Победителям не светит ничего (Не оставь меня, надежда)

Когда мелодия закончилась, один из сидевших в углу под нялся, подошел к автомату и поставил ту же песню заново. Потом еще раз.

- У вас что, других нет? - спросил Виктор проходившего рядом хозяина.

Русак в бешмете бросил тревожный взгляд на кампанию в углу и покраснел. Было видно: не рвется с ними связываться.

- Гости выбирают...

- А мы - не гости? - посмотрела на него с вызо вом Анастасия.

Алекс поднялся - мелодия уже заканчивалась - и напра вился к музыкальному ящику. Для этого ему пришлось пройти мимо загулявшей кампании.

Наклонившись к автомату, он ткнул почти наугад в одно из названий. Это был популярный в свое время " Квин".

Когда возвращался назад, он едва не полетел. Ему подста вили ногу. Крончер споткнулся, но словно бы и ничего не заметил - вернулся на свое место, сел. На губах Виктора заиграла глумливая усмешка, Анастасия, сморщившись, отверулась.

Приезжий - в кожаной куртке и в свитере - встал из- за стола и под смешки приятелей поставил прежнюю песню.

Официант принес Крончеру суп с лапшой и горохом.

Презрительно хмыкнув, Виктор налил себе водки, чуть по-меньше плеснул Насте. Когда он поднял взгляд, Алекса уже на месте не было. Он снова шел к музыкальному автомату. Шея его была чуть согнутой, походка пружинистой.

Южане уставились на высокого и нескладного, но настырного парня с явным любопытством. Они даже перестали жевать. Эта рыба была в их заводи чужой.

Алекс остановил музыкальный автомат и сменил песню.

- Эй, друг! - раздался хриплый голос сидевшего в углу. Своей бесцветностью он был опасней остальных. - У тебя гости какие - то невежливые ! Плохо это !

Костромич в кавказском бешмете затравленно оглянулся, кивнул, не зная, что предпринять. Публика ему на помощь не спешила.

Во взгляде Виктора появилось настороженное выражение. Ситуация ему явно не нравилась.

Сидевший с кавказцами малый с прилепившейся к губам размокшей сигаретой устремил на Алекса Крончера взгляд белесых глаз. Возможно, он отрабатывал свой нелегкий хлеб.

- Ты, козел, - сказал он громко. - удавлю !

Не реагируя, Алекс направился к своему к столу.

Малый поднялся. Не вынимая изо рта сигарету, он со всего размаха шлепнул Крончера по шее. В кафе на минуту стало тихо. Звон был такой, словно разбилось стекло.

Южане за угловым столом, буквально, рыдали от хохота. Зал безмолствовал. На хозяина ресторана жалко было смотреть. Он явно не знал, как поступить.

Алекс сел на свое место, но малый с сигаретой не отвязал ся. Изображая из себя гомика и виляя задом, он подошел к столу, где сидели Виктор с Анастасией и Алекс, взял солонку и выпотрошил ее в тарелку с супом, стоявшую перед Алексом. А потом еще и плюнул туда.

Приезжие в углу выли от хохота.

Виктор наливался злобой, смотрел вниз. Но не вмешивался. Ждал.

По лицу Анастасии плыли пятна.

Малый возвратился к автомату. Последнее, что заметил перед тем, как подняться со своего стула Виктор, был стоявший у музыкального автомата Алекс, который ждал, пока его обидчик сменит песню.

Когда малый увидел за своей спиной Алекса, изо рта его вырвался поток ругани. Глаза помутнели от бешенства, в руке блеснул нож.

Рванувшийся к автомату Виктор обомлел: нож валялся на полу. Малый, уже без сигареты в зубах, скорчившись, сидел на полу, держась за плечо. Крончер, повидимому, вывернул ему руку в суставе.

Онемевшая лишь на долю секунды чужая братва повскакала с мест. Растерянный, едва не плачущий хозяин в бешмете раскинул в сторону руки...

Врубаясь в свалку, Виктор со злостью думал об этом израильском болване, который навлек на них настоящую беду...

Еще в проходе между столами на Виктора навалилось сразу двое. Прорубая себе дорогу бутылкой, он сквозь белое бешенство взгляда, успел заметить прижавшегося к стене Алекса, на которого накатывали рассвирипевшие кавказцы.

Затем раздался грохот опрокинутого стола, звон посуды и рев здоровенного дяди - наиболее авторитетного члена кампании - которому в пах угодила нога долговязого, пританцовывающего на месте Алекса.

Ворвавшиеся в ресторан милиционеры во всю заработали дубинками. Сопротивление приезжих было немедленно подавлено. Всю компанию вместе с Виктором и Алексом, намяв предвари тельно бока, повели к милицейскому "газику".

- Давай, по одному. Быстро. Но аккуратно! Видишь?

У решетки, между водителем и скамейками вдоль кузова, сидел кинолог со здоровенной овчаркой. Зверь устрашающе зевал, открывая огромную пасть.

Виктору, показавшему удостоверение, посоветовывали идти в городской отдел милиции своим ходом.

- Ты не очень там, - бросил Виктор старшему лейтенанту, садившемуся рядом с водителем, показав на Алекса, - это не наш человек...

- А, - в глазах у того тут же зажглись недобрые огоньки, - тоже кавказец ?!

- Тот еще тебе кавказец. Из Израиля!

Офицер бросил на Алекса подозрительный взгляд.

- Разберемся. А ну, лезь !

При посадке менты быстро шмонали каждого и придавали ему ускорение.

Первым чуть ли не в пасть псу полетел авторитетный здоровяк. Зачинщик скандала, оказался в середке машины, Крончер - рядом. Вслед за ним, матюгаясь, поднялись остальные. Их, буквально, вдавили внутрь.

Один из ментов сел у задней дверцы. После чего ее заперли снаружи.

Сквозь зарешеченное окно "газика" виднелись заснеженные улицы, здания в стиле русского провинциального классицизма, о которых еще утром пол-дня рассказывала девушка - экскурсовод. И даже великая русская река, о которой он столько слышал от родителей...

Посреди дороги блатной малый - любитель восточной музыки, из-за которого все началось, решил снова обратить на себя внимание.

На этот раз - прямо в милицейском "газике", благо ни для кинолога, сидевшего с собакой у самой кабины, ни для высокого курносого мента в штатском с обветренным лицом у самой дверцы, он был практически недосягаем.

Кинолог держал собаку за морду, чтобы она не искусала ближайшего к ней кавказца, а опер контролировал дверь.

- Эй, ты! - громко обратился к Крончеру все тот же малый, выплюнув сигарету изо рта. Физиономия его в ссадинах и синяках- была похожа на лоскутное одеяло. - Хочешь я тебе глаза выну?

Он соорудил из двух пальцев вилку и поднял их на уровень лба повидимому, не привыкшего к таким номерам израильского полицейского.

- Говори: хочешь? Что молчишь?!

Все в "газике" теперь уставились на него.

Он уже не мог взять свои слова назад. Б а з а р состоялся. А за базар надо платить!

Алекс поколебался. Сказать: "Только попробуй!" - ударит! Смолчать? Трусость его только подстигнет...

Курносый опер, с обветренным лицом рядом с дверцей, попытался что-то сказать. Но малый только отмахнулся:

- А ты молчи, козел...

Он зарвался окончательно. Менты не прощают такое. Опер уже считал последние заснеженные повороты. "Газик" подъезжал к горотделу.

- Ну! Че молчишь? - Два пальца угрожающе качнулись перед лицом.

Опасность подсказала Крончеру нужную линию поведения. Выиграть время.

Сказал спокойно, глядя в бешенные глаза:

- Да, ладно. Чего заводиться?! Смотри, какой пес здоровый... На нас глядит.

Малый еще дергался, но интерес братвы к нему был уже утерян. "Газик" въехал во двор горотдела. Все смотрели в окошки. Куда поедут? Слевадежурка, с Изолятором временного содержания за выбеленной стеной, забранные железом окошки. Справа - двухэтажное длинное здание: собственно Костромской городской отдел внутренних дел...

Во дворе уже ждали. Дверцу открыли снаружи.

- По одному в дежурку! Руки за голову!..

Курносый опер, приехавший в воронке, сразу же тяжеловато посмотрел на "отмороженного", выступавшего по дороге, и на Крончера, этот был как бы потерпевшей стороной.

Малый мгновенно протрезвел, он все понял. За б а з а р придется платить. Теперь он старался держаться в срединке, между кавказцами.

- Я беру этих двоих к себе... - опер показал дежурному на обоих.

- Забирай...

- Никуда не пойду. Я вас... Что мне сделаете?

Малый оказался бывалым. С ходу спустил с себя штаны, трусы, скинул пальто, куртку. Стоял голый, в носках и ботинках. Одежда ваялялась рядом.

Женщина, сунувшаяся, было, к дежурному с жалобой то ли на соседа, то ли на мужа, выскочила из кабинета как ошпаренная.

- Ничего, - опер позвал кого-то из коллег. - Разберемся.

Вдвоем они накинули хулигану на плечи пальто и крепко взяли под руки.

- Я сам. Пусти...- вырывлся тот.

- Ничего, милок, мы поможем...

Они повели его к двери. Крончер двинулся сзади.

- Кстати: про какого там козла ты говорил по дороге?! поинтересовался опер.

На дворе стоял звонкий от тишины, звездный вечер. Полная луна светила в небе куском ослепительного чистого льда. Крончер уже понял: снега в Костроме больше, и тут он значительно чище, чем в Москве. К вечеру морозец окреп.

Двор был безлюден.

Проходя мимо сугроба, курносый опер словно нечаянно поша тнулся, подшиб ногу шагавшего рядом скандалиста. Голой зад- ницей тот плюхнулся в снег.

- Извини, милок, нечаянно. Впрочем тебе полезно чуть поостыть... Опер придержал его, не давая подняться. - Больно ты горяч... - Потом внезапно дернул того за руку. - Ладно, хватит рассиживаться. Пошли...

Известие, что в уголовном розыске горотдела находится детектив израильской полиции произвело впечатление разорвавшейся бомбы.

Американцы и англичане здесь уже бывали. А вот израильтянин впервые.

Иностранные к о р о ч к и рассматривали, переглядыва- лись, передавали из рук в руки.

- А ты кто по должности? - спросил курносый блондин с об- ветренным лицом, приехавший вместе с ним в "газике".

Алекс полжал плечами.

- Инспектор...

Курносый развел руками.

- Офицер ?

- Офицер, - кивнул Алекс. - Но инспектор у нас не обяза тельно офицер. И следователь тоже может быть и сержантом...

Такого рода ответ не удовлетворил.

- Следователь- сержант? Ты всерьез?

- Всерьез.

- А по званию? Ну вот я, скажем, - старший лейтенант, любопытствовал он, - а ты ?

- Капитан. У нас все звания до генеральского, как у вас, только лейтенантов не три, а два: младший и просто. А потом капитан...

- Фью, - присвистнул один из любопытных в капитанских погонах, молод...

На вид тому было лет тридцать пять, и форма сидела на нем довольно неуклюже.

- Да не! Я еще в армии офицером был, - как бы извинил ся Алекс. - А потом полицейскую школу кончил. Поэтому и быстрее капитана присвоили...

- А что за дела вели ? - обращаясь на "вы", спросил другой опер молоденький лейтенантик. Он явно гордился своим званием, а манерами напоминал больше студента, чем мента.

- Марихуана, таблетки "экстази", кокаин...

- Наркота, - усмехнулся уже знакомый курносый из "газика".

- А вы ? - спросил Алекс у лейтенантика.

- Я ? - несколько стушевался тот. - У нас линейно- зональный принцип. Территория плюс линия работы. Я, вообще-то, после университета...

Из дежурки позвонили:

- Тут капитан Чернышев из Москвы разыскивает своего друга, его привезли из кафе...

В кабинете посовещались. Дежурному объявили:

- Скажи "отпустили"! Поехал в гостиницу. Пусть встречает.

- А что это мы, собственно, здесь, в отделе? - вдруг заторопился, захлопотал курносый блондин с обветренным лицом. - Рабочий день кончился. Еще человек подумает, что мы гостей не умеем принимать. Эй, Федор, кончай... - оборвал он лейтенанта. - Тут и замерзнуть можно. Поедем, разогреем ся...

Алекс почувствовал себя, как дома.Он перестал стесняться акцента, неправильных ударений. Все офицеры были в штатском. Если бы не капитан с его формой, можно было представить, что знаешь этих парней долгие годы...

- Мы тебя приглашаем, - сказал русский капитан, оглядываясь на коллег. - Ну так, на стопочку...

- Не согласен. Я - вас... - авторитетно произнес Алекс.

Разве мог он допустить, чтобы кто - то перещеголял его ?

Лица новых знакомых стали мягче. И он знал, почему. По сравнению с ним, они работали за гроши.

- В "Охотничью избу", что ли ? - таровато спросил старший лейтенант из "газика".

- В нее, - поддержал грубоватый капитан.

Во все тот же "газик", в котором Алекса привезли в горотдел, снова набилось человек девять... Все громко говорили, перебивая друг друга: впереди их ждали приятные минуты! "Газик" гнал по выпавшему снежку, оставляя два черных аккуратных следа. Водителя выделил дежурный, услышавший, что в горотделе иностранец.

С темного, сбивающего дыхание мороза улицы все ввалились в зал. Стены здесь были увешаны еловыми вевями и чучелами зверей. Воздух - сиз от табачного дыма. Алекса стегануло по глазам, как во время песчаной бури в пустыне.

- А что с тем малым будет? -спросил он у курносого. - Ну с тем, который в машине...

- А ничего! Завтра проспится - посмотрим. Может в помощники себе возьму. Понимаешь?

- Еще бы! У меня вначале у самого было восемь агентов.

Вновьприбывшим тут же освободили кабинет. Минут через пять стол был уставлен бутылками и снедью. Алекс ревниво следил, чтобы гора провизии на столе росла непрерывно.

Появился хозяин - мордастый, с прокуренными усами крепыш с перебитым, повидимому в боксе, носом.

Алекс подозвал его и что-то спросил шопотом. Но курносый опер все слышал.

- Доллары примете ?

Хозяин замешкался, бросил взгляд на представителя власти.

- Примет, примет ! - ухмыляясь, заверил тот.

Хозяин радостно закивал: конечно, примет...

Когда Алекс увидел, что водку льют прямо в стаканы, он прикусил губу и отвел глаза. Но новые его друзья, раскрасневшись, с мороза, только потирали руки.

- Ну, за дружбу полицейских, за тебя ! - откашлялся и поднял стакан капитан. - Ты у нас герой дня. Капитан...

- Алекс Крончер, - подсказал он, поднимая свой стакан.

Все уставились на него. Ждали.

Он похолодел: не хватало, чтобы они поняли, что это его первый стакан водки в жизни...

Водка лилась через край стакана на шею и за воротник. Курносый усмехнулся и почесал висок. Он все понял.

Ошпаренный сбивающим дыханье духом и горечью Алекс браво оглянулся. Проверял: уже в доску пьян или что-то еще соображает. Со всех сторон ему уже тянули - кто огурец, кто кусок селедки... Вобщем, никто ничего не заметил.

Дальше все, однако, пошло кувырком.Новые друзья что-то рассказывали, хохотали, перебивали друг друга. Что - то ели. Алекс не совсем понимал, что происходит: как в замедленной киносъемке, когда каждый жест и слово вдруг становятся невыносимо длинными, вялыми, а тебе хочется, чтобы они уже, наконец, обрели привычный смысл.

- Больше капитану не наливать, - сказал в какой-то момент курносый.

Рядом с Алексом вдруг оказалась девица: здоровенная халда с рыжей челкой и белесыми глазами. Из -под миниюбки, которая выглядела на ней особенно похабно, вылезали белые, с голубоватым отливом ляжки. Алекс пощекотал их по тыльной стороне, девица захихикала.

Он потянул ее танцевать. Она охотно откликнулась, но предварительно, склонившись к столу, оперативно всосала в себя заряд водки и воткнула в рот редиску. Он ее вел, а она с удовольствием хрумкала ею вслух.

Проститутка была не особо высокого пошиба. Просто еще не успела растерять былую непосредственность и живость харак тера. Покончив с редиской, принялась за жвачку и больше уже ни на секунду ее не оставляла.

Танцуя, она несколько раз стрельнула в Алекса белесым, как презерватив, пузырем жевательной резинки и, радуясь произведенным эффектом, беззвучно рассмеялась:

- Гы-ы-ы...

Лицо у нее было в веснушках, нос слегка курносый. Самой впечатляющей деталью внешности был изрядных размеров рот.

Спьяна Алекс и сам принялся хохотать. В такой ртище - не то что ложка - огнетушитель бы поместился. Его бы на обложку порнографического журнала.

Между губ у нее снова возник еще больший пузырь- презерватив, но и он лопнул с мокрым треском, рассыпавшсь мельчайшими брызгами слюны.

- Ты хорошенький, армян ! Не глаза, а глазищи ! И улыбаешься как.. Ну, артист, вот артист...

Потом последовал второй стакан. Алекс ощупал девице сиськи и сказал, что они похожи на дыни. Коллеги делали вид, что ничего не видят и не слышат. У них, наверное, таких телок пруд пруди.

- Давай трахнемся, - предложил он ей.

- Здесь, что ль ? - гмыкнула она.

- А что ? - сказал он и стал расстегивать штаны. Девица, поглядывая на милиционеров, зашлась от хохота,

В глазах ее блеснули озорные искорки, а ртом она издала неприличный звук:

- Где это такие кукурузы выращивают ? У армян, что ль ?

Но капитан в форме их жестко одернул, и Алекс на минуту опомнился.

Коллеги тихо пели. Хорошо пели. Или, может, так ему казалось? Песня была старинная, по-русски протяжная и печальная.

У него закипело в глазах. Хотелось обнять всех и выплакаться. Голова его упала на плечо капитана. Тот погладил его по волосам. Как отец - сына.

Алекс отключился...

Он уже не видел, как подошел к столу хозяин ресторана и, протянув счет, понимающе глянул на полутруп на плече капитана:

- А, может, посмотреть? Может, где снаружи лежат ...

- Да нет...

Прилично разогретые костромские коллеги, пошатываясь, полезли по карманам, потянули из заначек... Внезапно проснувшийся израильтянин стукнул кулаком по столу:

- Всем назад! Кому из нас платят получку долларами?!

Он достал кошелек.

Снова появился "газик". Новые друзья воодрузили израильского коллегу на сиденье, словно хрупкий, из хрусталя сервиз, и погнали к гостинице.

Вводили его вместе с хихикающей девицей.

Виктор и Анастасия сидели в фойе: они уже связались по телефону с милицей и выяснили, где их подопечный.

Девица пела и размахивала сумкой. Милиционеры демонстрировали абсолютную трезвость, что им не очень удавалось.

Виктор сморщился, словно угодил в блевотину. Анастасия, закрыв глаза и сжав до боли губы, отвернулась.

На лицах у регистраторш плавали сонными рыбами понимающие ухмылки.

- Чего, - твердо сказал им милицейский капитан в форме. - В первый раз видете, да ?

Выражение его лица ничего хорошего не предвещало, и гостиничные сразу же успокоились.

- Давай лифт, - бросил жестко капитан одной из них.

Она послушно пошла вызывать лифт. Потом Алекса проталкивали в его узкую дверь. Лифт сотрясался от усилий доброхотов.

- Правей, ну ! Да куда же ты? Правей ,сказал тебе...

Ключ в двери крутился и никак не мог попасть в замок. В конце концов, дверь отворилась и все ввалились в открывшийся проем.

- Клади на кровать ! - раздался срывающийся от напряжения голос курносого. - А ты, чтоб здесь осталась. - Приказал он слегка притихшей девице. - Пока не проспится. И не давай ему ложиться на спину: сразу переворачивай...

- Наклюкался, - с омерзением бросила Анастасья.

Виктор пожал плечами. Он эту историю близко к сердцу не принимал. Да какое ему, в конце-концов, дело до этого идиота?!

Они сидели в номере Анастасии. Она - перед зеркалом, он - уставившись в телевизор.

Виктор снял телефонную трубку.

- Далеко звонишь?

- В турбюро. Вдруг что-нибудь проклюнулось...

- Напрасно торопишься: тише едешь, дальше будешь, - выдавила она, не разжимая губ. В них была кисточка: она подкрашивала ресницы.

Виктор не среагировал и снял трубку. Он набирал номер. Сначала было несколько гудков, потом - записанный на автоответчике и чуть дребезжащий из - за расстояния голос.

- Я по объявлению! Мог бы вам помочь. Свой телефон оставить не могу. Сами понимаете. Позвоню завтра. Перед обедом...

Виктор свистнул и выразительно посмотрел на Настю. Что это она там сейчас говорила?

На ее лице застыло выражение напряженного ожидания.

Вот и красивой ее не назовешь, мелькнуло в голове Виктора, а есть что - то такое, что не во всякой женщине обнаружишь, что не даст пройти. Невольно взгляд но бросишь.

Он еще раз оглядел ее: медные пряди волос, ясные серые глаза, правильно очерченные губы...

Она подошла к нему. Смотрела настороженно, словно спрашивала: неужели началось?

Виктор позвонил вниз, спросил, когда поезд. Положил трубку.

- Пошли будить заморского дружка. Возвращаемся в Москву через два часа. Полно дел еще.

Анастасия пожала плечами и отвернулась.

- Ну уж нет, сестрица ! - насмешливо бросил он.- Пойдешь со мной. Его, может, еще приводить в себя надо: поможешь...

По ее лицу пробежала гримаса.

- Там эта блядь...

- Вот уж не думаю, - недобро усмехнулся он. - Не до нее ему...

Дверь в номер Алекса не была закрыта на замок. Девица, свернувшись калачиком, лежала на софе. Из под смятой миниюбки белыми похабными прожекторами светили здоровенные ляжки: таких только запрягать. А потом пахать, и пахать.

Вымазанный в рвоте израильтянин валялся на полу.

- А ну пошла ! - толкнула деваху туфлем Анастасия.

- Че, - протянула та, спросонья. Еще не очухалась.

- Сказала, пошла, давай ! - грубовато подтолкнула ее рукой Анастасия, и рукой и стала стягивать с софы.

Продрав глаза, девица тряхнула рыжей чолкой:

- Что я, дура, что ли ? Плати прежде! Без денег не тро нусь !

Скривив рот и прищурившись, Виктор сунул руку Крончеру в нагрудный карман, вытащил и брезгливо протянул ей пятидесятидолларовую банкноту.

- Мало ! - моргнула белесыми глазами деваха и втянула в себя воздух. - Давай еще столько же...

- Чего ? - взбесился Виктор. - Сейчас я ментов приглашу. С ними будешь торговаться...

Он взялся за трубку телефона.

Девка поспешно схватила сумку и, подпрыгивая на ходу - туфля плохо оделась - рванула к двери.

- Эй ! - Виктор принялся тереть в ладонях уши израильтянина. Очнись, мудила !..

Крончер выворачивался. Не давался.

Виктор стянул с него куртку, освободил одну руку и повернул Крончера на бок. Стал расстегивать одежду.

Алекс не открывал глаз.

- Эй, - начал закипать Виктор,- сказали тебе? Вставай, еврей!

- Ну да, еврей! Не араб ! - подтвердил пьяно Алекс. - Можешь документы проверить. - Израильтянин...

Лишь дважды в жизни он почувствовал, что оба этих

понятия сливаются воедино. И оба раза это было связано с уничтожением гитлеровцами еврейского населения Европы.

Впервые - когда еще в первом классе школы, услышав о шести миллионах погибших, горестно, со слезами на глазах спросил у отца:

- А где же была израильская армия?

А еще раз, когда ему и его сверстникам, старшеклассникам, приехавшим в Освенцим по программе школьного обучения, пришлось участвовать в массовом побоище с местными бритоголовыми - неонацистами со свастиками на куртках.

Чернышев стащил с него брюки и махнул рукой в сторону Анастасии:

- Давай в ванную его...

Они втащили его в ванную и открыли кран. Напор гудящей ледяной струи обрушился на обалдевшего Алекса.

- Зубур... - забормотал он. - Зубур!

- Чего он там ? - спросил Виктор у Анастасии, но она пожала плечами.

- Черт его знает, на иврите, наверное, что - то значит...

Алекс задыхался, отряхивался, фыркал. Наконец, слегка протрезвевшими глазами взглянул на Виктора и Анастасию.

Попытался прикрыться рукой - не вышло. Он был совершенно мокрым. Короткие темные волосы посверкивали, по смуглому лицу стекали струи. Он уже приходил в себя.

Анастасия, пожав плечами, величественно удалилась.

- Через полтора часа поезд, - объяснил Виктор. - Может, хочешь остаться с костромскими ментами ?

- С кем, с кем ? - не понял Алекс.

- Ну, как их у вас там называют? С местными полицейскими...

- Едем !

Он начал одеваться.

Рубашка сразу прилипла к телу накрепко, словно ее приклеили столярным клеем и ее надо потом отдирать вместе с кожей.

Выйдя из ванной и стряхивая с себя капли, обратился к Анастасии.

- Есть у вас сушилка для волос ?

Ни слова не говоря в ответ, она вышла и через пару минут вернулась с электроприбором.

- Что это на иврите у вас "Зубур - Зубур" ?

Алекс обалдело уставился на Виктора.

- Да ты сам - то и вопил...

Алекс досадливо зажмурился.

- Это сленг. Армейский... Когда получаешь звание. И тебя в грязь голого, а потом еще из шланга поливают...

Виктор с усмешкой глядел на смуглого иностранца: темные, цвета круто заваренного кофе глазища, длинные ресницы. Хмыкнув, бросил:

- Головка бо-бо? Во рту ва-ва... Денежки тю-тю?

Крончер скривился.

- Хорош ты был! У вас чего? Не пьют, когда звания отмечают?

- Это почему же? Я только недавно обмывал "капитана". Перед самым вылетом...

День этот выдался долгим и беспокойным.

Он чувствовал себя в своей полицейской форме не очень к месту в уличном калейдоскопе карнавальных масок.

О командировке в Россию еще и речи не шло, хотя оставалось до нее чуть больше суток.

В Иерусалиме праздновали Пурим. Вокруг, взявшись за руки, разгуливали коты и жирафы. Дракула с омерзительной рожей и кривыми зубами в пасти, держал под руку Принцессу Диану. Петух флиртовал с кокетливой лисой...

Есть в этом дне что-то дерзкое, пьянящее, что сбивает с толку. Под ногами крутятся дети, визжат дудки, хлопают хлопушки, безостановочно трещали трещотки.

Обычно отдающая легким снобизмом улица Бен Йегуды, куда нет въезда транспорту, а магазины, кафе и пиццерии выставили наружу свои столики, чтобы посетители могли видеть фланирую щую толпу, превратилась в огромную сцену.

Кто-то стукнул Алекса пластиковым, полым изнутри молотком по фуражке: то ли счел, что он - тоже участник карнавала, то ли были у человека свои счеты с полицией.

Буквально, продираясь через толпу вниз, к Нахлат Биньямин, Алекс обратил внимание на то, что в связи с праздником как смело уличных музыкантов и певцов. В таком шуме иартеллерийской канонады не услышишь.

Здесь, рядом с парикмахерской "Марсель", еще недавно довольно скверно пел оперные арии лысоватый, в очках математик, из Санкт-Петербурга: его фотографию даже поместил популярный американский географический журнал. Голоса у бывшего петербуржца не было, но зато зарабатывал он больше, чем двое его коллег-математиков.

Чуть наискось - играл на настольном,но не электрическом, органе Баха и Генделя способный парень из Сан Франциск. Иногда похаживал в белой хламиде с золотой короной из картона на голове Давид - царь иудейский с лирой в руках - тоже неплохой доход.

Сейчас карнавал оставил всех без работы. Ну да ладно. Это ведь только один день...

Алекс внимательно приглядывался: среди завсегдатаев улицы Бен Йегуда у него были свои люди. Отсюда он черпал информацию и здесь заводил знакомства. Сравнительно узкая и короткая, она, как магнит, стягивала сюда силовые линии человеческих лиц и характеров.

На площади, у высокого, нафаршированного оффисами здания стояли "джипы" с пограничниками. Темно-зеленая форма, автоматы за плечами: с праздником террористы не поду мают считаться.Очаровательная брюнеточка в солдатской куртке с сержантскими нашивками сделала ему глазки, и Крончер подми гнул ей в ответ: так в старину переговаривались флажками сближающиеся корабли.

Но Алекс двинулся в один из ее боковых присосков, в Нахлат Биньямин, еще лет десять назад - район полутрущоб. Сейчас здесь на вес золота был каждый квадратный метр: полузаброшен ные, в трещинах, с обсыпавшейся штукатуркой дома принаряди лись, наполнились жизнью и смыслом и щеголяли перед, как артисты в новом и ярком спектакле и сейчас щеголяли перед иностранцами экзотикой: странной, почти немыслимой смесью Востока и Запада.

Тут в одном из бесчисленных ресторанчиков, Алекс Крончер заказал стол на четырнадцать человек. Он пригласил их обмыть присвоенное звание.

И фон, и публика в Нахлат Биньямин, были другими. Тон задавали пабы и дансинги. Маленькие, но очень уютные ресторанчики и кафешки. Да и разгуливали здесь не образумившиеся обыватели с семьями, а расхристанная и шумная молодежь. Большинство - с пивными кружками в руках и замысловатыми, иногда вызывающе-ярко раскрашенными прическами. Парни в масках были одеты с нарочитой небрежностью и держались дерзко: я, мол, такой, хочешь останавливайся, хочешь - проходи ! Девушки - больше без масок, но с лихо разрисованными к Пуриму лицами, в довольно смелых нарядах.

Алекс свернул в один из ресторанчиков.

- Никто не приходил ? - спросил он хозяина, с которым был давно знаком.

- Да ты же явился на час раньше...

Рядом с его метром восьмидесятью пятью тот смотрелся, как маленький кустик возле телеграфного столба. Не помогали даже туфли с высокой подошвой. На затылке ресторатора болталась стянутая серебрянным обручем коса.

- Гони меню...

- До пяти у нас цены значительно ниже, - сказал хозяин: "деловой ланч". Только - чтобы потом меня не взяли за жабры: я, мол, делаю полицейскому скидки ! Этого мне еще не хватало...

Официанты сдвигали столы и расставляли приборы.

- Крончер, - послышались в двери голоса.

Пришла первая троица, в основном, - такие же молодые офи церы полиции, как и он сам.

- Может, вспомнить армию ? Вымазать тебя сегодня голенького в грязи...

В течение двадцати минут подвалили еще люди: в форме и без нее. На столе появилась бутылка водки и еще две - вина.

- На салат не нажимать, - провозгласил Алекс с первым тостом. Впереди стейки.

Пили лихо: двое налили по маленькой рюмке водки, осталь ные - по полбокала вина.

- Если ты в таком темпе будешь получать звания, Алекс... - поддел кто-то.

- Так ты - лопнешь от зависти, - пообещал другой.

- Это правда, Крончер, что ты начал заочно учиться на юридическом ?

Алекс утвердительно кивнул.

- Украсишь потом своим дипломом уборную... Его тебе также признают, как мне - графское звание... Кстати, - мой прапрадед был русский князь, толстовец. Приехал в Палестину еще до революции...

Алекс пожал плечами:

- Я все равно решил кончать очный: а так у меня хоть ба- за будет...

- Сноб ! - завопило сразу несколько голосов.

Потом перешли на профессиональные темы.

- Этого парня, который пропал, так и не нашли? Крутой был малый: за свои двадцать лет - шесть арестов... Слушай, что нового с этим юношей, которого ты ищешь?

- Спроси сержанта, он - эксперт...

- Испарился.

- На запчасти коллеги разобрали, - сострил кто-то.

- За столом, о таких неаппетитных вещах ? - сделал гримасу здоровенный малый с рыжими усами.

- Ладно, не пижонь, тоже мне....

- Человечество идет к катастрофе. Когда у людей есть все, они начинают сходить с ума, - мрачновато заметил блондин с русским акцентом и налил в рюмку новую порцию водки.

- Почему это все русские - философы ? Каждый - Толстой и Достоевский вместе...

- Пошел к свиньям: зато румыны - не нация, а профессия...

- Началось ! - криво улыбнулся один из гостей.

- До чего дошло?! Почти каждые двое суток убийство! Две с лишним сотни убийств и большинство - на криминальной почве...

- Каждую неделю разборка...

- Перестреляют друг друга - нам же легче будет,

- Бардаки, сутенеры, подпольные игорные дома...

- Стоп, жеребцы ! Слыхали анекдот?..

- Есть новость, слышали?- перебил его сосед.

- Неужели свежая?

- Как твои анекдоты,- отомстил тот.

- Ты о чем это ?

- Назначено совещание в верхах...

Все взоры сразу примагнитило к рассказчику.

- Говорят... - ощутил тот особую гордость: он знает, а они - нет. Встретились "Три Туза". На этот раз - у Амоса. Много я бы дал, чтобы пронюхать, чем это все для нас пахнет ?

- Неужели снова все сверху до низу пертряхивать станут?

- Крончер, там же куколка, с которой ты воркуешь, работает...

- Мне чихать, у меня - праздник.

- Как бы его тебе не испортили.

- Не каркай, - зевнул в ответ Алекс.

В заднем кармане его надрывался сотовый телефон.

- Этого еще не хватало. Да! - рявкнул он у трубку и тут же сбавил тон. - О кей !...

Звонил его непосредственный начальник из Генерального Штаба полиции.

Крончера вызывал один из "Тузов". Тот, что занимался ка драми. Настроение у Алекса сразу испортилось. Разносы "Мужи- ка" были хорошо известны всем в полиции. Что за свинство - делать втык сразу после присвоения звания?

Приятелям он ничего не сказал. Да, в общем, - они уже лениво потягивались. Вот - вот разойдутся.

Минут через десять они остались вдвоем с блондином с рыжими усами: экспертом - фотографом.

Официанты убирали посуду. В одной из бутылок еще видне лось на дне немного вина. Другая буталка была пуста: всю выпили.

Водка тоже еще осталась. Грамм сто, не больше. Рыжий вызволил ее из рук официанта, вылил в рюмку. Залпом выпил. Официант даже отставил поднос, смотрел на него. Рыжий положил в рот большой кусок лепешки -" питы", смазав ее предварительно в тарелке с хумусом.* ( * хумус - сдобренная прянностями гороховая паста).

- Оставь его, - сказал Крончеру подоспевший хозяин, и коса с серебрянным кольцом на его затылке многознчительно зашевелилась.- Сколько вас здесь, "русаков" ? Трое? Но толь ко из вас троих он один настоящий...

Возвращаясь, Крончер думал о генеральном звонке.

Все было непросто.

Почему это шеф спросил его, слышал ли он о хирурге - профессоре Бреннере...

Днем в Костроме он покинул группу гидов-стажеров сразу же после осмотра Ипатьевского монастыря. Сюда всегда привозили иностранцев. На площадке перед входом стояло несколько экскурсионных автобусов, слышалась английская речь.

Алекс Крончер просигналил проезжавшему такси.

Бывалый водитель немедленно признал в нем иностранца. Об служил по повышенному тарифу: рейс Ипатьевский монастырь - улица Шагова обошелся капитану Крончеру в 20 долларов, вместо пяти.

Не без труда, но он все же нашел адрес, который ему передал эмиссар израильской полиции в Москве.

Звонок верещал довольно долго и нудно. Потом послышался голос:

- Кто ?

Алекс был уверен, что там, за дверью, его пристально рассматривают в глазок. Ему показалось, он даже слышит хриплое дыхание.

- Я из Израиля, моя фамилия Крончер... Алекс Крончер... - сказал он.

- А что вам нужно? - подозрительно и тревожно спрашивал все тот же женский голос.

- Поговорить с вами...

- О чем ? -Дверь ему все еще не собирались открыть.

Ему вдруг стало тоскливо. Он не знал, что сказать еще. Потом вспомнил совет эмиссара:

- Если придешь к евреям, скажи несколько фраз на идише... Так быстрее поверят...

- Но я не говорю на идише, - изумился Алекс.

- Выучи ! - раздосадованно сморщился генерал.

Алекс тщательно проговорил заученную фразу: " Я должен с вами поговорить..."

За дверью сразу забеспокоились:

- Тише, тише... Сейчас открою...

Дверь приотворилась, и на Алекса с беспокойством взглянула крепко за шестьдесят женщина с неаккуратно причесанными седыми волосами в допотопном черном шерстяном платье.

Она, буквально, затащила его внутрь, словно он был подпольщиком, который пришел на конспиративную квартиру не во время и не соблюдая мер предосторожности.

- Что вы хотите ?

- Мадам Злотник ? - спросил Алекс.

- Ну ?! - полуспросила - полуответила женщина.

Казалось, дальнейшая судьба ее и ее зависит от этого ответа.

- У вас есть сын, Натан...

- Толя, - не менее подозрительно откликнулась она.

- И ему недавно сделали операцию... Пересадили легкое...

- Кто вам сказал ? - намертво защищала она бастион своей неприступности.

Он хотел ответить слышанным десятки раз от матери "сорока на хвосте принесла", но сдержался.

- Вы мне не разрешите с ним встретиться?!

- Его нет дома, - твердо и решительно ответила та.

Алекс уже повернулся к двери спиной, когда послышался мужской голос:

- Мама, кто это там ?

Хоть бы она покраснела, эта старая карга!

- А я знаю?! Говорит, что из Израиля...

Теперь она обратилась к Алексу на идиш с тяжелым украинским акцентом, и ему стало неловко. Он ведь понял только пару слов.

- Вы что, проверяете меня ? - сделал он вид, что разозлился. - Вот мой паспорт... - он вытащил и показал темносинюю книжицу с тесненными буквами на иврите и на англи йском.

И это ему тоже велел сделать эмиссар: ни в коем случае не полицейское удостоверение.

Из темноты вышел чернявый, с вьющимися волосами человек лет сорока.

" Ему бы пейсы, черный костюм, и шляпу и был бы типичный "дос" обитатель "Меа Шеарим"- иерусалимского квартала, населенного ультрарелигиозными пуританами.

Алексу снова пришлось представиться.

- Можно мне поговорить с вами?

- Идемте, - тот повел его за собой.

Старуха шла следом за ними. Взглянув на Крончера, сын остановил ее:

- Ну я прошу тебя!..

Старуха отстала. Ее сын привел Алекса в комнату.

Затхлость, старая и неуклюжая мебель.

Алекс уселся на стул. Он уже понимал, что разговор предстоит нелегкий.

- Вам ведь пересадили почку, господин Гольдштейн ?

- А если да?

- Профессор Бреннер, не правда ли ?

- А почему вы отвечаете вопросом на вопрос ? - настороженно спросил старухин сын.

- А что я, не еврей, что ли ? - усмехнулся Алекс.

- Нет, - твердо заметил тот, - вы - израильтянин...

- Это правда, - пожал плечами Алекс, - но мои родители из Москвы...

- Нет, - покачал тот головой, - мы с Украины...

Алексу стало тоскливо. Ему нехватало воздуха, детского гама, шума телевизора.

- Можно у вас узнать, кто вам его порекомендовал?

- Чего вы добиваетесь, господин Крончер ? - с явной опаской спросил Гольдштейн. - Зачем все это вы выспрашиваете ? Я простой инженер. Работаю на заводе...

Алекс молчал. Пусть выговорится. Такие люди не могут глядеть опасности прямо в глаза. Они пытаются обойти ее.

Чаплиновская ситуация, из которой исчез весь юмор, и оста- лись лишь боль и унижение.

- Если вы имеете ввиду, на какие деньги я это сделал, то знайте: я их не крал и не присваивал. Это деньги моих близких - отца и матери...

Старуха просунула голову внутрь. В глазах ее раненым зверем метались огоньки страха.

- Оставьте нас в покое! Что вам надо ? Мы всю свою жизнь жили тихо и скромно. Мой муж был продавцом в магазине. Все, что скопили за жизнь, я отдала Толе...

- Меня не интересуют ваши деньги: я не из налогового управления, терпеливо объяснял Алекс.

Но ему не верили.

- Все, что было, все ушло... - словно сдирая с раны окровавленный и засохший бинт, - трясла головой старуха. - Миша умер десять лет назад. Кто - Толя мог на свою инженерскую зарплату что - нибудь откладывать ? Я ? Его жена ? - показала она с укором на сына.

Алексу казалось, он попал в омут семейных горестей и разочарований.

Жалкие беды - жалкие люди ! Их не хватает не только на самоуважение и сдержанность - даже на отчаянье , не говоря уже о бунте, взрыве возмущения.

- Жена ему их дала ? - волосы старухи были похожи на всклоколченную паклю. - Я ногтями вцепилась! Крохи, что после Миши остались, не дала тронуть ! Конечно, я - жидовка поганая, клоп, кровосос ! А несчастье пришло, она его выручила ? Детей взяла, и - за дверь ? "Он мне их еще переза разит", - сказала...

Алекс прикрыл глаза. На него накатывало что-то клейкое, холодное, мокрое.

- Два года Толя страдал... К кому мы только не обращались ?... Как только не лечились ?... Врачи - бессовестные: один говорит одно, другой другое, третий - третье. И все попробуй, все найди, все купи...

Сын впился ногтями в несвежую скатерть на столе, хотя наверняка слышал эту историю десятки раз...

- Ничего не осталось, - кольцо обручальное продала - то, что Миша мне на свадьбу подарил... Он был мне мамочкой. Он был мне папочкой... На пятнадцать лет старше... Кто мне помог ? Государство? Вы ? Или ваш Израиль ?

Алекс почти точно знал, что сейчас будет: она начнет жаловаться и рассказывать о своих несчастьях. Но жалоб он не услышал, история ее была короткой и унылой. Жестокой. Как сама безнадежность...

Голод... Холод... Эвакуация... Отец, погибший где - то под Ростовом он и воевать не умел: винтовки никогда в руках не держал... Ей с сестрой и матерью еще повезло: другим, - не так. Те, что не успели - остались. Смерзлись с землей, с зале деневшими лужами...

А потом она встретила Мишу. В чиненной и перечиненной гимнастерке и стоптанных солдатских сапогах: две медальки на груди, знак ранения. Тоже всех потерял. Но он так хотел выжить ! Так хотел продолжить ! Так хотел завести семью! Вот он их и спас. Рубил мясо в магазине и всех потихонечку кормил. Не зарывался, не вылезал, не высовывался. Только уже много лет спустя поехал на Украину и там вырыл в лесу сундучок, а в нем - старинный свиток Торы, который из поколения в поколения передавался в семье.

- Толика Бог спас... - слезились у старухи глаза. - Тора... Когда мне сказали, что без операции ему не жить, я стала искать, кто бы ее сделал. Поехала в Москву. Там один добрый человек у синагоги сказал, что знает кого - то, кто может нам помочь...

- Вы ему дали деньги?

- Конечно! А как вы хотите? Бесплатно?! Я рассказала ему про Тору. Он привез сюда, в Кострому, специалиста по таким вещам. Они пришли сюда. И тот, второй, взял Тору. А Толю повезли на операцию. В Таллинн...

Алекс поперхнулся: тут были отзвуки истории, которую он слышал от московского эмиссара израильской полиции.

" Убитый в Костроме от ножа партнер, специалист по антиквариата... Вот зачем они приезжали сюда!.."

Ярость кипела в нем вместе с жалостью.

Сомнений у Алекса не было: это Панадис!

- Узенькие усики на круглом лице? - вырвалось у него.

Старуха вонзилась в него ожесточившимся взглядом животного, у которого вот - вот отнимут единственного детеныша, и стала за спиной сына.

Она его спасет. Она его никому не отдаст...

" Импрессарио" заработал на этих несчастных дважды: и на операции и на продаже музейной редкости. Он же мог и заказать убийство партнера, чтобы не делить навар...

Но если эту старуху свести с Панадисом лицом к лицу, она никогда и ничего не подтвердит... А, кроме того, не это - цель его презда в Россию!

- У меня к вам просьба. Это очень важно... Вы что-нибудь знаете о вашем доноре? Кто он? Откуда?

Старуха, еще не дослушав, принялась качать головой:

- Что мы можем знать?! Оставьте нас в покое...

Может ей пришло на ум, что почку могут отобрать, вернуть тому, кому она прежде принадлежала?!

Сын снова вывел из комнаты мать и прикрыл дверь.

Похожий на религиозного оротодокса Толик-Натан, удалив - шийся к сеье, приоткрыл дверь:

- Я слышал, что-то про Китай. Трансплантанты везли самолетом через Ташкент... Человек, который все устроил, перед операцией звонил в "Домодедово". Рейс Ташкент - Москва опаздывал...

- Натан... - старуха что-то быстро прокричала на идиш.

Крончер разобрал лишь одно слово "рахамим", оно залетело из иврита и означало одно: "милосердие".

" Пожалей мать?!"...

- Вы помните день, когда вам сделали операцию?

- Еще бы! Двадцать второго...

Старуха готова была валяться у сына в ногах, только бы - он не раскрывал больше рта.

Уходя, Крончер оставил на старом ящике для туфель в передней несколько стодолларовых банкнот. Не мог не оставить...

Панадис ждал связного Ли в баре гостиницы "Космос". Но китаец опаздывал.

Панадис нервничал. Такого еще никогда не случалось.

Он допил коктейль до конца и лишь потом взглянул на часы. Ожидание длилось уже тридцать восемь минут.

Панадис заказал второй коктейль.

В сущности, бакинец и не собирался допивать его до конца: он следил не только за количеством спиртного, которое себе позволял, но и за калорийностью еды. Полнеть больше он не хотел. Как врач он хорошо знал, к чему приводят излише ства.

Чтобы не вызывать подозрений, он потихонечку тянул сквозь пластиковую трубочку розоватую жидкость, в которой переливались тающие кусочки льда.

Минут через десять Панадис расплатился, щедро оставив на чай, вышел из бара в холл, к телефону-автомату. У него было несколько жетонов. Медленно, успокаивая себя, вращал диск. Три, пять, семь... Он был уверен, что никто не ответит.

Внезапно зуммер прервал незнакомый мужской голос:

- Кого вам ?

Панадис переждал пару секунд и спросил:

- Могу я переговорить с господином Ли ?

- А кто его спрашивает ? - тут же осведомился незнакомец.

- Знакомый, - поспешил ответить Панадис.

- Его нет сейчас. Что-нибудь передать ?

- Нет, нет, спасибо, я позвоню позже...

- Вам срочно ? - продолжил голос в трубке. - Он скоро бу- дет звонить. В принцмпе, если хотите, его можно найти. Что передать ? Кто его спрашивает ?

Панадис понял: его хотят как можно дольше удержать у телефонной трубки. Так обчно поступают менты, когда хотят засечь, откуда говорят. Он осторожно положил трубку и тут же, чтобы спутать ментам карты, перезвонил по первому пришедшему в голову номеру.

- Квартира Мухиных ? - осведомился он. - Простите, пожалуйста, ошибка...

Дойдя до метро "ВДНХ", он спустился вниз на эскалаторе, всегда казавшемся ему здесь особенно длинным. Сел в подошедший состав и поехал в сторону "Медведкова".

Все это даже не столько, чтобы запутать возможного топ туна, сколько, чтобы успокоить нервы. Ли исчез, сомнений никаких не было.

Не доезжая до концевой, Панадис вышел. Поехал в обратную сторону.

Ответивший ему по телефону говорил по-русски без всякого акцента.

" Явно русский..."

Он не сомневался: в дело вмешались те, кого следует опасаться...

Кто это мог быть - рекетиры, милиция?

Ему не дано было этого знать.

Связующая с китайцами нить оборвалась. В лабиринте неизвестности было темно и остро пахло опасностью.

Искать самому концы, значило бы не просто рисковать: самому лезть в петлю...

Пусть его ищут теперь китайские партнеры. Найдут. Должны найти. В конце - концов, он нужен им нисколько не меньше, чем они ему. Конечно, и он сам тоже сидеть без дела не собирается.

Не может быть, чтобы в Москве, где и раньше-то жило ни как не меньше десяти миллионов, никто не предлагал бы трансплантанты для пересадки...

Панадис вышел из метро. Снова позвонил. На этот раз Бреннеру.

- Профессор ? Мне ужасно неловко, но операцию придется перенести. Да - да, не прибыл материал. Я вам потом все объя сню. Вы куда -то собираетесь? Приглашены коллегами? Куда, если не секрет? В Дом Кино? Прекрасная идея! Может мы даже увидимся...

Человек, откликнувшийся на объявление Чернышева в газете с просьбой помочь в приобретении органов для трансплантации позвонил в турагентство перед обедом.

Виктор и Анастасия были уже на месте. Алекса они оставили отсыпаться в гостинице.

Рассыпалось несколько коротких звонков.

Виктор снял трубку несразу. Звонящий, на другом конце, должен был почувствовать, что здесь не торопятся. Поймет, что у них и без него есть немало разных предложений.

- Слушаю вас...

Определитель на аппарате показывал, что звонят, скорее всего, из телефона-автомата.

- Вы давали объявление ?

Голос был негромким, но густым и вкрадчивым, Так обычно говорит старый и добрый знакомый, которому предстоит убедить разнервничавшегося собеседника.

- Речь идет о моей сестре...

Виктор показал Анастасии на дверь. Он не хотел, чтобы во время разговора она находилась рядом.

Ему предстояло сыграть не простую роль:

"Заботливый старший брат, чья сестра нуждается в сложнейшей операции... Куча денег, которая будет выброшена на ветер, если он и сестра попадут в лапы мошенника..."

А актером он был не очень способным. Может быть, даже в пику всей писательско-актерской братии, которая в его детстве так часто собиралась у них дома.

Ему все же удалось передать чувство тревоги, потому что абонент на другом конце провода сказал:

- Поверьте, я сам врач и понимаю, что чувствует и переживает человек, которому предстоит такая операция...

Виктор с интересом прислушивался. Он предствлял себе продавца несколько иначе

- Во - первых... - мягко излагал тот, - нельзя не полагаться на того, с кем имеешь дело. Трансплантант донора должен соответствовать всем анализам пациента. Поэтому я и звоню вам с такой срочностью.

Виктор не произнес ни слова.

Человек на другом конце провода, решил он, в состоянии снять напряжение с того, кто в самом деле рассчитывает на его посредничество.

- Надеюсь, у вас все анализы на руках ? - Телефонный собеседник словно счищал пылинки с костюма Виктора. - Они нам будут необходимы...

- Да, конечно.

- Вам надо будет их мне привести...

Похоже, птичка сама рвалась в клетку.

- Обязательно!..

- Кстати, вы читаете по - английски?

- Не очень, - Виктор дал понять, что смутился.

- Не страшно, - успокоил его голос,- их можно перевести. У вас, наверное, уже есть хирург - уролог для этой операции ?

- Безусловно, - подтвердил Виктор.

- Тем лучше, - окутывал его теплотой и заботой голос на другом конце провода. - Впрочем, если вам надо будет, я и в этом плане могу помочь...

- Сколько это будет стоить? - спросил Виктор как можно мягче, чтобы не вспугнуть незнакомца.

Собеседник помолчал и, словно призадумавшись, произнес:

- Двадцать пять тысяч баксов...

- Ого! - Виктор изобразил испуг и удивление. Инстинкт подсказал ему, что поступить надо именно так.

- Я вас понимаю, - заторопился тот.- Знаете что: для вас я собью цену до двадцати? Сейчас я позвоню одному человеку, а потом вам.

Виктор вздохнул. Во всем этом чувствовался ужасающий непрофессионализм...

Звонивший положил трубку.

Телефон зазвонил через пару минут.

- Я обо всем договорился. Двадцать вас устроит? Да? Рад, что хоть чем - то смог помочь...

Виктор помолчал пару секунд, как бы пережевывая приятную новость, и вернулся к делу:

- И когда вас можно увидеть?

- Если вам подходит - сегодня. В восемь вечера...

Глухо екнуло сердце: события начинали обретать слишком ощутимое ускорение.

- Где вам удобнее? - спросил он.

Собеседник почувствовал, что что-то не так, поспешил объяснить, чем вызвана спешка.

- Трансплантант нельзя оставлять надолго в растворе. Если результаты вашего анализа подойдут, операция должна состояться быстро.

- Где же мы встречаемся ? -Виктор придал голосу оттенок облегчения.

- На Новобасманной. У Красных ворот...

- Номер дома...

- Скажу. У меня лишь одно условие: приехать должна женщина.

Виктор смешался. Такого поворота он не ожидал.

- Женщина? - переспросил он.

Телефонный собеседник объяснил:

- Дело деликатное, и рисковать мне нет никакого смысла. Я готов встретиться только с вашей сестрой. Не беспокойтесь: ей ничего не грозит...

Виктор едва не выругался в трубку.

- Кстати, - перебил его незнакомец, - не надо привозить с собой всей суммы: двух тысяч баксов достаточно. Чтобы я знал, что имею дело с серьезными людьми, а не с мошенниками. Это задаток.

- Вы не сказали еще номер дома...

- Пожалуйста... - Он назвал. - Я буду ждать в подъезде. Даму. Только даму...

Они припарковались недалеко от пункта междугородной телефонной связи. Высадили Анастасию.

- Ни пуха...

- К черту.

После костромского позора в сторону Крончера она вообще не смотрела...

Анастасия шла метрах в пятидесяти впереди. Они проводили ее пешком к подъезда, на который им указали.

Алекс полагал, что им надо остаться поблизости, но Виктор сказал твердо:

- Будем ждать на почте...

Пункт междугородной телефонной связи был полон ожидающи ми. Спертый воздух, духота. О вентиляции никто не позаботился. Искаженный микрофоном голос телефонистки каждые несколько минут громогласно объявлял:

- Орск! Абонент не явился... Семипалатинск на линии. Кто просил Семипалатинск ? Пятая кабина...

Закутанная в тулуп бабка прошла в кабину.

- Мурманск - вторая кабина... Мурманск - второая кабина... Екатеринбург - первая кабина... Екатеринбург...

В тускловатом, неживом свете растекались по кабинам- карцерам человеческие фигуры.

Виктор и Алекс сидели у окна. Снаружи трусил легкий снежок. Снежинки касались гладкой поверхности стекла и падали вниз.

- Я узнал печальную для Анастасии новость...- с похмелья Алекс был настроен элегически. - Этот ваш Панадис большой проходимец. Он привозил в Кострому специалиста по антиквариату...

Его вдруг поразило внимание, с каким Чернышев прислушивается к его словам. Тот старался не пропустить ни одного слова из сказанного.

Крончер не сразу нашел этому объяснение.

- Выманил у одной старухи очень дорогую вещь...

- А что за вещь?

- Иудаика. Древний свиток... В обмен на пересадку китайской почки...

Чернышев задержал дыхание.

- Давно? - Виктор произнес это абсолютно равнодушно, но безразличие совсем не вязалась с его внезапной сосредоточенностью.

- Да нет. В конце прошлого года...

У Чернышева в голове сошлись и заискрились две пары проводков, по которым передавалась информация: Бутрин был убит в декабре, а тут еще упоминание о почке...

Зацепка серьезная.

Чернышев не собирался вводить израильского полицейского в курс своих ближайших планов. Тем более для Крончера он - не старший опер, а лишь экскурсовод. Потому осведомился уж совсем безучастно:

- И что ты будешь делать?

- Я намекну Панадису на то, что мне известны его проделки. Поговорю с ним... - Алекс пожал плечами. - Может он все-таки поможет Анастасии...

Чернышев кивнул:

" Панадис постарается отделаться от израильтянина. Может, что-то сообщит... Потом костромичи смогут тряхнуть его по - крепче. Надо только выудить из Крончера данные об этой стару- хе..."

- Спасибо, Алекс...

Крончер тем временем уже полностью переключился на Анастасию. Виктор послал сестру на это свидание одну. А если это рэкетиры?

- Может, проверим, что там происходит?

Мрачноватое спокойствие Виктора раздражало Алекса. Человек без нервов опасен...

Он слышал, что есть такая болезнь, когда не чувствуешь боли. Можно сунуть руку в огонь и не за метить даже, как она обуглилась. Боль и нервы это своего рода предупреждение, сигнал: осторожнее, рядом опасность !

Конечно, скверно, когда нервы раздрызганы. Но не намного лучше, если они из льда или железа ?...

- Есть там второй выход ?

- Нет, - отмахнулся Виктор.

Но Алекс не отставал:

- Ты уверен, что ничего ей не сделают?

Виктор не ответил

- У нее есть муж ? - внезапно спросил Алекс.

- Был, - буркнул Виктор, - да сплыл...

- Она ведь не с вами живет, нет ?

- Нет, - посмотрел на него внимательно Виктор.

- А у вас ? - полюбопытствовал Алекс. - Семья ? Или разведены ?

- Двое пацанов, - пожал плечами Виктор: ему неприятно было такое путешествие по его биографии.- Жена...

- А родители ваши живы?

- Бомжи они. Уголовники.

Он откровенно врал.

Они молчали довольно долго. Алекс смотрел в окно, из него было видно здание, в котором скрылась Анастасия.

Виктор, развалясь на неудобной деревянной скамейке, при крыл глаза. Когда он открыл их, Алекс, чтобы поддержать раз говор, спросил:

- Я смотрю - вы не курите. Что, в России, сейчас, как в Америке, объявили войну никотину ?

- Мне нельзя, - коротко отрезал Виктор. - Ранение в легкое. Афганские дела...

- А меня в ногу задело, - хмыкнул Алекс, - нет сейчас все в порядке. Шрам только небольшой остался.

- Это где же ? - с удивлением уставился на него Виктор.

- Да, - в Южном Ливане.... - пожал плечами Крончер.

- Там что, тоже моджахеды ?

- Вроде того. "Хизбалла", - Алекс поднялся, сплюнул в стоявшую рядом урну.

- А это что ? - уже с любопытством поглядывал на него Виктор.

- Террористы - шииты. Течение такое в исламе.

- Что у вас там постоянно мира не хватает? - спросил уже с явным интересом Виктор. - Воюете, воюете...

- Долго объяснять...

- Да ладно. Время-то у нас есть...

- Они у иранцев как наемники. Деньги получают. Вот и палят по нашим поселениям. А мы - в ответ. Потери у них большие. Бои - каждый день...

Для Виктора все это было странно и неправдоподобно, вроде той войны в Африке, что показывали по телевизору. Тутси и хуто. Убивают друг друга, а разберись - за что?

Крончеру же все виделось по-другому. Это была и х, израильская жизнь. Повседневная реальность. Там - на и х войне гибли его друзья, однокашники...

- Сначала они засады устраивали на патрулей, - продолжал он, - а потом, поняли, что своих больше теряют, чем мы, и перешли на мины. Подкладывают, где только можно, и издалека взрывают. И сразу разбегаются по деревням. А там женщины, дети. Не очень - то и постреляешь...

- Знакомо, - мрачновато усмехнулся Виктор.

- Вы и в Чечне были ? - интересовался Алекс.

Виктор отрицательно покачал головой.

- Бог миловал: возраст не тот...

- У нас матери сейчас сорганизовались, требуют убрать солдат из Ливана...

- Но я так понял, что у "Хизбаллы" потерь куда больше?

- Мы считаем по-разному, - пожал плечами Алекс, - их десятки миллионов, нас пять. Да и цена жизни другая... У них смертников- самоубийц невпроворот...

Виктор кивнул: он и сам этому дивился в Афгане.

- Вам вот скажи: пожертвуйте собой во имя Аллаха и сразу в рай попадете! Семьдесят гурий станут вас услаждать. Вы же не поверите!

- И все - целки, - усмехнулся Виктор, - Это мы еще там, в Афганистане, слышали... Ты в каких частях служил? Пехота?

- Сорок и сорок на сорок...

- Это еще что ? - стрельнул по нему взглядом Виктор.

- Морские десантники. Сорок килограмм на спине, сорок километров впереди и сорок сантиметров воды под ногами...

Внезапно он резко резко подскочил к окну и весь напружинился.

- Там милиция приехала...

В окно было видно, как из "газика" выскочило несколько милиционеров и бросились в подъезд. Алекс, было, рванулся, но Виктор крепкой хваткой остановил его:

- Не лезь, сами разберутся !

Алекс глянул на него с явным недоверием. Что-то в поведении Виктора его озадачивало. Для обычного экскурсовода слишком уж много резкости, тайн и загадок.

"Да и выправка соответствующая..."

Первые смутные подозрения запали ему в голову еще в Костроме, когда менты не втолкнули Чернышова в "газик" вместе со всеми задержанными.

" Черт его знает. Может из КГБ или как это сейчас называется. ФСБ, что ли ?"

Но вслух ничего не сказал. Только бросил на него изучающий взгляд.

- Но она ведь там одна...

После своих пьяных похождений в Костроме Алекс испытывал неловкость перед Анастасией, а теперь и вовсе проникся к сестре Чернышева состраданием...

Но Виктор мгновенно погасил его пыл.

- У тебя что дел других нет? - Оказывается, он все это время помнил о бакинском импрессарио. - По-моему, ты хотел поговорить с Панадисом... Кстати, фамилия мужика, любителя антиквариата, с которым он приезжал в Кострому, Бутрин. Его убили... Мне твои друзья - костромские менты рассказали... - Он выдержал направленный ему прямо в глаза короткий испытующий взгляд Крончера. - Ладно, езжай. Здесь я сам разберусь.

В парадном пахло плесенью и кошачьей мочой.

Когда-то это был купеческий дом, потом - на целых три четверти столетия - советская воронья слободка. Сейчас тут доживали век несколько стариков. Большую часть квартир бывшая Жилищно-эксплуатационная контора сдала под склады, и дом зиял пустотой и заброшенностью.

Прислушиваясь к тишине, Анастасия неспеша поднялась по первому пролету широкой лестницы. Выше, на лестничной площадке ее уже ждали.

От стены отделилась тень. В полусумерках, созданных усилиями жиденькой электрической лампешки, она увидела человека лет тридцати двух тридцати трех одетого как типичный интеллигент: небогато, но аккуратно.

Возникнув из темноты, он прежде всего извинился.

- Простите, если вас напугал. Меня зовут Валерием Павловичем. - Он подал руку. - А вас?

Она не протянула руку в ответ, и он отвел ладонь.

- Анастасия.

Валерий Павлович был лысоват и солиден. У его ноги стоял объемистый "кейс".

- Давайте сюда, к окну.

Щелкнув замком, он достал из кейса пачку листов.

- Настенька... Я могу вас так называть? - он говорил с легкой наставительностью в голосе, но вместе с тем мягко и убедительно. - У меня здесь вся документация. Мы работаем с людьми со степенями, известными врачами. Хотите посмотреть ? Вы читаете по-английски?

- Сама - нет! - созналась Анастасия. - Но мне переведут.

- Проблема в том, что я не могу дать их вам с собой, они взяты из научно - исследовательского института, и я обязан их сегодня же вернуть. Ничего, если я закурю ?

Он достал из "кейса" пачку "Мальборо" и стегнул пальцем по крышке зажигалки, которая тут же распахнулась.

- Будете? - он протянул в ее сторону пачку.

- Я не курю. Спасибо.

- Я разговаривал с вашим братом... Интеллигентный чловек, утвердительно закивал головой Валерий Павлович. - Сразу видно...

- Слышно, - улыбнулась Анастасия.- Вы же с ним не встречались.

- Между прочим, - на полном серьезе возразил тот, - по голосу можно судить о человеке так же, как и по его манерам и лицу... Но сейчас не об этом. Я сказал вашему брату, чтобы вы захватили с собой часть суммы. Мне надо удостовериться в том, что вы серьезны в своих намерениях. Надеюсь, вы не станете подозревать меня в том, что я хочу вас ограбить...

Выше этажом, в одной из полупустых квартир стукнула дверь, там выталкивали за порог детскую коляску. Еще через минуту здоровенная бабища с коляской, тяжело дыша, появилась на лестнице.

- Чего вылупился ? - не очень вежливо окрысилась она на Валерия Павловича.

Коляска была полна какого-то тряпья. Одно колесо у нее было сломано, и каждый поворот его отдавался ржавым скрипом и стуком.

- А ну дорогу дай, - сунула баба коляску между ним и Анастасией.

Валерий Павлович не успел податься в сторону, и коляска шарахнула по его кейсу. Он брезгливо его отдернул, но баба озлилась еще пуще. Глаза ее просто остатанели от злобы.

- Подумаешь, интеллигенция вонючая!

Отстраняясь, Валерий Павлович отодвинулся в сторону и инстинктивно отряхнул рукой край пальто. На бабищу это прои звело скверное впечатление. Ее аж перекосило. От ее вопля они вздрогнули оба - Валерий Павлович и Анастасия.

- Эт чего вы сюды чемоданов понатащили, а ?! Что глаза повылупили? По что пришли ? Может, бонбу подкладываете ?

- Не просто бомбу, - не очень удачно сострил Валерий Павлович, - а нейтронную!

- Чего ? - в злобе зашлась бабища. - Мишань, а Мишань, у них бонба здесь нетронутая! Ой, Мишань, это, может, чечен- цы! Пусть Зойка звонит в 69-ое, а сам давай сюда...

Дверь из квартиры вверху открылась,и на лестницу в одном нижнем белье выскочил Мишаня - мужик косая сажень в плечах, кулаки - как гири пудовые. А за ним еще один - посубтильнее, в свитере и ушанке. Но уж очень решительный.

- Кто такие ? Откуда ? - грозно вопрошали подоспевшие. - А ну, документики ! Я вот тут дворник, - угрожающе двинулся на Валерия Павловича Мишаня. - А ну, открывай чемодан !

Он сграбастал "кейс", а Валерий Павлович, улучив секун ду, когда руки Мишани ухватились за черные кожаные бока его чемоданчика, проявив непостижимую лихость, внезапно бросился через несколько ступеней вниз.

- Милиция ! - взвыла баба. - Милиция ! Да куда же вы провалились...

Анастасия подумала, что будь рядом беременная женщина, у нее от такого вопля произощел бы выкидыш. Тут вам и абортная ложка не нужна, таким гласом все наружу выскребешь.

А внизу, в парадном, уже стучали сапогами. Топали по лестнице...

Валерия Павловича держали цепкие и властные руки.

- Ваши документы ! - послышался начальственный окрик. - Не двигаться ! Руки на стену! Малышев, а ну, зови сапера ! Кейс будем проверять...

Подошел сапер. Его можно было узнать по бронежилету и каске.

- Ваш ? - в голосе прозвучала угроза.

Эта зима принесла Москве не один взрыв. Милиция работала оперативно.

- Мой. Там только бумаги.

- Вот и открывай. Отойдите все...

- Погоди, я уйду! - крикнула баба.

Валерий Павлович не дал ей уйти, набрал шифр. Откинул крышку. В кейсе лежали какие - то бумаги, чековые книжки и печати. Целая куча печатей...

В Шестьдесят Девятом отделении, которое провело комбинацию с задержанием в подъезде на Большой Басманной, Виктора уже ждали.

Валерий Павлович - лысоватый, без шика, но с достоинством одетый- не вызвал у Чернышева ни брезгливости, ни отчуждения.

Только интерес.

Он посмотрел в глаза задержанного, но ничего кроме стыда и усталой робости, в них не увидел.

- Как вы вышли на вашу клиентку?

Задержанный глубоко вздохнул:

- По объявлению, гражданин следователь...

- Вы читаете их подряд? Или интересуетесь только трансплантами?

- Да нет, подряд.

Чернышев снова оглядел арестованного. Что-то во всей этой истории было не то, но что именно, он еще понял. оставил ответ без внимания.

- И давно вы уже по линии трансплантантов?

- Это первый мой опыт... - Чернышеву снова бросилась в глаза затравленная улыбка на лице задержанного. Явный отпрыск интеллигентной столичной семьи в роли мошенника...

- Вы москвич?

- Потомственный.

- А какое отношение вы имеете к медицине?

- Прадед мой был профессором, дед - физиолог, работал с Иван Петровичем Павловым, отец умер рано кан дидата не перерос...

- Вы тоже увлекались биологией...

- Я больше по приборам медицинским работал. Шесть патен- тов. Между прочим, вы знаете, - невольно похвастал он, - два из моих приборов используются в Европе: один в Швейцарии и другой в Германии... - и сразу погас, - да кому они теперь нужны...

Чернышев, не желая того, ощутил сочувствие к неудачнику.

- Все зависит сейчас от вас. Расскажите честно обо всем.

- Гражданин следователь...

- Можете называть меня Виктор Анатольевич...

Задержанный застенчиво и благодарно кивнул.

- Виктор Анатольевич, вы не поверите. Но я в милиции впервые в жизни. До этого ее только в кино видел. В отечественных детективах...

Лицо его исказила гримаса отчаянья. Чернышеву показалось, он вот-вот заплачет.

- Но как же вы думали все организовать ? Ведь перед тем, как отдать деньги, клиентка наверняка потребовала бы какие- то документы...

Задержанный закашлялся, в глазах у него все-таки выступили слезы.

- Ну, бумажки... Это ведь сегодня не проблема... Наш институт слили с другим, и все бланки валялись по мусорным ящикам. Я там и печати взял. Со свалки...

Он замолчали, в безнадежности развел руками.

- Нам в институте не платили зарплаты полгода. Я никогда прежде не знал, что значит нет денег! Мне сказали: хочешь, - езжай за границу, делай со своими приборами, что хочешь...

- Чего ж вы не поехали ? Трудности с языком? - Чернышев хотел его легонько поддеть, но тот и не заметил.

- Нет, язык в порядке, - вздохнул Валерий. - Я ведь перед институтом английскую спецшколу кончил...

Виктор подождал объяснения.

- Вы знаете, - нас ведь в интеллигентских семьях учили, что бизнес, торговля, ловкачество - стыдно все это, недостойно, отвратительно... Вот и научили...

- Вы женаты ?

- Да, жена и дочь. Ей шесть лет...

- А что жена ?

- Она художница. Но сейчас рисует этикетки. Не просто все это: надо ходить, искать заказы, льстить, задабривать... Она не очень к этому ко всему по своему характеру подходит...

- И поэтому вы решили обмануть человека, для которого пересадка почки - его последняя надежда?! И кто во второй раз никогда уже не соберет больше такую сумму...

Сейчас он шел самым коротким и самым простым путем допроса: "вверх-вниз" - от надежды к отчаянию и снова к надежде...

Задержанный поискал сигарету. Ему их не оставили при обыске.

Чернышов взял пачку с соседнего стола, положил перед ним. Тот бросил на нее растерянный взгляд, но не посмел притронуться.

- Да я же для вас положил, - с досадой сказал Чернышев

Тот протянул руку к пачке сигарет, вытащил одну и потянул ся за зажигалкой. Потом несмело взглянул на Виктора и тихо поблагодарил.

Чернышев махнул рукой: когда по телефону настаивал, чтобы, кроме женщины, никого не было в подъезде, тот держался куда уверенней...

- Вы ведь тоже из интеллигентной семьи ? - вдруг спросил тот, и Виктор поперхнулся.

- Не совсем, - неожиданно ответил он, - я больше из подворотен московских...

Валерий Павлович закивал в ответ. Он понял: ему указали его место.

И сразу погас, замкнулся в себе.

Виктор прикурил и затянулся сам, хотя после того, как дал себе зарок не курить, делал это крайне редко. Потом подвинул зажигалку к сигаретам.

- На что же вы все - таки надеялись ? - не отрывая глаз от от задержанного, спросил Чернышев.

- Я ведь и не расчитывал на всю сумму, - вдруг оправдывающимся голосом сказал тот, - думал - аванс получу и исчезну... Пару сотен долларов, может, тысячу...

- Пару сотен, - скривился Виктор, - а потом ?

- Жене большой заказ обещали, - смутился Валерий Павлович. Перебились бы...

Чернышев понял: тот говорит правду.

" Перебились бы..." Вот она - единственная звезда слабых - надежда! Только вот загорается она, несмотря на все мольбы, не чаще, чем выигрываешь по лотерее..."

И снова "вверх-вниз"...

Он подошел к двери, позвал.

- Страшнов! Можешь организовать нам перекусить? - В коридоре появился младший инспектор уголовного розыска. - Сообрази, чтобы есть можно было...

Он и не спросил, голоден ли Валерий Павлович.

Страшнов принес еду по своему вкусу: "хот доги", две баночки с салатом, печенье. И еще пару банок "спрайта". Чернышев подвинул все это задержанному.

- А вы? - спросил тот.

- Нормально, - себе Виктор взял печенье. - Я терпеть их не могу...

Он тверже уселся на стуле. Сидел, сжав губы, и лишь глядел, как деликатно тот ест.

" Еще одна жертва эпохи..."

Но настоящей жалости он не испытывал. В конце-концов, хребет дан человеку для того, чтобы ходить и стоять, а не ползать. Интеллигенное сюсюканье оскорбительно: трудно не одному, а всем...Не можешь помочь - не показывай и вида, что страдаешь...

Задачей милиции была борьба с преступностью. А дальше вступал в действие Закон.

Ностальгии по отошедшим временам у Виктора не было. Он еще в детстве увидел разницу между тем, как живет мальчишка из подворотни, и как - дети номенклатуры.

Заметив смущение задержанного, он махнул рукой:

- Мне ведь домой, а там наверняка спросят: где наел ся? - он состроил смешную гримасу. - Что ж я скажу? На рабо- те? Так мне и поверят...

Он дал Валерию Павловичу еще сигарету и вернул пачку назад, на соседний стол. Сидел, думая о своем, пока вдруг не заметил, что тот вздремнул.

Чернышеву стало тоскливо: хотелось запустить стулом в окно. Жаль было зря потраченного времени. Комбинация с задержанием не принесла никакой пользы.

Внезапно задержанный испуганно приоткрыл глаза.

- А что со мной будет? - робко спросил он

- А ничего: доедите "хот доги" и поедете домой.

- Вы отпускаете меня? - вздрогнул Валерий Павлович. Он смущаясь извлек из кармана лист чистой бумаги, аккуратно завернул остатки еды. - Я могу быть свободен?

Чернышев уже поднимался.

- Только пусть это будет вам уроком...

- Виктор Анатольевич, да... - он заплакал.

Чернышев не собирался ничего объяснять.

Зашел в соседний кабинет к начальству отделения и криво ухмыльнувшись, бросил:

- У меня к нему все. Пусть напишет объяснение и может идти.

- Ну ты, Чернышев, даешь... - разочарованно откликнулось начальство. - Мы надеялись с твоей помощью все по окладу отхватим. А, может, чего-нибудь все же придумаешь, а?

- Чего уж тут...

Оба понимали то, что не в состонии был уразуметь Валерий Павлович. Хотя формально в действиях лже-продавца , в роли которого выступил задержанный, и содержался состав преступления - попытка мошенничества - все происшедшее было не больше чем оперативная комбинация милиции. Анастасия не могла выступить в качестве потерпевшей, поскольку, в действительности, не собиралась ничего приобретать, объявление в газете адвокат обвиняемого наверняка назвал бы провокацией...

С трансплантантами у созданной ГУВД международной оперативной группы все было по-прежнему глухо.

До поездки в Дом Кино, где он рассчитывал увидеть профессора Бреннера с коллегами, Панадис решил понежиться в ванной.

Вспенив воду до того, что она стала похожей на кружево, он названивал по сотовому телефону абонентам из своего блокнота.

Все это были женщины. Однако, на этот раз Панадису не везло: кого-то не было дома, кто-то не мог разговаривать. Набрав последний номер, он, вообще попал не туда.

Дав отбой, позвонил еще раз.

Ему ответил женский голос, и в желтых глазах Панадиса рассыпались блики удовольствия.

- Здравствуйте, это я... Вы дома ?.. Да - да, на несколько дней... У меня родилась мысль пригласить вас в Дом Кино. Не возражаете? Где мы встретимся ? Когда ? Лучше всего - где-то через пару часов...

Он поднялся, направил на себя сильную струю душа, закрыл воду и растерся гостиничной простыней. Потом натянул на себя светлозеленый махровый халат, который возил с собой.

Перед зеркалом он внимательно и придирчиво оглядел себя. Включил фен. Взбил не очень густые волосы гребешком, направ ляя на них сильную струю горячего воздуха. Затем тщательно выщипал тоненькие волоски на скулах. Еще минуты две энергично массировал электрической бритвой щеки, и закончил туалет новым путешествием в зеркало.

Красный смокинг, желтый, с коричневым рисунком галстук, темные очки...

Он нравился самому себе: мужчина под сорок. Ухоженное лицо. Крутой волевой подбородок. Длинные, с хорошо отлакированными ногтями руки.. .

К назначенному часу он был тщательно одет...

Но внезапно неожиданная мысль всплыла из глубин подсознания: а что, если Бреннера у него уведут?! Ведь возможно, даже очень вероятно, что в Москве есть человек или группа людей, которые тоже достают трансплантанты Причем из такого источника, который не зависит от стихийных поставок китайского рынка?! Разве они сами не могли выйти на Бреннера?!

2.

Коллега и компаньон Игоря Рындина - Аркадий, а для своих просто "Аркан" позвонил ему в офис сразу после обеда.

- Помнишь профессора Лукова с кафедры урологии? Стари чок - старичок, а оказался полезым: он ведь был официальным оппонентом, когда Бреннер защищал докторскую...

- Зацепил?! - Игорь Рындин, глава Медицинского Центра "Милосердие-96" в первый момент даже не поверил.

- Еще как ! Пообещал старику оплатить поездку на Между- народный конгресс в Вену...

- За счет расходов спишем...

- Я об этом подумал. А он - устроил нам встречу с Бреннером.

- Когда ?

- Как когда ? - усмехнулся довольный произведенным впеча тлением Аркан-Аркадий. - сегодня вечером.

Рындин присвистнул: где?

- Как где ? Знаем ведь твой размах, твои вкусы...

Рындин был тщеславен. Поэтому даже деловые встречи он назначал не в самых дорогих и шикарных ресторанах Москвы, а в самых престижных местах, где можно было вдохнуть в себя запах "звездного" дождя и, промокнув под его сверкающими струями,ощутить себя частью окружающей среды.

- В Доме Кино. Улестил?

- Улестил. Сюрприз, - согласился Рындин, - но и у меня для вас с Генкой тоже кое - что припасено. Как сказал бы Кар лсон из детской книжки не просто сюрприз, а с начинкой...

- Ну да ! - хихикнул Аркадий.

- Сейчас, подожди ! Лобанов покопался в бумагах на своем дорогом, антикварном столе и, наконец, нашел газету, где отчеркнул розовым флоумастером объявление. - Какой-то чудак ищет почку...

Аркадий остался доволен. Даже очень.

- Итак, в девять... То - есть мы-то пораньше, поговорить надо...

В свои тридцать три, как у Христа, года, Игорь Рындин добился всего, чего бы мог пожелать человек в его возрасте.

Денег, положения. Ему многие завидовали...

Билеты на любые спектакли и концерты, приемы, званные вечера. Ночное казино. Наконец, - серебристый "Мерседес", купленный в Германии. Собственная СБ -Служба Безопасности.

Рындин жил в огромной квартире в центре Москвы: переселил жильцов двух больших коммуналок, произвел евроремонт и пользовался всеми благами столичной жизни.

У него была прекрасная жена и восьмилетняя дочь. Два раза в году он выезжал за границу - в Австрию походить на лыжах зимой и в Ниццу летом. Да кто, - многие ли из его сверстников-врачей добились чего-то подобного?

Было у него и что ответить таинственному Богочеловеку из Иудеи, на которого, как все говорили, он был похож внешне.

Встреться тот ему однажды и спросив:

" - Вот и волосы у тебя, милый человек, как у меня, и бородка с усами, и весь облик свой ты под меня строишь, а что вот сделал ты в жизни, кого осчастливил, кому помог ? "

Он бы подумал и смиренно ответил:

" - Жертвую, по мере сил, слабым и обделенным, даю работу многим, кто в ней нуждается. Сиротский дом отремонтировал. А, главное - в моем медицинском центре возвращаю людям здоровье. Есть матери и жены, которые молятся за меня Тебе же... "

Не хватало ему, пожалуй, только славы, восторгов и обожания. Но и здесь он надеялся на успех.

За пятнадцать минут до назначенной встречи они уже сиде ли за столиком. Скатерть была белее снега. Фужеры, рюмки тонко вызванивали, отзываясь на голоса вокруг...

Ресторан заполнялся...

Столики хотя и были отделены подобием барьеров позволяли увидеть: кто? С кем? Звезды сегодня шли косяком

по случаю состоявшейся презентации...

Некоторые, проходя, с любопытством оглядывали стол молодых бизнесменов - " новых русских."

- Мы должны заполучить Бреннера себе, - пощелкал по инкрустированной вилке Рындин. Он и в правду был похож на Христа, решившего снова стать человеком и облачившегося в модный дорогой костюм с галстуком-бабочкой.

В этой кампании он был генератором идей, и компаньоны это признавали. Взгляд его придирчиво прошелся по двум ближайшим друзьям-однокашникам.

В их деловом трио, у каждого была своя, строго и точно очерченная роль.

Невысокий живчик с актерскими замашками - в свое время не приняли в ГИТИС, и слава Б-гу! - Аркан был центром притя- жения. Огоньком, на чей приятный и не режущий глаза свет слеталась разного рода мошкара.

Красавчик Генка, сохранивший грузинскую фамилию отчима, свободно объяснялся на восьми языках - прирожденный лингвист - и для чего только во врачи подался? Этот производил впечатление на иностранцев. Есть такие люди - самим своим видом и манерами вызывают доверие.

- Чтобы привести этого Бреннера сюда, - состроил подходящую гримасу Аркан, - старика Лукова хватило. Но вот дальше...

- Слушай, - с нарочитым кавказским акцентом подхватил Геннадий. - А можэт, его кто в Тбилиси знает ? Я провэрю...

- А что, если предложить ему место консультанта в нашем медицинском центре? - вслух размышлял Рындин.

- Сначала выясни , сколько он стоит... - рассудил Аркан.

- Мы должны выйти на новый уровень. И сделать это очень скоро, тихо, но со значением бросил Рындин.

- Вон он!.. - снизил голос Генка.

- Поднялись.

Метрдотель вел к их столу импозантного - лет за шестьде сят, мужчину в явно на заказ сшитом костюме.

- Эммануэль Бреннер ! - протянул он каждому лощеную, ухо женную руку.

Компаньоны представились.

- Доктор Олег Рындин.

- Доктор Аркадий Павленко.

- Доктор Геннадий Кавтарадзе.

Бренер рассеянно процедил взглядом изысканный натюрморт на фоне скатерти и с любопытством оглянулся.

- Это что, московский Голливуд? - голос у него был невысокий, слегка капризный.

Аркан с его актерскими замашками заразительно захохотал.

- Попали в точку, профессор...

Бреннер, несколько озадаченно посмотрел в его сторону и улыбнулся.

Весь вид его говорил, что ему все здесь крайне любопытно: он- то ведь сам совсем из другой галактики. Медицинской...

- Вы здэсь надолго, профессор ? - спросил Геннадий.

Его акцент обычно подкупал собеседников.

Вот и Бреннера тоже.

- На несколько дней, - Бреннер приблизил к себе недопитый фужер, но пить не стал, отстранясь, разглядывал на свет.

- Дела ? Отдых ? - тут же заинтересовался живчик с актер скими замашками - Аркан.

Бреннер неопределенно повел бровями: это дело личное.

После небольшой артиллерийской разминки против него была двинута главная ударная сила. Вступил в разговор Рындин.

- Мы слышали, вы проводите операции не только у себя в Израиле, но и за границей тоже. И, кажется, довольно часто...

Повернув к нему свою крупную, седую, с розоватыми просве тами между редкими волосами голову,Бреннер посмотрел на него более внимательно.

- И сейчас у вас тоже должна была состояться операция? Не так ли? полюбопытствовал Рындин. - Она уже позади?

- Отложена, - неприязненно откликнулся гость.

Трое компаньонов обменялись быстрыми взглядами.

- Если не секрет, профессор: вы связаны с медицинскими центрами или с частными лицами ?

- Видите ли.. - начал Бреннер, но не закончил.

Он отвел взгляд в сторону. По всему было видно, что вопросы эти ему крайне неприятны.

В поле его зрения оказалась молодая элегантная женщина за соседним столом.

- Это известная телеведущая... - негромко подсказал Аркадий.

- В вашей области, профессор, ведь всэгда есть дэфицит, не правда ли ? - В разговор снова вступил Генка.

Бреннер оставил фужер в покое и слегка поежился.

- Я имею в виду трансплантанты, - словно не заметив его реакции, продолжал тот.

- Господа,- закусив губу, сухо и нервно оборвал его Бреннер, - я полагаю, это - не допрос ?

Все трое мгновенно переглянулись и разразились хохотом. Неудержимым, заразительным.

На них оборачивались..

Рындин сквозь смех объяснил:

- Профессор, - мы не из ФСБ. Даже не из МОСАДа ! Мы - врачи, на паях создавшие в Москве самый крупный медицинский центр "Милосердие, 97"...

Бреннер понял, что попал впросак.

Он досадливо прикрыл глаза и слегка изменился в лице. С ним это случалось крайне редко.

Коллеги оказались людьми легкими в общении, любознательными в вопросах профессии, и, повидимому, рвались вывести свой

медицинский центр на международный уровень.

Их беседа была прервана появлением Панадиса. Он, как маленький буксир - огромный океанский лайнер, вел крупную яркую даму лет тридцати пяти в декольте и с таким "мейк-апом" на лице, какой достигается долгими часами, проведенными в косметическом кабинете.

Троица разглядывала ее с откровенным любопытством, куда меньше внимания уделяя ее спутнику.

- Я вас разыскиваю, профессор... Доктор Панадис, дорогие друзья... Очень рад... Очень рад...

Красавчик -Геннадий, знавший здесь всех - от директора до швейцаров сделал знак официанту, тот услужливо подоспел со стульями.

Ресторан все больше наполнялся знаменитостями: актеры, режиссеры, тележурналисты...

По возросшему уровню звукового фона можно было заключить что под влияние выпитого общение за столиками переходит в следующую - более эмоциональную стадию.

В голове Панадиса вдруг мелькнула любопытнпя мысль:

" А что если теперь, после таинственного исчезновения Ли, эти трое с их медицинским центром могут представлять для него интерес?"

- Господин Рындин, - он сразу усек, кто из этих троих - главный, - вы специализируетесь в урологии ?

- Нет, почему же ? - светским тоном ответил тот, - у нас широкопрофильный центр.

- Крайне интересно, - изумился Панадис. - И уже на- лажены зарубежные связи ?

Рындин изобразил на лице иронический вопрос. Весь его вид говорил: вы могли предположить обратное? Если речь идет о серьезных людях, иначе и быть не может.

- В наши дни, - поддакнул Панадис, - медицина подобна кино... - Он показал на соседние столики. - Если вы не знаете, где и что делается,"Оскара" вам никогда не получить. А это значит, не будет ни рекламы, ни пациентов...

Рындин показал улыбкой, что оценил удачную метафору.

Панадис напряг лоб и, подняв вверх указательный палец, - словно вспомнил неожиданно интересную деталь, - сказал вдруг:

- Мне звонили из Портленда, это на Тихоокеанском побережье, неподалеку от канадской границы. Они разыскивают органы для трансплантации. Вас не может это заинтересовать?

Рындин улыбкой прикрыл некоторое замешательство.

- Трудно сказать, - он колебался.

- Да - да, я понимаю, - прикоснулся успокаивающе к его рукаву Панадис.

- А вас интересуют трансплантанты ?- словно бы невзначай спросил Рындин.

Панадис сжал губы в трубочку.

- Мир, господин Рындин, воистину стал одной большой деревней. Телевидение, радио, а теперь еще "Интернет"... Моя область - маркетинг, а здесь - все двери открыты...

- Чтож, - Рындин посмотрел на него внимательно, - свяжи тесь со мной. Что-нибудь придумаем...

И он протянул Панадису свою визитную карточку...

Панадис вернулся в гостиницу поздно.

Еще в дверях услышал звонок.

" Кому это угораздило в голову звонить в такое время? Двадцать минут двенадцатого ночи..."

Он подошел к телефону, снял трубку, ответил ледяным то- ном:

- Доктор Панадис у телефона...

Голос, прозвучавший в трубке, сразу же заставил его нас торожиться. Акцент был явно китайским.

- Я - друг Ли.

- Понимаю... - почему-то почти шопотом ответил он.

- Нам с вами надо встретиться...

Сделав глубокий вздох, Панадис постарался придать своему ответу деловой тон.

- Конечно - конечно... Завтра же... Только в котором часу ?... Дайте подумать... Днем, вечером? Когда вам будет удобней...

Трубка слегка помолчала, а потом изрекла равнодушно:

- Не завтра - сегодня !...

- Сегодня ? - Панадис ухитрился произнести так, чтобы в голосе его прозвучала только озадаченность и никак не страх, который его сразу сковал.

" Черт их знает, китайцев с их триадами..."

Но в трубке, как удар молота по свае, раздалось:

- Прямо сейчас...

Мгновенно проворачивая в голове неожиданную и мало приятную для него ситуацию, Панадис дал задний ход:

- Куда я должен приехать ? - Словно и не было у него перед тем никаких сомнений.

Ему показалось, человек на другом конце провода улыбнулся. Не просто опасный - очень опасный тип...

- Никуда. Я сижу внизу. В фойе. Жду вас...

Ощущение было такое, словно он читает даже не мысли - биотоки. Так чувствует себя человек, когда видит на экране дисплея свои собственные живущие и дышащие внутренности.

Панадис надел шляпу, которую перед тем успел снять и, застегивая, на ходу пальто, пошел к лифту.

Внизу, в холле, навстречу ему церемонно, по-дальневосточному, поклонившись, поднялся китаец лет тридцати восьми - сорока. Волосы у него были гладкие, иссиня черные, скуластое лицо непроницаемо. Очки меняли цвет в зависимости от падавшего на линзы света. Взгляд за ними был холодный, вязкий.

На китайце был темный, с иголочки, костюм, который подчеркивал литые мускулы и борцовскую шею его обладателя.

- Чень, - представился он, и Панадису показалось, что его продуло сквозняком.

Этот, несомненно, был главным в их "триаде". Таинственная и многозначащая вершина, которая связывает все три угла треугольника, придавая ему размер и форму.

Церемонно улыбнувшись, Панадис указал рукой на дверь, полагая, что и китаец, в свою очередь, предложит ему пройти первым.

Ничуть не бывало: тот вел себя так, словно почет, ока зываемый ему Панадисом, полагался ему по чину. Не оборачива- ясь прошел вперед.

Они вышли на улицу.

Китаец коротко сделал знак ладонью, даже не подняв руки, и тут же, взвизгнув тормозами, остановился какой-то частник.

- В сторону "Аэропортовской".

Водитель назвал цену. Китаец не слушал.

Усаживаясь в машину, Панадис спросил подчеркнуто интимным и беззаботным тоном:

- Куда сейчас ?

- В "Шанхай"...

Частник нырнул в светящуюся струю машин.

Ночная Москва в мелкой штриховке снега выглядела притихшей. Она отходила от тяжелого и нервного дня. Опустевшая, освещенная ярким ночным светом сцена: храмы, звонницы, колокола.

Разговор в машине не клеился. Панадис пытался разрешить неразрешимую задачу: что от него хочет этот мрачноватый китаец...

Остановились под темными, тщательно зашторенными изнутри окнами. Ни одна ниточка света не проникала наружу.

Секьюрити в камуфляжном костюме и высоких ботинках, узнав Ченя, тут же впустил его вместе со спутником.

Внутри пахло добротным ужином и теплом, сдобренным дорогим коньяком. Чень вложил в ладонь малого у входа банкноту, и тот, не выразив эмоций, переправил ее в карман брюк.

Потом такой же жест размягчил душу немолодого швейцара в галунах и генеральской шапке, сразу переглянувшегося с метром. Тот почему-то нервничал. Оказалось, ждут "высокого гостя".

Их посадили за дальним столиком рядом с большим аквариумом. Морды беспрестанно двигающихся экзотических рыб напоминали карнавальные маски. На арктической белизны скатер ти застыли канделябры с электрическими свечами.

Чень щелкнул пальцами, и тут же возникший официант поставил на стол чашечки с курящимися дальневосточными благовониями.

Вкусы Ченя, видимо, здесь знали.

Гости заказали блины с черной икрой и выпивку.

Но Чень, вместо водки, попросил себе "текилы".

Ему принесли ее вместе с ломтями лимона. Выпив, Чень положил в рот ломоть лимона, и произошло нечто невероятное: чугунный обелиск заплакал настоящими человеческими слезами.

- Где вы это пробовали? - восторженно спросил Панадис.

- В Мексике. Чем проще ресторан, тем вкуснее там еда и питье.

Он изъяснялся по - русски правильно - как говорят те, кто долго и старательно учил грамматику, - но в самом строе речи слышалось что-то искусственное. Впрочем, как и в

акценте...

Поразмышлять над этим Панадис не успел.

В зале появились охрана "высокого гостя", неожиданно почтившего ресторан своим присутствием.

Вначале в дверях показалось четверо коротко стриженных молодцов в костюмах с галстуками - бабочками. Лица их украшали темные очки. Задачей Службы Безопасности было убедиться в том, что ничто здесь не угрожает "охраняемомму объекту". Разделившись по двое, они прошествовали по залу бесцеремонно разглядывая посетителей.

Разговоры за столиками сразу смолкли. Все взгляды были направлены на вошедших.

Всех - кроме Ченя. Китаец продолжал спокойно есть.

Охранникам не могло это понравиться. Двое из них направились к столику, за которым сидели Чень и Панадис.

Поравнявшись с ними, один из молодчиков как бы ненароком толкнул, спинку стула, на котором сидел китаец. Извиниться он и не подумал.

Что произошло в течение трех секунд, последовавших за тем, Панадис разглядеть просто не успел: наглеца согнуло в дугу. Он окаменел в неестественной и явно причинявшей ему боль позе. Заломив ему локоть за спину, Чень глядел на него тяжелым взглядом чугунного обелиска. Одна из ножек стула, на котором он сидел, упералась в ступню незадачливого рэкетира.

- Икскьюз ми, - побелевшими губами произнес молодчик. - Не узнал...

Отношения между самими охранниками, видимо, были непростыми. Его коллеги застыли каждый на своем месте явно оценивая обстановку. Ни один из них не тронулся с места, чтобы помочь.

Сцена приковала к себе взгляды всех сидевших в зале.

Метр прикрыл глаза, официанты застыли с блюдами на поднятых руках, ввинченный в зал вакуумом тишины швейцар держал в руке сотовый телефон, имитируя желание позвонить.

Чень галантно привстал, освободив ногу и руку наказанного и церемонно поклонился.

Немая сцена завершилась, словно ее и не было.

Каждый моментально возвратился к тому, чем он перед тем занимался. К такого рода событиям тут уже привыкли за последние годы: "Шанхай"! Никто ни намеком не выдал ни удивления, ни любопытства или страха.

Чень налил еще "текилы" себе и Панадису. Сам он выпил до конца, Панадис - только до половины.

Молодчики вышли, но вскоре замаячили снова: сопровождали впереди и сзади маленького, лениво двигавшегося лысеющего человека с потертым лицом. Рядом шествовала длиноногая дива в шубе и бриллиантах, тянувших ценой на нефтяную скважину.

Сопровождающих снова было четверо, но виновника инцидента среди них не оказалось. Его сменили.

Скучающий живой ледокол и сопровождавшие его буксиры свернули в сторону, обойдя при этом угол, где сидели Чень и многое почерпнувший для себя из этой ситуации Панадис.

Придав физиономии соответствующее выражение, Панадис, взглянул на Ченя. Он нащупывал подходящую стезю для нелегкого разговора и потому, помолчав, бросил:

- Вы - отважный человек, господин Чень: все могло кончиться куда хуже...

Чень снисходительно улыбнулся.

- Это ошибка - так думать. В девяносто девяти случаях из ста - ничего бы не произошло. Знаете почему ? Они - профессионалы, и я - профессионал ! Зачем же нам убивать друг друга без цели, если не мешаем один другому? Пройдем мимо, извинимся: каждому своя дорога...

Это "текила", подумал Панадис, развязала ему язык...

- Но ведь вы... - Панадис подыскивал наиболее обтекаемые и подходящие формулировки, - профессионалы... В разном смысле этого слова...

Черт бы драл этого китайца: он читал мысли, буквально, находу !

- Ли убит. Вот вам один из ста когда все оборачивается иначе...

Панадис застыл от удивления.

- На днях я лечу в Ташкент. Впредь все будет " О кэй".

- Надеюсь, - Панадис сделал над собою усилие. Язык не слушался его.

- Я не бандит, доктор, - Чень раздвинул губы в улыбке, словно открывал большие и тяжелые ворота. - Они - не милиция. Мир меняется. И преступления тоже. Знаете, какое из них самое тяжелое сегодня?

Панадис изобразил на лице интерес.

- Измена. Если начал с кем-то вести дела - продолжай. Коней на переправе не меняют!

Намек был больше чем понятен.

Этого человека легко было представить себе не только за столиком ресторана, но и с автоматическим пистолетом в руках. Вряд ли он при этом вел себя более нервно...

Счастье, что китаец не знает о его сегодняшней попытке завязать дела с Рындиным и его Центром...

Утром его разбудил внезапный звонок сотового телефона. Голос был молодой, мужской, незнакомый. С каким-то странным акцентом.

- Кого вам? - спросил Панадис.

- Вы доктор Панадис?

- Предположим.

- Говорит Крончер, Алекс Крончер. Я приехал в Москву из Израиля и хотел бы с вами встретиться...

- По какому вопросу, если не секрет ?

Голос Панадиса был официален, как вывеска на правительственном здании.

Чуть помолчав, прежде чем ответить, абонент туманно бросил:

- Мне бы не хотелось говорить об этом по телефону...

- Вы меня удивляете, - суховато начал Панадис, - хотите со мной встретиться и при этом не желаете объяснить ни кто вы, ни о чем вы собираетесь со мной говорить...

- Я приехал из Костромы. От Гольдштейна. Продолжать?..

- Пожалуй, действительно, не стоит. Как вы меня нашли?

- Ну, это - пустяк... Обзвонил несколько отелей.

Разыскать Панадиса в гостинице не стоило никакого труда.

- Я готов вас принять... Когда бы вы хотели приехать? Дело в том, что мое время в Москве расписано.Через пару часов я уйду и приеду поздно...

- Я буду через час...

Панадис еще попытался вздремнуть, но сон больше не шел: Кто этот Крончер? И что ему надо?!

Еще через несколько минут, поняв, что уже не уснет, он поднялся, начал быстро одеваться.

- Доктор Панадис, - поздоровался он с ним.

- Прошу, - Панадис протянул руку в сторону кресла рядом с балконной дверью, но Алексу ее не подал. Не та птица... Не его полета...

Сел в кресло у стола, постучал по столешнице. На нем был блестяший голубой тренинг, плотно облегавший его в меру упитанную фигуру.

В номере тонко пахло парфюмерией.

Крончеру предлагалось, не мешкая, изложить свою просьбу, которая, бес сомнения, и привела его к всемогущему импрессарио доктора Бреннера.

Алекс, тем не менее, не спешил начать разговор.

Панадис устремил взгляд на его светлокофейные американ ские ботинки с выложенными по внутренней стороне носков мета ллическими пластинами. Такой обувью пользуются, в основном, альпинисты в горах. В любом другом месте она сразу бросалась в глаза.

Посетитель все еще молчал, Панадис объяснил это робостью - заговорил первый. В голосе появились хорошо отработанные нотки участия:

- Никто не берется помочь? Почка? Легкое? Вас зовут... - Он взглянул на гостя.

- Алекс Крончер, - ответил тот, сметая с коротких волос снежную пыль.

- Так вы из Израиля! Я часто у вас бываю, у меня там друзья...

- У меня тоже, - скромно хмыкнул Алекс.

- Я себе представляю, - широко улыбнулся Панадис и мелко рассмеялся. - Вы из Тель Авива ?

Впечатление было ткое, будто он его допрашивает.

- Нет, я из Иерусалима...

- Здесь - случайно ? - вопросы лились, как водичка из крана.

- На практике, - сдул с носа капельки растаявшего снега Алекс.

- Вы - врач ? - если это был допрос, то светский и вполне приятный.

- Нет, - гид, Должен буду возить по центру России израильские туристические группы...

- Хотите пригласить меня в экскурсию?

- Я по поводу свитка Торы, - Крончер подвигал похожим на маленький танк ботинком.

- Не понял... - вздернул удивленно брови Панадис, - о чем это вы?

Алекс усмехнулся и поджал губы.

- Ну, по поводу того старинного еврейского манускрипта из Костромы, который вам вручили...

Панадис бросил на него быстрый острый взгляд, но продолжал игру.

- Какого манускрипта ? - голос его отдавал теперь благородным негодованием.

Алекс расположился в кресле по-свободней и развязно положил ботинок, которым поигрывал, на край журнального столика.

Дал понять: дорогуша, вы обмишурились, надели не ту маску...

- Свиток Торы семьи Гольдштейн, которую вы осматривали вместе с господином Бутриным...

Панадис не спускал взгляда с ботинка.

Даже сейчас голос не изменил ему, был ровным, спокойным и даже несколько высокомерным.

- Кто вы в действительности, господин Крончер ?

- Я ? - хмыкнул Алекс насмешливо. - Инспектор Крончер из Всеизраильского Штаба Полиции.

Не выпуская из рук, он продемонстрировал импрессарио свое удостоверение.

Панадис всматривался довольно долго. Дольше, чем требовалось для того, чтобы с ним ознакомиться, не зная иврита.

Бакинец пытался сообразить, как ему себя вести дальше.

Наконец, он решился:

- Чем могу служить?

- Я бы хотел узнать судьбу манускрипта?

- А вам не кажется, инспектор Крончер...

- Мне кажется только, доктор Панадис, что согласно российским законам, вы совершили не одно, а несколько преступление...

И он многозначительно кашлянул.

Узенькие щегольские усики на лице Панадиса слились почти в ниточку, по глазам пробежала тень усмешки.

- Не спутали ли вы Москву с Тель-Авивом, инспектор? По какому праву вы допрашиваете меня?

Этот тип был скользок, как карп, только что вытащенный из пруда.

- Известно ли вам, что меня уже допрашивала костромская милиция? Не знали? - от него не укрылась первая реакция Крончера.

Алекс был действительно удивлен. Но ему тут же пришло в голову: костромская милиция могла не знать про свиток Торы и наверняка, не знала про трансплантацию почки...

- У вас есть разрешение МВД России на то, чтобы вести следствие на ее территории? - насмешливо спросил Панадис.

Крончер ответил вопросом:

- Вас в Костроме допрашивали о манускрипте и о трансплан тации почки господину Гольдштейну?

Панадис погрузил Алекса в закулисное пространство своего взгляда. Израильский полицейский что-то слышал, но не знал подробностей. Иначе бы он сформулировал вопрос грубее и определеннее.

Бакинец слегка успокоился. Настолько, что и Крончер это заметил, и перешел в атаку.

- Вы предпочитаете, чтобы я действовал через Региональное управление по организованной преступности?

- Инспектор Крончер, - вы меня ловите ?

- Конечно. Это - моя профессия...

Панадис прошел к бару и вытащил бутылку белого "мартини" и два бокала.

- Будете пить?Только не воображайте, что я вас подкупаю, - с мягкой иронией заметил он.

- Нет, что вы, - также иронично ответил Алекс, - Кроме того я не пью...

Панадис плеснул "мартини" в похожий на шар бокал на крохотной рахитичной ножке, бросил дольку лимону и пару кубиков льда.

- Вы умный человек, - Панадис как бы сдался и даже смущенно поднял руки, - давайте без обходных ходов...

Алекс не перебивал его.

- Чего вы хотите ?

Он делал вид, что предлагает Крончеру честную игру.

- Трансплантанты...

- О чем вы?! - Панадис энергично замотал головой.

- Как они попадают к вам?

Бакинец сморщился, заново открыл глаза, поднял кверху бокал с красным расплавом вина, посмотрел внимательно сквозь него и обреченно вздохнул.

- Ладно... - перевел он взгляд на Алекса, - я вам помогу. Мы с Бреннером - врачи. Любая пересадка - это спасенные жизни. Вы не представляете себе, как чувствует себя врач, когда ему удается возвратить обреченному на смерть надежду...

Алекс его не перебивал. Ради своей цели Крончер согласен был выслушать любую его галиматью...

- И если приходится идти на некоторые, ну, скажем, - компромиссы, то ведь связано это с гуманнейшей и

благороднейшей целью...

Когда-нибудь переполнявший Панадиса пафос должен был, наконец, исчерпать себя...

- Все брал на себя некий китайский студент с большими связями. Трансплантанты мы получали от него...

- Вы хотите сказать, что профессор Бреннер тоже был зна- ком с Ли ?

Панадис бросил на него быстрый и злой взгляд и поставил бокал на журнальный столик.

- Вы говорите загадками...

- А вы подсовываете мне вместо живого кролика - дохлую кош ку. Ли застрелен...

Теперь Крончер чувствовал себя куда уверенней.

- Если профессор Бреннер узнает, что вы представили мне его как вашего с Ли соучастника, вряд ли, он продолжит с вами сотрудничество.

При слове "соучастник" Панадис вздрогнул. Пытаясь выкрутиться, он впутал человека, которого ему ни при каких условиях подставлять не следовало.

Крончер размышлял и действовал как израильский полицейский, так, как в подобном случае никогда не поступил бы его российский коллега, предпочевший бы прежде закрепить сделанное Панадисом признание документом или магнитофонной записью.

- Конечно, вы бы нашли замену Бреннеру. Но во-первых, это бы заняло немало времени. А во -вторых, профессор бы выложил в полиции такие детали, какие бы могли вывести на вас Интерпол...

Панадис стоял к Алексу спиной. Даже такому ловкому и скользкому типу нужно какое - то время, чтобы оправиться и, сделав вид, что карты - не крапленые, продолжать игру.

- Я могу задать вам, инспектор Крончер, прямой, а не наводящий вопрос ?

- Естественно, - подбодрил его Алекс.- Хотите, я облегчу вам задачу и спрошу сам ?

Панадис, не спуская с него взгляда, кивнул:

- Что я, инспектор Крончер, хочу от вас, доктора Пана- диса?

- Предположим, что так, - искательно улыбнулся Панадис.

Алекс заложил руки за шею и несколько раз потянулся.

- У меня тут друзья. Брат и сестра. Они обращались к вам. У нее больная почка. Ей необходима пересадка.

Панадис ухмыльнулся. В игре - полицейские и воры - полицейские порой меняются местами с ворами. Неподкупны только фанаты. Так было и на этот раз.

- Да. По-моему, я знаю, о ком вы говорите. Брат, кстати, весьма неприятный субъект...

- Помогите им. Вот телефон. Девушка потеряла надежду.

- И тогда?

- Обещаю,что лично вы меня больше интересовать не будете. За других, естественно, я ручаться не могу...

Вышагивавший по номеру Панадис остановился и, энергично потерев лоб он давно готовил эффектную развязку - крякнул:

- Ладно... Но это должна быть честная сделка... Надеюсь, вы меня не подведете... Вы что - нибудь слышали о медицинском центре доктора Рындина?

- Нет.

- Я сведу вас с ним.

Сверкающий огнями и подснеженный Большой Театр напомнил Анастасии корону на подушке с узорными вензелями. Такую она видела еще девчонкой, когда отец- заслуженный мастер спорта по конному спорту выступал в Англии и победил в стипл-чейзе.

Родители взяли ее тогда в первый раз в лондонский Тауэр. Маленькую Настю так поразил тогда этот знак королевского величия за пуленепробиваемым стеклом, что она долго еше потом видела его во сне и думала о нем. Наверное, это было связано с детскими сказками о королях и принцессах, кото рыми она зачитывалась.

Чернышев еще издали заметил Панадиса и тут же показал на него Анастасии. Она кивнула.

Панадис их тоже заметил. Двинулся навстречу.

Виктор постарался придать лицу выражение радостного удивления, что, впрочем, так никогда ему и не удавалосмь.

- Увы, друзья. Очень жаль, очень жаль, но мне еще ничего не удалось для вас сделать...

Панадис улыбался, но улыбка получилась колкой и холодной.

Короткая, чуть ниже пояса, беличья шуба его с редкими серыми прочесами несколько толстила его и пахла тонкими духами. Он поцеловал руку Анастасии, бросил быстрый, цепкий взгляд в сторону Виктора и жеманно протянул ему руку.

- У меня еще четверть часа... - Он взглянул на часы. -Обожаю балет. Полет скрипок... Призрачный цвет сцены... Грациозные феи на пуантах...

- Вы - поэт, - кутаясь в шубку, грубо польстила Анастасия.

- Вы не ошибилсь, - с налетом гордости произнес Панадис, - у меня вышли две небольшие книжки стихов.

Он готов был говорить обо всем, но только не о том, что их свело в сквере Большого.

- А что, - метнул в его сторону рыжеватый шальной взгляд Виктор и мотнул короткоостриженной, без головного убора головой. - Врачи вон ведь как в литературе вымахали: доктор Чехов, доктор Булгаков, доктор Вересаев, доктор Аксенов, теперь - доктор Панадис...

- Ваш брат просто поражает своей литературной эрудицией, - явно обозлившись, бросил Панадис, - Откуда она у него ? Из афганских далей? Из Чечни? У вас там работали литературные кружки ?

У Анастасии вытянулось лицо.

- Виктор, - укоризненно бросила она, - ну когда ты, наконец, угомонишься ? Для чего все это ?...

Панадис плотно сжал губы и повернулся к Анастасии.

- Увы, милочка, при всей своей симпатии к вам ниче - гошеньки не могу сделать...

Со стороны могло показаться, что это относится не столько к Анастасии, сколько к Виктору. Маленькая месть большому нахалу. Он словно забыл о своем обещании израильско му полицейскому.

Анастасия поднесла к глазам платок.

- Ради Б-га простите, что мы вас задерживаем...

- Вы же врач, - обратился к Панадису Чернышев. Это можно было рассматривать как косвенное извинение. - неужели вы не можете что - то хотя бы подсказать?

Панадис кивнул : хорошо, его уломали, он подскажет.

- Почему бы вам не обратиться в Медицинский центр?

Панадис тянул, не договаривал, уводил в сторону. Наконец, сочтя, что коиент спекся, поджал губы. Решился.

- Недавно я познакомился с очень продвинутыми в области хирургии и трансплантации жизненноважных органов специалистами...

Панадис вопросительно взглянул на клиентов, достал из заднего кармана брюк кошелек и, покопавшись, вытащил визитную карточку.

"Доктор Олег Анатольевич Рындин, председатель Медицинского центра "Милосердие-97", Москва".

Виктор скосил взгляд в сторону, смотрел, как, выташив из перчаток длинные, холеные руки, Панадис сжал ими похолодвшие пальцы Анастасии.

- А вы сами обратились бы в этот Центр? - спросил Чернышев.

Панадис мог промолчать, но на этот раз он решил наказать наглеца подчеркнул его плебейские замашки.

- Интересно, где вы воспитывались?!

Старший опер РУОП Виктор Чернышев вырос в писательском кооперативном доме, в нескольких поворотах от метро "Аэропорт". На небольшом пятачке вокруг правления Литфонда в домах высшей категории обитали многие из живых литературных классиков. Здесь можно было запросто встретить увешанных орденами и медалями литературных вельмож.

Впрочем, и его отец был тоже таким. Поэт - песенник. Лауреат. Член парткома, комитетов и комиссий.

Виктор был настоящим писательским сыном. Ходил в детский сад Литфонда, рядом, через двор. Дни рождений его справляли в ресторане Центрального дома литераторов, в Дубовом зале.

С раннего детства учил с репетитором английский. На школьные каникулы зимой всей семьей уезжали в Дома

Творчества - в Малеевку или в Переделкино - ходили на лыжах. С мая все лето сидели в Крыму, в Планерской. Рядом с музеем Максимилиана Волошина. Читали стихи, слушали музыку.

Он рос послушным воспитанным мальчиком. Слушал разговоры взрослых, когда за рюмкой они начинали бесконечные разговоры о литературе, о войне, о начальстве.

От него ничего не скрывали.

Однажды совсем маленьким еще он сказал отцу:

- Не бойся! Я не Павлик Морозов! Я тебя никогда не выдам!

Отец испугался.

С чего началось его отчуждение ? Ах да, - мимолетное видение детства ! Мать в постели с молодым и порочным парнем из Литинститута.

Они внезапно возвратились тогда с отцом с дачи: отец хотел сделать матери сюрприз. Тихо открыл дверь и прокрался внутрь.

- Блядь! Домработница! Пригрел змею на груди! Нашел в провинции невиннную девочку ! Вывел в люди ! Дамой сделал! Не дама ты, шлюха!..

Голос отца полоскался, как простылое белье на ветру...

Мать была степенной русой красавицей. А может, так ему казалось ? Сама русская степь - ласковая и просторная - разгуливала по дому. К ней хотелось прижаться, вдохнуть ее запах.

Впрочем, как Виктор потом убедился, что многие писательские жены были созданы по тому же образу и подобию.

Потом, позже, он нашел для себя объяснение этому: да зачем же нужен творцу повседнвно рядом с тобой кто-то, кто так же рафинирован, талантлив, ярок?!

Кроме того, каждый художник - актер. И ему так нужно перед кем - то красоваться. Кто-то должен ему поклоняться. Смотреть на него восторженными глазами. Млеть. А ведь чем проще зритель, тем легче это достигнуть.

Проблема в том, что и зритель тоже обретает навык. Он ведь и сам все время в театре, среди актеров, и сам ищет своих зрителей. Богема! Потому, наверное, так часты измены в этой среде.

Ночью он слышал как мать продолжала ругаться с отцом.

- Ты - импотент ! - тихим, но истеричным голосом причитала мать.

- Я импотент ? Идиотка ! У меня было столько баб, сколько тебе мужиков за всю твою жизнь не приснится. Да ты что думаешь, - сейчас на меня не вешаются ?

- И песни твои - сплошная импотенция, и стихи...

- Знаешь кто, ты? Ты... Ты... - шипел отец. - С твоим аттестатом тебя в кулинарный техникум не приняли, а я тебя в университет послал...

- Плохо сделал ! - давилась ненавистью мать: иначе бы не знала, какое ты ничтожество вонючее. Сколько жоп ты вылизал, чтобы все свои значки лауреатские достать?! Скольких коллег продал ? На скольких доносы настрочил. Сколько талантов загубил ?

Детство Виктора кончилось в ту ночь. Ему было тогда 12 лет.

Внешне отец и мать относились друг к другу по - прежнему. Называли один другого "зайчиком" и "кисанькой". Умильно целовалсь. Ходили по концертам и выставкам. Но Виктору казалось, что они играют какую - то сюсюкающую и отталки вающую игру. И он презирал их настолько же, насколько любил. Его просто разломало надвое. Виктор и Анти-Виктор. Подросток и старик. Преданный сын и язвительный чужак. Он не разлюбил их - слишком был для этого нормальным и психически устойчивым мальчишкой. Но дом и родители потеряли для него ту подкорковую притягательность, какая только и превращает сожительство в семью.

Виктор стал груб, часто пах табаком. И ни затрещины отца, ни слезы матери не могли ничего изменить. Все, к чему он привык и что еще недавно было для него нормой и средой, потеряло свою ценность и авторитет.

Он начал хуже учиться: не потому, что запустил учебу или перестал что-то понимать - он еще с детства удивлял своими способностями, - а потому, что учиться хорошо ему стало стыдно. Он отталкивался от всего, что еще недавно играло важную роль в его жизни.Крушил идолы, занимался подростковым богоборчеством.

В шестнадцать Виктор увлекся гитарой. Почти сутками просиживал с ней, покуда совершщенно отчаявшаяся в единственном сыне мать не взяла ему учителя.

Потом связался с крутыми. По ночам пропадал. Время проводил в кругу таких же отброшенных центрифугой обстоятельств парней и девчонок, как и сам, и пел песни на стихи, которые сам же сочинил...

Потом, уже став взрослым, он понял, что по чувству и искренности писал их не хуже, а может быть, лучше чем трижды лауреат - отец.

И все-таки было в нем что - то такое, что отличало его и от тех, к кому он пристал. Вот и острижен так, словно вчера освободился, и одет, как они, и манеры крутого, а все равно даже там, в этой среде, он чувствовал себя как прибившийся к чужой стае...