Почему ты не пришла до войны?

Посылка от Хаима

У всех детей нашего района было по американскому дяде, и все получали посылки, содержимое которых определяло, кто станет королем или королевой района. По рассказам Елены, у меня тоже был чудесный американский дядя. Четыре раза в год она с необыкновенной радостью заявляла, что дядя Хаим прислал мне посылку, и мы отправлялись за ней по привычному маршруту.

Мы шли на районную почту, которая располагалась в гостиной частного дома. Хозяин, круглолицый чиновник с толстым животом, здоровался с Еленой и, словно по договоренности, протягивал посылку. Посылка выглядела, как все предыдущие и последующие: в светло-коричневой бумаге, с яркими иностранными марками и темно-синими полосками, наклеенными вдоль и поперек. Между полосками карандашом были нацарапаны латинские буквы, обозначавшие имя и адрес отправителя, и все это было перевязано тонкой и острой как нож бечевкой.

Посылки приходили четыре раза в год: осенью, зимой, весной и летом. В каждое время года по посылке.

— Пойдем скорей домой, — взяв меня за руку, говорила Елена. Поблагодарив почтового служащего, она крепко прижимала посылку к груди.

— Нам тут недалеко. Даже если не торопиться, все равно скоро придем, — возражала я. Но Елена не унималась:

— Быстрей, быстрей, я хочу посмотреть, угадал ли дядя Хаим твое желание. Он так тебя любит.

Посылки от дяди Хаима подтверждали не только его любовь, но и поразительную способность угадывать все мои тайные помыслы и мечты: куча сладостей, игрушки и прежде всего одежда. Все, о чем я втайне или открыто мечтала, все, чего захотела, однажды увидев… все, что было у других. Он всегда угадывал. Очень редко не подходило что-то из одежды, тогда Елена уверяла меня:

— Хаим не ошибся, просто ты выросла.

— Откуда он так много обо мне знает? — спрашивала я.

— Я послала ему фотографию.

— Ладно, так он узнал, как я выгляжу, но откуда он знает, что я люблю? — упорствовала я.

— Я написала ему письмо, — отвечала Елена.

— А как Хаим выглядит?

— Он богат.

— Но как он выглядит? — повторяла я.

И число ответов соответствовало числу посылок. У каждого подарка был свой Хаим.

Иногда Хаим являлся в образе высокого голубоглазого блондина. Он был не только богат, но и талантлив.

В другой раз Елена приписывала ему бороду, бакенбарды, кипу на голове, большие карие глаза. Этот Хаим был умен, знал Тору и исполнял все ее заповеди.

С каждым новым подарком образ Хаима выстраивался до мелочей, затем постепенно тускнел и снова возрождался после очередной посылки. Он менял не только внешний облик, но и семью, и друзей.

Образ его жизни зависел от пришедшей посылки.

Одна лишала его семьи, другая одаряла кучей сыновей и делала меня приемной дочерью, как-то раз он овдовел, а всего одну посылку спустя женился снова. Иногда он приходился Елене дядей, иногда мужем сестры, а потом вдруг становился соседом, не состоящим с нами ни в каком родстве.

Новая посылка — новый Хаим. Даже годы спустя, несмотря на подарки, так и не выяснилось, кем же был этот дядя из Америки. Из множества Хаимов Елена создала одного — Хаима из Америки.

Этот Хаим, кем бы он ни был, помог Елене упрочить мой авторитет: я стала королевой района. Другие дети тоже получали по почте красивую одежду, но их дяди ошибались цветом и размером. Брюки Гилела оказались слишком длинными, и пришлось укорачивать их, чтобы он на них не наступал. Рахель была вынуждена набивать свои новые туфли бумагой, а на рубашке Пеера сверкали золотые пуговицы, все хохотали и обсуждали, как он смешон. И только мне доставалась правильно подобранная одежда. Благодаря своему статусу, когда мы играли в «небо и землю» или камушки, я всегда начинала первой. Если мы прыгали через скакалку, я тоже пользовалась особыми привилегиями: прыгала первой и могла прыгать несколько раз подряд, даже если цеплялась и проигрывала. Скакалку же я не раскручивала никогда.

Так все и продолжалось, пока однажды не произошло страшное. Я прыгала, прыгала и прыгала, пока другие дети покорно ожидали своей очереди, как вдруг ужасная этикетка выскочила из-под воротничка новой блузки: «Ата. Сделано в Израиле». Видимо, Елена надеялась, что никто этого не заметит. В одно мгновение я рухнула со своего пьедестала на самое дно. Теперь в «небе и земле» моя очередь стала последней, в камушки со мной не играли, а скакалку я могла только раскручивать.

Отчаянно пытаясь доказать, что произошла ошибка, я провела дома полную ревизию. Обыскала все ящики и шкафы, перебрала все полученные по почте подарки: сладости, игрушки, одежду. Все без исключения было «Сделано в Израиле». Ни на одной вещи не оказалось американской этикетки. К глазам подкатили слезы, меня охватил страшный гнев.

Елена не спрашивала, что случилось. Она все поняла.

— Девочка моя, Хаим покупал в Америке вещи, произведенные только в Израиле. Ему не нравится то, что сделано неевреями.

Но моя репутация уже была подорвана. Что Хаим любит, а что нет — это никого не интересовало. Теперь стало не важно, высокий он или низкий, вдовец или женат, дядя или сосед, раввин или пророк.

А Елена продолжала регулярно ходить на почту — осенью, зимой, весной и летом — и забирала посылки одна. Молча складывала новые вещи в шкаф или ящик с игрушками, в одиночку съедала сладости — для нее Хаим, как и прежде, оживал с каждой новой посылкой.

Только когда умер почтовой служащий и почту закрыли, посылки прекратились, а вместе с ними исчез и Хаим.