„Он ничуть не заботился о своих брюках, вдоль и поперек ползал на четвереньках по всему газону, осматривал каждую маленькую травинку, раздвигал густые пучки травы, чтобы лучше было видно почву, придирчиво исследовал направление обрывов стебельков.
А когда закончил осмотр, то сказал:
— Наши выводы были правильными, графиню принесли сюда.
— Вы уверены? — спросил дядюшка Планта.
— Ошибка исключена, — ответил детектив”.
Этот диалог происходил в середине XIX века во Франции в парке замка между известным детективом, инспектором парижской полиции Лекоком и мировым судьей Планта — добропорядочным провинциальным юристом. Или, по крайней мере, так представлял себе этот момент Эмиль Габорио — создатель французской детективной литературы, предшественник Артура Конан Дойла.
Лекок стоял перед трудной задачей: в парке графского замка, на берегу реки нашли мертвой графиню Треморель. Расследовавший таинственное дело судебный следователь подозревал, что граф Треморель также стал жертвой преступления. Улики свидетельствовали, что его труп поглотила река.
„Во время осмотра Лекок нашел прутик и теперь указывал им во время разговора на различные предметы, подобно тому, как ярмарочные зазывалы на вывесках указывают на изображения находящихся в лавке чудес.
— Нет, — произнес он, — нет, господин судья, графиня вовсе не плыла к берегу спасаясь. Более того, если бы ее ударили здесь и она упала бы в воду, то вода с илом от падения тела выплеснулась бы довольно далеко. Тогда мы обнаружили бы пятна грязи.
— Но не думаете ли вы, что с утра солнце…
— Солнце, господин судья, высушило бы воду, но ил остался бы здесь. Однако я напрасно осмотрел все, если можно так сказать, каждый камешек в аллее. Я ничего не нашел…
На каждом растении отложился слой пыли, хоть и тонкий, но все же слой пыли. Виден ли на нем хотя бы единственный след капли воды? То есть, вода сюда не выплескивалась, следовательно, не было внезапного падения, таким образом, графиню убили не здесь. Труп только принесли и спокойно оставили там, где вы его потом обнаружили.
Но все это как будто еще не убедило полностью дядюшку Планта.
— Ну, а следы борьбы на песке? — спросил он.
Господин Лекок возразил элегантным жестом:
— Эти следы не обманут даже школяра… То, что песок истоптан, изрыт, это точно. Но эти борозды, на дне которых из-под песка проглядывает почва, сделаны одной и той же ногой. Кроме того, они сделаны исключительно носком ступни, с чем согласитесь даже вы.
— Да, действительно так, признаю.
— Итак, господин судья! Если борьба происходит на благоприятной, с точки зрения расследования, почве, например, как эта, то можно обнаружить два очень отличающихся друг от друга следа — нападающего и жертвы. Нападающий, который движется вперед, должен опираться на переднюю часть ступни, и она должна вдавливаться в землю. Тогда как жертва, которая, напротив, сопротивляется, стремится освободиться из смертельных объятий, движется назад, опирается на пятку, и тем самым каблук сильнее вдавливается в почву. Если противники одинаковой силы, то можно обнаружить приблизительно одинаковое количество отпечатков носков и каблуков в соответствии с перипетиями борьбы, — делает выводы детектив.
А затем продолжает:
— Таким образом, можно заключить, что графиню убили не здесь. И я добавлю, что ее не принесли, а приволокли. Это не трудно установить. Труп можно тащить, держа подмышками, и тогда волочащиеся по земле ноги оставят две параллельные борозды. Либо взяв за ноги, и тогда голова оставит на земле один, относительно широкий след.
Дядюшка Планта одобрительно кивнул.
— Когда я осмотрел газон, — продолжал детектив, — то обнаружил две борозды от ног, но сбоку от них трава была примята. То есть тащили не труп мужчины, а труп женщины, юбки которой были довольно тяжелыми, то есть графиню, а не графа.
Лекок остановился, ожидая похвалы, одного вопроса, единственного слова…”
Господин Лекок, но еще больше писатель — Эмиль Габорио — действительно заслуживает похвалы за свою богатую фантазию и логически обоснованный ход рассуждений, которым были перечеркнуты гнусные расчеты орсивальских убийц. Он доказал, что следы борьбы были оставлены преступниками, а графиню бросили в воду уже мертвой.
Таковы были наблюдения всевидящего детектива — литературного персонажа. Но следы, обнаруженные на месте преступлений, действительно играют все большую роль.
Не открытия какого-нибудь гениального следователя, прокурора или судьи, а опыт, накопленный на протяжении тысячелетий, позволил людям заставить заговорить следы, предметы — немых свидетелей преступления.
Все большую роль в расследовании играли следы ног преступника, следы угнанных лошадей или крупного рогатого скота, вмятины, оставленные колесами повозок или полозьями саней, отмычки взломщика, его сверла или следы других инструментов на взломанной двери или сейфе, а также тысячи других следов, которые невозможно перечислить.
Это — немые свидетели, которых кто-то должен заставить заговорить. Круг людей, которые с большим или меньшим успехом пытались заставить заговорить немых свидетелей, очень разнообразен.
Сначала следы ног и следы животных исследовали крестьяне, сторожа полей, а затем охотники.
Прокуроры и судьи прошлых времен запрашивали мнение о различных инструментах у слесарей, столяров, оружейников и других мастеров.
Прошло всего лишь несколько десятилетий с тех пор, как для того, чтобы заговорили следы, вещественные доказательства, стали систематически и последовательно применять достижения науки. Тогда же сформировалась отрасль науки, занимающаяся следами: трасология.
Вооруженный фотоаппаратом, микроскопом, ультрафиолетовой лампой и многими другими вспомогательными средствами специалист по следам — трасолог не способен на чудеса. Он не может сделать такие смелые выводы, как его предшественник из романа, всевидящий инспектор Лекок. Вместо смелых, но основывающихся только на интуитивных предчувствиях, предположений из рук специалиста-трасолога выходят научно обоснованные заключения, которые зачастую доказывают виновность в совершении преступления упорно отрицающего все преступника.
Долгим был путь от расследовавшего след пастуха до работающего с лабораторным микроскопом эксперта.
В начале XX века на территории Египта был найден папирус, донесший до нас почти две трети пьесы греческого драматурга Софокла „Ищейки”. Героем этой веселой пьесы является не кто иной, как Гермес, бог скотоводства и пастухов, покровитель путников, бог торговли и прибыли и, как увидим дальше, покровитель воров.
В этой единственной комедии Софокла, дошедшей до нас, описывается такая история.
Ночью из стада Аполлона неизвестно кто угнал 50 коров. Поскольку в греческом мифологическом мире, отражающем устройство первобытнообщинного общества, не было полиции, потерпевший, будучи божеством, обратился к своим мифологическим собратьям. Он „объявляет розыск”, назначает награду и перечисляет потерянный скот:
Слушайте все — боги и люди:
Щедрая награда ожидает того,
Кто вернет мне моих угнанных коров.
Ужасная боль стискивает мне грудь!
Было — нет богатства, многих дорогих молочных коров;
Все потеряно, напрасно шел я по их следам.
Из моих яслей угнал их
Гнусный вор…
Итак, беда нагрянула. Напрасно Аполлон обходит дальние провинции, равнины и дикие вершины.
Знай всякий, что сказал я выше:
Если с поличным поймаешь.
Твоя награда — те сокровища, которые лежат здесь.
Прослышав о вознаграждении, сатиры изъявили желание „разнюхать” тайну. Сатиры у Софокла — это не лесные божества, полупьяные и похотливые, а скорее комичные молодцы-удальцы. Вожак сатиров Силен берется вернуть стадо Аполлону. Он отдает приказ сатирам:
Так за дело, все за дело,
Обыщите и разнюхайте везде,
Принесенный ветром запах может навести на след.
(Став на четвереньки, сатиры начинают розыск, разделившись на два полухора.)
I полухор (обнаружив следы Гермеса):
Это бог!
Бог!
Бог!
Бог! Вот это да!
Мы напали на след…
II полухор:
Смотрите! Смотрите!
Здесь вновь отпечаток копыта!
I полухор:
Идите дальше!
И здесь след, чей размер такой же.
(В этом месте драматург по ходу действия делает неожиданный ход.)
II полухор:
А это что? А?
Клянусь Зевсом, все следы перепутаны…
Стал вперед вести тот след, что вел назад,
И следы пересекаются.
По следам было видно, что вор погнал животных в обратном направлении. Замешательство сатиров усиливается тем, что из глубины горы они слышат странные звуки. Пока они ломали себе головы, появляется возмущенная нимфа и хочет прогнать сатиров. После длительных препирательств она проговаривается, что в горной пещере живет сын Зевса — Гермес. Малыш, хотя ему только шесть месяцев, обладает удивительной силой и способностями. Нимфа дает объяснение таинственной подземной музыке:
Из тел умерших животных сделал он
Прекрасный сосуд, который звучит под землей.
Из болтовни нимфы сатиры догадываются, что они на правильном пути. Лиру малыш изготовил из коровьей кожи, натянутой на панцирь черепахи. Все эти факты указывают на то, что коровы были угнаны игривым Гермесом: он встал из пеленок, чтобы подшутить над своим дядей.
История завершается веселым концом: Аполлон получает обратно своих коров, а следопытов-сатиров кроме золотого венка награждают долгожданной свободой.
Без всякого преувеличения из содержания этой пьесы можно сделать вывод: в Древней Греции пастухи хорошо понимали значение следов.
Для реконструкции древних обычаев наряду с изучением письменных памятников широко используется этнография. Во время сбора исторических документов, упоминающих о расследовании следов, и прежде всего следов ног, мы часто обращались к этнографическим источникам.
Упоминание о следах ног мы находим не только в древнегреческой литературе. Из достоверных источников мы знаем, что в Индии уже приблизительно за 3000 лет до н. э. в храмах хранились следы ног жрецов и князей, зафиксированные красной краской. Так, например, в одной секте и сегодня показывают в храмах своей пастве следы ног 24 главных жрецов.
Религиозные легенды гласят и о практическом использовании следов ног. Одна из них так описывает интересный эпизод из жизни бога Кришны.
Кришна назначил свидание девушке на берегу живописной реки Ямуна. Кришна страстно хотел встретиться с известной своей красотой девушкой и, несмотря на свое божественное происхождение, прибыл на место свидания первым. Чтобы скоротать время ожидания, он побрел вдоль берега, любуясь буйной растительностью.
В это время красавица вместе со своей подругой пришла к месту встречи. Подруга, как только заметила, что Кришны нет, сразу же решила поинтриговать.
— Напрасно ты ждешь своего Кришну. Он позвал тебя сюда, чтобы осрамить. Можешь ждать его сколько угодно. Он далеко и тешится с Радхикаей, которая хотя так же красива, как и ты, но лучше понимает толк в любовных играх.
Девушка опечалилась, но не поверила вероломной подруге. Она поспешила на берег реки, осмотрела следы, оставшиеся на траве, и сразу увидела, что божественный Кришна гулял там один.
Пойдя по следу, она быстро нашла любимого, наслаждавшегося красотами природы.
В Индии исследование следов ног в религиозных целях превратилось в особую профессию. Целый ряд стихов на санскрите повествует о мудрецах, которые по линиям на подошве ноги человека предсказывали его семейную или деловую жизнь. Особое внимание уделялось исследованию линий подошвы ноги женщин. Согласно одному из стихов, брак только тогда будет счастливым, когда линии на подошве ноги невесты хотя бы частично совпадают с линиями подошвы ноги жениха. Для того чтобы легче было выбрать жену соответствующего темперамента, гадатели определяли взаимозависимость между темпераментом будущей жены и пальцами ее ног. Утверждалось, что женщины, второй палец ног которых длиннее, чем большой палец, более страстны в любви. Те, у которых большой палец толще обычного, лишь короткое время живут счастливо со своими мужьями. Чтобы мужчины не считали себя обойденными, подобные взаимосвязи были установлены соотношением формы их больших пальцев и делового благополучия.
Предсказаниям по ладони, как и гаданию по подошве ноги, не стоит придавать значения. Следует лишь упомянуть в этой связи о древнем и широко распространенном способе искать преступников по следам ног.
Научные источники рассказывают об индийских общинах и племенах, которые передают из поколения в поколение искусство исследования следов.
Особенно часто упоминаются проживающие в провинции Капуртала кхои и пагги.
Доподлинно еще не выяснено, каким образом кхои ведут преследование по следу. Часть ученых считает что кхои способны среди тысячи следов опознать ранее виденный ими след ноги. По мнению других, обоняние кхоев более обостренное, чем у других, и они различают следы ног не только по внешнему виду, но и по запаху. Кхои идут по следам, улавливая их запах, и находят человека, оставившего их.
Мы не можем оспаривать это утверждение, поскольку кхои не распространяются о своих методах.
Пожалуй, лучше привести такой факт. В предместье одного крупного индийского города было украдено вывешенное для сушки белье. Преступник перепрыгнул через невысокую плетеную изгородь, а похитив белье, удалился через калитку, открыв ее изнутри. Потерпевший призвал на помощь одного кхойю. Средних лет, немногословный мужчина обследовал обнаруженный у изгороди след ноги и начал поиски. Спустя некоторое время он возвратился, сказав, что вор проживает там-то и там-то. Он посоветовал потерпевшему заявить на указанное им лицо в полицию.
Потерпевший подал заявление в полицию, и дело попало в суд. Суд допросил в качестве свидетеля кхойю. Знания людей этой народности о следах ног, согласно информации индийских криминалистов, признаются судами.
В другом случае кхойя на протяжении 300 километров преследовал преступника, совершившего убийство в одной из деревень. Убийцей оказался бродяга. Обнаружив на месте преступления следы, кхойя шел по ним из деревни в деревню и в конце концов настиг убийцу и передал его в руки правосудия.
Следопыты из числа австралийских аборигенов работают не менее результативно, чем их индийские коллеги.
В результате „благословенной” деятельности колонизаторов из коренных жителей Австралии в наше время осталось едва ли несколько тысяч. В укладе жизни охотников и рыбаков, проживающих в северной части страны среди обширных, бесплодных, покрытых кустарником степей, еще и сегодня можно обнаружить многие следы первобытнообщинного строя. Поскольку возможностей для охоты и рыболовства становится из-за проникновения цивилизации все меньше и меньше, бывшие охотники поступают на службу в полицию в качестве следопытов.
Этнограф Р. Эмерсон однажды наблюдал за работой австралийского следопыта.
Из одного домика на окраине деревни исчезла любимица семьи — четырехлетняя Глория.
В розысках сначала принимали участие соседки, но когда прошли многие часы напрасных поисков, в них включилось и мужское население деревни. Во второй половине дня более сорока человек, заглядывая под каждый куст, под каждый камень, обыскали окрестности, обошли вдоль и поперек берега речушки в ущелье. Но все старания оказались напрасными.
Следопыт прибыл на мотоцикле вместе с патрулем и на следующий день утром начал работу. Описывая все более широкие круги, он обошел дом и маленький садик. Ничто не ускользало от его взора: вытоптанная почва, оборванные листья, обломленные ветви кустов.
Неожиданно он пошел по прямой линии. Взгляд его блуждал то по земле, то по окружающим растениям. В течение нескольких часов он шел по следу, невидимому для остальных людей. Он пытался также успокоить отца исчезнувшей девочки, который шел за ним с небольшой группой полицейских.
Сорванный листочек дерева, несколько примятых травинок, сдвинутые с места камни указывали путь. Вдали от деревни на гладкой, каменистой почве он не раз терял след. В таких случаях он возвращался на несколько метров и, опустившись на четвереньки, вновь исследовал почву.
Поиск продолжался с утра до вечера. Самые терпели вые, особенно те, кто раньше не видел следопыта, уже не верили в успех. Пошли слухи, что маленькой Глории уже наверняка нет в живых.
Однако следопыт без устали продолжал путь и, как оказалось, не напрасно. Приблизительно в семи милях от деревни в густых кустах он обнаружил девочку. Она спала. Ее платьице было порвано, застывшие слезы и капельки пота на покрасневшем личике девочки говорили о том, что заблудившийся ребенок с плачем искал дорогу домой, но все дальше и дальше уходил от деревни.
Этнографы и врачи совместно пытались дать объяснение удивительным результатам австралийских следопытов. Было установлено, что у самых результативных следопытов зрение и слух ничуть не острее, чем у среднего человека. Однако у них было исключительно развито обоняние. Опыты показали, что на расстоянии полутора километров они чувствовали запах погасшего костра и табака.
Однако своим успехам они обязаны скорее не специфическим особенностям органов чувств, а отточенной в повседневной практике наблюдательности. Согласно сообщениям этнографов, завоевавших доверие аборигенов, австралийские следопыты по едва заметным следам, которые городской житель оставляет без внимания, способны идти на протяжении нескольких дней.
Аборигены-охотники преследовали страуса эму. Нетренированный человек не находил на высохшей траве никаких признаков следов. Однако аборигены-охотники, время от времени нагибаясь к земле, шли по следу страуса. Там, где не могли помочь их острые глаза, они пользовались простым способом: слегка дули на то место, которого могла коснуться лапа раненого животного. Под воздействием легкого дуновения примятая трава и пыль приподнимались, образуя небольшое облачко, и становились видимыми вблизи для глаза охотника.
Какой бы удивительной ни была способность аборигенов охотиться по едва видимому следу, тем не менее мы не можем рассматривать ее иначе как исключение, как и многие другие методы, выработанные практикой.
Привычки австралийских аборигенов и примитивных племен, живущих в других частях света, — это окна, через которые человек сегодняшнего дня может бросить взгляд на безвозвратно ушедшую в небытие жизнь, не зафиксированную в скульптуре, на рисунках или письменно. Загнанный колонизаторами в резервации абориген, как собака-ищейка, опустившись на землю, исследует почти невидимый след. Не так ли охотник в долине Нила или пастухи греческих гор преследовали раненое животное и шли по следам заблудившейся коровы или угнанного ворами скота?
Следы ног служили ориентиром для розыска воров и грабителей не только в дальних странах. Вот о чем говорят культурно-исторические, юридические памятники венгерского народа. Один из законов короля Ласло I говорит о преследовании следующее:
„Если кто-либо преследует украденный скот, то он должен выслать вперед гонца в ту деревню, в которую ведут следы, чтобы деревенские жители не помешали выгоном животных преследованию. Если они все-таки сделают это, то должны оплатить стоимость пропавшего скота. Если перед тем, как гонец прибудет, жители деревни угонят своих животных, то в таком случае преследующие пусть ищут в каждом дворе по своему усмотрению.
Если у кого-нибудь пропала какая-либо вещь, то со свидетелями он должен идти искать эту вещь туда, где предполагает ее найти, а если ему препятствуют в этом, то такие препятствия должны проверяться божественным правосудием, и если кто окажется виновным, накажите его как вора, а если невиновен, то пусть платит за препятствие 55 монет”.
В венгерском правосудии институт преследования существовал на протяжении многих столетий. Даже спустя шесть веков после смерти короля Ласло венгерские суды при вынесении приговоров по уголовным делам о краже скота и определении ущерба все еще учитывали выводы, сделанные во время „расследования” (преследования). Декрет дворянского собрания области Угоча в 1775 году содержал постановление о преследовании воров и убийц по их следам.
Этот метод кажется очень примитивным, если сравнить его с современными естественнонаучными метода исследования, но в сравнении с пыткой раскаленным железом или другими институтами „божественного правосудия”, мы можем считать его значительно более развитым, предшественником эпохи вещественных доказательств.
Опустошения, нанесенные турками и императорскими армиями в XVI и XVII веках, и расчленение страны на три части полностью уничтожили единый порядок правосудия, а органы общественной безопасности полностью прекратили существование.
В западной и северной части страны, на территориях, находящихся под юрисдикцией короля, вблизи границ подвластных туркам земель турецкие патрульные отряды, а в глубине их императорские наемники — не менее алчные на добычу — притесняли население.
Особенно плохим было состояние общественной безопасности в пограничных с Польшей комитатах Северной Венгрии. Банды разбойников грабили направлявшихся к границе путников. Обычным явлением было, когда налетавшие с Карпат разбойники грабили, а иногда и убивали проходящих через перевалы польских торговцев вином. Господство дворянских комитатов, венгерских или польских помещиков, сепешских саксонцев распространялось в большей степени на города и крупные села. На снежных вершинах и в долинах господствовало право силы.
Столицам северных комитатов приходилось мечом защищать владения дворян, ибо в таких условиях невозможно было собирать налог. Не были в безопасности выгнанные на горные пастбища стада овец, коров, дичь в лесах. Развалины мелких дворянских замков свидетельствовали о решимости объявленных вне закона бедняков.
Недалеко от польской границы в Зборобе находилась столица маковицкого владения трансильванского губернатора Дьердя Ракоци. Маковицкий наместник Паль Залай и уездные начальники Шароша на протяжении десятилетий регулярно вершили здесь суд над беглыми крепостными и разбойниками, заброшенными сюда судьбой из Польши.
Заурядные кляузы и процессы по делам о „ереси” заполняли время благородных господ из комитата Шарош. В большинстве случаев разбирались убийства, кража скота, нападение на господские усадьбы (разграбление или поджоги). Все это были такие преступления, за которые человека, признанного виновным, в то время ожидала смертная казнь.
В XVII веке в тех частях страны жизнь человека ценилась дешево. После краткого разбирательства и не менее краткого протокола выносился приговор: скамья пыток и отсечение головы. Если бы вершивший суд в зборобской столице Балинт Кюкмезеи, уездный начальник комитата Шарош, решил составить судебную статистику, то перед его глазами предстал бы страшный список: более трех четвертей людей, признанных виновными, он приговорил к смертной казни и каждого в зависимости от его „деяний” либо на плаху, либо к повешению, либо к четвертованию, либо к колесованию.
9-го октября 1656 года собрался земский суд. Разбиралась жалоба города Бартфа на жителей небольшой деревни Алшо-Орлих. Из араньпатакского поместья города Бартфа злоумышленники угнали шесть быков, пасшихся на границе, бросив на пастбище истекавшего кровью и вскоре скончавшегося пастуха Мартона.
После публичного оглашения жалобы на заседании и из показаний свидетелей можно представить себе картину следствия, каким оно было три столетия тому назад.
Труп пастуха Мартона был обнаружен на лесной поляне вблизи араньпатакской усадьбы. Его голову обезображивали раны, нанесенные ударами топора. Старый крепостной Лукач Варга не стал ждать приезда управляющего усадьбой, а направился к дому старосты Юрко Притульяни. (Старостой в той местности назывался сельский судья.) Он оставил старосте в залог четыре серебряные монеты — в соответствии с тогдашними обычаями, — и тем самым началось следствие.
У дома старосты собрались 8-10 мужчин из деревни, прежде всего родственники и друзья погибшего, которые затем направились на лесную поляну, где был обнаружен труп Мартона.
По следам угнанных животных пройти было нетрудно. Вытоптанная трава на вырубке, начинавшейся в дальнем конце поляны, и содранная с пней кора указывали путь бегства преступников. Грабители направлялись в горы. В одном месте животные перешли через протекавший по склону горы ручей. Здесь на мягкой, размытой почве отчетливо отпечатались следы копыт быков. Лукач Варга наломал с окружавших кустов тоненьких веточек и маленькими черточками на них отметил длину и ширину следов.
В тот день преследование продолжалось до наступления темноты. Ночь провели в заброшенном пастушьем шалаше. На следующий день тропинка повернула на юг, и создалось впечатление, что грабители направились в сторону деревни Алшо-Орлих.
Вскоре преследователи подошли к изгороди, обозначающей границу деревни. В изгороди, в которой, кроме шлагбаумов с четырех сторон света, по тогдашним правилам не должно было быть проходов, зияли лазы.
Араньпатакцы остановились у изгороди, и Лукач Варга с судьей вошли в деревню, чтобы найти тамошнего старосту.
Староста Юан Холцик, слушая их рассказ, все больше и больше мрачнел. По опыту он знал, что в связи с преследованием по следам угнанных животных всегда начинается спор и судебный процесс. Он знал и то, что плохое состояние деревенской изгороди, которой воспользовались воры, также может вызвать подозрение. О дальнейшем старик крепостной свидетельствовал следующее:
„Я точно знаю, что след угнанных с араньпатакской усадьбы быков мы проследили вплоть до границы Алшо-Орлиха. Староста Юан Холцик, после того как выслушал рассказ о случившемся, вместе с двумя деревенскими присяжными вышел на границу деревни, обследовал следы, по которым мы шли, и измерил их. Затем мы пошли по следам дальше, но из-за следов, оставленных скотом жителей деревни, их уже нельзя было видеть. На противоположном конце деревни судья Алшо-Орлиха вновь обнаружил несколько следов. Он утверждал, что их оставили наши животные. Эти следы вели за границу деревни.
Мы, однако, измерили принесенными нами метками из веток указанные Юаном Холциком следы и нашли, что они отличаются от следов наших быков. После этого их измерил староста Юан Холцик и сказал, что это те следы, по которым мы шли. Он утверждал, что его не интересуют наши измерения и тем самым алшо-орлихцы передали след дальше и не отвечают ни за смерть пастуха Мартока, ни за быков.
Начался спор, но договориться мы не смогли. Затем мы вернулись в Алшо-Орлих и хотели внести старосте в залог четыре монеты, чтобы он продолжил идти по следу. Однако староста четыре монеты не принял”.
Земский суд с необычной для него подробностью допросил в качестве свидетелей крепостных, присутствовавших при споре о преследовании, и принял соломоново решение. Дословно:
„Выносит решение:
Поскольку из доказательств со всей очевидностью следует, что истцы шли по следам своих быков до границы деревни ответчиков и ответчики не выдали эти определенные следы для дальнейшего преследования, то они должны уплатить истцам стоимость шести быков, по 50 форинтов за каждого, и оплатить расходы истцов — 10 форинтов. А так как, наряду с кражей быков, был убит араньпатакец Мартон Фаинер, то для того, чтобы в будущем на алшо-орлихцев не падало подозрение, постановляем, чтобы каждый присягнул за своего соседа — в течение пяти дней, — что он ничего не знает об убийце”.
Напрасно мы искали результат коллективной присяги среди старых судебных протоколов. Можно предположить, что убийца не был обнаружен. Дело в земском суде было закрыто.
Петро Шамику из польской деревни Граб гораздо меньше повезло в зборобском земском суде.
Весной 1649 года из стоящей возле границы деревни Алшо-Поянка у бедной крепостной вдовы были украдены два быка. Юрко Адамцик вместе с одним из своих соседей прошел по следу до деревни Граб, находившейся на польской стороне. Они пошли к дому старосты Юана, чтобы попросить его помощи. Почтенный судья выслушал их рассказ и прикинул, от кого из жителей деревни можно ждать такого поступка. Подозрение пало на Петро Шамика.
Он плохо работал, на целые дни исчезал из деревни, иногда по ночам его посещали подозрительные люди. В деревне уже поговаривали, что он приумножает свое богатство нечестным путем. Староста Юан собрал присяжных и прошел по оставленному на границе деревни следу.
Следы действительно привели к дому Петро Шамика. В примыкающей к дому пристройке обнаружили двух быков вдовы. Следствие продолжили. Найденные на чердаке кожи коров и быков свидетельствовали о том, что хозяин в удаленном от границы месте забивал украденных животных. Во дворе был обнаружен глубокий, выложенный камнем погреб. В погребе хранилось множество серебряной и оловянной посуды, украденной из соседних домов, усадеб и корчм.
Согласно обвинению, предъявленному в присутствии присяжных, Петро Шамик был признан виновным в угоне трех лошадей и пяти быков, а также в совершении двух краж со взломом. После допроса семи свидетелей судьи вынесли свой короткий приговор:
„Поскольку из доказательств со всей ясностью вытекают перечисленные в жалобе факты мошенничества ответчика, нам, судьям, представляется, что ответчика следует подвергнуть пытке для раскрытия его сообщников, а после в назидание другим его следует повесить”.
На следующий день, второго мая, зборобский палач взялся за шамика. Находившийся рядом со скамьей пыток писец едва успевал записывать признания о многочисленных преступлениях. Показания Петро Шамика составили четыре плотно исписанные страницы. Он назвал и своих сообщников. А так как перед казнью его предупредили, чтобы он не отягчал свою душу лжепоказаниями, умирающий прошептал: „Шимон Крулик из нашей деревни еще больший мошенник, чем я…”
В то время как в Северной Венгрии земские суды почти моментально посылали на виселицу крепостных и бедных крестьян, в дунантульских земских судах пестрели дела о двоеженстве, содомии и других нравственных извращениях. Множатся письменные заявления и постепенно исчезает институт розыска, перенятый из правовой системы дома Арпадов. Судьба уголовных процессов решается числом свидетельских показаний и общественным положением свидетеля.
В 1689 году в земском суде города Дьера проходил особый процесс. Истцом была графиня Зичи, а ответчиком — студент из крепостных.
Что же произошло в дьерском замке графини Зичи? Вдова графа Пала Зичи обожала поступившего к ней на службу студента Петера Даниэля. В тихие зимние вечера тот бегло читал на венгерском и латинском языках книги церковных писателей и своим бисерным почерком быстро и без ошибок вел обширную переписку графини. Он выглядел серьезным молодым человеком, который не уставал повторять, насколько он презирает светскую суету, насколько чужды ему легкомысленные развлечения молодых людей его возраста.
Втайне графиня подумывала о том, что если ей удастся взять другого секретаря, то она направит Петера в семинарию, чтобы таким серьезным и порядочным юношей умножить число слуг господних.
Но случилось так, что графиня должна была выехать к проживавшей в Вене больной тетушке. Если бы она последовала совету сердца, то взяла бы с собой студента, но разум подсказывал ей другое. В то время город был полон немецких и сербских наемников. Ежедневно пылали дома мирных граждан. При таких обстоятельствах нельзя было оставить замок графини без надежной охраны.
В день отъезда она закрыла жилые комнаты и винный погреб, а ключи положила в обтянутую кожей шкатулку для писем и запечатала ее своей печатью, висящей на четках. Дважды она напомнила остававшемуся в комнате для слуг студенту, чтобы он ежедневно проверял двери, окна, и если заметит что-либо подозрительное, то пусть доложит командующему местной охраной генералу, который всегда обещал полную защиту графине.
Спустя несколько недель графиня, находящаяся в Вене, получила письмо от студента. Он настоятельно просил ее вернуться, поскольку замок подвергся нападению взломщиков.
На следующий день графиня приехала домой. Со слезами на глазах рассказывал ей Петер, что, когда он с тяжелой лихорадкой лежал в кровати, взломщики проникли в замок. Они похитили большую часть столового серебра, постельного белья и скатертей. Студент обнаружил открытой также дверь погреба: вероятно, и туда проникли мошенники. Петер заявил о происшествии в городскую охрану, где пообещали найти преступников.
Графиня напрасно ожидала поимки взломщиков. Тут до нее дошли странные слухи о преданном студенте. Некоторые полагали, что болезнь Даниэля, которая помешала ему бдительно охранять замок, никак не может быть названа лихорадкой. Неуверенные его шаги, покачивающаяся походка бросились в глаза многим. Он как будто был пьян, — добавляли благожелательницы-подруги. Нашлись и такие свидетели, которые слышали звуки свирели и цитры, доносившиеся из закрытых жилых комнат графини с занавешенными окнами, и даже видели выскальзывавших из замка графини молоденьких шинкарок.
Графиня должна была признать, что благочестивый молодец обманул ее ожидания. И вместо папской семинарии она отдала его в руки жандармов, которые вскоре добились признания от Петера Даниэля о том, как он „охранял” дом.
Выяснилось, что студент — естественно, от имени графини — с помощью гравера изготовил копию печати графини. Получив ее, он открыл шкатулку с ключами и вместе со своими друзьями и красивыми шинкарками стал пользоваться жилыми комнатами графини. Погреб, ключ от которого графиня ему не доверила, он открыл отмычкой. На основании полученных под пыткой показаний нашли спрятанную им печать и отмычку. Вещественные доказательства действительно наложили печать на судьбу бывшего любимца графини!
В быстро развивающихся городах, и прежде всего в Будапеште, росла преступность, по характеру и размерам присущая „мировым городам”. Крупные ограбления и мошенничества перемежались кровавыми убийствами. 8 мая 1885 года в большом, до отказа заполненном зале будапештского суда началось слушание дела Имре Балентича, обвинявшегося в убийстве и краже.
На скамье подсудимых сидел худощавый молодой человек. Внимание публики, в основном женщин, было приковано к нему.
Не стоило бы, вероятно, поднимать это давно забытое дело, но улики, лежавшие на столе в зале заседания, заслуживают особого внимания.
Среди прочих улик там находилась и обычная бритва.
Когда во время разбирательства судья стал рассматривать лезвие, то увидел, что на нем в двух местах были щербинки длиной в несколько миллиметров. Казалось, что острой бритвой пытались разрезать какой-то твердый предмет. Среди улик находился еще и желтый конверт. В этом конверте лежали два стальных осколка, наклеенных на белый картон.
Затем судья взял в руки картон и внимательно исследовал два осколка. Цвет поверхности осколков, видимый на них след заточки полностью совпадали с цветом поверхности лезвия бритвы.
Председатель диктовал протоколисту: „Суд осмотрел улики за номером 5 и номером 6, представленные королевской прокуратурой: обнаруженную у обвиняемого Имре Балентича бритву с черной ручкой и найденные медэкспертами два металлических осколка. После непосредственного осмотра суд установил, что упомянутые два осколка откололись от лезвия принадлежащей Имре Балентичу бритвы”.
В практике венгерских королевских судов два мельчайших металлических осколка были новыми уликами. Познакомимся же с их историей.
Двадцатипятилетний легкомысленный молодой человек получил в наследство несколько тысяч форинтов. Он думал, что деньги у него будут вечно, и последовал примеру „золотой молодежи” того времени. Он числился студентом, но вместо университета посещал различные злачные места. В одном из них он познакомился с Веронкой. Молодая девица имела за плечами бурное прошлое. Несмотря на свою молодость, она уже объездила многие провинциальные города и была завсегдатаем большинства увеселительных мест Будапешта. Ее связи с мужчинами отнюдь нельзя было назвать бескорыстными. Кроме подарков и денежных сумм, которые она получала время от времени, она регулярно получала деньги от многих поклонников. Один из них содержал для нее элегантную квартиру в центральной части города.
Связь Веронки и Балентича была чистой и безоблачной до тех пор, пока карманы молодого человека были полны денег. После этого женщина старалась избавиться от ставшего обременительным поклонника.
Молодой человек, осознав положение, решил убить женщину. Он зарезал свою жертву бритвой в ее квартире. Во время совершения преступления в квартире находилась крестница Веронки — одиннадцатилетняя Рожика. Ребенок был свидетелем преступления, и его Балентич тоже убил.
Следствие по делу Балентича шло месяц. Он и не пытался отрицать свою вину.
— Признаю, я убил ее, — сказал он. — Я не мог перенести, что она бросит меня, выбросит, как тряпку.
Осколки лезвия бритвы, послужившие уликой на заседании суда, были обнаружены во время внимательной работы судмедэкспертов. При вскрытии они обнаружили их застрявшими в кости.
Использование мельчайших осколков бритвы как улики явилось новым в судебной практике.
В понедельник на околице села, расположенного в окрестностях Пешта, было заметно небольшое движение. Стояла приятная погода. На дороге между пашней и садами остановилось множество автомашин. Чуть поодаль, на кукурузном поле, в одиночку и группами стояли любопытные.
Наиболее оживленным было движение вокруг старой, уже почти засыпанной воронки, расположенной недалеко от проселочной дороги. Несколько человек убирали со дна воронки набросанные туда стебли кукурузы.
Рядом с воронкой пожилой мужчина в сером пальто держал на коротком поводке собаку. Сжав в левой руке свернутый поводок, он давал короткие команды подрагивающей от нетерпения немецкой овчарке.
— След! Ищи! — вновь и вновь повторял проводник.
По команде собака опускала блестящий черный нос к тому месту, на которое указывал правой рукой проводник. Но она никак не могла взять след и снова и снова поднимала к хозяину морду.
Результат пришлось ждать долго. В последовавших поисках прошли десятки минут.
Чей же след искали у проселочной дороги? Поначалу даже на этот вопрос нельзя было дать однозначный ответ. Сотрудники угрозыска столкнулись со странной ситуацией. Из воронки, расположенной у проселочной дороги, исчез труп!
Этот труп в воронке обнаружила во второй половине дня в воскресенье прогуливающаяся парочка.
Молодой человек нечаянно наступил на полузасыпанную воронку и заметил под набросанными стеблями кукурузы женскую туфлю. Туфля была одета на длинную женскую ногу в брюках.
Молодой человек в ужасе выскочил из воронки. С ее насыпи он вновь посмотрел, не мерещится ли ему все это. Но нет, среди стеблей кукурузы можно было отчетливо различить коричневые брюки и туфлю на высоком каблуке.
Подхватив под руку свою подругу, он в мгновение ока отбежал подальше от воронки, скрывающей ужасную находку. Сначала они решили не говорить никому ни слова об увиденном. На следующий день молодой человек понял, что из-за своего молчания он невольно может стать причастным к убийству. Он заявил в милицию. На заброшенном месте появились следователи и милиционеры. Они нашли проселочную дорогу, воронку от бомбы и обнаружили на дне ее стебли кукурузы. Все было так, как рассказал молодой человек. Только нигде не было трупа.
В практике опытных следователей нередки случаи преследования по горячим следам сбежавшего с места происшествия неизвестного преступника, бывало, что искали и неизвестных потерпевших, свидетелей. Но перед ними сейчас стояла особая задача. Необходимо было установить, куда и как исчез труп, который, как утверждалось, видели здесь двадцать четыре часа назад.
Молодой человек растерянно повторял следователям, что он своими глазами видел труп. Возле воронки от бомбы обнаружили впитавшуюся в почву красновато-коричневую жидкость. Медэксперт прикоснулся тампоном, смоченным химическим средством для выявления крови, к пробе почвы. Тампон мгновенно стал темно-зеленым, показывая, что на землю действительно стекала кровь.
Таким образом, сомнения отпали, и начались поиски таинственно исчезнувшего трупа.
Труд проводника розыскной собаки в конце концов увенчался успехом. Собака, низко опустив нос к земле, понюхав едва заметное, похожее на след углубление, решительно натянула поводок. Ее хозяин последовал за ней. Сначала собака направилась к копне кукурузных стеблей в 40–50 метрах. Следы ног возле копны кукурузных стеблей и разбросанные сухие листья, вне сомнения, указывали на то, что недавно кто-то брал вязанки стеблей из стога и переносил их к стоящей в нескольких метрах повозке. На земле отчетливо вырисовывались следы колес повозки и подков лошади.
Итак, для изъятия трупа воспользовались повозкой, а стебли кукурузы, вероятно, понадобились для укрытия опасного груза.
Из машины достали фотоаппараты и зафиксировали наполовину смытые следы лошадиных подков и колес телеги. После фотографирования техник-криминалист размешал в резиновой чашке гипсовое „молочко” и затем осторожно залил им очищенный след. Через несколько минут из мягкой черной земли вынули отлитые в гипсе копии следов. Пока техник-криминалист занимался фотографированием и снятием слепков со следов, не отдыхал и проводник с розыскной собакой. По следу повозки он проделал путь в несколько километров. Если на том или ином участке дороги, с более твердым грунтом или покрытом булыжником, следы исчезали, то затем характерный отпечаток подковы или упавшие с повозки сухие сломанные листья кукурузы указывали, что они движутся в верном направлении.
Два с лишним часа они шли по следу. Собака, высунув язык, часто дышала; основательно вспотел и запыхался во время пробежки и ее хозяин. Однако преследование вскоре пришлось прекратить. Повозка свернула на мощенную булыжником дорогу, где не сохранилось следов ни подков, ни колес.
Следователи тщательно исследовали фотографии и гипсовые слепки следов. Труп, вероятно, увезли из воронки для того, чтобы скрыть его в еще более укромном месте. Началась разработка версий. Повозка с убитой двигалась в направлении к околице села Алшо-Немед. В этой части труп можно укрыть по-разному. Закопали? Но это могли бы сделать и возле воронки. Не нужно было для этого увозить труп за восемь километров от этого места. Могли бросить в колодец! В округе находились многочисленные заброшенные колодцы. Их нужно хорошенько осмотреть. Вон невдалеке, например, старый колодец. Обнаруженные на срубе колодца следы породили подозрения. На бетоне виднелись свежие следы крови. После непродолжительного осмотра специалисты определили, что замок на дверце сруба был взломан. Дверцу открыли и увидели труп молодой женщины. Смерть наступила после выстрела в затылок.
Зафиксированные следы позволили определить тип повозки. Такая же повозка была в селе у возницы Миклоша К. Размер и форма снятого с копыта лошади Миклоша К. пробного слепка полностью совпадали с обнаруженными на месте происшествия следами. Необходимо было выяснить, он или кто-то другой воспользовался повозкой для перевозки трупа.
По документам, найденным в одежде убитой, было установлено ее имя — Римаине Дюлане, жительница села Дунахарасти. Ее муж, бывший начальник цеха одного из предприятий, эмигрировал из Венгрии в конце 1956 года. Жена любой ценой хотела уехать к нему. Она просила совета и помощи для осуществления своего плана у многих знакомых. И те, конечно не бескорыстно, пытались помочь молодой симпатичной женщине. С одним знакомым она попыталась перейти границу в январе 1957 года, но неудачно. Однако она не оставила своих планов. Другой ее знакомый сделал заманчивое предложение: переход границы — это только вопрос денег. Шофер одного западного посла каждую неделю ездит в Вену на машине посла. За хорошие деньги он может перевезти и людей.
Без минутного колебания женщина поверила россказням Аиталя Эзера — второго знакомого.
Во время любовных свиданий они обговорили детали, и 10 февраля 1957 года Римаине, готовая к дороге, ждала мужчину в условленном месте возле Дунахарасти.
Эзер прибыл вовремя, но не на обещанной дипломатической машине, а на конной повозке, к тому же краденой. Но Римаине Дюлане не знала этого, как и не подозревала, что в кармане Эзера лежал заряженный пистолет.
Си объяснил: шофер посла возьмет Римаине в 11 часов в соседней деревне Шарокшар. Женщина напрасно ждала от мужчины привычной ласки, вместо этого раздался выстрел и оборвал ее жизнь.
Ничего не подозревающую, введенную в заблуждение женщину убить было легко, однако скрыть труп убийце не удалось. Следы убийства, найденные ценности, принадлежавшие женщине, явились такими доказательствами, которые помогли найти убийцу.
Частная собственность породила более чем тысячелетнюю конкуренцию между замками и ворами. Мастера Рима, Византии, а затем средневековья создавали все более совершенные замки, и во второй половине XIX века казалось, что в этой борьбе победят замки.
В Лондоне на Пиккадилли была расположена центральная контора и торговое отделение „Завода сейфов Гоббс и К°”. В витрине оборудованного с пуританской скромностью магазина стоял экземпляр громадного замка. Над ним на блестящей медной табличке была сделана следующая надпись: „Патентованные замки фирмы Гоббса дают абсолютную гарантию. Выплачивается 200 фунтов золотом тому, кто любым способом откроет этот замок”.
Замок и медная табличка висели в витрине 50 лет. В первые десятилетия несколько слесарей попытались открыть его, затем пытали счастье несколько освободившихся из тюрьмы „медвежатников”. Но безуспешно. Замки фирмы Гоббса сохраняли свою непобедимость, точнее неприкосновенность. Казалось, что найдены совершенные замки.
Однако в 1871 году легенда была развеяна. В магазин Гоббса вошел молодой человек. Он нашел главу фирмы и заявил, что сможет открыть замок.
Попытка не вызвала особых волнений. Молодой Гоббс, который возглавлял фирму, попросил, чтобы на другой день доставили сейф с таким замком. Ради рекламы он уведомил нескольких журналистов.
На другой день в условленное время появился американец. Он спокойно, аккуратно снял пиджак и вынул из принесенного с собой портфеля металлические стержни, по форме напоминавшие вязальные спицы. Через двадцать минут непобедимый замок фирмы Гоббса был открыт. Мистер Левис — так звали молодого человека — получил обещанное вознаграждение.
Борьба продолжилась. Вместо сейфов с замочными скважинами было создано замочное оборудование с цифровыми комбинациями и дисками. Но оказалось, что и такие замки можно вскрыть.
Теоретически соревнование между замками и взломщиками не имеет конца. При соответствующей профессиональной подготовке и средствах может быть открыт любой замок.
На практике, однако, положение иное. Современные замки обеспечивают совершенную защиту. Их невозможно быстро открыть.
За последние три-четыре столетия развития уголовного судопроизводства наиболее часто привлекаемыми экспертами после врачей и хирургов были слесари.
Начиная с XVI–XVII веков уголовные кодексы многих европейских стран предписывали привлечение к расследованию экспертов в различных областях, в том числе мастеров золотых дел, столяров, слесарей.
В Венгрии использование экспертов началось в XVIII веке. В то время отечественные мастера изготовляли все более совершенные и безопасные замки. Механизмы замков и запоров конструировались таким образом, чтобы затруднить применение отмычек. Для этого внутри замка вокруг замочной скважины как в продольном, так и в поперечном направлении монтировались защитные пластины, а на ключи в соответствии с расположением этих пластин наносились нарезки. Поэтому у большинства старых замков очень сложный, фигурный ключ.
Безопасность, которую обеспечивали такие замки, долгое время усиливалась суеверием. При появлении замков с непонятным механизмом и сложных, фигурных ключей сложилось поверье, что без ключа замки могут открыть только люди, обладающие колдовской силой. Судебные документы XVII века воспроизводят невероятные истории о взломщиках, которые могли открыть любой замок „вросшим в ладонь железным прутом”. В XVII–XIX веках слесарей вызывали на место преступления не только в качестве экспертов, но и ожидали от них ценной помощи, исходных данных для начала следствия. В случае взломов, совершенных с помощью отмычек, подозреваемых обычно сначала искали среди слесарей. Однако не следует думать, что в городах, где в местном управлении и правосудии буржуазия играна определяющую роль, мастера — члена цеха слесарей, обычно полноправного гражданина города, — можно было подозревать без доказательств. Но ведь существовали еще подмастерья и ученики, которых можно было подозревать беспрепятственно.
В первой половине XIX века в одном из тогдашних предместий Буды — Табане, в доме под номером 555 по улице Фе находилась гостиница Темешвари. В отличие от придорожных корчм сомнительной репутации гостиница Темешвари была предназначена для приема состоятельных гостей, останавливающихся на длительный срок.
В феврале 1821 года хозяин гостиницы и его семья, воспользовавшись зимним затишьем, уехали на несколько дней в провинцию. Когда же они вернулись, то обнаружили дверь гостиницы открытой. Больной повар лежал в своей каморке, а из шкафов и с полок полностью исчезла серебряная посуда и многие другие вещи. Господин Темешвари немедленно послал гостиничного кучера в будайскую мэрию, откуда сначала пришли два драбанта, затем их начальник — околоточный. Вскоре прибыл и Самуэль Фаркаш, прокурор города Буды. В современную эпоху в подобных случаях следователи проводят осмотр места происшествия по правилам, выработанным уголовно-процессуальным правом и криминалистикой. Однако в то время осмотр места происшествия был ограничен поверхностным обзором. Поэтому мы не можем обвинить в ошибке ни Самуэля Фаркаша, ни околоточного. С полным правом фискал мог бы сослаться на действовавший в Австрии кодекс Марии Терезии, согласно Артикулу 26 которого „по делу о краже, ограблении, взломе обычно нет необходимости выходить на место совершения преступления, за исключением чрезвычайных случаев”.
Для полицейских, осмотревших гостиницу, двор и даже подвал, вскоре стало очевидным, что стены гостиницы целы и двери не были взломаны. К тому времени пришел в себя и тяжелобольной повар, который подтвердил, что хозяин гостиницы закрыл на ключ все двери, как выходящие на улицу, так и во двор, и он, находясь из-за болезни в постели, тоже не открывал их. Городской прокурор, со слов хозяина гостиницы, подробно описал украденные вещи. Для обследования замков сразу же был вызван слесарь, который два года назад изготовил дверные замки для гостиницы Темешвари. Одновременно были вызваны подмастерья и ученики слесаря, от которых потребовали подтвердить алиби, и исследовали имеющиеся у них ключи, проверив, подходят ли они к дверям гостиницы, замкам сундуков или нет.
В данном случае подмастерьев и учеников очень скоро пришлось исключить из числа подозреваемых. Мастер и соседи подтвердили их алиби, проверка замков также не дала результатов. Опрошенные ремесленники не смогли назвать ни одного человека, для которого они изготовили бы подобные ключи. По просьбе хозяина гостиницы Темешвари будайский печатник Хеккенашт отпечатал список украденных вещей, а околоточный вывесил список в мэрии и других гостиницах. Не бездействовал и городской прокурор, но результат пришел с неожиданной стороны.
В феврале 1821 года стражники области Фейер и города Фехервар с особой тщательностью проверяли путников и бродяг. Особенно хороший улов обычно давали проверки в Бичке на основном пути перегона скота между Будой и Веной, ведущем из Канижи в Буду через Фехервар. Так был пойман 30-летний Якоб Эйсслер. Поскольку его описание было похоже на описание одного разыскиваемого убийцы, то городские гайдуки препроводили его в мэрию и стали допрашивать. Понятно, что Эйсслер все признал, только отрицал главное — убийство. Так, он признался, что является дезертиром. А так как вместо наказания дезертиров просто передавали воинским властям, которые вновь записывали их в солдаты на следующие 8-10 лет, то такое признание было обычной уловкой обвиняемых.
Чтобы доказать свою искренность, Эйсслер дал показания и в отношении других преступлений. Он рассказал, что пештский торговец Армии Басер приобрел у вора, известного под кличкой „Зуб пилы”, украденную серебряную посуду. Как только будайская мэрия получила письменное уведомление о показаниях Эйсслера, то сразу же, связавшись с пештской мэрией, арестовала Басера и произвела обыск в доме скупщика краденого, находившемся у Варошлигета. Басер отрицал факт скупки, и тогда околоточный прибег к часто употребляемому в то время методу. Он привел 10-летнего сына Басера Андреаса, и после нескольких зычных окриков мальчик признал, что несколько недель назад они вместе с отцом принесли в мешке купленную серебряную посуду с квартиры „Зуба пилы”. Последовал вопрос о том, кто еще знает о покупке серебряной посуды. У ребенка легко было выудить имя Иоганна Винтера. За несколько дней до совершения кражи Винтер покинул гостиницу Темешвари, где работал официантом.
На основании этих показаний арестовали и Иоганна Винтера. На его квартире произвели обыск, однако подозрительных вещей обнаружено не было и в протокол обыска как подозрительный признак занесли: „Во время обыска преступник проявлял явное безразличие”. В результате длительного допроса Винтера вынудили дать подробное признание. Ему задавали следующие вопросы:
— Почему ты проявлял безразличие во время обыска?
— Почему ты оставил свое место в гостинице?
— Где ты был во второй половине дня в воскресенье во время совершения кражи?
— Знал ли ты, как можно открыть дверь гостиницы без ключа?
— Сознайся в своем преступлении! Тебе поможет только откровенное признание!
После короткого перерыва допрос продолжили, прибегнув к помощи часто использовавшегося приема, который и дал желаемый результат.
— Мы поймали твоих сообщников! Они договорились с тобой совершить кражу!
Ответ: — Нет, не со мной!
— „Зуб пилы” скажет тебе это прямо в глаза!
Ответ: — Да, я знал об этом.
— Кто были твои сообщники?
— Франц Штег, больной повар, который дал ключ. Официант Георг Полдл и „Зуб пилы”.
Хотя Басер продолжал отрицать скупку краденого, будайская мэрия отдала приказ об аресте „Зуба пилы”, настоящее имя которого было Петруш Фишер. Согласно действовавшим в то время процессуальным законам, на основании показаний единственного свидетеля, к тому же ребенка, нельзя было объявить Фишера подозреваемым и арестовать. Однако Фишер был ранее судим, и это обстоятельство, так же как и дружба с подозрительными лицами, происхождение из преступной семьи, давало возможность арестовать его.
„Зуб пилы” исчез из Пешта, и был объявлен его розыск. Полицейский Шротт, которому было поручено расследование, сразу же произвел обыск тех мест, где взломщик мог укрыться. В то время преступники из Пешта обычно пытались бежать на юг, в сторону банатской границы или на северо-запад, в сторону Пожони и Вены. Зная жизненный путь Фишера, можно было предположить оба направления бегства.
Фишер родился в Австрии, долгое время служил солдатом во время наполеоновских войн, а когда демобилизовался, то поселился в Банате. Однако Фишер отвык от работы и от постоянного места жительства в одном месте, на одной квартире. Сначала он совершил кражу в той местности, где жил, а потом, когда это обнаружилось, переселился в Пешт.
По свидетельству „Книги заключенных”, которая велась в пештской мэрии, за время пятилетнего пребывания в городе Фишер был судим четырежды.
Полицейский Шротт расспрашивал о „Зубе пилы” на пристанях, в тех гостиницах, откуда почтовые кареты и дилижансы отправлялись в Вену или где проживали возчики, в любое время готовые отправиться в путь. И не напрасно. Через несколько дней поисков он узнал, что „Зуб пилы” бежал в Пожонь. 31 марта 1821 года будайская мэрия направила пожоньской мэрии письмо, на основании которого 9 апреля Фишер был арестован и препровожден в Пешт.
У Басера и других скупщиков краденого была изъята украденная посуда, и хозяин гостиницы 8 мая получил ее обратно. Адвокатам преступников удалось растянуть процесс на два года, но в 1823 году городской суд Буды приговорил всех трех взломщиков, Винтера, Полдла и Фишера, к смертной казни.
В декабре 1975 года перед областным судом предстало пять человек: Дьердь Хевеши, человек без определенных занятий, Каройне Кишш, Нандор Рожаш — водитель, Дьердь Лантош — заведующий рестораном, Янош Шюмеги — студент.
С точки зрения возраста, профессии, круга интересов — это была очень разношерстная компания, но ее связывал очень крепкий узел: все эти люди были преступниками, соучастниками и сообщниками в наиболее крупной за последние десятилетия серии краж со взломом.
Суд вынес им строгое наказание, пропорциональное тяжести деяния каждого: Дьердя Хевеши за нанесенный ущерб в особо крупных размерах путем краж со взломом суд приговорил к 10 годам тюремного заключения строгого режима, Каройне Кишш как непосредственную соучастницу — к 3,5 годам тюрьмы. Остальные преступники также получили соответствующее наказание.
Как могла образоваться эта преступная банда, которая за неполных четыре года нанесла ущерб общественной собственности и личному имуществу почти в 800 000 форинтов?
Эту компанию создал Дьердь Хевеши. До того как Дьердь Хевеши стал главным действующим лицом этой уголовной истории, на его жизненном пути не было никакого сенсационного события. Он вырос в обычной семье, ходил в среднюю школу, но экзамена на аттестат зрелости не сдал. Работал в различных местах, однако нигде не смог закрепиться. Ссылаясь на личные противоречия с коллегами, начальниками, он часто менял место работы. То же самое было характерно и для его семейной жизни. Он развелся с двумя женами и после этого поддерживал более или менее длительные связи со многими молодыми женщинами.
Окружающие люди знали Дьердя Хевеши как тихого, серьезного молодого человека. Хотя было известно, что в десятилетием возрасте он уже представал перед судом за кражу, но ни родители, ни родственники, ни знакомые не предполагали, что он преступник. Только очень немногие знали, что Хевеши нигде не работает и штамп о месте работы в его удостоверении личности — фальшивый.
В эти годы в Л. преступления были частой темой разговоров. В городе хозяйничал неизвестный взломщик. Осенью 1972 года непрошеным гостем были совершены кражи в детских яслях. Летом следующего года неизвестный преступник взламывал двери квартир и крал деньги, драгоценности, ценные технические приборы, магнитофоны, фотоаппараты. После этого наступил черед контор предприятий и учреждений. Вор, взламывая двери, перепиливая решетки на окнах, проникал в помещение контор и вскрывал сейфы и металлические кассы. Он забирал прежде всего наличные деньги, но не брезговал и сберегательными книжками, марками и различными электротехническими товарами.
Естественно, что гораздо больше, чем жителей города, серия взломов волновала милицию: за четыре года была совершена 31 подобная кража. На месте каждого взлома велась тщательная работа по обнаружению следов.
14 апреля 1975 года из конторы производственного кооператива, расположенного недалеко от города, сообщили о краже со взломом. Кассир кооператива не соблюдал правил обращения с деньгами, не просил от руководства кооператива охраны для крупной суммы денег, и взломщику удалось заполучить добычу в 230 000 форинтов. Криминалистам удалось зафиксировать тридцать самых различных следов. Они сделали слепки орудий, при помощи которых была взломана решетка, собрали микроскопические пылинки, оставшиеся от перепилки замка, и среди них сломанные зубья стальной пилы преступника, взяли пробу краски, покрывающей взломанный ящик кассы, демонтировали замки на взломанном окне. В том месте, где преступник проник в здание, были обнаружены мельчайшие, видимые только с помощью лупы ворсинки материала. На полу, который был покрыт толстым слоем шамотной пыли, зафиксировали следы каблуков и взяли образцы шамота. Наряду с поиском следов преступления группа следователей получила задание разыскать тех свидетелей, которые сообщили бы любые, даже самые незначительные, сведения о неизвестном преступнике.
Иногда казалось, что удалось напасть на след неизвестного преступника. В результате принятых мер был обнаружен целый ряд мелких преступников, но главный все еще не попадался.
О принимаемых милицией мерах узнал и Дьердь Хевеши. Он стал более осторожным, но не оставил свою преступную деятельность. Он не учел закон, что преступник, совершивший то или иное преступление, еще может оставаться в тени, но с совершением каждого нового преступления все больше увеличивается опасность разоблачения. Перед следователями все четче вырисовывался портрет неизвестного взломщика.
В результате целенаправленной розыскной работы в мае 1975 года кольцо вокруг Дьердя Хевеши сомкнулось. Хотя он строил большие планы в отношении того, каким образом покинет страну, милиция оказалась более оперативной, чем он. Арестовали его прячущимся на полу автомашины. Были найдены все тайники, где Хевеши прятал ценную, состоящую из более чем сотни предметов, добычу и инструменты. На свет был извлечен целый арсенал всяческих приспособлений для взломов. На протяжении недель специалисты-эксперты проводили идентификацию обнаруженных в тайниках инструментов.
Раскрытие серии взломов, нанесших ущерб в 800 000 форинтов, было непростой задачей, но работа следователей была чрезвычайно упрощена двумя обстоятельствами. Тщательный поиск следов на месте совершения тридцати четырех преступлений и показания свидетелей дали против Дьердя Хевеши столько улик, что его виновность не подвергалась сомнению. Если бы Дьердь Хевеши во время допросов и не заговорил или же все отрицал, то и тогда можно было бы доказать совершение им краж со взломами.
Однако Дьердь Хевеши не молчал, а говорил, причем непрерывно и очень обстоятельно. Что же явилось причиной того, что „король взломщиков”, который во время подготовки и совершения преступлений проявлял такую осторожность и профессионализм, так легко сделал признание? Мы можем усмотреть две причины: опыт Хевеши в совершении преступлений и его амбицию.
Хевеши понимал, что, несмотря на все ухищрения, он оставлял после себя громадное количество следов. Пока он был на свободе, он пытался провести следователей, но не недооценивал их. Когда же его арестовали, то он понял, что игра проиграна и если даже он будет все отрицать, то и в этом случае докажут совершение им этих преступлений.
Представляется также, что Хевеши в конце концов должен был кому-то рассказать о своей преступной славе. В нем сработало желание исповедаться. Поэтому он вел подробный дневник о всех событиях своей жизни и посвятил одного-другого своего знакомого в секрет краж. Он рассказал и о том, что очень „возмутился”, когда одна его знакомая, которой он прозрачно намекал, что он и есть тот самый разыскиваемый взломщик, не поверила ему. Он привел ей некоторые доказательства, показал свою добычу, и только таким образом ему удалось убедить женщину.
Несмотря на жажду исповедаться, Хевеши отчетливо представлял себе, насколько важно для преступника сохранение тайны. „Этот человек болтлив, и поэтому его опасно было посвящать в мои планы”, — заявил он при случае об одном своем знакомом.
Страстно желаемый успех Хевеши нашел для себя не в честном труде, не в устроенной личной жизни, а в совершении преступлений.
Не лишено интереса и то обстоятельство, как образовалась вокруг Хевеши преступная банда. Как стали агент госстраха, водитель, заведующий рестораном и студент пособниками, сообщниками или укрывателями краденого?
Желание легко нажиться, превратно понимаемая дружба, безразличие или просто трусость были связующими звеньями между членами преступной банды. Роли внутри компании были неоднозначными. Хевеши совершал взломы в одиночку, роли всех прочих членов банды были второстепенными, они всегда выполняли какую-либо вспомогательную работу.
Кишш Каройне предоставляла ему свою автомашину. Хевеши, несмотря на удачные взломы, не хватало денег на покупку машины. Кроме этого его удерживала от покупки и осторожность. Для него было удобным, чтобы Кишш Каройне и водитель Нандор Рожаш за 10–15 % добычи доставляли его на место, ждали невдалеке во время совершения преступления, а затем быстро увозили на машине. Хевеши вскоре убедился в надежности Кишш и ее сожителя и, когда ему было необходимо, прибегал к их услугам.
Заведующий рестораном Дьердь Лантош был давним коллегой Хевеши. Когда после длительной разлуки они вновь встретились, то Хевеши уже был взломщиком. Привлечение заведующего рестораном произошло очень просто: Лантош очень любил снимать фильмы, а Хевеши однажды украл автоматическую кинокамеру. Заведующий предложил продать ему кинокамеру. Предложение было очень выгодным: камеру можно было приобрести за половину обычной стоимости, причем даже эти деньги не надо выплачивать сразу же. Сделка состоялась, и на следующий день Хевеши намекнул на возможность приобретения других дешевых вещей, а вскоре уже играл в открытую.
Для студента приманкой послужил электронный прибор, украденный во время одного из взломов. Он приобрел его с добрым намерением, заплатил за него и лишь позднее догадался, что приобрел краденую вещь. Он испугался, хотел вернуть назад, но вместо этого позволил Хевеши успокоить себя: не бойся, мы не провалимся. После этого шаг за шагом в преступную деятельность втягивался и он: выписывал адреса из телефонной книги, вместе ходил на разведку в места совершения будущего преступления, позднее помогал в испытании и совершенствовании инструментов взлома.
Хевеши стремился привлечь к своим делам и знакомых женщин. Он использовал прогулки для выбора места совершения преступления. Одни женщины протестовали, не хотели входить в выбранный им подъезд, но были и такие, кто соглашался.
Кроме Хевеши никто из членов преступной банды не принимал непосредственного участия в кражах, но они помогали деятельности этого опасного преступника. И будучи привлеченными к уголовной ответственности, они разделили его судьбу.