Я проспал весь день под усыпляющий шум дождя. В обрывочном сне мелькали образы, рожденные тревожными мыслями, и, когда они слились в страшной концовке, я проснулся. Было почти шесть вечера, но я чувствовал себя лучше. Если я хотел наверстать упущенное время, надо было торопиться.
В холодильнике нашлась пачка замороженных креветок. Пока они жарились, я сумел с третьей попытки дозвониться до Рэя Дикера. Голос у него был таким же тощим, как лицо.
— Хорошо, что ты позвонил, Майк, — сказал он. — Я сам хотел тебе звякнуть.
— Нашел что-нибудь?
— Возможно. Я выяснил насчет Кавольского. В бюро, где он работал, подняли документы, и я узнал подробности. Ему было поручено охранять эту крошку Торн. Она жаловалась, что ее кто-то преследует, и была здорово напугана. Она уплатила наличными, и Ли был приставлен к ней в качестве постоянного телохранителя. Утром он забирал ее из дома и вечером привозил обратно.
— Ты мне это уже говорил, Рэй.
— Знаю. Но я не сказал главного. Через неделю Ли Кавольский перестал являться в бюро для личного отчета. Он просто стал звонить по телефону. В бюро заподозрили неладное и поручили своему человеку понаблюдать за квартирой Берги. Выяснилось, что Ли добровольно несет круглосуточное дежурство. Он оставался с этой женщиной и ночью.
— В бюро были недовольны?
— С чего бы? Это было его личное дело, если она сама того пожелала. Деньги она вносила исправно.
— Так все и продолжалось?
— А что им было делать? Судя по отчету, который был представлен по результатам наблюдения, Ли относился к своим служебным обязанностям вполне добросовестно. Ему уже пришлось участвовать в двух возникших из-за нее потасовках, и ей понравилось, как он действовал.
Это было еще одно звено в цепочке, которая становилась все длиннее и крепче.
— Ты слушаешь? — спросил Рэй.
— Да.
— Что тебя еще интересует?
— Водитель грузовика, который сбил Ли. Тебе он тоже известен?
— Конечно. Харви Уоллес. Он живет на Канэл-стрит в том доме где бар Паскаля. Ты наверняка знаешь это место.
— Знаю.
— Возможно, у меня есть кое-что и на Ника Реймонда.
— Что именно?
— Он вел розничную торговлю табаком, поступавшим по импорту через итальянскую фирму. Изменил свою фамилию с Раймондо на Реймонд еще до войны. По нескольку раз в год ездил в Европу. Один из его старых клиентов сказал мне, что с виду он ничем не блистал, но каждую зиму проводил на побережье Флориды и проигрывал там большие деньги. Кроме того, он питал слабость к женскому полу.
— Хорошо, Рэй, большое тебе спасибо.
— Материал готов?
— Пока еще нет. Я скажу тебе, как только будет готов.
Я положил трубку и перевернул креветки на сковороде. Когда они были готовы, я поел, выпил кофе и оделся.
Я уже выходил, когда раздался звонок в дверь. На площадке стоял консьерж, всем своим видом выражая крайнюю озабоченность.
— Вам надо бы спуститься вниз, мистер Хаммер.
Больше он ничего не сказал, а я не стал спрашивать, просто пошел следом за ним. Войдя к себе в квартиру, он ткнул большим пальцем в сторону гостиной и сказал:
— Там.
Она сидела на диване, невообразимо грязная, в разорванной и перепачканной одежде, и консьержка вытирала ей слезы.
Я сказал:
— Лили! — и она взглянула на меня покрасневшими глазами как загнанный кролик.
— Вы ее знаете, мистер Хаммер?
— Еще бы! — Я присел на диван рядом с ней и погладил ее по волосам, заляпанным грязью. — Что случилось, детка?
Глаза у нее наполнились слезами, дыхание прервалось короткими всхлипами.
— Пусть немного побудет одна, мистер Хаммер. Она скоро придет в себя.
— Где вы ее нашли?
— В погребе. Она залезла в ларь. Я бы никогда ее не увидела, если бы не молочные бутылки. Жильцы первого этажа жаловались, что кто-то крадет молоко. Я увидела пару пустых бутылок и заглянула в ларь. Она просила позвать вас.
Я взял ее за руку.
— У тебя все в порядке? Ты не больна?
Она облизнула губы, всхлипнула и медленно покачала головой.
— Она просто испугана, — сказала консьержка. — Первым делом ее надо вымыть и переодеть. У нее была с собой сумка.
— Нет, нет… со мной все в порядке, — встрепенулась Лили. — Оставьте меня, прошу вас, оставьте меня! — Лицо у нее напряглось, вокруг покрасневших глаз проступила белизна, во взгляде появилась какая-то ожесточенность. — Майк… забери меня отсюда, пожалуйста. Забери меня отсюда.
— Она попала в беду, мистер Хаммер? — спросил консьерж.
Я строго посмотрел на него.
— Это совсем не то, что вы думаете.
Он что-то быстро сказал жене на своем языке, и ее мудрые маленькие глазки ответили согласием.
— Давайте отведем ее наверх. — Консьерж взял ее сумку, помог встать на ноги. Мы поднялись ко мне на этаж в грузовом лифте, чтобы ни с кем не столкнуться, и вошли в квартиру.
— Если понадобится моя помощь, дайте мне знать, — сказал он.
— Хорошо. И прошу вас — никому ни слова. Скажите то же самое своей жене.
— Не беспокойтесь, мистер Хаммер.
— И еще вот что. Поставьте мне на дверь засов, но только по-настоящему крепкий.
— Завтра займусь прямо с утра. — Он прикрыл за собой дверь, и я защелкнул замок.
Она сидела в кресле, как нашаливший ребенок, ожидающий порки. Лицо у нее заострилось, глаза были большие, как блюдца. Я смешал для нее хайбол[11], заставил выпить до дна, налил еще.
— Теперь лучше?
— Немного.
— Расскажешь что-нибудь?
Когда она прикусила губу и кивнула, на ее грязном лице резко обозначилась полоска зубов.
— Давай с самого начала, — сказал я.
— Они вернулись, — произнесла она еле слышно. — Подергали дверь, потом что-то сделали с замком. Дверь… открылась. Я даже не смогла закричать… Не смогла пошевелиться. Им помешала цепочка. — Она вздрогнула всем телом. — Я слышала, как они шепотом спорили насчет цепочки, один говорил, что нужна пила. Потом они закрыли дверь и ушли. Я… не могла здесь оставаться, Майк. Я до того испугалась, что побросала одежду в сумку и выбежала на улицу. Но потом подумала, что они могут наблюдать за домом, и спряталась в подвале. Майк… извини меня.
— Успокойся, Лили. Я знаю, как это бывает. Ты их видела?
— Нет, нет, Майк. — Она снова вздрогнула всем телом и прикусила палец. — Когда… этот человек нашел меня, я думала… что он был один из них.
— Не надо больше бояться, Лили. Теперь ты не останешься здесь одна. Давай-ка прими горячую ванну и приведи себя в порядок. Потом приготовь себе что-нибудь поесть.
— Майк… Ты что… уходишь?
— Совсем ненадолго. С тобой посидит консьержка, пока я не вернусь. Не возражаешь?
— Ты скоро вернешься?
Я кивнул, подошел к телефону. Консьержка сказала, что она только рада помочь и придет прямо сейчас.
У меня за спиной Лили сказала:
— Я такая грязная, Майк. Скажи ей, чтобы принесла спирт для растирания.
Я сказал насчет спирта и повесил трубку. Лили допила свой хайбол и откинулась на спинку кресла, глядя на меня сонными глазами. Лицо у нее разгладилось, губы порозовели. Она была похожа на собаку, которая заблудилась на болоте, а потом неожиданно нашла дорогу домой.
Я наполнил ванну, вернулся к Лили и поднял ее из кресла. Она была легкая, совершенно безвольная и тихо дышала мне в лицо. В ее глазах, когда они оказались рядом с моими, метнулась какая-то тень, дрогнули уголки рта. Она вцепилась пальцами мне в руку и глубоко вздохнула. Но прежде чем я успел поцеловать ее, она резко отвернулась и спрятала лицо у меня на плече.
Лили все еще плескалась в ванне, когда пришла консьержка. Она заквохтала, как наседка, и хотела пройти прямо к ней, но дверь была заперта изнутри. Тогда она отправилась на кухню, чтобы приготовить еду. Бутылка со спиртом стояла на столе, и перед тем как уйти, я постучал в дверь ванной.
— Эй, будешь делать растирание?
Плескание прекратилось.
— Если хочешь, могу помочь, — сказал я.
Она засмеялась, и у меня стало спокойнее на душе. Я поставил бутылку рядом с дверью ванной, сказал консьержке, что ухожу, и ушел.
Семь тридцать. Серое небо опустилось на город ранними сумерками, окутало мокрым саваном дома и людей. В такой вечер город уходит в самого себя, оставляя пустые тротуары, и люди за стеклянными фасадами магазинов бесцельно смотрят в сырую мглу.
Я оставил свою машину там, где она стояла, и взял такси до Канэл-стрит. Водитель высадил меня у Паскаля, и я вошел в дверь справа от входа в бар. В просторном вестибюле было чисто и светло. Шум голосов из пивного зала за стеной постепенно затихал по мере того, как я поднимался по лестнице.
Невысокая женщина с аккуратно уложенными волосами встретила меня вежливой улыбкой.
— Госпожа Уоллес?
— Да.
— Моя фамилия Хаммер. Я хотел бы поговорить с вашим мужем, если можно.
— Муж дома. Проходите, пожалуйста.
Она отступила в сторону, закрыла за мной дверь и позвала:
— Харв, здесь к тебе пришли.
Из комнаты доносились шелест бумаги, тонкие детские голоса, которые притихли при звуке мужского голоса. Он вышел на кухню, вопросительно взглянул на меня, кивнул жене, потом протянул мне руку.
— Мистер Хаммер, — сказала ему женщина и снова улыбнулась. — Я пойду к детям, если вы не возражаете.
— Присаживайтесь, мистер Хаммер. — Он махнул рукой на стул и сел сам. Это был дюжий малый с крутыми плечами и лысеющей головой, по виду ирландец с примесью скандинавской крови.
— Я не займу у вас много времени, мистер Уоллес. Я следователь. Мне приходится выкапывать всякие малоприятные вещи, такая уж моя работа. Все, что вы мне скажете, никуда дальше не пойдет.
Он двинул челюстью и кивнул.
— Дело касается прошлого. Вы вели грузовик, который сбил насмерть мужчину по имени Ли Кавольский.
У него дернулась щека.
— Я уже объяснял…
— Вы еще не знаете, что я хочу спросить, — сказал я. — Не торопитесь. Что касается вас, это был чистейший несчастный случай, первый в вашей работе. Одна из тех случайностей, которые невозможно предусмотреть, и вашей вины здесь нет.
— Совершенно верно.
— Хорошо. Как я уже сказал, с тех пор прошло много времени. Вы были единственным свидетелем происшествия. Скажите, вы пытались когда-нибудь восстановить в памяти, как это произошло?
— Знаете, мистер Хаммер, — тихо сказал Харви, — бывают ночи, когда я вообще не могу заснуть.
— Перед вами проходит вся картина, иногда детали выступают отчетливо, иногда ускользают, ведь так?
Он скосил на меня глаза.
— Вроде того.
— Что вам кажется непонятным?
— Вы что-то знаете, мистер Хаммер?
— Возможно.
Он подался вперед, и на его лице появилось выражение озадаченности.
— Вот что непонятно, мистер Хаммер. Я вижу, как мужчина выходит из-за стойки светофора на проезжую часть. Я кричу ему и жму на тормоза. Груз в кузове сдвигается с места и бьет в кабину, и я чувствую, как колеса… — Он запнулся и взглянул на свои руки. — Он не мог появиться так быстро, если бы просто шел. — Харви посмотрел на меня вопрошающим взглядом. — Вы понимаете, что я хочу сказать? Я вовсе не оправдываюсь.
— Знаю.
— Когда я выскочил из кабины, он был под передней осью. Помню, я закричал, позвал на помощь. Иногда… память говорит мне, что мужчина бежал. Иногда я не уверен в этом.
Я поднялся и надел шляпу.
— Не терзайтесь сомнениями, мистер Уоллес. Не было никакого несчастного случая. — У него округлились глаза. — Это было убийство. Кавольского толкнули под колеса. Вас хотели сделать подставкой.
Я открыл дверь, помахал ему рукой.
— Спасибо за помощь.
— Спасибо… вам, мистер Хаммер.
— Дело закончено, так что нет смысла возиться с протоколом.
— Да… Но я рад, что узнал правду. Теперь я не буду вскакивать по ночам.
Девять десять. В холле гостиницы все телефонные кабинки были свободны. Парень и девушка сидели в дальнем углу, взявшись за руки. Еще один человек, по виду не постоялец, читал газету, и с его промокшего плаща капало на пол.
У девушки за журнальной стойкой я разменял доллар на десятицентовые монеты и вошел в крайнюю телефонную будку.
С третьего раза я дозвонился. Трудно было поверить, что этот зычный голос выходит из цыплячьей шеи. Он всегда ходил небритый, в мятом костюме, но ему все это было до лампочки. Он был никто, ноль без палочки, пока не зажали букмекеров[12], и тогда он сразу стал важной персоной. У него была память, как у вычислительной машины, и он использовал ее на всю катушку в операциях с подпольным тотализатором.
— Дейв? — спросил я.
— Он самый.
— Майк Хаммер.
Голос приблизился к трубке и стал подчеркнуто безразличным.
— Здорово, парень, как делишки? — Я мысленно представил себе, как он прикрывает ладонью микрофон, а глаза шныряют по сторонам.
— Что поговаривают, Дейв?
— Ходят слухи, старик, один круче другого.
— А сам ты что думаешь?
— Да я-то здесь при чем, мистер?
Я знал, что он думает, и поэтому улыбнулся. Но в моей улыбке не было смеха.
— У меня есть то, что им требуется, малыш, — сказал я. — Шепни, где нужно.
— Мне еще жить не надоело. Как я мог узнать?
— Ты видел меня, я на крючке и сам закинул слово.
Голос в трубке стал на октаву ниже.
— Послушай, я сделаю что угодно, только бы подальше от кодлы. Они кому хочешь язык развяжут, а я не переношу боли.
— Ничего не поделаешь, Дейв. Это очень важно, иначе я не стал бы тебя просить. Они схватили Велду. Теперь ты понимаешь?
Он выругался, употребив сразу три крепких выражения.
— Значит, обмен?
— Я готов. Если ничего не выйдет, я все уничтожу.
— Хорошо, Майк. Считай, что я это сделал. Больше мне не звони, ладно?
— Ладно, — сказал я, вешая трубку.
Я подошел к стойке.
— Комнату, сэр? — спросил с улыбкой портье.
— Пока нет, спасибо. Я хотел бы видеть управляющего.
— Боюсь, что вы не сможете этого сделать. Он отлучился на вечер. Видите ли…
— Он живет здесь?
— Ну… вообще-то да…
Я молча полез в карман. Малый хорошо одевался и плохо зарабатывал, поэтому десятка была для него совсем не лишней. Она исчезла у меня из руки как по мановению волшебной палочки.
— Не беспокойтесь, он ничего не узнает. Мне надо с ним поговорить.
— Номер 101. — Он показал длинным пальцем через холл. — Поднимайтесь вон по той лестнице, это быстрее.
Рядом с дверью была кнопка звонка. Я жал на нее до тех пор, пока не услышал, как повертывается ручка. Из комнаты выглянул мужчина средних лет. У него было выразительное лицо испанского типа с тонкими усиками поверх профессиональной улыбки. Он стоял в учтивой позе, готовый выслушать мою жалобу, и в глазах его светилась надежда, что жалоба будет несерьезная, потому что мистер Кармен Триваго должен уйти по очень важному делу.
Я втолкнул его в комнату и закрыл за собой дверь. Улыбка на его лице мгновенно уступила место смешанному выражению страха и ненависти, которое перешло в негодование. Он выпрямился и с достоинством произнес:
— Что это значит?
— Ступай в комнату!
— Я…
Я врезал ему по скуле с такой силой, что он ударился об стену и закрыл руками лицо, издавая горлом невнятные звуки. Он и вначале был не очень тверд, а теперь совсем расклеился, словно бы из него вынули кости.
— Повернись и смотри на меня, — сказал я. Он сразу подчинился. — Я задам тебе несколько вопросов, и ты дашь правильные ответы. Если захочешь соврать, взгляни мне в лицо, и ты не соврешь. Поймаю хоть раз на вранье — так разделаю, что ты месяц не выползешь из этой норы. Надеюсь, тебе не надо доказывать, что я не шучу?
— Нет… прошу вас… — Кармен Триваго уже не держался на ногах. Колени у него стали такие же водянистые, как глаза, и он неловко опустился в кресло.
— Его правильное имя было Николас Раймондо. «О» на конце. Кроме тебя, никто этого не знал. Сперва я подумал, что виноват твой акцент, но ты знал его имя, не так ли?
Он открыл рот, но слова застряли у него в горле. Он молча кивнул.
— Где он брал деньги?
Он развел руками в знак того, что ему это неизвестно, и собрался вдобавок покачать головой, но я закатил ему такую оплеуху, что вся моя пятерня отпечаталась у него на щеке.
Он окончательно сломался и заскулил:
— Пожалуйста… не надо… Я скажу вам… все что угодно…
— Тогда не тяни.
— Он занимался коммерцией. Получал из-за границы…
— Я это знаю. Коммерция не давала ему тех денег, которые он тратил.
— Да-да. Это правда. Но он никогда не говорил ничего лишнего.
— Он любил женщин.
Кармен Триваго явно не понимал, к чему я клоню. Я медленно сказал:
— Ты такой же бабник. Два сапога пара. Ты знал его настоящее имя. Так бывает, когда люди хорошо знают друг друга. Значит, тебе известно гораздо больше. Подумай об этом. Даю тебе минуту. Ровно минуту.
Казалось, ему стоит больших усилий держать голову прямо. Чем дольше он смотрел на меня, тем больше жался от страха.
— Это правда, — заговорил он. — …У него были деньги. Много денег. Ему доставляло удовольствие тратить их на всякие глупости. Он говорил мне, что скоро их будет больше, гораздо больше. Вначале… Я думал, что он хвастается. Но нет. Он говорил серьезно. Вот все, что я знаю.
Я медленно шагнул к нему. Он испуганно выставил перед собой ладони.
— Клянусь вам, это правда! Несколько раз, когда он был под банкой, — кажется, так у вас говорят? — он спрашивал меня, что бы я сделал, если бы заимел два миллиона долларов. Всегда одно и то же — два миллиона долларов. Я улыбался и спрашивал, как их заиметь. Раймондо… Он их имел, я знаю, что имел. Но поверьте мне, это были грязные деньги. Я знал, что это когда-нибудь случится. Я знал…
— Откуда?
Теперь он смотрел мимо меня, будто пытаясь увидеть что-то за моей спиной.
— Перед тем как он… умер… здесь были люди. Я знал, кто они такие.
— А точнее?
Слово застряло у него в глотке, но он все-таки сумел его вытолкнуть.
— Мафия, — сказал он хриплым голосом.
— Раймондо знал, что его преследуют?
— Не думаю.
— Ты ему не говорил?
Он посмотрел на меня как на чокнутого.
— Вы ведь тоже никогда не думали, что он погиб случайно? — Страх так явственно обозначился на его лице, что говорил сам за себя.
— Ведь ты знал с самого начала, как обстоят дела, — сказал я.
— Пожалуйста…
— Ты мерзкий ублюдок, Триваго. Из-за таких, как ты, гибнут люди.
— Нет, я…
— Заткнись! Ты бы мог его предупредить.
— Нет! — Он встал, держась за кресло. — Я их знаю! Еще по Европе знаю. И кто я такой, чтобы вмешиваться в их дела? Вы не представляете, что они делают с людьми. Вы…
Я влепил ему такую затрещину, что он перелетел через ручку кресла и распластался на полу с широко открытыми глазами, и слюна, стекавшая у него изо рта, начала окрашиваться в розовый цвет. Он напоминал букашку, которая пыталась спрятаться от паука и угодила в осиное гнездо. Кармен Триваго, подумал я, никогда больше не будет таким, каким он был до сих пор.
Я снова позвонил из холла, на этот раз домой, и мне ответила консьержка. Да, все в порядке, Лили спит, дверь у нее заперта, но слышно, как она дышит и разговаривает во сне. Муж на всякий случай в холле, делает вид, что работает. Было три телефонных звонка. Капитан Чемберс хотел немедленно вас видеть. Я поблагодарил и повесил трубку.
Подняв воротник плаща, я вышел на улицу. Порывистый ветер швырял в лицо тяжелые капли дождя. Я вглядывался в проносящиеся мимо машины с включенными «дворниками», едва различая за стеклом размытые очертания водителей.
Такси само остановилось у обочины. Я плюхнулся на сиденье, назвал адрес и полез за сигаретами.
Где-то Велда прислушивается к дождю, и на этот раз он звучит для нее предвестником беды. Наверно, она потеряла голову от страха и вряд ли сумеет что-нибудь придумать. Она может только ждать.
И где-то люди, которые ее схватили, тоже слышат шум дождя. Они думают о веренице трупов, которая тянется за мной, о двух мертвецах, сидящих под дорожным знаком в тупике, они думают о ползущем слухе, и до того, как что-нибудь сделать, они еще хорошенько подумают и не станут ее убивать, пока не убьют меня.
Я не полиция и не ФБР. Я сам по себе, но я тот человек, которого они боятся, потому что вереница трупов еще не кончилась.
Пэт был у себя в кабинете. Только внимательно присмотревшись, можно было понять по блеску в его почти закрытых глазах и по движению губ, посасывающих потухшую трубку, что он не спит.
Я бросил шляпу на стол и сел. Он ничего не говорил. Я вытащил из пачки предпоследнюю сигарету, прикурил и глубоко затянулся. Он по-прежнему молчал. У меня не было времени для немого обмена мыслями, и я сказал:
— Ладно, Пэт, что случилось?
Он медленно вытащил трубку изо рта.
— Ты меня обманул, Майк.
Я почувствовал, как во мне колыхнулась жгучая злость.
— Вот здорово! Я же еще и виноват! Ну что ты сидишь, как пень? Говори, что там у тебя, или я ухожу отсюда ко всем чертям.
Если в его лице было какое-то сомнение, то теперь оно сменилось неуверенностью.
— Майк, это как разорвавшаяся бомба. Сейчас задействовано столько людей, сколько никогда не работало по одному делу. Они вкалывают день и ночь, и вдруг выясняется, что у тебя есть готовый ответ, который ты предлагаешь в обмен на что-то.
Я с облегчением откинулся на спинку стула, сделал глубокую затяжку и улыбнулся.
— Спасибо за комплимент. Я и не рассчитывал на такую быструю отдачу. Ты сам-то как об этом узнал?
— У нас есть стукачи, которые ничего не пропускают мимо ушей. Что ты хочешь выменять?
Я смотрел на него с застывшей улыбкой.
— Велду. Эти ублюдки схватили Велду. Она заманила Эла Аффи в ловушку, которая не сработала, и в результате сама попала к ним в лапы.
В комнате стояла тишина, нарушаемая лишь тиканьем настенных часов и монотонным шумом дождя.
— Я гляжу, ты не очень-то потрясен, — сказал Пэт. Потом он увидел мои глаза, и я понял, что он берет свои слова обратно.
— Они хотят быть уверены, что у меня это есть. Им нужно в этом убедиться, и только тогда они развяжут себе руки. Они должны знать, что дело верняк. Сперва они думали, что Берга Торн передала это мне, и обыскали мою квартиру. Будь на моем месте кто-нибудь другой, им было бы проще. Они знали, что должно было случиться.
— Давай по делу, Майк.
— Ответ? — Я покачал головой. — У меня нет ответа. Во всяком случае, я пока еще не могу протянуть руку и дотронуться до него. Мне нужны кой-какие детали.
— Нам тоже. По-моему, мы договорились делиться информацией?
— Я это помню. Что у тебя есть?
Пэт долго смотрел на меня, потом пододвинул мне через стол несколько листков.
— Берга не сама сбежала из санатория. Побег ей готовили. В тот день у нее была посетительница. Имя и адрес оказались вымышленные, и у нас нет никакого описания. Знаем только, что каштановые волосы. Одна из медсестер сказала, что Берга очень нервничала после того, как посетительница ушла.
— Как получилось, — перебил я, — что вы только сейчас об этом узнали?
— Это частный санаторий, и они боялись за свою репутацию. Они упирались до тех пор, пока мы их не припугнули. Тем не менее мы опросили всех, кто находился в тот вечер в санатории, и получили важную информацию от двух посетительниц. Они задержались после звонка и еще несколько минут разговаривали в холле. Они стояли рядом с палатой Берги и слышали обрывки разговора за дверью. — Пэт заглянул в листок и прочитал: — «…они тебя ищут. Они были сегодня в доме». Остальное нам пришлось обобщить. Женщина говорила ей что-то о главных воротах, потом насчет автомобиля, который будет ждать ее на северном углу, советовала быть как можно более спокойной.
Пэт замолчал, побарабанил пальцами по столу, потом постучал по зубам мундштуком трубки и сказал:
— На северном углу стояла машина ФБР, поэтому тот, кто ждал ее, должен был найти другое место. Она не увидела человека, которого ожидала увидеть, и с перепугу бросилась голосовать на шоссе.
— Она увидела этого человека, можешь не сомневаться, — сказал я. — Он был в другой машине. Она прекрасно знала, что ее преследуют.
— Здесь что-то не так.
— Ну, да. Как в журнале регистрации несчастных случаев, когда в него попадают убийства.
Пэт подвигал челюстью.
— А доказательства?
— Нету. Но именно так все и случилось. — Я не видел его лица, но знал, о чем он думает. К тем фактам, которыми я располагал, он шел своим собственным путем. — Первым убили Реймонда. Здесь и кроется разгадка, Пэт.
Он посмотрел на меня в упор.
— Реймонд был агентом мафии. Он вел импортные операции только для того, чтобы иметь предлог часто ездить за границу. Его использовали в качестве «гонца» для доставки наркотиков, которые мафия превращала в деньги.
Он смотрел на меня сверлящими глазами. Смотрел так пристально, что его даже перекосило от напряжения. Все, что мне оставалось, это неподвижно сидеть и пускать дым в потолок, чтобы чем-то занять свой рот.
Теперь картина заиграла всеми красками. Это было самое прекрасное произведение искусства, которое я когда-либо видел. С одним маленьким но — я не знал, что изображено и кто автор.
— На сколько сейчас подорожали наркотики по сравнению с довоенными ценами? — спросил я.
— Примерно вдвое.
Я поднялся и надел шляпу.
— Значит, четыре миллиона. Вот это и есть предмет ваших поисков, Пэт. Величиной с пару коробок из-под обуви. Если найду его, дам тебе знать.
— А ты сам-то знаешь, где он находится?
— Нет. Но у меня есть богатая идея. Товар так долго лежит в тайнике, что ничего не случится, если он полежит там еще немного. Все, что я хочу, это найти человека, который за ним охотится, потому что в его руках Велда. И если понадобится, я выкопаю товар и обменяю на нее.
— Что ты сейчас собираешься делать?
— Наверное, пойду убью кого-нибудь, Пэт, — сказал я.