Поцелуй Скорпиона

Игнатов выдохнул из ноздрей густой табачный дым и прохрипел в трубку:

— Его фамилия Бодров.

Казалось, он ждал этого момента всю свою сознательную жизнь. Фамилия мерзкого толстяка засела в его голове подобно электронному раздражителю, который любознательные зоологи вживляют в мозги подопытным обезьянкам. Эта треклятая фамилия постоянно звучала в нем, причем чаще всего в совершенно неподходящие моменты. Она стала его наваждением, хотя ее счастливого обладателя он видел всего-то пару раз и то мельком, но это не главное. Главное, что Бодров стоял на пути Игнатова к большому и легкому богатству, и в силу этого должен был исчезнуть. Понятно, что планы Бодрова совершенно расходились с пожеланиями Игнатова, поэтому последний ненавидел конкурента и желал ему самой страшной, самой мучительной смерти. Омерзительно толстый образ Бодрова преследовал Игнатова, как воплощение безумия. Ему слышались хлюпающие хихиканья толстяка, когда жена приветствовала его своим сладкоголосым «Доброе утро». Он просыпался среди ночи в холодном поту и долго еще пялился в темноту спальни, уверяя себя, что Бодров — очередной кошмар, плоская шутка его воспаленного воображения. Теперь, наконец, проговорив в трубку имя ненавистного противника, он облегченно вздохнул. На другом конце провода долго молчали. Это молчание показалось ему вечностью. Руки его неожиданно затряслись, пальцы уронили сигарету прямо на пол. Игнатов зажмурился, молясь всем известным ему богам, чтобы они уберегли его от убийственного слова «Нет». И он услыхал: «Да». Легкая победоносная усмешка коснулась его тонких губ.

— Когда? — процедил он, снова обретая голос делового человека.

— Надо подумать… — ответили ему. — Перезвоню через неделю.

— Оплата как положено. — Игнатов даже повеселел, нагнулся и, подняв сигарету, жадно затянулся. — Половина после звонка, остальное по окончании дела.

— Да, — холодно прозвучало в трубке.

— Наверное, не следует напоминать… мне нужно убрать его с дороги. Слишком опасный конкурент… И еще мне нужно соединиться с Семиным и Климовым.

— Это будет стоить дороже.

— Да знаю я! Плевать на то, сколько это будет стоить!

— Тогда договорились.

— Спасибо, Скорпион! — с совершенно непристойным для бизнесмена жаром выдохнул Игнатов.

— Пожалуйста.

Игнатов взял со стола фотографию молоденькой жены и подмигнул ей:

— Скорпион… Почему Скорпион? Странное имя, да и голос…

На другом конце провода повесили трубку.

— Ах… — Он выключил свой мобильный и небрежно сунул его в карман пиджака. — Не все ли равно, как там тебя зовут и какой у тебя голос! Лишь бы сделал все как положено.

— Прежде чем начнешь возражать, ответь мне на один простой вопрос… Ты веришь, что мне по силам устроить тебе большие неприятности? Можешь просто кивнуть…

Она молчала с минуту, с неподдельным любопытством рассматривая узоры на ковре. Потом пожала плечами и тихо проговорила:

— Ты сам одна большая неприятность… Самая большая в моей жизни.

Он поморщился и вяло махнул рукой, решив не обращать внимания на ее подростковые выпады.

— Нет, скажи, пожалуйста, — настаивал Лев, — отвечай мне, веришь ты или нет?!

Она не удостоила его взглядом и сейчас. Зачем?

Он опять играет во всемогущего покровителя, предоставляя ей роль затюканной жертвы. Пусть упивается своим превосходством. Во всяком случае, пока.

Лев Бодров расположил себя в огромном кожаном кресле, которое, несмотря на свои размеры, было ему явно тесновато — подлокотники с садистской настойчивостью сдавливали бока. Лев походил на огромную гору сала, обтянутую блестящим латексом. Жир на нем так и лоснился, сочась сквозь поры. Большой человек с маленькими сверлящими глазками. Он сидел, сложив пухлые ручки на выпяченном животе. Сидел смирно, потому что всякая попытка пошевелиться приносила ему невероятные страдания. Он морщился так болезненно и покрякивал так жалобно, что складывалось впечатление, будто его мучают на дыбе. Тонкий лучик света, нахально пролезший через щелку в тяжелых гардинах, падал Льву прямо на нос, рассекая лицо на две неровные части, подобно жуткому шраму от сабли. От этого малопривлекательная внешность Бодрова казалась совершенно отвратительной.

— Как же тебе не стыдно! Я относился к тебе как к родной дочери, я дал тебе работу, а как ты поступаешь со мной? — слишком равнодушно посетовал он, словно обращался не к конкретному человеку, стоящему перед ним на ковре, а так, к отвлеченному персонажу. Произнесенные слова, похоже, не будили в нем никаких чувств. Проговорил их так, для проформы, для поддержания разговора, что ли.

Она лишь кивнула, хмуро усмехнувшись.

— Да, детка… — он причмокнул пухлыми губищами, — крепко ты вляпалась… Ну, да я тебя не виню. Женщина, кем бы она ни была, все равно остается женщиной — существом ветреным и непостоянным. Сегодня хочу работать, завтра — не хочу. И все-таки… я разочарован. Мы с тобой больше трех лет… Неужели ты могла подумать, что я тебя вот так просто отпущу. Ты же знаешь все мои секреты! — Бодров развел руками и растерянно улыбнулся, потом нахмурился, погрозил ей пальцем, занес его было над головой, дабы подчеркнуть важность момента… но передумал и, сморщившись, поскреб ногтем переносицу. — Ты знаешь Скорпиона?

— Только не это! — Она склонила голову набок и улыбнулась. — Теперь ты будешь пугать меня душегубом.

— Не душегубом, а уборщиком, — поправил ее Бодров.

— Скорпион — это слух… — задумчиво произнесла она. — Его никто не видел… миф, которым пугают…

— Неверно! — настала очередь усмехнуться и Льву. — Его никто не видел, зато многие к нему обращались! И он очень хорошо знает свое дело. Профессионал!

— Ты не обращался.

— У меня была ты.

— Не станешь же ты его беспокоить, чтобы укротить непослушную девчонку…

— Стану! Не умаляй своих достоинств. Тоже мне непослушная девчонка! Ну, так что ты выбираешь, сотрудничество или вечное безмолвие?

— Лева, — укоризненно произнесла она и подняла на него глаза.

Бодров крякнул и ошарашенно замолчал. Из-под длинных ресниц, коими обладало это хрупкое создание, струилось холодное, ничем не прикрытое презрение. Она смотрела на него, как смотрят на земляного червя. Будто бы не допускала даже мысли, что он, Лев Бодров, один из самых крутых мужиков в Москве, может стереть ее в порошок. У него перехватило дыхание от такой наглости. Потом она моргнула огромными серо-зелеными глазищами, и рот ее невольно расплылся в ехидной улыбке, образовав на щеках очаровательные ямочки.

— Тебе никто не говорил, что ты похож на гангстера из дешевого боевика? — спросила она.

Это было уже слишком! Лев сглотнул подступивший к горлу ком и покраснел, мучительно соображая, как лучше спасти свое достоинство: разразиться руганью или расхохотаться, показав тем самым, что ничто человеческое ему не чуждо, юмор, например.

— Тебе следует посмотреть хорошие фильмы. Да, представь себе, про бандитов тоже есть хорошие фильмы! — продолжала она, все еще улыбаясь.

— Что ты считаешь хорошими фильмами? — деликатно осведомился Лев, едва сдерживаясь, чтобы не заорать. — Если фильм мне нравится, я говорю, что он хороший. А то, что снимают всякие дегенераты и извращенцы для таких же дегенератов и извращенцев, я смотреть не буду, хоть пристрели меня! И вообще я не люблю кино!

— Ну, ты меня уел… — Она рассмеялась. Легко и беззаботно, словно стояла не в кабинете шефа, а беседовала на вечеринке с приятелем. — Отпусти ты меня, — внезапно девушка посерьезнела.

— Исключено, — словно извиняясь, ответил Бодров и снова развел руками, — у нас с тобой одно незаконченное дельце. Ты ведь не можешь уйти просто так.

— Почему? — Она подняла голову. Ее глаза горели. Не страхом, не злобой, скорее холодным безразличием. Взгромоздись, к примеру, Лев на стол и выполни перед ней танец живота, как это делают девицы из ночных клубов, она бы даже не шелохнулась. Он знал это наверняка. Поэтому не стал и пробовать. В этот момент она казалась такой недосягаемой и неуязвимой, что Бодров даже осекся, закашлявшись.

— Давай… расслабься, — предложил он миролюбиво. — Мы ведь компаньоны.

— Да? Я никогда не считала тебя своим компаньоном, — спокойно ответила она.

— В любом случае, детка, ты знаешь, как я к тебе отношусь… Но дело есть дело. У нас не государственная контора, здесь нельзя уволиться по собственному желанию. Кроме того, ты мне должна…

Она выставила ногу вперед и сунула руки в карманы джинсов. Это уже походило на вызов!

— С чего это?

— Сейчас напомню. Год назад ты провалила операцию. Васло убит, триста тысяч пропали, — он, наконец, совладал с собой и уперся в нее властным взглядом, — триста тысяч долларов. Самое печальное, что это были МОИ доллары! — закончил он, сорвавшись на фальцет.

— Лева. — Она утомленно вздохнула и произнесла, растягивая каждое слово: — Ты прекрасно знаешь, что Васло я нашла уже мертвым и без денег.

— Пусть так, — проговорил Лев запальчиво, — но ведь это твоя версия. Почему я должен верить, а? Может, ты его шлепнула, а доллары прикарманила? — Он неожиданно успокоился, словно потерял к ней всякий интерес, и принялся внимательно изучать огромный золотой перстень на своем безымянном пальце. — Очень удобно порвать со мной сейчас, когда у тебя на руках мои денежки. Не так ли? На что ты собираешься жить, если ты такая честная?

Она передернула плечами:

— Ты сам мне платил за работу. Чего же теперь спрашивать, откуда у меня деньги?

— Дельная вещица, а? — Он покрутил пальцем в лучике света, блеснув бриллиантом.

— Что тебе нужно?

— Я хочу получить свои деньги. Пятьсот тысяч… — Бодров взглянул на нее цепко, по-кошачьи.

Но выражение ее глаз осталось неизменно холодным.

— Ты спятил.

— Нет, я не спятил.

— Это прозвучало как-то неубедительно.

— Я знаю, что у тебя нет таких денег. И не надо на меня так смотреть. — Лев почувствовал, как легкий холодок пробежал по спине. Ему не хотелось признаваться в том, что он боится эту нахальную девчонку. Боится до злости. Уж лучше бы она валялась у него в ногах, молила отпустить, просила о прощении. Так нет же! Будет стоять и препираться! Из-за ее глупой строптивости он чувствует себя трусом. Лев глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и продолжил: — Но ты можешь их заработать.

— Я сказала, что ухожу.

— А я сказал, что ты уйдешь только тогда, когда я соглашусь тебя отпустить! — сурово проговорил он, пытаясь сохранить остатки самообладания. — Пятьсот тысяч «зеленых»!

— С чего это вдруг такие комиссионные? — осведомилась она, улыбнувшись одним ртом.

— Триста за Васло. — Буров неожиданно расслабился, откинувшись на спинку кресла. Он понял, что уже переломил ее. Деваться ей все равно некуда. Как тут ни выпендривайся, как ни стреляй своими адскими серо-зелеными глазищами, он — сила, несокрушимая сила. От этого не уйдешь. За ним куча ребят с автоматами. И каких ребят — сущих головорезов! (На этой жизнеутверждающей мысли Лев поморщился, вспомнив тупые лица своих подопечных.) Но как бы там ни было, тощей девушке не тягаться с его парнями. Она умна и нахальна, зато их много. Губы Бодрова растянулись в улыбке. Он почувствовал себя Наполеоном в лучшие дни его карьеры и уверенно заключил: — Остальные двести тысяч — в качестве компенсации за моральный ущерб. Все-таки я теряю ценную сотрудницу. Видишь, все справедливо.

— Ты просто губишь людей своей добротой, — ответила она. — А если я откажусь?

— Не думаю.

Она закинула голову, устало закрыла глаза и тихо, скорее для себя произнесла:

— Господи, что я здесь делаю?..

Ее риторический вопрос, как никогда, пришелся к месту. В кабинете Льва Бодрова среди дорогой мебели из карельской березы, обтянутой черной кожей, среди стеллажей, плотно заставленных китайскими вазами, статуэтками и прочими безделушками, по большей части поддельными, среди персидских ковров и бронзовых подсвечников, словом, в этом помещении, похожем скорее на антикварную лавку, подготовленную к инвентаризации, нежели на кабинет делового человека, девушка казалась лишним экспонатом. На ее месте должна была бы находиться дама в мехах и бархате, с маникюром и педикюром, овеянная дымкой тяжелых духов и с печатью зрелой распущенности на челе. Лера Хворостовская таковой не была. Весь ее внешний облик являлся открытым протестом против модных салонов, бутиков и косметических кабинетов. Она выглядела просто и естественно, словно сошла с рекламного плаката шампуня «Натюрель». Ее лицо с чистой матовой кожей, казалось, никогда не знало макияжа. Она не была красавицей в общепринятом понимании этого слова, но, зацепив ее взглядом однажды, редко кому удавалось остаться равнодушным. Она была из тех мимолетных видений, которые неповторимы по своей сути и поэтому запоминаются надолго… навсегда. Их образы снова и снова всплывают в памяти, воспаляя воображение, требуют своего воспроизведения на холсте или хотя бы на клочке бумаги. Они не тают, не рассыпаются, как праздные картинки окружающей действительности. Они живут с вами. Живут в вас легким взмахом руки, нечаянно оброненной пачкой сигарет, небрежным поворотом головы или игрой лопаток под матовой кожей, словом, тем кратким мигом, когда вам посчастливилось заметить это чудо. Чудо… потому что Лера была самым настоящим чудом. В свои двадцать семь она еще вполне могла бы претендовать на звание набоковской нимфетки, столько детскости и непосредственности было в ее крупном, почти круглом лице со слегка вздернутым носиком, с большим неправильным ртом, всегда готовым расплыться в иронической улыбке, образовав мягкие ямочки на щеках. Волосы Леры вообще с трудом поддавались описанию. Лишенные общения с расческой более чем раз в день, они спадали на плечи неровными прядями, чуть короче спереди, чуть длиннее сзади. Прической это назвать было нельзя. Что же касается всего остального, оно было скрыто под адским нарядом, состоящим из клетчатой робы до колен, лохматых от старости джинсов и громоздких коричневых ботинок. Сейчас весь вид Леры демонстрировал непокорность. Было ли это ее настоящей сущностью… трудно сказать. Вполне возможно, что и нет. Магия притягательности этой девушки как раз и состояла в неопределенности ее образа. Никто не мог определить, кто же она. Чуть переросшая девочка, чей сосредоточенный надутый протест сочетается с нерешительностью и отсутствием опыта. Или взрослая женщина, играющая в ребенка. И то и другое было милым в ее исполнении. Но лишь одна деталь выдавала в ней иное, третье и абсолютно непознанное ее естество. Глаза Леры были совсем не детскими. Серо-зеленые, формы крупного миндального ореха, они могли быть какими угодно, в зависимости от ситуации: прозрачно-холодными, лучистыми, темными от злости, но только не наивными. Напрасно она демонстративно себя уродовала, загоняя в рамки образа непослушной девчонки. Никакие лохмотья не могли скрыть необыкновенный притягательный блеск, исходящий из-под ее ресниц. Манящий и отталкивающий одновременно. Заставляющий трепетать того, кто осмелится заглянуть в эту серо-зеленую бездну. Трепетать то ли от страха, то ли от восхищения.

Бодров отвлекся от своего перстня, задержав взгляд на ней. Крупные капли пота выступили у него на кончине носа. Он облизал губы рыхлым языком и хрипло, с надрывом проговорил:

— Хватит лирики. Вопросы «кто виноват?» и «что делать?» оставим классикам.

Лера посмотрела на него так же равнодушно, как минуту назад, и спокойно спросила:

— Кто?

Бодров подтянул к себе лежащую на столе большую синюю папку. Открыв ее, он, сопя, вытащил фотографию и показал ее Лере. Девушка долго смотрела на нее, затем перевела заинтересованный взгляд на Льва:

— Гриша?!

Бодров неопределенно хмыкнул, словно стесняясь.

— Лева, — Лера усмехнулась, — я же сама уговорила тебя просмотреть бухгалтерию. Это что — награда за труды?

— Ну, можешь и так считать, — он махнул рукой, крякнув с чувством. — Теперь обрисую суть дела. В бухгалтерии за последние два года я нашел массу оплошностей, которые все сводились к одному — меня нагло обкрадывали. Месяц назад Гриша меня кинул. Причем хрен бы с ним, но, судя по его поспешному уходу и прочей информации, смею предположить, что деньги осели в его кармане. Не знаю, как ему удалось так долго доить мой кошелек, но суть не в том… В общем, получилась кругленькая сумма — пятьсот тысяч. Где он держит свои сбережения, мне неизвестно. Но, зная этого ублюдка, как себя самого, я могу предположить, что он припрятал их до лучших времен. Трясти его я не могу — все-таки он племянник Климова. А портить отношения с Климовым мне не хочется. Он мой компаньон. Кстати, в банк к своему дядюшке Гриша деньги не понесет, можешь и не проверять. Гриша любит наличные, Климов тоже их любит, так что, от греха подальше, мальчик не станет показывать их на свет, чтобы дядя не отобрал. Так что, как видишь, все завязано в крепкий узел. Черт, а я доверял щенку почти как себе! — Лицо Бодрова приняло страдальческое выражение.

— Я и не знала, что из твоей конторы кто-то может просто уволиться, — ехидно заметила Лера.

— Да кто мог предположить, что парень так поступит! Климов попросил пристроить родственничка. Я его пристроил. Сделал бухгалтером — своей правой рукой. Все-таки мальчик с головой. А теперь, когда мы все в одной упряжке, наезжать на Гришу все равно что наезжать на самого Климова. По крайней мере, он воспримет это как личное оскорбление. А рвать с Климовым слишком накладно, ну ты знаешь это лучше меня. Только-только все устаканилось. У меня же сто точек продажи, пол-Москвы мои потребители! Как мне прикажешь поступить? Там еще и Семин — дружок Климова, тоже обидится. И как тогда обналичивать деньги? В общем, все нужно провернуть тихо. И дело сохранить, и дружбу тоже. Потому как ребята с Лубянки в этом году хорошо поработали, из «водочников» остались только я да еще этот… м-м-м… — Бодров сделал вид, что усиленно пытается вспомнить имя конкурента.

«Пошлый трюк», — усмехнулась про себя Лера, но вслух ничего не сказала.

— Этот… Игнатов.

Лев горестно покачал головой, явно ища сочувствия.

— Понимаешь, мне обидно. Ну как я отдам этому прыщу свое дело? А ты меня бьешь по почкам! Мы же вместе так долго шли к победе. Уже, казалось бы, все! Так нет же, ты готова предать меня!

Лера про себя согласилась с ним насчет «вместе долго шли к победе». Без нее, пожалуй, Лев не заработал бы и половины того, что имеет. И за все это такая благодарность!

— Почему бы просто не поговорить с Климовым? — На ее щеках снова заиграли ямочки.

— Климов — человек сентиментальный. А это глухой вариант. — Лев вяло махнул рукой и пояснил: — Когда родной племянник сообщает о своем намерении уйти из грязного бизнеса и поступить в Гарвард, любой нормальный дядюшка благословит его не хуже папы римского. А Климов — случай особенный. Детей у него нет, Гриша — практически сын, — Лев развел руками для пущей убедительности, — а может, он надеется, что с гарвардским образованием этот выродок принесет ему больше пользы. Но, что касается меня, я не верю этим байкам про Гарвард. Гриша и английский-то не знает, где ему! Хочет из-под дядюшкиного крылышка смотать и деньги мои умыкнуть — одним ловким броском за границу! Теперь слушай. — Он постучал костяшкой пальца по папке и заговорил деловым тоном: — Вот тут мой человек собрал о Грише все. Даже следить за щенком не пришлось. Гуляет по Москве, как по Бродвею, ничего не боится. Так что искать тебе его не придется. Прочтешь — узнаешь, где он писает и сколько раз за день.

Лера взяла папку и небрежно сунула ее под мышку.

— Если я достану эти поганые деньги, я могу считать себя свободной?

— Не надо так о деньгах, детка, — наставительно заметил Лев, потом улыбнулся, от чего глаза его окончательно ушли в лоснящиеся щеки, — но, в общем, да. — Тут он внезапно посерьезнел и погрозил ей пальцем. Как маленькой. — Только без глупостей. Я буду в курсе всего. Имей в виду.

— Ну, ты вроде бы поручил мне дело. Не хочешь ли сказать, что за мной станут следить?

— Билет у него на конец июля, — Бодров не собирался отвечать на ее вопрос. — Если будешь поворачиваться, времени достаточно. Но советую поторопиться. Уже май месяц… — Он махнул рукой в сторону маленькой двери кабинета, показывая, что разговор окончен. — Иди, а то мне еще связки нужно прочистить перед занятием.

— Ты все еще поешь? — удивилась Лера.

— Я не пою, а занимаюсь вокалотерапией. Это разные вещи! — наставительно заметил Бодров. — Я лечу печень пением.

— Пить надо меньше, — презрительно заметила девушка и, повернувшись, пошла в указанном направлении.

Уже в коридорчике она услыхала его выкрик: «Удачи!» — и аккуратно прикрыла за собой дверь. Из кабинета Бодрова было два выхода. Один вел в приемную спортклуба «711», в котором и находился главный его офис. Здесь были все удобства — хорошее респектабельное прикрытие, следящие устройства, с помощью которых охранники могли оглядывать окрестности целого квартала, два зала, где тренировались бойцы его группировки, сауна, где Лев принимал гостей и компаньонов, и даже склад оружия в подвале, в который ни один милиционер и носа сунуть не смел. Кроме того, из кабинета Бодрова был другой выход — небольшая дверца, ведущая в узенький коридор, а через него в тихое помещение соседней бильярдной. Лера пользовалась только этим проходом, чтоб их сотрудничество с боссом меньше бросалось в глаза. Обычно она получала задания по телефону, а фотографии — по почте. Сегодня, можно сказать, был исключительный случай. Идя по узкому полутемному проходику, она грустно усмехнулась и нацепила на нос синие солнцезащитные очки. Надо же, как не повезло! И почему Бодрову приспичило копаться в бухгалтерии именно сейчас! Конечно, сама же посоветовала после того, как Гриша слишком поспешно слинял, — она почувствовала, что дело тут нечисто. Ну и молчала бы себе! Так нет же! Можно подумать, кто-то тянул ее за язык! Дуреха! Теперь вся операция под угрозой срыва! Она с силой сжала папку, словно хотела раздавить ее, чтоб и следа не осталось ни от ее содержимого, ни от перспектив, с ним связанных. Проскользнув через тусклый зал с тремя бильярдными столами, пустующими в этот час, она вышла на улицу. Яркое весеннее солнце обрушилось на девушку со всей своей ослепительной беспощадностью. Порыв ветра вскинул и затрепал волосы, окутав Леру облачком просохшей пыли. Она прислонилась к входной двери и беззвучно заплакала.

Егор Каменев открыл глаза и тупо уставился в потолок. Он смутно чувствовал, что делал это уже не первый раз за последние сутки, неизменно погружаясь все в ту же вязкую дремоту. Ему нездоровилось. Только он не знал, по какой причине. Вернее, не мог вспомнить. Пытаясь распознать симптомы своей болезни, он склонялся к версии затянувшегося похмелья, но что он пил, с кем и когда, упорно ускользало из его памяти. Голова его упрямо отказывалась совершать хоть какой-то мыслительный процесс. В ушах гудело, во рту пересохло. Потолок снова поплыл перед глазами, сливаясь в один белый кошмар. «Ну вот, опять!» — простонал Каменев. Ему показалось, что он умирает и спасти его может только чудо. Чудо произошло. Дверной звонок завершил его мучения, расколов череп на мелкие части и одновременно вырвав из состояния предсмертного оцепенения. Егор попытался подняться, понял, что лежит на полу, и удивился. «Видимо, вечеринка удалась!» — заметил он про себя. Провозившись минут пять, он все-таки поднялся на колени, прополз в коридор и там, цепляясь ослабевшими пальцами за косяк, все-таки поднялся на ноги. Звонок снова требовательно дал знать о себе. Кому-то за дверью очень не терпелось войти. Каменев долго ковырялся с замком. В глазах двоилось. Он вообще с трудом понимал, что делает. Наконец дверь поддалась, открылась, и перед Егором предстала тетя Маня, соседка по лестничной площадке — дама комплекции травоядного динозавра (с большим туловищем и маленькой головкой, увенчанной пучком сальных волос). Мозги этой головенке, видимо, тоже достались от динозавра. Иногда ее настойчивость переходила в тупость, и наоборот.

— Егорушка, — начала было она, как всегда, слащаво, но умолкла.

Егор недовольно взглянул на нее. Тетя Маня выглядела неважно. Ее пунцовые от избытка здоровья щеки вдруг побелели, рот открылся, а глаза неотрывно приковались к тому месту Егора, на которое приличные женщины в ее возрасте смотреть уже не решаются. До сих пор репутация тети Мани в этом смысле считалась безупречной, поэтому Каменев заподозрил неладное. Он скользнул взглядом по своему телу и застыл в ужасе. Он был абсолютно голым! Он поднял округлившиеся глаза на посетительницу и встретился с ее глазами, такими же круглыми. Примерно минуту они смотрели друг на друга, потом Егор пришел в себя и, пискнув «простите!», резко захлопнул дверь.

— Веселенькие дела, — пробормотал Каменев, двигаясь к ванной, — пить как свинья — это еще куда ни шло, но соблазнять тетю Маню — это же содомский грех! Последнюю девственницу подъезда!

Кряхтя, он открутил кран и сунул голову под струю холодной воды. Кисель в голове постепенно сменился гуляющим от виска к виску ветром. Егор посмотрел на себя в зеркало. Глаза впали, вокруг них фиолетовые круги, скулы выпятились и заросли густой, рыжеватой щетиной. Собственное лицо показалось ему устрашающим. Он тяжело вздохнул и натянул на плечи розовый халат, явно женский. «Да… Если в ванной висит женский халат, значит, где-то существует женщина, которой этот халат принадлежит… — задумчиво предположил он. — Может, у меня есть жена?»

Через полчаса он вышел из ванной слегка посвежевшим, побритым, но его все еще шатало из стороны в сторону. На кухне он достал банку с растворимым кофе (о том, чтобы возиться с туркой на плите, и речи быть не могло). Электрический чайник вскипел через минуту, он насыпал кофе в чашку, не утруждая себя манипуляциями с ложкой, налил воды, вытащил из пачки сигарету, закурил и сел на стул. Аромат кофе коснулся его ноздрей, и тут Егор все вспомнил. Он вскочил, заметался по кухне, цепляясь за мебель и стены, потом остановился, взял со стола мобильник, набрал номер. На другом конце провода мгновенно ответили.

— Варя, — заорал Каменев не своим голосом, — какой сегодня день?! Ну?! Я? Погоди… Скажи Семину, что я сильно заболел… сердце, нет… лучше печень, в общем, придумай что-нибудь. Завтра буду. — Он отключил трубку, подержал ее в руке, раздумывая, потом швырнул в сторону и пробормотал: — Три дня… Я валялся трое суток…

Он налил в стакан воды из-под крана и залпом выпил. Теперь мысли о кофе приводили его в ужас. С кофе ведь все и началось. Он предложил выпить по чашечке той девице, и на этом интригующем моменте его воспоминания обрывались. Что она ему подсыпала, наверное, останется тайной. Может, какой-нибудь яд? И он чудом выжил. Только зачем ей травить первого встречного? Егор снова тяжело опустился на стул и задумался. Нужно было восстановить подробности того вечера. Так, он поссорился с женой, с Мариной… То есть он женат. Хоть это хорошо. Вернее, как посмотреть на этот вопрос.

Тут Егор поморщился.

— Так дело не пойдет! — сказал он себе. — Нужно вспомнить все по порядку. Первое, каким образом я стал мужем Марины и зятем собственного шефа?

Задавшись столь весомым жизненным вопросом, Каменев погрузился в долгие размышления. Дело было полгода назад на какой-то гулянке, где они столкнулись с Мариной совершенно случайно. Вернее, знали они друг друга еще со школы, но после выпускного вечера пути их разошлись. Егор успел закончить военное училище и уволиться на гражданку, а Марина только что вернулась из очередного тура по Европе. Узнав друг друга, они предались воспоминаниям о школе, которые под влиянием алкоголя и располагающей обстановки всеобщего веселья закончились почему-то в постели Марининых родителей, где утром их и обнаружили те же родители, вернувшиеся с дачи. Надо сказать, что отец Марины, господин Семин, слыл человеком крутого нрава. Он не был ханжой, но стерпеть столь непочтительное отношение к собственному ложу не смог, тем более что спальня обошлась ему в целое состояние. А в этом случае созерцание чужих ситцевых порток на светильнике, за который он отвалил бешеную кучу долларов, и использованных презервативов на любимом дубовом паркете было весьма неприятно. Каменеву еще повезло: он отделался парой тумаков и суровой угрозой Семина, пообещавшего ему бесславный конец в канализационном отстойнике. Убравшись домой, Егор было успокоился. Все пошло своим чередом, он снова работал в НИИ связи без всякой надежды на заработную плату. Снова принялся за слабые попытки обратить на себя внимание красавицы Киры Балашиной, проживающей в соседнем подъезде. Как и прежде, ходил в бассейн и даже съездил с родителями за город. Но через две недели раздался телефонный звонок, и Марина сообщила, что беременна. Они встретились, дабы обсудить свои невеселые дела.

— Собственно говоря, я не могу сказать точно, кто отец ребенка, — заявила она, потягивая коктейль из тонкой соломинки, — однако отец уверен, что это ты. И не спрашивай почему.

— Я вообще не уверен, что в ту ночь был способен на подобный подвиг, — робко предположил Егор.

— По-моему, ты хронически ни на что не способен, — презрительно фыркнула Марина, — по крайней мере в ту ночь у тебя даже не лежал, а валялся. Но дело не в тебе и даже не во мне. Если бы не сволочь гинеколог — друг семьи, папа бы ничего не узнал. Я сделала бы аборт, и все бы закончилось. Но папа узнал, и, если я лишу его горячо ожидаемого внука, он сотрет меня в порошок. И денег больше не даст. А ты ему почему-то приглянулся. Считает, что в мужья и нужен мне такой, как ты. Так что он настаивает на нашей свадьбе.

Егор растерялся:

— Мы же абсолютно не знаем друг друга!

— Достаточно того, что в третьем классе нам довелось сидеть за одной партой, — безапелляционно заявила она, — ты неисправимый отличник, тихоня и полный идиот. Как муж ты мне вполне подходишь на ближайшие пару лет. Соглашайся. Все будут довольны.

— Я не хочу жениться на пару лет! — возмутился Каменев, припомнив русые косы Киры Балашиной.

— Ну и дурак! — не вытерпела Марина. — Во-первых, у тебя нет выхода. Папаша богатый и влиятельный человек, даже если не принимать во внимание его былые боксерские заслуги. Если он захочет смешать тебя с грязью, так и сделает. Можешь не сомневаться! Во-вторых, что ты теряешь? Я же не стану виснуть у тебя на шее! И в-третьих, кто ты сейчас?! Инженер в НИИ без перспектив и даже без зарплаты. И кем ты можешь стать, подумай! Зятем самого Семина — директора крупного рекламного агентства! Да на твоем месте мечтали бы оказаться сотни мужиков! За такую удачу нужно благодарить небеса. Это я влипла по-крупному, а ты вытащил счастливый лотерейный билет!

Свадьба состоялась через неделю. Каменев долгое время не мог привыкнуть к новой жизни. Сначала молодоженов переселили в шикарно отделанную и соответственно обставленную трехкомнатную квартиру на Зубовском бульваре, потом его заставили уволиться из родного НИИ и поступить на работу в рекламное агентство тестя. Перспектива будущего отцовства пугала его до дрожи в пятках. Он смотрел на детей с опаской, прикидывая, что станет делать, когда в доме появится малыш. Он так часто размышлял на эту тему, что вскоре опасения превратились в мечты. Он уже представлял себя отцом. То он видел себя гордо везущим детскую коляску, то репетировал родительские фразы типа: «Немедленно садись за уроки!» или «Убери в комнате!». Егор принялся читать литературу, посвященную воспитанию детей, и мог часами толкаться в детском магазине, рассматривая игрушки, кроватки, ползунки и ходунки, прикидывая, что понравится его малышу. В конце концов, он вдруг осознал, что ждет Марининого ребенка, как своего собственного, что уже любит его и ужасно хочет, чтобы малыш родился поскорее.

Однако этому не дано было произойти. Через месяц после свадьбы Марина вернулась домой необыкновенно веселая и, открыв холодильник в поисках чего-нибудь вкусненького, проговорила как бы между делом:

— Можешь плясать, наша самая главная проблема решена.

— В каком смысле? — не понял Каменев.

— Во всех смыслах. — Она засунула в рот большой кусок пирожного и пояснила, жуя: — У меня случился выкидыш.

— Не может быть! — Егор почувствовал, как что-то тяжелое оторвалось у него от сердца и ухнуло под желудок.

— Конечно, не может, — спокойно согласилась она, — если бы не умные руки врачей…

— Господи, зачем ты это сделала?! — простонал он и, опустившись на стул, обхватил голову руками.

— Неужели ты надеялся, что я стану рожать?! — усмехнулась Марина. — Я самостоятельная женщина, богатая и молодая. На кой черт мне ребенок?!

— Но твой отец, — Каменев знал, что цепляется за соломинку, — что ты скажешь ему?

— Ему мы скажем, что понесли тяжелую утрату, — заявила жена, — нам сейчас дитя ни к чему. Поживем немного и разойдемся. Я еще не нагулялась. Да и тебе рано создавать семью.

— Да черт возьми! — Каменев неожиданно разъярился, вскочил и ахнул кулаком по столу. — Я уже создал семью! Меня-то ты могла спросить!

— Это с какой стати? — усмехнулась жена. — Нечего ломать комедию. Наш брак строится исключительно на расчете. Ты уже получил все, что тебе нужно, и нечего выпендриваться.

— Вот и славно! — взревел Каменев. — Завтра же подадим на развод!

А через день Семин вызвал его к себе в кабинет.

— Что это вы вытворяете! — откинув всякие реверансы, заорал он и сжал кулаки. — Первая трудность — и в кусты! Попробуй только развестись. И Маринке скажи, ни копейки больше от меня не получит! Не для того я разорялся на вашу квартиру, чтобы вы там хвостами крутили. Сделали дело, так живите теперь.

Кто же мог подумать, что крупный бизнесмен окажется таким упрямым моралистом и приверженцем старых патриархальных традиций. Узнав про угрозы отца относительно материального благополучия, Марина тут же сменила гнев на милость.

— Придется жить вместе, пока страсти не улягутся, — проговорила она хмуро и укатила в очередной круиз по Средиземному морю. А Каменева тесть снова озолотил, подарив ему «Ауди» вместе с правами и отдел маркетинга в своем агентстве. С этого момента Егор тихо возненавидел Марину. Но, несмотря на свои чувства к жене, Семина он уважал, возможно, из страха. Очень у тестя вид был внушительный. Сильный мужик, с внешностью сибиряка, который держался так, как будто он не владелец рекламного агентства, а как минимум крестный отец сицилийской мафии, и за каждым его приказом стоят железные легионы итальянских бандитов с отечественными «Калашниковыми» в мозолистых руках. Словно под страхом смертной казни, Егор принялся усердно работать, изучать рынок, учиться принимать решения. Не без труда он понял, что такое реклама, как находить скрытые пути, выгадывать и, наконец, выигрывать дело. Однако Семин не очень-то расточался на похвалы. Редко оценивал творческие заслуги зятя, тем более что в силу своего нерешительного характера тот зачастую не мог вовремя донести до начальства собственные идеи и их у него откровенно крали другие, выдавая за свои. Но Каменев старался как мог. Марина то приезжала на короткий срок, то вновь скрывалась за границей. Жизнь Егора сосредоточилась на работе и телевизоре. Постепенно он забыл, что существует какое-то другое времяпровождение. И на вот тебе, очнулся голым на полу!

— Как же это произошло? — спросил он у тихо бурчащего холодильника.

Тот не ответил, и Егору вновь пришлось крепко задуматься.

Он вспомнил, что Марина появилась в квартире около полуночи и с порога заявила, что в пять часов у нее самолет на Амстердам.

— Что тебе там делать в пятый раз? — спросонья вопросил Егор для приличия, потому что на внятные объяснения жены все равно не рассчитывал.

Однако на сей раз она присела на краешек кровати и тихо промурлыкала:

— Я его люблю.

— Наверное, это очень красивый город, — предположил Каменев.

— Город тут абсолютно ни при чем, — вздохнула жена. — Я люблю Френка.

Егор сел и захлопал заспанными глазами, не зная, радоваться ему или нет. На всякий случай он осторожно спросил:

— А кто такой Френк?

— Френк… — протянула она и мечтательно закатила глаза, — он инструктор по горным лыжам. Мы познакомились три месяца назад в Альпах. Я упала на спуске. Если бы не он, я бы переломала себе все ноги.

— Н-да, — Егор озадаченно почесал затылок, — все это очень романтично, но нам-то что делать?

— Не понимаю. — Она посмотрела на него, блеснув в темноте глазами. В этот момент Марина действительно показалась ему красивой. Темная шапка густых волос, тонкие правильные черты лица, длинные ресницы, из-под которых струится нежная влага. Егор понял, что она действительно влюблена. Только влюбленная женщина может быть так прекрасна.

— Как быть с нашим браком? — хрипло осведомился он.

— Перестань! — Ее чарующая красота мгновенно исчезла. Теперь на Егора смотрели две безжизненные пустоты — ее ничего не выражающие глаза. — Какая тебе разница, что я делаю вдали от дома. У тебя ведь все замечательно!

— Ну и катись, — зло процедил Егор сквозь зубы, — чтоб тебе!

Марина удивительно быстро собрала вещи в чемодан и скрылась за дверью. Заснуть Егор уже не мог. Он думал о том, во что превратилась его жизнь и кем стал он сам.

Жалким идиотом, которого обманывает собственная жена? Нет, скорее придурком, попавшим в какие-то заколдованные сети, из которых не может теперь выбраться. Подумать только, что все началось с невинной вечеринки, халявной выпивки и встречи с одноклассницей! И во что вылилось! Каменев встал и нервно заходил по квартире, с ненавистью озирая трехкомнатные просторы. Он пнул ногой огромный телевизор, задел плечом мраморную напольную вазу, шарахнул кулаком по журнальному столику из какой-то древесины суперценной породы. От его удара на пол свалилась Маринина фотография в тяжелой рамке. Он поднял ее и, посмотрев, швырнул на диван. В этот момент он физически ощутил, как стены давят на него, превращая в ничтожную букашку. Это не он — хозяин богато обставленной квартиры, ванны-джакузи и прочей роскоши, а они его тюремщики. Егор быстро натянул на себя одежду и выбежал на улицу.

Теплый весенний ветерок освежил его. Каменев шел по ночному проспекту, не разбирая дороги, пока не решил остановиться и закурить. Остановился напротив кафе «Зеленый плющ», подумав, что название странное, впрочем, не хуже других. Ему вдруг пришло в голову, что не мешало бы подкрепиться. Он зашел в этот самый «Зеленый плющ», отметив, что название соответствует интерьеру. Внутри зала все было зеленым. С потолка свисали пластмассовые лианы, освещенные маленькими свечами на столиках. Стены обиты зеленым сукном и украшены маленькими плюшевыми обезьянками. У Егора тут же создалось впечатление, что он попал в «Детский мир», причем в худшие его годы. Меню носило явно претенциозный оттенок. Заказав «Рыбное филе по-меланезийски», салат «Фантазия джунглей» и коктейль «Укус скорпиона», он получил костлявую жареную треску, помидоры в майонезе и джин с тоником. Впрочем, джин оказался неплохим. Егор отпил глоток и тут увидел ее. Девушка, неожиданно появившаяся за его столиком, смотрела на него ласково и понимающе. Так ему показалось. Сначала он испугался, решив, что она обыкновенная проститутка.

— Вы не против, если я с вами посижу? — спросила она застенчиво. — Не люблю есть в одиночестве.

Она была хорошенькая. Точно, хорошенькая. Но, странное дело, сейчас Егор никак не мог вспомнить черты ее лица. Отчасти потому, что особенно не приглядывался. Обжегшись однажды на Марине, теперь он не был сторонником мимолетных связей. И в жизни своей он уже столько хлебнул по вине слабого пола, что не дай бог никому! Женщин он боялся похлеще, чем Семина, — жизнь научила. Из всего многообразия прекрасной половины человечества ему попадались только два типа — «хищницы» и «потенциальные жены». И те и другие, несмотря на свои различия, рано или поздно начинали его ненавидеть, приходя к мнению, что для других чувств он непригоден. «Хищницам» было с ним неинтересно, потому что отвоевывать и уводить не от кого, двоеженство и полигамию Егор не признавал, ну а «женам» он позволял жалеть себя, потому как терпеть не мог подобной жалости. Поэтому все его романы были неудачными. Доставшаяся от рождения привлекательная внешность стала его роком и уже принесла кучу неприятностей. В детстве его дразнили девчонкой и часто били, потому что одноклассницы с ним кокетничали. Когда он стал сильнее и смог пресечь хаотичное мордобитие, случилось другое — противоположный пол заинтересовался им на полном серьезе. В тринадцать лет его попыталась соблазнить пионервожатая в лагере. И Егор до сих пор вспоминал с содроганием, как в одних плавках удирал от нее через заросли крапивы. С тех пор женщины не оставляли его в покое. Просто вешались на шею. Вешались вульгарно. Ну и завертелось — вешались на шею, потом бросали, потом вешались другие… Поэтому можно понять, как он отреагировал, уловив на себе заинтересованный женский взгляд.

Девушка напротив закурила и тихо произнесла:

— Вы не похожи на счастливого человека.

Егор ответил, что он устал и, должно быть, поэтому выглядит неважно.

— Простите меня, — она покраснела, — вечно я лезу в чужие дела. Ужасно стыдно. Просто мне сегодня тоже досталось. Поссорилась с парнем, кажется, у него появилась другая.

Егор сочувственно покачал головой и тут заметил, как из глаз собеседницы скатилась слезинка. Она всхлипнула, пробормотав:

— Простите, простите… Я его так любила…

Дальше у них завязался доверительный разговор часа на два, Оля (так представилась ему девушка) поведала, что ее друг — отпетый негодяй, назначил ей свидание в этом «Плюще», она пришла и увидела его с другой. Пока она говорила, Егор думал о своей неудавшейся жизни. В общем, слово за слово, он и не заметил, что болтает с Олей, как со старой приятельницей. Она сочувствовала ему, она его понимала, и это было самым важным. Покончив с ужином, он предложил ей прогуляться. На улице уже светало и заметно похолодало, накрапывал дождь, и самым уместным в такой ситуации было пригласить ее на чашку кофе к себе домой. Ольга долго отнекивалась, говоря, что это не совсем удобно. Ее скромность понравилась Каменеву. Он ведь и не собирался затаскивать ее в постель, боже упаси, просто глупо гулять под дождем, когда до дома два шага. Так ей и сказал. Она согласилась с его доводами. Он привел ее в квартиру, усадил в гостиной, сам отправился на кухню варить кофе. Потом принес в чашечках дымящийся напиток.

— А это ваша жена? — спросила Оля, указывая на фотографию в рамке, ту самую, которую он швырнул на диван ночью. Егор кивнул.

— Может, это неудобно, — она вдруг смутилась, — но не покажете ли мне ваши свадебные фотографии…

Каменев несколько опешил. Это действительно был не самый подходящий момент для созерцания брачных снимков. Но он посмотрел на девушку и устыдился. Глаза Оли опять наполнились слезами.

— Простите, — пролепетала она, — я так долго готовилась к собственной свадьбе…

Егор вскочил, подбежал к горке, принялся отыскивать эти чертовы снимки. Только бы она успокоилась, он не выносил женских слез. Достал альбом и протянул его Оле.

Он стоял к ней спиной всего минуту, как успела она что-то всыпать в его чашку? А может, она ничего не делала, может, кофе сам по себе оказался испорченным? Но, с другой стороны, ведь она не валялась рядом с ним, когда он очнулся. И почему он оказался голым?

Егор поднялся со стула, прошел в гостиную, поискал пульт от телевизора, не нашел. Осмотрел гостиную и, к своему удивлению, телевизора тоже не обнаружил. Это открытие его не порадовало. «Если исчез телевизор, значит ли это, что пропали и другие вещи?» — спросил он пустоту. Осмотр квартиры поверг его в полное уныние. Кроме замечательного телевизора фирмы SONY с огромным экраном и стереозвуком, пропал видеомагнитофон, телевизор поменьше из спальни, музыкальный центр, две шубы и все более или менее стоящие Маринины шмотки (а их было предостаточно) — и это далеко не все, что вынесли. Перечислять не имело смысла. Квартиру обчистили основательно. Исчезло все, что можно быстро и тихо унести. Каменев приуныл. Объяснять жене, а особенно тестю с его моральными нормами, при каких обстоятельствах его ограбили… Такая перспектива Егора не радовала. Сейчас ему плохо, но, когда все откроется, станет еще хуже. Уж лучше бы он не просыпался. Кроме того, тетя Маня непременно сообщит всем в округе, в каком виде он встретил ее на пороге. Так что версия с прекрасной воровкой на «ура» не пройдет. Марина станет причитать о пропавших шубах и телевизорах, впрочем, недолго, а вот Семин воспримет эту историю однозначно. Нужно что-то предпринять: либо заново восстанавливать быт и гардероб жены (но где он возьмет такие деньги?!), либо искать другие пути защиты. Егор сел в кресло, обхватив голову руками. Теперь все переживания по поводу прошлой семейной жизни показались Каменеву сущим пустяком. Он уже рисовал картины своего колесования и другие формы умерщвления плоти. В том, что какой-нибудь вариант из предложенных его воспаленным воображением осуществится на самом деле, Егор не сомневался. «А что, если попытаться найти эту Ольгу?» Столь смелая мысль заставила его вздрогнуть. Найти и объяснить ситуацию, предложить деньги, припугнуть, в конце концов. Каменев решительно поднялся и скинул халат. Потом снова сел и задумался. Почему он очнулся голым?! Ведь он точно помнил: ничего не было! Взгляд его упал на ту самую Маринину фотографию в рамке. Теперь она валялась на полу. На стекле было что-то написано губной помадой. Егор осторожно сполз с кресла, подобрался к рамке, взял ее двумя пальцами, словно имел дело с тротиловой взрывчаткой, и, поднеся к глазам, прочел: «Будь здоров, голый придурок!» Теперь, по крайней мере, он понял, что, раздев его, Оля всего лишь пошутила.

Лера сидела на диване, поджав ноги под себя. Вокруг нее лежали листы исписанной бумаги. Она смотрела на них, то на одну, то на другую, покусывая зубами кончик карандаша. За окном басом залаяла собака. Девушка поморщилась: «Чертов дог!» — и снова попыталась сосредоточиться.

Но лай не прекращался. Она закрыла уши ладонями, уперлась взглядом в синие каракули, но они расплывались, смешиваясь и теряя заключенный в себе смысл. Наконец она сдалась, признав, что дело тут не в проклятом доге. Просто ей страшно. До этого момента она как-то не сознавала, что делает. Все катилось само собой. А теперь, когда началась решающая стадия, в голову полезли сомнения. А что, если пойдет не так? Что, если все сорвется? Целый год она не задумывалась над тем, как выпутается, если все полетит к чертям. Главное, что ближе становилась цель, к которой она шла. А теперь… Можно ли сказать, что все уже пошло не так? Помешает ли охота за Гришиными деньгами осуществлению основного замысла? Пока не похоже. В конце концов, Гриша и его идиотское решение сбежать за границу с деньгами Бодрова — просто детская задачка. Она точно знает, где недоумок Вульф припрятал похищенное. Так что получить эти полмиллиона — дело техники. И страшно ей было вовсе не от помех основному делу. Что с ней будет потом, когда все закончится? В чем она найдет смысл жизни? Девушка откинула карандаш в сторону и, поднявшись, застыла, обхватив плечи руками. «И как я дожила до этого?!» — спросила она себя, грустным взором обводя замечательно обставленную комнату. Впрочем, ни шикарная мебель, выполненная итальянскими мастерами «под старину», ни прочие тонкости интерьера не вызывали в ней тоску по утраченному прошлому. Сейчас ей припомнился самый первый разговор с Бодровым.

— Почему бы тебе не увлечься чем-нибудь более безопасным? — спросил он тогда.

— Мне скучно, — заявила она и гордо вскинула голову.

Он рассмеялся, а когда пришел в себя, строго проговорил:

— Женщина должна вязать! Иди и не мешайся под ногами.

Лера мрачно усмехнулась. Знала бы она, чем закончатся ее игры, какой невыносимой окажется ее жизнь, до краев заполненная самыми удивительными приключениями. Что ни говори, а теперь-то она не может пожаловаться на скуку.

А началось все с безобидного эпизода. Однажды утром она поднялась с кровати, подошла к зеркалу и, взглянув на себя, в ужасе замерла. Ее еще недавно плоский животик теперь стал мягким, как кисель, и угрожающе навис над резинкой трусиков. Да и все тело утратило былую упругость. Лера ощупала себя с ног до головы и отошла от зеркала страшно расстроенная. От завтрака пришлось отказаться, от обеда тоже. Когда дело дошло до ужина, она ощутила слабость в теле и жуткую боль в области желудка. Поняв, что похудеть с помощью диеты ей не удастся, она обратила свое внимание на физические тренировки. Благо рядом с домом открылся спортивный клуб — с виду весьма приличный. Туда-то она и отправилась. Так она впервые очутилась в логове Бодрова. Охранник у дверей, обитых с двух сторон железом, махнул рукой в конец коридора и вяло посоветовал:

— Спроси Костю.

Лера заглянула в зал и сразу увидела его. Даже сейчас, после всего, что произошло, она не могла выкинуть из памяти то первое свое впечатление. Ей показалось, что он спустился с Олимпа в бренный мир, чтобы слегка размять мускулы. Он сидел на полу, раскинув согнутые в коленях ноги, и с видимой неохотой поднимал одной рукой увесистую гантель. В тот момент Леру словно прижало к стене. Неведомая сила сдавила грудь, и она подумала: «Наверное, такое случается, когда понимаешь, что это навсегда!» Ему было лет тридцать с виду, но скорее всего он казался чуть старше своего возраста. Он был высок в меру, строен, но не худощав, его тело дышало внутренней силой. Черные волнистые волосы были забраны на затылке в хвост, слегка выпирающие скулы оттеняла небрежная щетина. В нем все было слегка не по правилам, и это придавало ему особый шарм. Слегка растянутая майка, слегка утомленный взгляд, слегка согнутые ноги, слегка склоненная набок голова. В тот момент, когда Лера пожирала его глазами, понимая, что окончательно влюбилась, он повернулся и сверкнул белозубой улыбкой в ее направлении. Она робко ответила ему тем же и скромно потупила взор.

— Хотите мужиков штабелями укладывать? — услыхала она и задрожала всем телом. Она боялась посмотреть на произнесшего эту фразу, потому что чувствовала — это он, хотя понять не могла, как ему удалось добраться до нее в одно мгновение. От него исходил терпкий запах мужского тела, смешанный с легкой свежестью одеколона.

— Просто хотелось бы подкачаться, — тихо пролепетала Лера, жадно вдыхая раздувшимися ноздрями.

Он взял ее за подбородок и заставил посмотреть на себя. Ноги у нее подкосились. Она вцепилась пальцами в стену. Он улыбнулся, блеснув черными жгучими, словно у цыгана, глазами:

— Именно это я и предполагал. Если ваши мышцы слегка подкачать, у ваших ног непременно образуется свалка из особей мужского пола. Хотя, наверное, вам и так не привыкать.

— Нет… — смущенно выдавила она из себя и хотела было опять опустить голову, но он удержал ее за подбородок. Лера покраснела и тихо закончила: — Мне посоветовали обратиться к Косте.

— А-а… — рассмеялся парень. — Тогда вы как раз по адресу. Я — Костя.

На следующее утро она проснулась в его объятиях…

Лера подошла к окну. Огромный пятнистый дог с красными глазами, которого хозяйка, видимо, для смеха называла Крошкой Ру, носился по двору. Впереди него гарцевала пушистая пуделиха и активно мотала куцым хвостом, зажатым между задними лапами. Ей было страшно. Позади Крошки семенила его пухлая хозяйка, пискливо уговаривая любимца идти уже домой кушать «Чаппи». Замыкала процессию владелица пуделихи. Та молчала и только изредка постанывала, точь-в-точь как ее собачка. Лера резко задернула шторы, оставшись стоять лицом к окну. Скажи ей кто-нибудь тогда, что три года спустя больше всего на свете она пожелает отыскать и пристрелить Костю, она бы не поверила. Впрочем, так случается довольно часто. Откуда же знать, что произойдет через три года, если можно только догадываться о том, что произойдет в следующее мгновение. Девушка зажмурилась, но мысли кружились в голове, проясняясь отчетливыми и поэтому слишком мучительными картинками. Так было каждый день весь последний год. Каждый день ее истязали одни и те же видения. И если бы ей могли дать рецепт, каким образом избавиться от них, она не задумываясь выложила бы за него любую сумму.

А тогда к ней пришла первая в ее жизни настоящая зрелая любовь. Она была в этом уверена. Ей было 24, ему — 27. Костя казался ей героем, сошедшим с американского экрана пятидесятых. Он зажимал сигарету «Мальборо» в уголке рта, цедил циничные фразы сквозь зубы, закидывал ногу на ногу, когда садился, держал бокал с вином, обхватывая его пальцами, сложенными «чашечкой», и пил черный кофе без сахара большими глотками. Он мог поднять ее на одной руке, мог лихо перескочить высокий бордюр, не задев его пятками, мог развернуть машину на полной скорости, так чтобы ее занесло на встречную полосу, и даже не поморщиться при этом! Иногда она закрывала глаза, представляя, что они не в маленькой квартирке, а на ранчо, где-нибудь в Техасе. Иногда ей казалось, что Костя — это почти Клин Иствуд или Керк Дуглас, только более красивый и желанный. Лера называла его «ковбой». Он обращался к ней ласково — «недотепа». Она страшно боялась его потерять, мучаясь мыслями, что он поиграет с ней, как с прочими девушками, и в скором времени забудет. Она отчаянно боролась за каждую минуту, проведенную вместе, потому что эта минута казалась ей последней. Она знала, что, если он уйдет, жизнь закончится. Лера долго и упорно работала над своим образом, тем, который казался ей привлекательным в глазах Кости. По ее мнению, составленному под действием лихорадочного страха, она должна была все время поражать возлюбленного совершенно новыми и непредсказуемыми выходками. Ее поведение стало эксцентричным, часто она нарочно делала и говорила то, чего окружающие не могли от нее ожидать. Она долго тренировалась у зеркала, как взглянуть, как сунуть руку в карман, как пройти, что сказать, чтобы поразить наверняка. Все это она, разумеется, делала только затем, чтобы очередной раз удивить своего любимого, чтобы запасть в его сердце хотя бы частичкой своего существа. Она перестала быть собой. Она боялась показать ему свою привязанность, боялась продемонстрировать излишнюю холодность. Однажды, когда он очередной раз покинул ее в утренних сумерках, она оглядела себя в большом зеркале и удивилась, спросив вслух незнакомку, улыбающуюся ей из «Зазеркалья»: «Неужели ты Лера? Валерия Хворостовская?» Ей молчаливо ответил надменный, слегка прохладный взгляд серо-зеленых очей. «А, — махнула рукой девушка, — черт с тобой! Кем бы ты теперь ни была, главное, что он рядом!» Позже она забросила институт и моталась в спортклуб по пять раз за день. В конце концов Лера добилась того, что все инструкторы, охранники и даже массажист Леша, которого считали гомосексуалистом, признались ей в пылкой любви. Все, кроме Кости. Их отношения по-прежнему оставались нестабильными. В сущности, нельзя было сказать, что они были парой. Он то приходил к ней, то пропадал на целую неделю. И тогда она не могла отыскать его даже в клубе. Он испарялся, пробуждая в ней отчаянный страх, что на этот раз он исчез насовсем. Потом он так же неожиданно появлялся. Врывался в квартиру с букетом благоухающих роз, с шампанским и подарками, тащил в бар или ресторан, оставался на ночь, а утром уходил не прощаясь. И Лера не знала, вернется ли он вечером.

Через некоторое время она начала понимать, что Костя вовсе не спортивный инструктор, вернее, не это его основная работа. Его загадочность пугала ее и завораживала. Она чувствовала, как чувствует любящая женщина, что его неожиданные исчезновения и появления связаны с чем-то более опасным, нежели «окучивание» хорошеньких клиенток в спортклубе. Но спросить, чем он занимается, Лера не решалась. А он не рассказывал. Она понимала, что зарплата инструктора не позволила бы ему ездить на новенькой «семерке», водить ее в рестораны, покупать одежду в дорогих фирменных магазинах. Наконец чаша ее терпения переполнилась. Однажды он вошел в квартиру, неся в руках объемистый пакет. Молча поставил его на стол в кухне, молча вытащил из него норковый полушубок и небрежно накинул его на Лерины плечи. Девушка вздрогнула и разрыдалась. Костя пожал плечами и сел на табурет.

— Между прочим, я тебя люблю… — заметил он и закурил.

Лера замерла и, всхлипнув, посмотрела на него.

— Между прочим, я знаю, — проговорила она тихо и еще раз всхлипнула.

— И чего же ты ревешь?

— Потому что больше я ничего о тебе не знаю.

— Н-да… — Он потеребил сигарету между пальцами и улыбнулся, сверкнув белыми зубами. — Видимо, ты хочешь знать, откуда у меня деньги на эту шубку?

Девушка кивнула.

— Я бандит. Ты же знаешь, что Москва поделена на зоны влияния. Бодров контролирует одну из них. Больше тебе знать не нужно.

Она осталась спокойной. Сама себе удивилась, потому что, предполагая нечто в этом роде, тысячу раз представляла, как услышит подобное признание от него, как похолодеет у нее внутри, как застынет у нее в глазах ужас при мысли, что любимый кого-то грабит или даже убивает. Но сейчас она осталась абсолютно равнодушной. Настал черед удивиться Косте:

— Ты даже не упадешь в обморок?

— Бодров — это тот толстяк, который сидит в своем кабинете, как жаба в болоте?

— Да.

— Спасибо, шубка просто замечательная, — улыбнулась она.

— Мне нравится, как ты принимаешь мои подарки, — заметил он. — И раз уж ты теперь слишком много знаешь, остается один выход… может, попробуем жить вместе…

Это прозвучало как предложение руки и сердца. Лера закрыла глаза и кивнула. Она с легкостью наплевала на специфику его профессии. Она победила! Он покорен!

У них началась настоящая семейная жизнь. Костя перекочевал к ней в квартиру с вещами. Каждую неделю отстегивал ей деньги на хозяйство. Она поняла, что их счастье должно строиться на одном незыблемом правиле ее поведения — не задавать лишних вопросов. Он ничего не рассказывал ей о своих делах, а она старалась делать вид, что не очень-то ими интересуется.

Потом Костя познакомил ее со всеми своими в клубе, вернее, она и раньше со всеми здоровалась, болтала и даже флиртовала, но теперь ее знали как девушку Кости. Путем долгих наблюдений и «нечаянно» подслушанных разговоров Лера выяснила, что клуб — хорошее прикрытие для дела Бодрова, в котором замешаны все ее новые приятели, и Костя в том числе. Но тогда жизнь любимого и его товарищей вовсе не казалась ей кошмарной. Наоборот, она считала их работу одним большим приключением. К этому времени она уже окончательно бросила институт, сидела в четырех стенах тесной квартирки, так что впечатлений у нее было маловато. Только видео. А тут кино наяву, опасность на каждом шагу, закон джунглей, и вся эта романтическая ерунда, которая западает девушке в голову, если она слишком сильно увлекается американским кинематографом. Ее же собственная жизнь стала довольно однообразной — день ото дня она все больше погрязала в домашних хлопотах — стирка, уборка, готовка, и однажды поймала себя на том, что старается вернуться из магазина к началу какого-то сериала. «Так, — пришлось признаться себе, — я становлюсь домохозяйкой! Курочкой, которая рано или поздно надоест настоящему герою». Она и раньше отмечала, что, когда он возвращается домой, те два часа, которые они проводят вне постели, начинают превращаться для нее в мучения — она никак не может найти тему разговора, которая была бы интересна Косте, у нее нет никаких впечатлений, которыми она могла бы с ним поделиться. Ну не станешь же пересказывать очередную серию мыльной оперы. Лера с ужасом начала искать подтверждение своих страхов, что она становится ему неинтересной. И однажды, начав говорить о только что просмотренном фильме, вдруг осеклась, заметив, как его губы исказила легкая усмешка.

— И что дальше? — Он отвернулся к окну, понимая, что от ее внимания не ускользнула его реакция.

— Да как всегда, — намеренно равнодушно хмыкнула она, — добро победило.

«Я должна стать частью его жизни», — сказала она себе в ту ночь. Но как это сделать? Как быть с ним рядом все время? И она придумала выход. План был прост — спустя неделю она осторожно попросила Костю научить ее чему-нибудь. Он не стал упираться, показал ей некоторые приемы борьбы и дал пострелять из пистолета по бутылкам.

— Но я имела в виду не игру, я хочу делать что-нибудь по-настоящему!

— Ладно, — усмехнулся он, — когда подтянешься пятьдесят раз на турнике, поговорим про настоящее!

Он думал, что умерит ее пыл, однако Лера оказалась девочкой упорной. Она принялась накачивать мускулы с таким усердием, что ребята из спортклуба пораскрывали рты. Но поставленной Костей задачи добиться было крайне трудно. Лере пришлось проводить долгие часы в тренировках. На нее даже спорили, когда же она наконец выдохнется и сдастся. Попутно она все больше вникала в окружающую ее жизнь. И понимала, что в клубе происходят очень странные и страшные события, центром которых был владелец Лев Бодров, толстый и замкнутый человек. Он всегда ходил в сопровождении двух громил — Миши и Севы, с одинаковой, словно у близнецов, грозной внешностью, которую можно было бы описать так: головогрудь, руки и ноги. Бодров молча проходил в свой кабинет в двенадцать часов дня и выходил оттуда только в экстренных случаях. Как босс возвращался домой, Лера понять не могла. Это обстоятельство ее крайне заинтересовало. Она стала пристально наблюдать за шефом и вскоре обнаружила массу любопытных подробностей, скрытых от менее пытливых глаз. Как-то вечером, когда она пыталась исколотить боксерскую грушу доморощенными приемами, злясь на смешки двух инструкторов, наблюдающих за ее стараниями, в зал вбежал Костя. С первого взгляда было понятно, что случилось что-то нехорошее.

— Артура шлепнули! — с порога сообщил он.

— Я не пойду докладывать об этом Бодрову, — быстро откликнулся один из инструкторов.

— Если вы думаете, что я пойду, то сильно ошибаетесь, — проговорил Костя и демонстративно сел на пол.

Повисла пауза.

— Я скажу, — спокойно заявила Лера и быстро пошла к дверям кабинета.

— Ты с ума сошла! — Костя подскочил, но было уже поздно, девушка отворила дверь и быстро юркнула внутрь.

Тогда-то она и предложила Льву свои услуги.

— Женщина должна вязать! Иди и не мешайся под ногами! — расхохотался босс.

Когда он замолк, Лера посмотрела ему прямо в глаза и произнесла ледяным голосом:

— Вы не спите с женщинами.

Тот оторопел, потом покраснел как рак и заорал:

— Кто тебе сказал!

— И еще, вы ведете себя не как профессионал. Я начинаю сомневаться в том, что вы тот, за кого себя выдаете. Вы не похожи на босса преступной группировки, — усмехнулась девушка.

Ее слова, видимо, в момент охладили его ярость. Он взглянул на нее устало:

— Ладно, откуда ты узнала?

— Ниоткуда. Я наблюдательная. Вы не женаты, у вас нет постоянной любовницы, и даже непостоянной нет. Все свое время вы проводите в кабинете, и, если бы у вас появилась женщина, я бы об этом знала. Так что вывод номер один — вы не спите с женщинами. Вывод номер два — по моим наблюдениям, вы не «голубой» и не импотент. Секс вам нужен, и я даже догадываюсь, какой вы нашли выход. Следует сказать — не самый лучший.

Бодров покраснел и быстро сунул руки под стол. Лера это заметила и удовлетворенно кивнула:

— Вывод номер три — вы не можете спать с женщиной в силу каких-то других обстоятельств. Деньги, разумеется, исключаем… остается — страх. Вы боитесь женщин! Но вот вопрос, почему?

— Ты принята! — быстро проговорил Бодров, потом усмехнулся и добавил: — А про женщин все, что ты болтала, — фигня! Заруби себе на носу! Выдумки!

Лера пожала плечами:

— Я не только наблюдательна. Я еще умею хранить чужие секреты.

Егор шел по улице, хмурый и злой. Часы показывали одиннадцать вечера. Редкие прохожие шарахались от него в разные стороны. «Ух и задам же я этой стерве! Ну, погоди, дождешься ты у меня!» — мысленно грозился он. Сейчас больше всего на свете он желал найти эту пресловутую Ольгу. Что он будет делать, когда встретится с ней, он еще не решил, однако встретиться хотел очень. Допросив с пристрастием тетю Маню, он смог восстановить картину визита Ольги до мелочей. Соседка долго мялась и краснела, но призналась, что видела в «глазок», как он завел в квартиру девушку.

— Когда заверещал лифт, я подумала, что ко мне наведалась Лиза, подруга, — неубедительно соврала она, — а тут ты на площадке с какой-то кралей нарисовался. И так ее бережно под ручку держал. Все вы, мужики, одинаковые, — заключила она, — только жена за порог…

Из стратегических соображений Каменев решил не выяснять, почему тетя Маня ожидала подругу после трех часов ночи, он только сделал вывод, что для его коварной соседки дверной «глазок» является окном в мир, коим она пользуется чаще, чем нужно. Но сейчас это неприятное обстоятельство сыграло ему на руку.

Как выглядела краля, тетя Маня толком не сказала. Удалось выяснить, что в глазах бдительной соседки Ольга была «тощей воблой» и разодетой соответственно, что волосы у нее темные и длинные до плеч, что нос слегка курносый, а губы размалеваны до ушей. Столь подробное описание свидетельствовало о том, что тетя Маня пялилась в «глазок» весьма усердно. Егор не стал читать ей нотации о моральном вреде подглядывания. По крайней мере теперь он знал, как выглядит Ольга (хотя вряд ли ее зовут Ольга, и платье она уже наверняка сменила. Но волосы и нос переделать трудно. Не хамелеон же она, в конце концов. Обыкновенная девица). Выработать план действий оказалось намного труднее, чем терзать сверхбдительную соседку. Пока что Каменев твердо знал, что, отыскав воровку, он решительно посмотрит ей в глаза, как это делают все нормальные киногерои, когда их доведут до ручки, и произнесет твердым голосом: «Значит, не любишь есть в одиночестве?!» На дальнейшие действия фантазии у него не хватило. В боевиках, которые Каменев смотрел часами, после подобной фразы говоривший, как правило, вытаскивал «кольт» 45-го калибра и начинал палить в обидчика с невероятной жестокостью. У Егора «кольта» не было, поэтому он решил, что будет действовать по обстоятельствам.

Войдя в зал «Зеленого плюща», он резко откинул свисавшую перед носом лиану и внимательно осмотрел посетителей. Их было не так уж много. Парочка за столиком в углу, трое подвыпивших друзей, шумно рассказывающих похабные анекдоты, две девицы, молчаливо стреляющие глазками во все стороны, пара бизнесменов средней руки… И тут он увидел ее. Девушка сидела за столиком у дальней стены и тоже скользила взглядом по залу. Правда, абсолютно безразличным. Видимо, ей было до смерти скучно. Их глаза встретились. Она задержалась на нем немного, изучая, потом отпустила, переключив внимание на девиц. Егор озверел. «Делает вид, что незнакомы, — прорычал он про себя. — Сейчас я тебе напомню!» Он подлетел к ее столику и с размаху сел напротив.

— Не люблю есть в одиночестве, — выдохнул он и замолк, не зная, что делать дальше.

Она посмотрела на него. Посмотрела так, что пыл его мгновенно утих, столкнувшись с холодом ее серо-зеленых глаз.

— По-моему, вы вообще не собираетесь есть, — ответила она спокойно, даже надменно и, достав из пачки сигарету, пошарила рукой по скатерти в поисках зажигалки.

Егор, скорее повинуясь привычке, протянул ей зажигалку, выдавив:

— Зажигалка?

Она опять обдала его стеклянным взглядом и неожиданно усмехнулась:

— Я знаю, что это зажигалка…

Он помолчал, дав ей время прикурить. Потом осторожно принялся ее разглядывать. Она подходила под описание тети Мани: темные волосы искусно уложены, тонкие завитки на концах аккуратно лежат на плечах, слегка вздернутый носик. «Но черт меня подери, если это была она, я должен был ее запомнить! — подумал Егор. — Тогда я лишь отметил, что Оля хорошенькая, не более, но эта! Она совершенство!» Девушка напротив действительно была совершенством. Черты ее лица Егор не мог назвать банально красивыми, скорее наоборот, каждая в отдельности являлась образцом природной ошибки: слегка курносый носик, большой рот, лоб и подбородок неправильной формы. Но сочетание этих ошибок оказалось на удивление привлекательным. А самым главным в ее лице были глаза — огромные, миндалевидные, загадочно-холодные и совершенно непроницаемые, словно прикрытые хрустальной пеленой, из-под которой струится серо-зеленый свет. Изысканный макияж облагораживал ее, делая лицо породистым, словно нарисованным талантливой кистью. Черное платье с глубоким полукруглым декольте облегало стройную фигуру. Высокая грудь манила выпирающими сквозь ткань твердыми сосками. Ее оголенная рука лежала на столе и была украшена тонким золотым браслетом с переливающимися бриллиантиками, сочетавшимися с маленькими серьгами в ушах и колечком на пальце. С первого взгляда не оставалось никаких сомнений в том, что это дама высшего света. Аромат ее духов волновал и дразнил. Каменеву вдруг захотелось дотронуться до нее, нет, не просто дотронуться, прижать ее к груди, так крепко, чтоб раствориться в ней. Он не мог оторвать глаз от ее рта, большого и чувственного, слегка приоткрытого, с влажными ровными зубами, отливающими жемчугом в дрожащих отблесках свечи. Ее холодная отрешенность будоражила его воображение. Он представлял, какими должны быть ее талия, бедра, лодыжки, пальчики на ногах, — все, что скрыто сейчас проклятым столом с ненавистной зеленой скатертью. Нет — это была не та девушка. Он бы ее запомнил. Такой образ запоминается сразу и на всю жизнь.

— Итак, вы не любите есть в одиночестве, — напомнила она, заметив произведенный эффект. Ее пальчик слегка дрогнул, блеснув длинным матовым ноготком. Она всего лишь стряхнула пепел с сигареты, а Каменева это нехитрое движение просто парализовало.

— А вы уже заказали себе что-нибудь? — спросил он неожиданно осипшим голосом и сам испугался своего вопроса.

— Нет, — ответила она, глядя куда-то вдаль, мимо него, — только мартини. Я жду человека.

Егор понимал, что по всем правилам этикета должен пересесть за другой столик, но силы покинули его. Он физически ощущал, что его брюки приклеены к стулу намертво. Он опустил глаза. А может, это все-таки она? Воровки умеют притворяться. — Зацепившись за спасительное оправдание, он снова взглянул на нее, робко, исподтишка. Она заметила и улыбнулась одними губами, обнаружив ямочки на щеках.

«Черт, — подумал Каменев, — с такими холодными глазами не может быть столь очаровательных детских ямочек. Это несовместимо!»

Подошел официант и требовательно уставился на Егора.

— Что вы желаете? — несмело обратился Каменев к своей соседке. Язык его заплетался.

Она даже не заглянула в меню:

— Жульен, салат из овощей и куриное филе под каким-нибудь вашим соусом, лучше белым…

— Грибов сегодня нет, — отчеканил официант.

Она подняла на него глаза и равнодушно произнесла:

— Ну так найдите.

Егор увидел, как под ее взглядом парень сгорбился, это напоминало подобострастный поклон. Надменность официанта как рукой сняло. Он медленно кивнул ей, словно под гипнозом и, осоловевший, повернул голову к Каменеву.

— Мне то же и еще ваш джин без тоника, а даме мартини и апельсиновый сок.

Официант удалился, странно пошатываясь.

— Вы проницательны, — похвалила она, потом, затушив сигарету, спросила: — Так на чем мы остановились? Вы, кажется, хотели со мной разобраться. Что я вам сделала?

— Похоже, я ошибся, — пробормотал он, решив, что в любом случае уходить сейчас глупо. Во-первых, он заказал ужин и имеет право его съесть, как всякий порядочный человек. Во-вторых, может статься, что эта девушка все-таки Ольга (в это он уже почти не верил, но повод был хороший), а в-третьих, он точно знал, что, пока его кто-нибудь не поднимет за шкирку и не выкинет с этого места, он никуда не сдвинется. Девушка магически притягивала его, а сопротивляться ее чарам он не мог, да и не хотел.

— А тот, кого вы ждете, мужчина или женщина? — спросил он, чувствуя себя полным идиотом. Такая девушка может ожидать только мужчину. Хотя каким должен быть мужчина, который заставляет ее ждать?

— Не все ли равно, кто он? — Девушка смотрела в сторону, и Егор опустил глаза. Разговор не получался.

— Так может быть… — Он робко взглянул на нее и осекся, потому что в эту секунду девушка вскинула голову и повернулась к нему.

Каменев вздрогнул, словно коснулся оголенных проводов. С ее глаз на мгновение слетела стеклянная пелена, и перед ним неожиданно открылся огромный мир серо-зеленого отчаяния. Отчаяния и страха загнанной в угол жертвы, на которую уже нацелили стволы своих ружей десятки охотников. Егору показалось, что в следующий миг она разрыдается, таким надрывом светились ее глаза. Теперь она была самой собой, девушкой с ямочками на щеках, необыкновенной, незащищенной, хрупкой и такой несуразной в дорогом платье и бриллиантах… Каменев представил ее почему-то в джинсах и свитере — и в таком виде она показалась ему более гармоничной. Но тут девушка моргнула, а когда открыла глаза, то он снова увидел светскую даму — шикарную и неприступную. Сначала он подумал, что ее секундное отчаяние — плод его воображения. Но нет! Он руку бы дал на отсечение, что это было — он видел ее слезы.

— Так уж получилось, — сказал он осторожно, внимательно наблюдая за ней, — что в этот «Зеленый плющ» все приходят со своей бедой.

— Да? — Она не проявила интереса к его словам, думая о чем-то своем. — И что же приключилось с вами?

«А я бы хотел знать, что приключилось с тобой, — подумал он, — совсем не похоже, что ты переживаешь из-за неверного любовника или потерянного кошелька».

— Меня ограбили, — ответил он, забыв, что не хотел говорить этого. Как-то само собой вылетело признание. Просто мимолетное откровение, слетевшее с ее ресниц, застало его врасплох. Он скорее почувствовал, чем осознал, что готов ответить на любой ее вопрос, каким бы личным и непристойным он ни был. Но она и не думала погружаться в пучину его внутреннего мира.

Она забавно сморщила носик и вдруг рассмеялась:

— И вы решили, что это сделала я?!

— Надо же на кого-нибудь свалить…

— Сейчас угадаю. — Она хитро посмотрела на него. — Вы ужинали в одиночестве, к вам подсела девушка и рассказала свою душещипательную историю. От жалости к ней у вас чуть зубы не выпали. Вы прониклись ее бедой, рассказали о своей несложившейся жизни. О том, что и деньги у вас имеются, и работа хорошая, а счастья-то нет. Потом вы пригласили ее к себе, а наутро проснулись в опустевшей квартире.

Каменев удивленно уставился на нее:

— Вы все знаете?!

— Просто я наблюдательна. — Она снова улыбнулась, заиграв ямочками. — А кроме того — это же стандартный трюк.

— А почему вы решили, что у меня есть и деньги и работа? — вяло спросил он.

— Во-первых, «Зеленый плющ» — довольно дорогое заведение, а вы здесь уже как минимум второй раз. Значит, цены вас не пугают. Во-вторых, на вас пиджак от Армани. Странно, почему его не украли. Видимо, воры не так разборчивы в мужской одежде, как в бытовой электронике. А насчет работы… как бы вам удалось обзавестись всем этим барахлом, если не с хорошей зарплаты?

Он изумленно молчал. Потом вздохнул и решил расставить все точки над «i» одним вопросом:

— Вы из милиции?

— Я не похожа на милиционера.

— Тогда кто вы?

— Что именно вы хотите узнать обо мне? — Девушка явно издевалась.

Он пожал плечами и честно ответил:

— Все.

— Зовут меня Валерия. Мне 27 лет. Живу в Москве. Ну, а прочее… — она снова сморщила носик и мило улыбнулась.

«…вас не касается», — завершил про себя ее фразу Егор.

— А я Егор, — представился он, — Егор Каменев. Работаю в рекламном агентстве…

— Что ж, Егор, можешь обращаться ко мне на «ты»…

— Я?! — выдохнул он.

— Почему бы и нет? Кажется, мы почти ровесники, и я не твоя коллега, — она одарила его холодной улыбкой. Потом потянулась к нему, обхватила его запястье своими пальчиками и посмотрела на циферблат его часов. От ее прикосновения Каменев оцепенел, почувствовав, как сердце застучало с удвоенной силой, как напряглись все мускулы, а кожа покрылась мелкими пупырышками. Он посмотрел на нее в отчаянии.

— Сегодня этот человек уже не придет, — проговорила она и поднялась. Ее фигура действительно оказалась прекрасной. Тонкая талия, округлые ягодицы, стройные ножки, в меру длинные… Егор почувствовал слабость, сухой язык прилип к гортани. Руки задрожали.

— Я провожу вас… — Он подскочил, пожалуй, слишком поспешно.

Она снова улыбнулась и снисходительно кивнула:

— Что произойдет, если ты обратишься ко мне на «ты»?

— Ваш заказ, — сообщил подлетевший с подносом официант.

— Оставьте его себе, — отрезала она и направилась к выходу. Егор расплатился и поплелся следом.

На улице она подошла к отливающей в свете фонаря бордовой «девятке» и, обернувшись, снова улыбнулась ему:

— Теперь можешь вернуться и поужинать со спокойной совестью. Ты спас меня от всех хулиганов.

— Я думал, что прогулка будет несколько длиннее, — разочарованно протянул он.

— Может быть, в следующий раз, — она взглянула на него, заправив прядь волос за ухо. — Но последнее время мне не везет с симпатичными парнями. Будь ты обладателем большой бородавки на носу или прыщей на щеках, я, может быть, пригласила бы тебя на чашку кофе, а так… — Лера развела руками, словно извиняясь.

— Я обязательно отращу себе что-нибудь в этом роде, — пообещал он, слегка смутившись.

— Не слишком усердствуй с этим, — рассмеялась девушка. — Избыток — тоже недостаток.

Каменев угрюмо пронаблюдал, как девушка нырнула в салон, захлопнула дверцу, завела мотор и, помахав ему напоследок, отъехала от бордюра. Машина быстро скрылась за углом дома.

«Болван, — обругал он себя, — даже телефон не спросил! Валерия… Лера… В Москве тысячи Лер. Если, конечно, ты на самом деле Лера…»

— Вот возьми, — Глеб протянул ей большой конверт из плотной бумаги. Он кашлянул и поерзал на сиденье, оглядывая темный салон ее машины. — Неуютно у тебя. Терпеть не могу совковые «раскорячки».

Лера посмотрела на него внимательно, словно изучая, и промолчала. Она взяла протянутый конверт, повертела его в свете фонаря, но не стала распечатывать. Глеб сухо рассмеялся.

— Анекдот вспомнил, — как бы извиняясь за неуместное хихиканье, проговорил он. — Штирлиц сел враскорячку. «Раскорячка» поехала.

Девушка даже не улыбнулась.

— Тут все? — тихо спросила она.

— Как и договаривались. — Он мгновенно изобразил обиду, поджав и без того тонкие губы. — Паспорт на имя…

— У меня есть глаза, я прочту сама, — нетерпеливо перебила она его.

Глеб пожал плечами:

— Как знаешь. Кстати, пробивать выездную визу в Штаты теперь труднее. Эти крючкотворы из посольства… А ты просила еще и Шенгенскую поставить, так что… Шенгенская — это Европа, это не США. Мне пришлось кое-кого попросить, ну и заплатить, соответственно…

Лера протянула ему плотный сверток:

— Здесь пять тысяч. Пятьсот — за молчание.

— Мне нужно пересчитывать? — Его маленькие глазки сверкнули в темноте салона.

— Какой мне смысл тебя обманывать?

— Н-да… Действительно. — Он отворил дверь и выставил ногу наружу. Потом повернулся к девушке. — А как с английским? Как в Америке без английского?

— Это уже не твое дело, — усмехнулась она. — И до Штатов еще нужно добраться.

— Слушай, — Глеб тоже ухмыльнулся, — ты такая от рождения или это приобретается?

Лера одарила его улыбкой, осветила холодным взглядом и ничего не ответила.

— Что ж… счастливо тебе. — Он почти вылез, но потом приостановился и спросил: — Ты от Кости ничего не слышала?

— Нет. — Она повернула ключ зажигания, мотор послушно заурчал.

— Просто хотел знать, как у него тогда прошло… — озадаченно промычал Глеб. — Все-таки моя работа…

— Ты остался доволен оплатой? — Она не смотрела в его сторону.

— Разумеется.

— Тогда какая разница?

— Как это — какая разница! — возмутился Глеб. — Что я, шарашкина контора, мать вашу! Я должен знать. — Он вдруг резко осекся, глядя на ее мертвенно-бледную щеку, и тихо, зачарованно спросил: — Вы что же, разошлись?

— У этой истории годовалая борода! — Лера нетерпеливо выпихнула его, толкнув в спину, и закрыла дверь машины с его стороны.

Оставив Глеба на тротуаре, она быстро отъехала, выжимая из мотора все возможное.

— Я же только спросил! — крикнул он вслед, но девушка его уже не слышала. Она вцепилась в руль с такой силой, будто бы он был виноват во всем. Ее «девятка» неслась по ярко освещенному Кутузовскому проспекту. По правую руку проплыли красно-синие волны Поклонной горы. Она вспомнила, как вдвоем с Костей катались здесь на роликах, держась за руки. Как смеялись, давясь пепси-колой, которую по очереди отхлебывали из большой двухлитровой бутылки. Было жарко. Тем летом действительно было очень жарко…

Поначалу Леру никто не воспринимал всерьез. Она как бы числилась на службе у Бодрова, но, в чем это выражалось, никто не знал. Она торчала в клубе с утра до вечера, ожидая каких-то удивительных поручений и сгорая от любопытства, но день за днем ничего не происходило, и внимания на нее никто не обращал. Правда, Костя, узнав о том, что босс принял ее на работу, удивленно вскинул бровь, и девушка с удовольствием отметила, что на него это произвело большое впечатление. Теперь она стала частью их дела, одной из них. Однако сознание причастности к чему-то тайному, важному и преступному вскоре рассеялось. Через месяц Лера сникла и пала духом. Она стала реже появляться в клубе, боясь встретиться с чьим-нибудь насмешливым взглядом. Ей казалось, что мужчины просто издеваются над ней, обходя вниманием, а за спиной и вовсе хохочут во главе с Бодровым: «Вот, мол, гангстерша!» Костя делал вид, что ничего странного не происходит. Он не заикался ни о Бодрове, ни о клубе, ни о собственной работе. Лера считала его молчание следствием разочарования в ней и страшно расстраивалась. В ней постоянно шла борьба ущемленной гордости с желанием напомнить о себе. Первое побеждало с завидной регулярностью, поэтому не только Бодрову, она даже Косте ни разу не заикнулась, что неплохо бы уже включить ее в кое-какие дела. В сущности, их жизнь ни в чем не изменилась. Костя по-прежнему то исчезал, то появлялся, она сидела дома и ждала. Спустя пять недель в ее квартире раздался телефонный звонок. Было хмурое февральское утро. Лера заглушила орущий телевизор и ответила.

— Возьми конверт в почтовом ящике, — хрипло пробасил голос Бодрова ей в ухо, — и считай это своим первым заданием.

Она хотела ответить ему чем-нибудь восторженным, вроде «Спасибо за доверие!», но не успела, раздались короткие гудки. Девушка опрометью слетела к почтовым ящикам, так же быстро добежала обратно. Закрыв дверь и сгорая от нетерпения, она разорвала конверт. Оттуда выпала фотография какого-то крупного мужчины и еще клочок линованной бумаги, на котором в одном предложении было дано четкое указание следить за объектом ровно пять дней, не обнаруживая себя, собрать все данные и представить их в отчете.

Через неделю Бодров вывел Леру в зал спортклуба, где на тренажерах, развалившись, сидели Костя и еще трое инструкторов.

— Девочку надобно подучить, — сказал он им тоном, не терпящим каких-либо обсуждений. — Ты, — вялым жестом он указал на Костю, — займись ею.

Потом, в течение трех месяцев, ее обучением занимались десятки людей. Костя отпал почти сразу. Он показал ей, как бить кулаком в челюсть противника, дал подержать пистолет в руке и научил целиться, исходя из того, что жертва должна стоять в пяти шагах. На этом его собственные познания, похоже, иссякли. Леру перекинули к другому инструктору, более знающему. В этот момент между влюбленными впервые пролегла легкая трещина. Костя время от времени обескураживал ее ехидными вопросами, типа: «Ну, как там наши занятия? Попадаешь в банку с пяти шагов?» Он не знал, что теперь она попадает в банку с более дальнего расстояния. Она не хвасталась, зная, что ее достижения вызовут в нем только досаду. «Наверное, это проявление мужской зависти, — думала она, — ведь Костя практически никто. Его посылают, когда нужно припугнуть злостного неплательщика или разобраться с каким-нибудь доходягой. И то не особенно доверяют — он работает всегда в паре с кем-нибудь». Совсем быстро Лера стала пользоваться у Бодрова гораздо большим уважением, чем Костя. Кроме того, она выполняла несравнимо более важные задания, чем он. Правда, девушке казалось, что она занимается ерундой. В основном ей поручали следить за каким-нибудь очередным пухлым типом. Но однажды Бодров вызвал ее к себе, что уже являлось отступлением от обычных правил. Лера вошла в кабинет, он резко и как-то зло буркнул без всякого предисловия:

— Тебе не кажется, что твои задания не отличаются разнообразием?

Она пожала плечами и промолчала.

— Твой потенциал гораздо больше, чем я использую, не так ли?

Она снова пожала плечами.

— Решил поручить тебе одно щекотливое дельце. — Он взял со стола и показал ей большую фотографию. — Узнаешь?

— Как не узнать, — кивнула она, — начальник валютного отдела «Гута-банка». Я за ним две недели по пятам ходила.

— Хорошо, — удовлетворился Бодров, — его следует либо сильно напугать, либо убрать с должности. В общем, валютный отдел этого банка нам очень нужен. Как ты этого добьешься — дело твое. Но, опираясь на мой многолетний опыт, скажу: лучше напугать и заставить делать все, что тебе нужно. Иначе на его место придет какой-нибудь хмырь — и заводи бодягу с самого начала.

— Напугать его нечем, — задумчиво проговорила Лера, — у него даже любовницы нет. Примерный семьянин, честный труженик. Большая редкость для банковских служащих.

— Если бы дело было легким, я бы тебя не позвал. На все про все тебе две недели. Больше ждать не могу. Он у меня во где! — Лев красноречиво похлопал себя по загривку.

Через три дня мучительных размышлений Лера позвонила Бодрову:

— Мне нужен килограмм порошка.

— И только-то?! — удивился босс. — Девочка, твои операции влетят мне в копеечку.

— Я уверена, что верну их в целости и сохранности.

Познакомиться с «примерным семьянином и образцово-показательным служащим» ей труда не составило. Так же беспрепятственно она добилась приглашения в номер отеля на «бокал шампанского». Все ее усилия свелись к тому, чтобы молчать и преданно заглядывать в глаза этому чересчур болтливому субъекту, который хвастался перед ней, в красках расписывая свои замечательные деловые качества.

Оказавшись один на один у большой кровати, Лера перешла к серьезному разговору:

— Сейчас я заставлю тебя выпить этот бокал шампанского, — она красноречиво поводила бокалом у его носа, — тебе станет плохо, и я вызову «Скорую помощь». Откроется наша с тобой позорная связь, — она улыбнулась, заиграв ямочками на щеках, — твоя жена будет очень недовольна.

Он вмиг побагровел, поняв, в чем дело, и рыпнулся с кровати. Девушка одним ударом заставила его принять принужденную позу на полу. Другим движением она быстро скинула платье, оставшись в соблазнительном кружевном белье.

— Полагаю, теперь ты понял, что заставить тебя выпить из этого бокала я сумею, — холодно произнесла она. — В нем большая доза наркотиков. Настолько большая, что медики без труда поймут, почему тебе стало плохо. А они обязаны сообщать о таком недомогании в милицию. Разумеется, тобой заинтересуются. В бардачке твоей машины найдут еще двадцать граммов героина. Это их вдохновит. При обыске в твоей квартире отыщется килограммовая порция запрещенного зелья. А теперь, перед тем как я начну вливать в тебя шампанское, мне хотелось бы окончательно выяснить вопрос о твоем положении в банке…

Бодров встретил ее хмурой миной.

— Топорно сработано, — заявил он. — Пошло. Без изюминки. На таких трюках далеко не уедешь.

— Есть другие предложения? — хмыкнула Лера и швырнула ему на стол нераспечатанную пачку с героином.

— У меня нет, но у тебя должны быть. А что, если бы он не поддался на этот откровенный блеф?

— Но ведь сработало.

— А если бы не сработало? — Босс потер переносицу. — В конце концов, я же не зря плачу тебе деньги. — И в свою очередь, Лев швырнул на стол пачку долларов, перетянутых резинкой.

Девушка сунула их в карман.

— Если бы не сработало, я бы применила план «Б».

— И в чем же он заключается? — поинтересовался шеф.

— Так я и сказала, — хмыкнула она и вышла за дверь.

С этого дня Лерина карьера круто пошла в гору. Бодров мог придираться, изматывать ее риторическими вопросами «А что, если?», но, как человек справедливый, уважал ее за результаты труда. А результаты были всегда впечатляюще положительными. Что бы он ни поручал своей юной помощнице (именно в этом статусе она теперь числилась), со всем она справлялась. Как — профессионально или не очень, — это был уже другой вопрос, но задание она выполняла.

Однажды, придя домой, она обнаружила Костю на кухне в весьма скверном расположении духа. Он хмуро молчал и одну за другой курил сигареты. Сидел он так, по всей видимости, долго, потому что пепельница, стоявшая перед ним на столе, была полна нервно смятых окурков.

— Ты опять опоздала! — процедил он, не глядя в ее сторону.

— Куда? — не поняла Лера и улыбнулась.

— Тебе никто не говорил, что домой нужно приходить вовремя?

Она пожала плечами:

— Как это ни ужасно, но… нет…

Неожиданно он стукнул ладонью по столу и многообещающе прорычал:

— Я хочу, чтобы к моему появлению ты была дома! На своем месте!

— Прости, пожалуйста… — улыбка мгновенно исчезла с ее лица, — а где мое место? Ты уже определил?

Костя порывисто вскочил и кинул на нее уничижительно-гневный взгляд.

— Ты идиотка! — заключил он и сник, так же неожиданно, как разъярился. — Не понимаю, зачем ты влезла во все это дерьмо. Это же не женское дело.

— Ну да! — усмехнулась Лера и процитировала Бодрова: — Женщина должна вязать.

Костя снова закурил. Сигарета подрагивала в его длинных нервных пальцах:

— Это не женское дело. Это даже не мужское дело. Это вообще не дело. Это грязь, понимаешь ли ты меня?

— Но я уже здесь… — растерялась Лера — И выхода нет… И потом, теперь мы близки по интересам.

— Черта с два это входит в мои интересы! Я хочу жить с девушкой, которую люблю. Я хочу жить с девушкой, доброй и ласковой, которая умеет готовить, которая ходит по магазинам и может вывести жирное пятно на брюках, — задумчиво продолжал он. — Жирное пятно. Пятно любой, черт возьми, жирности! С девушкой, а не с бойцом.

Руки у Леры повисли, как плети. Она медленно опустилась на табуретку, взглянула на него грустно и пытливо, словно поверить не могла в услышанное. Когда первичный шок прошел, она прошептала:

— Я думала, тебе нравится, что мы вместе, плечом к плечу… — Она усмехнулась совсем невесело. — Я так тебя люблю, что готова разделить с тобой все, чем бы ты ни занимался. Если бы ты был физиком, наверное, я бы зубрила физику, чтобы вечерами рассуждать о ядерных реакциях и быть тебе интересной. Ох, Костик, я ненавижу физику…

— Неужели ты не понимаешь, мне не нужно, чтобы ты разделяла мои занятия и увлечения. Я не хочу, чтобы ты была на-рав-не! Пойми, я хочу, чтобы ты вела наш дом и сохраняла в нем тепло.

— Нет… — покачала она головой, — я этого не понимаю. А кроме того, я возненавижу себя, да и тебя тоже, если подчинюсь твоему «я хочу».

Он помолчал, вникая в смысл сказанного ею, потом вдруг расхохотался:

— А зачем ты тогда мне нужна?!

Это была их первая ссора. Надо отдать должное Лере: проревев всю ночь, утром она задумалась над своим участием в бодровских делах — стоит ли ей этим заниматься или все бросить. Нет, она не испытывала ни угрызений совести, ни стыда за то, что делает. «В конце концов, есть ли разница, в каком бизнесе я работаю: легальном или нелегальном, — думала она. — Я никого не убила и не ограбила. Все, чем я занималась до сих пор, это вполне честные переговоры. Пусть я использовала запрещенные приемы, пусть иногда шантажировала и плела интриги, но кто от этого серьезно пострадал? Люди помогали Бодрову, тот им хорошо платил. Все довольны, и никто еще не отказался от сотрудничества. И что будет, если я приду и заявлю шефу, что ухожу? Но если я останусь с Бодровым, то потеряю Костю. И в таком случае, зачем мне Бодров?»

В том, что ее надежда приблизиться к любимому, разделив с ним его «трудовые» будни, не увенчалась успехом, Лера уже имела счастье убедиться. Теперь ей предстояло решить, как снова стать той, которую Костя хотел видеть рядом с собой. А главное, в состоянии ли она стать прежней? Тем временем первый скандал с Костей перерос в целую череду придирок, разбирательств и ссор. То он подозревал ее в измене, то называл ее грязной девицей, работа которой похожа на бизнес проститутки. В ответ на ее оправдания, что она занимается мозговой работой, планируя «как», а не «подкладываясь под», Костя зло смеялся. Дальше обвинения ожесточились. «Проститутка» заменилась «убийцей». В общем, с каждым днем его злость усиливалась, ожесточалась и пополняла его словарный запас новыми эпитетами, которые он не брезговал употреблять, характеризуя Леру и ее занятия.

Терпеть все это стало невыносимо. Лера решила покончить с Бодровым и его клубом раз и навсегда. «Как-нибудь устроюсь», — легкомысленно подумала она, приближаясь к кабинету шефа.

Бодров не удивился ее неожиданному визиту, наоборот, скорее обрадовался. Он вяло указал на молчаливо стоящего в углу мужичка небольшого роста. Тот был застенчив с виду, немощен и не слишком аккуратен. На плечах его серого пиджака, которому было по меньшей мере лет десять, белели крупинки перхоти, воротник рубашки был мятым, словно его вообще не гладили, брюки не имели стрелок. Когда же девушка взглянула в лицо этому грязному субъекту, то не смогла сдержаться и поморщилась. Ему было за сорок, на висках его приклеились редкие, седеющие волосенки, лицо, болезненно худощавое, имело желтый оттенок. Крючковатый нос нависал над плотно сжатыми узкими губами. Но более всего Леру поразили глаза незнакомца. Они были светлые и водянистые, абсолютно безразличные, словно у старой куклы.

— Его зовут Пал Палыч, — представил человека Бодров, — я упросил его поработать с тобой за очень внушительную сумму. Он научит тебя тому, чему не смог бы научить никто другой.

У Леры похолодело в области желудка. Она не раз слышала о Пал Палыче от Кости и знала, кто он такой. Его называли «человеком без души». Он не принадлежал к банде Бодрова. Он вообще никому не принадлежал — был сам по себе. К нему обращались многие по мере надобности. И надобность эта была самой ужасной — он выполнял заказные убийства. Пал Палыч действительно не имел души, если верить легендам. По одной из них, он по чьему-то заданию хладнокровно пристрелил своего лучшего друга. Хотя Лера в это не очень-то верила, тем более сейчас, когда познакомилась с ним воочию. Она не могла себе представить, что у такого мужичка вообще мог завестись хоть какой-нибудь друг, а тем более лучший. Но факт оставался фактом, ее познакомили с настоящим «уборщиком», в миру наемным убийцей, а это ни о чем хорошем не говорило. Тем более в теперешнем ее положении, когда она намеревалась сообщить шефу о своей отставке. Видимо, Бодров почувствовал ее колебания и решил подстраховаться, напугав ее знакомством с Пал Палычем. Что ж, ему это удалось! Лера сникла, понимая, что отказываться от предложенного «образования» все равно, что подписать себе смертный приговор. Одно то, что она видела Пал Палыча в лицо, не оставляло ей шансов выжить, если она вырвется на свободу. И все-таки, собравшись с духом, она решила прояснить ситуацию. Ей совсем не хотелось становиться «уборщицей». Одно дело заставлять людей делать то, что тебе нужно, при помощи угроз и шантажа, совсем другое — приводить эти угрозы в исполнение. Поэтому она поглубже вдохнула и, упрямо взглянув на Бодрова, проговорила четко и с достоинством:

— Мои руки никогда никого не убьют! — Для пущей убедительности она вытянула руки перед собой и покрутила кистями.

— Вот, Пал Палыч, — добродушно усмехнулся Бодров в ответ, — это наша Лера. Я тебе о ней рассказывал.

В углу раздались детские всхлипы — Пал Палыч смеялся.

Лера внутренне сжалась и приготовилась отстаивать свои позиции. Впервые она серьезно испугалась. Она поняла, как далеко зашла. Поняла также, что ее хождение по краю закончилось и началось падение в пропасть. Эти люди могли ее заставить делать все, что угодно, не моргнув глазом, или убить, тоже не моргнув. Но почему-то они ни то, ни другое делать не стали. Повеселились от души над ее «капризами» и отпустили. Напоследок Бодров добродушно предположил:

— Мне кажется, из этой девочки выйдет толк.

Пал Палыч неопределенно хмыкнул.

— Начинайте прямо с завтрашнего дня.

К тому времени Лера проработала на Бодрова чуть больше года. И он не собирался ее отпускать. Это Лера почувствовала раньше, чем окончательно поняла. Уйти не представлялось возможным. По крайней мере сейчас. Поэтому она решила выждать время, послушно внимая своему новому педагогу. Пал Палыч начал обучение с того, что запретил рассказывать кому-либо, чем они будут заниматься.

— Слова таят в себе опасность, — угрюмо заявил он. — Кто много говорит — мало живет.

Но рассказывать, собственно, было бы нечего. То он заставлял ее бегать по дорожкам Измайловского парка, пока перед глазами у девушки не начинали плавать радужные круги. То прыгать или отжиматься до такого же результата. С каждым днем нагрузки увеличивались. Затем она прошла курс жонглирования резиновыми мячиками, яблоками и наперстками. Далее она собирала и разбирала разные виды оружия. В Лериных руках побывал целый арсенал, неизвестно откуда вдруг возникший в сумке Пал Палыча и исчезнувший по окончании курса. Но самое ужасное, что преподавал он исключительно молча, объясняя в основном жестами. И если Лера открывала рот, чтобы перекинуться хотя бы парой ничего не значащих фраз, он смотрел на нее так, что рот хотелось тут же закрыть.

Однажды Пал Палыч выложил перед ней «Каталог огнестрельного оружия» и, разомкнув тонкие губы, проговорил:

— Выбери, что считаешь нужным. Смотри внимательно.

Лера принялась перелистывать страницы, дивясь разнообразию револьверов, пистолетов, автоматов и прочего вооружения. «Если все это где-то существует, — подумала она, — и кто-то этим пользуется, то жить очень опасно». Пал Палыч с видимым интересом наблюдал за ученицей, заглядывая ей через плечо.

«И если я когда-нибудь возьму…» — продолжила Лера про себя, но мысль осталась незаконченной. Внезапно она ощутила резкую боль где-то у затылка. В глазах у нее потемнело, и, замерев, она повалилась лбом в раскрытые страницы каталога. Когда же она пришла в себя и смогла дышать, то испуганно огляделась. Пал Палыч как ни в чем не бывало стоял, подперев плечом стену. Его лицо не выражало абсолютно ничего. Лера с ужасом посмотрела на этого занюханного человечка, понимая, насколько он силен и опасен. Она сжалась на стуле, ожидая в следующий момент то ли выстрела, то ли повторного, но теперь уже смертельного удара.

— Закрой каталог, — Пал Палыч и не собирался нападать на нее. — Все это для пижонов. У тебя всегда есть выбор: либо ты опережаешь противника, либо позволяешь ему в тебя стрелять. А когда он стреляет, все равно из какого оружия вылетает пуля.

— Но тогда зачем я потратила столько времени, чтобы разбирать и собирать всю эту дрянь?! Что у меня… — возмутилась было девушка.

Взглядом он моментально прервал ее красноречие.

— Первое правило: никогда не отключайся. Всегда будь готова к нападению.

— А этих правил много? — осведомилась Лера.

— Не очень.

— Ну, все равно, на будущее… я очень хорошо понимаю человеческую речь. Просто объясните, ладно?

— Это как пойдет…

С чувством юмора, как и с другими чувствами, у Пал Палыча была напряженка, поэтому говорить с ним по душам или вообще достучаться до его души было невозможно. Лера уже поняла, что просьбы и даже мольбы на него не действуют, шуток он не понимает, поэтому сейчас только пожала плечами, мол, вам виднее. Но тогда, впервые в жизни, она посмотрела на него так же непроницаемо, как смотрел он на нее.

Наверное, общение с Пал Палычем ее очень изменило, потому что Костя довольно быстро заметил эти перемены. Однако, похоже, понял их по-своему.

— У тебя кто-то появился! — кричал он. — Я хочу знать, кто это.

— С чего ты взял?

— Разве я вообще могу быть хоть в чем-то уверен?! Может, ты спишь с кем попало на своих дурацких заданиях?! Может, ты соблазняешь мужиков направо и налево, делая меня оленем с ветвистыми рогами?

— Соблазнять мужиков и изменять тебе — две разные вещи, — улыбнулась она.

— Для меня — одно и то же! — уверенно заявил Костя. — Если ты спишь с кем-то, кроме меня, лучше скажи, и мы расстанемся прямо сейчас!

— А ты не ищешь повод, чтобы расстаться? — Неожиданно Лера испугалась. Не того, что они действительно договорились до расставания. Она с ужасом поняла, что абсолютно спокойна. Она обсуждает свою жизнь так, словно речь идет о планах на следующее воскресенье. Лера почувствовала себя замороженной. Ей не хотелось рыдать, как это было раньше при подобных сценах, ей не хотелось оправдываться или защищаться. Она точно знала, что сейчас ей должно быть безумно больно, что она любит Костю и скорее всего умрет, если он уйдет, но она была спокойна!

Лера на мгновение задумалась. Это пришло к ней совсем недавно — умение оставаться спокойной и трезво рассуждать в самых экстремальных ситуациях. Показательно было, что на все эмоциональные выкрики Кости она задала вполне логичный вопрос. «Чему же Пал Палыч меня учит на самом деле?» — мелькнуло у нее в голове.

Тем временем наступила тишина. Лера посмотрела на Костю и встретилась с его ошарашенными глазами. Похоже, он удивился даже больше, чем она. Вопрос, уже месяцы летавший в воздухе, вдруг материализовался и требовал ответа.

— По крайней мере не сейчас! — тихо проговорил он и, подойдя к платяному шкафу, решительно открыл его створки.

Лера снова удивилась. Она понимала, что означают эти действия. Костя складывал свои вещи в большую спортивную сумку. Делал он это молча и не спеша, так, будто давно решил уйти.

— Есть ли причины, по которым ты мог бы остаться? — ровным голосом осведомилась Лера и села на диван, не сводя с него глаз.

— Есть, — с вызовом ответил он и развернулся к ней, — я люблю тебя. Вернее, люблю ту девушку, которую встретил полтора года назад в спортивном зале. Милую, загадочную и манящую. Ту, ради которой готов был бросить все.

— Но не бросил… Как раньше, продолжал работать на Бодрова. Ты ведь не думал, что миленькой девушке это нравится.

Он пощипал кончик носа (всегда так делал, когда думал) и тихо проговорил:

— Но ведь женщина должна мириться… Не знаю, Лера… С тобой сейчас трудно говорить, ты изменилась. Ты поумнела, а я не могу существовать рядом с такой женщиной. Я чувствую себя ничтожеством.

— Если ты это признаешь, значит, не все потеряно, — улыбнулась она. — Я много думала, стоит ли заниматься тем, чем я занимаюсь. Поначалу все это казалось мне очень романтичным. Я чувствовала себя нужной и важной. Но теперь… Я давно уже не хочу работать на Бодрова. Я вообще не хочу купаться в этой грязи. Мне тошно от себя самой. Но Бодров меня так просто не отпустит. Я это понимаю, ты это понимаешь, и, уж точно, Бодров это понимает. Поэтому у меня есть план. Я освобожусь от него. Нет, я не собираюсь его убивать, я не убийца, как ты думаешь. Но я непременно освобожусь и займусь какой-нибудь обычной деятельностью… — Она взглянула на него.

Костя молчал, напряженно пощипывая кончик носа тонкими дрожащими пальцами.

— Но ты должен меня поддержать. Вместе мы выберемся. Без тебя мне ничего не хочется делать. Поверь мне сейчас. Даже если и не веришь уже давно… я люблю тебя.

Он неожиданно усмехнулся и мотнул головой:

— Лера. Я рад бы, да не могу. Нет, я верю тебе. Я верю, что ты меня любишь, может быть, даже сильнее, чем я тебя. Я не могу остаться с тобой! Ты становишься совершенством. Где бы ты ни была и что бы ни делала, ты всегда будешь совершенством. Этого уже не изменить. А я не смогу быть рядом. Я не из тех, кто в состоянии жить спокойно, сознавая себя ничтожеством. Мне было хорошо и спокойно, когда мы встретились. Я делал свое дело. Я чувствовал себя сильным, красивым и крутым мужиком. И я видел восхищение в твоих глазах. Детское, наивное восхищение. Которого теперь не вижу. Дело в том, что я хочу продолжать заблуждаться на свой счет. Мне не нужно доказательств обратного.

— Но я не собираюсь доказывать что-то тебе. Как раз тебе я и не хочу ничего доказывать.

— Ты сама — одно большое доказательство! Неужели ты не понимаешь?!

Сейчас, вспоминая этот разговор, Лера моргнула. На мгновение ей показалось, что теплая слеза скатилась по ее щеке. Она провела пальцами по лицу и разочарованно хмыкнула. Она уже год не плакала. Ни разу. С чего бы теперь вдруг разреветься. Дело-то прошлое…

Егор в который раз нетерпеливо посмотрел на часы. Стрелки просто издевались над ним. Минутная протащилась всего на три деления вперед и застыла, будто расположилась на пикник. Летучка явно затягивалась. Он бросил взгляд, исполненный отчаяния, на Варю, та еле заметно пожала плечами. Без десяти шесть, а Семин и не думает закругляться. Наоборот, детально опрашивает каждого о проделанной за неделю работе, о новых идеях, которые, по его мнению, должны роиться в головах сотрудников. «Ошибаешься, — огрызнулся про себя Егор, — на личном опыте знаю, ни хрена там нет, и не на что рассчитывать!»

— Ну, что еще сказать, просто молодец! — донеслось до него.

Каменев заставил себя принять сосредоточенный вид (кто бы знал, скольких усилий это ему стоило!) и повернулся к тестю, сидящему во главе длинного стола, по бокам которого расположились сотрудники.

— Молодец Алексеев! Находчив! — продолжал Семин. — Надо же, снять корреспондента «Новостей» на фоне плаката «Кнорр»! Здорово! Скрытая реклама — это всегда лишний кусок в нашем кармане.

Светящийся от похвалы Алексеев скромно опустил глаза.

— Всем бы так работать, господа, — наставительно проговорил шеф и красноречиво покосился на Егора.

Собравшиеся дружно закивали, завидуя счастливцу Алексееву. Еще пара-тройка подобных предложений, и он пойдет вверх по служебной лестнице.

— А что у нас с отделом маркетинга? — неожиданно осведомился Семин и строго взглянул на притихшего зятя.

— Все в порядке, — еле слышно пробубнил тот, сознавая свое полное ничтожество. На фоне ударника Алексеева он выглядел, мягко сказать, полным дерьмом. Это еще не учитывая, что три прошедших дня его на работе вообще не видели.

— Я подготовила отчет, — неожиданно бодро откликнулась Варя.

— Вот как, — Семин поморщился, — ну так дай его прочесть своему начальнику, а то он и не знает, что у него в отделе творится.

По углам кабинета разлетелось слабое шушуканье, более напоминающее хихиканье.

— Ладно, вернемся к творчеству, — Семин снова повернулся к Алексееву, — ролик с этим, как его…

— С «Короной»? — Алексеев весь превратился в едва сдерживаемый энтузиазм.

— Ну да, с этим микстом, черт его дери, — кивнул шеф. — Что там, кофе, сливки, сахар в одном пакетике? Представляю вкус этого пойла. Придется повозиться, чтобы придать ему привлекательность. Поручаю тебе, Алексеев.

Все тут же поняли, что Алексеев больше не рядовой маклер. Понял это и Сурупин, начальник «творческого отдела», который опустил лысеющую голову, дабы никто не заметил уныния на его челе.

— Идея ведь твоя? То, что ты говорил на прошлой летучке… мультик, да?

— Не то чтобы целиком моя, — Алексеев улыбнулся широко и щедро, — просто мы уже обсуждали варианты и с заказчиками, и с режиссером. В общем, родилось как-то само собой.

— Ну, неважно. Главное, ты работал над этим, вот и продолжай в том же духе, — закончил Семин.

Егор снова метнул взгляд на часы. Шесть вечера. «Да когда же эта пытка закончится!» — взмолился он про себя.

— Ладно, ребята, — наконец заявил Семин и хлопнул руками по краю стола, — на сегодня достаточно.

Все повставали с мест, разгребли исписанные бумаги по папкам и направились к выходу. Каменев поспешил юркнуть к дверям в числе первых.

— Георгий, — услыхал он за спиной. Физиономию его тут же перекосило (Егор ненавидел, когда его называют «Георгий»), однако пришлось взять себя в руки и оглянуться.

Семин смотрел на него, как бык, готовый кинуться на красную тряпку:

— Задержись на полминуты.

Каменеву ничего не оставалось делать, как поплестись назад. Варя сунула ему папку в руки, одарив ободряющим кивком. Дверь закрылась, оставив его наедине с шефом.

— Ну, и?! — Тот засунул руки в карманы и требовательно посмотрел на зятя.

Егор понуро опустился на стул и раскрыл папку.

— Я бы хотел узнать, как обстоят дела в моем главном отделе? — вопросил Семин.

— «GK» хочет с нами сотрудничать, — вяло предположил Каменев, потому что точно не был уверен в своем заявлении. Просто помнил, что эта фирма уже неделю вела с ними факсовую переписку, а теперь он увидел ее название в пятой строчке Вариного отчета.

— Вот как, — деланно удивился тесть, — я рад. Только если бы ты соизволил присутствовать на вчерашних переговорах, ты бы знал, что они хотят работать с нами на определенных условиях, которые лично мне не подходят. И ты бы знал, — повысил он голос, — что при наличии хоть какой-нибудь хилой извилины начальник отдела маркетинга вполне способен эти недоразумения утрясти! Но начальник моего отдела маркетинга не утруждает себя подобными пустяками. Он не пожелал явиться на переговоры, не пожелал приложить усилия, вследствие чего сделка на грани срыва! Мы не получим заказ на рекламную кампанию нового продукта, и все потому, что ты шлялся черт знает где!