Поцелуй архангела

Глава 35

Елена лежала в объятиях Рафаэля, ее тело обессилело от сексуальных ласк. Архангел сдержал свое обещание. Он заставил ее кричать.

Ее сердце все еще колотилось от жгучего удовольствия, когда она упала в теплую тьму спокойного сна. Настолько спокойного, что ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, что именно она слышит.

Кап.

Кап.

Кап.

— Иди сюда, маленькая охотница, попробуй. — Кто-то прижал палец к ее губам.

Она сжала губы, но вкус все равно просочился внутрь, коварный, непередаваемый. Нет! Ее разум отказывался понимать, что это было, отказывался воспринимать.

Но монстр не позволял ей убежать.

— Белль такая вкусная, правда? — Его глаза были темно-карими, с тонким кроваво-красным ободком. — Я оставил немного для тебя. Здесь. — Он смахнул золотистые, светлые волосы сестры с ее шеи и обнажил кровавую рану, которая раньше была горлом. — Я думаю, кровь еще теплая. — Он уткнулся лицом в шею Белль, положив руку ей на грудь, которая только начали формироваться.

Елена закричала:

— Нет! — Она набросилась на него с кулаками, стала царапать, кусать и пинать от ярости.

Но даже рождённый охотником не ровня взрослому вампиру. Вампиру, переполненному кровью. Он просто игрался с ней, позволил поверить, что она может его ранить. А когда она ослабила бдительность, когда её силы начали иссякать от борьбы… он её поцеловал.

Елена проснулась задыхаясь.

Перед глазами мелькали чёрные пятна, грозя потерей сознания, но затем ароматы дождя и моря просочились в её разум.

Свежий, неистовый, такой далекий от ужасного привкуса, оставшегося во рту, что смог вырвать её из цепей кошмара, заставляя с жадностью вдыхать воздух и отчаянно искать утешения в объятиях Рафаэля.

Его руки сомкнулись вокруг неё, создавая абсолютное, несокрушимое убежище.

— Шшш, я с тобой.

— Господи, Боже, о Боже.

Он обнимал Елену так крепко, что, наверное, на её теле останутся синяки. Но она всё равно дрожала, её речь была невнятной из-за страха столь сильного, что Рафаэль мог ощутить его на вкус.

— Елена, — он повторял её имя снова и снова, продолжал нежно вторгаться в её разум, пока она, наконец, не увидела его, не осознала, что он рядом.

Прижимая Елену к себе, Рафаэль поглаживал её крылья своими, успокаивая, напоминая, что она с ним, а не в капкане прошлого, из которого не способна выбраться.

Он усмирял свою злость и ярость, держал их за стальными решетками. Архангелам под силу многие вещи, но даже он не мог повернуть время вспять и стереть зло, которое разрушило жизнь Елены ещё до того, как она успела вырасти.

— Он заставил меня попробовать кровь Бель, — тихо прохрипела Елена, словно надорвала голос от крика.

— Рассказывай.

— Кровь моей сестры. Он поцеловал меня, заставляя проглотить кровь Бель. — Слова Елены были пропитаны яростью, ужасом и болью, смешанной со смущением. — Я пыталась выплюнуть, но он закрыл мой рот, нос, и мне пришлось глотнуть. О Господи, я выпила её кровь.

Чувствуя, как Елену начинает вновь охватывать истерика, Рафаэль взял её лицо в ладони и впился в губы в поцелуе, выражающим бесконтрольную, самую примитивную потребность.

Она на мгновение замерла, а затем, запутав пальцы в его волосах, вывернулась и оказалась под ним, обвив ногами за талию.

В её поцелуе с привкусом слёз ощущалось дикое отчаяние. Она хотела забыться. А он был согласен сделать всё, что в его силах, чтобы подарить ей покой.

Рафаэль взял Елену жёстко, так как она хотела. Прижав её запястья к простыням одной рукой, и раздвинув бедра другой, он резко и глубоко погрузился в сгорающее от нетерпения тело.

Её вскрик раздался эхом во рту Рафаэля. Он продолжал целовать Елену, пока овладевал ею, и даже накалённые до предела, почти болезненные ощущения их единения не смогли заставить его оторваться от её губ.

Он упивался ею, пока она не начала задыхаться, пока её глаза не заволокло от удовольствия, от страсти, от полного экстаза. А потом целовал, пока она возвращалась с вершины блаженства.

— Ещё, — прошептал Рафаэль, не отрываясь от её губ.

Она отвечала на каждое его движение, охотно и даже требовательно приподнимая бедра. Освободив руки, Елена притянула Рафаэля ближе, губами исследуя его щеку, подбородок, шею.

А затем… просто уткнулась ему в плечо и позволила обнимать себя, защищать.

Такое доверие полностью обезоружило Рафаэля, заставило шагнуть за край наслаждения и упасть в объятия Елены.

— Спасибо. — Прошептала Елена, не отпуская Рафаэля от себя, касаясь губами его уха, ощущая, как черный шелк его волос холодит кожу. — Спасибо.

— Я бы хотел избавить тебя от кошмаров, Елена.

— Знаю. — Тот факт, что Рафаэль не пытался при помощи силы узнать, что её тревожит, невзирая на дикое желание забрать всю её боль, заставил сердце Елены раскрыться. — Но они часть меня.

Елена молчала, но Рафаэль знал, что она хотела спросить.

— Ты вся и полностью принадлежишь мне, — сказал архангел решительно и без колебаний.

— Я словно перемешанный пазл. Разве тебя это не беспокоит?

— Ты выжила. — Рафаэль перестал обнимать Елену и устроился сверху, упёршись предплечьями по обе стороны от её лица. — Как и я. Бросишь меня из-за этого?

Мысль о том, что она может его потерять, острой болью отозвалась в сердце.

— Я уже говорила. Ты — мой. И теперь тебе не сбежать.

Их губы соединились в мучительно медленном поцелуе, от которого подгибались пальцы на ногах, поцелуе, из-за которого все ужасные события, казалось, произошли в прошлой жизни. Грудь Елены вздымалась от глубоких и судорожных вздохов, касаясь груди Рафаэля.

— Это место. Что-то здесь… — замотав головой, она убрала влажные пряди волос с лица. — Смерть. Такое количество смертей — плодотворная почва для моего воображения.

— Ты не веришь, что эти воспоминания правдивы?

— Не хочу верить, — прошептала Елена, поскольку знала, что её кошмары — не просто игра разума. — Если это правда… — Непролитые слёзы жгли ей глаза. — Он пришел за мной и оставил частичку себя внутри меня.

— Нет. — Рафаэль заставил Елену посмотреть ему в глаза, радужки которых полностью заволокла кобальтовую синева. — Если он заставил тебя выпить кровь сестры, — проговорил он, прервав её вырвавшийся всхлип, — тогда ты несешь в себе её частичку.

— Разве это лучше? Я могла ощутить её вкус. — Ладонь Елены взметнулась к горлу. — Насыщенный, богатый, полный жизни. — Ужас происходящего удавкой обвился вокруг её шеи.

— Даже моя мать, не взирая на то, во что она превратилась, никогда не осуждала меня за неизбежное. Думаю, твоя сестра была созданием куда более ласковым, ведь она любила тебя. — Сказал Рафаэль, нежно обхватив ладонью щеку Елены.

— Да. Бель меня любила. — Ей нужно было произнести эти слова вслух. Нужно было услышать. — Она всегда мне это говорила. И никогда бы не назвала чудовищем. — Так Елену назвал её отец.

«Я не позволю своему ребенку стать мерзким чудовищем. — Он тряс Елену так сильно, что она не могла говорить. — Никогда больше не упоминай об этих глупостях. Забудь эту чушь про запахи. Поняла?»

— Расскажи мне что-нибудь о своей матери, — выпалила Елена. Её душа стала слишком ранимой, чтобы справится с воспоминаниями о той ночи, когда отец впервые ранил её словами.

Это случилось через месяц после смерти мамы. Захлебываясь под черными волнами тоски, Елена заговорила о том, о чём за три долгих года даже не упоминала шепотом. В то время чутье охотника осталось единственной неизменной вещью в её жизни, и она думала, что Джеффри поймёт её потребность в этом. Но то, как он разозлился той ночью…

— Что-то хорошее, — добавила она. — Расскажи хорошие воспоминания о матери.

— У Калианны был голос небесной красоты, — начал Рафаэль. — Даже пение Ясона не сравнится с пением моей матери.

— Ясон поет?

— Наверное, у него самый прекрасный голос среди всех ангелов, но уже столетия его никто не слышал. — Рафаэль покачал головой и посмотрел на Елену. — Это его секреты, и не мне их раскрывать.

Елена с легкостью восприняла ответ архангела, она понимала законы дружбы и преданности.

— Его научила твоя мать?

— Нет. Калианна исчезла задолго до рождения Ясона. — Рафаэль наклонился и прижался ко лбу Елены своим, их дыхание смешалось в нежном моменте близости. — Она пела мне, когда я был совсем маленьким ребенком, едва научившимся ходить.

Её песни заставляли Убежище замирать, пока сердца всех и каждого тоскливо сжимались, а окрылённые души парили в небесах. Слушали все… но пела она для меня.

— Я так гордился, — продолжал Рафаэль, погрузившись в прошлое, — что у меня есть право слушать её песни. Даже отец не оспаривал эту привилегию. — Надиэль уже тогда начал понемногу терять себя, но в памяти Рафаэля осталось несколько счастливых воспоминаний о том времени, когда безумие ещё не завладело его отцом и не отобрало от сына и супруги. — Он говорил, что пение Калианны такое прекрасное из-за того, что состоит из искренней любви, любви, которую может испытывать только мать к своему ребенку.

— Хотела бы я послушать.

— Однажды, когда твой разум сможет полностью слиться с моим, а ты станешь достаточно сильной, чтобы это выдержать, я поделюсь с тобой воспоминаниями о её пении, — пообещал Рафаэль. Это его самые сокровенные сокровища и самый большой подарок, который он мог ей дать.

Глаза Елены засияли в темноте, и Рафаэль знал, что его охотница всё поняла. Однажды.

Они провели в объятиях друг друга всю ночь. Не раз она искала у него утешения, и он с радостью помогал ей забыться.

Следующим утром Елена снова и снова рассматривала ангела, шедшего рядом, не до конца веря, что он настоящий. Его волосы были необычными — цвета утреннего тумана и палящего солнца.

Никогда раньше она не встречала таких светлых волос — ещё белее, чем её собственные. Если бы она могла определить их оттенок, то охарактеризовала бы их как белое золото. Но даже такое название говорило о цвете.

Волосы же этого ангела не имели цвета, но сияли на солнце, словно каждую прядь покрывали осколки диамантов.

Его кожа была под стать волосам. Бледная, почти молочного оттенка, но с золотистым сиянием, которое из статуи превращало его в дышащего, живого человека. Алебастр, осыпанный золотой пыльцой — наверное, так можно было описать цвет его кожи.

И, конечно, глаза.

Чёрный зрачок, от которого к радужке отходили острые пики, словно осколки голубых и зеленых кристаллов. Можно было бесконечно смотреть в эти глаза и увидеть лишь своё собственное тысячекратно умноженное отражение.

Невероятно ясные и прозрачные, и в тоже время непроницаемые.

Его абсолютно белые крылья блестели так же, как и волосы, будто покрытые алмазной пылью. Они искрились под лучами яркого зимнего солнца так сильно, что почти резали глаза. Бесспорно, он был прекрасен.

Существо ошеломляющей красоты, которого никто и никогда не принял бы за человека. Но во всём его виде ощущалось что-то отстранённое, словно смотришь на статую или великое произведение искусства.

И всё же этот ангел был последним из Семерки Рафаэля. Его звали Эйдан. Он носил два меча в ножнах на спине, которые размещались вертикально параллельно друг другу. Их рукояти не были ничем украшены, кроме символа, похожего на кельтский узел, но с уникальным искусным узором.

Елена бы расспросила его, но он так редко говорил, что она до сих пор не запомнила тембра его голоса.

Это молчание вызывало странные ощущения после юмора Иллиума, ядовитых комментариев Вэнома и даже пошлого подтрунивания Дмитрия.

Но также позволяло постоянно сохранять бдительность и следить за их окружением.

Её взгляд упал на интересное резное изображение в самом низу небольшого пролета ступенек.

Елена спустилась по ним и оказалась на одном уровне с главным двором. Слева от нее находились голые деревья, покрытые снегом; справа — вырезанная картина. Проигнорировав придворных, которые также не обращали на нее внимания, она начала рассматривать изображение.

Одного прикосновения хватило, чтобы понять, что оно очень древнее. Елена всегда была способна ощущать возраст вещей, особенно зданий.

А этой панели было не меньше нескольких столетий. Её делали с большой кропотливостью, увековечивая один день из жизни двора.

Ли Дзюань восседала на троне, возвышаясь над танцующим придворными и выступающими акробатами. Ничего необычного… но все же. Елена нахмурилась, рассматривая панель ещё раз.

Нашла.

— Это Урам. — Изображение мертвого архангела не должно было шокировать Елену, но… — Я никогда его таким не видела.

Потрясающе. Присутствие мрачной красоты рядом с изысканностью Ли Дзюань.

— Я знаю его только монстром, в которого он превратился.

Елена удивилась, когда Эйдан заговорил. Его голос навевал мысли о зеленых холмах и обиталищах фей.

— Даже тогда он был чудовищем.

— Да, — согласилась Елена, прекрасно понимая, что Урам не мог за одну ночь стать настолько аморальным существом. — Полагаю, он просто хорошо это скрывал.

Она собиралась пойти по узкой дорожке, когда ее инстинкты забили тревогу. Повернувшись, она увидела, как к ней направляется ангел с янтарными глазами, крыльями цвета мёда и кожей темнее, чем у Насира.

Она никогда раньше его не встречала, но тем ни менее, узнала. Когда Эшвини рассказывала о нём, её голос был полон ужаса:

— То место переполнено криками, — она задрожала, а тёмно карие глаза стали почти чёрными. — Он наслаждается болью больше, чем кто-либо другой из всех людей, с которыми я когда-либо встречалась.

— Охотница Рафаэля, — ангел слегка склонил голову в приветствии.

— Я Елена. — Она засунула руку в карман и сжала в ладони пистолет. На поясе у правого бедра у неё висел короткий меч — и она и Гален оба решили, что такое оружие подходит ей больше всего. Но даже Гален согласился, что это скорее последний вариант из её арсенала, поскольку Елена попросту была недостаточно быстрой, чтобы обезвредить большинство других ангелов.

— Назарах. — Его выразительные янтарные глаза впились в Эйдана. — Я многие десятилетия не видел тебя в обществе.

Эйдан промолчал, но Назарах, казалось, и не нуждался в ответе. Он вновь вернул свое внимание к Елене.

— Надеюсь, мне удастся потанцевать с тобой, Елена.

А вот Елена уж точно не желала, чтобы он находился с ней поблизости и, тем более, касался её. Хоть она и не обладала экстрасенсорными способностями, не дающими покоя Эшвини, но Назарах смотрел на неё так…словно представлял. как она кричит в агонии.

— Прости, но все танцы принадлежат Рафаэлю.

Назарах улыбнулся, и от этого все женские инстинкты Елены забили тревогу.

— Я не из тех, кто легко сдается.

— Тогда, полагаю, увидимся вечером.

— Отлично. — Его взгляд метнулся вправо. — Я должен поговорить со своими людьми.

После ухода Назараха Елена посмотрела на Эйдана и заметила, что он весь напрягся

— Ты в порядке?

Он удивлённо посмотрел на неё, а затем слегка кивнул.

Посчитав, что Назарах достаточно жуткий, чтобы заставить содрогнуться одного из Семерки, Елена указала на узкую тропинку, ведущую прочь от места встречи с Назарахом.

— Пойдём сюда.

Эйдан молча последовал за ней, и когда повернулся, их крылья соприкоснулись.

— Прости, — извинилась Елена и быстро отступила.

Он резко кивнул, крепко прижав крылья к спине.

Похоже, Эйдану и вправду не нравилось, когда касались его крыльев. И не только крыльев, но и всех остальных частей тела. Елена запоздало осознала, что с тех пор, как Рафаэль представил ей Эйдан, ангел ни с кем не соприкасался. Она отметила про себя, что нужно избегать с ним контакта, и моргнула, когда глаза привыкли к более яркому свету на другой стороне прохода.

Они вышли на маленькую, пустую площадку, окруженную искусно покрашенными деревянными стенами. Каждая панель изображала сцены из жизни за пределами Запретного Города — от фермеров, работающих на полях, и юных девушек, делающих покупки на рынке, до старика, сидящего под лучами солнца.

Здесь было спокойно. В окружении вечнозеленых деревьев, посаженных специально таким образом, чтобы создавать успокаивающую смесь тени и света.

Мостовая отблескивала разными цветами, и когда Елена подняла голову, чтобы определить от чего, то увидела пузырчатое стекло старинного витража.

Красиво. Заставляет забыться.

Именно поэтому Елене понадобилось чуть больше времени, чтобы понять: ароматы, которые она уловила, находились совсем рядом, мелкий предмет, воткнутый в ствол дерева поблизости — кинжал Гильдии… а едва уловимый звук — щелчок взведенного арбалета.