Победителям не светит ничего (Не оставь меня, надежда)

Сына она видела нечасто, и, встречаясь с ним, заливалась слезами. То ли от вины своей, то ли от страха...

Секьюрити за рулем погнал Рублевским шоссе. Впереди было Крылатское. На перекрестке махнул жезлом знакомый офицер ГАИ. Он пропускал мимо какое-то шествие - в карнавальных киверах, коротких шубках - российский вариант бродвейского шоу:ну прямо Нью Йорк!..

Оркестр, двигавшийся впереди ряженых, не умолкая, повторял бравурный знакомый марш из "Аиды".

Еще работали супермаркеты, светилась реклама: благопристойная пара на цветном табло призывала посетить кабаре, открытое всю ночь. Рука неонового молодого человека на покоилась на бедре спутницы, может самую малость ниже места, где это принято...

Здесь гуляли, показывая себя и на других поглядывая. Рындину приятно было, что он такой же, как все: ничем не отличишь. Что ровня они ему, а он - им. Что он с ними, и по- -настоящему живет, а не влачит поддонное существование, как вся та рвань, дрянь и срань, которую он с детства ненавидел...

А ненавидел ее потому, что она напоминала о том, что было предначертано ему самому и от чего он - нет, не бежал - а на брюхе, отдирая с кожей куски мяса, уполз.

Тут же, между супермаркетами, торгующими всю ночь, коммер ческими ларьками со спиртным тусовались не особо удачливые проститутки, приезжие искатели приключений - провинциальные рекетиры.

Странное чувство - необоримый зов инстинкта самозащиты - охватывал его, когда он видел опустившихся алкашей и вонючих бродяжек, крысиномордых попрошаек и готовых обобрать умирающего и беспомощного христопродавцев-барыг из обоссанных подворотен.

На него накатывало бешенство, белели глаза, знобилось в носу, сухо становилось во рту.

Они сами по своей лени и безволию погрязали в болоте свинства и грязи. Сами! Виной ли тому была праздность или алкоголизм, слабость или болезнь, - они находили в этом не только утешение, но и мазохистское удовольствие. Хлюпали соплями и сивухой, рыгали добытой в мусорных ящи ках пищей и отбросами...

Заканчивались такие поездки для него всегда одинаково. Где - нибудь на границе Москвы неизбежно приходило на ум, что вся не- чисть эта не просто излишня - вредна и не имеет права на существование. Поганна не только самой своей сутью, но и тем ядом, которым пропитывает здоровые клетки общества.

Постепенно все эио складывалось в своего рода систему взглядов. Как врач он всегда восхищался поразмтельной практичностью природы: ничто не пропадает, для вчего находится применение. И если здоровому организму сопутствует сгнившпая душа, надо спасать не ее, а организм. Подбирая человеческие отходы, утилизировать их и превращать в банк исправно функционирующих органов жизнедеятельности. Разбирать на запчасти. Почки и печени, сердца и роговые оболочки, селезенки и яички. Грязь оборачивалась стерильностью, никчемность и бесполезность - пользой и смыслом.

Бомжей находили на опустевших улицах и свалках, в подвалах и забытых богом окраинах. И то, что лишь гадило воздух, - давало жизнь. Что гнило и разлагалось, оборачивалось спасением...

Зуммер сотового телефона вернул его к действительности.

- Слушаю...

Звонил водила, старший на машине "скорой помощи".

- Возвращаемся в клинику. Все в порядке...

"Готовься!" - гулко стучат виски и ускоряет бег сердце.

Он ощущает, как напрягаются мышцы и равномерно вздрагивает пульс. Но нет, нет вот, не ощущает он того чувства удовлетворения, какое должно бывло бы придти, отпустить избыточное напряжение.

- Спасибо, понял ! - резковато бросает он в микрофон.

- Минут через сорок будем на месте, - уважительно заверяет водила.

Рындин старается, чтобы ничто в голосе его не выдало его разочарования в самом себе.

- Я позвоню в клинику. Скажу, чтобы подготовились к вашему приезду.

Рындин любил острый запах операционных, мерный тик приборов, приглушенные марлей голоса врачей и сестер. И тот запах риска и секса, какие он ощущал, когда брал в руки скальпель...

Стоп! Он менял свои планы сразу, круто. И успокоить его могло только одно. Рындин знал это...

- Заедем в Крылатское...

Секьюрити не надо было объяснять: Крылатское - значит Карина...

Секретаршу свою - полноватую брюнетку - армянку Рындин, буквально, спас год назад.

Муж ее - запутавшийся в долгах способный интеллигентный малый, его знакомый - был пристрелен киллером в своем же подъезде. Карина пришла к Рындину, как к одному из прятелей мужа. Кредиторы теперь угрожали непосредственно остальным членам семьи.

Рындин был третьим, к кому она обратилась. До него ей никто не помог.

Он смотрел на плачущую молодую и по-своему симпатич ную женщину, а потом, сжав челюсти, на фотографию ребенка, которую та вытащила из сумки.

Она осталась без мужа, без денег, без работы. С малолет ней девочкой на руках.

Рындин первым делом тут же, на месте, предложил ей должность секретаря в своем медицинском центре и тут же был оформлен трудовой договор. Вслед за этим договорился с кредиторами.Точнее с их к р ы ш е й. Иначе он поступить не мог...

- Это я! - сказал он, открывая дверь в ее квартиру своим ключом...

Он быстро проходит в комнату. Сбрасывает по дороге дубленку и кашне, пиджак и, галстук. Все летит на пол. Он знает: в доме тут отменная чистота.

Карина смотрит на него и сразу же прираскрывает рот. Он у нее влажный и глубокий, как пропасть. И горячий. Как кипящий котел. Рындин знает, что она хочет его. Что он ее возбуждает. Открыв рот еще шире, она подходит к нему и приподнимает подол платья. Глаза у нее теперь мокрые, верхняя губа прикусила нижнюю.

Рындин резко хватает ее за бедро, потом за ягодицы и сжимает ее так, будто ждет, когда она брызнет соком. От боли Карина расширяет глаза и что то мычит. Но на лице не боль, а блаженство.

Он снимает с нее платье. Рывками. Почти рвет его. Кожа у Карины смуглая, плотная. Ягодицы широкие, выпуклые: ну, прямо два географических полушария. Это ведь здорово, ошалело думает Рындин, вот так - оседлать весь земной шар ! Он гладит ее. Дрожа, взламывает и раздвигает ноги. Грубо, решительно, словно рвет что - то на части. Ноги у нее как колонны...

- Подожди, я сниму сама... - словно что - то глотает говорит она, и с готовностью снимает трусики.

Он подводит ее к столу. Выгнув с силой, поворачивает к себе спиной. И снова его обжигает ее шепот:

- Ты давно уже этого не делал... Целый месяц... - слова ее шипят, как шкварки на сковородке полной масла.

Рука его, как умирающий от жажды в пустыне, шарит между ее ног в надежде: где, где она вода ?! Дайте ему глоток ! Нет, еще ! Еще...

Теперь она наклонилась и открыла для него свое пышное, как дверь в горячую сауну. Рындин делает сильный толчок, и дверь захлопывается. Клац.. Мокрый пар. Хлест веника. Взвизги...

- Еще, - просит она, - еще !

Он старается. Его колотит.

- Ну же... - исходит от нее.

Он вот - вот выйдет из себя. Сука. Блядь..

- Олег ! - умоляет она, - Олег !...

Но Олег уже обмяк. Карина сжимает ноги. Кажется, она раздавит сейчас то, что между ними. Изгибается, поворачивается и вся опадает.

- Ничего, - облизывает она его шею. - Ничего, время еще есть...

Он садится, словно вывернутый наизнанку, в кресло. Она устраивается на его коленях.

- Ты много упускаешь, Олег, - ластится она к нему. Губами проводит по светлым волосам на груди, потом став на колени, сползает вниз.

Он кивает головой: да, он согласен. Конечно, упускает...

Карина обхватывает его ноги и головой упирается в низ его живота. Как ни говори: восточные женщины умеют это де- лать! И они куда более ласковей и изобретательней...

Внезапно Рындину кажется, что его обдали кипятком. Хрипящая струя бьет так, что становится страшно, но выс- кочить из - под нее он не в состоянии, не может.

Это делает она. ..

Паскуда ! Куда же ты ? Куда, падла ?..

Его вздергивает дыбом, и в этот самый момент, она выпрямляется и вспрыгивает на него. Как лошадь.

Наплывает, отплывает. Качели ! Или корабль. Из горла у нее рвется сдавленный хрип.

- Ну, - умоляет она, - ну, - почти рычит она...- Ну... ну... ну...

Рындину хочется уже выскочить из этого мокрого пара, но он сдерживается: пусть и другой тоже попарится: ну же !...

Почему у нее это занимает столько времени ?

Веник хлещет. Больно. Это не веник - ее пальцы. Впиваются вместе с ногтями в его кожу. Если она не отпустит, - он хлестнет ее. Но она отпускает, вздрагивает и дышит так, как останавливающаяся огромная паровая машина.

- Успокоилась ? - спрашивает он, но теперь уже по - другому, с довольной усмешкой.

- Успокоилась, - облизывает она губы. - У тебя что-то произошло?

- Нет.

Но она уже знает: завтра - день операций. И ему снова предстоит э т о... "

Рындин подрулил к Центру рано утром. Ледяные лужи не успели растаять в приятно хрупали под колесами.

Еще сидя в "мерседесе", он нажал на кнопку дистанционного управления, и высокие и глухие металлические ворота открылись ровно настолько, чтобы пропустить машину. Рындин всегда старался сделать это еще до того, как следящий за экраном дежурный секьюрити спохватится сам. Для него это было чем - то вроде спорта: моя реакция быстрее ! Меня не обгонишь !

Одно удовольствие было глядеть на этот трехэтежный особняк, который он поднял из разрухи и запустения. На заново отшлифованные кирпичи, европейские современные окна, зеркальные стекла, крышу, отливавшую медью, которой позавидовал бы любой музей.

Выбить такое место в центре Москвы ?! Он мог гордиться собой и своим детищем. Все они, его ближайшие коллеги и приятели - и живчик Аркан, и красавчик - Генка были стаей, а он - вожаком. Они - машинными узлами, а он - пультом управлния.

Проект он разрабатывал сам весте с одним из модных архитекторовдизайнеров, итальянцем, приехавшим в Москву по своим делам. Никого из московских халтурщиков не подпустил к реконструкции здания. Год возился с проектом. Здание стало его детищем. Надеждой и удовольствием.

В половине восьмого утра Рындин уже вошел в свой офис.

- Вы, как обычно, первый, - доложил дежурный секьюрити.

Зайдя в кабинет и, переодевшись, Рындин тяжеловато опус тилсяся в кресло. Зажмурил глаза пока не появились в них дрыгающиеся серебристые пружинки. Сосредоточившись, начал постепенно отходить от напряжния, отрешаясь от всего вокруг...

Сеанс аутотренинга. "Я расслабляюсь и успокаиваюсь, - мысленно повторил он несколько раз. - Я абсолютно спокоен... " Минут через пять он уже набрал номер телефона.

- Доктора Павленко, - сказал он, - да, я...

В трубке зазвучал голос его компаньона - балагура Аркана, но на этот раз - без знакомых развязных ноток.

- Что у вас там ?

- Готовимся, - словно отчитываясь за проделанную работу, ответил компаньон.

- Ты что один ? А где Генка?... Нашел время... - в голосе Рындина слова были свнчены, как стальные балки.

Он вытащил сигарету - в таких случаях Рындин позволял себе выкурить их не больше трех. Повозился с зажигалкой, в которой кончался газ и, затянувшись, спросил:

- Кто - анестезолог ?

Услышал ответ, он не удовлетворлся и спросил снова:

- А ассистенты?

Рындин кашлянул. От дыма. А может, - от напряжения. Он всегда начинал кашлять в такие минуты. У каждого свой способ взнуздать нервы.

- Когда наркоз будет сделан, - звони...

Рындин погасил сигарету и уставился в одну точку. Прошло минут пять. Внезапно явственно послышался шорох. Он вздрогнул и оглянулся, но потом понял: это Карина!

Если секретарь знала, что он в кабинете один, она вела

себя тихо, как мышь.

- Карина, - позвал он, - зайди-ка ко мне...

Она тут же появилась в кабинете.

Каждый раз эта женщина выглядела чуточку другой. Сегодня она не казалась крупной: с жирком в теле, но небезобразным. Как фламандцы любили в рубенсовские времена. Темные влажные глаза ее смотрел на него с собачьей преданностью.

- До каких я свободна, Олег ? Он обвел взглядом всю ее фигуру и коротко бросил:

- Примерно до часа... Только никуда не уходи, пока я не скажу.

- Что ты...

Она вышла из кабинета в приемную. Рындин подошел к двери, выходящей на балкон, отодвинул тяжелую итальянскую занавесь, нащупал руками металлическую перекладину, которую купил в "Селфриджере" в Лондоне. Достал с полочки тальк, посыпал на руки, растер и, крепко обхватив руками перекладину, стал подтягиваться.

- Раз... Пять... Десятьть... Шестнадцать... Двадцать один... Тридцать...

Закончив упражнеие, снова уселся за стол. Звонить еще раз в клинику не стал. Друзья и компаньоны - друзьями и компаньонами, но известную дистанцию соблюдать необходимо, иначе себе же навредишь.

Проснулся телефон. Звонил тихо и успокаивающе. Эту модель привезли из Америки: там умеют играть удобными пустячками. Все для удобства и только для него...

- Да ! - отрывисто бросил Рындин и встряхнул длинной шевелюрой. Он еще ощущал на пальцах растревоженные мозоли от под тягивания.

- Наркоз сделан... - Это Аркашка. - Зрачки не реагируют...

Рындин скрипнул зубами: начинается...

- Резервуары для органов подготовлены ?

- Все сделано...

Он сжал челюсть и резко втянул в себя воздух.

- Вводите сыворотку...

- Вводи сыворотку, - как эхо выстрела в горах отозвался где-то там голос Аркана, обращенный к работающей бригаде.

Молчание. Рындин ощутил запах формалина. Он знал, что ему это только кажется, но ничего не мог с этим поделать. Всегда в таких случаях его преследует тень морга.

- Ждем десять минут. На всякий случай.

- Ждем десять минут. На всякий случай... - повторил там, куда не достигал его взгляд, компаньон. И сбился на визг.

Нервишки погуливают у братишки...

- Не вздумайте пить, - в голосе Рындина зазвучала угроза.

Часы на стене были беззвучными, но Рындину казалось, он слышат, как они отсчитывают время.

Минуты ? Да нет, если судить логично - только секунды.

Что-то вдруг звякнуло. Металл о стекло...

Где ? Нет, это там - в операционной. Вот ведь слышимость?

Еще четыре деления на циферблате, и - шесть минут прошло.. .

В прихожей опять звонит телефон. Кто - интересно ?

Теперь уже семь с половной. Еще две с половиной минуты...

Дыхание в трубке стало более частым: трус, блин!...

Девять и двадцать секунд.. Девять пятьдесят три...

" Спокойней!" - дает себе команду Рындин. Ровнее пульс, глубже дыхание - есть !

"Десять... Минута в минуту..."

- Начинайте ! - отчетливо произносит, нарочито безразлич ным, как ему кажется, голосом Рындин.

- Начинаем, - визгливо повторяет Павленко...

Рындин снова сжал глаза до пятен и боли. Так он достигал равновеся внутреннего спокойствия.

- Разрез сделан...

- Продолжайте, - произносит он просто чтобы что - то сказать.

- Сердце...

В голосе по другую сторону телефона, звучит плачущая нотка. Не хватает только истерики!..

Всякий раз с Аркашкой одно и тоже. Идиот ! Приходится успокаивать.

На этот раз Рындин грубо его одергивает:

- Спокойней, иначе сорвешься. И сделаешь что - нибудь не так. Сосредоточься. Ну !..

Тот, наверное, вздрогнул. Интересно бы сейчас увидеть его глаза...

Рындину мерещится пульсирующее сердце человека, которого он никогда не знал и уже не узнает. Теперь уже не человека даже, а просто - донора. И закон чилась она при неблагоприятном для него стечении обстоятельств только от того, что его жизненный путь и цели доктора Олега Рындина неожиданно пересеклись.

Сердце запихивают в резервуар с раствором.

- Уложили! Сейчас упаковываем.

Теперь надо проверить: готова ли бригада в другой опера- ционной.

Рындин набирает номер по второму аппарату, там у телефона Геннадий Кавторадзе.

- Мы готовы, Олег...

Сколько он им внушал: никаких имен!

Голос его холоден и бесстрастен:

- Подготовься... Машина вот - вот выедет...

Потом приказывает Павленко.

- Отсылай! Там уже ждут.

- Отсылай, там уже ждут... - обреченно кидает тот.

Обоим еще у Рындина учиться и учиться.

Он ждет, держа в руках обе трубки. Начинает про себя считать. Так обыденней.

- Почки ! - голос у компаньона такой, словно его выжали, как мокрое белье, а теперь повесят сушиться на веревку.

Еще полминуты... Минута... Минута и пятнадцать секунд...

- Резервуар готов...

Рындин чувствует, что пульс у него набирает скорость. Такое, наверное, происходит с космонавтами во время взлета.

- Печень... - звучит почти шепот в трубке. Этот сукин сын выводит его из себя своей сопливостью. У Рындина болят мышцы.

Он так и знал: сейчас высморкается. И тот сморкается. Рындину хочется покрыть его отборным матом.

- Селезенка...

От напряженя все сейчас внутри него взорвется. У Рындина начинают дрожать руки, и он двигает ртом, как рыба, попавшая на крючок.

- Дальше сам, - бросает он. - Продолжай...

Он вспотел. Вытирает пот.

Отключает телефоны.

Выходит к секретарю.

На него страшно смотреть. И он тоже может смотреть только в сторону...

Анастасия и Алекс Крончер шли рядом по заснеженной Москве. В столицу пришел мороз. Серебрились от снега крыши, окна расчвечивали цветные абажуры.

Мимо быстрыми шагами пробежали возвращавшиеся с катка девочки фигуристки в рейтузах и курточках с меховыми опушками...

Крончер шел, чуть склонив голову и о чем - то думая.

- Я достану деньги...

- Какие ? - не поняла она.

- На операцию...

Она взглянула на него ошарашенно и тревожно. Помолчала, только чуть глуше стал голос.

- Ты - миллионер ?

- Нет ! - акцент его уже не казался ей таким неприятным, как раньше.

- Твои родители - владельцы крупной кампании ?

- Пока нет, - улыбнулся он, и ей показалось, что где - то зажегся фонарик, и все вокруг стало веселей и уютней.

- Где же ты их возьмешь? - слегка придвинулась она к нему и задорно блеснула серыми глазами.

- Продам машину, - сказал он.

Она прикрыла глаза и отвернулась. Затем снова приблизилась к нему.

- Сколько это ?

- Ну, - шмыгнул он носом. - Тысяч пятнадцать... - А еще пятнадцпть ?

- Возьму ссуду в банке...

Она вдруг схватила его за голову и, глядя на него повлажневшими глазами, отчетливо произнесла:

- Дурак ! Но ты милый и добрый дурак...

Он не двигался.

- Почему ? - спросил он.

- Потому что... Потому что... Потому что я не больна... десяток метров они прошли молча.

- Ты как будто даже не рад тому, что узнал.

- Что ты?! Просто я плохой полицейский для России... - он вздохнул. Ведь я должен был сам об этом догадаться...

- О том, что я не больна? Почему же?

- Потому, что никакая ты Виктору не сестра...

- Ты знаешь, что ты похож на ежика, Алекс Крончер?

- Теперь буду знать...

- О чем еще ты должен догадаться ? - лукаво улыбнулась она.

- Что оба вы - работники милиции. У вас говорят - менты.

Она помолчала, как будто ждала, что он что - то скажет или сделает.

- Скажи, - ты когда - нибудь по своей инициативе целуешь женщин ?

- Нет, - ответил он ей на полном серьезе. - Жду, когда они сделают это сами.

- Тогда ты не дождешься...

Она метнулась вбок, к краю тротуара, где замаячил огонек такси.

- Ты большой дурак, капитан Крончер. когда - нибудь ты это поймешь, но будет поздно.

Она резко открыла дверцу остановившегося такси и вместо

прощания бросила:

- Все вы, мужики, - идиоты Где бы не родились и где бы не жили.

Такси рвануло в снежную пыль...

Как и следовало предполагать Чень оказался человеком ре шительным и оперативным: не откладывал на завтра то, что можно сделать сегодня.

На следующий день в полдень Панадис был на улице Горького, у Ченя. Квартира напомнила бакинцу открытый через полстолетия для всеобщего обозрения склад вышедших из употребления старых вещей. Громоздкая мебель, запах перепревшего плюша и бархата, давно не сменявшиеся, словно бы покрытые перхотью обои.

Чень оставил его одного в гостиной и попросил подожлать.

Панадиса не оставляло неприятное чувство будто он тоже находится здесь как некий экспонат: вроде примуса или керо синки, и уже не принадлежит самому себе.

Минут через двадцать в гостиной вместе с Ченем появились еще двое: плотный, с засиывшим неподвижным лицом крепыш - то ли секьюрити, то ли киллер, и, по видимому, местный уголовный авторитет - бледный, с тонким, очень подвижным ртом и острым, свидетельствующим л вспыльчивости взглядом. Он молча посмотрел на Панадиса.

- Доктор и мой партнер! - с усмешкой бросил Чень.

Бледнолицый сдержанно улыбнулся и отвел глаза.

Панадису стало не по себе: ничего худшего нельзя было себе пред ставить. Стать свидетелем "заказа" ?

Оба сели, помощник Ченя прикатил уже накрытый столик на колесах. Закуски, выпивка. Фрукты.

Сделав нескольких глотков, Чень протянул "авторитету" визитную карточку Рындина. Взглянув на адрес и название медицинского центра, тот передал визитку киллеру, который сразу же наморщил лоб: особого восторга заказ у него не вызвал.

- Я знаю эту фирму, - произнес он голосом полным сомнения.

"Авторитет" взглянул на нено с интересом.

- Чья там к р ы ш а?

- Я думаю ментовская. Ну и в префектуре кое-кто...

- Своя Служба Безопасности?

- Не только. У них там еще дистанционная система слежения...

- В Москве делают ? За границей ? А кто здесь ставит ? - деловито осведомился Чень.

- Сейчас это в Москве делают лучше, чем где бы то ни бы ло. Новейшие разработки комитета госбезопасности...- словно не слыша его продолжал киллер.

То ли набивал себе цену, то ли и вправду колебался.

- Что надо, чтобы все выяснить ? - безразлично поинтересовался Чень.

Гость откинулся на спинку кресла, раздумывая.

Но он мало интересовал Панадиса. Тот думал о Чене: вот ведь подставил его ! Теперь они с Рындиным по разные стороны поля, и вокруг свистят пули. С белым флагом не поднимешься: пристрелят..

Он недаром подумал о белом флаге.

- Схему найти... Заплатить частным сыскарям... Чтобы надежно и быстро, - перечислял киллер.

- Это мы и без тебя знаем. Вот как эту схему найти ?

- Какие условия даешь, хозяин ?

Чень перечислил спокойно:

- Двадцать тысяч - три дня. Тридцать - если два...

- Пятьдесят, но завтра.

Он куда-то позвонил по сотовому телефону.

Панадис считал, что знает неплохо знает блатную феню. Но тутже убедился в том, что ошибается.

Он перебросился с кем - то несколькими фразами и Панадис ничего не понял. Потом были еще звонки, и опять все прошло мимо него.

Даже интонации были ему незнакомы. Киллер то ли кого-то о чем -то спрашивал, то ли отдавал указания.

Оба бандита действовали оперативно и нестандартно. Кем они были в прошлой своей жизни - студентами спортивных вузов, военнослужащими ? От обычных преступников они, все же, чем - то неуловимо отличались. Не внешними манерами и поведением, а быстротой и точностью реакции, может быть, - тем внутренним, загнанным в подкорку интеллектом, который надо было оставить, как одежду, когда собираешься в дальний заплыв.

Панадис вспомнил откровения Ченя в ресторане. Теперь граница между законопослушным гражданином и преступником, всегда проходившая вдоль привычных ориентиров морали, стерлась и потеряла свой смысл. Ему пришло в голову, что в смутное время государство сходит с привычных рельс, как поезд, и дозволенным становится все. Выигрывает тот, кто топчет других...

Зазвонил сотовый телефон киллера. Теперь уже его самого разыскивал кто-то из исполнителей. Услышав первую же фразу, он сразу же закивал головой.

- Сейчас узнаем... Перезвоню тебе...

Он дал отбой и, вздохнув больше для понта, повернулся к Ченю.

- Схема есть, но у нее своя цена...

- Сколько ?

- Десять тысяч. Кроме того в о р а м свой процент...

Чень поморщился и, все же, согласился.

- Предоплата семьдесят процентов от суммы. Прямо сейчас...

Чень крикнул пару слов по своему. Тот же молчаливый помощник доставил кожаную внушительных размеров сумку - барсетку.

- Считайте.

Киллер быстро посчмиал доллары, передал "авторитету". И тот, уже проверяя, отсчитал часть купюр и сунул в карман. Остальное вручил крепышу.

Когда деньги были разделены, киллер снова набрал номер на своем телефоне:

- Ну, здесь согласны... А ?

И уже Ченю более бодро:

- Я думаю - завтра. Ночью...

Чень холодно и беззастенчиво прервал его:

- В пять тридцать... Днем... Работа кончится, ночь не наступт...

Самое время... Никто не ждет...

Лицо его по - прежнему оставалось непроницаемым. Умеют же люди носить сейф вместо головы на плечах, уныло подумал про себя Панадис.

Бандиты согласились: прав китаец, так лучше будет...

- Рындина не убивать, но чтобы наука всем и на всю жизнь..

Чень впервые точно сформулировал при Панадисе заказ.

- Я договорюсь с электриками. Надо устроить замыкание, сделать чтобы все сгорело, - почесал висок киллер. Обдумывал, как лучше все сделать.

- Кабель - взорвать ! Собстенной подстанции у них нет, - вставил заказчик, - как - это уже твоя проблема...

- Выроем канаву в нужном месте, - тут же среагировал киллер.

Он напряженно и сосредоточенно думал о чем - то.

- Если есть вентиляционное отверстие, запустим туда газу. Немножко не повредит...

Панадис думал о том, что с такими гросмейстерами криминала ему и сравниться нельзя. И хотя ему самому пришлось прибег нуть к помощи наемного убийцы в Костроме, - он узнал, что Бутрин решил его замочить, чтобы заполучить древний свиток, - он был не бандитом, а маклером, посредником.

У него был принцип: минииум насилия, да и то - арендованного ! Другие методы и, наверное, потому - не те масштабы.

Красивая комбинация, легкий шантаж, подкуп, расчет на продажность одних и слабость других - вот его сфера. Всю свою жизнь он был чистюлей, грязными делами занимались другие. И риск был от этого куда меньший, и люди его окружали другие. Но сейчас - сейчас его закрутило, ввинтило в какой то водоворот и надо было любой ценой из него выбираться.

Он понимал одно: спокойным можно будет быть только, когда Ченя не станет.

Вынырнуть из водоворота можно лишь одним путем: нырнуть, зажав глаза и уши, в самую глубину, чтобы тебя вышвырнуло центростремительной силой вон.

На следующий день в половине восьмого утра трое работяг начали долбить и раскапывать тротуар неподалеку от медицин- ского кооператива "Милосердие-97". В половине десятого электричество в особняке отключилось в первый раз... Вырубились компьютеры, холодильники, факсы. Разом вышли из строя не переведенные на аккумуляторное пита ние системы сканирования и слежения Службы Безопасности.

Выскочивший из КПП нервный, в камуфляже и черной бандит ке малый отчитал растяп-электриков и связался по телефону с муниципалитетом: работы оказались срочными. Через десять минут все, однако, вошло в норму.

Во второй раз свет вырубило без двадцати двенадцать, и бригадира работяг, буквально, втолкнули за ворота внутрь, чтобы показать обормоту, что он наделал, а затем снова пин ком вышвырнули вон.

На возвратившегося к месту работы бригадира жалко было смотреть.

В двенадцать подача электроэнергии возобновилась.

В третий раз, - ну, уж это слишком ! - авария с подачей электроэнергии произошла двадцать минут четвертого. Электрикам грозили всеми карами: наказать, разогнать, лишить тринадцатой зарплаты. Но это скорей -для острастки: да и когда это Россия обходилась без головотяпства ? !

В половине шестого, когда работяг уже след простыл, здание и соседние улицы погрузились в тяжелые сумерки. Самое скверное: отключило не только электропитание, но и телефонные линии.

Особняк ослеп и оглох прямо на глазах..

Именно в эту минуту группа людей, подъехавших в микроав тобусе, в камуфляжах в масках, с привычной быстротой, выдававшей бывших сотрудников спецслужб, используя две склад ные лестницы, переправились через высокий забор.

На мертвых экранах мониторов ничего, естественно, не отобразилось.

Спеназовцы, обежав здание, появились у тяжелой входной двери. Электронный страж не работал. Дежурного секьюрити, не успевшего соорентироваться и приоткрывшего дверь не во время тут же подмяли, наложили на лицо повязку, пропитанную сильно действующим усыпляющим веществом...

Справиться бесшумно со вторым охранником не удалось. При свете фонариков на шум из кабинета появился рослый худощавый блондин с длинной шевелюрой, бородой и усами, как у Христа на картинах времен классики.

Мгновенно оценив обстановку, он бросился назад к дверям. Выбить их штурмующим оказалось не так просто.

Шестеро в масках, ворвашиесь в здание, сгрудились у две ри. Один из них присоединил к дверному замку небольшой заряд и отскочил в сторону. Движение пальца по пульту, и дверь разворотило...

Из кабинета раздались встрелы. Один, второй...

Сквозь развороченную дверь внутрь один за другим влетели слезоточивые заряды - десятое поколение пресловутой "черему хи".

- Выходи! Быстро...

Ответом был женский плач и задыхающийся кашель.

Ворвавшиеся внутрь люди с фонариками выволокли из кабине та яростно трущего глаза главу медицинского центра и его секретаря - заплаканную полуодетую молодую женщину, пытавшуюся промыть себе водой из вазы с цветами...

Пистолет Рындина выбили у него из рук, а один из нападавщих с кажущейся легкостью мгновенно вырубил и его самого Спа сителя. Теперь он в отключке валялся на полу в приемной.

- Ну, козел! - сказал старший, - по - видимому, - бригадир, - Ты нас запомнишь ! Мы тебе сейчас такое устроим, всю жизнь будешь вспомиать...

Железный лом угодил в большой аквариум у окна. Звон стекла, звук хлынувшей воды, колотящиеся в мокрых водорослях рыбки...

- Понеслась ! - послышался искаженный лихостью голос старшего.

Первый компьютер, рассыпавшись на куски, испускает свое выключенное электрическое дыхание, как живое сушество. За ним наступает очередь второго...

Дальше приходит черед факсов.

- По моджахедам, - огонь! - глухо взрывается голос старшого.

Автоматная очередь бьет по шкафам, дырявит дорогие карти ны на стенах, в клочья разносит хрустальную чешскую люстру, за которую заплачена тьма денег.

Нападающие работают сноровисто. Вывернутые из всех ящи ков дискеты исковерканы и изломаны каблуками. Антикварный письменный стол - любовь Рындина и его гор дость -жалобно, в предсмертной тоске трещит тонконо гий всеми костями и узорчатой спинкой: его перевернули и выламывают ножки.

Вазы и сувениры швыряют о стены. По разбитым факсам и те лефонам шаркают ноги в тяжелых ботинках. Один из малых в маске открывает дверь в туалет с душем и унитазом.

- Пусть в дырку ходит!

Слова его вызывают почти истерический хохот. Шутка в такой момент вдесятеро смешнее.

Малый сгибается, устанавливает миниатюрный пакет со взрывпакетом, поджигает шнур и закрывает дверь в туалет. Унитаз разлетается на куски.

Это даже уже не хохот: лай. Рычание ?

Звонит телефон. Старшой берет трубку.

- Ну ?!

Явно доволен услышанным.

- Скажи ему сам...

Он подносит к уху Рындина трубку своего сотового теле - фона и тот, медленно приходя в сознание, слышит:

- Мы еще тут попридержали двоих на проходной. Павленко и второй, с грузинской фамилией. К боссу шли. Компаньоны ! Повели себя невежливо. Круто... Думаю, им прямой путь в травматологический путь. Он ведь открыт круглые сутки...

Рындин пытается вывернуться, достать ногой старшого, но в ответ получает несколько сильнейших, с оттяжкой уда ров. В пах. По голове. По ребрам...

Стекленея взглядом, старшой мычит:

- Ну, тварь ! Мы тебя еще перевоспитаем...

Он показывает рукой на секретаря, Карину.

Дрожащую и подвывающую, ее подводят к окну. Задирают платье. Стаскивают тоненькие трусики. Раздвигают ноги...

Плачущая навзрыд женщина, люди в одинаковых масках и камуфляжах. Карнавал жестокости и насилия...

Граница между зверем и человеком в нем самом. И если он забывает об этом, он превращается в зверя...

Старшой подходит к неподвижно распластавшемуся на полу Рындину, расстегивает ширинку и начинает мочиться ему в лицо.

Рындин сжимает глаза, старается отстраниться от едкой, теплой струи.

Милиция выехала по звонку из травмопункта. Врачи обязаны сообщать о всех случаях, связанных с криминалом...

Двое обратившихся за помощью врачей-бизнесменов были избиты неизвестными, когда приехали к себе в Медицинский центр. У обоих оказались одинаково сломаны кисти правых рук. Перелом у Кавторадзе был сложный, к тому же прибавилось подозрение на сотрясение мозга: его отправили в 1-ую Градскую. Павленко после того, как наложили гипс, был отправлен домой.

Картина, которую застали на месте оперативники, была чудовищной. Избитые секьюрити, раскуроченная дорогая техника.

Менты тут же осмотрели особняк и сразу в тем ноте наткнулись на потерпевших. Ими оказались мужчина и женщина. Глава медицинского центра и его секретарь.

Ноги и руки их были связаны. Рты залеплены плотной клейкой лентой. Пленников освободили.

Из КПП притащили имевшиеся там стеариновые свечи Мужчину переложили на сломанную кушетку. Женщина поднялась с пола сама.

У ментов сразу возникло подозрение, что она изнасилована, но для возбуждения уголовного дела требовалось ее заявление, а она его не спешила сделать. Да и они не были в нем вовсе заинтересованы.

Секретаря в сопровождении одного из оперов отправили домой. Боссу предложили медицин скую помощь, но он отказался:

- Я врач, сам знаю, что мне сейчас больше всего необходимо...

Менты посмотрели на него с любопытсвом. хорошая парилка...

Рындин с трудом досидел, пока секьюрити вызывал шофера. Сам бы он вести машину не смог.

С ним оставались два старших опера, оба в гражданском. Молодой и циничный - из райуправления, постарше - из МУРа - подполковник лет пятидесяти: осторожный, уклончивый.

Оба были заинтересованы в одном: не дать делу о нападении на Медицинский центр "Милосердие- 97" и его председателя дальнейший ход. Заказные преступления такого рода, как правило, не раскрываются, а это детективов не украшает. А тут еще с одной стороны начальство, а с другой потерпевший. Приходилось лавировать, юлить, темнить. У обоих это неплохо выходило.

Своими успехами они в немалой степени были обязаны науке, в узком кругу специалистов носившей ироническое название "паракриминалистики".

- Так, все же, кто это по вашему ? - муровский подполковник курил сигарету за сигаретой, причем, как заметил Рындин, каждый раз старался не затягиваться.

Бросив взгляд на Рындина, он сочувственно перекосился:

- Может закурите?

Тот отрицательно качнул головой: не курит.

- Что вы сами считаете ? - спросил подполковник как можно более мягче.

- Не знаю, - выдавил сквозь разбитые губы Рындин.

Лицо его было похоже на посмертную маску.

- Насколько я понимаю, - оглядел разгромленное помещение розыскник РУВД, - сработали здесь профессионалы...

- Да уж не фраера, - не без раздраженных ноток в голосе, подтвердил Рындин. Ему нелегко было говорить.

- Возможно, рэкетиры... - оставляя без внимания эту реплику, продолжил розыскник. - Обычно они навещают тех, у кого не все ладно с законом. Скорее всего, бывали здесь и раньше. Хорошо знали обстановку...

Они тянули его вдвоем двойной тягой, а еще - намеками и неопределенностью

Рындину, если бы он полностью пришел в себя, надо было лишь совершенно определенно заявить: "Притензий ни к кому не имею! Посмотрите если эти козлы не унесли, тут где-то должна быть бутылка "Двина". Давайте на посошок..."

Но он никак не мог сосредоточиться, и менты осторожно подводили его к единственно преемлемому для них решению.

- Да вы вот сами прикиньте, - размышлял вслух подполков ник, - не так ведь просто - додуматься выкопать канаву, дойти до кабеля, и вот так отключить всю систему оперативного оповещения...

Подполковник неспешно двигался по комнате, поскрипывал туфлями по осколкам стекла и носком поддавал иногда привлекшие чем-то его внимание осколки. Рындину он был не менее отвратителен, чем те, кто проник в его крепость перед этим.

- И ни одна сволочь на улице не спросила: а разрешение на земляные работы у вас есть ? Так ведь и под Кремль заряд можно заложить, и ни один мент внимания не обратит...

- Почему ? Спрашивали ! - отрешенно покашлял подполковник. - И ваши люди, тоже интересовались. Ну, и им тоже показали разрешение. Только вот фальшивое оно было...

- Беспредел, - продолжал кипеть Рындин. Из - за ссадин, опухоли и боли он говорил заплетающимся языком.

- Уж это точно ! - согласился подполковник и покачал головой. - Вот мы и стараемся положить ему предел...

- Что - то успехов, - прервал милицейского избитый глава медицинского центра.

Он попытался распрямиться и скривился от боли.

- Три раза они вас проверяли, - вздохнул подполковник, - лишь на четвертый электропитание выключили. Это ведь тоже психологический расчет, и верный...

- Меня на месте не было: я в офис приехалл только в без пятнадцати четыре...

- А ваши компаньоны ?

Рындина перекосило.

- Можете спросить у них сами...

- Мы уже спросили...

Подполковник снова, поскрипывая, прошелся по обломкам. На лице у него отпечатались недоумение и брезгливость: это же надо - такое варварство совершить...

- Они здесь?

- Один поехал домой, второго оставили в травматологии...

Рындин взглянул удивленно.

- Вы что же не допускаете, что погром учинил кто-нибудь из ваших конкурентов ?

- Допускаю - не допускаю: что это меняет ?!

- А многое, - оживился подполковник. - Если это конкуре нты, значит их можно вычислить...

- Вы и вычисляйте, - огрызнулся Рындин.

- С вашей помощью, - не обратил внимания на такую вопиющую бестактность подполковник.

Он затянулся сигаретой, посмотрел себе вниз под ноги, потом - на Рындина и спросил:

- Кто бы из ваших коллег мог на такое сподвинуться ?

- Знал бы я... - процедил сквозь зубы Рындин.

- Давайте думать, - предложил терпеливо подполковник.

- Хотите честно?

- Чтож, - усмехнулся подполковник, - я готов.. .

- Вы мне не поможете... Даже если очень захотите...

- Это от чего ж?... - поинтересовался подполковник, оглядываясь на коллегу. Впечатление было такое, словно он заранее знал ответ, которым удостоит его Рындин.

- От того... - оскалился тот, - что наша преступность - у нас все "самое - самое" - самая организованная в мире. И я не хочу, чтобы вы напрасно утруждали себя...

Он, наконец, созрел для правильного решения.

Подполковник вздохнул с преувеличенным огорчением и развел руками. Розыскник безразлично водил фонариком - рассматривал стены и потолки.

Дело было сделано.

- Вот уж разуверять вас я не собираюсь, господин Рындин, Подполковник поднялся, достал расческу. - И вмешиваться в ваши дела, коль вы этого не хотите, против вашего желания мы не собираемся... Но если вы все-таки решите прибег нуть к нашей помощи, смею заметить, все силы, какие есть в нашем распоряжении мы приложим...

Он поправил волосы, спрятал расческу в карман и взглянул в окно:

- Там, внизу, по-моему вас ждет машина..." Амбуланс" - Они уже уходили. - Мы скажем водителю, чтобы он вам помог. Всего доброго...

- До свиданья, - буркнул Рындин.

Через несколько минут появилась команда "амбуланса" - во дитель и бандитского вида санитар. На этот раз на нем не было привычного халата армейская камуфляжная куртка.

- Гсподи! Как они с вами... - вырвалось у водителя.

Поддерживаемый сзади прибежавшим им на помощь секьюрити, он спустился в машину и коротко приказал старавшемуся не смотреть на его вспухшее лицо охраннику:

- Оставь мне сотовый телефон. Себе возьмешь дежурного. Я еду в Оздоровительный комплекс, к Марьясину. Сейчас вызывайте электриков, стекольщиков, компьютерщиков... Поставьте в известность Павленко. Пусть едет за мной в баню. Всем за работу... Через полтора часа заедешь ко мне домой, возьмешь одежду. Привезешь. Жене я сам позвоню...

Пока добирались, Рындин сделал несколько необходимых звонков. Первым он поднял на ноги главу Оздоровительного комплекса - давнего приятеля и партнера. Коротко объяснил ему положение.

Тот сразу все понял. Ему уже приходилось выручать своих друзей в подобных передрягах.

- Значит так. Слушай, Олег... Опытный врач-массажит с медсестрой появятся по моему звонку. Врач-косметолог - тоже... Ну, про стол я не говорю. Все будет по высшему разряду...

Из амбуланса же Рындин связался по телефону с одним из своих высокопоставленных друзей. Он оказался дома.

- Это я, Андрей. Да нет, ничего... Мне срочно нужно с тобой встретиться... Ты можешь ко мне сейчас подскочить в Оздоровительный комплекс ? Мы как-то в нем были. На Варшавке...

Горячий пар подействовал на Рындина, как настоящий бальзам. Потом взялся за дело врач - массажист, дока в своем деле. Ловкими и сильными пальцами осторожно коснулся межреберного пространства.

- О, блин...

Медсестра уже доставала одноразовый шприц...

Вскоре в предбаннике появились врач-косметолог - женщина - и Аркан с рукою на перевязи, в гипсе. Под обоими глазами его светились синяки.

- Асфальтовая болезнь? -подковырнул Рындин.

Павленко обрадовался: он боялся, что шеф встретит его руганью.

Больше Рындин не сказал ни слова.

Женщина-косметолог, закончив свой почти часовой труд, посоветовала:

- Вам сегодня надо хорошо отдохнуть...

- Не выйдет, - угрюмо хмыкнул Рындин. - Нам еще надо в 1 Градскую. Навестить одного бедолагу. А кроме того, у меня еще встреча тут, в парилке. Ты меня подождешь в трена жерном зале, Аркан...

К приезду его сиятельного друга из аппарата администрации президента Рындин был относительно в порядке.

Человек, которого он ждал, приехал быстро.

Молодой, как теперь это в моде, стройный, не успевший еще обрасти жиром и обрюзгнуть, он одинаково хорошо смотрелся и в жизни, и на телеэкране.

- Спасибо, Андрей... - Рындин попытался подняться. Острая боль пронзила насквозь. - О, блин...

- Что случилось?

Рындин изложил более или менее правдоподобную версию происшед шего. Тот слушал внимательно.

- У тебя есть какие-нибудь подозрения ?

- Как сказать...

Скажи он, что не догадывается, кто это сделал - и на их доверительных отношениях можно было поставить точку. Больше того: вместо друга и покровителя, Рындин тут же приобрел бы могущественного врага. Умолчание было бы расценено, как подлость, попытка использовать "в темную", подставить....

Рындин ответил осторожно:

- Кто-то убил китайского студента - медика, Ли. Через него транзитом в Европу шли трансплантанты...

Приятель сразу все понял. Подробности его не интерсовали: меньше знаешь, дольше живешь...

Он был из ментов. В девяносто первом, во время августовского путча вместе с приятелем ушел со службы к Белому Дому, прихватив с собой табельное оружие и рискнул - стал на защиту законного порядка.

Президентская власть висела на волоске. Верных, а главное вооруженных людей, готовых стоять насмерть, были единицы. И тех, кто переходил на ее сторону не просто с радостью принимали - всячески выказывали свою признательность и, конечно же, запоминали.

После трехдневного противостояния оба они вернулись к себе в отдел, чтобы сдать оружие и удостоверения. А через неделю уже приступили к новой работе. В верхнем эшелоне.

- Ты уверен?

- Не знаю. Кажется других причин нет.

Пришлось признаться, что пока еще никто, даже его компаньоны, не знали, что с Ли покончили по его прямому заказу. Погром в центре мог быть возмездием за ликвидацию китайца. Только вот, что настигнет оно его так скоро и кончится без пролития крови он не ждал. По-видимому это был только намек, а сам урок еще предстоял. Когда ? Где ? Как ? Этот туман страшил его больше всего. В конце - концов, и у него есть семья. Увезти жену и детей из Москвы за границу, пока все не прояснится?

- А не могли быть другие конкуренты, кто тоже работает вместе в этой отрасли ?

Рындин усмехнулся:

- Ну и словечко же ты употребил " отрасли"...

Собеседник ответил смешком:

- А что ? Не подходит ?...

Он помог Рынлину подняться и стать под холодный душ. Потом они сели к столу. Глотнули коньяка.Рындин почувствовал

себя свободнее, легче.

- Знаешь, - он заколебался, - а, может, ты и прав... Ты ведь мент, все - таки... Недавно я обедал с одним израильским профессором - урологом. Он в Эстонии проводит операции по пересадке орга нов где-то в частной клинике... А возле него увивался уж больно скользкий тип, откуда - то из Баку, тоже врач.

- Чего он тебе вспомнился ?

Рындин раздумывал:

- Инстинкт, - он угрюмо усмехнулся. - Доктор этот за несколько дней до этого прислал мне клиентов. Сестра и брат, наши, русские, и с ними еще израильтянин какой - то. Должен был внести деньги за девицу. Мне все это показалось подозрительным. Короче, - сразу не понравилось...

- Что до меня, - откликнулся собеседник, - я всегда придерживаюсь сталинского принципа: доверяй, но проверяй...

Они еще выпили.

- Андрей, - чтобы успокоить ноющую боль, Рындин слегка коснулся угла разбитой губы рукой, - у тебя среди ментов большие связи. По оперативным каналам наверняка проскочит информация. Кто из бандитов на меня наехал ? Чей заказ ? Я за ценой не постою. Тут явно крутые парни поработали...

Приятель по капле смаковал коньяк.

- Постараюсь... - Он был немногословен. Но на его слово можно было положиться.

- Ладно.

И стал собираться.

- Может, и ти менты, что на место явились - подполковник там был какой-то из МУРа и еще из нашего отделения что - то будут знать, - высказал предположение Рындин. - Мне они, вряд ли, скажут...

Приятель был уже одет. На улице его ждала машина.

- Поправляйся и ни о чем не думай. Я позвоню.

На его взгляд, говорить больше было не о чем. Все остальное Рындину предстояло решить самому.

Он протянул руку Рындину.

- А черт! - локоть отозвался болью.

- Держись, - потрепал его по плечу пориятель. - Я знаю, кому я поручу твое дело. Есть у меня один майор. Этот из под земли достанет, если ему запла тят...

- На этот счет пусть не сомневается.

Майор Ловягин позвонил в дверь. Прислушался.

- Ну ?! - раздалось за дверью. - что, чокнулся в такую рань ?

Это рань для нее - двенадцать дня...

Открыв дверь, девица в накинутом сверху на голое тело кумачовом халате обомлела.

На пороге стоял милицейский майор. Маленький, глаза стылые, водянистые, нижняя челюсть, как у обезьяны - выдвнута вперед, пятернями, какими он двери касался, можно было вручную локомотивы перегонять...

- Чего ? - спросила она довольно нагло, но в голосе ее он все равно уловил страх.

Страх животного перед охотником. Шлюхи - перед ментом.

Под его колючим взглядом она почувствовала себя не дорогой проституткой Марианной, а прежней Маринкой, начинавшей на шоссе с "дальнобойщиками" и которую один водитель передавал другому на перевалочных пунктах...

Оглядев ее снизу вверх, а потом сверху вниз, майор усмехнулся: на голову выше его, халат японский кумачовый с крупными черными цветами, ноги - босые, жевательная резинка во рту. Девица аж жевать ее перестала, когда его увидела...

Веснушчатое лицо ее с курносым носом от испуга просело, а здоровенный, как ящик от комода,рот выдавил от растерянности грязно молочного цвета пузырь, который тут же лопнул с мерз ким звуком.

- А ничего, - закрыл он уверенно за собой дверь.

Квартира была однокомнатная, маленькая, уютная, с поли рованным, должно быть, оставленным прежними хозяевами румын ским гарнитуром. На стене висели постеры: "Мадонна", " Квин", две увеличенные фотографии Маши Распутиной, а на огро мном, как баскетбольная площадка, ложе валялась нижняя одежда. Дверь шкафа была тоже настежь открыта. Перед самым приходом Ловягина девица уже собиралась вставать.

- Ну - ну ! - сказал он и двинулся в обход комнаты. Делал это медленно, обстоятельно, по - хозяйски, словно проводил обыск. Иногда задерживался на чем - то взглядом, ощупывал руками, цокал, переворачивал.

- Я ведь к тебе не просто так явился, - сказал он, улыбнувшись, и его тяжелая, как у боксера, нижняя челюсть прираскрыла крупные желтоватые зубы. - Помнишь, - к китайцу приходила ?

Он поддел сапогом легкие кружевные трусики на полу и точным ударом закинул их на кровать.

Она не произнесла ни слова, только втянула в себя воздух и тоскливо зыркнула по сторонам, словно бежать куда собиралась, да некуда было.

Майор остановился возле нее и с улыбкой ее рассматривал. Однако, обычно жесткий и гипнотизирующий взгляд его сейчас выражал что-то вроде своего рода сочувствия.

- Я ведь в осмотре места проишествия принимал участие. Ну, когда прихлопнули его, китайца твоего...

На секунду она словно остолбенела.

- С которым ты в тот день трахалась... Помнишь?

Девица изменилась в лице, рот у нее был раскрыт, глаза бегали по сторонам. Но майор словно бы и не замечал этого: его другое интересовало.

- Тут вот вопрос у меня один: ты ведь пистолет тогда взяла? Да?

- Да, - словно булыжник сглотнула она..

- Я так и понял тогда. И куда дела, а ?

- Да я...

- Я ж тебя не спрашиваю, что - ты ?... Я тебе другой вопрос задаю: где пистолет? Он мне нужен. Сейчас.

Она явно не знала, что сказать и как открутиться. О мог этого не видеть.

- Ну, слушай, - терпеливо, словно учитель, внушающий непонятливому ученику, продолжал он,- Мы тут двое. Без посто ронних, без шума... Если бы хотел что другое, я бы понятых при влок, всякое другое... Хочешь без неприятностей, - тащи его сюда.Давай по- хорошему...

Зевнув, он по-свойски слегка похлопал себя по незакрыто му рту:

- Давай, телись. Что поделаешь, дело житейское. Выпить у тебя чего-нибудь найдется?

- Вроде было...

Она все еще не могла решить, как быть. А он не только не помогал ей уселся посреди комнаты на стул, прямо на белье ее там раскиданное и улыбался, как сытый кот., В ответ она махнула рукой: семь бед - один ответ...

- Подвиньсь...

Далеко идти не пришлось. Она нагнулась, заглянула под кровать.

Полы кумачового японского халата с крупными черными цветами разошлись в разные стороны и показались литые и белые крестьянские ляжки...

Расспрямляясь, гыкнула:

В руках была картонная коробка из под импортной обуви. Она смахнула крышку.

Он! "Макаров..."

- Дай-ка тряпку какую-никакую...

Она подала полотенце. Ловягин начисто обтер пистолет, достал из кармана носовой платок, завернул в него его и сунул в припасен ный пакет.

- Вот так - то лучше... А то - опасно... Себе навредить можно... Как тебя звать-то?

- Маринка...

- Так вот, Марина..

Он почесал висок, подумал и ласково даже обяснил:

- Раз ты так, Марина, то и мы так ! Долг платежом красен ! Следствию помогла, и оно тебе поможет. И кто бы те бя не спросил: брала ли ты пистолет и отдавала ли кому- ни будь, смело говори - нет! В деле будет записано: " орудие убийства найдено под окнами в снегу при повторном обыске..."

Она снова приоткрыла проем между полами халата. Это уже был чисто профессинальный жест. Майор удовлетво- ренно вздернул брови: а ничего! Впечатляет!

Он откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу.

- Это ты правильно скумекала, подруга, - улыбался он добородушно, делу - время, потехе час...

Татьяна глубоко вздохнула и опустилась подле него на корточки.

- Котик - то голодный у тебя ? - снова гыкнула она.

Он сидел на стуле, а она, елозя по полу коленками, приближалась к нему. Глаза у нее были озорные - сейчас такое устроит !...

И устроила...

Руки ее расстегнули ему брюки, здоровенный - горшки туда ставить рот отверзся, и майор на стуле дернулся будто его кипятком обварили. Хрип как пар, валил из его челюстей. Его колотило, как напоровшегося на высоковольтную линию: туда - сюда, сюда - туда !

Что ж она делает, паскуда ?! И как...

Он стонет, глаза повытаращил...

Отппал, легкими работает, как паровая машина. Громоздкая, неповоротливая...

Потом приходит в себя.

- Успокоился ? - спршивает она, облизывая губы.

Он кивает и хлопает ее по выпроставшейся из халата груди. Ну и здоровые они у нее...

Он смотрит на нее: крупную, дебелую, всю налитую здоровьем. Деревенская девка ! Своя ! Как он сам ! Будь такое лет сто назад, он бы посватялся к ней. В хозяйство взял. На такой ведь пахать можно ! И ни тебе болезней, ни причитаний, ни капризов. Все свое - здоровое, крепкое. Настоящее...

Да и что если ему сорок пять ?! А она что, - тоже не маленькая. Лет двадцать шесть поди. Вся то разница - восемнадцать лет ? Тю... Его дед, прежде, чем выселили - и в шестьдесят такую вот взял: баба умерла. И еще детей двоих нажил.

- Давно в Москве ? - спрашивает он.

- Восемь лет, - громко шмыгает она носом и улыбается. - Рязанская я. В деревне жила, по лимиту сюда приехала.

- И я из деревни, - улыбается он, и уже не таким безобразным кажется и руки как - то помягчели. - Из Сызрани...

- А че в ментовку пошел?

- Че да че, - смеется он от души в ответ.- После дембеля ехал через Москву. Вербовщик на вокзале подошел. "Давай, парень. У нас зарплата, общага... Раз в год билет бесплатный в любую точку Союза...""

Так они сидят и беседуют. Простые люди куда быстрее общий язык находят. Без кривляний там интеллигентских, гримас кислых. И по той улыбке, какой она его, уже не боясь, одаряет, видно, что и он в ней чего - то там выскреб из души.

Его разморило:

- Ты, Марина, сбегала бы... - достает он бумажник. - Бутылолчку ""кристалла" там, или ""Привет"". Нарезки какие-ни будь с красной рыбкой, с ветчиной... Хлебца...

Спокойно ему здесь. Не то что дома. Последние годы жена как с цепи сорвалась. Ни в грош не ставит, на каждому шагу задеть да унизить старается. И дочь на свою сторону перетя нула...

Маринка эта мигом все схватывает: одной они выпечки, караваи, тех же дрожжей...

Пять минут, и стол накрыт. Бутылка водки на нем солнечны ми зайчиками пляшет. Вон оно - выглянуло, все же, несмотря на снегопад из окошечка. И огурчики свежие, помидоры, картошечка, хоть и холодная, - но в самый раз. Нарезки ветчины, балычка, хлеб горячий- из пекарни напротив - францу зский батон...

- Ты, Маринка, молодец, - говорит он. - Уважила... И я тебя уважу...

И он широким жестом, словно гармонист, приглашающий к танцу, положил на стол две зеленые бумажки по пятьдесять долларов.

- И ты, я гляжу, профура тот еще...- смеется она заливисто и пузырь из резинки жевательной выдувает.

- И я, - мелко - мелко подрагивая смешочками, отвечает он. - А что ? Фраеров, что ли, нашли ?

И хорошо им обоим, весело. Поднял он ей халат, шлепает по ляжкам белым, домашним, деревней отсвечивающим.

- Ну и Маринка, - доволен, - ну, девка! Образование -то хоть какое получила...

- А как же...

Оказывается, что и она малость подыгрывает ему:

- Кулинарный техникум...

Внезапно что-то цепкое, от чего не отмахнуться вдруг приходит на ум и он, чтобы скорее с этим покончить, спрашивает:

- Небось, друзья этого китайца тоже потом тебя спрашивали как и что...

Словно сбегу наталкнувшись на внезапное препятствие, она отвечет почти машинально:

- Один только. Чень...

- Спросил, кто тебя привез. А ты что ?

- А че мне? Сказала: ребята из охранного агентства. Из ""Саламандры"... Смена Александра Борисовича!...

Алекс снова вышел на станции метро "Академическая". Дорога ему была уже хорошо знакома. Ресторан с южноазиатской кухней кухней справа, слева универмаг...

Тот же дом с сеткой, машины с красными, дипломатическими номерами, дежурный секьюрити с борцовской шеей в пятнистой куртке.

А вот и шестой этаж, уже знакомая дверь.

На звонок дверь открыл генерал, улыбнулся и пропустил гостя вперед...

Алекс прошел в кабинет, бросил взгляд накнижные полки и все те же фотографии на стене, уселся в кресло и вздохнул.

Отчет о результатах командировки в Янги-Юль не занял у него много времени.

- Чень в Москве,. Не исключено, что Чернышев и Анастасия на него снова выйдут. Может, даже через медицинский центр.

Генерал, как и в первый раз, смотрел на Крончера и одно временно сквозь него. Теперь, когда Алекс знал, что один глаз у него - стеклянный, ему уже не хотелось оборачиваться и проверять: кто там, сзади ?

- Господин генерал, а что с профессором Бреннером ? Он еще здесь ?

Хозяин дома вздохнул. Потом поморщился и испытующе поглядел на Алекса:

- Не люблю таких птиц. Наверное потому, что для нас, полицейских, черное - это черное, а белое - это белое. Ну, а если у тебя на белом непонятные темные полосы ?..

- Его вызовут в полицию по возвращении ?

- Он уже там, Алекс. В Израиле... Допросят - то его допросят, но ни нам, ни ему это ничего не даст... Он ничего не знает. Точнее - не хотел ни знать, ни слышать...

Хозяин квартиры задумчиво раскачивался в кресле.

- Вначале я думал - его сооблазнили деньги. Теперь понимаю, что не они для него главное... Он, видишь ли, разрабатывал новую идею: изменял ход пересадки. Кажется, - не без успеха... Когда я загнал его в угол, заявил, что если бы не поиск, медицина и сегодня была бы на уровне

Парацельса...

Он следил за реакцией Алекса своим единственным глазом, который замечал все не хуже обоих. А может быть, даже лучше.

- Я заварю кофе...

Он вышел на кухню, и Алекс остался один. Посверкивая отражениями электрической лампы, лорнировали стекла полок с книгами. С журнального столика, как с темного зеркала, глядело его собственное изображение.

Вернулся генерал с туркой с дымящимся кофе, прошел к холодильнику и достал из фризера торт - мороженное. Резать его ножом было тяжело: тот скользил, отрезая слишком тонкие ломти.

- Он что, брал на работе отпуск ? - навел Алекс своего собеседника на нужный след.

- Да, для операций в Эстонии - брал... Впрочем, все врачи его ранга делают в таких случаях то же самое...

Это и надо было Крончеру. Алекс кивнул: он как бы дал знать, что понял и сразу осведомился:

- Как вы думаете, по выполнению задания... Если моя работа в Москве признана будет удовлетворительной...

Генерал смотрел на него удивленно.

- Я могу расчитывать на недельный отпуск, господин генерал ? Крончер бросил на него кроткий, спокойный взгляд и пошевелился в кресле.

- Полагаю, что да... Кстати, - спросил генерал, - если это не секрет: а где бы вы хотели провести свой отпуск ? Дома ? В Европе ?

- Нет, здесь...

- Вам так понравилось в Москве ?

- Я еще не был ни в одном музее...

- Ах да, - ни в одном музее ! - пробормотал про себя генерал. - Ну чтож, я договорюсь, чтобы вам предоставили музейную неделю, - добавил он.

С минуту молчали оба, а потом последовал вопрос, который несколько озадачил Алекса.

- Как у вас с Чернышевыми? Знакомство формальное? Или проклевывается что- то вроде личных отношений ?

Теперь, когда они трое - он, Чернышев и Анастасия - разузнали все друг о друге и, снюхавшись, втроем дурачат начальство, все для него упростилось.

Алекс и глазом не моргнул:

- Сегодня еще трудно что-то сказать...

- Не здесь ли живет лауреат литературных премий, поэт Анатолий Чернышев ? - спросил Виктор, когда за дверью раздал ся голос отца. - Ну тебя...! - послышалось в ответ. Дверь открылась,и маленький, с редким седым хохолком на голове пожилой мужчина энергично запечатлел на небритом лице сына отцовский поцелуй.

- Знакомьтесь, Алекс Крончер... - подтолкнул впереди себя коллегу из Израиля Виктор.

- Крончер ? - спросил, словно что - то припоминая, Чернышев- отец, отступая в прихожую. - Скажите, это не ваш род ственник - известный немецкий...

- Не его, папец! - перебил Виктор. - Его - родственники молятся у Стены Плача в Иерусалиме.

Отец несколько озадаченно посмотрел на сына, но что - то подсказало ему, что на этот раз его не разыгрывают.

Алекса провели в большую комнату, всю обставленную полками с книгами и обкленную фотографиями: Чернышев - старший со знаменитостями. С Гагариным. Ивом Монтаном. Евтушенко в голубой шубе. Со Славой Зайцевым. С Фиделем Кастро.

- Брежнева и Андропова мы убрали, - иронически кинул Алексу Виктор, не ко времени...

Отец не обижался. Встречаются же люди с таким характером...

В принципе, подумал Алекс, здоровый и необидный юмор - гарантия хороших взаимоотношений. Если люди относятся друг к другу слишком серьезно,любая соринка в глазу рано или поздно обязательно вырастает в бревно. А тогда ничего хорошего не жди.

- Давно ли вы знаете нашего Витеньку ? - подыгрывая сыновьему тону спросил отец. - Он у нас из -за повышенного романтизма стал завзятым циником.

- Я этого пока не заметил, - улыбаясь ответил Алекс.

- Тогда у вас все впереди. Если будете стоять на голове, как он, лучшего и более верного друга не найдете...

Чуть прикрытая насмешкой нежность - лучший рецепт для решения проблемы отцов и детей. Каждый видит в другом ребенка, которому надо обяза тельно прощать его шалости.

Минут через десять в квартиру зашла и всю ее заполнила своим телом и голосом крупная, шумно охающая и хлопотливая женщина: мать Виктора, как оказалось, - единственного инфанта в семье.

Каждый ее жест и шаг были заряжены непосредственностью и добротой. Теми, что даются Б-гом, как талант, при рождении.

Любое зло рядом с такими людьми тает, как ледяная сосулька в рукаве теплой шубы.

- Витек ! - запричитала она. - Как же ты не предупредил? ! Почему не сказал, что придешь с товарищем? Отец, собирайся в магазин...

- Оставь, мать, - Виктор загородил дорогу отцу. - и без того у вас холодильник - как елисеевский магазин. Тащи, что есть...

- Ну, как вы этим обойдетесь ?...

- А вот так, - подмигнул он Алексу.

Крончер не чувствовал той неловкости, какая обычно возникает в первый раз в чужом доме. Царившая здесь атмосфера была снисходительной и миролюбивой.

- Когда споры и конфликты отгорят, обиды ржавеют от времени, расхохотался, глядя на озадаченную физиономию гостя Виктор. - Это очень полезно для сохранения здоровой психики.

- Все зависит от возраста, - по-прежнему подыгрывая тону сына развел руками Чернышев-старший. - Амбиции разбивают об него, как об стенку, не только лоб, но и душу, и остаются только маленькие удовольствия: увидеть сыночка и внуков, чокнуться бокальчиками на днях рождений..

Вскоре их уже звали к столу.

Хозяйка накрыла его, как в дорогом и модном ресторане. Когда в доме появлялись гости, Чернышев-старший становился неумолим: из глубин буфета извлекались старомодные столовые приборы, на столе принимая парад рюмок и бокалов потел от усердия, хрустальный генерал - графин, а обилие блюд и закусок доказывало, что хотя придворная поэзия и обанкротилась, кое - что в ее сундуках все же еще осталось.

Крончера усадили по правую руку от хозяина, напротив увели ченных фотографий, на одной из которых молодой парень в форме десантника, удивительно похожий на Виктора, был снят рядом со знаменем части.

Чернышев - старший проследил за взглядом Крончера и напы жился от гордости, но сын тут же испортил ему праздник.

- Мой папа в детстве переживал, что не участвовал в боях против немцев: не пришлось по возрасту. Кстати, - если бы пришлось, он бы не относился к войне так романтично...

Но отец тут же взял реванш. Откуда-то сбоку, из секретера, появился альбом со стихами, которые писал Виктор в юности.

Алекс с удивлением узнал, что Виктор закончил английскую спецшколу и до седьмого класса еще играл на рояле. Что его любимыми писателями были американец - Хемингуэй и русский, о котором Алекс слышал впервые, -Андрей Платонов. К тому же, ока залось, что Виктор был дружен с теннисной ракеткой и даже участвовал в республиканских соревнованиях.

- Вообще, уверяю вас, Виктор наделен недюжиным литературным даром. И если бы не наша страсть делать все наоборот, мы бы давно прославили себя не как сыщик, а как писатель или поэт...

По всей видимости, хозяин дома перешел запретную линию, потому что его тут же постарался вернуть назад бдительный пограничный надзор:

- Папа у нас считает, что его профессия - самая-самая... - мать Виктора положила мягкую крупную руку мужу на ладонь.

Но сам Виктор воспринял родительскую эскападу более чем мирно и даже ухмыльнулся:

- Для одних, отец, литература - корова священная, а для других дойная. А я никогда не рвался быть дояром...

Сказано все это было с насмешливой ленцой, а главное - без нервозности и злости. Да и сам поэт-песенник воспринимал все более чем спокойно, даже доброжелательно.

- В папины времена, - зубоскалил Виктор, - ценилась, в основном, жирность продукции: чем больше пафоса и патетики, тем выше гонорары. Сейчас все изменилось, - в чести уже не жирность, а величина надоя...

- А у вас, в милиции, что - не так ? Мелких стервецов ловите, а крупные - банками заправляют ! Ведь какие времена пошли: есть деньги можешь купить хоть депутата, хоть прокурора...

Виктор добродушно хмыкнул:

- Видал, Алекс, на какие философские темы спорят в нашем семействе ?

- Ты почему детей не привел, Алку дома оставил? - свела мать разговор на куда более безобидную тему.

- А кто ваши родители? Они работают?

Чернышев-старший заботливо добавил Алексу в рюмку ледяной водки, на что гость, однако, реагировал без особого воодушев ления.

- Отцу осталось пять лет до шестидесяти пяти - он инженер. Мама учительница музыки. Она может и в семьдесят преподавать, дома, конечно.

- Ну хорошо, а вот по родине - не скучают ?

Ласковая и крупная ладонь хозяйки квартиры прикрыла сухонькую ручку не в меру любопытствующего мужа.

Алекс пожал плечами.

- Я ведь - израильтянин, - поразил он ответом хозяина, - и для меня что английский, что русский - языки иностранные. Один учил в школе, другой - отец вбивал дома. За что, сейчас понимаю, - большое спасибо ему ! Вот с Виктором познакомился, с вами разговариваю...

За столом наступила смущенная тишина. Чернышев - старший завозился в тарелке с салатом, его жена повернулась, чтобы что - то положить на стол, и только Виктор глухо хмыкнул: ему вся эта ситуация явно нравилась своей остротой.

- У них там, пап, в Израиле, нет времени ни на носталь гию, ни на охи да ахи. Места мало, а врагов много...

Он подмигнул Алексу и сделал ему знак поднять рюмку. Тост должен был смягчить неловкость за столом и проложить путь в новое и более надежное русло беседы.

- А похож Иерусалим на тот, что описал Михаил Булгаков в "Мастере и Маргарите" ? - спросил , неожиданно загораясь, Чернышев - старший ?

- Я читал на иврите, по-русски мне трудно, - ответил Алекс, думаю,что нет. Но это неважно: ведь глвное, - что так красочно описана Москва...

- Вы никогда не поймете этого... Для моего поколения Булгаков - это возвращение Христа в Россию...

- Мой папа, Алекс, - ухмыльнулся Виктор, - в свое время искренне верил в то, что ему вбивали в голову власти, а теперь не менее искренне убежден в том что никогда в это не верил...

"Господи! Кто это?!"...

Генка Кавторадзе невольно струсил, когда дежурный врач неожиданно зажег свет в палате и подвел к кровати двоих посетителей. Может ожидал увидеть совсем не тех?

- Вы? Слава Б-гу! Я думал, эти добивать идут...

Вслед за Рындиным шагал Аркан Павленко...

- Спасибо, коллега, - поблагодарил он дежурного врача.

Материальную часть благодарности он еще раньше

переправил в карман его халата.

- Выйти в ординаторскую сможешь? - спросил Олег.

- Постараюсь...

Разговор повели в пустой ординаторской.

Рындин глядел на виноватые лица компаньонов, и его заливал бурлящий вал бешенства. Весь этот день никого из них не было в медицинском центре.

- Ублюдки! - выдавил он.

Свой парень и шутник, Павленко виновато захлопотал вокруг Рындина.

- Ну чего ты кипятишься?! - его первым желанием всегда было все превращать в шутку. - Не ты ли послал меня улещивать этого мужика в Мин здраве? Да я пол дня в приемной кис! Потом крутился вокруг этой овцы , его секретаря...

Павленко, считавший себя правой рукой Рындина, оправдывался первым.

- И что же?! Ведь дали, все-таки, разрешение...

- Не вспомнить ни разу об оффисе? - колотило Рындина. - Не позвонить даже ?

Генка смотрел куда-то в сторону и нервно грыз ногти.

- А ты ?! - Рындина развернуло, как орудийную башню, в сторону красавца.

- Да ты сам вспомни, Олег ! Кто просил меня встретиться со специалистами по фармацевтике ?

Он обиженно шмыгал носом.

- И, между прочим, я после травмопункта уже с ребятами из Солнцева связался. Просил оказать содейсивие ...

Внезапно голос его стал тише.

- Если ты не прочь, Олег, я могу поговорить с кавказцами. Их здесь боятся не меньше, чем солнцевских бандитов. У меня в Тбилиси дружок есть: у него неплохие связи с полевыми командирами из Грозного... Но без тебя я ничего начинать не хотел. Может, у тебя свои соображения...

- Связывайся, - коротко бросил Рындин. - Я им больше верю. Они здесь чужие, и связи их с местной мафией куда слабее. Не так друг с другом пересекаются...

Генка в знак согласия прикрыл глаза писанного красавца.

- Продавать нас они, во всяком случае, не станут...

В ординаторскую заглянула дежурная сестра. Увидев незнакомых мужчин, удивилась, - кто такие, зачем ? - но, ничего не спросив, тут же исчезла. Голоса и ругань, какие она перед тем услышала за дверью ее напугали...

- Там у нас конфеты... - Рындин покосился в сторону Аркана. - Дашь этой... - Он кивнул на дверь. - Успокой девушку.

Павленко достал из кейса коробку шоколадных конфеты, положил на стол.

- За голову этого старшого, что там у нас командовал, - по лицу Рындина пробежала судорога, - я плачу отдельно. Это моя будет добыча...

- Что ты с ней делать будешь, Олег ? Высушишь, как индейцы в Южной Америке ? Чтоб стала маленькой, с апельсин, и повесишь ее над камином ?

- А что ? - сверкнул зловещий огонек в глазах Рындина. - Тоже мысль...

- Только контроль над собой не надо терять... - Генка приложил затылок к стене. У него болела голова.

- Слышал, что изрек наш кавказский философ ? - попытался шуткой вымести осколки вдребезги разбитого настрое ния верный рындинский компаньон.

Но ему это не очень удалось. Рындин был далеко: погружен в свои мысли.

Генка, решил он, из дела уйдет, и очень скоро. Вся бушевавшая в нем в течение этого злополучного вечера ярость, внезапно вытекла из него, как воздух из проткнутого воздушного шара. А еще раньше - Карина...

А еще он подумал, что если как и тогда, с Ли, он снова предпримет неожиданный, сбивающий с толку и решительный ход, он сорвет им все планы.

Ведь пока что его конкуренты пересадки прекратили...

Рындин весь ушел в ремонтные работы.

Вызванивал строителей, говорил с дизайнером, договорился с реставратором. Как он и предполагал, компаньоны после случившегося малость поостыли. Аркадий сидел дома. Генка выписался из больницы, уехал в деревню, не давал о себе знать.

О ночном разговоре с приятелем из президентской администрации в Оздоровительном комплексе на "Варшавке" Олег начисто забыл. И когда в его сотовом телефоне раздался неожиданный звонок, сначала даже не мог сообразить, кто звонит и о чем идет речь...

- Ну ? - грубовато осведомилась трубка.

- Что - ну ? - с досадой бросил Рындин. Такого рода фамильярность его выводила из себя.

- Когда встречаемся ? - голос был хриплый, хамский, прокуренный.

- Это с кем я должен встречаться ?- экранируя угрожающую холодность, бросил Рындин.

Голос в трубке злобно оборвал его:

- На Варшавке в Оздоровительном комплексе заказывал, а теперь и забыл ?!

Рындин проглотил слюну, как застрявший в горле ком. Таким тоном мог говорить только старый милицейский волк: грубый, наглый, жестокий, которому его приятель передал заказ...

- Ах это ты ?

Ему показалось, тот харкнул, и так, чтобы он, Рындин, слышал.

- У меня все готово: возникай !.

- Не сейчас. Я пока занят. В пять... - Рындин взглянул на часы.

- Ишь ты, - крутой какой... - с недобрым хохотом откликнулся неведомый собеседник.

- Где ? - коротко обрезал его Рындин.

Еще один харкающий звук в трубке и издевательский ответ:

- Да, хоть в зоопарке...

- Что ? - обалдело переспросил Рындин.

- В зоопарке, сказал! На Красной пресне! У хищников. Я в штатском, с газетой, с "МК", - и тут же дал отбой. Явно издевался...

Брезгливо протерев трубку платком, словно волчье дыхание передается по проводам, Рындин отодвинул аппарат.

Менты мало чем отличаются от уголовников, кипел Рындин. Те же преступники,только одеты в форму и находятся на службе самого государства... Но и тут они о своих собственных интеерсах не забывают...

Ровно в пять Рындин переступил порог зоопарка.

Он попал сюда впервые после реконструкции. Высокие арочные ворота венчали вход. Посетителей было мало. На камнях серебрился снежок.

Он улыбнулся: ему почему - то пришло в голову, что неплохо было бы приехать сюда с Кариной. Он почему - то не вспомнил о своем решении отделаться от нее.

Но романтика погасла, как сигарета под ногами пьяного сержанта. Мент не пришел.

Семь минут... Десять... Пятнадцать...

Чувствуя, как его трясет от бешенства, - это так вот уни зить, и кого ! - Рындин направился к выходу. И в этот самый момент откуда - то из темноты возникла маленькая, сухощавая, вся как на шарнирах фигурка в штатском. В непомерно большой кисти была смятая и свернутая трубкрй газета. Человек развернул ее: "Московский комсомолец".

- Ждешь? Знал, что будешь ждать...

Нижняя челюсть у незнакомца глубоко выдавалась вперед, водянистые глаза смотрели, словно примеривались, как надежней навесить наручники.

Рындин окинул сверху вниз взглядом это неказистое существо и брезгливо усмехнулся.

- Так вот вы какой ?...

Интеллигентское пренебрежение, сквозившее в его голосе, буквально, взбесило незнакомца. Он как бойцовский петух придвинулся к Рындину: вот вот начнет драку !

На Рындина дохнуло гнилостным запахом водочно го перегара, несвежей пищи и больного желудка.

Он решил донять этого мента холодным тоном аристократа, которому приходится разговаривать с мразью.

- Мы ведь, милейший, встретились не для того, чтобы оскорблять друг друга, а по делу. Я плачу деньги, а вы исполняете заказ, - Рындин прошел вперед, не обращая внимания на семенившего за ним злобного мента...

Полы дорогой шубы, которую он надел, колыхались на ходу, как судейская мантия. За ней, исходя злостью, как надутый шар воздухом, спешил невысокий сухощавый человечек, успевав ший сделать два шага, пока Рындин делал один.

В водоеме, который обогнул Рындин, вдруг показалась спина гиппопотама: теперь, из - за мерзости преследовавшего его ощущения, она казалась огромной и черной ягодицей, нежащейся в болотной жиже.

- Ты, козел ! - забежал вперед малорослый незнакомец с "МК" в руке. Ты кого из себя строишь,а !? Да, я - мент, и горжусь этим ! А ты вот бандюга ! И не забывайся!..

Рындин резко повернулся. В клетке рядом взвыл павиан. Он издал непотребное хрюканье, потом подмял под себя спиной к себе самку: та слабо сопротивлялась и жалобно повизгивала.

Их головы - Рындина и Ловягина - были построены по разным схемам. Один сам себя распалял, другой, наоборот, как и всегда в случаях настигающей его опасности, каменел.

Возможно, срабатывал все еще живущий у нем инстинкт маленького зверька: верткого, осторожного, хищного. До точно рассчитанного прыжка он себя не проявит, не выдаст. Будет только пламенеть микросветофорами глаз: желтый, красный, зеленый ! Иначе он не только не схватит добычу, - окажется добычей сам.

Оскалившись в ледяной улыбке, Рындин снова измерил незнакомца уничтожающим взглядом и вальяжно произнес:

- Ну, коли так, - нам и разговаривать не о чем. Простите за беспокойство...

У мента с газетой в руке, которую он не собирался бросать, отвисла выступающая вперед нижняя челюсть, а водянистые глаза пошли болотными огнями. Он нервно закусил губу и выдавил с ненавистью:

- Ладно, пахан ! Твоя взяла, деньги мне нужны. За дом платить надо. Взяли, суки, за жабры ! Но ты не думай, что меня купил. Ты инофрмацию покупаешь...

Они находились рядом с загоном. Высоким неуклюжим провинциалом выглядел в нем жираф. Медленно, вразвалку, приминал землю своей плененной тяжестью бурый медведь. А за забором - сеткой мельтешили гиены. Рындин уставился на них, не в состоянии отвести взора. Что - то гипнотизирующее было в их подчеркнутом безобразии. Они рвали на куски брошенную им падаль, отталкивая друга друга спинами, взлаивали и чавкали.

Мент этого не почувствовал: он, Рындин, - да ! Сказалось общение со старым педиком из московской оперетты. Наверное, это и отличает интеллигента: он думает не о самих вещах, а об их тайном смысле.

- Так уже лучше, - без всякого выражения произнес Рындин.

Дрессировщик опустил плеть и достал кусок сахара. Строптивый медведь послушно стал на задние лапы.

Рындин достал из внутреннего кармана шубы конверт с день гами.

- Здесь пять тысяч баксов, - строго проризнес он, - можешь пересчитать...

- Еще чего, - огрызнулся тот.

Он затолкал - видно нервничал, - конверт в куртку и шумно втянул носом воздух.

- Это была "Саламандра". Охранное Агентство, контора в Подольске. Там все знают. Попутно занимается сопровождением. Проституток развозит по вызовам...

Он весь напрягся, подчеркнуто харкнул под ноги, как тогда, в телефонной трубке. и выдавил из себя, как гной из раны:

- Ты, падла, горя не нюхал, а он у моджахедов в плену побывал, сбежал...

Прикрыл глаза, словно очнулся и продолжал уже спокойней.

- За базар платить надо. Вот я и плачу. И не фальшивыми. Они "Саламандру" вдвоем нанимали: китаец какой - то и тварь эта скользкая из Баку. Морда круглая, усики еще как будто кот ссыт...

Рындин не успел отреагировать, как тот, словно счищая с себя прилипшую грязь, бросил:

- Все ! В расчете мы с тобой !...

- Откуда ты взял это ?

Человек с " МК" иронически улыбнулся:

- От верблюда...

И зашагал быстрыми шагами прочь.

Гиены занимались сексом.

Рындин тряхнул головой и отправился к выходу.

Вечером ему позвонил секьюрити собственной Службы Безопасности, поджидавший его в отдалении..

- Человек, который к вам приходил, - мент из РУОПа. Майор. Мы вместе с ним доехали до Шаболовки... Между прочим, там, в аллее, я видел женщину, которая к нам приезжала вместе с братом...

- И тот тоже был? - встрепенулся Рындин.

- Нет, на этот раз - израильтянин, которого она потом привела...

Все цепочка немедленно выстроилась: Панадис подослал к нему пару, которая сразу вызвала у него подозрение. А теперь второй израильтянин, связанный с Панадисом и Бреннером, взял его под наблюдение. Но мы еще посмотрим, кто -кого...

Гуляя неподалеку, Алекс с Анастасией забрели в зоопарк. Здесь он был не таким, как в Иенрусалиме, иным Больше хищников, менее просторные вольеры.

В лучах зажигающихся фонарей клетки со зверями казались, как в детстве, загадочными. Вызывали странное чувство, - не то, чтобы волнение, а какое - то чуть ли не мистическое ожидание: будто здесь и только здесь могла разрешиться давно, с детства, томившая душу тайна.

Рассеянно прохаживаясь вдоль вольеров и клеток, Алекс ловил себя на том, что иногда в раздумье останавливается. Что за шифровку шлет в нашу генетическую память этот исчезающий мир когда - то господствовавшей на земле фауны?

Вот, как экзотический цветок, распушила свой капюшон кобра. Застыла на перекладине акробаткой - мгновенье, и сорвется вниз черноокая обезьяна. Задумчиво, как телескоп, поднял вверх, к звездам хобот слон. Что он видел Африку? Венеру? Весь Млечный путь ?

Зоопарк срывал с природы детский чепчик цивилизации, ночным ветром и звуками подчеркивал ее пещерную суть, грубой обнаженностью инстинктов размывал воздвигнутую самим человеком границу между его прошлым, настоящим и будущим.

Из Зоопарка они поехали к Анастасии.

Он вызывал в ней странное чувство - этот высокий, худой и нескладный парень. Какую - то смесь острого любопытства и удивления.

Анастасия знала, что его родители были москвичами, но сам он нисколько не напоминал ни своих русских сверстников, ни, тем более, живущих здесь его соплеменников. Ни внутренне - хотя бы уже потому, что не должен был никому доказывать, что он не хуже, чем они, а может быть, даже лучше. Ни внешне - он был смугл и пропитан других солнцем и ветрами.

Они сели за стол. В серванте у нее нашлась бутылка "мартини". Разлили по бокалам. Открыли коробку конфет.

Алекс поднял бокал:

- За тебя, какая ты есть... - и, улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой.

Она уже не злилась на него. Даже акцент его не отталкивал ее так как раньше.

Господи, ну почему он так на нее смотрит ?

- Ты женат ? - вдруг спросила она.

- Нет, - пригубил он бокал. - Я же не мог сесть на шею матери. Офицер - даже в полиции - это не профессия. Я хочу кончить юридический, а тогда...

- А я была замужем, - довольно горько усмехнулась она. - Не думала, как ты, - что, да зачем ? Влюбилась, и пошла в ЗАГС...

- А потом ? - смотрел он на нее так, словно хотел пройти куда - то внутрь, но не решался открыть дверь: а вдруг ему не разрешат ?

- А потом - суп с котом...

Он с сомнением покачал головой.

- А как можно жениться, если не знаешь человека ?

- Что значит, - не знаешь ?! Он ведь с тобой рядом полгода, год, иногла даже - два ?

- Ну и что... Сначала ведь надо узнать друг друга... Это же не партнер о квартире: раз - два - три, и разбежались... А если дети ?...

- К счастью, - детей не было, - допила она вино из бокала. И вдруг неожиданно даже для самой себя сказала, - а может, и к сожалению...

- Моя подружка ушла от меня сама, - констатировал Алекс таким тоном, словно автобус тронулся, а он не успел вскочить в двери. Ни жалобы, ни горя в его замечании не было.

Анастасия вспомнила, как страдала она сама, когда застала мужа в постели с подругой. Прошло два с половиной года, но едва она начинала думать об этом, ее ударяла волна обиды и жалости к самой себе. А сейчас вот почему - то она этого не почувствовала.

- Рассорились ? - спросила она его, сама ругая себя за такое любопытство.

- Нет, - совершенно спокойно объяснил он, - влюбилась в другого и ушла.

- А ты ?

- Я ? - спросил он. - Конечно, мне было тяжело. Но представь себе: а что если бы мы были женаты ? Весь этот развод, свары, суд...

- Ты так спокойно обо всем говоришь, словно речь идет о чем - то самом обыденном... А где же чувства ? Любовь...

Алекс смотрел на нее, словно не понимал: да о чем она говорит.

- Скажи - разве чем больше ты говоришь о своем чувстве, - тем больше любишь ?

Анастасия покраснела от неловкости.

Чем больше он смущал ее, - а сделать это было не так - то легко, ведь она не была наивной девочкой и хорошо знала цену жизни, - тем больше ей хотелось понять, что кроется за этим красивым, если бы не неуклюжий нос, лицом, под коротким и жестким ежиком черных волос и глазами, в которые можно было легко войти, но очень трудно выйти ?

- Слушай, - вдруг просительно произнес он, - я могу попросить тебя потанцевать со мной ?

- Что ? - спросила она, сначала даже не очень поняв, что он ей предложил.

- Ну, есть же у вас, наверное, дансинги, клубы, дискотеки... Это тебя ни к чему не обязывает... Если тебе не хочется, - не стесняйся: я все пойму и поеду в гостиницу...

Анастасия вдруг взяла его за руку и повела за собой.

- Пошли !...

- Мне захотелось ощутить тебя чуть ближе, - сказал он, и она покраснела, но почему - то не обиделась.

- Ладно, - бросила она с улыбкой, - немножко не по возрасту, - ну, да пусть !...

Он взял ее под руку и она втянул в себя несколько раз ее запах. Глаза его были закрыты.

"Ты - идиотка !" - обозвала она саму себя, но села с ним в такси.

Почему она закрыла глаза, когда он слегка провел пальцем по ее шее ? Ласка в этом движении подействовала на нее почему-то еще сильнее, чем объятье и поцелуй...

- Спасибо ! - сказал он и, осторожно взяв ее руку, поднес ее к своим губам. Они у него были горячие и нежные...

Рындин из зоопарка поехал к себе.

Нет, он не ошибался в своих подозрениях: это Панадис ! Именно с ним был связан убитый Ли. И это через него дей ствовала четко налаженная цепочка: китайские курьеры, доставляющие трансплантанты; их московский резидент Ли; посредник и менеджер израильского профессора и эстонских клиник бакинец Панадис; израильтянин, почему - то интересовавшийся системой охраны центра, а сегодня следивший за ним в зоопарке, и босс Ли, отвечающий за функционирование "российского направления"...

"Итак, теперь он не сомневался: разгром центра заказали Панадис и этот второй китаец.

Он и не заметил, как подъехал к воротам, которые снова уже работали с помощью дистанционного управления...

Во дворе его ждали.

- Олег Алексеевич, - приветствовал его старший бригады, работавшей по восстановлению здания, - Я надеюсь, к утру все работы будут закончены.

Кандидат наук, старший бригады электронщиков, заверил его, что и с этим задержки тоже не будет.

Учитывая увеличивающийся спрос на восстановление раз громленных офисов, бывшие жрецы науки и техники были очень предусмотрительно собраны неким предприимчивым гением в одну вспомогательную строительную бригаду. Трудились они, не по кладая рук, все эти классные специалисты- научные сотрудники раз ных НИИ, приспособившиеся к условиям свободного предпринимательства...

Рындин приветливо кивал и в качестве поощрительного широкого жеста достал из "кейса" коробку настоящих гаванских сигар.

- Господа ученые, за счет заведения! - шутливо провозгла сил он.

Представители фундаментальной науки, зарабатывавшие на жизнь ремесленничеством, они на короткое время сталими похожи на сборище американских империалистов со старых карикатур, которые дымя сигарами, вынашивают планы порабощения всей планеты.

- Олег, - подошла к нему постаревшая и опаленная трауром, как ожогом Карина. - Тебе звонила жена...

Она так и не ушла от него. Но поговорить с ним по душам после того, что произошло, ей так и не удалось. Рындин был постоянно в заботах, в разездах.

Она прикрыла влажные кавказские глаза и прикусила губу.

- Олег, - вымученно произнесла она, - ты меня избегаешь...

Рындин покраснел: он не любил, когда заглядывают ему в душу, но обижать ее ему не хотелось.

Карина подошла к нему ближе и дотронулась до его волос. Движения у нее были мягкие, ласковые. Но что - то удерживало его. После того, как ее у него на глазах изнасиловали, его отношение к ней изменилось. И она это чувствовала.

- Я ни в чем не виновата, Олег...

- Я знаю, - сказал он с оттенком вины в голосе.

У нее на глазах появились слезы.

- Ты не просто мужчина для меня, Олег. Наверное, если бы мы жили в другое время, я была бы твоей рабыней...

Он привлек ее к себе и нежно поцеловал в висок.

- Это пройдет...

- У меня нехорошее предчувствие... Что - то должно произойти... Что то страшное и непостижимое...

- Ерунда, - пытался успокоить он ее, - возьми себя в руки. Мы еще с тобой отпразднуем нашу победу.

- Дай бог, - сказала она.

Но в голосе у нее звучала густая, как сироп, печаль.

- Тебе звонил Панадис. Спрашивал, может ли он завтра приехать в первой половине дня...

- Карина, - нахмурился Рындин, но тут же ласково положил ей руку на плечо, - я хочу с тобой поехать завтра по магазинам. Ты и я..

- Мне ничего не надо, Олег, - голос у нее был погасшим.

- Кто заказывает музыку ? - делая стргогий вид спросил он.

Она покачала головой. Глаза у нее были закрыты.

- Карина, - вдруг подвинулся он к ней, не обращая внимания на то, смотрят ли на него ученые - ремонтники или нет. - Не бросай меня, Карина... Ты даже не знаешь, - что ты для меня...

Она прижала его к себе: руки у нее дрожали.

Потом, вдруг встряхнувшись, улыбнулась, как ни в чем не бывало:

- Что с Панадисом ? - спросила она.

- Пусть является, - буднично произнес он...

Главное зло было в Панадисе и в его израильском секьюрити.

Рындин делил людей на полезных, бесполезных и вредных. В принципе, деление это было не очень жестким: существо вала возможность перехода из одного разряда в другой. Но одно он знал: если такое перевоплощение не происходило, ток сичность становилась невыносимой и требовала противоядия.

Он видел свою положительную роль в том, что избавлял общество от отбросов. Был санитаром асфальтовых джунглей. Пока ! А в будущем ? В будущем он готовил себя для совсем другой цели...

Панадиса, а вместе с ним и Крончера он зачислил в разряд не просто вредных, а смертоносных опасных особей, которых следовало беспощадно уничтожать. Как бешенных собак. Боевики Охранного Агентства "Саламандра", о котором сообщил ему этот мент в Зоопарке, конечно, тоже заслуживали жесточайшей кары. Устроить ему такое здесь, в его же детище - медицинском кооперативе ? Так унизить его лично ?

Все от Панадиса... Он шел в его списке первым. Именно ему и профессору Бреннеру составлял конкуренцию Медицинский центр.

Узнав о сговоре Панадиса с таинственным китайцем, Рындин сразу отказался от первоначальной своей версии о том, что ему отмстили за Ли.

Теперь он даже готов был предположить, что приехавший в Москву китаец не знает, кто настоящий убийца.

Панадис и его подручный !.. Он придумает им казнь... Такую, что палаческие причуды покажутся детским садом. С этой сволочью расправиться так, чтобы и на том свете вздрагивали от ужаса.

Панадис завтракал в гостиничном ресторане.

Он надеялся, что избранная им тактика позволит ему проскользнуть между Ченем и Рындином, не вызвав подозрений ни у того, ни у другого. Он даже счел, что у него есть все основания гор диться своими блестящими дипломатическими способностями.

Яйцо в мешочке, два хрустящих тостика с итальянской горгонзолой, стакан мангового сока. Все было выверено по таблице калорийности. Никаких излишеств в еде он себе не позволял.

Обстукивая легенькими ударами ложечки яичную скорлупу, - он делал это, надо сказать, просто артистически, - Панадис думал о предстоящем разговоре с Рындиным.

Этот человек вызывал у него странное, настораживающее чувство. От него исходил острый запах угрозы. Где - то внутри, в непостижимой глубине, за иконописной внешностью и элегантным костюмом, замерла, притаившись, опасность.

Нет сомнения - это жестокий и опасный хищник. Но он, Панадис, охотник, а охотника отличает не сила, не вес, даже не быстрота - все равно быстрее пули не будешь ! - а интеллект.

Он задавит его интеллектом...

Панадис посолил содержимое, набрал в ложечку тягучую и не сварившуюся массу и втянул ее себе в рот. Потом осторожненько, откусил очень небольшой, как учат диетологи, кусочек тоста и стал его тщательно прожевывать.

Неподалеку сидели две дамы среднего возраста, и Панадис начал строить одной из них глазки. Делал он это почти автома тически, думая совсем о другом.

Чень недаром сразу же разглядел в нем, Панадисе, глубокий интеллект. Просто так, перед чужим человеком он не стал бы развивать целую философскую концепцию о преступлении, как таковом, и его трансформации во времени. Возможно, китайцы - вообще, склонны к философии, и толкает их к этому буддизм с его миросозерцанием.

И все - таки, интеллект, если на то пошло, - не только умение разглядывать и сравнивать. Это еще и способность точно рассчитывать. Как шахматист просчитывают ходы противника перед тем, как начать свою выигрышную комбинацию. В чем-чем, а уж в этом с ним, с Панадисом, мало кто сравнится...

Он подчеркнуто элегантно вытер губы белоснежной салфеткой и отпил манговый сок из стакана. Своим манерам он учился на французских фильмах. Нет - нет, - не на американских, а именно на французских: они более непосредственны и изящны...

Дамы встали из - за столика, и одна из них даже наградила Панадиса насмешливым взглядом. Это ее личное дело: такими мужчинами, как Панадис, не бросаются. Неизвестно еще, кто потерял. Панадис слегка похлопал в ладоши, подошел верткий официант.

- Спасибо, было очень вкусно, милый друг, - сказал он, оставив на столе чаевые.

Оделся, спустился вниз. Здесь не успел он поднять руку, как к нему подъехал таксисит. Панадис не без тщеславия подумал о том, что сам вид его говорит о солидности и надежности. Таксисты в этом отношении - точнейший дозиметр.

В машине он подвел итог мыслям: философы мыслят абстракциями, однако Чень продемонстрировал недюжиный практический расчет. Нет сомнений: он его засветил намеренно. Чтобы таким образом лишить возможности выбора. Теперь его у Панадиса, просто нет. Рекетиры знают, что он заказывал их вместе с Ченем, а коли так, - нет сомнения, что очень скоро об этом узнает и Рындин. Ведь возможностей получать информацию у этого порочного московского красавца куда больше, чем у пекинца Ченя.

Чень не станет укрывать какого-то Панадиса своей шкурой: с чего ему рисковать ? А остаться один на один с Рындином, когда он обо всем узнает со стороны - все равно, что прилечь вздремнуть в клетке с тигром...

Но Панадис уже просчитал все возможные варианты и выбрал наиболее удачный. Возможность ошибки была сведена к минимуму. Риск ? Кто не рискует, тот не выигрывает...

Остановив такси недалеко от обнесенного оградой особняка медицинского Центра "Милосердие, 97", Панадис вышел.

Убедившись, что за ним не наблюдают, он подошел к КПП, нажал кнопку "интеркома".

- Доктор Панадис, - хорошо обкатанным голосом произнес он, - доктор Рындин меня ждет...

Металлическая дверца открылась, мимо секьюрити и его монитора Панадис прошел внутрь.

Справа, в углу двора, у гаража, трудились несколько работяг. Шофер "амбуланса", скорой помощи разговаривал с высоким, в белом халате санитаром.

Панадис поднялся по ступенькам к двери особняка. Несколько мгновений его пристально разглядывали в глазок, наконец открылась входная дверь. Панадис очутился на широкой выложенной мрамором лестнице с темными, хорошо отлакированны ми перилами, и, одолев еще один пролет, оказался в приемной Рындина.

Стены здесь были заново выкрашены, новая люстра в распечатанной коробке лежала у стола секретаря,а в простенке бросался в глаза огромный аквариум с песком и ракушками на дне. пока - без воды и рыб.

Вобщем, несмотря на усилия ремонтников, следы разгрома все еще были видны.

- Разрешите ? - манерно спросил панадис, открывая дверь.

- Да, да. входите, - Рындин встретил его в дверях. - Тут мы затеяли небольшой ремонт...

В кабинете не было стола, стояли только новые итальянские кресла: их явно привезли сюда накануне, а, может, и сегодня утром. У окна на картонных коробках покился компьютер.

- Коньяк ? Кофе ?

Чай ? - деловито спросил Рындин.

- Кофе, - томно, с намеком на интимность произнес Панадис.

Рындин подошел к двери, сказал несколько слов кому-то в приемной. Вернулся к Панадису.

- Мы уже заканчиваем обустраиваться, - бросил, как ни в чем не бывало, - но все равно придется удовольствоваться пока вот этой тумбочкой...

Он показал на столик для принтера.

Панадис замахал руками:

- Что вы, что вы, какая разница...

- Как поживает профессор Бреннер ? - небрежно осведомился Рындин. Спасибо ! Вам от него большой привет...

В дверь в это время постучали. Высокий мрачноватый секьюрити внес чашечки с кофе.

Несколько минут они молча пили. Кофе оказался натураль ным, отменно заваренным.

Рындин вел себя так, что Панадис просто вынужден был все время проявлять инициативу.

- Можно у вас здесь спокойно разговаривать ?

Рындин кивнул:

- Мы только вчера проверили...

- Я бы предпочел выйти... - Панадис старался не выпячивать свою осторожность. В кабинете могли быть установлены скрытые записывающие устройства. - Мы наверняка тут кому-то будем мешать...

Рындин бросил на него беглый взгляд:

- Я, к сожалению, должен кое с кем встретиться... Если у вас есть время, вы можете меня немножко проводить.

Лицо Панадиса излучало озабоченность: им ведь предстоял важный, вполне конфеденциальный разговор.

Они спустились по лестнице, прошли по дорожке к проходной. По дороге взгляд Панадиса снова наткнулся на машину "скорой" помощи. Она стояла теперь у самой дорожки. На ветровом стекле ее болтался популярный когда-то мультфильмовский зеленый Крокодил Гена.

- Чего - то снегоочиститель заедает, - озабоченно сказал человек постарше санитару.

Увидев Рындина, оба вытянулись.

- Здрасьте, Олег Алексеевич...

Они остановились в конце двора, рядом с "мерседесом" Рындина.

- Я думаю, нам лучше поговорить здесь, чем в машине, - вопросительно взглянул на него Панадис.

- Чтож, - Рындин чуть прищурился. - Как вам угодно...

- Я хотел вас кое о чем предупредить, - доверительным тоном тоном начал Панадис.

Рындин развернулся в его сторону, но не произнес ни слова.

- Мне известно, кто устроил побоище в вашем Центре...

В глазах Рындина отсвечивали льдистые искорки.

- Мне нелегко было пойти на это признание, доктор Рындин, но я счел это своим моральным долгом...

В голосе Панадиса звучали приличествующие моменту сожале ние и скорбь. Рындин по-прежнему молчал...

- Есть какая-то граница, которую порядочный человек не

может пересечь...

Рындин слушал.

- Это может показаться непорядочным, но когда я узнал обо всех подробностях, я решил, что настоящая порядочность обязывает меня рассказать вам обо всем. Ведь если человек понимает, что он ошибался, он исправляет свою ошибку..

Опять ни слова в ответ.

- Вместо того, чтобы скооперироваться с вами, эти люди решили разрушить ваш бизнес. Все сделано в чисто азиатском стиле. Ведь этот китаец - Чень, он...

- Китаец ? - изобразил холодное удивление Рындин. - Вы ведь говорили, что работаете в Эстонии. С этим израильским профессором...

- Трансплантанты, которыми мы работали, шли из Китая, - поспешно вставил Панадис.

- Ясно, - хмынул Рындин и бросмл безразличным тоном, - Не будем об этом...

Он щелчком на дистанции снял блокировку "мерседеса".

- Садитесь, я подвезу вас, куда вам надо...

Уже сидя за рулем, он нажал на кнопку и открыл правую дверцу.

- Спасибо, я к себе. В гостиницу.

Панадис, поправив полупальто, расположился в суперудобном кресле. У него с души спал камень: самое неприятное - позади...

Вечно разгуливать по минному полю беззаконности Олег Рындин не собирался.

Дело не в риске, - он был бы на него готов, а в отсутствии целей, как таковых. Он ведь не родился преступником, и у него, как он считал, -нормальные вкусы и потребности. Нет - нет, он, Олег Рындин, займется чем-то совсем иным... Хотя бы, той же политикой... А почему,

собственно, нет ?... И уж он преуспеет в ней: уж будьте уверены ! Потому что ему свойственны воля и дерзость. Жесткие принципы и, что еще важнее, - желание дать другим то, чего лишен был сам.

Ему бы власть в руки, - он бы быстро прекратил неслыханный бардак, который творится вокруг. Он ведь в асфаль товых джунглях ориентируется как в своих собственных карманах ! Знает их тайные тропы и лазы, а еще лучше их битателей.

Даже переведя Панадиса, в разряд не просто бесполезных - вредных людей, Рындин решил дать ему своеобразный шанс: пусть оправдается. Но оправдается так, чтобы сам он ничего об этом не знал и не подыгрывал. Игра должна быть честной, без передергиваний...

Вечером того же дня Рындин получил сообщение собственной Службы Безопасности. Конечно, с Российской щхранно-сыскной ассоциацией "Лайнс ", вошедшей в справочники Всемирной Ассоциации Детективов, ей не сравниться, и все же...

- Панадис звонил с международного телефонного пункта на углу Большой Бронной и Тверской в Баку. Потом в Израиль. Связывался там с неким Бреннером в Тель - Авиве. О чем говорил - не удалось установить...

Докладывавший сделал многозначительную паузу.

- Что еще ?

- У нашей птички - странные вкусы...

- А именно ? - спросил Рындин.

- Сначала увязался за каким - то бабцом, и мы уже думали, что снимем для вас фильм: "Доктор Панадис и молоденькая телка". Но потом оказалось, что он не только бабник, но и и бисексуал...

- Что ? - переспросил Рындин. Развязный тон его разозлил, и он решил поставить нахала на место. - Я плачу вам не за остроты, а за информацию, отрезал он сухо.

- Простите, - поперхнулся телефонный собеседник.

Рындин помолчал пару секунд, а потом спросил своим обыденным тоном:

- Что вы имели в виду ?

- С Пушкинской он так и не ушел. Расхаживал по супермаркету на Тверской. Присматривался, ничего не покупал. На часы поглядывал... Кого-то выискивал. В основном, среди мужиков.

- Ну и что ?

- Минут сорок ждал, - нашел нужным оправдаться собеседник, нетерпеливо так....

- И потом?

- В половине шестого издалека заметил какого - то типа, сделал ему знак рукой и сразу завилял бедрами.

- Что за тип?

- Мы его сфотографировали. Вы получите снимок. Лет сорока, одет, как говорится, с иголочки. По виду, - китаец...

- Китаец?! - переспросил Рындин.

- Да, Олег Алексеевич...

Рындин хмыкнул.

Глава службы безопасности многозначительно кашлянул: щекотливое дельце, порученное ему, он выполнил четко и пунктуально...

- Удалось его проводить? - не допускающим, что могло быть иначе тоном продолжал расспрашивать рындин.

- Так точно. Снимает квартиру на Тверской, напротив Центрального телеграфа. Владелица - дочь сталинского министра, живет на даче. Единственный сын - дипломата, аккредитован в Конакри..

- Сколько времени китаец этот в Москве ?

- Соседи говорят, что бывает наездами. Его видят тут при примерно с год...

Рындин подумал:

- Имя и фамилия, конечно, нам ничего не говорят ?

- Естественно, - обрадовался собеседник, - здесь он может блеснуть профессионализмом.

- Их у него, скорей всего, в избытке...

Рындин опять поморщился: что за манера - выпендриваться на службе ?

- Это все, Олег Алексеевич.

- Спасибо, - сказал он суховато..

Рындин получил нужную информацию: Шанс оправдаться, который он предоставил Панадису, тот не не использовал...

Теперь не могло быть никаких сомнений: сегодняшний визит Панадиса к нему - лишь хитроумная попытка обвести его, Рындина, вокруг пальца. И предпринята, возможно, по совету того же Ченя.

С этой минуты судьба Панадиса и его секьюрити - израильтянина, в принципе, была решена.

Рындин отложил телефонный аппарат.

Последствия нападения на Медицинский Центр "Милосердие 97" были ликвидированы. Его ждали дела...

5

Андрей Станиславович Ковальский принадлежал к редкому типу людей, которые и в огне не горят и в воде не тонут.

Встретит такой по дороге смерть - весь расплывется, заокает:

- Кого вижу ! Какая встреча !

Ну прямо друзья с рожденья - и как за таких не порадоваться ?!

Пошутит, покалякает, посмеются оба, и, глядишь, смерть растрогается: " Чего ж это я, подумает, плошаю?! Хорош же мужик, чего же его так быстро с собой забирать?! "

В свои шестьдесят три, он, инженер Ковальский, хоть и на пенсии уже, а со всеми в ладах, всем нужен. Он тебе и починит, и смастерит, из дерьма конфетку слепит и так еще тебе подаст, что съешь и спасибо скажешь.

Он и в пятьдесят пять еще в горы ходил, на плотах по рекам сплавлялся. Рюкзак на одном плече, гитара на другом, запас анекдотов, который и на вторую, и на пятую ночь не кончится... Всегда ровен, весел, свободен. С женой развелся еще в тридцать пять, сын в Питере доценствует, а сам бабешками иногда балуется: обычно лет на пятнадцать помоложе. Чтоб не слишком и в то же время...

Всю свою жизнь он так: звезд с неба не хватал, но зато руки! Обе правые и, как говорится, по локоть золотые. Да за одни такие руки человека почитать можно. Цены им нет и не может быть. Все сделают, со всем справятся. И главное - без истерики, нервотрепки, ворчания и жалоб: все со смешочком, с напевочкой, с присвистом.

Студентом был таким, потом инженером. Все рады были ему. У него собирались, к себе приглашали...

Пока не женился. Походы, "мальчишники", междусобойчики - все сразу закончилось. Жена попалась - зануда:

- С туристами не пойдешь!Что я одна с малым буду сидеть?

Дальше - больше:

На спевку гитарную, под дым и водочку - "Только попробуй, - я что, домработница тебе?" Рыбку поудить где-ни будь на водохранилише в Подмосковье ? "Ты бы лучше делом занялся, а не глупостями..."

Он любил из дерева безделушки делать, мебель старинную реставрировал. Все соседи к нему обращались - "видик" вышел из строя, перегорел утюг...

Помогал, подсоблял, успокаивал...

Никогда не видели его унылым, и, что бы не случилось, не жаловался и не впадал в отчаянье.

Таким в молодости был и таким в пенсионном возрасте остался.

Иных его сверстников взять - да они злобой, как тюбик пастой, переполнены. Только открой: полезет, поползет - не остановишь ! Жалуются, стонут, кряхтят, все на свете клянут и честят.

А вот он, Ковальский, - нет ! Всегда одинаков: всем доволен, везде нужен...

Лет пять назад, когда разогнали весь ИТР на заводе, - кого в рабочие, кого на пенсию, кого в отпуск без содержания а кого и просто за ворота Ковальский долго не тужил и не печалился...

На третий день, когда шел на оптовый рынок за макаронами да за сахаром - так много дешевле получалось - глядит: стоит мужик возле "девятки" на дороге, дверь в машине закрыта наглухо, ключ внутри, а он потеет, парится, пытается внутрь проникнуть. И все не впротык.

Вот Андрей Станиславович и приткнулся. Попотел вместе с бедолагой минут пятнадцать, пару анекдотов рассказал, запачкался слегка - но ведь открыл все же. Мужик сунул ему пятьдесят тысяч недоминированными...

- Да ты что, брат ? - изумился инженер.

- Да я б тебе и три раза больше дал, коли б было...

Ну, насчет было - не было, это - поди знай ! А вот сама по себе мысль о замочном ремесле: а почему бы и нет ? - в мозгу, как острый гвоздь застряла.

Пошел, понакупил на развале старых и ржавых замков, неделю повозился, поразбирал и пособирал, глядишь, уже на более сложные нацелился. А потом и за иностранные принялся - турецкие, итальянские, их теперь на все металлические двери в домах ставили.

И так пошло и поехало. Через полгода у него уже и клиентура своя появилась. Звонки со всех концов города. Днем - один прейскурант, ночью другой.

- Станиславыч, гони, давай ! Понимаешь, замок у меня, едри его корень... Не могу в квартиру войти. Такси, я тебе в оба конца оплачу...

На время к мастерской присоседился на Ордынке, где сейфы чинили. И там тоже свое мастерство показал. Но с этим быстро покончил: дело стремное и зачем это ему надо? Этого только ему не хватало! А вот замки автомобильные его продолжали кормить. И довольно неплохо. Себя он сам называл честным и профессиональным взломщиком. Его даже в милицию приглашали: советы давал, консультировал...

В тот злополучный вечер Ковальский возвращался навеселе. Настроение у него было отличное: шел и пел от переполнявшего его жизнелюбия. Бабешке сорок семь, но вся пухлая, жаркая. Готовит - что надо! На стол "абсолюта" выставила. А ночевать оставаться у чужих он не любил: к своей постели привык. Вот и выбрался - за полчаса до закрытия метро.

Шел дворами от Дорожной улицы в сторону "Пражской". Темновато, это тебе не центр. Фонари - где горят, а где уж перестали...

Сразу за аркой на улице Подольских курсантов неожиданно выросла перед ним и затормозила "скорая". Станиславыч осмотрел ее всю. Он и не видел в Москве такие - на базе "мерседеса", массивная, вместительная: туда целый лазарет вместится. В кабине перед водителем болталась игрушка - крокодил. Сзади, на двустворчатой двери висела новенькая запаска...

"По магистрали, небось, как по взлетной полосе несется, - подумал Андрей Станиславович. - Того и гляди - взлетит! Явно не государственная..."

Санитар - здоровый молодой малый, в камуфляже под медицинским халатом, открыл дверцу кабины:

- Ты че поешь, отец ?

- Домой спешим, - с улыбочкой ответил Станиславыч.

- Ну, - спросил парень, открывший заднюю дверь, и куда же это ?

- Стремянный переулок...

- Повезло! - удивился санитар. - видал солиста? И мы ведь туда рядом... Давай садись!

Станиславыч постеснялся:

- Да мне до " Пражской" тут пять минут.

- Да садись, садись, папаша: веселей будет ! Споешь нам, мы пение просто обожаем. Всю ночь по городу ошиваемся...

Водитель молчал.

Санитар пересел вместе с ним в кузов. Тут было чисто, репсовые белые занавески аккуратно задернуты.

- Одному искусственное дыхание, другому желудок промой, - пожаловался санитар. - Да ведь, считай, вечер еще. Вся ночь впереди...

Хорошо покатили... С ветерком...

Не заметил Станиславыч, как прикатили к метро "Варшавская". Еще не много, а там Окружной мост и уже Большая Тульская... До Большой Серпуховской и Стремянного рукой подать...

Ковальский поглядывал за занавеску на окне.

В районе Хлебозаводского переулка водитель вдруг свернул вправо, подал в обратную сторону.

Ковальский не понял:

- Да вы, ребята, чего? Через Каширу?

Тут была развилка: от Варшавки отходило Каширское шоссе.

И санитар, и водитель промолчали.

Ковальскому стало вдруг отчего-то неспокойно, он приподнялся с места:

- Шеф, останови тут. Дальше я трамваем...

- А ну кончай базарить, дед ! - зло бросил санитар. - Целей будешь...

Он резко задернул занавеску и грубо вмял Ковальского в сиденье. Тот понял, что влип и замолчал, ожидая, как развернутся события далее.

Молчание было такое, что его можно было разбивать на куски, как лед. Тяжелая рука санитара лежала у Ковальского на плече. Такой - пошевелись только - в миг придушит. И не пикнешь!

Ехали недолго, все больше крутили. Стекло между кузовом и кабиной со стороны водителя было зашторено. Где они крутят, куда его везут, Ковальский видеть не мог. Потом машина легко остановилась, клацнула дверь.

Водитель вышел, но быстро вернулся. Открыл дверь.

- Вылезай давай...

Теперь Ковальский его лучше разглядел: куда старше санитара, лысоватый. Морда стертая, как старинный пятак. Санитар переложил тяжелую ладонь с плеча Ковальского ему на шею, угрюмо бросил:

- Голос подашь, козел, удушу! Усек ?!

Ковальский вылез из машины.

"Скорая" стояла в освещенном туннеле.

Его втолкнули в какую -то дверь, они попали на лестницу, спустились вниз. Коридором, залитым мертвенно бледным, больничным светом двинулись по длинному пустому проходу. В конце свернули, опустились еще ниже. Где-то за стеной слышались приглушенные голоса. Но кто и о чем говорил разобрать было невозможно.

Ковальский ничего не понимал:

" Были бы грабители - карманы проверили бы! Бумажник с деньгами, а то и инструменты бы его - пилочки с отверточками отобрали бы. Бандюги или медвежатники - сказали бы:"Откроешь сейф - и свободен! Только никому ни слова, иначе замочим!" Но больница? Что же может быть в больнице такого?!"

Завели в одну из комнат. Шкафы белые с инструментами, кушетка простыней покрытая, стол в углу с папками. Шофер вышел куда- то, санитар за ним дверь на ключ закрыл.

Минут через десять в дверь постучали три раза.

Санитар открыл. Ввместе с водителем вошла медсестра лет сорока пяти, и сразу же на санитара наехала:

- Да ты что это, укол не мог сделать ?

- Твое дело, ты и делай ! - ворчливо ответил тот.

- Садись, - бросила досадливо тетка Ковальскому и указала на стул.

Ковальский рванулся к двери, но перед ним вырос санитар. Не говоря ни слова, железными пальцами обхватил шею сзади, тряхнул. Подвел к стулу.

- Садись!

- Да не болит у меня ничего, милочка ! - попробовал как - нибудь улестить медсестру Ковальский. Но та презрительно поставила его на место.

- Не бзди, я сама боюсь...

Она подошла к шкафу, достала шприц и ампулы.

- Давай руку, - скомандовала.

Собрав всю свою волю, Ковальский улыбнулся, но вышло у него это довольно жалко. И никто этого не оценил.

Ему воткнули в плечо шприц с желтоватым раствором и медсестра, все еще ворча и переругиваясь, ушла.

- В другой раз, - сквозь легкий шум в голове слышал Ковальский, - и не пошевелюсь, сами управляйтесь...