Саше снилась земляничная поляна. Зной и нега, слепящие разноцветные огоньки… Стрекозы, одурманенные нежным пьянящим ароматом спелой земляники, утомленно кружили в томном распаренном воздухе. На их трепещущих прозрачных крыльях то и дело вспыхивали искорки — голубые, зеленые и фиолетовые.
Саша брела по нагретой земле, медленно наклонялась, разводила руками низенькие, изжаренные солнцем кустики, и тогда ягодки, прежде затерянные в траве, приветливо вспыхивали красными бочками. Вновь и вновь девушка складывала неуклюжую щепоть, но едва подносила ее к землянике, как ягодки начинали… разбегаться. Словно проворные упитанные божьи коровки, они ускользали из ленивых пальцев. Наблюдать за фейерверком огненных вспышек, бесследно теряющихся в изумрудной траве, было весело и… удивительно. Саша силилась вспомнить, всегда ли ягоды вели себя так… непредсказуемо, но ей никак не удавалось сосредоточиться, и, кроме того, чудный запах отбивал всякую охоту думать. Но вот одна земляничина чуть зазевалась, и Саше удалось подхватить ее раньше, чем упитанный бок скрылся за большим листом лопуха. Девушка поднесла к губам необычно крупную, уютно заполнившую горсть ягоду, щедро утыканную веснушками коричневатых зернышек. Земляничный запах усилился почти до невозможности, стал еще более сладким, проник в трепещущее от ожидания горло, нёбо обволокло слюной…
И тут Сашу пронзило острое беспокойство. Вид земляники, такой манящий, показался вдруг подозрительным, неуловимо опасным. Саша испуганно дернулась. Ягода медленно скатилась с ладони, целую вечность летела до земли, упала и там… взорвалась, обдав девушку крупными красными брызгами. На белых носках, на подоле светлой юбки, на руках, на белой футболке, словом, везде были красные, ужасающе напоминавшие кровь капли. Саша инстинктивно отряхнулась, но только смазала рубиновые капли в большое пятно, отчего стало казаться, что на груди разверзлась свежая кровавая рана… И в этот момент в ее сознание пробрался негромкий, но настойчивый стук. Кто-то стучался в дверь.
Саша резко села на кровати и невольно поглядела вниз, словно ожидая увидеть на ночной рубашке с мелкими голубыми колокольчиками, перехваченной тонкой розовой лентой, красное пятно.
— Боже ты мой, — сказала сонная, со всклокоченными волосами Сулима, — кто не спит в воскресений? — и пошла открывать.
Саша слышала, как Сулима подошла к наружной двери и, чуть позевывая, спросила:
— Куто там?
Ей что-то ответили, Сулима сдавленным голосом выкрикнула:
— Саша, ку тебе! — отперла замок, но дверь открывать не стала, а тут же метнулась в ванную и там закрылась на задвижку.
«Кто бы это мог быть?» — озадаченно подумала Саша.
После некоторой паузы в дверь снова постучали. Сулима не подавала признаков жизни.
— Входите, открыто, — крикнула Саша.
На пороге стоял кто-то похожий на Валька. Очень сильно похожий. Тот же рост, фигура, круглая голова. И все же парень, переступивший порог, показался Саше пугающе незнакомым. От Валька, даже нетрезвого, веяло добродушной силой. От этого — исходило чувство опасности. Новый Валек рысцой протрусил на середину комнаты и замер в выжидательной позе, буравя девушку взглядом небольших серых глаз, прикрытых тяжелыми веками. Саше вдруг бросилось в глаза, что у него широкое, подозрительно скуластое, как у потомка диких кочевников, лицо. Валек крутанул головой, Саша дернулась, даже знакомое движение претерпело изменение. Раньше оно вызывало желание потрепать товарища по коротко остриженным волосам, до того потешно это выглядело. Лобастый упрямый теленок на привязи. Новый жест был чересчур резким, почти конвульсивным, будто невидимая веревка сдавила шею.
— Привет, сестренка!
Валек и раньше называл Сашу сестрой, рассуждая, что все волгари — почти родные люди. По его мнению, река одаряла своих питомцев спокойным сильным характером. «Мы тихие. С виду, — улыбаясь, говорил Валек, когда Костя посмеивался над его неизменным дружелюбием. — Мы глубокие, себе на уме, вон как Шурка. Но если сунешься, и потонуть недолго».
Все это мгновенно пронеслось в голове, Саша жестом попросила Валька отвернуться и принялась одеваться.
Валек, послушно выполнивший команду «кругом», затих и ожил только после того, как Саша шутливо произнесла:
— Ну, здравствуй, брат, какими судьбами?
— Извини, что разбудил! — забормотал он виноватым приглушенным голосом.
— Да ничего, заспалась я сегодня, — отмахнулась Саша.
Со спины Валек выглядел привычно.
— Чаю будешь? — предложила она.
Валек молча поставил на пол спортивную сумку, почесал затылок и произнес уже совсем нормальным голосом:
— Ага, давай… чайковского! А то я с утра на ногах, — и смеясь добавил: — Со вчерашнего.
Пока закипал чайник, Саша застелила постель и выковыряла из ванной Сулиму. Пришлось подпихивать ее сзади, чтобы соседка наконец решила пройти в собственную комнату, где сидел мужчина. Делу помогло, что мужчина не был незнакомым.
— Зразвуйте, — церемонно пробормотала Сулима. Постояла за спиной Валька, сидевшего на стуле, словно привыкая к его присутствию, а затем громко вздохнула, сама себе сказала: «Да, боже мой!» — и принялась хозяйничать. Вскоре она уже переговаривалась с гостем. Нещадно краснея, заставила Валька снять куртку и даже помыть руки. Причем, пока он мыл руки, пунцовая Сулима стояла рядом и держала наготове полотенце.
Чаевничали недолго. Валек, поначалу оттаявший, замолчал после первой же чашки и сидел за столом тяжелым изваянием, задумчиво уперев глаза в соломенную хлебницу. Валек так сосредоточенно разглядывал плетение, что Саше мучительно хотелось повернуть ее к себе, чтобы понять, что его там так заинтересовало. Молчание и звяканье посуды… В несложных звуках почудилась вдруг угроза. Тягостная, липкая волна страха окатила замершее сердце. Она изо всех сил отгоняла от себя мысль, что Валек явился неспроста.
Саша облизнула пересохшие губы, моментально покрывшиеся корочкой. Изо всех сил хотелось сказать что-нибудь легкое, способное заслонить от недобрых предчувствий. Но ничего не приходило в голову. Саше казалось, она стоит перед огромным циферблатом вокзальных часов с большой, словно увеличенной минутной стрелкой. И эта стрелка уже начала подрагивать, Саша понимала, что одновременно с тем, как она качнется, нужный поезд тронется с места. Но вместо того, чтобы действовать — ускоряться, бежать или хотя бы кричать, она не могла отвести от нее глаз.
Предательски защипало глаза. Неужели она снова научилась плакать? Саша вытерла указательным пальцем глаз.
Нет, не научилась.
— Что-то случилось?
Незнакомый тихий голос. Саша услышала его со стороны, словно не она, а кто-то чужой произнес эти слова.
— Ты… имеешь в виду, с Костиком? — Валек улыбался, вернее, щерился одной стороной рта, чуть оскалив зубы. — Ничего нового, он по-прежнему в жопе.
Захолонуло сердце. Мелькнула предательская мысль: «Не надо было ничего спрашивать». Эти слова прокричала тоже не она, а какое-то другое существо с голосом тоненьким и дребезжащим, как у расстроенного игрушечного рояльчика.
— Он… здоров? — Саша задала вопрос негромким, почти спокойным голосом, а между тем казалось, что в ее горле бушует огонь, опаляя гланды, сковывая дыхание, паром вырываясь изо рта. Впрочем, нет. Пар шел не от волнения. В смятении Саша отхлебнула слишком большой глоток обжигающе горячего чая.
— Да иди ты! — обозлился Валек. — Ты еще спроси, как он выглядит! Проблемы у него, ясно? Офигительные проблемы, такие, что можно не только здоровье, но и жизнь потерять!!
Новость оказалась почти такой же горячей, как и чай. Саша громко выдохнула и погрузилась в странное оцепенение. Из него она и глядела, как Валек испытующим взором буравит ей лицо, словно пытаясь определить, насколько взволновали проблемы Костика его бывшую подругу. Так ничего и не высмотрев, Валек перешел к другой тактике. «Сколько их у него, интересно?» — меланхолично подумала Саша.
Валек тяжело вздохнул и дернул одним глазом. Скорее всего, он собирался непринужденно подмигнуть, но так неловко мотнул шеей и скривил лицо, что это больше походило на внезапную судорогу.
— Пойдем покурим?
Саша молча встала и направилась к двери.
На балконе Валек зачем-то оглядел пожарную лестницу, плотно закрыл дверь, ведущую в коридор, и только тогда приступил к разговору. Он придвинул беспокойное лицо с расширенными темными зрачками почти вплотную к Сашиному лицу и скороговоркой выпалил:
— Костик не поладил с Магой, и теперь он бегает не только от ментов, но и от чехов.
Нервно зашарил по карманам, достал сигареты и жадно затянулся. Саша смотрела на его подрагивающие пальцы, почему-то желтые с помертвелыми белыми ногтями, и медленно, как отсталый ребенок, складывающий пирамидку из двух кубиков, переводила: «Мага — Магомед, чехи — чеченцы».
В памяти всплыло тонкое лицо со злыми бледными губами. Полупрозрачные, ничего не выражающие глаза, светящиеся ровным огоньком ацетиленовой горелки. Магомед начинал как подающий надежды борец-вольник, но к спорту охладел достаточно рано. К тому времени, когда Саша увидела его в первый раз, про него уже ходили легенды. Костя с воодушевлением рассказывал об обычаях кровной мести у горцев Северного Кавказа. О том, как Мага отрубал по фаланге пальца у должника и высылал родственникам. Для «урегулирования» вопроса понадобилось всего две «посылки». Костя откровенно гордился знакомством и называл Магу «шайтаном». Что-то в его голосе заставило Сашу спросить:
— Тебя не смущает, что твой Мага покалечил человека?
— Не человека, а должника, — холодно ответил Костя. — Такие вещи прощать нельзя. Себе дороже.
— Ну, ты еще скажи, реноме нужно поддерживать! — съязвила Саша.
— Типа того, — согласился Костя.
Тогда это казалось дикой сказкой. Чужой и такой же далекой, как ужасы из жизни мальчика-с-пальчика. Чеченцы, отрубающие должникам пальцы, казались такими же реальными, как и людоеды, пожирающие детей. «Понимал ли ты, Костик, на что идешь, связываясь с Магой?» — тоскливо подумала Саша. Если Костя умудрился «обидеть» Магу, значит, конца его преследованию не будет. Плохие предчувствия обрастали такими подробностями, что сердце уже не просто щемило, оно обливалось кровью. Но Сашины глаза оставались сухими, и боль застревала внутри.
— Тут Костины вещи, надо их пристроить.
Валек аккуратно снял с плеча сумку и пододвинул к Саше. Он прикасался к ней бережно, как к живой.
— Что там? — спросила Саша.
Валек внезапно окрысился. Засмеялся несвойственным себе мелким, рассыпчатым смехом, обнажил крупные передние зубы, меленько засучил ставшими вдруг костлявыми ручками, беспокойно замигал тревожными глазками:
— Ну зачем тебе знать? Меньше знаешь, крепче спишь!
Саша выдавливала слова вязким языком, спотыкаясь о зубы, словно катая во рту липкую гадкую массу:
— Я должна знать.
Валек недобро ощерился, дернул желваками, но затем, будто опомнившись, тяжело облокотился о перила и опустил голову. Саша стояла рядом. Еще совсем недавно она бы без разговоров взяла у ребят любую вещь. Но не теперь. Может, она не права?
— Ты Костю спасаешь?
Молчание длилось слишком долго, словно вопрос показался Вальку неожиданным. Наконец, он поднял голову и взглянул на Сашу. Этот холодный пустой взгляд прожег в душе дыру, куда с шумом утекла былая дружба.
— Мы слишком в этом увязли.
Валек наклонился и решительно дернул верхний замок сумки, затем второй. Под кипой явно впопыхах накиданной одежды лежал увесистый, туго утянутый скотчем целлофановый пакет, набитый белым порошком. Саша никогда не видела ничего подобного и догадалась о содержимом скорее по трепетным прикосновениям Валька. Он ласкал его руками, теребил суетливыми пальчиками, впивался в него умиленным взглядом, обливаясь слюнявой улыбкой. Странная это была улыбка, словно у слабоумного ребенка, увидевшего юлу. Раз-два-три. Волшебный звук и чудесное, разноцветное, интригующее движение. Недоумевающие глаза неотрывно следят за вращающейся игрушкой, а из уголка вожделенно приоткрытого ротика тоненькой струйкой течет сладкая слюнка…
Саша приложила захолодевшие пальцы к пылающим вискам. Еще раз бросила взгляд в сумку, Валек инстинктивно дернулся, будто хотел прикрыть ее телом, засмущался и, чуть улыбаясь, поглядел Саше в глаза. «Ну, ты же понимаешь», — говорил его взгляд. Нет! Саша нисколько не понимала! Она не понимала, почему они оба, Костя и Валек, считают возможным подвергать свою жизнь опасности за этот ничтожный пакет порошка!
— Что в нем такого? — Она сжала ладонями лицо, словно пытаясь удавить рвущийся наружу вопрос.
— Что в нем такого? — изумленно переспросил Валек. — И это спрашиваешь ты?
Его лицо покраснело, забурлило раздражением. Белыми, словно помертвелыми, остались только лоб и крылья носа.
— Это пропуск в жизнь! В нормальную жизнь! — Валек почти захлебнулся от восторга и азарта, жирно приправленных страхом. — Скажи еще, что тебе деньги не нужны!
— Нужны!
— Так чего же ты ломаешься? — Голос Валька вызмеился из подрагивающих искривленных губ. — Я предлагаю сделку, легкую, как, — он попытался подобрать сравнение, — как… одуванчик! Ты всего лишь должна придержать пакет и никому об этом не трепаться! Отдашь первому, кто у тебя появится…
— Магомеду? — зло поинтересовалась Саша.
— Ты с ним знакома? — Валек резко дернул плечом…
В голове звонко лопнул шарик, а во рту непонятно откуда появился привкус металла. Возле уха глухо охнула стена. Саша повернулась и противное, как усик таракана, мгновение смотрела на осыпающуюся штукатурку.
— Отвечай, когда тебя спрашивают! — неожиданно тонким голосом прокричал Валек.
Слушать этот надрывный писк было выше сил. «Как же он боится, — отрешенно думала Саша, — при одном упоминании о Магомеде верещит, как… недорезанный поросенок». Стало противно.
— Да, Валентин Батькович, — внятно сказала Саша, — я видела Магу, — помолчала и горько добавила: — У Кости… очень давно.
Валек деревянно улыбнулся и потер кулак. На разбитых костяшках медленно выступила кровь.
— Вот что я тебе скажу. — Саша говорила медленно и четко, до странности равнодушным бесцветным голосом. Она чувствовала себя бесконечно уставшей, словно перестало сочиться болью надорванное сердце. Она вся вышла, эта боль. Вместо нее в душе поселилась пустота. Саше стало абсолютно все равно, как отреагирует на ее слова Валек. По стене придется следующий удар или уже по ней. Это было не важно. Все не важно, кроме одной мысли, которой Саша не собиралась делиться. Ни с кем. Особенно с Вальком. — Сумку я не возьму.
Верхняя губа Валька дернулась, обнажив зубы. «Ну, точь-в-точь как у цепного пса», — безразлично подумала Саша, а вслух сказала:
— Я не знаю, что в ней находится…
Валек недоуменно вытаращился.
— И знать не желаю, — сказала Саша в его пустые затравленные глаза, развернулась и тихим неспешным шагом пошла в комнату. Она шла, чувствуя на спине растерянный взгляд и не зная, чего ожидать. Но ни ожидать, ни даже думать об этом у Саши не было сил. Она взялась за ручку балконной двери, повернула, даже не понимая, каким сильным оказалось ее прикосновение. Дверь жалобно скрипнула, и от нее отвалились лохмотья старой потрескавшейся краски. Прежде чем перешагнуть порог и оказаться на этаже, Саша помедлила. Вовсе не для того, чтобы подождать реакции Валька. Ноги были тяжелыми, и Саша собиралась с силами, чтобы поднять одну за другой непослушные колени. Валек молчал. Саша еле заметно кивнула и, не оборачиваясь, ушла.
Валек остался один.
Он стоял чуть склонив корпус, скрючив руки, словно объятый вожделением скупец над сундуком с сокровищами. Простояв так довольно долго, Валек потер лоб, подвигал напряженно сведенными плечами, сплюнул на пол и несколько раз оглянулся. Закрыл на сумке замок, и тут его начал бить озноб. Крепкий парень задрожал как осиновый лист, ему пришлось обхватить себя руками, чтобы остановиться. Но чем крепче он стискивал зубы, тем больше его колотило.