бабушка, – громче всех говорит Никулэеш. – Вчера ты нам больше рассказывала, мы уже дошли до Святого Воскресения и до Страны Синего Моря… Теперь я вижу – ты нам никогда до конца не расскажешь!..

Бабушка улыбается:

– Устала я, детки. Спать хочу. Завтра расскажу до конца.

Она гладит золотую макушку Никулэеша, своего любимца.

– Бабушка! А что, царство это, где был Мэзэрян, ещё и теперь есть?

– Нет, внучек. – Бабушка качает головой. – Нет его больше.

– И Мэзэряна нет? И царевны из Страны Синего Моря? Никого нет, бабушка?

– Никого нет, детки. Все давно умерли.

– А города их? А крепости?

– Всё разрушено. Там теперь пустыня. Нет ни воды, ни деревьев. Кругом только песок лежит. И следа нет от царства того.

– Только ты одна, бабушка, и осталась с тех пор и помнишь ещё витязя Мэзэряна…

– Да, да…

Бабушка печально улыбается и, прищурив усталые глаза, глядит на стену, где висит в тени старинный портрет под стеклом. На портрете – молодая, красивая женщина. Это она сама в молодости.

– Да, да, – бормочет бабушка, – только я и осталась в живых с тех пор и помню всё, как было…