Поцелуй короля-демона

Глава 24

— Согрей, погладь, ударь и вырасти. Потри, поверни, полюби и поцелуй.

Ридстром резко сел, разбуженный ужасным женским пением.

Он посмотрел на Сабину, но она все еще спала, ее глаза подрагивали под закрытыми веками. Он был вынужден оставить ее, бросившись на голос.

— Золото — жизнь… это — совершенство, — произнесла женщина и рассмеялась.

Когда он, казалось, достиг источника звука, то оглянулся вокруг.

Никого нет. Это приманка? Его обманули, вынуждая покинуть его женщину? Он бросился назад к Сабине.

Она спала так же сладко, как и когда он оставил ее, длинные ресницы бросали тени на ее щеки.

Облегченно вздохнув, он опустился рядом с ней. Когда он посмотрел на ее прекрасное лицо, то понял, что гнев и похоть исчезли и разум возвращается к нему. Но все равно он не мог прийти ни к чему конкретному, если это касалось Сабины и тех эмоций, которые она в нем вызывала.

Вчера вечером его демоническая сущность жаждала мести, чтобы успокоить его гнев. И в конце ночи демон в нем желал видеть свою пару, испытывающую боль.

Он не знал, что думать о ней или даже о себе. Поэтому действительно рассматривал возможность нарушить свою клятву о мести. Та, что пленила его, постоянно держала его в состоянии от полной уступчивости до ярости.

Он находился в безвыходном положении. Если он станет мучить ее еще две ночи, то будет сам не лучше ее. Но если он этого не сделает и нарушит свою клятву, то все равно будет, как она. Может быть, он должен принять ее объяснения, и тогда выходит, что она отказывала ему в течение только двух ночей — да, тогда остается всего одна ночь.

Он сузил глаза, когда его пристальный взгляд остановился на ее волосах. Среди рыжих кудрей была одна сверкающе-белая прядка, которую он никогда прежде не видел. Он схватил эту прядку, перебирая ее между пальцами. Почему она скрывала это?

Прядка упала, забытая, когда его взгляд остановился на ее шее, на шраме, который обвивал ее.

Его губы сжались, когда он понял, откуда это. Демон схватил ее за плечи, усаживая вертикально, чтобы внимательнее осмотреть кожу.

— Что? — Она заморгала, ослепленная взошедшим солнцем. — Что произошло на сей раз?

— Что это за шрам? Какая-нибудь операция? — спросил он, боясь услышать ответ. — Отвечай!

Ее глаза слегка прикрылись, словно она была смущена этим вопросом:

— Да, Ридстром. Операция.

— Ты опять врешь!

— Нет! Не вру, — приглушенно ответила она, — эта была незапланированная операция, проведенная с целью отрезать мне голову.

У него пересохло во рту:

— Ты была молода. Сколько тебе было?

— Какая…

— Сколько тебе было? — заорал он, и крик его эхом раздался в каньоне.

— Двенадцать, демон, — она встретилась с ним взглядом, — в двенадцать один солдат из армии хороших перерезал мне горло от уха до уха.

— Расскажи, что произошло.

— Клан Врекенеров убил моих родителей. Когда я попыталась противостоять им, они принялись за меня. И прежде, чем ты скажешь что-нибудь, — да, мне пришлось сражаться. Ты не представляешь, что они делают с такими детьми, как мы.

Он покачал головой:

— Врекенеры принимают вас, берут в свои семьи.

— И разлучают братьев и сестер для того, чтобы их умы лучше поддавались контролю. Они промывают мозги женщинам нашего вида, чтобы мы стали такими же, как и их женщины — покорными и серьезными, — полная противоположность нашему истинному духу. Они промывают нам мозги, чтобы мы думали так же, как ты!

— Как ты смогла выжить после такой раны?

— Это не имеет значения. Только то, что я сделала.

— Ты скажешь мне!

Она дернулась, но он крепко держал ее.

— Моя сестра, Ланте, умела мысленно исполнять свои желания. Я была мертва, мое сердце перестало биться, и в нем не осталось крови. Но она как-то приказала мне жить и оживила меня.

— Так вот почему у тебя поседели волосы.

Она отвернулась:

— Я больше не буду говорить об этом. — Она вновь попыталась вырваться из его рук. — Я не понимаю, зачем это обсуждать.

Когда он уставился на нее, она ответила ему неприязненным взглядом:

— Демон, ты думаешь, это единственный раз, когда я была убита?

Ничто не заставило бы ее рассказать ему об истории своих смертей. Демон не имел права это знать. Он понял бы это не так, как надо, потому что был приучен думать иначе, чем она.

Она посмотрела на него снизу вверх, и то выражение, что он увидел в ее взгляде, заставило его отпустить ее.

Он провел рукой по рту. Его внешний вид почти вернулся к нормальному, но он, казалось, был готов мгновенно измениться.

— Нам нужно идти, — пробормотал он.

Идти… подальше от Торнина, от morsus, от сестры. Начать другой бесконечный день.

Ее руки затекли, и мелкие покалывания пробежали от плеч до запястий, когда она сжала и разжала кулаки. Ее грудь болела, неудовлетворенное ночью желание поразило ее так же сильно и чуждо, как и болезнь.

И она спала в течение, по крайней мере, пяти часов. Такого не случалось с тех пор, как она была девочкой. И это значит, что все эти часы она оставалась уязвимой и ее безопасность полностью находилась в руках Ридстрома.

Ее это злило.

— Сегодня утром я услышал женское пение, — сказал он, заливая потухший костер водой, — но, когда я пошел проверить, там никого не оказалось.

— Я ничего не слышала.

По-видимому, она грезила, но не могла вспомнить, о чем. По крайней мере, он не видел ее мысли

— Сегодня мы должны провести время с пользой. — Она в ужасе смотрела, как он, схватив меч, отрубал каблуки ее сапог.

— Не думаю, что это время ты проведешь, посвящая меня в подробности своих планов.

— Я беру тебя с собой в мой дом в Луизиане. — Он поставил ее на ноги.

Ридстром стиснул зубы, глядя на ее обнаженное тело голодным взглядом, но так и не прикоснулся. В своей проворной манере он натянул ей юбку через ноги.

— Мы должны встретиться с повстанцами, которые собираются за пределами равнины.

— Оморт может сказать, кто приходит и уходит.

— Не в этот раз.

— Ты берешь меня к одному из запрещенных порталов, верно? Сколько времени мы будем идти?

— Еще несколько дней.

— Он найдет нас прежде, чем мы достигнем портала, — сказала она, и от ее слов его щека, пересеченная шрамом, дернулась.

Как только он облачил ее в металлическое бюстье и испорченные ботинки, она спросила:

— Что насчет моих чулок и трусиков?

— Ты не будешь их носить, пока ты со мной.

Она прикусила язык.

— Если ты не собираешься развязывать меня, то мне нужно, чтобы ты сходил за моим воротником и головным убором.

— Метнуться туда и обратно?

— Я не это имела в виду.

— Без шансов, принцесса.

— Но ты должен!

Он резко ринулся к предметам их разговора и схватил их.

— Почему, черт возьми, они настолько важны для тебя? Они почти утопили тебя!

Он развернулся с ними, чтобы забросить далеко в воду.

Она завопила:

— Нет, — но было слишком поздно. Они ушли на дно.

У нее перехватило дыхание, она покачнулась. Золото — жизнь… Гладкая водная поверхность стерла их с лица земли, как будто они и не существовали вовсе. Ее нижняя губка задрожала, и она не могла ничего сделать, чтобы скрыть это — ни эмоционально, ни иллюзорно.

— А теперь пойдем, — грубо велел он.

Когда он взял ее за руку, она оглянулась через плечо:

— Я не могу поверить, что ты сделал это.

Потерять золото — было одно, но выбросить его?.. Непостижимо.

— Нет никакого оправдания. Ни одного.

— Здесь это не нужно.

— Нет ничего ненужного, ты, чурбан! Эти части защищали мою голову и шею!

— Тогда ты должна будешь зависеть от меня, чтобы я выполнял их работу.

Он потянул ее за собой, и она поплелась за ним в гробовом молчании…

В последующие часы ничего не происходило. Она постоянно замечала на себе взгляд его зеленых глаз. Он стал более внимательным, протягивал руку, чтобы помочь ей преодолеть сложные участки местности. Но все еще не развязывал ее путы. И каждый раз, когда она пыталась убедить его отпустить ее, грозился кляпом. Она задавалась вопросом, насколько реальна эта угроза, потому что было совершенно ясно, что он хотел говорить с ней — но только на одну-единственную тему. Он продолжал спрашивать ее, сколько раз она умирала.

Наконец она не выдержала:

— Почему тебя это беспокоит? Ты смягчаешься, когда узнаешь, какие страшные вещи происходили со мной, когда я была девочкой?

— Я… не знаю. Ты хочешь моего сочувствия?

Она пожала плечами:

— Я не заслуживаю твоего сочувствия.

Хотя это, возможно, прозвучало как сентиментальное заявление, она произнесла это так, будто это факт. Потому что так и есть.

— Прядка седых волос у тебя в волосах. Я слышал о таком явлении, когда кто-то познает такой ужас, что это потрясает его психику. Что произошло с тобой, Сабина? Оморт причинял тебе боль?

— Он никогда не причинит мне боли.

По крайней мере, физически.

— Ты все еще предана ему?

Она не могла сказать демону столько, сколько хотела или сколько было необходимо. Она не могла сказать, что так же, как и Ридстром, ненавидит сводного брата и что она согласна с Ридстромом — Оморт должен быть убит. Все, что она скажет сейчас, возможно, станет известно Оморту позже, когда их поймают. Ее брат в состоянии проникнуть в мысли демона, и об ее измене узнают.

— Он защищал меня и Ланте много лет, — уклончиво ответила она, — что, я должна быть предана тебе, а не ему? Ты держишь меня связанной, рискуешь моей жизнью в этом опасном месте. По крайней мере, он ценит мою жизнь. Он придет за мной.

— С нетерпением жду этого.

— К теме о верности — с чего бы это Лотэру предавать Оморта ради тебя? Или он работал на две стороны все это время?

— Вампир хотел чего-то, что я мог дать ему. И мы заключили сделку на мою свободу.

— Он — тот, кто переместил нас сюда? — Когда Ридстром коротко кивнул, она снова спросила: — Когда это он успел побывать в Царстве Мрака?

Ридстром пожал плечами:

— Он сказал, что очень многое знает о королевстве.

— Это так? Тогда, возможно, он мог бы переместить нас гораздо ближе к порталу вместо того, чтобы заставлять нас топать через эту богом забытую землю.

— Открытые порталы постоянно движутся. Обломись, чародейка.

Когда Сабина в очередной раз споткнулась, то бросила, указав на руки:

— Ну, давай же, демон!

— Пока ты не расскажешь мне о другом способе сделать тебя бессильной, веревки останутся.

— Что, если я пообещаю не использовать свою силу?

— Ты пообещаешь? — Он жестоко рассмеялся. — Ты исчезнешь в считанные секунды.

— Ты сказал, что будет равное положение, но я тебя мучила вовсе не так. Я никогда физически не вредила тебе, а ты буквально убиваешь меня.

— Под твоей заботой, — глумливо заявил он, — у меня был разорван позвоночник и пробита дыра в груди.

— Это не моя вина. Я спасла тебе жизнь. — Ее лицо осветилось догадкой. — Ты больше всего расстроен купанием, не так ли? Я думала, что тебе могло бы понравиться это.

— Нет-ты-так-не-думала.

Она легко согласилась:

— Хорошо, это было ложью. Но я не предполагала, что ты ненавидишь саму суть этого. — Когда он прищурился, она произнесла: — Да, да. Это также ложь.

— Как бы ты себя почувствовала, если бы я приказал трем женщинам искупать тебя?

Она вскинула бровь.

— Как свидание, это прошло бы хорошо. И действительно, согласно твоему правилу равнозначности, ты должен устроить это. И они должны быть восхитительны, потому что я лично отбирала Инфернов, которых послала к тебе, и они были добровольцами, поверь мне.

Он отрезал:

— Это точно, поэтому я не буду делать ничего подобного, так как раз это не будет для тебя наказанием, то и не будет платой той же монетой.

Он ускорил шаг.

— Что именно означает выбранная тобой равнозначность? — спросила она, устремляясь за ним. — Мне неясно.

Он так внезапно остановился и развернулся, что она почти столкнулась с ним. Пристально глядя на нее сверху вниз, он произнес:

— У тебя будет еще одна ночь, в течение которой я собираюсь заставить тебя кричать от желания и просить дать тебе облегчение. После этого я также не буду брать тебя, пока ты не скажешь: «Прошу тебя взять меня. Я нуждаюсь в тебе, как в своем повелителе, и буду выполнять любую твою волю». И, Сабина, я смогу ждать достаточно долго, пока ты не произнесешь это. Ты проиграешь, если решишь сражаться со мной в силе воли.

— Пока не скажу это? Точнее, сколько времени ты планируешь держать меня? Когда ты освободишь меня?

Он посмотрел на нее со странным выражением — слегка притяжательным, слегка агрессивным. Глаза его резко перешли от зеленого к черному, как смоль.

— Я не собираюсь этого делать.