По прихоти судьбы

11

— Добрый день. Я вас слушаю. — Девушка-секретарша с гладко зачесанными назад и закрученными в узел светло-русыми волосами, ясными голубыми глазами и ласковым светом в открытом взгляде приподнимается со стула и с приветливой улыбкой кивает мне.

У меня мелькает мысль: не она ли утешила Дэниела, когда я, бессердечная дура, прогнала его? Одергиваю себя. Имею ли я право ревновать? Предъявлять претензии? Щеки слегка краснеют от стыда.

— Я… гм… к Дэниелу Суитмену. Мне сказали, можно подождать его в приемной.

— Да, конечно. — Девушка указывает на соседнюю комнатку. — Проходите, пожалуйста.

— Спасибо. — Я вхожу в комнату, оформленную весьма просто, но со вкусом — в очень светлых тонах.

— Желаете чего-нибудь выпить? — спрашивает секретарша. — Чай, кофе, содовая?

— Нет, благодарю.

— Если вдруг захотите, дайте знать.

— Непременно. — Сажусь на диванчик, обтянутый мягкой светло-серой кожей, но на спинку не откидываюсь — слишком напряжена.

Время ползет до того медленно, что, кажется, если придется ждать более минут десяти, я просто не выдержу.

Поделом мне. Впредь буду знать, как, ни в чем не разобравшись, оскорблять и прогонять людей. И хорошо, что перед новой встречей приходится выдерживать суровое испытание…

На столе секретарши звонит телефон. Она отвечает все тем же приятным голосом и пускается что-то объяснять, но я не слышу слов. За приоткрытым окном щебечут птицы. Светло-зеленые стены вокруг меня и летние пейзажи, казалось бы, должны радовать глаз и наводить на мысли о покое и безмятежности, но мне до ужаса неуютно. Сижу, теребя ручку сумки, смотрю в воздух и пытаюсь в который раз продумать, что я скажу и как должна держаться…

— Сара, — звучит из соседней комнаты знакомый голос, и я, хоть и основательно подготовилась к этой встрече, замираю в испуге и волнении. Все заготовленные фразы вмиг выветриваются из головы. — Если меня будут спрашивать, соединяй — я буду у себя.

— Вас ждут, мистер Суитмен, — сообщает Сара, и мне становится страшно.

— Кто?

— Гм… — По-видимому, секретарша указывает на комнату, где сижу я, потому что мгновение спустя Дэниел появляется на пороге.

— Трейси?!

Какое-то время мы смотрим друг на друга совершенно смущенные и растерянные. Взгляни на нас кто-нибудь со стороны, не поверил бы, что я уговариваю богачей покупать картины, а Дэниел — детектив. Профессии у нас такие, что надо иметь в запасе уместные слова и фразы даже для самых неожиданных случаев.

Дэниел зажмуривается, качает головой, порывисто подходит и берет меня за руку.

— Трейси… просто не верится.

Он сжимает мои пальцы и легонько потрясает их. Замечаю, что его глаза слишком ярко блестят, будто от слез, и ловлю себя на том, что и сама едва не плачу. Дэниел тянет на себя мою руку.

— Пойдем ко мне, — исполненным чувств голосом шепчет он.

Кабинет детектива Дэниела Суитмена, как все прочие здешние помещения, не изобилует дорогими и стильными штуковинами, но удобный, светлый и располагает к беседе по душам. Только не меня. Я сейчас будто онемевшая. Сажусь в кресло, но ничего не объясняю, будто явилась лишь для того, чтобы еще раз взглянуть на него.

Он присаживается на край стола напротив меня и обводит мое лицо пытливым взглядом, словно пытаясь прочесть по нему, как я жила все эти дни. Представляю, что бы я чувствовала, если бы примчалась к нему вчера с опухшей вымазанной физиономией, и еще раз мысленно благодарю Брэда.

— Что-нибудь случилось? — спрашивает Дэниел?

— Случилось? — переспрашиваю я, не узнавая собственного голоса. Он звучит хрипловато и глухо.

— Почему ты здесь?

— Я… — На миг воображаю, что ему не слишком-то приятно видеть меня, точнее что он переборол себя и уже вычеркнул нас с Лаурой из своей жизни, и снова теряю дар речи.

Дэниел хмурится.

— Что-нибудь с Лаурой?

Качаю головой.

— Скажи единственное: у вас какие-то проблемы? — настойчиво, уже без растерянности спрашивает он.

— Нет, — тихо-тихо отвечаю я.

Дэниел с облегчением вздыхает, садится передо мной на корточки и берет мои руки.

— Слава богу. — Он вопросительно смотрит мне в глаза. — Что же тогда… привело тебя сюда?

Казалось бы, что может быть проще? Возьми и все объясни, хотя бы в двух словах. Но я моргаю и не в состоянии открыть рта. Дэниел наклоняет голову и прижимается лицом к моим рукам.

— Если бы ты не пришла, я сам позвонил бы тебе, — шепчет он, и я чувствую на своих пальцах его горячее дыхание. — Через несколько дней. В день твоего рождения…

Чувствую, что сейчас расплачусь, и держусь из последних сил. Сама я никогда не говорила ему, какого числа у меня день рождения. Он помнит, помнит все…

— Знаю, для тебя этот день один из самых страшных…

В приступе отчаяния, смешанного с благодарностью, любовью и целым букетом противоречивых чувств, запускаю руки в волосы Дэниела, отчего он резко умолкает, беру его за голову, поднимаю ее и смотрю ему прямо в глаза.

— Для тебя ведь тоже… — бормочу я, хоть губы и кривятся от желания плакать. Сколько же во мне этих чертовых слез? Неужели целое море?

Дэниел смотрит на меня с нежностью, но непонимающе.

— Для тебя этот день был тоже одним из самых чудовищных, — произношу я неожиданно отчетливо и громко. — Теперь я знаю, знаю все…

По лицу Дэниела проходит тень, но в следующее мгновение оно озаряется неким внутренним светом.

— Знаешь? Откуда?

— Ричард прислал мне письмо.

— Что-о?! — Лицо Дэниела вытягивается и бледнеет, словно он увидел перед собой вместо здоровой женщины ее покойного мужа, своего друга.

— Он прислал его накануне, тринадцатого, — поспешно объясняю я.

Рассказываю, как все случилось, то и дело стыдливо опуская глаза. На лице Дэниела играют чувства: подобие раскаяния, хоть каяться ему не в чем, скорбь, удивление… И предельное желание что-нибудь исправить, успокоить боль, приглушить мрачные тона.

— Я виновата перед тобой, — бормочу я, не глядя на него. — И пришла извиниться…

— Тебе не за что извиняться, — говорит Дэниел. — За время, пока мы не виделись, я сто раз пытался поставить себя на твое место и столько же раз приходил к выводу, что поступил бы примерно так же. Виноват я. Надо было выбрать время и поговорить с тобой, не дожидаться дня, когда правда выплывет откуда-нибудь со стороны. Кто-кто, а я должен был знать, что рано или поздно это непременно произойдет. В нашем деле так много зависит от случайностей, которые, если разобраться, вовсе не случайности, а закономерности. Так уж устроена жизнь… — Он глубоко вздыхает и повторяет: — Я сам во всем виноват.

— Нет, — возражаю я. — Тебе тоже было тяжело. Я понимаю. Может, не виноват никто. И наше счастье, что я увидела это письмо.

Дэниел продолжительно смотрит на меня и медленно повторяет:

— Наше счастье. Какие потрясающие слова! Не мое — скудное, убогое, преходящее счастьице, а наше. Счастье на двоих, даже на троих. — Он кивает, улыбается, и на его лбу расправляются глубокие складочки. — Это действительно счастье, не какая-нибудь там подделка.

Тугой узел моих тревог, опасений и неуверенности вдруг ослабляется, и все тяжелое и темное уходит прочь, а на первый план выступают радужные надежды и вера в силу любви. Мы оправимся, сумеем оставить прошлое в прошлом, во всяком случае настолько, чтобы оно не мешало идти дальше и радоваться тому, что есть здесь, сегодня. Мы выкарабкаемся, воспрянем духом, кирпичик за кирпичиком выстроим новую, другую жизнь. Только бы больше не становиться жертвами недосказанности и никогда не расставаться, только бы всегда быть вместе, сердце к сердцу, рука в руке…

Дэниел выпрямляется, поднимает меня с кресла, садится в него сам, усаживает меня на колени, берет за голову, и мы сливаемся в долгом пылком поцелуе.

Какая я была дура, когда пыталась уверить себя, будто могу нормально жить, полноценно дышать без него, сколь нелепую и унылую стремилась выпросить у судьбы для себя и Лауры участь! Теперь все в прошлом, я прозрела и постараюсь не повторять столь серьезных ошибок.

— Трейси… — тяжело дыша, шепчет Дэниел, и мне кажется, что в этом голосе, в этих губах сосредоточено полвселенной. — Как я рад… Счастливее меня сегодня нет никого в целом мире. Или хотя бы настолько же счастливого…

— Ошибаешься, — возражаю я. — Настолько же счастливый человек прямо перед тобой.

Лицо Дэниела освещается столь сияющей и открытой улыбкой, какой он не улыбался никогда прежде.

— Есть еще одна счастливица, — говорю я. — Но она еще не знает, что за сюрприз ее ждет, довольствуется лишь предчувствиями. — Сдвигаю брови. — Точнее, ей доведется стать счастливицей, если ты согласишься приехать к нам сегодня на ужин…

— Согласен ли я? — Дэниел смеется. — Вам стоит только намекнуть — и я буду с вами каждый вечер, за каждым ужином.

Наклоняю голову набок и притворяюсь, что задумываюсь.

— Перспектива заманчивая. Мы поразмыслим об этом и сразу сообщим тебе, что решили.

— Надеюсь, мучиться в ожидании мне придется не слишком долго, — смеясь говорит Дэниел.

— Не слишком, — заверяю его я. — Мы не мучительницы, хоть в некоторых делах и не слишком расторопны.

— Может, для меня сделаете исключение и посовещаетесь сегодня же?

Смеюсь.

— Надо спросить об этом у младшей хозяйки дома. Исход совещания будет зависеть от нее.

Дэниел с шумом вздыхает.

— Уж она-то меня пощадит. — Он наклоняется и чмокает меня в мочку. — Ура! О чем еще можно мечтать?

Просыпаюсь утром удивительно легко и иду в душ, чуть не приплясывая, хоть вчера был день памяти и мы разговаривали в основном о Ричарде, а я несколько раз плакала — на кладбище за церквушкой, недалеко от дома Монтгомери, и вечером, когда мы все вместе смотрели альбомы, вспоминали и слушали Дэниела. Он рассказал о моем муже много такого, чего, не появись Дэниел в нашей жизни, я никогда не узнала бы.

Казалось бы, сегодня мне суждено встать с тяжелой головой и грузом тоски на плечах. Но на душе светло и нет желания затенять этот свет мраком. День рождения! — вспоминаю я. Сегодня мне стукнуло двадцать семь. Неужели поэтому я и радуюсь?

В позапрошлом году, когда не стало Ричарда, о моем дне рождения не вспомнила ни я сама, ни кто-либо из родственников. Я в этот день увидела тело мужа в морге и весь вечер пролежала почти без чувств, а многочисленные друзья и родственники занимались организацией похорон.

Через год, когда мне исполнилось двадцать шесть, я с утра сама обзвонила своих и попросила не упоминать о моем празднике, будто его вовсе нет. Мама осторожно предложила хотя бы просто собраться и попить чай с тортом, но раны в моем сердце были еще слишком свежи и я ответила категорическим отказом.

В этом же году почему-то все иначе. Встаю под душ, ломая голову над вопросом, почему мне так отрадно, и вдруг вспоминаю, что Дэниел хотел позвонить мне в этот день, если бы я не приехала к нему сама.

Вот, оказывается, в чем дело! Где-то в подсознании я, еще не успев проснуться, уже ждала поздравления, потому что благодаря Дэниелу, как ни удивительно, с каждым днем, с каждой минутой все сильнее оживаю.

Быстро принимаю душ, вытираюсь, почти выбегаю из ванной, напряженно вслушиваясь в тишину и ожидая звонка, но телефоны молчат до той самой минуты, когда мы с Лаурой выходим из дома и садимся в машину. Завожу мотор, а сама все поглядываю на дочь, надеясь, что ее шепотки с Дэниелом и Брэдом позавчера вечером были ни о чем ином, как о моем празднике. Увы!

Лаура, став собой прежней с возвращением Дэниела, трещит про карандаши, ручки и краски, которые необходимо купить перед школой, а о том, что у меня день рождения, будто знать не знает.

Разочарованно вздыхаю и вывожу машину на дорогу. Ни мама, ни отец, ни Монтгомери, ни даже Брэд — меня не поздравил никто. Но я сама так постановила. К тому же не собираюсь устраивать праздник, никого не пригласила, не заказала торт со свечами — даже не намерена покупать готовый и поить родных чаем. Никто и не догадывается, что у меня в душе вдруг закончилась ледяная зима и наступила зелено-золотистая весна. Рассказывать об этом кому бы то ни было пока неловко — слишком уж внезапно нагрянули перемены.

День проходит как обычно, но я все прислушиваюсь: не заиграет ли мелодия сотового? И то и дело достаю его и поглядываю на экранчик: вдруг мне звонили, а я не услышала? Или по крайней мере прислали сообщение?

Нет. Телефон молчит. А день близится к концу. Забираю Лауру из садика совсем поникшая, но стараюсь не подавать вида. Она взахлеб рассказывает, что за обедом мальчик по имени Боб пролил на другого бульон и тот стукнул его кулаком по макушке, а воспитательница накричала на обоих. Слушаю ее и киваю, а внутри жалею себя.

Когда из сумочки раздается звонок, мы как раз приближаемся к дому и я так резко поворачиваю руль, что чуть не врезаюсь в клумбу.

— Черт!

— Мама, не ругайся, — делает мне замечание ни о чем не подозревающая Лаура.

— Да, кутик. Прости. — Глушу мотор, доставая сотовый. — Алло?

— Привет, Трейси, — звучит из трубки голос Дэниела.

У меня перехватывает дыхание. Наконец-то!

— Как дела?

— Хорошо.

— Вы уже дома? — Его голос звучит до невозможности буднично.

— Да.

Неужели забыл? — гадаю я. Не может такого быть. Два года назад ради того, чтобы Ричард был со мной в этот день, он был готов получить в лоб пулю, а сегодня…

— Вы не против, если я снова явлюсь к вам на ужин? — невозмутимо спрашивает Дэниел.

— Гм… конечно, не против, — мямлю я.

— Если у вас ничего нет, я мог бы купить по дороге пиццу или сандвичей, — предлагает он.

Сандвичей?! Моему огорчению нет предела.

— Да, очень мило с твоей стороны. Мы как раз… гм… я хочу сказать, что-нибудь готовить у меня нет сил. — Забыл! — стучит в моей голове. Это почти невозможно, но он напрочь забыл, что у меня день рождения!

— Я буду через пять минут, — говорит Дэниел.

— Так скоро? — удивляюсь я. — Ты где?

— Совсем рядом, — отвечает он.

— Хорошо, ждем.

Машина подъезжает к нашему дому быстрее, чем через пять минут: мы едва успеваем войти в прихожую. Дэниел поднимается на крыльцо и заглядывает в раскрытую дверь.

— Привет!

Лаура бежит к нему с объятиями.

— Привет!

— Что ты остановился на пороге? — бормочу я, стараясь не казаться расстроенной. — Проходи, сейчас я сварю кофе.

Дэниел делает жест рукой.

— Не спеши.

— Почему?

— Я подумал… — Он трет висок. — Погода такая хорошая. Может, лучше поужинаем вне дома? А где-нибудь в прибрежном ресторанчике, желательно под открытым небом? А?

Пожимаю плечами.

— Неплохая мысль. Тогда мне надо переодеться.

— И мне тоже! — восклицает Лаура.

— Слово прекрасных дам закон, — говорит Дэниел, поднимая руки. — Я подожду.

Хоть так, раздумываю я, быстро ополоснувшись и глядя на висящие в шкафу наряды. Ужин в прибрежном ресторанчике… Что ж, кто-то, наверное, в день рождения вообще сидит один дома.

Рука уже тянется к черному платью, но я останавливаю себя, решая надеть что-нибудь более яркое и праздничное, и натягиваю узкую красную юбку и топ на тонких бретельках, отделанный по верху изумрудной тесьмой. Красные туфли на высоких каблуках, зеленая сумочка, легкий макияж… Смотрю на себя в зеркало и вполне удовлетворяюсь результатом.

Спускаюсь вниз. Лаура уже стоит рядом с Дэниелом в том оранжевом платье, которое ей подарил Брэд, и с белой сумочкой в руке, расшитой прозрачными бусинами. Улыбаюсь. И моя дочь, пусть не намеренно, нарядилась, будто на праздник.

Дэниел прикладывает руки к груди.

— Вечер с двумя самыми прекрасными девушками в Нью-Йорке! Я завидую сам себе!

Мы с Лаурой смеемся. У меня мало-помалу вновь поднимается настроение. Сажусь к Дэниелу в машину, убеждая себя в том, что все не так уж и плохо. Он заводит двигатель, и мы трогаемся в путь. Сначала я не задумываюсь, куда мы едем, просто наблюдаю вечерний город и поглядываю то на Дэниела, то на Лауру. На губах обоих играют едва заметные улыбки, и от этого у меня на душе все больше проясняется.

В какую-то минуту обращаю внимание на то, что едем мы отнюдь не к побережью, а в противоположную сторону. Озадаченно смотрю на Дэниела.

— Куда ты нас везешь? Ты же сам предложил…

Дэниел кивает, будто спохватываясь.

— Ах да! Я не предупредил. Мне бы тоже хотелось переодеться, а то я рядом с вами буду чувствовать себя неловко. Заскочим ко мне, ладно?

Повожу плечом. На Дэниеле вполне приличный костюм и рубашка из тонкой фиолетовой ткани, но раз ему так надо…

— Ладно.

Пытаюсь представить себе, какой у Дэниела дом. Я у него еще ни разу не была. Любопытно. События развиваются все интереснее.

Въезжаем на улицу со светло-серыми, белыми и желтыми ухоженными домами по обе стороны. Дэниел останавливает машину возле песочно-бежевого дома с фасадом, отделанным камнем.

— Ты здесь живешь? — с легким удивлением спрашиваю я.

Дэниел смеется.

— Конечно. Не у соседей же я задумал переодеться.

Выходим из машины. Дэниел поджимает губы.

— Ты не обидишься, если я войду внутрь первым? У меня… немного не убрано.

Удивленно пожимаю плечами.

— Не беспокойся, разбросанные полотенца, туфли и пижамы не повергнут меня в ужас.

— Но мне будет ужасно неприятно, — стоит на своем Дэниел. — Прошу тебя…

Приподнимаю руки, сдаваясь.

— Разумеется, я не обижусь.

— Отлично. — Дэниел кивает. — Я позову тебя.

— Хорошо.

Он берет за руку Лауру, и они не оглядываясь идут в дом. Провожаю их изумленным взглядом. Лауре, значит, можно, а мне нельзя? Замечательно! Может, она ему свой человек, а я так, не пойми кто? Может, мне вообще убраться? Пусть довольствуются компанией друг друга…

Останавливаю себя, сознавая, что несу бред. Скрещиваю на груди руки, отворачиваюсь и принимаюсь рассматривать соседние дома, когда откуда-то изнутри, но явно не из-за парадной двери, может даже со второго этажа, раздается до странного торжественное:

— Входи!

Осторожно поднимаюсь по ступеням, берусь за ручку, мгновение-другое медлю, зажмуриваюсь, вхожу в дверь, закрываю ее за собой и распахиваю глаза.

Боже! У меня захватывает дух. Я в волшебной гостиной. Шторы задвинуты, и было бы почти темно, если бы на камине, внутри него, на полках и столиках у стен не горели десятки свечей, а под потолком, по периметру, не бегали светящиеся буквы. Поднимаю голову и читаю почти живую надпись: «С днем рождения!»

К глазам подступают слезы, впервые за долгое время — слезы радости. Поджимаю губы, проглатываю ком и осматриваюсь. На столике посередине комнаты поблескивают камушки драгоценностей и банты на больших и маленьких коробках. Делаю нетвердый шаг вперед, приглядываюсь и вижу бирки, привязанные к каждому из подарков узкой золотистой ленточкой. На карточках темнеет выведенное рукой Лауры: «от мамы и папы», «от дочери», «от Дэниела»…

Лучшего праздника, если не считать свадьбы с Ричардом, у меня не было никогда. Опускаюсь перед столиком на колени, провожу по подаркам рукой, и на прозрачно-искристые камни ожерелья падают хрусталики слез.

— С днем рождения! — звучит сбоку голос Дэниела.

Поворачиваю голову, и сердце заходится от благодарности. Он — в светлом костюме, белой рубашке и атласном галстуке — приостановился в нескольких шагах от меня и явно пытается угадать по выражению моего лица, приятно ли мне и не взбунтуюсь ли я.

— Спасибо, — бормочу я, утирая слезы. — Огромное спасибо!

Вскакиваю, бросаюсь ему на шею и так крепко обнимаю, что даже пугаюсь — так недолго и задушить. А когда отстраняюсь, замечаю боковым зрением какое-то движение и смотрю в сторону темного дверного проема в той стене, откуда появился Дэниел. Там, растерянно переминаясь, толпятся самые дорогие для меня люди: Лаура, мама и папа, Брэд, Монтгомери. На их лицах вопрос и почти страх: не обозлится ли она, не рано ли мы лезем с праздниками?

Смахиваю со щек слезы, которые не перестают капать, и широко-широко расставляю руки, чтобы обнять всех вместе и принять новую жизнь.

Она только начинается. И, я чувствую, запасла для нас много-много приятных сюрпризов.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.