По следам преступления

Паника в преступном мире

Перед первой мировой войной в преступном мире большинства стран разразилась паника. Наряду с общеизвестными к этому времени средствами у судов и органов преследования появилось новое, до сих пор неизвестное оружие. Подавляющее большинство преступников — особенно неграмотные — не знали, чему приписать многочисленные и на первый взгляд необоснованные провалы.

„У них в руках чудодейственное средство, — говорили они друг другу. — Ни одна душа не видела меня во время взлома, и тем не менее доказали, что я был там.

А вскоре преступники узнали об этом средстве больше. Из оглашенных на заседаниях суда заключений экспертов они поняли, что это не что иное, как оставленные на месте преступления и украденных вещах следы пальцев.

Сначала преступники пытались обороняться от новой опасности примитивными способами. Часами терли о стены тюрем пальцы либо наносили осколками стекла и ножами на кончики пальцев порезы, чтобы уничтожить предательские линии. Но очень скоро раны на пальцах, стертых о стены или изрезанных стеклом и ножами, заживали, и через несколько дней на коже пальцев вновь появлялись старые рисунки.

Однако преступный мир не хотел легко капитулировать перед новым оружием органов уголовного преследования. На передний край контрнаступления выдвинулись подпольные адвокаты и лжеученые. В падкой на сенсации прессе и в залах заседаний суда они пытались дискредитировать новый метод.

„Канула вера в отпечатки пальцев!”, „Два человека с одинаковыми отпечатками пальцев в Техасе!” — эти и подобные известия призваны были — и в большинстве случаев отнюдь не бескорыстно — воспрепятствовать использованию отпечатков пальцев в судебных процессах.

Но напрасно! Наука об исследовании отпечатков пальцев, насчитывающая сегодня уже почти столетнюю историю, — дактилоскопия — выдержала испытание временем. Можно насчитать сотни тысяч, даже миллионы преступников — от простых воришек до садистов-убийц, чьи отпечатки пальцев „содействовали” их заслуженному наказанию. След пальца — едва видимые тончайшие линии на окружающих нас предметах или черные следы краски на белом картоне картотеки — эффективное средство борьбы с преступностью, предмет исследования специалистов-криминалистов. Но только ли их?

Мы и подумать не могли, какой разнообразный круг ученых будет заниматься этой незначительной на первый взгляд вещью!

Начнем с историков.

На древнейших культурно-исторических памятниках человечества, на рисунках или статуях, созданных за тысячи лет до нашей эры, часто увековечивалась человеческая рука. На том или ином произведении могут быть хорошо заметны также и узоры, находящиеся на кончиках пальцев. Древний художник, рисующий правой рукой, используя в качестве модели левую руку, несколькими линиями намечал покрывающий концы пальцев узор.

В 1832 году на одном из островов Бискайского залива был открыт громадный подземный коридор, в котором обнаружили двадцать три каменных пластинки с таинственными знаками на них. Прошло почти сто лет, пока после многочисленных ошибочных предположений и представлений родилось приемлемое объяснение. Только в 1920 году удалось разгадать секрет рисунков: на каменных пластинках были увековечены образцы узоров пальцев человека!

Отпечатки пальцев, обнаруженные на глиняных черепках Вавилона, отпечатки ладоней, сделанные с помощью красной краски в древнеиндийских храмах, использовались не для идентификации людей. Изображение отпечатков пальцев различным способом в большинстве случаев служило религиозным целям. Таким образом, человек давно минувших эпох обратил внимание на отпечатки пальцев, и нужно было, как это выясняется из культурно-исторических и правовых памятников народов Дальнего Востока — прежде всего китайцев и японцев, небольшое усилие, чтобы отпечатки пальцев стали использоваться и для идентификации личности.

Позднее к исследованию отпечатков пальцев подключились естествоиспытатели и врачи.

Научное исследование пальцевых узоров началось в XVII веке. Сначала выдающийся итальянский врач Мальпиги создал основы научного исследования узоров на концах пальцев благодаря тому, что изучил структуру человеческой кожи. Отцом науки, изучающей узоры пальцев, или, как их называют, папиллярных узоров, мы можем считать чешского ученого Пуркинье. Родившийся в 1787 году пиаристский священник оставил после себя произведения по медицине, философии и литературе. Он первым обратил внимание на роль бороздок на кончиках пальцев, и он был первым, кто в 1823 году в изданной медицинской работе впервые классифицировал узоры на пальцах на девять главных групп.

Из Индии и Японии труды по исследованию узоров на пальцах с помощью колониальных чиновников попали в Европу, где в последнее десятилетие XIX века была разработана применяющаяся и поныне система отпечатков пальцев. Были сформулированы и три основных свойства папиллярных узоров.

1. Линии и бороздки на концах пальцев человека формируются еще в эмбриональный период его развития, и их рисунок сохраняется до самой смерти и даже до определенной степени разложения трупа.

2. Рисунок папиллярных узоров индивидуален, повторение со всеми подробностями совпадающих узоров теоретически и практически исключено.

3. Рисунок папиллярных узоров может быть легко зафиксирован, однозначно классифицирован на основании его особенностей и зарегистрирован.

Правильность этих положений неоднократно была подтверждена почти столетней практикой.

Отрасль науки, занимающаяся отпечатками пальцев, получила и общепризнанное название. Из сочетания греческих слов „дактилос” (палец) и „скопео” (смотрю) родилось название „дактилоскопия”, другими словами, наука о пальцевых узорах.

У одного и того же лица антропологи брали отпечатки пальцев в младенчестве, затем в детстве и взрослом возрасте вплоть до старости. Размеры отпечатков отличались, но рисунок кожного покрова до мельчайших подробностей оставался прежним.

Антропологи, математики и практические работники, занимающиеся идентификацией личности, доказали индивидуальность узоров пальцев и, следовательно, их отпечатков. После первоначальных сомнений уже давно со всей определенностью доказано, что во всем мире среди многих сотен миллионов отпечатков пальцев, находящихся в дактилоскопических картотеках, не было ни одного повторения.

На линиях, составляющих рисунок человеческого пальца, имеется множество мелких особенностей: пересечение линий, разветвление, обрыв, островные или точечные образования. На том или ином отпечатке пальца можно различить до 100 и более таких особенностей.

Согласно подсчетам математиков, вероятность того, что отпечатки всех десяти пальцев двух человек во всех особенностях совпадут составляет 1:10010. Это означает, что почти 4-миллиардное население нашей планеты должно увеличиться в 25 000 000 000 раз, чтобы можно было найти двух людей с одинаковыми папиллярными узорами. Эти расчеты вероятности вместе с прочими теоретическими представлениями полностью исключают, что на земле живут два человека, обладающие одинаковыми папиллярными узорами. Даже между отпечатками пальцев близнецов с помощью дактилоскопии можно выявить определенное различие.

Индивидуальность частей человеческого тела, естественно, не ограничивается папиллярными узорами. Тщательным анализом точно так же можно установить и индивидуальность ушей, глаз. И тем не менее отпечатки пальцев — это наиболее достоверное средство для идентификации, поскольку их рисунок может быть относительно легко классифицирован.

Специалист-дактилоскопист исследует отпечаток пальца при соответствующем увеличении и, согласно форме линий, расположенных посередине ладонной поверхности концевых фаланг пальцев, классифицирует материал по 1024 так называемым главным классам.

Естественно, что 1024 главных класса не удовлетворяют потребностям даже самой небольшой дактилоскопической картотеки, поэтому внутри главных классов необходимо дальнейшее подразделение. Кроме формы линий, расположенных в середине отпечатка пальца, исследуются и другие особенности, с помощью чего отдельные главные классы могут быть подразделены дальше. Чем больше материал картотеки, тем более необходимо подробное подразделение, тем в большее количество ячеек следует помещать отпечатки, ибо в противном случае поиск их в картотеке становится невозможным.

Основным видом дактилоскопических картотек является так называемый десятипальцевый учет, в котором все десять пальцев зарегистрированного в картотеке человека фигурируют на одном листе. Наряду с этим во многих странах остались однопальцевые картотеки, где отпечатки десяти пальцев данного лица классифицируются и хранятся каждый в отдельности. Таким образом, установить их принадлежность можно и в том случае, если на месте преступления обнаружен всего лишь один отпечаток.

Сегодня уже во всех странах мира существуют дактилоскопические картотеки. На белых карточках хранятся и систематизируются отпечатки пальцев преступников.

На протяжении десятилетий карманная лупа была главным средством дактилоскопистов. С ее помощью, а также с помощью незаменимого орудия — человеческого глаза и наблюдательности исследовали и классифицировали ежедневно поступающие сотни и тысячи отпечатков пальцев, а затем размещали их длинными рядами в шкафах картотек. По этим картотекам можно было быстро установить личность скрывающегося под вымышленным именем преступника либо преступника, оставившего отпечаток пальца во время совершения преступления, личность найденных без документов трупов.

Новые технические достижения сегодня все быстрее вторгаются и в область исследования и регистрации отпечатков пальцев. Систематизация многих миллионов отпечатков пальцев с помощью электроники происходит несравненно быстрее и достовернее, чем традиционными методами. Электронная память и регистрационное оборудование способны умножить результативность дактилоскопических картотек.

Возможности технического развития еще далеко не исчерпаны. Общее техническое развитие создало условия для того, чтобы работу дактилоскописта с карманной лупой частично заменила сложная машина. Положение составляющих отпечатки пальцев мельчайших линий, разветвлений, островков и прочих, похожих на различные геометрические образования линий кожного покрова в обозримом Бремени вместо человеческого глаза будет фиксировать машина и закладывать их в соответствующие ячейки памяти.

Введение „нового метода”

В 1880 году в столице английской империи Лондоне в Хоум оффисе (Министерство внутренних дел) шло заседание особой комиссии. Министерство образовало комиссию для решения трудной задачи: воспрепятствовать увеличению преступности, росту числа бродяг, воров и аферистов, скрывающихся под фальшивыми именами. В парламенте не только оппозиция, но и сторонники правящей партии неоднократно вносили интерпелляции по поводу состояния общественной безопасности.

Заседание началось с доклада старшего инспектора лондонской полиции.

— Полиция Сити и вся столичная полиция бессильны перед волной преступности. За последние тридцать лет население города увеличилось в три раза. Помимо высокого естественного прироста в бедных семьях, число лиц, ежегодно прибывающих в столицу из деревень в поисках работы, можно оценить в сто тысяч. Вокруг Темзы, и особенно в восточной части города — Ист-Энде, образуются бедняцкие кварталы, которые вызвали невиданную до сих пор перенаселенность квартир и ночлежек. Наша быстро развивающаяся промышленность не способна занять вливающуюся в город, часто неграмотную массу людей.

Преступность все чаще попадает в центр внимания общественности, а безрезультатность полицейских расследований вызывает недовольство уважающих законы граждан. Например, лондонская полиция на протяжении многих лет тщетно ищет преступника, который с садистской жестокостью убил 16 женщин. Общественное мнение даже дало ему прозвище. Все знают „Джека-потрошителя”, но с использованием современных средств невозможно напасть на его след. У большинства его жертв, которые являлись отбросами общества — проститутками, не удалось даже установить имен.

Этот единственный пример, взятый из массы уголовных дел, также указывает на срочную необходимость введения действенных методов идентификации личности…

Несколько лет назад наши полицейские инспектора еще знали лично представителей преступного мира. По утрам задержанных бродяг и преступников проводили строем перед опытными инспекторами, и каждый задержанный должен был назвать свое имя. Они хорошо понимали, что полиция знает каждого из них, и поэтому даже не пытались скрывать свое настоящее имя. Если же среди них и находился какой-то хитрец, пытавшийся это сделать, то полицейские инспектора быстро устанавливали его настоящее имя. На старых бродягах еще и сегодня можно видеть клейма, поставленные на каторге, на галерах либо в тюрьмах. Но в наши дни, когда число воров и грабителей увеличилось почти в пять раз, мы не можем уже требовать, чтобы полицейский инспектор знал каждого преступника по имени и в лицо.

В комиссию было внесено много предложений. Со стороны Хоум оффиса предложения о реформе внес сэр Барнвич, 44-летний квалифицированный юрист, который провел много месяцев на континенте, где изучал главным образом работу французской полиции и суда.

— Мы должны подумать о введении методов регистрации и учета, разработанных французской полицией в последние годы, — начал он свое выступление.

Я считаю необходимым проинформировать комиссию об эксперименте, начатом Альфонсом Бертильоном в Париже, который тамошняя полиция применяет почти десять лет. Суть эксперимента состоит в том, что измеряются 11 параметров тела преступника, которые заносятся вместе с описанием его внешности и фотографией на карточку. Когда данное лицо совершает новое преступление, то с него снимают те же параметры. Если он назвал себя вымышленным именем, то это выясняется очень быстро, поскольку карточки с одинаковыми параметрами и фотографии похожих лиц встречаются редко. Так, например, недавно Бертильон доказал, что такой-то преступник не кто иной, как заключенный, пять лет назад бежавший с небезызвестного Чертового острова. Вернувшись во Францию, он выдавал себя за торговца до тех пор, пока вновь не стал на преступный путь. Это удалось доказать по тождеству размеров его тела.

Начальник полиции Сити Харнвелл слушал выступление юриста с едва скрываемым недоверием.

— Мы высоко ценим эксперимент господина Бертильона, — сказал Харнвелл, — но нельзя оставлять без внимания и те известия, которые пришли из Парижа в последние месяцы. Применение метода господина Бертильона даже у себя на родине натолкнулось на сильную оппозицию. Именно начальник господина Бертильона, глава парижской полиции Мазо рассказывал одному моему другу, что и новый метод имеет свои недостатки. Уже сейчас в картотеке парижской полиции скопилось много таких карточек, размеры тела на которых полностью совпадают. Поэтому неудивительно, что господин Бертильон уже несколько раз ошибался. И я спрашиваю: как можно использовать этот метод в отношении еще растущих молодых людей в возрасте 16–25 лет, которые причиняют нам так много забот, или в отношении ста реющих людей, размеры тела которых постепенно уменьшаются? Комиссия основательно изучала вопрос. С более или менее продолжительными перерывами она заседала семь лет. А в это время преступность росла, преступников не пугали заседания комиссии.

На втором году существования комиссии Харнвелл внес новое предложение.

— Видный чиновник администрации в Индии, губернатор штата сэр Вильям Хегел обратился ко мне с письмом, в котором рассказал о методе, который у нас на родине мог бы помочь разрешить наши проблемы. Как вы знаете, больной проблемой для колониальной администрации является то, что аборигены обманывают наших чиновников, не знающих их языка и привычек. На строительстве железных дорог или посадках, где занято много тысяч крестьян, очень часто зарплату получают друг за друга. К этому их вынуждает не только нищета, но и наркотики, прежде всего страсть к употреблению гашиша. И если они отдают за него свою последнюю рупию, то без малейшего колебания совершают самое тяжкое преступление. Случается, что в тюрьмах заключенные подменяют личные данные и часто таким образом освобождают тех, кого ожидало бы тяжкое наказание.

Пока выясняется подмена имен, беглец уже далеко. Эти злоупотребления губернатор пресек так: рядом с именем аборигена — независимо от того, умел ли он писать или нет, — прикладывал один или два отпечатка его пальцев. Если позднее возникал спор, то исследовались образцы линий, оставленные кончиками пальцев.

Этот метод, на мой взгляд, больше чем забава экстравагантного колониального чиновника, — продолжал Харнвелл. — Проживающий в Токио наш соотечественник, доктор Генри Фолдс также исследовал закономерности рисунков на человеческих пальцах. На его работу обратил внимание известный ученый-естествоиспытатель Фрэнсис Гальтон, который сейчас работает над тем, чтобы подвергнуть этот метод скальпелю научной критики.

В министерской комиссии нелегко решился спор между сторонниками измерения тела и системы отпечатков пальцев — дактилоскопией. Барнвич привел в защиту своей точки зрения также сильные аргументы.

— Ошибаются противники Бертильона, когда утверждают, что измерение тела является плодом фантазии полицейского инспектора-карьериста, его средством всплыть из мрака неизвестности. Метод месье Бертильона основывается на теоретических расчетах хорошо известного профессора Кетеле. Расчеты профессора подтверждают то положение господина Бертильона, что одиннадцать размеров полностью определяют человеческое тело и вероятность того, что в одно и то же время на земле жили два человека с абсолютно одинаковыми размерами частей тела, практически равна нулю.

— А что вы скажете, сэр Барнвич, об ошибках в параметрах при измерении тела? — прервал аргументацию инспектор Харнвелл.

— Я не считаю, что опасения мистера Харнвелла носят принципиальный характер. С помощью более основательной подготовки личного состава полиции мы сможем избежать ошибок. Между прочим, уже сегодня метод Бертильона принят в большинстве стран континента.

Господа, заседавшие в комиссии, не дали легко себя убедить. Не потому, что они хорошо разбирались в вопросах обсуждавшейся проблемы, но из приложений к объяснению метода измерения тела по Бертильону они узнали, что измерительные инструменты довольно дороги, а в случае принятия данного предложения необходимо считаться и с увеличением полицейских штатов. Таким образом, они должны были принять решение не только о принципах, но и о материальной стороне дела.

Через год на заседание комиссии был приглашен известный ученый Фрэнсис Гальтон, чтобы заслушать и его мнение. Гальтон, родственник Дарвина, был очень занятым человеком, однако отпечатки пальцев настолько возбудили его интерес, что он с удовольствием подготовил доклад для комиссии.

— В 1888 году я начал изучать особенности кожного покрова на руке человека. Как вы хорошо знаете, я не полицейский, не криминолог и в оставшуюся часть своей жизни не хочу отбирать хлеб у этих господ… Мои друзья, живущие на Востоке, обратили внимание на этот специальный вопрос, и с точки зрения ученого-естествоиспытателя я посчитал очень интересным, что на этом так мало бросающемся в глаза месте человеческого тела в форме кожных линий обнаруживаются такие особенности, с помощью которых с определенной точностью можно отличить одного человека от другого.

После изучения специальной литературы по этому вопросу и после проведения собственных экспериментов я с полной ответственностью утверждаю, что кожные линии на пальцах человека постоянны от момента формирования человеческого тела до разложения после смерти. Рисунки линий на пальцах имеют такое разнообразие, что до сих пор я не встретил ни одного повторения среди многих тысяч отпечатков, находящихся в моем распоряжении. В Индии, где, по моим сведениям, почти 30 лет ведутся регулярные исследования, также не обнаружили двух абсолютно одинаковых папиллярных узоров пальцев. Несмотря на большое разнообразие, в рисунке кожных линий могут быть выделены определенные закономерности, различные спирали, петли, завитки, волнистые линии, которые позволяют сгруппировать, классифицировать этот очень богатый материал.

Комиссия не спешила с решением. Были заслушаны мнения многих ученых и авторитетных специалистов, а в заключение, как и полагается хорошей комиссии, было принято компромиссное решение. На основании его в 1894 году в Англии вместе с измерением параметров тела по Бертильону была введена регистрация на основании папиллярных узоров пальцев преступников. Спустя семь лет новый метод господствовал в Англии, а затем, к началу первой мировой войны, — во всей Европе.

Но действительно ли этот метод так нов?

Отпечатки пальцев принцессы Весеннего Дуновения

Приблизительно 600 лет тому назад в одно прекрасное летнее утро Чжу Юань озабоченно расхаживал по одному из залов дворца. Он уже не знал, в который раз проделывал путь в пятнадцать шагов от выходящего на озеро окна до открывающейся в коридор двери. Он пытался разгадать трудную загадку. После завтрака он посетил молодую принцессу Весеннего Дуновения, госпожу второй опочивальни. Его первая жена уже длительное время была больна, и понятно, что он очень полюбил молодую семнадцатилетнюю юнаньскую девушку. Весеннее Дуновение не злоупотребляла его любовью. Более двух лет она была госпожой Второй опочивальни, и он всегда был доволен ею. Она была тиха, но весела, казалась невинной девочкой в обществе других женщин — членов семьи, но тем не менее она была озорницей. Чжу Юань верил Весеннему Дуновению и до сих пор не замечал, чтобы она позволила мужчинам — посетителям дворца по отношению к себе какую-нибудь вольность…

Он нашел принцессу Весеннего Дуновения в плохом настроении с заплаканными глазами. Из ее рассказа выяснилась странная история. Уже несколько дней на рассвете она просыпается разбитой, усталой. Вечерами, как только голова ее коснется подушки, она мгновенно погружается в глубокий сон. Во сне она чувствует, как кто-то неземным голосом вроде бы приказывает ей: „Встань и иди со мной в Зал запретных радостей”.

Она поднимается, выходит в сад дворца, из сада проходит в просторный зал, где ее ожидает высокий мужчина. На лице у мужчины красная шелковая маска. Что происходит потом, она не помнит. Утром она усталая просыпается в своей комнате, и лишь проникающий через стены удушающий сладковатый запах свидетельствует о том, что все это ей не приснилось. О Зале запретных радостей она помнит только то, что возле его двери, слева на земле, стоит громадная голубая ваза. Чжу Юань не знал, что делать. Убить Весеннее Дуновение, приставить шпионов ко всем мужчинам, проживающим во дворце, охранять госпожу Второй опочивальни? Но если все, о чем поведала женщина, неправда, если ее преследуют только дурные сны? Он послал за своим таоистским другом Ваном и попросил у него совета.

— Итак, ты хочешь убедиться в том, что Весеннее Дуновение сказала тебе правду? — спросил друг. — Нет ничего проще. Не нужно унижать себя ни жестокостью, ни слежкой.

— В Зале наук и ты учился законам славной эпохи Сун. Вспомни, уже тогда, во времена наших дедов, ввели мудрое правило, что тот мужчина или та женщина, которые хотят развестись, обязаны были на свитке, поданном в суд, рядом с подписью поставить отпечаток намазанного краской пальца. Если позднее кто-то из них пытался утверждать перед судом, что прошение о разводе составил не он, то сличали отпечатки его пальцев и вскоре выяснялось, правду говорит он или нет.

Сделай так и ты. Говоришь, что Весеннее Дуновение видела возле Зала запретных радостей голубую фарфоровую вазу? Найди, в каком из залов дворца возле двери стоит голу-: бая фарфоровая ваза, и попроси Весеннее Дуновение во время очередного колдовства дотронуться рукой до вазы. На следующий день ты собственными глазами сможешь убедиться, было это действительностью или сном.

Чжу Юань последовал совету таоистского друга. В южном крыле дворца на вазе одного зала обнаружили маленький отпечаток указательного пальца Весеннего Дуновения. Недолго оставалось секретом и имя соблазнителя, а вскоре голова главного господина Ю Пуня, злоупотребившего колдовством, слетела прочь.

После смерти Чжу Юаня Ши Найань вместе со многими подобными историями описал и эту в своей книге „Речные заводи”, которая ясно свидетельствует о том, что уже в XIV веке было известно значение отпечатков пальцев.

Марк Твен и отпечатки пальцев

Детективная литература в редких случаях не касается дактилоскопии. Хотя литературный герой, супер детектив, в большинстве случаев добивается великолепных результатов с помощью своих непревзойденных комбинационных способностей и беспримерной наблюдательности, среди использовавшихся им для разоблачения преступника средств и дактилоскопии отводится немало страниц.

Чаще всего дактилоскопические „анализы” и с литературной и с „профессиональной” точек зрения бесполезны, и не стоило бы на них обращать внимание. Однако имеются и такие литературные произведения, ценность которых в том, что они двигали вперед развитие дактилоскопии как средства криминалистики.

В этом случае мы вспоминаем выдающегося американского писателя Марка Твена. В заключительной главе „Жизни на Миссисипи” — „Отпечаток большого пальца и что из этого вышло” и в повести „Простофиля Вильсон” в центре ряда событий находится дактилоскопия. Об успехе этих произведений говорит и то, что их перевели почти на все языки мира.

В первом произведении Марк Твен описывает, как Карла Риттера, эмигранта, постигает большой удар. Во время гражданской войны пьяные солдаты из ближайшего военного лагеря нападают на его дом — он жил в одной из деревень штата Миссисипи — и убивают его жену и ребенка, а сам он спасается только благодаря счастливой случайности.

Во время нападения у одетых в маски солдат он заметил только две вещи: у одного на правой руке отсутствовал большой палец, тогда как второй, который убил жену и ребенка Риттера, во время поисков денег оставил на лежащих на столе бумагах кровавый след своего пальца.

После этого Карл Риттер жил только ради мести. Он загримировался под предсказателя и благодаря этому попал в военный лагерь. За маленькую милостыню, а иногда и без нее он „вынюхивал будущее”, для чего с помощью красных чернил наносил на бумагу отпечатки пальцев солдат.

Его попытка удалась. Он обнаружил солдата с обрубленным большим пальцем, а затем и другого, узнав его отпечаток на бумаге. Сначала он хотел отомстить последнему. Поэтому, когда узнал, что убийца будет стоять в карауле лагеря, то напал на него в темноте и зарезал.

Почти помешавшийся после потери семьи мужчина через несколько долгих лет бродяжничества вернулся в Европу и стал сторожем в мюнхенском морге. У него была особая задача: он должен был следить за тем, нет ли среди доставленных трупов такого, у которого заметны еще признаки жизни. Однажды ночью он обратил внимание на то, что тело одного „мертвеца” задвигалось. Он вгляделся в лицо мужчины: оно показалось ему знакомым. Ужасное подозрение промелькнуло в мозгу Риттера. Он осмотрел пальцы мужчины и убедился, что перед ним лежит Адлер, убийца его жены, вместо которого он убил в военном лагере другого человека. Теперь у него была возможность для мести, и Карл Риттер использовал ее: он не оказал помощи пришедшему в себя от холодного воздуха морга убийце, а, сидя рядом с ним, наблюдал за его агонией, ждал, когда тот замерзнет.

История, рассказанная Марком Твеном, долгое время занимала криминалистов и литературоведов, исследующих его деятельность. Книга „Жизнь на Миссисипи” была написана Марком Твеном в 1874 году. Об использовании отпечатков пальцев в криминалистике в то время ни в Европе, ни в Северной Америке еще не было речи, тогда как метод Карла Риттера — это не что иное, как правильное снятие отпечатков пальцев. Таким образом, Марк Твен, вероятно, предвосхитил специалистов в использовании отпечатков пальцев в уголовном процессе?

Предположения разрешились несколько лет назад. Выяснилось, что в первом издании „Жизни на Миссисипи” на английском языке указанной главы еще не было. Марк Твен написал ее в 1883 году, и она впервые вошла во второе издание книги.

Однако все еще открытым оставался вопрос о том, как известный писатель узнал об отпечатках пальцев — в это время даже на Западе не знали об этом. Предположительно, ключом к разгадке является то, что к страстно интересовавшемуся каждой новинкой Марку Твену, возможно, попала статья английского врача из Токио Фолдса об отпечатках пальцев, которая была опубликована в журнале „Природа” в 1883 году. Марк Твен, журналист и репортер уголовной хроники, увидел кроющиеся в этом методе возможности и задолго до действительно криминалистического применения отпечатков пальцев „создал” первое, раскрытое с помощью отпечатков пальцев убийство.

Характерно, что Марк Твен не изменил этой теме и спустя десять лет написал роман „Простофиля Вильсон”. Главный герой романа — это первый в мире эксперт-дактилоскопист. Сама история не менее сложна, чем в предшествующем рассказе, есть в ней и подмена младенцев, кровавое убийство, невиновный обвиняемый и расхаживающий на свободе преступник. И в этой сумятице также побеждает правда, которую приводит к победе, конечно же, простофиля Вильсон.

Вильсон — юрист, ревизор и бухгалтер в маленьком городке Среднего Запада Даусон-Лендинге. Его дела шли неважно, так как местное общественное мнение считало его простофилей. Этому способствовало и его странное хобби: у каждого знакомого, с которым он регулярно встречался, он просил разрешения взять отпечатки пальцев. Он фиксировал отпечатки на чисто протертых стеклышках и на приклеенной к ним бумажке надписывал имя владельца отпечатков пальцев.

Граждане города не хотели мешать развлечению Вильсона, и поэтому никто не отказывался от дачи отпечатков пальцев. За несколько лет Вильсон собрал отпечатки пальцев всех жителей города.

Спустя несколько лет в городе произошло ужасное преступление. Неизвестный преступник зарезал кинжалом всеми уважаемого судью Дрисколла. Кинжал принадлежал бедным близнецам итальянского происхождения. Итак, братьев Капелло — Анджелло и Луиджи — обвинили в убийстве.

Вторая линия истории романа связана с родственниками судьи Дрисколла. Племянника и наследника судьи Томаса Дрисколла рабыня-негритянка Роксана подменила своим сыном Вале де Шамбром. Присвоивший имя Томаса Дрисколла молодой человек с детского возраста совершал кражи, вел легкомысленную жизнь. В действительности судью убил его лжеплемянник, поскольку старик поймал его с поличным во время совершения кражи. После того как убийство обнаружилось, Вильсон также пошел на место происшествия, и по его распоряжению никто ни к чему не прикасался до тех пор, пока он основательно все не осмотрел. На кинжале Вильсон обнаружил кровавый след пальца.

Однако напрасно Вильсон просмотрел все хранимые им стеклянные пластинки — отпечатка пальцев преступника он не нашел. В первый день судебного заседания, вечером, Томас Дрисколл посетил Вильсона и во время разговора оставил свои отпечатки пальцев на одной из пластинок коллекции. Вильсон для сравнения вынул пластинку, на которой были сделаны отпечатки Томаса Дрисколла в младенческом возрасте, и пришел к поразительному выводу.

На следующий день Вильсон давал в судебном заседании объяснение сущности дактилоскопии. То, что Марк Твен изложил устами главного героя своего маленького романа, справедливо и сегодня.

— Прошу суд разрешить мне дать несколько предварительных разъяснений, а затем перейти к предъявлению улик, подлинность которых я готов подтвердить под присягой. Каждый человек сохраняет неизменными на всю жизнь, от колыбели до могилы, некоторые физические приметы, благодаря которым он может быть в любую минуту опознан, причем без малейшего сомнения. Эти приметы являются, так сказать, его подписью, его физиологическим автографом, и этот автограф не может быть ни подделан, ни изменен, ни спрятан, ни лишен четкости под влиянием времени. Этот автограф — не лицо, лицо как раз с годами меняется до неузнаваемости; это не волосы, волосы могут выпасть; это не рост, ибо бывают люди одинакового роста; и это не фигура, ибо фигуры тоже бывают одинаковые, — а этот автограф неповторим, и двух одинаковых автографов не сыщется среди всех миллионов людей, обитающих на земном шаре! (В публике снова пробуждается интерес.)

Этот автограф состоит из тонких линий и складок, которыми природа наделила наши ладони и ступни ног. Если вы взглянете на кончики ваших пальцев, те из вас, кто обладает хорошим зрением, заметят густую сеть слабо очерченных линий — вроде тех, какими обозначают на карте морские глубины, — образующих явные узоры: круги, полукруги, петли; что ни палец — то свой неповторимый узор. (Каждый из присутствующих поднял к свету руку и, наклонив голову набок, принялся внимательно разглядывать кончики своих пальцев; тут и там слышались приглушенные восклицания: „Действительно! Никогда прежде этого не замечал!”) Узоры на правой руке отличаются от узоров на левой. (Восклицания: „А ведь он прав!”) Каждый ваш палец отличается от пальцев вашего соседа. (Все стали сравнивать, и даже судья и присяжные заседатели погрузились в это непривычное занятие.) У близнецов узоры на пальцах тоже неодинаковые; присяжные заседатели сейчас убедятся, что узоры на пальцах моих подзащитных не являются исключением. (Пальцы близнецов сразу же подверглись осмотру.) Вы часто слышали о близнецах, обладающих таким сходством, что собственные родители с трудом отличали их друг от друга, если они были одинаково одеты. Тем не менее не родилось еще таких близнецов, которых нельзя было бы различить по этому верному, замечательному природному автографу. И никто из близнецов не мог бы, вопреки этому доказательству, обманным путем выдать себя за другого.

Вильсон сделал долгую паузу. Когда оратор прибегает к этому приему, все, кто отчаянно зевал за минуту до того, моментально обращаются в слух. Пауза предупреждает, что сейчас последует нечто важное. И вот все руки легли на колени, все спины выпрямились, все головы поднялись, и все взоры обратились к Вильсону. А он переждал секунду, другую, третью, чтобы полностью завладеть вниманием аудитории, затем, когда в глубочайшей тишине стало слышно тиканье стенных часов, протянул руку, взял за лезвие индийский кинжал, высоко его поднял, давая всем обозреть страшные пятна на ручке слоновой кости, и произнес ровным, бесстрастным голосом:

— На этой рукоятке убийца оставил свой автограф, написанный кровью беззащитного старика, который никому не причинил зла, который любил вас и которого вы все любили, и на всем свете есть только один человек, с чьих пальцев можно снять копию этого кровавого автографа. — Вильсон снова помолчал и, посмотрев на качающийся маятник, добавил: — И не успеют часы пробить двенадцать, как мы, с божьей помощью, покажем вам этого человека здесь, в зале.

— Больше двадцати лет, — продолжал Вильсон, — я заполнял вынужденные часы безделья, собирая в городе эти загадочные автографы. На сегодня у меня в доме накопилось их великое множество. Каждый снабжен ярлычком с именем, фамилией и датой, причем ярлык наклеивается не через день и даже не через час, а только в ту минуту, когда снимается отпечаток.

Я повернусь к вам спиной и попрошу нескольких человек провести рукой по волосам, а затем коснуться пальцами оконных стекол позади стола присяжных заседателей, и пусть вместе с ними приложат свои пальцы мои подзащитные. Прошу затем, чтобы лица, производящие опыт, или любой, кто пожелает, оставили отпечатки своих пальцев на другом окне, а рядом с ними еще раз мои подзащитные, но только в ином порядке. Я готов допустить, что в одном случае из миллиона можно угадать чисто случайно, и чтобы исключить этот элемент случайности, прошу вас проверить меня дважды.

Он отвернулся, и оба окна быстро покрылись бледными пятнами овальной формы, которые, впрочем, были заметны только тем, кто видел их на темном фоне, например на фоне листвы. Когда все снова расселись по местам, Вильсон подошел к окну, присмотрелся и сказал:

— Вот это — правая рука графа Луиджи; а вот это — на три ряда ниже — его левая. Вот правая рука графа Анджело; а в этом углу — его левая. На втором окне: вот отпечатки пальцев графа Луиджи, а здесь и вот здесь — его брата. — Он обернулся: — Я не ошибся?

Оглушительный взрыв аплодисментов послужил ему ответом. Судья воскликнул:

— Это просто какое-то чудо!

Вильсон снова обернулся к окну и продолжал, указывая пальцем:

— Вот это автограф мистера судьи Робинсона. (Аплодисменты.) Это — констебля Блейка. (Аплодисменты.) Вот — Джона Мейсона, присяжного. (Аплодисменты.) А это — шерифа. (Аплодисменты.)

Вильсон передал старшине присяжных заседателей увеличенные отпечатки пальцев Томаса Дрисколла и Вале де Шамбра. Отпечатки пальцев детей после восьмимесячного возраста поменялись! Значит, младенцев подменили. В ходе заседания — именно благодаря отпечаткам пальцев — выяснилось, кто воспользовался именем Томаса Дрисколла, чей кровавый отпечаток пальца остался на рукоятке кинжала.

И до того как висевшие на стене зала заседания суда часы пробили полдень, из уст Простофили Вильсона прозвучало первое экспертное заключение уголовной хроники (хотя только воображаемое):

— Убийца нашего общего друга Йорка Дрисколла, доброго, щедрого человека, находится в зале. Вале де Шамбр, негр и раб, ложно именующий себя Томасом Бекетом Дрисколлом, приложи к оконному стеклу пальцы и оставь отпечатки, которые пошлют тебя на виселицу!

В 1893 году, за многие годы до того как во всем мире была введена дактилоскопия, нескладная, но симпатичная фигура первого эксперта-дактилоскописта полностью родилась в мозгу Марка Твена. Но не прошло и десяти лет, как суды в различных частях света стали рассматривать в качестве неоспоримой улики высказанные Простофилей Вильсоном аргументы.

Человек, который хотел избавиться от своих пальцевых узоров

Невысокий шатен лет тридцати полулежал на покрытом клеенкой кресле. Его голову покрывала белая простыня, через узкую прорезь в которой виднелись темные глаза. На нем были только шелковые пижамные брюки, а верхняя часть тела оставалась оголенной. Свисавшая с потолка большая зеркальная лампа излучала яркий свет.

В комнате, кроме полураздетого мужчины, находились еще три человека. Двое в белых халатах склонились над импровизированным медицинским креслом, а третий стоял в дверях.

— Как вы себя чувствуете, Джон? — спросил высокий человек в халате, стараясь нащупать пульс на правом запястье больного. — Общий наркоз еще раз мы не будем давать, станем работать с местным наркозом.

— Давайте приступать, доктор, — едва слышно прозвучал ответ. — Но, скажите, вы уверены в результате?

— Мы можем спокойно начинать, ваше плохое самочувствие не повторится; мы больше не будем прибегать к эфиру, — прозвучал уверенный ответ.

В комнате наступила тишина, слышны были только звуки открываемых ампул. Из стоящего на столе стерилизационного бачка появились блестящие хирургические инструменты. Два врача работали в лихорадочном темпе. Сидящий в кресле человек тихо постанывал, на его лбу появилась испарина. Он не мог сказать, сколько прошло времени, каждая минута казалась ему вечностью. Наконец заговорил высокий врач в белом халате.

— На сегодня достаточно. С правой рукой закончено. Завтра мы снимем повязки с вашего лица, и если вы будете хорошо себя вести, Джон, то послезавтра приступим к левой.

Они осторожно взяли под руки молчавшего мужчину и помогли ему подняться с кресла. Ноги едва повиновались ему, без сопровождающих он вряд ли бы смог добраться до соседней комнаты, где устало вытянулся на постели. Четвертый мужчина последовал за ними, придвинул к кровати стул и сел.

— Отдыхайте, босс, вам еще многое предстоит, — произнес он тоном, по которому можно было понять, что он не в ладах с вежливостью.

Такая же картина наблюдалась и в последующие десять дней. Два врача — Лозер и Касреди — мужчине по имени Джон делали операции то на лице, то на руках. Наконец после многодневного отдыха бинты были сняты. Прощание пациента со своими врачами не было очень чувствительным. По едва заметному жесту его телохранитель вынул из сумки толстую пачку банкнот.

— Мы договорились о десяти тысячах, не так ли? — произнес он таким тоном, который едва ли можно было принять за вопрос.

— Порядок, Джон, — ответил доктор Лозер и засунул пачку во внутренний карман. — Желаю удачи!

Спустя несколько дней заголовки американских газет известили читателей о дерзком ограблении. Четверо вооруженных людей напали на мерчинский национальный банк в Саус-Бекде, застрелили охранявшего его полицейского и захватили более 90 тыс. долларов. Вскоре после этого бандиты напали на хантсвилльскую тюрьму в штате Техас и освободили двух приговоренных к смертной казни гангстеров.

Возмущение общественного мнения выражали взволнованные газетные статьи. Нападениям в Саус-Бенде и Хантсвилле предшествовала дюжина подобных же дерзких бандитских операций, против которых власти были бессильны. Директор ФБР объявил беспощадную войну гангстерам. „Стрелять в каждого подозрительного без предупреждения” — гласил приказ, после чего было убито много невинных людей, но положить конец бандитским нападениям не удалось.

На второй год войны между гангстерами и полицией, в июле 1934 года, в кабинет начальника следственного отдела чикагской полиции М. Пурвиса вошла ничем не примечательная, рыжеволосая женщина. Она хотела побеседовать с ним с глазу на глаз.

— Если вы хотите поймать Диллинджера — „врага общества номер один”, то приходите завтра вечером к кинотеатру „Биограф”, — шепотом сказала она удивленному детективу. — Диллинджер будет там: делайте с ним, что хотите.

Сначала М. Пурвис не знал, верить ему в это или нет. Он давно хотел поймать главаря банды Джона Диллинджера, совершившего шестьдесят пять вооруженных ограблений, который трижды совершал побег из казавшихся самыми надежными тюрем. Его фотография публиковалась на первых страницах газет и в объявлениях, вывешенных в полицейских участках. Размноженные отпечатки его пальцев лежали в столах всех дактилоскопистов.

Во время беседы выяснилось, что тридцатипятилетняя Анна Сейдж долгие годы была любовницей Диллинджера. Много раз она прощала гангстеру его измены. Но на днях он совершил непростительный поступок. Диллинджер появился в ее квартире с молодой, двадцатилетней женщиной и объяснил удивленной Анне, что та видит свою преемницу, ибо „не может же она думать, что он будет любить старую, тридцатипятилетнюю женщину”. Совершенно понятно желание Анны отомстить ему.

В тот вечер в чикагском кинотеатре демонстрировали фильм „Манхэттенская мелодрама”. Вокруг кинотеатра прогуливались до зубов вооруженные полицейские инспектора и агенты ФБР. В кармане у каждого лежала фотография гангстера. А приказ гласил, что не надо даже пытаться захватить его живым. „Стрелять, как только появится!”

В нескольких метрах от входа в кинотеатр в стоявшей возле тротуара спортивной автомашине, поджидая гангстера, сидел инспектор Пурвис с агентами ФБР Холлисом и Коулеем. Он лично убедился, что все его распоряжения выполнены.

Возле входа в кинотеатр, по обеим сторонам проезжей части, стояли небольшой грузовик для перевозки товаров, такси и крытая легковая автомашина. Шофер такси со скучающим видом листал бульварный романчик, из грузовой машины в близлежащий дом переносили ящики. Непосвященный зритель никак не мог подумать, что все они, как и те спортивного вида люди, которые вместе с молодыми женщинами толпились перед входом в кинотеатр, как бы в ожидании сеанса, являются агентами полиции.

Вероятно, в тот вечер немногие интересовались „Манхэттенской мелодрамой”, потому что когда около половины девятого открылись выходные двери кинотеатра, то из зала вышло всего 15–20 человек.

Пурвис старался наблюдать за каждым выходящим, не привлекая к себе внимания. Он сразу заметил Анну Сейдж, которая вместе с молодой женщиной и невысоким мужчиной вышла из здания кинотеатра.

Сначала Пурвис подумал, что его обманули. Он много раз видел Диллинджера не только на фотографии, но и в жизни, и был уверен, что узнает его. Лицо приближавшегося в обществе двух женщин мужчины было одновременно знакомым и незнакомым. Пурвис не мог вынуть из кармана карточку Диллинджера; он должен был за считанные мгновения сравнить запечатленное в его памяти фото с этим лицом. Но вместо удлиненного лица Диллинджера перед ним было круглое лицо. Напрасно он искал в неоновом свете уличных ламп его характерный длинный нос: на полузнакомом лице выделялся широкий плоский нос, а щеточка усов делала это лицо еще более незнакомым.

Однако на раздумывание у него не было времени. Маленькая компания медленными шагами удалялась от выхода кинотеатра, еще несколько метров и они выйдут за территорию внутреннего кольца полицейских, и тогда их смогут задержать только полицейские из внешнего оцепления, которое было значительно слабее.

Было заметно, что Анна Сейдж старается замедлить шаги, чтобы задержать их уход. Она отстала на один-два шага и вынула из своей сумочки носовой платок. Это был условный знак, по которому должны были вмешаться детективы. Мужчина, видя задержку Анны Сейдж, обернулся к ней и сказал что-то, подгоняя ее.

Ждать дальше Пурвис не мог. Малейшее промедление ставило под угрозу успех всей операции.

Разорвавший уличный шум полицейский свисток в мгновение ока изменил мирную до того обстановку. При звуке свистка мужчина несколькими громадными прыжками пытался скрыться за поворотом в ближайший переулок, в то же время его правая рука потянулась во внутренний карман пиджака. К удивлению непосвященных, мирные „кинозрители” сделали то же самое движение, а из открытой спортивной машины раздалась серия выстрелов.

У мужчины уже не было времени засунуть руку в карман. Рука бессильно упала, движение его замедлилось, тело слегка повернулось вокруг своей оси, и он упал на землю. Мгновенно детективы окружили двух женщин.

Пурвис и два агента ФБР подбежали к лежавшему на земле телу. Они хотели убедиться, действительно ли убит Диллинджер. Пощупали пульс, приподняли веки. Мужчина был мертв. Теперь уже более внимательно можно было осмотреть его лицо, никак не похожее на лицо Диллинджера. Машина для перевозки трупов была под рукой, и вскоре черный автофургон направился в судебный морг.

С мертвого сделали фотографию, и судебно-медицинские эксперты сравнили ее с портретом Диллинджера. Цвет глаз был тот же, но разрез их изменился: вместо круглых глаз Диллинджера на врачей смотрели сужающиеся к вискам глаза мертвеца. Как и Пурвис, напрасно искали они удлиненное лицо Диллинджера и его длинный нос… Однако положение ушей и их относительно большие размеры остались.

Полицейские встретились с особым, исключительным в уголовной практике случаем. По распоряжению Пурвиса прибыл дактилоскопист.

Исследование отпечатков пальцев мертвеца подтвердило предположение экспертов о том, что гангстер пытался воспользоваться медицинской наукой для обмана правосудия. На кончиках пальцев вместо хорошо известных узоров располагались линии неправильной формы. Пальцы убитого осмотрели более внимательно, и тогда выяснилось, что по краям кончиков пальцев шли длинные неприметные шрамы, указывавшие на то, что кожа на этих участках заменена, кусочки кожи пересадили с другой части тела. Однако врачи, делавшие операцию, не выполнили свою работу полностью. На вторых фалангах пальцев кожа в большей части сохранилась, и их отпечатки совпали с отпечатками пальцев Диллинджера, взятыми в тюрьме. Совпадение этих линий доказало, что убитый, без всякого сомнения, является давно разыскиваемым Диллинджером — „врагом общества номер один”.

Напрасно вытерпел гангстер серию болезненных операций, напрасно заплатил он за медицинское вмешательство 10 000 долларов. Отпечатки пальцев выдали его и после смерти.

Отпечатки пальцев на стакане

— Начинайте осмотр со стола! — решительно распорядился офицер милиции.

На кухне деревенского дома перед столом стоял молодой человек. Руками в резиновых перчатках он осторожно раздвинул валявшуюся посуду, чтобы освободить место для маленького черного ящичка. Из ящичка он вынул небольшую лупу с рукояткой и кисточку длиной в несколько сантиметров.

Осторожно, по очереди брал он находившиеся на столе предметы. Вот он поднял на уровень глаз грязный стакан и, медленно вращая, стал внимательно его осматривать. Его внимание что-то привлекло, и он осмотрел загрязнения через лупу.

Спустя несколько мгновений он отложил лупу и взял небольшую кисточку, как будто хотел покрасить стакан. Но это был какой-то особый метод окраски, так как он опускал кисточку в пылевидный материал, а не в краску.

Отставив стакан в сторону, он занялся другими предметами: осмотрел и „покрасил” тарелки, ручки кастрюль и их бока, ручки столовых приборов и цветочную вазу. Затем он перешел к полке возле окна, где стояло несколько обожженных глиняных горшков, белая и голубая кастрюли. Здесь повторилась та же процедура.

Стоявший возле двери офицер, наклонившись и не прикасаясь ни к чему, внимательно осматривал находившуюся на столе посуду, обработанную дактилоскопистом.

— Каков результат?

— На стакане и тарелке имеются отпечатки пальцев.

Думаю, что с ними можно поработать.

— Посмотрите этот утюг, — и он передал в руки дактилоскописту тяжелый предмет.

Кухня, в которой работали два милиционера, имела необычный вид. На остывшей плите, расположенной возле стены, стояли горшки, как будто хозяйка только что перестала готовить. На полу валялись два перевернутых стула. Ящики буфета также лежали на полу, тут же было разбросано их содержимое: посуда, столовые приборы, поваренная книга, счета, письма. В помещении, хотя уже был в разгаре день, тусклым, желтоватым светом горела свисавшая с потолка лампа.

Кухня, несмотря на опрокинутые стулья и валявшиеся ящики, выглядела так, будто хозяйка внезапно покинула ее. Но хозяйка Иштванне Корокнаи лежала на коврике небольшой комнатки, примыкающей к кухне, куда ее перенесли врач и следователи, производившие осмотр места происшествия. Уже несколько часов она была мертва. Громадные раны на ее лице и голове со всей очевидностью говорили о том, что ее убили.

Пока дактилоскопист осматривал на кухне — месте совершения убийства — мебель и другие предметы, возглавляющий расследование офицер время от времени выходил на веранду, где пожилой следователь допрашивал свидетеля.

Мартонне Фелди — соседка убитой — часто приходила к ней; теперь же очень взволнованная, она никак не могла успокоиться.

— Последний раз я видела бедную Илушку вчера после обеда. Она крикнула мне через забор, что получила от кумы сало. Еще вчера она хотела его растопить, чтобы к субботе, когда приедет ее муж, в квартире уже был порядок.

Она очень любила чистоту, бедняжка. Правда, у нее было на это время, потому что ее муж уже два года по целым неделям работает на стройке. Детей у них не было, а в это время, в марте, она еще не выходила на полевые работы. Больше всего она работала по дому, ходила на рынок, в магазин, иногда уходила к своей матери-вдове, которая живет на хуторе.

Утром ко мне постучал посыльный, который принес новую налоговую квитанцию. Спросил, где Корокнаине, так как ее калитка была заперта и он долго, напрасно звонил. Я сказала, что наверняка она пошла в магазин.

Спустя два часа я пришла к Илушке — хотела попросить у нее эмалированный противень. Калитка была закрыта, но я знала, где задвижка, и открыла. Дверь дома была распахнута. Я подумала, что она уже вернулась. Вошла и поздоровалась. Но мне никто не ответил. Дверь на кухне также была открытой, внутри горела лампа, я вошла и только тогда увидела, что она, бедняжка, лежит на полу…

После Мартонне Фелди следователи допросили других сельских жителей. Множились протоколы, заметки в блокнотах. В деревне трудно сохранить секрет, жизнь человека здесь — открытая книга. Многое прояснилось в образе жизни Иштванне Корокнаи.

Она была трудолюбивой, следила за порядком и чистотой, заботилась о своем муже. Но настало время, когда ее муж стал работать вдали от дома и ночевал в семье только два дня в неделю, а пять — отсутствовал. А пять дней и пять ночей долгое время, особенно для того, кто живет одиноко.

Иштванне Корокнаи была видной женщиной и неудивительно, что у нее вновь появились старые ухажеры времен ее девичества. Потом не только старые, но и новые. Попытки мужчин сблизиться с нею женщина не старалась отбивать. Сначала соседи находили это странным, но потом привыкли к тому, что с наступлением темноты в дом к ней приходил мужчина.

Говорят: о чем знают трое, о том знают все. Слухи дошли и до мужа, однако те, кто ждал семейной драмы, были разочарованы. Женщина не бросила мужа, а он примирился со своим положением.

Следователи неустанно искали свидетелей, чтобы собрать данные, которые могли бы пролить свет на кровавую драму.

Дактилоскопист тоже не сидел без дела. Время уже далеко перевалило за полдень, когда он смог отложить лупу и почистить кисточку. В маленьком белом конверте лежали отпечатки, которые он собрал на месте совершения жестокого преступления.

Темнело, когда в одной из комнат местного совета, переоборудованной под временный штаб, руководитель расследования собрал на совещание подчиненных.

Следователи по очереди отчитывались о проделанной за день работе.

Майор Сабо подвел итоги:

— Смерть, несомненно, вызвана сильными ударами и порезами. Характер и расположение полностью исключают несчастный случай или самоубийство. Удары, вероятно, нанесены обнаруженными на кухне топором и утюгом. Учитывая состояние трупа, можно сказать, что смерть наступила вчера вечером, 22 марта 1957 года.

На основании обстановки на кухне мы можем восстановить события, предшествовавшие убийству. Находящаяся повсюду на кухне посуда свидетельствует о том, что Корокнаине занималась домашней работой, перетапливала жир. Она не ждала посетителя. И все-таки кто-то появился у нее, кого она знала, ради которого бросила работу и поставила на стол целую тарелку свежевытопленных шкварок. На столе было два прибора, значит, возможно, у нее было два посетителя, а для себя она не накрывала или же ее посетил только один гость и второй прибор она поставила для себя. Она радушно приняла посетителя, так как достала даже вино.

Кровавая драма разыгралась после еды. Гость „отблагодарил” за гостеприимство тем, что напал на нее с найденным на кухне топором. Предположительно, первый удар был нанесен сзади, но топор соскользнул и повредил плечо. Она повернулась к нападавшему, подняв руку, чтобы защитить лицо; в таком положении и настигли ее последующие удары. Без сознания она упала на пол, и тяжелые травмы привели к скорой смерти. После этого преступник обыскал квартиру. То обстоятельство, что во время осмотра места происшествия мы не обнаружили денег вообще, указывает на то, что убийца — по какой бы причине он ни совершил преступление — унес ценности с собой.

Личность преступника пока неизвестна, но известен круг, где мы его должны искать. Жертва, вероятно, знала убийцу, ибо она не только впустила его в квартиру, но и угостила едой и вином. Ее образ жизни указывает на то, что у нее было несколько таких знакомых мужчин, которые могли бы посетить ее вчера вечером.

Таким образом, наиболее важным является розыск всех ее знакомых мужчин.

Рассуждения майора Сабо подтвердили и сообщения дактилоскописта.

— Во время осмотра места происшествия я обнаружил три отпечатка пальцев на находившемся на столе стакане, по одному на тарелке и запачканном кровью топорище. Согласно моим предварительным анализам, произведенным после осмотра места происшествия, один из отпечатков пальцев на стакане принадлежит жертве. Остальные отпечатки пальцев не идентифицируются ни с отпечатками пальцев жертвы, ни с отпечатками свидетеля; предполагаю, что они принадлежат преступнику.

Слух о жестоком убийстве распространился в деревне за несколько часов. В тот день люди не говорили ни о чем другом. Всех занимал вопрос, кто мог это сделать. Предположениям не было конца.

— Надо спросить Яноша Андраша, — сказал ночной сторож кооператива. — Уж очень он преследовал бедную Илушку. Даже грозил ей: „Смотри, быть беде, если не переедешь ко мне”. Видно, не напрасно говорил.

Вместе с другими слухами и этот вскоре дошел до ушей следователей. Янош Андраш, 45-летний колесный мастер, не отрицал, что в последние месяцы часто встречался с Корокнаине. Он знал ее еще в девичестве, и, после того как несколько лет назад у него умерла жена, они встретились сначала на улице, а потом несколько раз в доме Корокнаине.

— Все знали, что они жили плохо, — сказал он следователям. А мы с ней хорошо понимали друг друга. Но развестись с мужем она не хотела. „Мы уже стары для этого”, — так чаще всего отвечала она.

Но то, что в вечер убийства он был у нее или когда-либо ее ударял, Андраш решительно отрицал.

— В тот вечер я очень быстро закончил работу и пошел домой. У меня был литр вина, я его подогрел и выпил, так как сильно кашлял, — рассказывал о проведенном времени живущий одиноко мужчина.

Дактилоскопист вновь приступил к работе, и на белой бумаге вскоре появились десять отпечатков пальцев колесного мастера. Была вынута лупа, и спустя несколько минут уже было готово заключение эксперта:

— Обнаруженные на месте преступления отпечатки принадлежат не Андрашу.

Через непродолжительное время были взяты отпечатки пальцев и у других знакомых мужчин Корокнаине в деревне, но результат везде был один и тот же: на месте преступления оставлены не их отпечатки.

— По деревенским версиям мы прошли до конца, — подвел результаты первой недели работы майор Сабо. — Все это мы должны отбросить. Теперь наступает наиболее трудная часть работы: мы должны проверить, в какой степени могут приниматься в расчет жители друг их населенных пунктов.

— Это „нетрудно”, надо проверить всего лишь два миллиона мужчин, — сыронизировал один из сотрудников.

— Следует исходить из того, кто из ближайшего или дальнего круга знакомых Корокнаине уехал из деревни и кто из них мог находиться здесь во время совершения убийства.

Задача, как оказалось, действительно была не простой. Чем дальше шло следствие, тем отчетливее выяснялось, что мужчины, проживавшие в этой деревне, работают почти на всех крупных предприятиях страны. Были они на крупных стройках предприятий в Барцике, Комло, Дунауйвароше, Будапеште, на шахтах областей Комаром и Ноград.

Среди уехавших из деревни мужчин был и Иштван Вамош. Сначала на него не обратили должного внимания, как и на многих других его односельчан. Позднее, однако, он вызвал у следователей подозрение.

Симпатичный молодой человек ухаживал за Корокнаине много лет тому назад. Позднее он попал на шахту в Пече. Там он совершил кражу, был осужден к тюремному заключению. Родители от него отказались: после освобождения он не вернулся домой. И тем не менее на рассвете следующего за убийством дня вместе с неизвестным мужчиной его видели на железнодорожной станции.

Следователи, выехавшие на шахту, не застали Вамоша на рабочем месте. Он был уволен из-за многочисленных предупреждений и прогулов. Но поездка за несколько сотен километров не была напрасной. Из одного винного магазинчика доставили Ференца Салаи, молодого человека, который, согласно показаниям коллег, был постоянным собутыльником и коллегой в похождениях Вамоша. Предполагали, что именно его видели вместе с Вамошем на железнодорожной станции.

Молодой человек сначала отрицал даже и то, что когда-либо бывал в алфельдской деревне. Он признался в этом только тогда, когда его предупредили, что проведут очную ставку со свидетелями. Об убийстве же Корокнаине он и слушать ничего не хотел.

Когда взяли отпечатки пальцев, то его лицо не выразило никакой тревоги. Он уже был судим, и знал, что это „обычная” процедура при аресте. Когда же спустя несколько часов ему сказали, что его отпечатки пальцев совпали с отпечатками на стакане на месте убийства, то на какое-то мгновение он потерял дар речи.

— Здесь какая-то ошибка, — произнес он в замешательстве. Позднее же понял, что отрицать нет смысла.

Спустя несколько дней был арестован и Вамош.

— Много лет тому назад я познакомился с Корокнаине. Сейчас, когда мы вместе с Салаи ездили по алфельдским городам, у нас кончились деньги. Я вспомнил о Корокнаине. На попутной машине мы приехали в деревню и сразу же направились к ее дому. Я знал, что ее мужа нет дома.

Корокнаине приняла нас радушно, пригласила в дом, усадила и угостила шкварками. Принесла и вина, но жирными руками не хотела пачкать стаканы, поэтому достала только один. Сначала выпил я, потом Фери, а затем она.

Я знал, что у нее всегда есть скопленные деньги, но чувствовал, что, если бы попросил, она бы не дала. Поэтому я вызвал Фери в туалет, и мы договорились убить ее.

На кухне я высмотрел топор, стоящий возле печи, и, когда Корокнаине повернулась спиной, я ударил ее по голове, а затем в лицо. Но этого было мало, она все еще защищалась. Поэтому Фери схватил утюг и ударил им ее несколько раз. Она упала на пол и не двигалась. В ящике буфета мы нашли 500 форинтов и забрали их. На них я купил железнодорожный билет.

Немые неподкупные свидетели — отпечатки пальцев — подтвердили показания преступника. На стакане были отпечатки пальцев женщины и двух мужчин, отпечатки на тарелке и топорище свидетельствовали о том, что за них брался Вамош. С помощью маленьких серебристых линий с невиновных было снято подозрение, а настоящие преступники получили по заслугам.

В перчатках или без?

Многие опасались, что отпечатки пальцев могут быть использованы в уголовном преследовании только до тех пор, пока преступники не узнают о результатах дактилоскопий. Но в действительности не так просто во время совершения преступления следить еще и за тем, чтобы не оставить отпечатков пальцев.

Есть и такие, кто полагается на везение — будь, что будет!

Так думал и Иожеф Жемле, наводивший ужас на обитателей дач в излучине Дуная. Весной 1974 года он успел ограбить 19 дач, пока не попал в руки милиции. 5 марта он посетил вишеградский дом отдыха лауреатов премии имени Кошута, заслуженных артистов. После этого ограбил дачу известного врача. В один из праздничных дней он вновь „удостоил посещением” небольшую гостеприимную дачу артистов. Перерезав сетчатый забор, он взломал замки и окна — вот уж действительно он не был разборчив в средствах! Он забирал все, что можно было унести, и после себя оставлял громадное количество следов. В отдельных местах удавалось зафиксировать по 50 отпечатков пальцев.

Следователи думали, что грабителем может быть только новичок. Однако ради порядка отпечатки пальцев были посланы в картотеку для проверки. Каково же было их удивление, когда получили сообщение, что незваным гостем привлекательных дач был их старый знакомый.

А вот как развивались события в одном телефильме из серии „По следам преступлений”. Известный актер, игравший преступника, начал отвечать на допросах с наигранной самоуверенностью, много жестикулируя и сохраняя на лице улыбку превосходства.

— Господа, мы давно знаем друг друга, не будем зря тратить слов. Вы знаете, что я не заставлю себя ждать, если у вас есть доказательства, то я сразу признаю, если нет, то ни в коем случае.

— Взлом универмага в Солькоке.

— Не скажу нет, но не скажу и да. Попрошу улики.

— Есть отпечатки пальцев.

— Этого не может быть. С тех пор как я попался на отпечатках пальцев, я всегда работаю в перчатках.

— А если все-таки есть?

— Тогда готов нести ответственность. Но этого не может быть.

— Пожалуйста. Познакомьтесь с заключением эксперта-дактилоскописта.

— Но где их обнаружили?

— На водосточной трубе универмага.

— Сдаюсь. В универмаге я прикасался ко всему только в перчатках, но когда я, нагруженный багажом, спускался по водосточной трубе, то вынужден был их снять. Вот уж не думал, что вы и там будете искать отпечатки пальцев.

В международной криминалистической литературе часто встречается описание методики идентификации отпечатков кожаных перчаток. Венгерским криминалистам удалось осуществить такое исследование по следу хозяйственной резиновой перчатки.

В ночь с 19 на 20 марта 1976 года неизвестный преступник совершил кражу со взломом небольшого ресторанчика в области Дьер. Здесь на месте преступления были обнаружены странные, сетевидные отпечатки, которые, как позднее было доказано, являлись отпечатками резиновых перчаток.

Вероятно, резиновые перчатки оказались неудобными, потому что когда преступник 1 апреля залез в другой хорошо известный ему маленький ресторанчик, то там он оставил уже и отпечаток пальца. Оставил он отпечаток пальца и 4 апреля в Паннохалме во время кражи также в небольшом ресторанчике.

По отпечаткам нетрудно было установить, что преступником, совершившим две последние кражи, являлся Лайош Вашарнапи. При обыске у него в доме обнаружили и резиновые перчатки, которые оставили предательский след во время первой кражи. Экспертиза это доказала абсолютно точно, исключая всякие сомнения.

Недавно удалось разоблачить банду взломщиков, которая готовилась совершить тяжкое преступление. На допросе они показали, что читали детективы, смотрели фильмы на уголовные темы, чтобы совместно учитывать совершенные преступниками промахи. Может быть, кто-то прочитал эту главу специально для того, чтобы решить вопрос: в перчатках или без них безопаснее совершать преступления. Мы можем с уверенностью сказать: ни в перчатках, ни без них.