3.27

Его действительно приодели (если это можно было так назвать) в кожаную и явно тематическую сбрую, какую Кен добровольно никогда бы на себя не натянул, даже если бы его об этом попросила лично Мия. Но здесь его мнения на данный счёт не спрашивали.

К тому же, в этом месте очень многое имело существенные отличия от вещей из его реальности. И сбруя оказалась не исключением из правил. Хотя больше всего вызывала вопросы по своим размерам, поскольку подошла Кену, как родная, нигде не пережимая и не обвисая, а внешне так и вовсе напоминала декоративную имитацию мышечных волокон из чёрной кожи (может даже из винила и латекса) и их не всегда перпендикулярных переплетений. В некоторых местах они шли наискосок, где и в самом деле выглядели поверхностным украшением из сквозных «лат», поверх которых, ко всему прочему, пустили металлические заклёпки, шипы и даже колечки.

Пах ему тоже прикрыли, но не ягодицы. Правда, тот кожаный щиток, который должен был защищать от любопытных глаз всё хозяйство Кена, наверное, теперь притягивал к себе внимание куда сильнее, чем если бы на его месте красовался оголённый член с бритой мошонкой. Потому что был украшен в разы пошлее и выглядел куда вызывающей, если бы там вообще ничего не было прикрыто.

К тому же, всё лицо Кена было скрыто глухой металлической маской, что не могло, в каком-то смысле, не вызывать некоторого облегчения. Что тоже, вроде как, мало что значило. Он же понятия не имел, куда Хантер его собирался отвезти и что с ним сделать дальше. И ещё не факт, что этот больной ублюдок возжелает снять с него маску перед предполагаемой честной публикой. Он же не просто так говорил о каком-то там празднике и о том, что собирался преподнести Дерека в качестве подарка своей официальной невесте.

Хотя большая часть тех бредней, что срывалась с неустанного языка Князя всё равно не желала откладываться в памяти Кена. Видимо, он до последнего надеялся, что скоро проснётся. Иначе и быть не могло. Этот кошмар не мог быть настоящим, как и бесконечным. Уж лучше что угодно, даже грёбаная Матрица, но только не параллельная реальность.

Вот только она определённо не собиралась заканчиваться. А Кен сознательно не желал считать хотя бы приблизительно, сколько на самом деле уже пробыл в этом аду. Тем более, что его биологические часы определённо сломались и давным-давно показывали неправильное время — от трёх, максимум, пяти суток, до стольких же вечностей. Не говоря о тех часовых отрезках, когда его всё же вырубало, и он мог пребывать в бессознательном состоянии неизвестно сколько ещё часов (а может и дней).

Кажется, только сейчас время начало приобретать свой естественный ход. Когда его перестали пытать бесконечной болью и творить с его телом неизвестные земной науке (и явно противозаконные в его мире) операции. Но, похоже, такое понятие, как мораль и этические нормы не являлось краеугольным камнем здешнего социума. А гуманизм и вовсе напрочь отсутствовал в лексиконе всех местных жителей или граждан. Ведь это же Остиум, Детка. Великий Град Чудес на Холме.

Кен и рад бы сейчас тоже отключиться (а уж лучше вовсе проснуться), но именно теперь его мозги стали немного прочищаться и проясняться. Когда боль в коем-то веке отступила, пусть и не насовсем, а всё, что с ним в это раз происходило, больше не сопровождалось бесчеловечными пытками или беспрестанными ударами тока. Наверное, он и не стал предпринимать никаких попыток вырваться, поскольку действительно вусмерть устал от всех прошлых над ним издевательств, и просто хотел перевести от данного кошмара дух. Даже подобной ценой.

Хотя, какая ему в сущности разница? Можно подумать, что что-то с ним могут сделать куда худшее, чем уже сделали (если, конечно, не примутся расчленять его буквально на глазах у восторженной публики). А если и сделают, то, скорее, ему уже точно будет всё равно.

К тому же, ему действительно на какое-то время даже стало интересно, куда же его повезут, а, главное, как. Правда, как вскоре выяснилось, немного не так, как хотелось бы. Потому что он мало что увидел из той клетки, в которую его скоро загнали и в которой его, в прямом смысле этого слова, запечатали, заковав в кандалы и жуткий дополнительный «ошейник» из смертельного кольца. А потом… Он даже сперва не поверил своим глазам. Его действительно обмотали подарочной бумагой. Вернее, обмотали её огромными широкими рулонными листами клетку. Хорошо, что не в десять слоёв и даже оставив ему парочку узеньких щелей, сквозь которые внутрь проникал вместе с очень тусклым светом совсем не свежий воздух. И только после этого его повезли. В неизвестном направлении.

И везли довольно долго. С остановками, с разворотами то в одну, то в другую сторону, иногда даже куда больше, чем на сто восемьдесят градусов. И судя по работающему в полу механизму, по большей части ею управляли через дистанционное устройство. В некоторых отрезках времени Кен даже определял, что они спускались или поднимались на грузовом лифте. Опять же куда и на сколько этажей? — увы, но этого он понять уже не мог. Но зато определил, что клетку погрузили внутрь фургона. Возможно бронированного. Удивительно, что в тот момент его не придушил второй «ошейник», поскольку клетка наклонилась не менее, чем на сорок пять градусов, когда заезжала по пандусу внутрь фургона. Кену тогда пришлось вцепиться обеими руками в два металлических штыря смертельного вокруг его шеи кольца и пережить данный подъём в относительной целости и сохранности.

А потом они куда-то поехали. Куда?

Тут фантазия, как говорится, приказала долго жить. Кен не имел никакого понятия. Он даже не знал, в какой части Остиума они находились, а все его воспоминания об этом городе выглядели по большему счёту размытыми образами из очень далёких снов. Чаще хаотичных и ничем между собой не связанных. Меняющиеся запахи тоже ни о чём ему не говорили. Кроме, возможно, того, что они и в самом деле поднялись на поверхность земли и теперь ехали по вполне ровному шоссе. Куда-то ехали. Причём довольно долго.

Где в это время находился Хантер? Кен даже гадать не собирался и уж тем более совершенно не хотел. Ему было достаточно и того исключительного для него подарка, что он сейчас никого не видел и не слышал. В том числе и характерного запаха Князя. Хотя, тут он, конечно, приврал. Потому что самые едкие следы аромата, исходившего от этого чудовища, всё ещё преследовали Вударда, видимо, надолго осев на его рецепторах очень чуткого обоняния, как и на определённых участках телах. Как раз они и не давали ему расслабиться, больше, чем ему уже удалось это сделать. Или поверить в нереальность происходящего. Будто микроскопические иглы, загнанные ему под кожу прямо в нервы, напоминали раз за разом, что он не спит. И всё это ему не снится. Что теперь это и есть его нынешняя и совершенно новая реальность, сбежать из которой он уже не сможет. Ни сейчас, ни через час, ни когда-либо вообще…

Загрузка...