Поцелуй Скорпиона

«Фигня!» — сделал он вывод и, натянув рукава куртки на самые кончики пальцев, ухватился за шланг. Однако снаружи, на узком парапете, «фигня» уже не показалась ему такой ерундовой. Порывы ветра безжалостно качали его из стороны в сторону, словно до асфальта было не десять метров, а как минимум сто этажей нью-йоркского небоскреба. «Я не боюсь! — взволнованно прошептал он. — Я не боюсь! Не боюсь я! Господи! Кого я хочу обмануть?!» Где-то хлопнула дверца машины. Егор дернулся, поскользнулся и едва успел вцепиться дрожащими пальцами в ткань шланга, как парапет ушел у него из-под ног. Ему показалось, что он падает, причем очень медленно. Серая стена проползала перед его носом. Когда же его подошвы ударились о твердый асфальт, он замер, пялясь в темноту невидящим взором. Наконец пришел в себя и выдохнул: «У-ух!».

Ноги его ныли от коленей, до пяток. Сначала он подумал, что сломал себе что-нибудь. Но, потоптавшись на месте, убедился в том, что спуск прошел на редкость удачно. «Вот так ты их и победишь!» — радостно подумал Егор и отпустил шланг. Теперь предстояло решить, что делать дальше. Со стороны улицы послышались шаги. Каменев прилип спиной к стене и замер.

— Нужно было по очереди, — услыхал он из-за угла ворчливый баритон.

— Я своей очереди не дождусь, — ответил ему другой голос, хриплый и гнусавый. — Черт! Чуть не обоссался!

Вслед за этими словами в тишине обильно зажурчало.

— Я все-таки смотрю. А то пропустим еще, — ответил первый.

— Да ладно тебе копошиться-то. Окно у него горит.

— А где у тебя пушка? — спросил второй.

Егор вздрогнул. Ему совсем не понравилось, что эти ребята считают пушку частью своей повседневной одежды.

— Я ж сказал, что с того случая зарекся таскать ее спереди. — У стены зажурчало дуэтом.

— Все равно, как на это ни смотреть, получается ерундовина, — прохихикал первый.

— Не знаю… — лениво протянул другой, — а я лично верю.

— Веришь в такую хренотень!

— А почему бы и нет. Такое случается раз на миллион, но вероятность всегда остается…

Каменев напряг слух, забыв о собственном страхе. Диалог мгновенно захватил его. Похоже было, что обсуждали что-то очень интересное.

— Можешь верить во что угодно, хоть во второе пришествие, но лично я никогда не стану доверять этой глупой болтовне. Потому что никто по-настоящему не видел, как было дело! — горячо возразил первый.

— Если бы Вася смог, он бы рассказал, — вяло заявил второй, — но у него после всего, что случилось, большие проблемы с речью.

— Сказал тоже, с речью! Речь не самое главное, чего он лишился! Но если бы он и подтвердил эти сплетни, я все равно не поверил бы ни одному его слову. Все так носят пушки, потому что это удобно и безопасно. Я сколько раз видел у ребят ствол за поясом. Я и сам туда его засовываю. Это лучше, чем таскать его в кармане. Карман отвисает, а из кобуры его пока вытащишь, тебя уже сто раз пристрелят. Я всегда ношу пушку за поясом.

— Ну и зря! Потому что я, после того, что случилось с Васей, предпочитаю носить ствол в кармане. И плевать мне, что он отвисает.

Егор сильнее вжался в шершавую стену и весь превратился в слух.

— Ты говоришь, что человек прикончил троих, потом сунул пушку за пояс, сел в машину, нажал на газ… — не унимался хриплый.

— Вот именно. Он нажал на газ, видимо, пошевелился, пистолет выстрелил, и яйца всмятку, — флегматично продолжил второй.

— Чтобы у профессионала пушка выстрелила в собственных штанах! Чушь!

— Ничего не чушь, ребята рассказывали, что весь салон был залит кровью.

— Может быть, появился кто-то четвертый и отомстил за тех трех.

— Или предохранитель был неисправен. А может, он и забыл поставить на предохранитель. Знаешь ведь, как бывает, когда стреляешь в людей. Я сам иногда забываю.

— Не-е… — протянул первый после паузы, видимо, он все-таки не согласился с приятелем.

Снова послышались шаги, на сей раз удаляющиеся.

Каменева передернуло. Ему вдруг стало холодно и жутко. Он пригнулся и осторожно направился в темноту двора.

Лера поежилась в большом кресле, наблюдая, как Егор пялится в ночь за окном. Он вернулся бледный и хмурый, пытался вяло улыбаться, пока она кормила его ужином, даже шутил, но получалось у него это неуклюже, невпопад и механически. Думал он о чем-то своем, о чем не хотел говорить ей. А она не стала давить на него расспросами. Пусть переживет, что бы у него там ни случилось, решила она. Если бы произошло нечто действительно серьезное, он бы сказал сразу… Но с каждой минутой в ней росло беспокойство. Ну чего он стоит и рассматривает темноту, вместо того чтобы поделиться с ней тем, что его тревожит, дурачок! Наконец, Егор с чувством задернул штору и повернулся к Лере:

— Чувствую себя так глупо…

Девушка пожала плечами.

— Можно чувствовать себя плохо, когда голова болит, или хорошо, когда не болит ничего… Как это, чувствовать себя глупо?

— Ну да, хорошо тебе говорить. Ты-то не выбиралась из окна собственного офиса.

— Между прочим, — Лера улыбнулась, — твой любимый Брюс Уиллис только так и поступает. Радуйся, что ты теперь живешь жизнью настоящего киногероя.

— Просто забудь это имя, ладно? Брюс Уиллис обитает в охрененном доме с тремя бассейнами, имеет сеть ресторанов «Планета Голливуд» и все его умопомрачительные трюки в кино выполняют каскадеры. Так что моя жизнь абсолютно не походит на его. Даже близко не лежала!

— Ворчун, — фыркнула она.

— Ну да, конечно. — Он присел возле нее на корточки и взял за руки.

Лера обругала себя за черствость и вложила в улыбку предельную долю сердечности:

— Зачем тебе понадобилось выбираться через окно? Дверь закрыли?

— Ну да! — Он зло хохотнул. — Я ушел от «хвоста». За мной следили! Знаешь, такие два качка с пистолетами за поясом, — он как-то особенно брезгливо поморщился.

— Бедненький! — Она погладила его по встрепанным волосам. — Какой же ты у меня умница! Знаю, что тебе мои занятия радости не приносят, но будем надеяться, все это скоро закончится. Мне и самой до смерти надоело.

— Ты уверена, что я рисковал не напрасно? — Волна мягкого тепла прокатилась от кончиков пальцев до самого сердца. Женщины редко удостаивали его похвалой. Марина так и вообще не снисходила до таких сентиментальных глупостей. Все-таки Лера — просто чудо!

— Ты так мне помог! — искренне поблагодарила она. — Файлы — то, что нужно. Теперь у меня есть все, чтобы избавиться от нашей дивной троицы. — Она склонила голову набок и уставилась на него хитрым взглядом.

— Когда ты так смотришь, у меня пробегают мурашки по коже, — признался Егор. — Давай уж выкладывай.

— Как ты относишься к деньгам? — помолчав, будто на что-то решаясь, спросила она.

— У нас с ними сложные взаимоотношения, — улыбнулся Каменев. — Когда их много, я испытываю чувство, схожее с осознанием собственного ничтожества. По крайней мере, последние несколько месяцев.

— Исчерпывающе… Но все-таки, как бы ты отнесся к очень большим деньгам?

— Насколько большим?

— Допустим, к пятистам тысячам долларов, — она вскинула головку.

— Ну… — Каменев растерялся, — может быть, поговорим о чем-нибудь другом… О погоде, например, знаешь, чудный нынче был день…

— Прекрати! — резко оборвала его Лера. — Я ведь не просто так спрашиваю!

— Пятьсот тысяч… — он задумался на мгновение. — Шкура неубитого Вульфа?

— Ты догадлив.

— Я работаю в рекламе, детка. И что с этой шкурой?

— Эти деньги — лишние.

— Полагаю, Гриша совсем не считает так.

— Мнение Гриши — пустое сотрясание воздуха, — Лера откинулась на спинку кресла и внимательно посмотрела на него. — Бодров и Климов потонут, но потянут за собой и Вульфа.

— Ты хотела сказать, что ты их утопишь?

— Как бы там ни было, но у нас есть два варианта, — она сделала многозначительную паузу. — Первый — подарить пятьсот тысяч государству, а проще говоря, каким-нибудь деятельным чиновникам. И тут даже популярный вариант Деточкина вряд ли сработает — на какое бы благое дело мы эти деньги ни пожертвовали, они тут же осядут в швейцарском банке на чьем-либо частном счете. Второй вариант — оставить деньги себе.

— Другими словами, ты предлагаешь не пускать эти полмиллиона на благотворительность?

— Именно! — кивнула она. — Такое решение сильно повлияет на твою самооценку?

— Вообще-то я не думал над этим. Но деньги эти, как бы поточнее выразиться… дурно пахнут, что ли… — Егор, сам того не желая, жутко смутился. Уж больно по-детски прозвучала его фраза.

Лера взглянула на него вполне серьезно:

— Я хочу, чтобы ты подумал и принял решение. Время не терпит. И не вздумай перекладывать бремя ответственности на меня.

— Ты словно читаешь мои мысли, — ему стало совсем не по себе. Ну и как теперь прикажете выкручиваться? — А как бы поступила ты?

— Так, как решишь ты, — Лера не поддалась на его уловку. Теперь Егору предстояла бессонная ночь, проведенная в томительных размышлениях. От этой перспективы он окончательно скис.

— Ладно, — она одарила его великодушной улыбкой. — Я тебе помогу.

— Ну?

— Утро вечера мудренее, — уклончиво ответила Лера. — До завтра это подождет.

— Вставай, соня! — Лерина ручка легонько коснулась его плеча.

Егор вздрогнул и открыл глаза. Он смутно помнил, что снилось ему что-то гадкое, что-то совершенно невозможное. В мозгу вспыхивали картинки до того красочные, что казались настоящим живым воспоминанием, а не ночными видениями. Он вытер лоб тыльной стороной ладони, почувствовав, что она стала мокрой от пота.

— Ты выглядишь так, словно всю ночь тебя раздирали на части озверевшие от голода монстры. — Она склонилась над ним и легонько коснулась губами его щеки. — Эй, добро пожаловать в реальность! На дворе 16 мая, 10 часов утра…

Он вздохнул и снова закрыл глаза. Дрожь пробежала по его телу. Он опять увидел то, что потрясло и напугало его во сне. Лера держала пистолет. Уверенно сжимала его в руке, словно пользовалась этой штукой каждый божий день. Она целилась в него. Он видел маленький черный кружок дула. Сердце его сжалось и перестало биться. Он почувствовал, как холод ужаса быстро распространяется по всему телу, как холодеют кончики пальцев. Он увидел, что полулежит на полу у какой-то обшарпанной стены. Он понял, что не может встать, потому что у него очень болит голова и он с трудом соображает. Лера усмехнулась, блеснув холодным взглядом, и медленно нажала на курок. Яркая безмолвная вспышка — все, что он успел увидеть. Он почувствовал такое отчаяние, которое не может ощутить живой человек. Оно приходит только вместе со смертью, когда ты знаешь, что никто и ничем не в силах тебе помочь.

Каменев открыл глаза, едва переводя дыхание.

— Так, дело серьезное. — Лера улыбнулась и, просунув ручку под его спину, прижалась щекой к его груди. — Просыпайся же…

— Боже! — простонал Егор, все еще находясь под впечатлением увиденного.

— Что же за гадость тебе приснилась?

— Всякие ужасы, например, ты…

— За такие слова бьют по морде! — Она вскочила на коленки и стукнула его кулачками. — Быстро скажи, что я была обворожительна, иначе я тебя задушу!

— Ладно, — он улыбнулся, начиная забывать ночной кошмар. — Ты была самым обворожительным монстром из всех, что я повстречал этой ночью.

— Прощен. — Она встала с кровати. — Пошли завтракать. Нам предстоит интересный диалог с Гришей Вульфом.

— С Вульфом?! Разве он не пребывает в уверенности, что ты… хм… в общем, что тебя уже нет?

— Только не Гриша, — усмехнулась Лера. — Он не связан с Бодровым.

— А если те вчерашние хмыри тебя увидят и доложат своему шефу? — Он привстал на локтях.

— Ты намекаешь на то, что бойцы Бодрова обладают даром ясновидения? Господи, Егор, у них же мускулы вместо мозгов! Они не знают, где я теперь живу, они понятия не имеют, в какой точке Москвы я встречаюсь с Вульфом, и потом, они до сих пор уверены, что я мертва. К тому же сегодня воскресенье, а это значит, что вчера никто из них Бодрова не видел, да и сегодня не увидит. Лев работает по выходным только в экстренных случаях. И еще, зная этих ребят, могу предположить: тот, кто меня якобы убил, до сих пор терзается сомнениями, правильно ли он поступил и не взгреет ли его шеф за излишнее рвение. Поэтому сам Лев скорее всего пока ничего о моей кончине не знает. А выяснит это разве что завтра.

— Как у тебя все просто! — Он снова откинулся на подушки и закрыл глаза. — А если все-таки ты не права? Если бойцы доложили шефу оперативную обстановку, и теперь все стоят на ушах, разыскивая твой труп?

— Я тебя умоляю! — скривилась она. — Я работала с этими людьми три года. Поверь мне, я знаю, что говорю.

— А зачем ты встречаешься с Вульфом?

— Мы встречаемся.

— Ну, зачем мы встречаемся с Вульфом?

— Я же пообещала тебе помочь с решением, касающимся денег.

— Не понимаю, чем мне поможет эта встреча.

— Вот увидишь!

Лера подошла к бюро, стоящему в углу у окна, вытащив из кармана брюк ключик, отперла крышку. С осторожностью извлекла на свет большой деревянный ларец.

— Вот, — она поставила ларец на диван рядом с лежащим Егором и открыла его, — начинаю доверять тебе свои тайны. Плохо дело!

Каменев, наблюдавший за ее манипуляциями, в этот момент ахнул бы, если бы смог. Но он не смог. Его парализовало. В шкатулке, похожей на ларец, мирно лежали три пистолета. Один марки «ТТ», другой совсем маленький — дамский, третий неизвестной ему конструкции с глушителем.

— Раз уж ты влип в мою историю, нужно тебя вооружить, — спокойно проговорила Лера и вытащила из ларца «ТТ». Подкинула его, словно проверяя, не тяжел ли пистолет для Егора.

— Ты знаешь, что хранение огнестрельного оружия преследуется по закону! — медленно проговорил он.

— А стрельба по закону преследуется? — На ее щеках появились ямочки. Она лукаво взглянула на него.

— Определенно, — кивнул он, не собираясь шутить.

— Тогда не пали без надобности. — Она вложила ему оружие в ладонь и отвела от себя ствол.

— Послушай, — Егор посмотрел на пистолет так, словно держал в руке гранату с выдернутой чекой, — это ведь очень опасная штука! Я не умею… вернее, умею, конечно, я учился в военном училище, и все-таки…

— Ты хотел походить на героя боевика? Они с оружием даже в туалет ходят.

— Я уже не хочу ни на кого походить… — хмуро заявил он и протянул ей «ТТ» стволом вперед.

Лера аккуратно направила ствол в окно, повернув его руку:

— Он заряжен, между прочим. И пожалуйста, не устраивай сцен, словно тебе предлагают взятку. Если я советую тебе взять пистолет, значит, это необходимо, — проговорила она ласково. — Поверь мне, я знаю, что делаю.

— О боже! — выдохнул он. — Да я даже не знаю, где его носить!

— Засунь за пояс, — посоветовала девушка, но, увидев его округлившиеся глаза, переполошилась: — В чем дело?!

— Ты что, с ума сошла! За пояс! — заорал Каменев, вспомнив о вчерашнем подслушанном разговоре. — Знаешь, что бывает, когда пистолет засовывают за пояс?!

— Ну, что?

— Он стреляет по самым неожиданным для этого местам.

— Глупые фантазии! — фыркнула Лера. — Он же на предохранителе. «ТТ» сам по себе не стреляет. И где ты поднабрался таких пошлых идей!

— Нет! — упрямо заявил Егор. — Только не за пояс!

— Тогда засунь его куда хочешь. Только чтоб можно было достать.

Он осмотрел себя со всех сторон и не нашел достойного места, куда бы он смог спрятать пистолет. По крайней мере, пока из одежды на нем были только плавки.

Пока он мучился вопросом, как бы потактичнее отказаться от оружия, Лера хладнокровно пристроила свой маленький пистолетик в ботинок. Сделала она это быстро и уверенно, невзирая на уничижающие взгляды Егора.

— И часто ты пользовалась оружием? — Он едва сдерживался, чтобы не заорать на нее.

— Никогда! — В ее взгляде не было ни тени лукавства.

— Верится с трудом! — все-таки усомнился он.

— Ой, конечно! — протянула она таким утомленным тоном, что он почувствовал себя невозможным занудой. У него тут же отпало желание задавать еще какие-нибудь вопросы.

Он подумал, что эта девушка привыкла носить с собой пистолет. И еще он подумал, что слишком мало знает о ней, но тем не менее любит ее без памяти. И как такое могло случиться?!

Большую часть дороги Лера молчала, рассматривая улицы, проплывавшие за окном машины. Егор уже потерял надежду услышать от нее хоть что-нибудь и корил себя за приступ страха перед оружием, который она скорее всего расценила по-своему. Она сникла. От утренней веселости не осталось и следа.

— Что нам предстоит? — наконец не вытерпел Каменев.

— Встреча, — тихо и равнодушно ответила она.

— В парке Горького?

— В парке Горького, — раздраженно подтвердила Лера. — Я же сказала тебе, мы едем в парк Горького.

— Парк большой.

— Я знаю…

Каменев чуть не взвыл, потом собрался и сдержанно спросил:

— Какого черта?!

Она повернулась к нему и обдала своим знаменитым серо-зеленым холодом.

Это было уже через край.

— Чего ты дуешься? — разозлился он. — Что я опять сделал не так?! Каждый нормальный человек опасается брать в руки оружие. Это естественно!

— Дело не в оружии. — Несмотря на пылкость его речей, Лера осталось непроницаемо спокойной. Что было уже совсем плохо.

— Тогда в чем? — Пальцы его задрожали. В этот момент он понял, что панически боится ее потерять. Лера была из тех девушек, которые появляются нежданно, неизвестно откуда, вопреки обстоятельствам, и исчезают точно так же, причем навсегда. Ему показалось, что сейчас она просто испарится из салона его машины и он никогда ее больше не увидит.

— Ты мне не веришь. Ты меня боишься, — она снова отвернулась к окну.

С минуту он обдумывал сказанное ею, потом рассмеялся. Сначала тихо, а потом взахлеб. Когда успокоился, то дотянулся до ее руки и погладил пальчики:

— Дурочка. Я же боюсь не за себя. Я за тебя боюсь. Девушка не должна носить оружие. Вернее, должна жить более спокойной жизнью. Мне так кажется.

— Ага, женщина должна вязать! — отрешенно ответила она.

— Я имел в виду, — осторожно проговорил Егор, — что не только девушкам, а вообще всем людям — мужчинам, детям, старикам, — всем лучше не носить за пазухой оружие. Послушай, а почему ты так относишься к мужчинам?

— Как? — Лера медленно повернула голову. Теперь ее глаза подернулись задумчивой печалью.

— Ты сама не доверяешь нам, ты сама нас боишься. Так, словно однажды решила, что все мужское племя — дрянь по своей сущности, — он утвердительно кивнул. — Да, решила. Я бы сказал так.

— Ты стал психологом? — уголки ее губ поползли вверх.

— Не нужно быть психологом, чтобы понять, когда тебе доверяют, а когда нет. Так вот, ты мне не доверяешь, а не я тебе. Ты не договариваешь. В твоих объяснениях много путаницы. Не хочешь — не выкладывай, что ты задумала на самом деле. Но мне кажется, что твой план выходит далеко за рамки того, чтобы подставить Бодрова, Климова и Семина. Тут и ослу понятно: чтобы уйти от Бодрова, не нужно городить такой огород. А поступать глупо не в твоих правилах. Но что ты решила сделать, ты мне не сообщаешь. Думаешь, я предам или что?

— Я слышу глас не мальчика, но мужа! — усмехнулась девушка. — Правда, ты заговорил как настоящий крутой мужик.

— И тем не менее ты опять уходишь от ответа.

— Что ты хотел бы выяснить?

— Помнишь, ты задала мне похожий вопрос в самую первую нашу встречу. Тогда в «Зеленом плюще» ты спросила: «Что именно вы хотите узнать обо мне?», и я ответил: «Все». Это желание остается в силе.

— Все — понятие очень объемное…

— Например, почему ты не веришь, когда я говорю, что люблю тебя. Ты же мне не веришь. И что для тебя любовь?

— О-о… ну, ты и зануда! — вздохнула она.

— Но я не могу так! — он ударил по рулю руками. — Я думаю, что, когда люди любят, они доверяют друг другу!

— Я тебе доверяю. Больше, чем кому-либо.

— Это очень лестно, но верится с трудом. Я же мужчина, а мужчины не пользуются у тебя доверием. Почему?

— Хорошо. — Она опустила голову и тихо проговорила: — У меня были серьезные отношения с одним парнем. По-настоящему серьезные. Он работал инструктором в клубе Бодрова. Ну, в общем, он был бойцом. Я влюбилась в него. Хотела произвести на него впечатление, стала тоже работать на Бодрова. Парень говорил мне, что любит. Мы жили с ним больше года. А потом он сказал, что я совершенство, а с совершенством он жить не может. По моей вине, мол, у него вырабатывается комплекс неполноценности. И он ушел.

— Ну и что. Мало ли придурков на свете.

— Нет. Костя не просто ушел. Он ушел по-королевски. Подставив меня так, чтобы я поняла, что никакое я не совершенство, а просто сопливая баба. Он использовал меня вместе с моей любовью. Он прихватил с собой триста тысяч долларов, которые я должна была отдать Бодрову. Бодров до сих пор не может этого мне простить.

— Но ты же могла рассказать Бодрову, кто взял деньги.

— Я же сказала, что Костя использовал меня и мою любовь, — грустно закончила Лера.

— Нет, — усмехнулся Каменев, — история просто так не закончилась. Пусть я знаю тебя меньше года, но тем не менее я могу с точностью сказать: ты не из тех девушек, которые просто так прощают. История ведь продолжается?

— История закончилась. Теперь закончилась. Ну, почти… — Она отвернулась к окну. — Давай не будем об этом. Правда, больше я не могу ничего сказать. Пока. Возможно, позже…

«А может быть, она все еще любит его?» — Сердце Егора защемило. Он с силой вцепился в руль.

— Какой подонок! Но нельзя же всех стричь под одну гребенку!

— Я не говорю, что и ты такой же. Просто мужчины слишком примитивные существа, и это пугает. Примитивность ваша заключается в том, что от вас всегда нужно ждать неприятностей. Вы неспособны воспринимать нас — женщин — на равных. Если ты женщина и в чем-то превосходишь мужчину, тут-то и жди неприятностей. Для мужчин «я» главнее, чем «мы». И здесь ничего не поделаешь.

— Вот ты все время ноешь, что мужики сволочи, а бабы дуры. Что всем нужно жить по волчьим законам, чтобы выжить в этом мире. Что лучше вообще поселиться в одинокой хижине на берегу моря… И ждешь, что я с этим соглашусь. Но нет… я не согласен! Не могу согласиться. Я знаю себя, знаю еще массу людей, которые не пошли бы на предательство ради дерьмовых денег или ради собственного самолюбия. И ерунда это все, что мужики одноклеточные организмы! Есть добрые и умные мужчины, равно как и подлые женщины!

— Откуда ты знаешь! — горячо воскликнула она. — Ты говоришь о предательстве! Сознательно или в силу того, что ты тоже мужчина, но ты заведомо упрощаешь ситуацию! Если оценивать трезво, то Костя не предавал меня! Он себе доказывал, что я ничтожество, а он человек. Мужчины не могут смириться с мыслью, что они не самые крутые в этом мире. Или, по крайней мере, мужчина должен быть уверен, что он круче любой женщины. Так что нельзя Костин поступок расценивать лишь как предательство. Это в каком-то смысле шаг к совершенству.

— Пара таких шагов, и ты полное дерьмо! О каком совершенстве тут можно говорить?!

— Это с нашей точки зрения. Но не с его.

— По крайней мере, у нас с тобой общая точка зрения на такие фундаментальные вещи. Это радует! — хмуро заметил Егор.

— Странно… — протянула она задумчиво. — Мы как бы находимся на разных полюсах жизни. Работаем на одних и тех же людей, но ты в светлой, легальной стороне, я в теневой. Мы даже говорим на разных языках. Но мы тянемся друг к другу. Словно это больше, чем просто чувство, словно это спасение для обоих, на какой-то середине, между нашими мирами.

— Вот видишь, думаем-то мы одинаково… Ладно, спасение мое, — напряженно улыбнулся Каменев, — где будем парковаться?

— Значит, ты предложила Вульфу встретиться на американских горках? — Егор усмехнулся. — Забавно.

Они шли по аллее парка Горького. Солнце, по-весеннему яркое и ласковое, несмотря на предсумеречный час, все еще пробивалось сквозь свеже-зеленые ветви больших деревьев и бросало на асфальт неровные желтые пятна. Каменев нацепил на нос очки, но все равно щурился.

— Да, я представила Гришу в вагончике, летящем на полной скорости, и мне действительно показалось это забавным.

— У тебя нездоровое чувство юмора, — буркнул он, раздумывая на ходу, подходящий ли сейчас момент для признания, что с детства не питает тяги к подобным аттракционам. Ему вспомнилось, как в пятилетнем возрасте он был приведен отцом в заезжий чешский Луна-парк и посажен на какую-то адскую карусель. Как мир понесся кругом, как он — маленький мальчик — огласил истошным воплем добрых пол-Москвы, как на крик собралось с десяток милиционеров и с полсотни сердобольных граждан, как остановили карусель и его, ревущего, вынесли к людям. Отец потом не разговаривал с ним больше месяца, только угрюмо смотрел на сына и горестно качал головой. Потом спустя этот злосчастный месяц наконец скупо констатировал: не бывать тебе летчиком! И оказался прав — летчиком Егор не стал. Но как-то не особенно расстроился. Дожил до тридцати лет и ни разу не пожалел. А вот теперь ему, похоже, предстоит испытание покруче той детской карусельки. Американские горки — шутка ли! Тут не всякий летчик выдержит. Каменев сжал зубы и с удовольствием сжал бы с той же силой и свои внутренности, которые дрожали так, что он серьезно испугался, как бы у него сердце не выпрыгнуло изо рта.

— Так какой у нас план? — Он все еще надеялся на чудо.

— Мы катаемся на горках, с удовольствием созерцаем, как Гриша бледнеет на глазах, как он мучается и исходит проклятиями. — Лера внимательно посмотрела на него. — Ты что, боишься горок?

— Ну что ты! — Он улыбнулся широко и добродушно, даже руками развел для пущей убедительности. — С чего ты взяла?!

— Так… — хмыкнула она. — Если тебе не хочется, просто скажи.

— А зачем ему с тобой встречаться? — Егор быстро перевел разговор на другую тему. Сознаться Лере в своем страхе перед детским аттракционом?! Нет уж! Даже если его в процессе катания разорвет на части, он умрет с надменной ухмылкой на устах, и никак иначе!

— Вот зачем. — Она достала из сумочки конверт и потрясла им в воздухе. — Тут документы, которые я ему сделала: паспорт на имя гражданина США Савелия Вульфа и билет в VIP-класс на рейс Москва — Париж — Лос-Анджелес, на завтра на 11 часов.

— И в чем суть твоего плана?

— Если Гриша долетит до Парижа, он там осядет и растворится в Европе уже под другим именем, — она снова потрясла в воздухе конвертом. — Тут я ему принесла еще парочку документов. В общем, он останется довольным.

— Я не понимаю, значит, он увезет деньги с собой? — Догадка его скорее обрадовала. Егор уже облегченно вздохнул, поняв, что теперь не стоит ломать голову над проблемой, куда деть Гришины чертовы деньги. Но он ошибся.

Лера усмехнулась, раскрыла конверт и, вытащив из него синий паспорт, сунула его в задний карман джинсов:

— Эти документы без паспорта гражданина США ничего не стоят. А паспорт, по нашему с Гришей договору, стоит восемьдесят тысяч долларов. Я бы с радостью просто подарила ему эту штуковину, но тогда он подумает, что я отнеслась к его проблеме халатно, и перестанет мне доверять. А мне нужно его успокоить, чтобы он не путался под ногами, понятно?

— Ну и что?

— Какой же ты все-таки зануда! — Лера демонстративно закатила глаза и утомленно вздохнула. — Сейчас он посмотрит документы, поймет, что все сработано на совесть, а под покровом темноты принесет мне деньги и получит свой вожделенный синий паспорт. А суть в том, что документы ему не пригодятся, потому что завтра в семь утра произойдет судьбоносная встреча, которая положит конец всем его передвижениям.

— Почему ты так в этом уверена? — Егор перестал улыбаться, заметив перемены, мгновенно превратившие Леру — эту милую, такую веселую девушку — в восковую мумию. Егор взял ее за руку, ощутил холод пальцев и не на шутку перепугался. — Что с тобой?

— Ты должен мне кое-что пообещать… — тихо проговорила она и замедлила шаги.

— Все что угодно, — он перешел на шепот.

— Если что-то пойдет не так, обещай мне, что ты приведешь Климова, Семина и Бодрова в назначенное место завтра в семь утра. Я потом напишу, куда. Говорю, потом, потому что сама пока толком не знаю.

— А что может пойти не так? — сердце Егора задергалось рывками.

— Ну… — она вдруг улыбнулась. — Мы же работаем с людьми, как ты правильно заметил. А люди — материал непредсказуемый. И мне, может быть, придется исчезнуть на время, но я должна знать, что ты мне поможешь. Обещай, — она с мягкой силой сжала его ладонь.

— Спрятаться? Ты имеешь в виду, переехать на другую квартиру и оставить меня наедине со всеми своими бандитами?!

— Что-то в этом роде, но скорее всего этого не произойдет. Ты же сам советовал мне предусматривать при составлении плана элемент случайности, вот я и предусматриваю. Так ты можешь мне пообещать?

— Разумеется, только как мне это удастся?

— Да никак! — вдруг легкомысленно заявила она. — Можешь считать это проверкой на вшивость. Все-таки я доверяю тебе свои тайны, практически свою жизнь, так что не обессудь. Ничего такого не произойдет. Мои планы еще никогда не срывались.

И все-таки этот разговор оставил в его душе неприятный осадок.

Однако подумать над тем, что ему особенно неприятно в только что закончившемся разговоре, Егор не успел. Он вздрогнул и уставился перед собой. У него перехватило дыхание, и он изо всех сил старался скрыть столь досадный эпизод.

— Что? — Лера нетерпеливо дернула его за рукав пиджака.

— Ничего… — зачарованно ответил Егор и вяло указал на рельсовые петли аттракциона. — Смотри, мы уже пришли.

— И все-таки не нравится мне твой тон, — проговорила она, озабоченно глянув на него. — Ты раньше-то катался на горках?

— Да сколько раз! — как можно спокойнее заверил ее Егор, приказав своему вздрогнувшему желудку замереть до окончания процедуры катания.

— Ладно… — неуверенно хмыкнула Лера и отвернулась к аттракциону. — А вот и главный персонаж!

Гриша Вульф стоял, опершись на барьер железного ограждения, и вяло помахивал пятерней, видимо в такт своим вялым мыслям.

— Это ради него ты сунула пистолет мне за пояс? — ехидно спросил Каменев, переходя на шепот.

— Ты просто не знаешь, на что способен человек в панике. А Гриша в очень большой панике! — Она ускорила шаги.

Каменев пошел следом, намеренно не спеша, чтобы дать ей возможность поприветствовать Гришу наедине. Ему вообще не хотелось с ним видеться. Хотя скорее всего еще больше ему не хотелось приближаться к жутким рельсовым петлям американских горок. Сейчас они вызывали из глубины его подсознания что-то вроде первобытного страха древнего человека перед стихией, той, которая неотвратимо приближается и ничего с ней поделать невозможно.

— Ты хочешь, чтобы мы сели в эту штуковину, и твой приятель сел с нами, и все вместе мы покатили по рельсам, орали, как дурни, и блевали в разные стороны?! — Гриша недоверчиво покосился на Каменева, который деликатно остался в сторонке, дабы дать им с Лерой переговорить с глазу на глаз.

Увидев, что Вульф смотрит на него, Каменев приветливо улыбнулся и помахал Грише рукой. Тот перевел недовольный взгляд на девушку.

— А что? — просияла она. — По-моему, замечательная идея! Просто покатаемся. Ты катался на этом аттракционе?

— Бог миловал, — буркнул Гриша.

— Нужно когда-то начинать, да? — Она схватила его за руку и потянула в сторону лестницы, по которой уже взбирались немногочисленные обладатели билетов со счастливо перепуганными лицами.

Каменев на негнущихся ногах последовал за ними, сунув руки в карманы джинсов. Он пытался любоваться Лерой. Сейчас она казалось такой милой и непосредственной. Но тут он поймал себя на мысли, что прощается с ней, будто бы взбирается не по лестнице, ведущей на безобидный аттракцион, а бредет на эшафот.

Поднявшись по ступенькам, они сели в вагончики. Лера с Вульфом в один, Егор в следующий.

— Вот. — Она протянула Грише конверт.

Тот осторожно взял его пухлыми пальцами, повертел перед глазами:

— Что это?

— Все как договаривались — европейские паспорта, билет до Лос-Анджелеса.

— За каким хреном я полечу в Америку?!

— С посадкой в Париже.

— За каким хреном я полечу в Париж?!

— Господи! — Она нетерпеливо передернула плечами. — Тебе виднее, за каким хреном. Я не собираюсь развлекать тебя там. Сам как-нибудь придумаешь, чем заняться.

— Да иди ты…

Егор хотел было уже опустить на голову Гриши мощный карающий кулак, но не успел — в этот момент к ним подошел служитель аттракциона и проверил крепления, которыми они пристегнулись.

— Пришли за острыми ощущениями? — улыбнулся он Лере.

Та кивнула:

— Давно об этом мечтала!

— Что ж, мечты иногда сбываются, не так ли?

— Не то слово! — Она покосилась на Егора, и на щеках ее заиграл легкий румянец. Чего совсем нельзя было сказать о Каменеве — его бледное чело покрылось испариной. Да что там чело — он весь вспотел и вдобавок затрясся. «Будь ты мужиком!» — приказал он себе и затрясся еще больше.

Мотор аттракциона осторожно заурчал, и Егор почувствовал легкий толчок. Тележка покатилась.

— Сейчас мы все уйдем в ноль! — радостно закричала Лера.

Вульф повернулся к Егору:

— Парень, не хочу портить тебе настроение, но твоя подружка абсолютно ненормальная!

— Я знаю, — кивнул он и вцепился в железную опору.

— Никогда еще я не была так счастлива! — донесся до него голос Леры.

Каменев ничего не сказал, тележки покатились по рельсам, а потом вдруг сорвались вниз. Он почувствовал, что щеки его поползли к затылку, голову прижало к спинке сиденья, глаза сами собой округлились. Мир перевернулся, ветер уносил визги. Солнце оказалось под ногами, небо посерело пыльным асфальтом. Егор зажмурился. В этот момент тележка остановилась перед следующим виражом. На мгновение он ощутил себя в невесомости. Ощутил это скорее желудком, чем разумом. Его внутренности прекратили бессмысленное сопротивление и, сжавшись изо всей силы, выплеснули свое содержимое ему на джинсы.

— О, нет! — простонал Егор, чувствуя новый приступ.

— Свобода! — заорала Лера.

— Точно, — процедил он сквозь зубы, — для завтрака точно свобода!

Ветер снова засвистел у его висков. Он собрал в кулак всю волю, заставляя свой строптивый желудок угомониться. Но ничего не вышло, очередная порция утренней трапезы окатила его джинсы до ботинок. Каменев уже трижды проклял американские горки, Америку, парк имени Горького и самого писателя — этого вообще непонятно за что. Он покраснел бы от стыда, если б не позеленел от дурноты. В глазах его все кружилось, смешиваясь в один цветной кошмар.

— Обожаю! — воскликнула Лера, когда тележка застыла у трапа. — Каждый день бы так!

Егор боялся пошевелиться, чувствуя, что от грязи на его джинсах постепенно распространяется зловоние.

Лера подняла крепления на своем сиденье и повернулась к нему.

— Милый… — Она прикрыла рот рукой.

Он мотнул головой:

— Лучше ничего не говори.

— Наш герой выглядит неважно, — весело откликнулся Вульф и поднялся. — Ребята, я пойду вперед, а то тут пахнет, как в отстойнике.

Лера подскочила и, обняв Егора, прижалась щекой к его лбу.

— Это я виноват, — промычал он, — не надо было… Я все испортил…

— Дурачок… — Она вдруг замолкла на мгновение, потом шепнула ему на ухо: — Послушай, нужно еще раз.

— В каком смысле?!

— Нужно еще раз съехать с этих чертовых горок.

Он отстранился и посмотрел на нее очумелыми глазами:

— Серьезно?! Ох… Ну… если тебе так нужно… Все равно, кажется, в моем желудке больше ничего не осталось…

— О господи! Каменев! — Она снова прижалась к его лицу щекой и тихо проговорила: — Я так люблю тебя!

— Да?! — искренне удивился он. — Интересно, что явилось последней каплей для негаданно воспламенившегося чувства?!

— Твоя жертвенность. — Она достала носовой платок и деловито отерла его джинсы. Или, по правде сказать, попыталась это сделать. Завтрак его, несмотря на спешку, был весьма калорийным.

— Нужно было предупредить тебя, что летчиком я так и не стал… — проскулил Егор, обессиленно распластавшись на тележке.

— Это все нервы. — Она выпрямилась и протянула ему руку. — К тому же это не самое худшее, на что способен человек.

— Как ты можешь быть такой… великодушной, — теперь он покраснел как рак.

— Просто я люблю тебя, — она нежно коснулась губами его пылающей щеки.

— Эй, голубки! — снизу крикнул Гриша. — Не надоело вам миловаться в собственной блевотине?

Некоторые посетители, выходившие из тележек, обернулись, с любопытством рассматривая Егора. Ему захотелось провалиться под землю.

— Подумаешь, какая трагедия! — Лера пожала плечами. — Это ведь всего-навсего бывшая ветчина! Не нужно смотреть так, как будто из его желудка выпало нечто невообразимое!

Не без труда Егор все-таки поднялся и побрел к выходу с треклятого аттракциона. Ноги его подкашивались. Его шатало, в глазах плавали радужные круги. Но на душе было необычайно легко. Он чувствовал себя абсолютно счастливым человеком.

— Двигаться можешь? — участливо осведомилась Лера, поддерживая его на ступеньках.

— С большим трудом. — Он попытался выдавить из себя слабую улыбку.

— Вы такая замечательная пара! — изгалялся Вульф, сияя порозовевшими щеками. — Я почти влюбился в вас!

Он раскачивался взад-вперед, поглаживал свою бородку, и откровенно радовался фиаско Каменева. Тот посмотрел на него с ненавистью, тут же вспомнив о пистолете за ремнем. Рука его дернулась в том направлении.

— Ты тоже подумал об этом? — усмехнулась Лера. — Нет, любимый, нужно сохранять спокойствие. А это значит не поднимать шума, не устраивать панику и уж точно не палить по Грише из «ТТ».

— Знаешь, если ему так дороги его деньги, я готов отобрать их все и прямо сейчас! — прошипел Егор. — И еще я готов разорвать его на части.

— Я же пообещала, что помогу тебе принять решение, — улыбнулась Лера.

Она прислонила его к перилам ограждения, а сама подошла к Вульфу.

— Значит, как договорились? — спросил он, косясь в сторону Каменева язвительным глазом. — Дружок твой просто обезумел! Эй! — крикнул он Егору. — Помнишь третий вираж головой вниз? Просто сказка!

Егор моментально вспомнил, успокоившийся было желудок тут же свело спазмами.

— Убью! — прохрипел он.

— Ой, действительно сейчас подползет и чего доброго убьет, — хохотнул Вульф.

— Но я-то вполне здорова. — Лерины глаза сузились, и из-под ресниц блеснула холодная угроза.

— Да ладно вам, нельзя пошутить. — Гриша радушно улыбнулся ей, но отступил на шаг и предпочел сменить тему разговора. — Так ты считаешь, что все прокатит? Ну, что я спокойно вывезу деньги…

Лера окинула его презрительным взглядом. Потом уставилась на столики кафе неподалеку и совершенно без всяких эмоций произнесла:

— Решается вопрос — будешь ты жить на этом свете или нет. А тебя интересует только сохранность каких-то дерьмовых денег. А с виду умный мужик. Куда катится этот мир?

Гриша вяло пожал плечами:

— Это не просто деньги. Я сделал Бодрова, а это уже кое-что да значит. Для меня эти пол-«лимона» не просто куча долларов. Это доказательство… моей крутости, если хочешь!

— О господи боже! — Она закатила глаза и медленно пошла к Егору, больше не удостоив Вульфа ни единым взглядом, только прошептала одними губами: — Дураков не переделаешь! Это мы уже проходили!

Она взяла Каменева за руку и повела прочь от аттракциона, оставив Гришу в одиноком недоумении.

— Ну, как все прошло? — поинтересовался Егор, когда они отошли шагов на десять. Его плачевное состояние не позволило проследить за окончанием разговора. Он мог лишь изредка поглядывать в их сторону, оставшееся время предаваясь душевным и телесным мучениям. Голова у него и сейчас гудела, словно на нее надели огромный колокол и двинули по нему изо всей силы.

— Стрелять не пришлось. Вульф воспринял все с достойным мужеством, — ответила Лера.

— И что теперь?

— Тебе не мешает переодеться.

— Да уж, — он отряхнул джинсы еще раз, — мое желание походить на киногероев зачастую оканчивается плачевно.

— Это только так кажется, — улыбнулась она, — о тебе уже можно сериал снимать.

— Ну да, пародийную комедию! Похож я на Лесли Нильсена?

Лера обвила его плечи тонкой ручкой:

— Немножко седины, немножко отчаянного идиотизма в глазах…

— Уж чего-чего, а идиотизма мне вполне хватает! — заключил Каменев печально.

Бодров тяжело опустился в кресло и взглянул на Мишу задумчиво и где-то даже по-философски.

— Зачем ей врать? — тихо изрек он. — Хотя с другой стороны…

— Я думаю, вы зря беспокоитесь, шеф. — Миша старался держаться браво.

— Миша, — зачатки философии в глазах Льва мгновенно исчезли, — ты не можешь думать. Неспособен. Пора уже смириться с этим фактом, — он брезгливо поморщился, словно через силу заставлял себя говорить с некой смердящей субстанцией, а не с живым человеком. — И прекрати топтаться на моем ковре. Отрастят себе 45-й размер, обуют его в ботинки со стальными подошвами, потом протаптывают мне ковер до дыр. Я, между прочим, пер его на своем горбу аж из Китая!

— Что же мне теперь, в тапочки переодеваться? — беззлобно огрызнулся Миша, но послушно поплелся к темному креслу у стены.

— Как же ты меня достал! — грустно изрек Бодров.

— Лера, Лера… — неопределенно протянул Миша уже из кресла. — Мне кажется, я решил эту проблему.

— Да? — язвительно вопросил шеф. — И каким же образом?

— Ко-ор-ди-наль-ным, — было заметно, что слово Миша учил долго и усердно.

— Ну?! Не тяни? — Лев подался вперед.

— В общем-то… — В горле у Миши пересохло. Он два дня мучился догадками о том, что сотворил нечто, что Бодрову совсем не понравится. Но дело сделано, ничего не исправишь. — Я пристрелил эту выскочку.

— В каком смысле? — не понял Лев.

— В каком смысле? Ну… из пистолета…

— То есть как? — Бодров все никак не мог поверить в услышанное. Хотя смутное сознание страшной ошибки уже почти поднялось на поверхность. Он все-таки топил его, сомневаясь.

— Ну… как? Взял и пристрелил. Вы же сказали, что она надоела. Я подумал, что если ее убрать, то все образуется. Вот я и убрал. В подъезде у этого ее нового хахаля.

— Что?! — тихо переспросил Лев.

— Ну у этого у зятя Семина, вашего подельщика.

— Что?! — повторил Бодров, пытаясь осмыслить прозвучавшую новость. Леры больше нет — нет его вечной палочки-выручалочки, нет удивительно молодой и потрясающе красивой девушки, той, ради которой он хотел перевернуть горы, которую непременно сделал бы своей любовницей, если б мог. Той, которой он любовался и которую ненавидел всем сердцем за ее смелость и строптивость. Если бы он задумался над своими сложными чувствами к Лере, то пришел бы к выводу, что невозможно так сильно любить и столь же сильно ненавидеть одновременно. Но он не думал, он просто с трепетом ожидал каждой их встречи, он желал говорить с ней, переламывать ее упрямый характер, чувствовать, что ему это не удается, и злился каждый раз, когда она с ним прощалась. А теперь? Теперь на него обрушилась пустота. Мир без этой девушки представился ему вакуумом, абсолютным вакуумом, в котором все потеряло смысл. Все, даже злость. Он поднял глаза и тупо уставился на дебильную физиономию своего подопечного. В памяти его всплыла старая, как в довоенном кино, черно-белая картинка первой в его жизни страшной, невосполнимой потери: он отдал свою любимую машинку соседке по коммуналке — пучеглазой девчонке, потому что мать заставила его так сделать. Как он и боялся, девчонка тут же сломала дивную игрушку. Его горю не было предела. Так же, как теперь. Только нынешнее горе во много раз больнее кольнуло его в самое сердце.

— Значит, ты убрал ее? — Лев встал, морщась, выполз из-за стола и медленно двинулся по направлению к Мише. — И как это мне удалось окружить себя таким количеством идиотов?

Миша враз побледнел. Бодров медленно приблизился к нему, широкими, намеренно растянутыми шагами.

— Может, ты мне поможешь? Может, объяснишь мне, как это получилось? Откуда вы все беретесь? — В насмешливом голосе шефа сквозила угроза. Его глаза совсем ушли в щеки и лишь поблескивали из узких щелок злыми огоньками.

Миша дрожащими пальцами вцепился в подлокотники кресла, словно ожидал, что оно сейчас ринется вперед с реактивной скоростью. Он молча и затравленно взирал на шефа снизу вверх.

— Ну… так поможешь или нет? — Бодров усмехнулся и, сунув руку во внутренний карман, неспешно вытащил револьвер. Он повертел оружие в руках, придирчиво осматривая, указательным пальцем смахнул соринку с черного дула и неожиданно уткнул его в лоб несчастному парню. Тот пролепетал что-то бескровными губами и зажмурился.

— Это же нетрудно. Это не требует большой умственной деятельности, просто скажи, откуда ты взялся?.. — Палец Льва начал медленно надавливать на курок. — Помоги разобраться, откуда вокруг меня столько дураков. Что я — сам дурак?

Миша замотал головой так неуклюже, словно его шею свели судороги.

— Нет, — ответил за него шеф, — тогда в чем же дело?

Миша пожал плечами. Теперь похоже было, что судороги спустились и на плечи. Глаз он не открывал.

— Вот и я не знаю. Остается одно… Надо избавляться от дураков! — Бодров нажал на курок.

Миша съежился, превратившись в комок напряженных мускулов. Но выстрела не последовало.

— Бух! — Бодров хрипло расхохотался и отвел револьвер в сторону.

Миша открыл глаза и затравленно посмотрел на шефа.

— Заряжаю через один, — пояснил тот и снова нацелил дуло на подчиненного. Миша, было разулыбавшийся, в ужасе закрыл голову руками и подтянул колени к подбородку. Лев выстрелил. Пуля пролетела чуть выше спинки кресла и вдребезги разнесла вазу, засыпав Мишу осколками.

— Убирайся! — процедил Бодров, засовывая револьвер в карман.

Миша неуверенно поднялся и поплелся нетвердым шагом к двери.

— Скажи Паше, чтоб собирался. И ты поедешь с нами! — крикнул ему вслед Бодров.

Миша вяло кивнул и поспешно вылетел за дверь.

Лев, кряхтя, переложил револьвер за пазуху и зло прошептал:

— Все приходится делать самому!

Гриша Вульф неуклюже сбежал вниз по ступенькам, семеня и едва удерживаясь от того, чтобы не упасть. Со стороны он скорее походил на большой мяч для игры в пляжный волейбол. Подлетев к стойке, он хлопнул по ней одной рукой, другой вцепился в жилетку подоспевшему бармену.

— Какого черта! — выдохнул ему в лицо Гриша и злобно посмотрел на парня.

Тот моргнул и открыл рот.

— Лучше молчи… — Вульф отпустил его и взгромоздился на высокий табурет. Довольно проворно для своей комплекции.

— Итак? — вопросил бармен, когда его собеседник перевел дух.

— Ты еще спрашиваешь?! — мгновенно взъярился Гриша. — Планы меняются, вот что! — Он закатил глаза и неожиданно мечтательно вздохнул: — Как бы я хотел, чтобы на месте той девицы оказалась Лера!

— Ну хватит уже, — смутился бармен, — ну, перепутали ребята, с кем не бывает.

— «Перепутали», — передразнил его Вульф. — Спутать Леру с какой-то дешевкой! Кстати, сегодня она была абсолютной блондинкой. Как ей это удалось, так ловко сменить цвет волос? Нужно было точнее выяснять у того урода, кого он застрелил!

Бармен опустил глаза и принялся усердно натирать полированную стойку тряпочкой.

— Эй, парень, — позвал его приютившийся на другом табурете посетитель, до этого тупо перемещавший мутный взгляд с одного пустого стакана на другой. — Налей мне еще той же дряни, которую я только что заглотал.

— Отвяжись ты! — крикнул ему Гриша.

— Не понял! — Тот соскользнул с табурета и с неожиданной резвостью оказался рядом с Вульфом. — Повтори!

Гриша толкнул его в плечо. Посетитель качнулся назад. Бармен поймал его за рукав одной рукой. Другой схватил за волосы и с силой ударил лбом о полированную стойку. Посетитель молча повалился на пол.

Гриша проследил за траекторией тела, пока оно мирно не расположилось под его ногами, потом перевел взгляд на бармена. Тот с невозмутимым видом снова протирал тряпкой стойку.

— Надо что-то делать, — тихо проговорил Гриша, — нервы совсем ни к черту.

— Может, все-таки сходить в гости к Лере? Этот козел Миша ее не добил, так, может, у нас получится.

— Знаешь, это, пожалуй, мысль. Я выяснил, где она теперь обитает, только никому ни слова. И вот еще что, подожди пока. Ни шагу без меня! — отчеканил Гриша с не свойственным ему напором в голосе, потом погрустнел, положил пухлую руку на плечо бармену. — Замотался я… Ладно. Пойду отолью.

Он вяло сполз с табурета и направился в туалет.

Точно в тот момент, когда за ним захлопнулась дверь с табличкой «М», широко отворилась другая — входная. В ее проеме появились два дородных амбала. Детины с квадратными головами, посаженными прямо на плечи шириной не меньше полутора метров. Они протиснулись внутрь и застыли на пороге. За ними в бар вошел Миша, казавшийся хилым пятиклассником по сравнению с теми первыми. Он спрыгнул к стойке через две ступеньки и быстро огляделся. Покосившись на все еще валявшегося на полу посетителя, неосторожно попросившего добавочной порции выпивки, Миша, видимо, не нашел ничего подозрительного. Он кивнул амбалам у двери, те тоже кивнули, в свою очередь, кому-то на улице. Наконец в помещение ввалился главный — Лев Бодров. Он хмуро уставился на бармена, который с равнодушным видом снова принялся натирать стойку.

Тело, лежавшее до этого безмолвно, вдруг зашевелилось, нарушив напряженную паузу, и поползло к стене. Миша пнул его ногой в живот. Посетитель охнул и упал ниц.

— Вообще-то это мой клиент, — равнодушно заметил бармен, не прерывая своего занятия.

— Где Вульф?! — Миша схватил его за руку и, выдернув из нее тряпку, с силой отбросил ее в сторону.

— Не здесь, — бармен покраснел, но воли эмоциям не дал. — А что вас так раздражает?

— Не твое дело!

— Ладно, — согласился бармен.

Бодров медленно спустился к стойке и тронул Мишу за руку:

— Отпусти парня.

Тот послушно отошел в сторону.

В воздухе опять повисла пауза.

— Я просто хотел сказать… — нерешительно начал Миша.

— Разговор окончен, — грубо прервал его Лев, не оборачиваясь. Он смотрел на бармена, уперев в него зрачки своих немигающих, водянистых глаз.

Тот усмехнулся и, достав из-под стойки другую тряпку, принялся снова наводить полировку.

Брови Льва недоуменно поползли вверх. Он усмехнулся:

— Это что, какая-то разновидность секса, что ли?

— Что вы имеете в виду?

— Ты водишь тряпкой туда-сюда… Черт, это завораживает. — Бодров широко улыбнулся.

— Нет, просто оттачиваю движения, — бармен смутился, отложил тряпку в сторону, облокотился на стойку локтями и застенчиво посмотрел на Льва.

— У тебя это так здорово получается, — деланно восхитился тот. — Значит, где Вульф, ты не знаешь?

Парень отрицательно помотал головой.

Бодров оглянулся, задержал взгляд на полутьме обеденного зала и равнодушно заметил:

— Хорошо, что мало посетителей.

— Можете забить меня до смерти, Гриша все равно не возникнет тут только потому, что вы лупите бармена, который работает в заведении его дяди.

— Ну что ты! Никто не собирается тебя бить. Просто дай знать, когда Вульф появится. — Лев порылся в кармане плаща, достал кошелек, раскрыл его, выудил оттуда пятидесятидолларовую купюру и положил ее на стойку перед барменом.

Тот молча перевел взгляд с купюры на Бодрова.

Лев вздохнул и выложил перед ним еще пятьдесят долларов. Бармен усмехнулся, кивнул и сгреб деньги.

— Вот и славно. — Бодров сунул кошелек в карман. — Где у тебя туалет?

— Там, — бармен вяло махнул рукой в нужном направлении.

— Можно им воспользоваться?

— Это не стоит ста баксов.

— Шутник. — Лев шагнул к коридорчику.

Миша рыпнулся было за ним, но он обернулся, будто бы ожидал этого, и гневно обратился к нему:

— Стой, где стоишь! А то подумают еще, что у нас с тобой свидание.

С этими словами он завернул за угол, прошел по узкому коридорчику, открыл дверь и втиснулся в мужской туалет. Лев подошел к писсуару, кряхтя, расстегнул ширинку. За его спиной скрипнула дверь кабинки. Он повернулся, и рот его раскрылся от удивления. На него с таким же открытым ртом пялился Вульф. Он застыл шагах в пяти от своего бывшего шефа, не в силах пошевелиться.

— Так, — одними губами проговорил Лев и отпустил штаны. Те упали на пол, оголив до неприличия толстые ноги и белый свисающий до середины бедер живот.

Изо рта Гриши вытекла капля прозрачной слюны и, скатившись по нижней губе, затерялась в щетине бородки.

Они стояли друг против друга с минуту. Первым опомнился Бодров. Он вяло зашевелился и полез в карман плаща. Увидев это, Вульф выхватил из-за пояса пистолет и нацелил его на противника.

К этому моменту Лев уже успел наставить на него дуло своего револьвера. Руки у обоих лихорадочно тряслись.

— Не хочу я тебя убивать, — прохрипел Бодров. — Черт, не хочу я ссориться с Климовым!

— Я тоже не хочу вас убивать, — признался Вульф и моргнул.

— Что? — заботливо поинтересовался Лев.

— В глаз какая-то дрянь попала.

— Это бывает. В туалетах такая антисанитария!

— Да, — согласился Гриша и болезненно сморщился.

— Что теперь?

— Не могу, сейчас чихну, — через силу выдавил из себя он, — ужасно в носу чешется.

— Это от нервов.

— Наверно, — всхлипнул Вульф, заливаясь слезами.

— Тогда давай уберем стволы и… — Бодров не успел договорить. Вульф громко чихнул. Палец Льва рефлекторно нажал на курок. Выстрела не последовало. Но Гриша не успел этого понять, потому что сам нажал на курок своего пистолета. Бодров качнулся и схватился за грудь. По его белой рубашке начало расползаться красное пятно.

— Заряжаю через один… — прохрипел он, повалился на пол и зачем-то добавил уже совсем тихо: — Права была, умираю без штанов…

Гриша испуганно огляделся и, суетливо сунув пистолет за пояс, шагнул к нему. Лев лежал на полу, подогнув голые ноги и широко раскинув руки в стороны. Глаза его неподвижно смотрели в потолок. На его мертвом лице застыла такая обида на несправедливость мира, что Грише стало жутко. Он взъерошил волосы, потер глаза и снова посмотрел в лицо шефу. Тот не ожил. Гриша затравленно огляделся. За дверью было тихо, словно никто и не услыхал его выстрела. Он вздохнул и неожиданно радостно улыбнулся. Потом крадучись подобрался к небольшому оконцу, ведущему на улицу, отворил его и с трудом протиснулся наружу.

— Вот. — Егор вытащил из-за ремня и протянул Лере «ТТ». — Убери это подальше.

Она пожала плечами, но пистолет взяла. Каменев тут же почувствовал облегчение. Наблюдая, как Лера, сосредоточенно сопя, прячет оружие в бюро, он покраснел и пристыженно пробубнил:

— Правда, Лер, не могу я с этой штукой за поясом чувствовать себя нормально.

Она помотала головой, так, чтобы волосы равномерно рассыпались по плечам. Только потом взглянула на него исподлобья. В ее глазах он не увидел ничего, кроме усталости.

— Пойду приму душ, — тихо проговорила она. — После встречи с Вульфом чувствую на себе слой грязи.

— Что уж говорить обо мне, — он кивнул на собственные брюки.

— А ты присоединяйся…

Через пару минут из ванной послышался шум воды.

Егор опустился на кровать и крепко задумался. Зачем Лере столько пистолетов? Откуда у нее две московские квартиры? Чем она занимается на самом деле? И вообще, кто такая Лера? На все эти вопросы у него по-прежнему не было ответов. Он задавал их себе не раз и никак не мог найти разгадку хотя бы одной из многих загадок своей девушки. Например, что за странная история разворачивается прямо у него на глазах. Что за операцию она готовит? Надо же придумать — свести в одном месте Климова, Бодрова, Семина и еще какого-то совершенно постороннего Игнатова, чтобы всех их вместе сдать в ФСБ. А может быть, Лера тайный агент, может, она какой-нибудь майор милиции или даже сотрудник Интерпола? Но более всего Каменева занимал не род занятий Леры, а ее, похоже, неоконченный роман с неким Костей, который ее подставил самым топорным образом. Любит ли она его по-прежнему, или эта любовь переросла в жгучую ненависть? Судя по всему, скорее второе, чем первое. Однако Лера все время что-то не договаривает, когда заходит речь об этом чертовом Косте, и при этом так меняется в лице, словно видит перед собой привидение. Что это все-таки — любовь или боль, стыд, страх? Ну, почему она ему, Егору, не доверяет?! Почему не расскажет все как есть?! Он бы понял. Он бы постарался ее поддержать. Каменев горько усмехнулся — глупо звучит: поддержать свою девушку в ее любви к другому парню — более идиотскую ситуацию невозможно и придумать. Неужели он докатится до такой банальности — лишь бы она была счастлива?! И впрямь стал героем дурацкого, дешевого боевика — в таких непременно один из персонажей произносит нечто подобное: любите, мол, и будьте счастливы, а потом пускает себе пулю в лоб, чтобы окончательно уйти с жизненного пути дорогой ему пары. Боже мой, как все это нелепо! Каменев не желал стреляться, не желал отпускать Леру к какому-то там мерзкому Косте, хотя и понимал: если она решит к нему вернуться, тут уж отпускай — не отпускай, Лера девушка своевольная. Его блуждающий взгляд упал на приоткрытое бюро. Странно, что она его не заперла, как раньше… Он встал, прислушался к плеску воды в ванной и, решив, что Лера задержится там еще надолго, подошел к объекту своего вожделения. Взявшись за покатую крышку, он все-таки помедлил, борясь с моральными принципами, так глубоко и надежно вложенными в него родителями: в чужие секреты лезть грубыми руками строго запрещается. Но ведь эти секреты касаются и тебя, следовательно — они и твои. Сколько можно страдать попусту. Нужно узнать правду и страдать уже со знанием дела! Любопытство все-таки победило, он решительно откинул крышку бюро, попытался открыть его ящики, но три были заперты на ключ, только один поддался, его содержимое Егор и начал перебирать с жадным интересом. Но, к великому разочарованию, ничего сверхъестественного он там не обнаружил. Разве что отключенный мобильный телефон да пара заграничных паспортов на разные имена, но с Лериными фотографиями. Еще водительские удостоверения. Одно из них гражданки США, тоже с Лериной фотографией. Однако, учитывая род ее занятий, факт, что у одной девушки хранится множество документов, не показался ему удивительным. На самом дне, под чековой книжкой какого-то иностранного банка, пластиковой карточкой «Америкэн-экспресс» и ключом от неизвестного ему сейфового замка, он откопал фотографию, которая привлекла его внимание. На снимке Лера стояла, обнявшись с каким-то смуглым красавцем. Внутри у Егора похолодело. Он никогда не встречался с этим парнем, но был уверен, что знает, кто он. Смуглый красавец был, конечно же, Костей. Егор скорее рефлекторно, чем осознанно оглянулся и посмотрел на себя в зеркало. Разумеется, он проигрывал во внешности по сравнению с этим парнем. Сейчас особенно. Тот на снимке был подтянут, уверен в себе и напорист. Фотография зафиксировала циничную наглость его жгучих глаз. Такой взгляд проникал в самое сердце. Понятно, почему Лера не смогла бороться с его обаянием, понятно, почему потеряла голову при первой встрече. Да она до сих пор влюблена в этого негодяя без памяти! Иначе и быть не может. Если бы он был девушкой, то навсегда бы забыл о существовании остальных мужиков, как только познакомился с этим. И какая разница, что этот Костя подонок, подонков женщины особенно уважают и любят! Понятно, что Каменев тут же возненавидел этого нахального Костю всей душой. Сам он в зеркале выглядел весьма посредственно. Только теперь, наконец, он понял, почему все вокруг, начиная с Марины и заканчивая собственным отцом, никогда не считали его настоящим мужчиной. Что толку в правильных чертах лица, в серых задумчивых глазах, если в них нет огня — живого и упрямого. Что толку в стройной фигуре, если в ней нет готовности к прыжку, нет подтянутости, как у этого парня на фотографии. Сейчас Егор казался себе мешком, набитым всякой ерундой. Он не излучал той мужественности, которой так восхищаются окружающие, и он в том числе. Он понял, что не нужно быть качком или обладать шрамом во всю щеку, чтобы выглядеть мужчиной. Нужно просто иметь ту решительность, которую имеет Костя. Твердую уверенность в себе, готовность победить всех и вся. Имеет во всем — во взгляде, в движениях и, конечно, в поступках. Пусть Костя оказался скотиной, пусть его поступки были низкими с точки зрения морали, но мужского обаяния у него не отнять. Это уж точно! Каменев вздохнул и, взглянув на снимок, снова посмотрел на себя в зеркало. Костя победил.

— А еще говорят, что женщины больше времени проводят у зеркала, чем мужчины, — услыхал он за спиной и, вздрогнув, обернулся.

Лера стола в дверях, подперев плечом косяк. С ее потемневших и набухших от воды волос на оголенные плечи стекали крупные капли, теряясь в большом махровом полотенце, обмотанном вокруг груди. Она усмехнулась:

— Перестань сравнивать его и себя. — Она кивнула головой на снимок в руке Егора. — Костя — замечательная оболочка. А внутри он — прогнившее дерево. Лоск, полировка, способные смутить разум разве что молоденькой дурочки.

Егор молча хватал ртом воздух. И смотрел на нее так, как смотрит еретик на неожиданно возникшего перед ним инквизитора.

— Ой, ну ради всего святого, Егор! — Она подошла и, выхватив у него фотографию, смяла ее в кулаке. — Вот и все дела!

— И? — Каменев развел руками.

— Что и?! Это я должна спросить, что ты собирался отыскать в моем бюро? Неужели ты думал, что я прокладываю личные письма скальпами убитых жертв? Определенно, Егор, у тебя большие проблемы с фантазией!

Она погладила его по голове. Он резко отступил на шаг назад.

— Расскажи мне о Косте.

— Ну пожалуйста, — устало протянула Лера. — Почему нужно говорить именно о нем. Он — прошлое.

— Если бы он был прошлым, ты не хранила бы вашу фотографию в потаенном месте, — упрямо заявил Егор.

Глаза ее стали холодными и непроницаемыми. Она сморщила лоб, размышляя с минуту, потом твердо и спокойно проговорила:

— Проблема всех мужиков, что на третьем свидании они начинают качать права, лезть в душу и пытаться докопаться до сути. Заметь, я ни разу не попыталась забраться в твое прошлое, я не расспрашивала тебя ни о чем. Я просто люблю тебя сегодняшнего, такого, каким ты пришел к моменту нашей встречи. А ты все время пытаешься выяснить, кого именно ты любишь и любишь ли вообще. Ты пытаешь отыскать во мне что-то такое, за что ты мог бы меня разлюбить. Это инстинкт самосохранения, срабатывающий у всех мужчин. Вы боитесь привязаться к одной женщине, вот и все! И не нужно мне рассказывать, что я загадочна, что я пугаю тебя, что ты не понимаешь причины моих поступков… Я такая, какая есть. Проблема не во мне, а в тебе. Ты боишься своего чувства. Ты боишься не меня, а себя.

— Ну да! Я боюсь, ты — нет. Я слабый, а ты сильная…

— Да дело тут не в силе или слабости, — перебила она его. — Каждый из нас слаб по-своему. Стоит ли сравнивать, кто и в чем сильнее. Вместе мы сильные, понимаешь?!

— Черта с два! Ты и одна выстоишь перед любой бурей, а меня переломит и легкий ветерок.

— Послушай. — Лера обхватила голые плечи и зябко поежилась, — да у меня нет и десятой части той уверенности в жизни, какая есть у тебя. Да! — настойчиво повторила она, заметив его неуверенную ухмылку. — Ты веришь, что в этой жизни, которая мне представляется всего лишь большой охотой, можно построить нормальные отношения. Что можно прожить ее и не стать ни охотником, ни жертвой. Ты веришь, что можно остаться человеком и при этом быть счастливым! И самое главное, это не просто вера. Ты действительно можешь так прожить. Потому что в тебе есть порядочность и настоящая честность. И чтобы быть таким, нужно большая сила. Ты сильный, по-настоящему сильный. Поэтому я люблю тебя, поэтому хочу остаться с тобой и разделить эту твою замечательную жизнь. Я тоже хочу жить нормально, но не знаю, как к этому прийти. И еще, я верю тебе. Верю, что могу на тебя опереться, со всеми своими слабостями. Верю, что ты не предашь, потому что ты сильный. Настолько сильный, что можешь понять, принять и полюбить сильную женщину.

— А Костя?

— А Костя не смог. На такое вообще мало кто из мужчин способен, — она с размаху опустилась на кровать и посмотрела на него с холодным вызовом.

Егор почувствовал, что то ли просто так, то ли под влиянием ее речей, но в голове его проясняется, а в теле прибавляется уверенности. Той самой жизнеутверждающей уверенности, которая светится в глазах Арнольда Шварценеггера, когда он расстреливает врагов из огромной пушки. Щеки Каменева зарозовели, и он, наконец, почувствовал себя человеком. И ему захотелось сделать что-нибудь человеческое, словом, захотелось совершить поступок.

— Пойду приму душ, — неожиданно заявил он Лере и стремительно вышел из комнаты.

Жучка угнетала тишина, поэтому он заглянул в темные глаза шефа и спросил:

— Я вот давно хотел узнать у тебя… почему ты?

Игнатов равнодушно посмотрел в его сторону.

— Уточни.

— Ну, как тебе удалось найти этого Скорпиона? Всем известно, что ты у него в любимчиках.

Тот пожал плечами:

— Просто плачу ему, вот и все.

— Фигня! Ему платят все. А многие хотели бы заплатить, да он с них не берет. Вот я и интересуюсь, почему ты?

— Ну… — неопределенно протянул Игнатов и закинул голову назад. — Может быть, я чем-то лучше других? Может, я ему нравлюсь.

— Что он, педик, что ли…

Игнатов среагировал мгновенно. Рука его молнией пронеслась по воздуху и отточенным движением впилась в тонкую шею Жучка.

— Называя педиком Скорпиона, ты подразумеваешь, что я ему нравлюсь как педик педику. А это уже ты оскорбляешь меня. А я не люблю, когда меня оскорбляют!

Впалые щеки Жучка приобрели цвет пенициллиновой плесени. Он отрицательно мотнул головой, потом, не добившись результатов, устало закатил глаза и принялся равнодушно созерцать потолок.

Игнатов отпустил его и досадливо встряхнул рукой.

— Вот за что тебя уважаю, так это за непробиваемость. По-моему, ты, если б смог, то сплюнул мне на ногу… А ведь я бы тебя убил.

— Ага, — выдохнул Жучок, — и с кем бы ты работал?! С Коляном, что ли?!

— Ты прав, — вздохнул шеф. — Колян — дуб. А тебя жалко.

— Жалко, — презрительно фыркнул Жучок, — никого тебе не жалко.

Дверь комнаты распахнулась, и на пороге появилась очаровательная длинноногая блондинка. Жучок покосился на Игнатова, буркнул что-то невразумительное и собрался было тихо выйти, но тот схватил его за руку. На блондинку же он перевел спокойный взгляд, который для последней явно не предвещал ничего хорошего.

— Вам чего, девушка? — осведомился Игнатов и ослепительно улыбнулся ей.

— Ой, да брось ты, бога ради! — нежным голоском промурлыкала блондинка и, подойдя к нему, чмокнула в щеку.

Игнатов отстранился от ее объятий и проговорил уже строже:

— Сколько раз, милая, — на этом слове он сделал ударение, — я предупреждал тебя, чтобы ты не смела сюда совать свой очаровательный носик?!

— Ну, я… шла мимо и… — она нерешительно затопталась на длинных ногах.

Игнатов оттолкнул Жучка с такой силой, что тот спикировал на стул у стены и там затаился.

— Сколько раз, — повторил он зловеще, — я тебе говорил, что при необходимости нужно звонить. Я тебе даже мобильный купил, мать твою.

— Я его дома забыла, — пролепетала блондинка. В каждом глазу у нее блеснуло по одной крупной слезе.

— Выметайся, дома поговорим! — отрезал Игнатов и снова непонятно почему улыбнулся. — Я работаю, ясно?!

— Но я только шла мимо… — она всхлипнула.

— Вот и иди себе.

— Я хотела показать, — она снова всхлипнула и, раскинув руки, повернулась перед ним на каблуках.

— Что показать? — сухо осведомился Игнатов.

— Вот. Пиджак купила, от Армани.

— Дивно. Если бы Армани знал, как его имя звучит в саратовском произношении, он бы перестал шить.

Блондинка совсем сникла.

— И это все? Все, что ты купила? — неожиданно весело спросил Игнатов.

— Ну… — замялась она, — остальное слишком интимно. Я дома покажу. Это под пиджаком, понимаешь?

— А зачем тянуть до дома, — совсем повеселел Игнатов, — давай демонстрируй.

Девушка затравленно покосилась на Жучка. Тот отвел взгляд в сторону, оставаясь на своем стуле.

— Давай, давай, — Игнатов жестом предложил ей раздеться, — пришла показать, так показывай. Я весь внимание.

— Я лучше пойду, — заныла она.

— Нет уж, — он подскочил к ней так же молниеносно, как недавно схватил за шею Жучка, и, намотав длинные пряди ее волос, с силой потянул к полу.

С блондинкой случилась тихая истерика. Каблуки ее туфель подвернулись, она присела, а слезы ручьями заструились по искаженному болью и обидой лицу. Жучок снова закатил глаза к потолку и на этот раз все-таки сплюнул.

— Ну же, милая! — прошипел Игнатов.

Блондинка принялась вяло расстегивать пуговицы пиджака.

— Вот и отлично, вот и умница, — подбодрил ее Игнатов и отступил на шаг, придерживая ее за волосы.

Она сняла пиджак, оставшись в кружевном лифчике.

— Мило, — кивнул Игнатов и повернулся к Жучку. — Как, а? Правда, хороша?

Жучок мельком посмотрел на страдалицу и утвердительно кивнул.

— А там у нас что? — Игнатов снова подошел к ней и бесцеремонно залез рукой под короткую юбку. — О-о?! И там кружево. Не хочешь показать?

Она закусила припухшую губку и, жмурясь от страха, резко мотнула головой.

— Ну ладно, — великодушно согласился Игнатов и отпустил ее. — Проваливай. Приду поздно. Ложись без меня.

Блондинка поспешно выскользнула из кабинета, застегивая на ходу пиджак.

— Идиотка, — равнодушно констатировал Игнатов, когда дверь за ней закрылась.

— Зачем жениться на идиотках? — так же равнодушно кинул в потолок Жучок.

— Все бабы дуры.

— Неправда. Странно, что тебе не попадались не дуры.

Игнатов откинул прядь длинных волос со лба и пристально посмотрел на Жучка, потом усмехнулся.

— Говорю тебе, женщину можно рассматривать только так: красивая или некрасивая. Умные в категорию красивых не входят.

— Я слышал, что у Шарон Стоун высокий умственный коэффициент. Значит, она не только красива, но и умна.

— Ум женщины делает ее уродливой. Может, она и красива, пока молчит, а как только начнет рассуждать, спорить и выпячивать свой ум, все! Для меня ее красота сводится к нулю.

— С дурами проще, вот и вся твоя философия.

— С дурами спокойнее, — уверенно заявил Игнатов и кивнул для убедительности. — И хватит об этом. Я прошу тебя, проконтролируй ситуацию с «Украиной». Коляну я не доверяю.

— Да что ее контролировать! Положим всех, и дело с концом. Пока докопаются. К тому же твой Скорпион замнет все дело.

— О господи! — Игнатов взлохматил волосы и обреченно вздохнул. — У меня какое-то нехорошее предчувствие на этот раз. Не нужно никого укладывать. У нас намечаются мирные переговоры. Ты-то должен понять! Пожалуй, я поеду с вами. А то еще натворите дел.

Весь вечер Егора не оставляло ощущение близкой развязки. Что-то должно было произойти гораздо раньше завтрашнего утра. Он бродил из угла в угол, пытался успокоиться, убеждая себя, что в подобной ситуации даже Брюс Уиллис сошел бы с ума от нервных переживаний, что в конце концов Лера действительно готовила и более серьезные операции, а эта для нее просто детская игра. Но какой-то страх непонятной природы сотрясал его каждую минуту, пробегая леденящей волной по позвоночнику. Он смотрел на Леру в надежде получить хоть намек на хороший исход, но она была молчалива и задумчива. Он заговаривал с ней, но она его, похоже, не слушала, думая о чем-то своем. Глаза ее, обыкновенно то излучающие ясное тепло, то искрящиеся презрительным холодом, теперь потемнели, словно солнце, освещавшее их до самого дна, вдруг ушло. Она ни разу не улыбнулась, ни разу за три часа мягкие ямочки не заиграли на ее щеках. Она вообще отсутствовала. Вернее, была рядом, но была лишь физическим своим телом, мысли ее витали где-то совсем далеко, и она не сочла нужным открыть их Егору. Поначалу он дулся, принимал обиженный вид, но потом, видя, что она и не замечает его молчаливого протеста, решил, что, наверное, ей необходимо это отчуждение. Прорыв молчания произошел совершенно неожиданным образом — в дверь позвонили. Они разом вздрогнули, перекинулись ошалевшими взглядами и как по команде замерли.

— Я пойду и открою! — Все-таки она должна видеть в нем мужчину.

— Подожди, — шепнула было Лера, но было поздно. Каменев твердо решил доказать ей, да и себе тоже, что он не из трусливого десятка, поэтому ринулся в прихожую, не слушая ее предостережений.

Сочтя, что вопрос «Кто там?» в данной ситуации нанесет непоправимый вред его мужскому достоинству, он быстро открыл замок и резко распахнул дверь.

Посыльный на лестнице никак не ожидал столь странного клиента. Он дернулся, икнул, перевел испуганный взгляд с возбужденного лица Егора на большой конверт, еще раз сверил адрес и, наконец, спросил дрожащим от волнения голосом:

— Валерия Хворостовская?

— Я похож на Валерию Хворостовскую?! — взревел Каменев.

— Не очень, — выдавил из себя посыльный и снова икнул.

— Я Хворостовская. — Лера вынырнула из-за плеча Егора, на ходу одергивая кофточку. Он понял, что она только что спрятала за пояс джинсов пистолет, и неестественно дернулся. Какой же он идиот! В самом деле, вместо посыльного за дверью мог оказаться кто угодно! Да ему просто чертовски повезло, что он не получил автоматную очередь в грудь. Мужик! Дерьмо ты, а не мужик!

— Билет компании Air France вы заказывали?

Она почему-то смутилась, слегка улыбнулась посыльному и, быстро расписавшись в его бумагах, взяла конверт.

— Билет? — удивленно спросил Егор, когда они снова остались вдвоем.

— Я заказала его давно и дала оба адреса на всякий случай.

— А куда ты летишь? — Ему захотелось умереть. Он уже почти умер, даже начал чувствовать некоторые признаки трупного окоченения в области сердца.

— В Париж, — она вдруг усмехнулась как-то неуклюже и не к месту. — Господи, Егор! Это не то, что ты думаешь! Просто так по-дурацки получилось — я сначала заказала билет, потом поменялись планы, ну посуди сам, стоило тебе все это рассказывать?

— Не похоже, чтобы ты экономила каждую копейку, если забываешь аннулировать заказ авиабилета на международный рейс. — Он медленно повернулся к ней спиной и побрел обратно в комнату.

Перед глазами у него, как живой, предстал ненавистный образ Гриши Вульфа и зашипел в ухо: «Ты думаешь, она на твоей стороне? Она тебя кинет!» Наконец-то ему стало все понятно. А он-то, дурачина, имел наглость рассчитывать на счастье! Лера же сказала сегодня: «Если что случится, я хочу на тебя рассчитывать». Вот и случилось. Она укатит в Париж как раз в тот момент, когда он с идиотским усердием примется исполнять ее поручение. Именно он в ее игре жертвенная пешка, которую подставляют, чтобы заманить противника в безвыходную ситуацию, а потом объявить шах и мат. Когда он приведет Семина, Климова и Бодрова в указанное место, Лера будет уже далеко. Лера будет пить кофе в каком-нибудь уютном кафе на Монмартре или Пиккадилли, и плевать она хотела на его переживания, на его любовь, да и на него самого!

Он резко обернулся:

— Поэтому я должен был сам решить, куда мне деть Гришины деньги? Ты хочешь просто заплатить мне за услуги?

— Что?! — Она сузила глаза.

— В Париже эти тысячи тебе больше пригодятся!

— Значит, ты мне теперь не веришь…

Он ухмыльнулся:

— Знаешь, меня больше всего поражает тон, которым ты это говоришь. Обиженная добродетель! Ты еще скажи, что открыла мне всю душу, а я, подлец эдакий, видите ли, так и не поверил! Да я ничего, совсем ничего о тебе не знаю! Я не знаю, питаешь ты ко мне какие-либо чувства или нет, но ты двигаешь меня как фигуру в своей очередной шахматной партии. Кто я — король, ферзь? — Он скривился и протянул: — Не-ет! Я пешка, всего лишь пешка…

— Можешь взять этот билет и засунуть его себе… — она запнулась, — и порвать его на части! На! — Лера протянула ему конверт.

— Ну, вот еще! Лишать тебя столь потрясающего исхода партии. Ты была права, ты никогда не касаешься грязного дела своими руками, это работа для мужчин — низменных существ вроде меня, ведь так?!

Она закрыла глаза и глубоко вздохнула, после чего заговорила тихо и спокойно:

— Егор, я даже не хочу обсуждать эту тему. Мне не нужен этот билет. Он лишний… Я не очень поняла, что ты сейчас хотел сказать, но я по-прежнему с тобой. Я никуда не лечу.

— Позвольте на этот раз не поверить вам, сударыня! Я слишком долго бродил рядом, довольствуясь лишь собственными догадками. Я так больше не могу! На меня за последние полгода свалилось слишком много — когда жил с Мариной, думал, что пасть ниже просто невозможно, и вот пожалуйста, — он развел руками, — теперь я полное ничтожество. Позволил распоряжаться собственной жизнью и не задаю лишних вопросов. Все. Баста!

— Задай свои вопросы!

От этого неожиданного предложения Егор оторопел и выпалил первое, что пришло в голову. Собственно говоря, главное, что никак не выходило из его головы, несмотря на все его старания:

— Ты по-прежнему любишь своего Костю?!

Он замер, ожидая ответа. Лера вздрогнула, посмотрела куда-то в угол и тихо, но уверенно произнесла:

— Нет.

— А почему?

— Потому что разлюбила.

— Но такого парня невозможно разлюбить!

Тут, видимо, ее чаша терпения треснула. Она впервые за все время их знакомства покраснела. Не в том смысле, что щеки подернулись легким румянцем, нет — она покраснела, как вареный рак, сжала кулаки, а на глазах ее навернулись настоящие слезы!

— Это беспредметный разговор, — заявила она, с усилием проглотив ком в горле. — Давай попробуем успокоиться. — Скорее всего последнее она произнесла по большей части для себя. — Я выйду на свежий воздух.

— Одна? — прохрипел он, теперь уже окончательно осознав свою ничтожность, о которой заявил раньше. Как он мог так обидеть любимую девушку?! Так расстроить ее в столь неподходящий момент!

— Одна. — Она открыла входную дверь, перешагнула через порог и неожиданно подарила ему мягкую улыбку. — Милый, я все еще люблю тебя.

Егор твердо знал, что догонять ее не имело смысла — если она решила пойти одна на улицу, то пойдет одна. Он кинулся в кресло и, обхватив голову руками, замычал от бессилия. Мычание его постепенно переросло в тихий и протяжный стон.

Лера вышла из подъезда. На улице было темно и тихо. Собачники уже успели выгулять на ночь своих питомцев, и теперь двор казался заснувшим до утра. Она закинула голову и посмотрела вверх. Где-то высоко над городскими башнями, над электричеством, над взвизгивающими клаксонами и шуршанием засыпающих проспектов безмолвно мерцали звезды. Их свет был по-весеннему холодным и отчужденным. Летом ночное небо выглядит не так. Летом звезды висят над крышами домов и заглядывают в окна теплыми желтыми глазами.

Лера вздохнула, заправила прядь волос за ухо и оглянулась. Потом посмотрела на часы — десять минут двенадцатого. Она зябко поежилась и, обхватив плечи, медленно пошла вдоль дома. Поравнявшись с припаркованой к парапету машиной Егора, она остановилась и снова закинула голову к небу. Звезд отсюда не было видно — мешал свет фонаря. Она подумала, что в принципе, сделав множественные скидки, усыпив самолюбие и приложив должную долю фантазии, этот фонарь можно принять за солнце. Солнце — слегка размытое горячим воздухом, поднимающимся от прогретого песка. Солнце, к которому она стремилась — настоящее, южное, уставшее от собственного зноя. Только под ним она сможет наконец обрести спокойствие. Счастливые безмятежные дни потекут, как этот самый песок сквозь пальцы. Она будет наслаждаться каждым вздохом пьянящего, пропитанного йодом морского бриза. Будет ли Егор рядом? Лера тряхнула головой — ей хотелось этого. Очень хотелось! Но сможет ли он вынести долгий, слишком долгий путь до этого залитого солнцем пляжа? Долгий путь длиною в целые московские сутки?

Неожиданно дверь Егоровой «Ауди» открылась, и в проеме показалась голова Гриши. Лера вздрогнула и удивленно уставилась на него.

— Решил повидаться с тобой перед отъездом.

— Неужели! — усмехнулась она.

— Почему ты назначила встречу в столь неурочный час? Надо же, в шесть утра. А я, между прочим, сова, я не могу вставать так рано. Вот решил слегка подправить твои планы, — ему было весело, непонятно отчего.

— Как же ты в машину забрался?

Он пожал плечами:

— Твой «новый русский» друг совсем охренел — не запирает «Ауди». Нам бы всем так жить!

— Не прибедняйся.

— Не хочешь пообщаться? — Он раскрыл дверь пошире.

Лера нерешительно отступила на шаг назад.

— Ты что, испугалась меня? — усмехнулся Вульф, явно довольный этим фактом.

— Учитывая сложившиеся обстоятельства…

— Брось!

Девушка заглянула в салон через боковое окно. Кроме Вульфа, там никого не было. Он сидел на месте водителя и располагающе улыбался.

— Просто сама доброта, — недовольно буркнула девушка.

Больше всего ей не хотелось обнаружить свою нерешительность перед Гришей. Она знала его: только начнешь колебаться, как он тут же заподозрит неладное, в секунду нафантазирует бог знает чего и в конце концов перестанет доверять. С чувством самосохранения у этого парня все было в порядке. Наверное, потому ему удалось осторожно, не привлекая к своим действиям внимания, потихоньку вытащить полмиллиона долларов из кармана скряги Бодрова. В Лериной голове промелькнуло, что он слишком спокоен сегодня, не дергается, не крутит башкой по сторонам. Он казался чересчур уверенным. «Интересно, почему?» Тем не менее она забралась в машину и села рядом с Вульфом.

— Ты принес деньги?

— Все-таки, Валерия, ты очень меркантильная особа, — рассмеялся Гриша. — Почему бы сначала не поболтать? Я же тебя больше никогда не увижу!

— А-аминь! Не знаю, как тебя, а меня это обстоятельство вполне устраивает. — Его радужное настроение начало внушать ей серьезные опасения. Она быстро перебирала в мыслях, что могло послужить поводом для такой развязности. Но ответа на свой вопрос не находила. Поэтому разозлилась.

— Пока я ждал тебя тут, то кое-что понял, — продолжал Вульф так же жизнерадостно. — Это ведь ты натолкнула Бодрова на мысль просмотреть бухгалтерию. Ты заранее знала, что он там найдет! Ха! — Гриша вдруг посерьезнел. — Зачем тебе это, а?

Лера передернула плечами и улыбнулась одними губами. Ей захотелось выйти из машины и убежать от него. Словно ожидая этого, Гриша схватил ее за руку.

— Пусти, — приказала она с таким холодным презрением в голосе, что замороженные слова отлетели от стен салона легким эхом.

— Ух ты! — Он зажмурился и через секунду захихикал. — Вот это тон!

Она резко повернула голову и окинула его безразличным северным взглядом. Гриша хихикал, несмотря ни на что. Хихикал! Она поняла, почему ему так весело. В его руке чернел пистолет, и целился он в нее.

— Ты что, озверел?! — спокойно осведомилась она, хотя сердце ее прыгнуло сначала в низ живота, потом к шее.

— Сейчас как подумаю… Если бы не ты, — всхлипывал он, — Бодров бы никогда не узнал. Только теперь — это все вчерашний день! Ты главного-то и не знаешь!

— Главного? — Она склонила голову набок. — Чего?

— Ох, Лера. Фирма твоя закрылась. Представляю, как ты огорчена. Не на кого теперь работать, преданная душа!

Она поморщилась:

— Я не понимаю.

— Все! Накрылось! — Он кивнул для убедительности, не забыв отвести руку с пистолетом в сторону, чтобы она до него не дотянулась. — Бодров теперь лежит в туалете с дырочкой в левом боку — аккурат в сердце. Это я его застрелил, — закончил он с гордостью.

— Чтобы ты кого-то застрелил?! — не поверила она. — Гриша! Ты же даже ходить толком не умеешь. На все натыкаешься.

— А сподобился! Вот ведь беда, не хотел я его убивать. Не хотел дядюшку подводить. Так уж вышло… практически случайно, — с искренней горечью посетовал он. — Можно сказать, нашел, кого жалеть, а вот жалко! Видишь ли, это ты на всех дуешься, каждого растерзать готова, ужалить побольнее… Чего ты такая злая и холодная, понять не могу. Да и плевать мне, собственно. Просто не любишь мужиков, и все! А я человек мирный.

— Не нужно мне сейчас об этом рассказывать. — Она покосилась на черное дуло, раздумывая, успеет ли вышибить пистолет из его пальцев, или он раньше нажмет на курок.

— Ладно, видишь, устал я. Рука онемела. Пора расходиться. Денег, как ты понимаешь, я тебе не дам.

— Если ты не блефуешь и действительно пристрелил Бодрова, то тебе нечего опасаться, — она постаралась вложить в эти слова побольше уверенности, хотя сама понимала, что опасаться ему стоит.

— В общем-то да… — протянул он. — Однако ты знаешь, кто убил Бодрова и где я. А у покойного остались бойцы, которые, наверное, уже ищут меня по всей Москве…

— Хорошо, — с видимой неохотой согласилась она. — Проигрывать так проигрывать. Я не скажу им, что видела тебя. Я вообще о тебе забуду. Обещаю.

Он промолчал, обдумывая ее слова. Лере показалось, что минута растянулась в вечность. Руки ее нервно затряслись. Вульф окинул ее внимательным взглядом и протянул:

— He-а… Врешь ты!

В коленях она ощутила странную слабость. Впервые в жизни Лера так боялась умереть. Наверное, потому, что опасность застигла ее врасплох, наверное, потому, что она многое не успела. Она только начала чувствовать вкус счастья, только начала бороться за него. Раньше она много думала над тем, когда лучше умереть. По всем здравым рассуждениям, человек должен желать смерти от безнадежности своего существования, но все это — к такому мнению пришла Лера — ерунда. Человек должен желать смерти от абсолютного счастья. Когда все, о чем мечталось ранее, уже исполнено, когда нет планов, потому что все, чего можно было достичь в жизни, уже достигнуто. Человек должен спокойно уйти из этого мира именно тогда, когда он смог полюбить себя после долгих исканий, когда его окружают любящие люди, близкие и верные, когда ему нечего больше желать и ждать. Когда жизнь превращается в череду одинаковых дней, которые отличаются друг от друга лишь состоянием погоды. Такое случается крайне редко, поэтому все так боятся смерти. Теперь же Лера, как никогда, хотела жить. Жить и надеяться. Все эти мысли пронеслись в ее голове за считанные секунды, отразившись в глазах бешеным испугом.

— Ты думаешь, я не сделаю этого? — усмехнулся Вульф.

Лера попыталась пошевелиться, но странное оцепенение сковало ее тело, впервые за все время ее опасной работы. Впервые пальцы ее похолодели, а во рту пересохло. Она ничего не могла сообразить, кроме одного — дуло Гришиного пистолета слегка подрагивает от того, что руки у него трясутся.

— А я сделаю.

— Ух ты! — выдохнула девушка, понимая, что это конец. Собрав всю волю, она рванулась в сторону, дернув за дверную ручку.

В этот момент прозвучал выстрел. Она почувствовала, как боль разорвала ее тело. Перед глазами вспыхнула ослепительная белизна, чистая и бесконечная. Вокруг нее не было ничего, только девственный, нетронутый воздух, густой, как мука. В этой пустынной тишине она услыхала свой стон, который, отражаясь от невидимых частиц, парящих вокруг, превращался в тысячи стонов и, наконец, слился в один заунывный гул.

— Я сделал это, — усмехнулся Вульф и сунул пистолет в карман. Спрятав его, он шкодливо огляделся. Двор был пуст. Выстрела в салоне машины, похоже, никто не услыхал, а если и услыхал, то не понял, что это был выстрел. По крайней мере, ни одно из темных окон не осветилось. Он посмотрел на девушку с участливым вниманием, как врач на пациентку. Она не шевелилась. Сидела, прислонившись к двери машины, уронив голову на грудь. Он поддел ее подбородок указательным пальцем и поднял голову к желтому свету уличного фонаря. Глаза ее были закрыты, нижняя губа слегка припухла, и из ранки выступила кровь. Видимо, она прокусила ее в момент выстрела. В желтом свете лицо ее казалось матовым, его черты слегка заострились.

— Смерть ей к лицу, — усмехнулся Гриша и отпустил ее.

Лерина голова безвольно упала, ударившись о боковое стекло.

Вульф вытащил платок из-за пазухи и обтер руки. На светлой клетчатой ткани остались темные пятна. Он брезгливо отстранился от тела девушки:

— Черт, не хватает еще перепачкаться!

И неуклюже вылез из машины, захлопнув дверцу без лишнего шума.

Егор открыл глаза и тупо уставился в темный экран телевизора. Он долго не мог понять, как это вдруг он очутился сидящим в кресле посреди Лериной гостиной. Почему исчезли родные оранжево-сиреневые просторы его собственного ранчо на той планете, название которой он знал с детства еще секунду назад, а теперь забыл. Наконец сообразил, что проснулся. Он вытянул затекшие ноги и совершенно неромантично крякнул от удовольствия, чувствуя, как кровь растекается по сосудам, устремляясь к онемевшим пяткам. Картины удивительного сна еще не успели раствориться в памяти, и он наслаждался ускользающими остатками видений, блаженно щурясь. Каменев подумал, что неплохо бы взять в привычку записывать сны, хотя бы некоторые. По крайней мере так делают многие, а потом выпускают книги, снимают фильмы. Ведь ничего и придумывать не нужно, подсознание уже сговорилось с Мельпоменой и подкинуло классный сюжет. Он мог бы написать фантастический роман, замечательный роман. Каменев улыбнулся, припоминая свой сон. В нем он сам был уважаемым фермером, потому что имел стадо каких-то волосатых тварей с костяными шипами на плоском черепе, которых, по идее, нужно было доить. И еще у него в пластиковой конюшне стоял ящер, всегда готовый пуститься рысью под седлом. А в доме с тремя алюминиевыми шарами на конусной крыше хозяйничала Лера. У нее были большие серо-зеленые глаза и почему-то розовые волосы — такие, будто в них всегда купалось утреннее солнце. Егор оглянулся. Он по-прежнему сидел один в комнате. Стрелки часов слились на цифре двенадцать. Он поднялся с кресла, прошел по квартире, заглянул в ванную и в спальню. Леру он нигде не нашел.

— Похоже, девушка загулялась! — проворчал он вслух, чувствуя, что начинает нервничать.

Он подошел к окну, выглянул во двор, но, кроме желтого пятна от фонаря, ничего не увидел. Тусклый свет вырывал из темноты тонкие иглы накрапывающего дождя. Егору стало грустно. Он походил по пустой молчаливой квартире, цепляясь за мебель. Ему начало казаться, что ожидание никогда не кончится, что Леру он больше не увидит, что она ушла в дождь, как уходят героини мелодрам, тихо и поэтому эффектно. Потом он прошел на кухню, включил чайник и замер, потирая подбородок. Ему решительно не хотелось пропадать в одиночестве нескончаемой ночи. Чайник закипел и щелкнул выключателем. Тогда он быстро метнулся в спальню, открыл бюро, вытащил неприятно знакомый «ТТ», сунул его за пояс, только после этого ринулся в прихожую, нацепил ботинки, пиджак и понесся на улицу. Он не знал, где искать Леру, однако ее нужно было искать, потому что теперь ему казалось, что произошло нечто ужасное. Нет, не казалось, он был в этом почти уверен.

Он прямо-таки слетел по ступенькам с третьего этажа, выскочил под дождь и зашагал по тротуару, намереваясь выйти на проспект. Капли оседали на его волосах, с каждой минутой делая их тяжелее. Он поежился, когда вода струйкой потекла за воротник и устремилась по желобу между лопатками. Дождь, имевший из окна вид накрапывающего, на самом деле уже успел превратиться в настоящий ливень. Каменеву пришло на ум, что болтаться по улице без зонта в такое время и в такую погоду — верх идиотизма, что гораздо удобнее проехать по проспекту на машине. Он остановился, задумался на мгновение: куда же ему ехать? Все еще размышляя, Егор вернулся к своей «Ауди». Открыл дверцу, нырнул в салон, вставил ключ в замок зажигания и замер, вспомнив, что дверь машины была не заперта и сигнализация отключена. Он помотал головой, стукнул себя ладонью по лбу, что, мол, совсем плохой стал, если забывает закрыть машину на ночь. Что-то поначалу удивило его. А потом Каменева затрясло. Не то чтобы он заметил в темноте салона нечто необычное, нет, скорее почувствовал. Почувствовал присутствие чего-то или кого-то. Егор медленно повернул голову, так же медленно потянулся к приборной доске, включил внутренний свет и резко подскочил на сиденье, ударившись затылком о мягкий потолок. Лера неподвижно сидела, уронив голову на грудь. Ее волосы свисали неряшливыми прядями, закрывая лицо. Сквозь них он видел ее тонкую шею, мертвенно-бледную, словно у античной статуи.

— Лера, — осторожно позвал Егор и тронул девушку за плечо.

Ее тело покачнулось и отшатнулось к двери.

— Лера, что с тобой, детка? — испугался Каменев и, схватив ее за руку, потянул к себе.

Она послушно привалилась к нему, не проронив ни слова. Он взял ее за подбородок, поднял лицо к свету и вскрикнул, наверное, столь же театрально, как вскрикивали дамы в прошлом веке перед тем, как упасть в обморок.

Глаза Леры были закрыты, нижняя губа припухла и отвисла, приоткрыв белые зубы, со щек исчез розовый румянец, скулы отливали могильной серостью. Он провел рукой по ее щеке, ощущая, как холодна ее кожа, и оставляя на ней красный, кровавый след. Увидев, что перепачкал ей лицо, Егор испуганно уставился на свою руку. Она была в крови. Крупная и густая капля скатилась по его пальцу на ладонь. Он суетливо откинул девушку на спинку кресла и принялся осматривать ее. Тут, к своему ужасу, он обнаружил, что ее куртка и рубашка намокли от крови. Но это было еще не все. Кровь растеклась по кожаному сиденью, образовав небольшую лужицу на стыке со спинкой.

Он снова схватил девушку за плечи и затряс, бормоча какие-то нелепые уговоры, пытаясь оживить ее. Потом, выбившись из сил, отпустил. Она безвольно откинулась на спинку сиденья и замерла, запрокинув голову. Он закрыл лицо ладонями, не зная, что ему делать. Он все еще не верил, что ее больше нет, что рядом с ним всего лишь ее мертвое тело, пока еще так похожее на живое. Тупая боль пронзила его где-то в боку, словно это его прострелила чья-то пуля. Он отвернулся, чтобы не видеть ее лица, облокотился на руль и глухо зарыдал.

Каменев сидел в тишине и не мигая смотрел на проносящиеся перед лобовым стеклом капли. Он не шевелился. Рядом с ним так же тихо и неподвижно сидела Лера. Разница была только в одном: он пока еще дышал, а она уже нет. И он очень хотел, чтобы было наоборот, но не мог исправить сложившегося положения. Мимо машины быстро прошла какая-то парочка. Они семенили, накрывшись одним плащом и тесно прижавшись друг к другу. Их мимолетное появление вывело Егора из транса и заставило задуматься. Он не мог сидеть здесь вечно. Леру нужно отвезти… Но куда, собственно?! В морг? При слове «морг» Каменева передернуло, он покосился на Леру, и его передернуло вторично. Нет, туда он ее не повезет. Отнести ее в квартиру? Зачем? Соблазнительно, конечно, надеяться, что утром она проснется, встанет с кровати и как ни в чем не бывало пойдет на кухню готовить кофе. Егор поморщился. Ему стали противны собственные рассуждения. Больше всего в них было цинизма — цинизма от бессилия, цинизма от тупого помешательства. Он сжал руль, с удовлетворением услыхав, как заскрипела на нем кожаная обивка.

В этот момент дверь Лериного подъезда открылась, и на улицу выскочил огромный пятнистый дог. Помотав брылами, он устремился к кустам. Каменев замер. Вслед за собакой вышла и ее грузная хозяйка.

Она нерешительно потопталась, зачем-то высунула руку под ливень, и, видимо удовлетворившись, что низвергающаяся с неба вода не плод ее воображения, крикнула в ночь дрожащим голосом:

— Крошка! Где же ты, радость моя? Ко мне!

Радость пухлой женщины носилась где-то поблизости с Егоровой машиной. Каменев слышал, как дог пыхтит в темноте. Пыхтение это неумолимо приближалось и наконец материализовалось в виде огромной бело-черной морды с раскрытой розовой пастью, которая уставилась в салон «Ауди» через боковое стекло.

— Пошел вон! — зло шепнул Каменев.

Собака испуганно отшатнулась от машины, потом пришла в себя и рявкнула. Егор вздрогнул, прижался грудью к рулю, не зная, что ему делать. Не хватало, чтобы эта женщина увидела в салоне Леру. Дог гавкал, прискуливая, прогибал спину и хотел играть. Егор затаился. Обнаглев, пес наскочил на бампер машины передними лапами и, победоносно возвысившись, огласил двор раскатами заливистого лая, переходящего в надрывное хрюканье.

— Да что ты в самом деле! — не выдержала хозяйка. — Фу! Фу, я тебе сказала! Фу, Крошка!

Она презрела дождь и решительными шагами направилась к машине. Руки Каменева дрогнули, он не понял, как завел мотор, как надавил на педаль газа и вылетел из двора.

Очень быстро он очутился на проспекте Мира. Желтые фонари разгоняли ночную непогодь, разливая теплый свет по тротуарам и весело играя радужными бликами на крышах и капотах проезжающих автомобилей. Машин было мало, прохожие вообще не встречались, город уже засыпал под размеренный стук падающих с неба капель. Егор ехал медленно, старался не нарушать ни одного правила, чтобы, не дай бог, его не остановил нечаянно встрепенувшийся от дремы гаишник. Мотор «Ауди» слегка фыркал по понятной только ему одному причине. Это обстоятельство злило Каменева. Мало того, что он понятия не имел, куда ехать и зачем, так и с мотором того и гляди приключится какая-то дрянь! Он мельком взглянул на сидящую рядом Леру, и тут нервы его окончательно вышли из-под контроля. Его снова затрясло, живот свело в области желудка, в ушах зашумело, глухо и назойливо, а перед глазами замелькали белые точки, грозя превратить освещенный проспект в мутное видение. Он резко мотнул головой, но не смог привести себя в норму. Лера мирно покоилась на соседнем сиденье. По ее бледному лбу, по мокрым волосам цвета спелой пшеницы пробегали желтые волны фонарного света. На мгновение ему показалось, что она дышит. Он отвернулся и упрямо уставился на дорогу. Очнулся, только когда впереди уже темнел горизонт. Москва заканчивалась, уходя Ярославским шоссе к далекому Северу. Казалось, что там, в черной дали, дорога просто обрывается, упершись в двери Ада. Зачем он туда едет? Зачем он вообще куда-то едет? Последний светофор у выездного поста ГАИ мигнул ему зеленым глазом и переключился на красный. Каменев послушно затормозил. Мотор тут же заглох. «Вот! — подумал он. — Только это мне сейчас и нужно!» Он повернул ключ в замке зажигания, но ничего не произошло. Мотор заснул, и, видимо, надолго. Начиная злиться, Егор вцепился в головку ключа онемевшими пальцами, вращая его из стороны в сторону. Но машина упрямо безмолвствовала. «Надо успокоиться!» Он прижал ладони к лицу и закрыл глаза, чувствуя, как собственное сердце колотится о ребра с неистовой силой. Каменев глубоко вздохнул, медленно повернул ключ — тот же немой результат. В сердцах он саданул ладонями по рулю и выругался: «Чертова колымага!» В этот момент светофор переключился на зеленый. Егор даже не пытался осознать свое положение. Что тут осознавать! В салоне его находилась мертвая девушка, а он застрял у поста ГАИ! Тут, как говорится, вопросы излишни. Помощи он попросить не может, в моторе машины, к сожалению, он тоже ничего не понимает. Справа его осторожно объехал синий «жигуль». Шофер в машине, показавшийся ему на удивление знакомым, даже не глянул в его сторону, надавил на газ и быстро умчался. А он остался стоять под ненавистным светофором. «Что могло произойти с мотором?» — попытался поразмыслить Каменев, хотя знал: что бы там ни произошло, он все равно не узнает. В отличие от остальных мужчин, он даже в детстве не проявлял тяги к механизмам. Когда все его одноклассники и дворовые приятели занялись ремонтом мопедов, он предпочел углубиться в книги и разучивать бальные танцы. Кто бы мог подумать, что не пройдет и двух десятков лет, как он будет клясть себя за такую неосмотрительность. Какой прок от его познаний в литературе и истории искусств теперь, под отвратительным ночным дождем. «Если я выпутаюсь из этой проклятой передряги, обязательно стану самым лучшим механиком!» — пообещал он и снова крутанул ключ в замке зажигания. Не подействовало. «Ладно, — устало согласился Егор, — изучу все, что можно по этому вопросу, стану узнавать марки машин по запаху из выхлопной трубы!» Он снова сделал попытку пробудить к жизни свой автомобиль. Видимо, тот не поверил. Мотор упрямо не заводился. «К чертям собачьим!» — выругался Егор и зло уставился прямо перед собой. Вместо мокрого стекла он видел свои воспоминания. Картинки мелькали перед глазами, улетая в ночь, смешиваясь с дождем. «Я все еще люблю тебя…» — звучал голос Леры. Он видел ее улыбающуюся, грустную, сердитую. Ее глаза: то светло-зеленые, то светящиеся, бездонные, то непроницаемые, холодные. Ее мягкие ямочки на щеках. Неожиданно, словно посланные свыше, в памяти всплыли слова, сказанные ею совсем недавно: «Я должна знать, что ты выполнишь все, о чем я тебя прошу. Я должна знать: что бы ни произошло, ты притащишь Бодрова, Семина и Климова в гостиницу «Украина», в номер 412 к семи утра! Обещай мне, иначе я сойду с ума». Егор вздрогнул. Как он мог забыть о ее последней просьбе! Если это было так важно для нее, как он мог забыть! Какое он имел право расслабляться, ведь она предупреждала, «что бы ни случилось»! Он должен это сделать, он должен доставить трех означенных мужиков на встречу с Игнатовым. Потом он подумает, что делать с телом Леры, потом он умрет от горя, потом… А что сейчас? Он посмотрел на Леру. Девушка неподвижно сидела в соседнем кресле. Ее бледное лицо, окутанное желтым облаком фонарного света, казалось загорелым, пушистые ресницы бросали длинные игольчатые тени на персиковые щеки. Егор вздохнул и осторожно отворил дверь машины. Капли дождя полоснули его холодом по лицу. «Была не была. — Отчаявшись, он открыл капот и вышел на улицу. — Возможно, поможет метод тыка?» Он поднял крышку капота и тупо уставился на внутренности своего железного коня. Увиденное моментально привело его в отчаяние. Он аккуратно взял пальцами один из проводков, легонько дернул его и, поняв, что тот прикреплен туда, куда нужно, и отрывать его не стоит, отпустил. Тут краем глаза он заметил, что дверь в низком здании поста ГАИ отворилась, из него показалась фигура в форменном плаще и направилась прямо в его сторону. Каменев затрясся, пытаясь сообразить, стоит ли ему бежать, и если да, то куда. Если представитель власти обнаружит в салоне машины Леру, то Егор не сможет выполнить ее последнюю просьбу. Трудно же сводить людей, сидя в КПЗ. Он приказал себе успокоиться. К его великому удивлению, мозги моментально прояснились. Гаишник был уже в пятидесяти шагах от «Ауди». У него оставалось совсем немного времени. Егор быстро снял с себя намокший пиджак, вытер руки о его подкладку и стремительно юркнув в салон, укутал им Леру. Он вытащил платок из кармана, махнув им по мокрому крылу машины, он вытер кровь с ее лица и расположил ее тело на сиденье так, чтобы оно приняло естественную позу. Конечно, если гаишник вздумает лезть в салон и стаскивать с незнакомой девушки пиджак, которым она укрыта, то Егору уже ничего не поможет. А с улицы Лера выглядела вполне живой и вряд ли могла вызвать какие-нибудь подозрения. Он закрыл дверь с ее стороны и выжидательно взглянул на приближающегося гаишника.

Тот оказался молодым парнем, с большими карими глазами и темными усиками, под которыми топорщились пухлые губы. «И не подумаешь, что он способен махать жезлом и садистски штрафовать», — подумал Егор.

— Майор Прохоров! — крикнул гаишник. — Чего стоим?

— Спросите у этой чертовой груды железа, — Егор вяло махнул рукой на крышку капота.

— Понимаю, — тот кивнул головой и улыбнулся, — ваша речь выдает некоторую раздраженность.

— Пытаюсь сдерживаться. — Егор хмуро усмехнулся.

— Понимаю, — повторил майор. — Документы есть?

— Думаете, поможет?

— Мотору — вряд ли, а вам — определенно.

— Хорошо. — Каменев послушно достал права и техпаспорт из заднего кармана джинсов.

Прохоров изучил документы, повернувшись к фонарю, потом вернул:

— Что же вы, господин Каменев, садитесь за руль, а как справиться со своим стальным другом, не знаете?

Егор молча сунул документы в карман и пожал плечами.

— А кого везете? — неожиданно спросил майор.

Егор почувствовал укол в области сердца и, ощутив мгновенную слабость в коленях, поднял голову на своего мучителя. Тот смотрел на лобовое стекло, потом перевел равнодушный взгляд на него и сам ответил:

— Жена?

— Да, — выдохнул Каменев с облегчением и кивнул для верности.

— Ага, так я и поверил. — Прохорову очень понравилась собственная шутка.

— Документы дома забыл.

— Ну, мы же не в ЗАГСе, — совсем развеселился майор. — Злится, наверное?

— Пока нет, но, если ее разбудить. — Егор нарисовал на губах горькую усмешку, призвав на помощь все свое мужество. Врал он от отчаяния. — Плохо себя чувствует, второй месяц беременности. Вот потребовала отвезти ее на дачу к родителям. Уснула по дороге, а я боюсь шелохнуться. Знаете, какие нервные женщины в этот период. Тут этот мотор, чтоб его…

— Ну, — Прохоров даже причмокнул, — мне ли не знать! Только я первый раз вижу, чтобы жены так командовали мужиками в иномарках.

— Что мы, не люди, что ли! — очень правдоподобно возмутился Каменев.

Майор понимающе кивнул и деловито заглянул под крышку капота.

— У меня жена полгода как родила, но я до сих пор помню этот ад, — донесся его голос. — В пять утра будит меня — хочу черешни. А мне в семь на пост. Я говорю, где ж я тебе черешню найду в пять утра. Да еще зимой! А она в слезы — ты меня не любишь! Ну, и все такое. Я с тех пор черешню на дух не переношу.

— Ну, из-за одной-то ночи…

— Какой там одной. — Прохоров вынырнул из-под крышки и грустно посмотрел на Каменева, — каждое утро, ровно в пять, как штык, — хочу черешни! Так до самых родов! Когда вижу эту самую черешню, у меня во рту такой привкус неприятный, словно по морде кто заехал. До сих пор!

— Н-да, — Егор почесал затылок.

— Так что готовься, друг. Не черешня, так еще что-нибудь. Женщины, они такие… — майор снова скрылся под крышкой капота, минут пять ковырялся в проводках, потом приказал, не поднимая головы: — Попробуй-ка.

Егор метнулся за руль, крутанул ключ зажигания. Мотор молчал.

— Давай еще, давай, не останавливайся! — донеслось до него. Он послушно последовал совету. На пятый раз мотор чихнул и заурчал сытым котом. Каменев поспешно вылез из машины.

— Не проснулась? — участливо осведомился Прохоров, потирая руки.

— Прямо не знаю, как вас благодарить! — выдохнул Егор, изготовившись расцеловать неожиданного спасителя.

— Ладно, — тот великодушно отмахнулся и хлопнул крышку капота на место. — Я тоже водитель… и отец. У тебя еще много чего впереди, поверь мне.

— Как вы думаете, сколько я должен вам заплатить? — Егор лихорадочно полез в карман.

Майор поморщился и, усмехнувшись, хлопнул его по плечу:

— Признаюсь, хотел поначалу состричь с тебя по полной программе… А теперь не возьму ни копейки. Не знаю, почему-то самому приятно.

— Воздастся вам за вашу доброту! — заверил его Каменев.

— Надеюсь. — Прохоров отступил от машины и помахал рукой.

Егор шагнул в салон и захлопнул дверь, чувствуя невыразимое облегчение. Он помахал гаишнику в ответ и, нажав на педаль газа, тронулся наконец с места.

Егор подъехал к дому, тому самому своему дому, в котором не был уже несколько дней. Припарковав машину прямо у подъезда, он заглушил мотор и, облокотившись на руль, опустил голову. Ему необходимо переодеться. Он весь в крови. Ему нужно узнать, где искать Климова и Бодрова. Где искать Семина, то есть собственного тестя он, слава богу, знал. В конце концов, он должен подумать. Так, чтобы ничего не напоминало о трагедии. Его мозг должен быть свежим, не затуманенным воспоминаниями. В Лериной квартире, где каждая пылинка еще хранит в себе их короткое счастье, он вряд ли сможет размышлять о предстоящем деле. Он примется шататься из стороны в сторону, слушать тишину и пялиться в темное окно, ожидая чуда. А он просто обязан за считанные часы, да нет, уже не часы, а минуты разработать хоть мало-мальски пригодный план, как завлечь Семина, Климова, а главное, абсолютно незнакомого ему Бодрова в гостиничный номер. И успеть он должен к утру. Каменев посмотрел на часы. Стрелки показывали без пятнадцати два. А ему-то казалось, что прошла целая вечность. «Господи, какая же длинная ночь!» Он хотел было встать, но тело его превратилось в ватный непослушный ком. Он сгорбился под усталостью, как-то сразу навалившейся на его плечи. Егор почувствовал себя дряхлым старцем, которого накрывает своим темным покрывалом долгожданная смерть. Бросив взгляд на мирно сидящую Леру, он, кряхтя, выкарабкался из машины, добрел до своей квартиры. Лифт вызывать не стал. Скорее по привычке, чем из желания размять суставы, ведь Лера жила на третьем этаже, и лифт в ее доме постоянно был сломан. «Как быстро привыкаешь, — невесело усмехнулся Каменев, ступая на свою площадку. — А это что за черт?» Дверь его квартиры опять была приоткрыта. Из нее сочился свет. «У кого-то появилась дурная привычка шататься ко мне в гости в мое отсутствие!» — прорычал Егор. Он достал из-за пояса пистолет и снял его с предохранителя. Потом осторожно толкнул дверь. Та мягко отворилась. Он заглянул в прихожую, но не увидел непрошеного посетителя. Однако в квартире ощущалось чье-то присутствие. Каменев почувствовал, как злая дрожь пробежала по спине, как зачесались кончики пальцев, сжимающих пистолет. Сейчас он был готов выстрелить. Он напрягся, пружиня, ступил через порог и присел, прислушиваясь. Ему показалось, что кто-то, находящийся до этого в спальне, теперь быстро шел по коридору прямо к нему. Каменев прижался спиной к стене и облизал пересохшие губы. Пистолет в его руке подрагивал, он вытянул его перед собой и изготовился нажать на курок. Шаги приближались. По виску Егора скатилась капля холодного пота, он услыхал, как стучит его сердце, и схватился за правую руку, сжимающую пистолет, левой. Из-за поворота стремительно вышла стройная фигура. Егор охнул, едва успев опустить пистолет, ноги его подкосились. Обессиленный, он сполз по стене на пол.