Под жарким солнцем

ГЛАВА ПЕРВАЯ

В поселке Новые Всходы с нетерпением ждали возвращения Ильи Мегудина из Москвы, чтобы достойно встретить его и поздравить с высокой наградой. Готовились торжественно отметить это событие и в районе, но Илья никому не сообщил, когда вернется домой.

На маленький полустанок поезд пришел поздно ночью. Единственный фонарь, висевший рядом с медным станционным колоколом, тускло мерцал, едва освещая платформу. Кругом было тихо и безлюдно.

Поезд постоял с минуту, паровоз, выпустив клубы пара, загудел, сотрясая, тревожа ночную мглу, и пошел дальше, а Илья, оглядываясь, будто искал кого-то, направился к выходу, надеясь найти попутную машину или подводу, на которой можно будет добраться домой. И вдруг он увидел отца, который, запыхавшись, озираясь вокруг, бежал по платформе. Илья пошел ему навстречу.

— Илья, Илюша! Наконец-то приехал! — воскликнул Авраам, обнимая и целуя сына. — Почему не сообщил, когда приедешь? Несколько дней подряд выезжаем к поезду, машину высылали, а тебя все нет да нет.

— Зачем меня встречать? Что я, сам дорогу не найду? Зачем надо было гнать машину, людей отрывать от работы? — сердился Илья.

— Илюша, ведь люди ждут тебя, волнуются, хотят скорее увидеть тебя, услышать новости.

— Я почти за час до отхода поезда не знал, успею ли справиться с делами и смогу ли выехать, — оправдывался Илья. — Мог ли я известить?..

Он положил на двуколку чемодан, и они тронулись в путь. Доро́гой Илья спросил:

— Как мама, сестры, братья? Какие новости в колхозе?

— У нас-то все по-старому… Что может быть особенного? Вот ты расскажи, ты много видел, много слышал. В Москве побывал, в Кремле… Своими глазами видел наших руководителей. В Москву, в Кремль на совещание посылали ведь заслуженных, достойных людей. Значит, ты встречался с умными людьми, слушал их, говорил с ними. Узнал что-то новое, поучительное…

— Да, много умных людей видел и слышал. Даже с Калининым говорил…

— С самим Калининым? Неужели? Ты сам подошел к нему?

— Он мне велел прийти к нему в приемную.

— Откуда он тебя знает?

— Руководители партии и правительства устроили прием для участников совещания, ну и я там взял слово…

— Ты выступил? И после этого Калинин тебя вызвал? Молодец, не оробел перед такими большими людьми. О чем таком, сынок, говорил, что Калинин заинтересовался? Он хоть помнит, что был у нас в переселенческих поселках?

— Помнит, все помнит. Он даже спросил, как мы живем, в чем нуждаемся…

— Ну, ты ему сказал?..

Илья сбивчиво, кратко рассказал о совещании в Кремле и успел сказать всего несколько слов о встрече с Калининым, как двуколка подкатила к дому.

…Ожидая сына, Зельда в эту ночь глаз не сомкнула. Вот уже пятый день, как у нее тревожно на душе. Совещание в Кремле кончилось, а от сына ни слуху ни духу. С того дня, как Илья вместе со всеми посланцами колхозов находился в Кремле, она ни на минуту не отрывалась от радио, перечитывала газеты, надеясь что-нибудь услышать или прочитать о сыне. Все, что говорилось по радио и писалось в газетах, казалось ей, было о нем, о его колхозе.

Сердце ее дрогнуло, когда радио принесло радостную весть о высокой правительственной награде, которой он удостоился. С этой минуты она жила одной мыслью: скорее увидеть его здоровым и счастливым. И теперь, услышав тарахтенье колес въехавшей во двор двуколки, Зельда побежала к наружным дверям. Она не успела еще спросить: «Кто там?» — как до ее ушей донесся стук и сразу раздался голос Ильи:

— Открой, мама, это я.

— Наконец-то, — едва сдерживая волнение, молвила Зельда.

Дрожащими руками она открыла дверь. Увидев сына на пороге, Зельда прижала его к груди, долго целовала и тихо промолвила:

— Радость моя, гордость наша… Мы ведь ждем тебя уже пятый день, еле дождалась тебя! Ведь собрание, или как это там называлось, в Кремле уже давно закончилось! Почему ты так долго задержался?

— Дела были, пришлось похлопотать кое о чем. День за днем откладывал отъезд… До последнего часа не знал, когда смогу выехать, потому и не сообщал, когда приеду.

— А мы так волновались, не знали, что и подумать…

Зельда зажгла свет. Илья вошел в столовую, поставил чемодан и снял пальто. На лацкане костюма, который шил «парижский портной» Пиня Егес вместе с подмастерьем Сендером Клафтером, сверкал орден Ленина.

— Это он, тот самый ордер? — спросила Зельда, подойдя к сыну.

— Не ордер, а орден, — осторожно поправил Илья мать.

Поставив лошадь и двуколку на место, вошел Авраам.

— Ты видел?! — кинув ликующий взгляд на орден, спросила Зельда.

— Это дают большим героям… — горделиво сказал Авраам.

— А разве Илья наш не заслужил эту награду? Смотрю я на него и радуюсь, горжусь нашим сыном. Там, в Кремле, наверно, все известно о нем, всё там подсчитали и оценили… Знают там, что каждая пядь колхозной земли орошена его потом и потом его товарищей… Знают, сколько сил они положили, борясь с черными буранами и суховеями, оберегая каждую каплю влаги, спасая урожай… Так разве он не заслужил этой награды?

— Заслужил, Зельда, конечно, заслужил.

— Хватит меня расхваливать, — сказал Илья. — Дали нам награду как аванс, чтобы лучше работали.

— Так, так, сынок, будем стараться лучше работать, — сказал Авраам и, лукаво подмигнув Зельде, тихо добавил: — У тебя, кажется, там кое-что приготовлено… Возьмем по чарочке и поздравим нашего дорогого сына, чтобы он нам всю жизнь только счастье и радость доставлял, чтобы мы всегда гордились им.

Как только Попелюха и Егес узнали, что Илья вернулся из Москвы, они побежали в правление поздравить его.

— Председатель приехал? Он уже был в правлении? — спросил Попелюха у низенького сутулого колхозного счетовода Монеша Малкиса, который сидел над конторскими книгами и что-то подсчитывал.

— Председатель только что куда-то уехал, — ответил счетовод.

— Уехал? Так рано? Ночью приехал и уже с утра куда-то умчался, — отозвался Егес. — Куда же он подался?

— Председатель мне не докладывает, куда он едет и когда вернется, — ответил Малкис. — Поспешил, наверно, по срочному делу.

— У председателя часто бывают срочные дела. Просто так он никогда не уезжает, — отозвался Егес. — Но сегодня, что бы ни случилось, он должен был задержаться дома.

— Может быть, он уехал спешно, чтобы пораньше вернуться домой, — высказал предположение Попелюха. — Пока что надо договориться, когда соберемся отметить наш праздник.

— Да, радость большая для нас всех, — поддержал его Егес, — Илья наш питомец, он вырос на наших глазах. Как можно не радоваться его заслуженной награде?

— Зайдем к нему домой, Авраам или Зельда, наверно, знают, куда он уехал и когда вернется, — предложил Попелюха.

— Да, да, дома могут сказать, — согласился Егес, — только вряд ли Авраама сейчас застанем дома, но попробуем зайти.

Попелюха и Егес пошли к двери, как вдруг счетовод, сосредоточенно сидевший над своими бумагами, увидев в окно Авраама, произнес:

— Реб Авраам легок на помине… Вот он идет сюда.

— Кто? Кто идет? — оживился Попелюха.

— Вот он, — и счетовод указал на вошедшего Авраама.

— Что такое? Что случилось? — удивленно спросил тот.

— Вы знаете, где Илья?

— Откуда… Может быть, вы знаете, где он? Не успев позавтракать, куда-то заторопился. Не иначе, по каким-то важным делам в район уехал.

— Мы хотим поздравить его, реб Авраам, порадоваться вместе с ним, — сказал Пиня Егес. — Илья для нас как сын родной… Раз он заслужил такую честь и своей работой прославил наш колхоз, можно ли не отметить такое событие?

— Мы, бывшие балагулы, немало хлебнули вместе с вами горя и гордимся успехами Ильи, — добавил Попелюха.

— Милости просим, рады будем видеть вас в нашем доме, — отозвался Авраам.

— Если даже не позовете — все равно придем, — вмешался Егес, — ведь это не только ваш семейный праздник.

— Возможно, вы и правы. Но нужно ли отмечать это событие, и где, и как — должно решить правление, — сказал Авраам.

— А вы разве чужой человек в правлении? — спросил Попелюха.

— Чужой не чужой, но…

— Илья не только ваш сын, — продолжал Попелюха, — но и наш председатель, и мы все должны его чествовать. Мы все — члены правления, давайте сейчас решим этот вопрос. Кто против? — спросил он.

— Сам председатель будет против, — ответил Авраам.

— Это надо устроить без него, он даже знать об этом не должен, — посоветовал Егес. — Подготовим все и пригласим его на вечер.

К вечеру в поселок стали съезжаться гости из соседних колхозов.

— Где председатель? Где Мегудин? — слышались голоса. — Мы приехали поздравить его, бросили все дела, спешили, боялись опоздать, думали, что торжество в самом разгаре, а виновника торжества нет.

— С утра уехал в район, — отозвался счетовод, — наверно, скоро приедет.

В правлении собралось столько народу, что невозможно было протиснуться в комнату.

— Надо в клуб перебраться, — предложил Пиня Егес.

— Зачем переходить туда, если председателя, еще нет? Подождем… — раздались голоса.

— Все же придется туда перебраться, тут все не разместятся, — твердил Егес.

Видя, что в правлении собираются люди, нововсходовцы, вернувшиеся с работы, пошли туда.

— Что случилось? Что за собрание? — спрашивали они друг друга.

— Это гошти… Они нашего предшедателя приехали пождравить, — объяснил Сендер Клафтер. — Пиня Егеш хоцет, цтобы вше пошли в клуб…

Среди гостей нашелся весельчак и балагур, который шутками и прибаутками веселил собравшихся.

А люди все подходили и подходили. Вскоре один за другим собравшиеся перебрались в недавно отстроенный клуб, который находился рядом с правлением.

Заиграл патефон, зазвучали веселые, задорные песни. В просторном коридоре у входа в зал закружился хоровод.

— Эй, чего стоите? Идемте в круг! — кричал Пиня Егес. — Пошли, Хана, Сендер, Шлема… Живее, живее… ведь сегодня праздник у нас… Давайте веселиться…

Он увидел Авраама и Зельду, — счастливые, чуть улыбаясь, стояли они в дверях, ожидая появления сына.

— Чего стоите, реб Авраам, и вы, Зельда? Идите в круг! Идите!.. — Пиня Егес все больше и больше людей вовлекал в хоровод.

Протанцевали «шер»[10] и перешли на «фрейлехс»[11]. В быстро вращающийся круг вливались все новые и новые танцоры. Круг распадался на несколько мелких, снова соединялся. Плясали так бурно, что пол трещал. Когда чуть стихло, кто-то в зале затянул песню, которая родилась тут, в крымских степях:

Все в зале дружно подхватили:

В это время в зал вошли Илья Мегудин с секретарем райкома Любецким.

Уезжая утром в район, Илья рассчитывал, что он зайдет в райком, поговорит с секретарем, разрешит свои дела и быстро вернется обратно. Но Любецкий собрал партактив и попросил его поделиться своими впечатлениями о совещании колхозников-ударников в Москве. Сейчас Илья хотел на месте разрешить некоторые важные вопросы с секретарем, но, узнав, что в клубе собрались гости и хозяева, чтобы поздравить его с наградой, они пошли туда.

Замолкли певцы, прекратились пляски, все расселись по местам. Когда стало тихо, Любецкий, открыв торжественное собрание, от имени райкома, райисполкома и всех трудящихся района горячо и сердечно поздравил Илью Мегудина с высокой правительственной наградой и пригласил его, Авраама и Зельду в президиум.

Попелюха, Егес и Клафтер были уверены, что им отдадут предпочтение и предоставят слово первым, но, пока они переглядывались между собой, решая, кому начать, Любецкий дал слово председателю соседнего колхоза Вениамину Гиндину, потом Ивану Никитичу. После этого слово взял Попелюха. Крепким, уверенным шагом он поднялся на сцену и, обратившись сначала к собравшимся, спросил:

— Вы знаете, кто такой Илья Мегудин?

— Знаем, знаем! Что за вопрос?! — раздался голос.

— Знаете, что такое балагула? Только мы, испытавшие эту горькую долю, знаем, что такое труд извозчика. В ненастную, холодную осень, в трескучий мороз, в метель дни и ночи напролет стоять со своей клячей и ждать пассажира или груза и вернуться с грошовым заработком, а чаще без ломаного гроша за душой к голодным детям — таков удел был у бедного балагулы. И когда беспросветная жизнь становилась невмоготу, мы собирались в хибарке у Мегудиных и мечтали о сытой жизни и пели песню «В сохе — счастье». Илья, тогда еще ребенок, пел с нами, и сколько души он вкладывал в это пение. И нашел это счастье на земле, которую пашет не соха, а трактор. Он проложил первую борозду в степи сохой и вместе с нами перепахал нашу землю тракторами… Успехи Ильи — это и наши успехи. Много, много успехов тебе и счастья, Илья!..

Не успел Попелюха закончить свою речь, как все поднялись и зааплодировали огрубевшими от работы, мозолистыми руками.

— Браво! Браво! — громче всех кричал Пиня Егес.

А Сендер Клафтер изо всех сил старался перекричать его:

— Илья наша гордошть!

Когда в зале успокоились, Любецкий дал слово Илье Мегудину.

Илья говорил тихо, не спеша. Он сказал, что Калинин обещал ходатайствовать о выдаче колхозу имени Свердлова средств для постройки скважины. Все в зале радостно закричали:

— Вода! Ох вода… Какое счастье, когда будет вода!

— Будет вода — будут сады, виноградники, фермы… Перестроим наш поселок Новые Всходы, полностью электрифицируем его, проложим дороги и тротуары и станем жить, как в городе, — закончил Мегудин.

Средства, которые обещали выдать колхозу имени Свердлова, еще не поступили, но Мегудин уже начал хлопотать о приобретении необходимых материалов для бурения скважины. Он простить себе не мог то, что, будучи у Калинина, на вопрос Михаила Ивановича, в чем колхоз нуждается, попросил только помочь построить скважину и ни слова не сказал ни об электрификации и благоустройстве поселка, ни о других нуждах. Но когда он пришел к председателю Комзета, которому Калинин обещал позвонить о необходимой помощи колхозу имени Свердлова, Илья полностью изложил ему все нужды, и тот обещал удовлетворить его просьбу.

Хоть Мегудин еще сам не знал, какую помощь им окажут, но заранее наметил для себя, что надо будет сделать в первую очередь, а что — попозже, и думал, как экономнее использовать средства, чтобы сделать возможно больше.

Заблаговременно пытаясь выяснить, что можно будет достать из нужных материалов в районе, что надо заказать в заготовительных организациях, а что придется искать на стороне, Мегудин советовался со специалистами о делах, в которых недостаточно был осведомлен.

Но, как ни был озабочен и заморочен, он все же не переставал думать о Лизе. По пути в район хотел хоть на полчасика завернуть к ней, выяснить, что с ней случилось. За несколько недель до поездки в Москву он проводил ее в Ленинград, куда она поехала к родным проводить свой отпуск. Из Москвы написал ей теплое, задушевное письмо.

После того как сообщили по радио, а потом опубликовали в газетах о награждении его орденом Ленина, посыпались поздравления от родных, друзей, знакомых и даже незнакомых, а Лиза не только не откликнулась, но даже на письмо не ответила.

«Что же могло случиться? — не переставал он думать. — Не иначе как с ней что-то стряслось».

Илья решил заехать к ней в Ратендорф и все выяснить. Но незадолго до отъезда он зашел в райисполком и там неожиданно увидел Лизу.

— Лиза! — обрадовался он. — Хорошо, что я тебя встретил. Отсюда собирался к тебе заехать…

Девушка смутилась, зарделась, подала ему руку и тихо промолвила:

— Поздравляю тебя…

— Спасибо!.. Но что с тобой? Почему тебя не видно? Ты давно из Ленинграда приехала? — начал расспрашивать Илья.

— Я уже четыре дня дома. Совещание в Москве ведь закончилось давно, а ты не показываешься. Наверно, забыл меня. Загордился…

— Я? Я тебя забыл? Может, наоборот? Не понимаю, о чем ты говоришь. Ты чего-то недоговариваешь. После совещания я по разным делам задержался в Москве. Домой приехал ночью и рано утром уехал в район, думал на обратном пути завернуть к тебе. Но меня там задержали, и я только вечером вернулся с Любецким в поселок, а там уже народ собрался… Думал, и тебя увижу.

— Меня? Где ты думал меня увидеть?

— Ну, у нас… на встрече, ваши же там были…

— Меня никто не приглашал.

— Никого не приглашали. Кто хотел, тот приехал. Встреча была неожиданной для меня. Я ведь был в районе, а когда вернулся, застал много людей. Они просили, чтобы я рассказал им о совещании в Москве.

— Я иду только туда, куда меня приглашают.

— А я тебя искал…

Лиза минуту молчала, затем тихо сказала:

— Зачем искать, ты разве не знаешь, где меня можно найти?

— Я тебе уже сказал, что собирался заехать к тебе узнать, что с тобой. Почему ты не ответила на мое письмо?

— На какое письмо? Я никакого письма не получила.

— Как — не получила? Ведь я тебе писал о всех новостях…

— Я же сказала, что ничего от тебя не получила. Мне было очень обидно. Я получала много писем, а твоего письма, которого так ждала, не получила.

— Ничего не понимаю, — не переставал удивляться Илья.

Лиза никогда не замечала, чтобы Илья говорил неправду, но сейчас она ему не совсем поверила.

Из кабинета председателя вышел Любецкий и, увидев Илью, спросил:

— Товарищ Мегудин… Что ты тут делаешь?

— У меня здесь дела.

— Ты долго задержишься?

— Думаю, что недолго.

— Знаешь, давай ко мне. Надо поговорить.

— Хорошо, сейчас приду. Ты подождешь? — повернулся он к Лизе. — Очень прошу тебя, подожди. Думаю, что я недолго задержусь.

Лиза что-то невнятно ответила. Не поняв, что она сказала, он пошел к Любецкому.

Секретарь райкома, приглашая сесть, указал на стул и спросил:

— Ну, как твои дела?

— Помаленьку работаем… Ждем средств, которые нам обещали в Москве. Пока еще не знаем, во что это выльется. Скважину наверняка обещали помочь пробурить… Возможно, сумеем электрифицировать и благоустроить колхоз. Поэтому заранее хочу выяснить, сумею ли тут, на месте, достать нужное оборудование, найти мастеров для бурения скважины. Время не терпит, надо обо всем заранее подумать. Пока что решил посоветоваться со специалистами, как целесообразнее использовать средства, сэкономить кое-что на другие хозяйственные нужды.

— Очень хорошо, что и скважину думаешь бурить, и колхоз благоустроить, — заметил Любецкий, — но нельзя думать только о себе, о своем колхозе, надо помогать и соседним колхозам стать на ноги.

Мегудин не понял, что Любецкий имеет в виду, куда целит.

— Нам нужно прежде всего самим стать на ноги, — сказал он.

— Нет, нет, товарищ Мегудин, надо подумать и о других колхозах… Хорошо, что ты побывал в Москве и имел возможность поговорить о нуждах вашего колхоза, но их не меньше и в других, и мы обязаны помочь им. Может быть, скважину бурить надо так, чтобы соседний колхоз мог пользоваться ею. Может, удастся электрифицировать и другие колхозы и благоустроить их. Наша МТС хорошо оснащена передовой сельскохозяйственной техникой, но ее надо умело использовать, от этого в большой степени зависит урожай наших полей.

— Надо следить за тем, как трактористы пашут, требовать, чтоб они работали как следует, — отозвался Мегудин.

— Это верно, но это еще не все, — продолжал Любецкий, — нужно всю работу МТС заново перестроить. Хотелось бы, чтобы ты высказал свое мнение по этому вопросу.

Мегудин сделал несколько существенных замечаний, как улучшить работу МТС. Любецкий с большим вниманием выслушал его и спросил:

— Может, ты возьмешься навести порядок в МТС?

Мегудин удивленно посмотрел на него:

— Я? Как я могу взяться за такое дело?..

— А что? Руководитель МТС должен знать не только сельхозтехнику, но и сельское хозяйство, а ты знаешь и то и другое. Но даже если не всю технику знаешь, можешь подучиться. В МТС есть механики и другие специалисты, с кем можно посоветоваться, когда нужно.

— Я не могу взять на себя такую работу, с которой я не очень знаком. Нужно найти более подходящего человека.

— До того как райком сделал такое предложение, мы это всесторонне обдумали, — заявил Любецкий. — Более подходящей кандидатуры, чем ты, мы не нашли.

— Все же я прошу принять во внимание мою просьбу.

— Я думаю, что твоя просьба необоснованна и поэтому ты должен приступить к работе, — повторил Любецкий.

Выйдя из райкома, Мегудин начал искать Лизу, но нигде найти ее не мог.

«Значит, не захотела ждать, все еще обижается на меня, — с досадой подумал он. — Неужели это все из-за письма? Возможно, что в спешке перепутал адрес, а может, по другой причине письмо к ней не дошло, ну так что? Неужели на это стоит так реагировать?.. Нет, здесь какая-то другая причина. Как бы то ни было, нужно снова поговорить с ней».

Домой Мегудин вернулся поздно вечером. Как только он вошел в дом, мать подала ему письмо. По почерку он сразу узнал, что это пишет Минна. Он быстро вскрыл конверт и начал читать. Зельда следила за тем, с каким интересом сын читает письмо, и подумала: «Значит, он ее еще не забыл».

Делая вид, что не знает, от кого письмо, она, подавая ужин, сказала:

— Остынет еда, потом почитаешь. Что там такое написано, что оторваться не можешь?

Илья отложил письмо, начал есть, но сразу же снова стал всматриваться в густо исписанный листок бумаги.

— Мама, знаешь, от кого это письмо? — спросил Илья.

— От кого?

— От Минны.

— От Минны? Что это она вдруг вспомнила? Она ведь давно о себе не давала знать. А я думала, что вы поссорились. Что же она пишет?

— Она меня поздравляет.

— И больше ни о чем?

— Вспоминает, как мы переезжали в степь, как жили и трудились…

— Да, сынок, у нее есть многое, о чем вспомнить…

Илья почувствовал, что они думают об одном и том же.

— А если бы ты теперь позвал ее приехать сюда, она согласилась бы?.. — спросила Зельда.

Илья не знал, что ответить матери.

«Минна ведь ничего не пишет о себе. Может быть, это обыкновенное дружеское письмо. Может, она давно забыла меня и полюбила другого, — подумал он. — А может, испытывает меня, интересует ли еще меня ее судьба».

Он был уверен, что время приглушило его чувства к Минне, но после ее письма его снова потянуло к ней. Зельда, как только сын взял письмо в руки и начал читать его, инстинктивно это почувствовала.

Каждый раз, когда он приезжал из района, она спрашивала:

— Ты Лизу видел? Что у нее слышно?

А сегодня Зельда ни словом не обмолвилась о ней. Она догадывалась, что между ними пробежала черная кошка. Но все же как бы невзначай сказала сыну:

— Ведь Лиза даже не поздравила тебя с наградой. Совершенно незнакомые люди присылали тебе поздравления, а от нее ни слова. Что же случилось?

— Ничего не случилось, — ответил Илья. — Она была в Ленинграде.

— Но теперь она уже вернулась? — поинтересовалась Зельда.

— Да, я ее уже видел… — Илья оборвал разговор и куда-то заспешил.

— Куда ты торопишься? — пыталась задержать его мать. — Ты даже не поел как следует, а вернешься, наверное, только ночью, выпей хоть стакан чаю.

— Не хочу, мама, мне некогда.

— Когда уж ты перестанешь спешить? — недовольно зароптала Зельда. — И поесть по-человечески у тебя никогда нет времени.

Илья забежал в правление, захватил какие-то бумаги и, не задерживаясь, уехал в МТС. По дороге он завернул к Лизе, на ферму. Но там ее не оказалось. В правлении никого не застал. Поехал к ней домой и от ее матери узнал, что Лизу вызвали на сессию заочного института, куда она недавно поступила.

— Когда она уехала? — спросил он удрученно.

— Позавчера, — скупо ответила мать.

«Не захотела подождать, пока я выйду от секретаря, не захотела объясниться и, даже не попрощавшись, уехала», — с огорчением подумал он.

Расстроенный, сел в двуколку, стеганул лошадь, и она понеслась.

Приехав в МТС, Мегудин сразу направился к директору. Секретарша, пожилая женщина с седыми кудрявыми волосами и синими глазами, мило улыбаясь, сказала:

— Михаил Степанович только что уехал. Но вы можете обратиться к Кириллу Гавриловичу, его заместителю, он сейчас придет.

— Где он? На территории МТС? — спросил Мегудин.

— Он ушел в мастерские.

— Хорошо, я его разыщу.

Во дворе Мегудин увидел несколько человек в комбинезонах, которые возились у своих тракторов.

— Вот идет, кажется, тот… о котором в газетах писали, как его… — тихо сказал плотный паренек с полными щеками и белокурыми волосами. — Я его узнал по фотографии.

— Да, это Мегудин, — отозвался Зяма Мецнер. — Мы с Ефимом Гонтовым работали у него в колхозе, когда он еще бригадиром был… Я слышал, что он будет у нас директором. У него на работе курить не будешь и болтать тоже, у него железная дисциплина.

Мегудин подошел к трактористам, поздоровался с ними, начал расспрашивать:

— Ну, как дела? Как продвигается работа?

— Работа как работа… Если она не идет, ее подталкивают, — пошутил Зяма.

Мегудин посмотрел на него и, улыбаясь, сказал:

— Ты все еще подшучиваешь?

— А что, разве нельзя?

— Можно, но надо знать, где и когда. Вы помните, как я заставил вас перепахать землю?

— Конечно, помним, — отозвался Ефим Гонтов, — тогда мы немного поспорили с вами, а потом даже выпили по чарке.

— Зато на той земле, которую мы перепахали, вы получили рекордный урожай и заслужили такую награду, — добавил Зяма.

Во дворе появился Еремчук — начальник ремонтной мастерской, невысокий мужчина с седыми усами. Увидев Мегудина, он почтительно приветствовал его.

— Знакомитесь с нашими ребятами?

— Многих трактористов я и раньше знал. Они у нас работали.

— МТС собирается прикрепить к каждому колхозу постоянных трактористов, — сказал Еремчук.

— Это хорошо, очень хорошо. Давно пора покончить с обезличкой, — отозвался Мегудин. — Надо сделать так, чтобы каждый тракторист отвечал за свой трактор и за свою работу.

Он обвел глазами двор, будто ища кого-то.

— Где сейчас можно найти замдиректора? — спросил он. — Мне сказали, что он где-то здесь, на территории.

— Я его не видел, могу послать кого-нибудь разыскать, — предложил Еремчук.

— Не надо. Он, наверно, скоро придет. А пока мы с вами поговорим.

— А что вас интересует?

— Нашему колхозу предстоит выполнить важную работу, хотелось бы выяснить, чем вы нам сможете помочь.

— А в какой помощи вы нуждаетесь?

— Вы ведь механик, и я хочу вас попросить помочь нам построить небольшую ремонтную мастерскую. Кузнец у нас есть, слесарь тоже, нужен еще только механик.

— В этом я вам помочь ничем не могу.

— Может быть, одолжите нам ненадолго механика?

— Как это можно одолжить человека?

— Так говорится… Просто чтобы вы на время прислали механика, который бы смог организовать это дело и подучить человека.

Такой вопрос был для Еремчука неожиданным. Он был уверен, что Мегудин приехал сюда принимать дела у директора МТС, а он обращается к нему за помощью.

«Что бы это значило? — недоумевал Еремчук. — Неужели это ложный слух?»

— Да, но… — Он хотел спросить у Мегудина об этом, но передумал и продолжал: — Создать мастерскую в колхозе, конечно, можно и нужно, но сможем ли мы дать механика, не могу вас обнадежить. Это не от меня зависит. Я лично могу в свободное время заехать к вам и в чем-либо помочь. Могу также подучить человека, если вы его пришлете к нам.

— Хорошо, я еще посоветуюсь об этом с руководителями МТС. Заодно хотел бы выяснить, сумеете ли нам дать грузовые машины и трактора, когда закончатся осенние полевые работы. Но об этом можно и потом поговорить.

— Давайте зайдем в контору, может, заместитель уже пришел, — предложил Еремчук.

Во дворе повсюду валялись куски железа, болты, детали. Мегудин отбрасывал ногою все, что попадалось на пути.

— Сколько ни требовал, чтоб не выбрасывали, а они свое делают. Настоящую свалку устроили, — послышался голос.

Еремчук повернул голову и увидел заместителя, который догонял их. Поравнявшись, он поздоровался с Мегудиным и спросил:

— Вы приехали принимать дела?

— Нет, пока вопрос еще не решен, я окончательного согласия не дал. Сейчас я тут по другим делам.

— Ну, идемте поговорим, — заместитель пригласил Мегудина к себе в кабинет.

Мегудин все еще не знал, остается ли он у себя в Новых Всходах, или ему придется перейти работать в Курманскую МТС. Пока что он заготавливал материалы для бурения скважины, подыскивал бурильщиков и собирался пригласить специалиста для определения стоимости этой работы и других намеченных мероприятий. Да и повседневные дела колхоза поглощали все время так, что ему некогда было даже подумать о себе.

Получил письмо от Лизы, в котором она извинилась, что не смогла сообщить ему о своем отъезде, так как ее срочно вызвали на внеочередную сессию заочного отделения института.

Письмо изобиловало многоточиями. Илья не понимал, о чем Лиза думает говорить, на что намекает, но обрадовался этой весточке. И все же чувствовал, что она чего-то недоговаривает, не до конца откровенна с ним.

Зельда начала сомневаться, является ли Лиза той суженой сыну, о которой они мечтают, поэтому перестала спрашивать о ней. И когда Илья сказал, что получил письмо от Лизы, она насторожилась.

— А разве Лиза уехала? — спросила она сына.

— Да, поехала на сессию.

— На какую сессию? В Кремль?

— Нет, мама, в институт, где она заочно учится.

— Учится? Вот видишь, и она учится… А ты…

Поняв, что мать сейчас начнет упрекать его, Илья успокоил ее:

— Не волнуйся, мама, скоро налажу дела и продолжу учебу.

— Когда ты их наладишь? У тебя всегда найдутся дела. И так без конца…

— Ничего, увидишь, налажу, — заверил Илья.

— А Минне ты ответил на письмо? — переменив разговор, спросила Зельда.

— Нет еще…

Илья несколько раз садился к столу и не знал, что ей написать. Он уже смирился с тем, что произошло между ними, и начать все сначала, не будучи уверенным, согласится ли она бросить город и переехать к нему, не решался, тем более что увлекся Лизой. Но частые обиды и чрезмерная гордость Лизы смущали его, и все же он решил дождаться ее приезда и поговорить с ней.

Поздно вечером, после нелегкого рабочего дня, Илья наконец-то собрался с мыслями и сел писать Минне ответ. Он поблагодарил ее за теплое поздравление и сердечные пожелания, ответил на ее вопросы.

Как только получили обещанные ассигнования из Москвы, приступили к бурению скважины. Работу удалось быстро развернуть благодаря тому, что Илья заранее все подготовил. Он хотел, пока определится его положение, закончить бурение скважины. Но в самый разгар работы ему вручили постановление: он утвержден директором Курманской машинно-тракторной станции.

Илья всячески старался оттянуть время, не приступать к выполнению своих новых обязанностей, пока не обеспечит выполнение намеченных планов в колхозе. Но положение в МТС было такое, что необходима срочная перестройка работы.

Любецкий вызвал к себе Мегудина и потребовал:

— Немедленно прими дела и приступай к работе.

— А кому колхоз передать?

— Кому-нибудь из членов правления.

Подумав, Любецкий спросил:

— Ну, а если Аврааму Давидовичу предложить? У него уже есть большой опыт в работе.

— Он наверняка откажется.

— Хотя бы временно.

— Нет, я знаю отца, и временно не согласится, но помогать, думаю, будет.

— Ну и хорошо. Тогда любому члену правления можно передать, отец поможет, и ты не за горами, когда ты подъедешь, когда к тебе приедут, и дело пойдет.

— Хорошо, подумаем, — сказал Илья и уехал домой.

Долго он толковал с отцом, пытался уговорить его временно принять колхоз, пока найдут замену, но тот наотрез отказался:

— Если возьмусь, замену искать не будут… Давай порекомендуем кого-нибудь, лучше поможем ему.

— А кого? Ну, назови — кого?

— Я думаю, что кого-нибудь из бывшей твоей бригады. Они уже приучены к организованности и дисциплине, знают, как работать, и то же самое будут требовать от других…

Отец и сын задумались. После короткой паузы Авраам продолжал:

— Ты людей знаешь не хуже меня… Ну, хотя бы Пиня Егес.

— Он тихий человек, умеет ладить с людьми, но не знаю, потянет ли?..

— Потянет… Увидишь, потянет. Мы ему поможем, и он справится, увидишь, справится, — заверил Авраам.

В тот же день Илья собрал правление, сообщил:

— Меня назначили директором МТС.

— Директором МТС?.. А кто тебя заменит? — раздались голоса.

— Давайте все вместе подумаем, — предложил Илья. — Я ведь буду недалеко отсюда, буду наезжать, помогу. Основная задача теперь — как можно скорее пробурить скважину. Оборудование имеется, деньги тоже получили, так что дела пойдут.

— Я думаю, реб Авраам заменил бы Илью, — предложил Попелюха.

— Илья меня заменил, — сказал Авраам, — а его пусть заменит кто-нибудь другой. Мне уже давно пора на отдых, но помочь новому председателю смогу. Да и Илья поможет.

— Нет, другого подходящего человека у нас, кроме реба Авраама, нет, — убеждал Егес. — Илью забирают у нас в самый ответственный момент, когда мы должны пробурить скважину, выполнить другие важные работы. Кто же справится со всеми делами, кроме реба Авраама?

— МТС поможет в бурении скважины, поскольку ею будет пользоваться и соседний колхоз, — заявил Илья, — поможем и в других делах, поэтому любой, кого правление выберет, справится с работой.

— Ну, кого же ты предлагаешь вместо себя? — спросил Попелюха.

— Я предлагаю товарища Егеса.

Услышав свое имя, Егес оторопел и выпучил глаза на Илью:

— Ты это серьезно думаешь? Как я могу за такое дело взяться?

— А как же я взялся за такое дело? Я такой же балагула, как и ты, грамоте мы тоже одинаково учились, а надо было — я работал. И ты так будешь… — поддержал сына Авраам.

— Правильно, совершенно верно, — отозвался Попелюха.

— Нет, слишком большой груз наваливаете на меня, — сказал Егес, — не справлюсь.

— Справишься, еще как справишься. Трудно будет — помогут, — в один голос заявили члены правления.

Когда Мегудин появился в конторе МТС, Еремчук радостно воскликнул:

— Ну, теперь вы уже наш! Вчера получили приказ, что вы назначены директором МТС.

— Считайте, что я ваш. А где директор?

— Он сейчас придет. Может, пока ознакомитесь с ремонтными мастерскими?

— Хорошо, пошли.

Во дворе уже немного убрали мусор, но все равно кругом был большой беспорядок.

— Отведено у вас место для утиля? — спросил Мегудин.

— Отведено, но по привычке бросают мусор где попало.

— Надо требовать, чтобы после работы каждый убирал свое рабочее место.

— Мы требуем, но не получается.

— Так дело не пойдет. Нужно установить порядок, каждая вещь должна лежать на своем месте.

Мегудин подошел к трактористам, поздоровался, спросил:

— Чем занимаетесь?

— Ремонтируем технику, — ответил Фима Гонтов.

— Скоро закончите?

— Нет, не хватает деталей, и даже если отремонтируем трактора, толк будет небольшой, — вмешался Зяма Мецнер, — при первой аварии мы станем, и «летучка» без запчастей нам помочь ничем не сможет.

Мегудин вынул из кармана блокнот и записал: «Срочно достать запчасти».

Пройдя несколько шагов, Мегудин остановился, что-то вспомнил.

— Где вы ставите трактора после работы? — спросил он Еремчука.

— Вот здесь, во дворе, — ответил Еремчук.

— Разве так берегут такое добро? Трудно, что ли, сделать навес, чтобы уберечь технику от дождя и снега?

— Моторы мы накрываем брезентом, — оправдывался Еремчук. — Все время добиваемся постройки гаража, но то средств нет, то материалов…

— Но это нужно сделать в первую очередь, — перебил его Мегудин. — Как человек должен иметь крышу над головой, так и техника должна быть защищена. Вы ведь хорошо знаете, сколько стоит трактор, комбайн или даже сеялка. Такое отношение к дорогостоящим машинам прямо-таки преступно.

— Смотрите-ка, дьявол какой… Все подмечает, ко всему придирается… Задаст он нам перцу, — тихо произнес один из трактористов.

— Эта птица… будет нас клевать, — добавил стоящий рядом с ним смуглый паренек.

Мегудин, чуть улыбнувшись, взглянул на них и пошел дальше, но тут же, вернувшись обратно, спросил, указывая на трактор, возле которого стоял Мецнер:

— Это чей трактор?

— Что значит — чей? — удивился Зяма. — Эмтээсовский.

— Каждый трактор должен быть закреплен за трактористом, который отвечает за него, — разъяснил Мегудин.

В блокноте он записал: «Нет персональной ответственности».

— Конечно, так должно быть, — согласился Еремчук, — но у нас нет столько трактористов. Когда хоть кто-то из них заболевает, его некем заменить.

— Надо будет организовать курсы по подготовке кадров, — сказал Мегудин. — Помимо эмтээсовских трактористов, надо подготовить запасных — из колхозников, которых при надобности можно будет использовать.

— Новый директор, вижу я, уже приступил к работе, — послышался язвительный голос прежнего директора Михаила Степановича.

Он подошел к Мегудину, поздоровался.

— Возьмите, возьмите их в работу, а то они порядком разболтались. Ничего, эти ребята не раз еще вспомнят старого директора. Слишком привольную жизнь они имели у меня, — с иронией произнес Михаил Степанович. И, с кислой миной взглянув на Мегудина, добавил: — Я хочу поскорее передать вам дела и наконец-то освободиться. Желаю вам успеха в вашей новой работе…

Жизнь в МТС пока шла на старый лад. Мегудин не созывал никаких совещаний, не издавал никаких распоряжений. Он только беседовал с трактористами, механиками и рабочими МТС, изучал работу и думал, что делать дальше.

Из бесед и наблюдений Мегудин сделал ряд существенных выводов, наметил, что сделать в первую очередь.

Начал он с того, что объявил субботник по очистке территории машинно-тракторной станции. Еще до рассвета он уже был на месте. Потом пришли Еремчук, механики, трактористы. Они вывезли мусор со двора, сложили металлолом в определенное место. Другие рабочие убирали, чистили, мыли полы в помещениях. Слесари и механики приводили в порядок рабочие места, инструменты, трактористы мыли свои трактора. Мегудин и два плотника сделали навес, под который временно поставили трактора и другую технику.

На следующий день, когда Мегудин пришел в МТС, во дворе было чисто, дорожки посыпаны песком, в помещениях все блестело. Слесари, механики, трактористы были в новых комбинезонах. Точно в назначенное время все приступили к работе. В обеденный перерыв он созвал коротенькое совещание.

— Ну, мы, значит, немного убрали, навели какой-то порядок. Правда, стало приятнее работать? Когда я впервые увидел трактор, мне казалось, что это какое-то чудо. Теперь он стал для нас привычным… Но трактор, словно живое существо, требует к себе внимания. Мой отец, бывало, вставал ночью, чтобы накормить лошадь. Если конь бывал голоден, то и мы были голодными… И с трактором так же: если своевременно не смажешь где нужно, вовремя не заправишь горючим и водой, он работать не будет.

Мегудин поднял голову, словно желая убедиться, внимательно ли слушают его. Вынув из кармана блокнот, заглянул в него, продолжил:

— С сегодняшнего дня каждый тракторист прикрепляется к определенному трактору. Он должен хорошо следить за ним и, когда нужно, ремонтировать.

— И голубить его, как невесту, — пошутил кто-то.

Все рассмеялись.

— Да, да, именно так… Нужно любить машину, на которой работаешь.

ГЛАВА ВТОРАЯ

До того холодного февральского дня, когда раскулачивали гроссбауэра из Ной-Берлина Ганса Бютнера, он успел отправить младшего сына Пауля к старшему брату, который жил в соседней колонии.

— Пока немного утихнет, постарайся, сынок, никому на глаза не показываться, побудь у дяди в это трудное время, — наказывал отец Паулю. — Если спросят, где ты, мы скажем, что не знаем, куда-то исчез. И если нам не суждено будет возвратиться сюда, пусть хоть наше добро достанется тебе.

Пауль выполнил наказ отца и пожил некоторое время у дяди. Постепенно он, как якобы осиротевший племянник, начал показываться в колхозной мастерской, где дядя ремонтировал сельскохозяйственный инвентарь местной артели. Здесь Пауль научился слесарному делу и через некоторое время уехал в город, устроился на завод и овладел специальностью механика. Но его тянуло в родные места, к отчему дому, где он родился и вырос. Хотелось хоть одним глазом взглянуть на палисадник, на фруктовые деревья, на двор, который когда-то принадлежал отцу. Дядя редко присылал ему письма, а о том, что особенно его интересовало, избегал писать.

Прошло немало времени со дня разлуки с родителями. Люди, наверное, уже забыли его отца, а в колонии, где жил дядя, его вообще никто не знал. Поэтому Пауль решил во время отпуска поехать туда.

Хотя дядя и рассказал ему, что Ной-Берлин уже слился с Курманом, что от отцовского двора и следа не осталось, что на том месте теперь МТС, все же он хотел своими глазами все увидеть.

…Сердце его сильно забилось, когда, идя по новой асфальтированной дороге, он стал приближаться к бывшей усадьбе своего отца. Еще издали он увидел высокую, окантованную разноцветными электрическими лампочками арку и надпись: «Курманская машинно-тракторная станция».

Подойдя немного поближе, он увидел отцовский дом, выбеленный, как накануне праздника. Широкая входная дверь была покрашена, а на крыше пестрела квадратами уложенная черепица. Акации, посаженные вокруг каменной ограды, были ровно подстрижены. Фруктовые деревья, как и раньше побеленные, стояли ровными рядами. Пауль осторожно, как бы крадучись, вошел во двор. За домом, на том месте, где были конюшня, коровник, амбары для зерна, стояли тракторы, комбайны, грузовые машины, плуги, сеялки…

На доске были вывешены разные объявления. Пауль прочитал, что МТС требуются механики, слесари, кузнецы.

«Может, попытаться устроиться здесь? — подумал он. — Здесь я буду дома и недалеко от дяди, который получает письма от отца, всегда буду знать, что слышно у родителей и родных. Да и тут спокойнее, чем в городе, и жить есть где».

Оглядываясь во все стороны, он вошел в контору. Отчужденно глядели на него стены его родного дома. Пауль постучал и, услышав голос: «Войдите», открыл дверь. Увидев Мегудина, он остолбенел, по спине пробежала дрожь.

«Попал в капкан», — мелькнуло у него в голове; он хотел тут же уйти, но овладел собой. Ведь много времени прошло с тех пор, когда Пауль натравил на Мегудина, пришедшего за водою, собаку на этом дворе. Возможно, он уже давно забыл об этом, но при мысли, что Мегудин может узнать его, Паулю стало страшно.

«Он видел меня потом только раз, когда я приносил обед отцу, отбывавшему наказание», — начал он себя успокаивать. Но тут же вспомнил, что Мегудин тогда узнал его и хотел избить. Больше он, Пауль, на глаза ему не показывался. Как пойманный зверь, он начал озираться, думая, как бы поскорее выбраться отсюда.

«Но так будет хуже, — решил он. — Я твердо должен стоять на своем: я сирота, жил у дяди, сейчас работаю механиком на заводе…»

Заметив, что парень стоит растерянный, Мегудин внимательно взглянул на него:

— Вы что хотели?

— Я прочитал объявление, что требуются рабочие, — овладев собою, ответил Пауль.

— Требуются не просто рабочие, а специалисты, — пояснил Мегудин.

— В объявлении написано, что требуются механики, — бодрее заговорил Пауль. — Я хотел…

— Вы механик? Откуда вы?

— Я работаю на заводе.

— На каком заводе?

— На авторемонтном заводе, в слесарно-механическом цехе.

— Вы из города хотите переехать сюда?

— Я бы переехал, если б…

Мегудин выждал минуту, чтоб тот закончил фразу, но Пауль не знал, как объяснить причину своего желания переехать сюда.

— У нас МТС, — сказал Мегудин, — мы ремонтируем трактора, комбайны. Если вы механик и сможете выполнять такие работы, вы нам подойдете.

— Думаю, что я справлюсь.

— Когда уволитесь с завода, мы вас можем принять на временную работу.

— Я сейчас в отпуске и могу поработать…

— У вас есть какой-нибудь документ?

— У меня есть справка с завода.

— Она при вас?

— Нет, я принесу.

Проницательно взглянув на Пауля, Мегудин спросил:

— А вы откуда родом?

— Я… я из колонии, недалеко отсюда, — чуть запнувшись, ответил Пауль.

— Вы не из Ной-Берлина? — глядя в упор на Пауля, спросил Мегудин.

— Нет, нет! — воскликнул Пауль. И уже тише добавил: — Я из Блюменталя.

— Ну хорошо. Принесите документы.

После окончания сельскохозяйственного техникума Минна устроилась на работу в пригородном хозяйстве. Расстояние от хозяйства до дома было довольно большое, поэтому она сняла комнату и лишь в выходные и праздничные дни навещала мать, которая всегда с нетерпением ждала ее дома.

Пока Минна была на глазах, Шифра следила за каждым ее шагом. Даже когда дочь не рассказывала, что ее тревожит, материнское сердце всегда чувствовало это, малейшие переживания ее не проходили незамеченными.

Шифра мечтала, что Минна закончит учебу, выйдет замуж и хорошо устроит свою жизнь. Но расставаться с дочерью она не хотела. Где Минна, там и она будет жить и помогать чем сможет, чтоб облегчить ее жизнь.

Но вот дочь уже и техникум окончила, и все равно мается далеко от нее.

В воскресенье вечером, как только Минна уезжает из дому, Шифра уже начинает считать дни, когда она вернется. За воскресенье они не успевают поговорить как следует. Не раз Шифра втолковывала дочери:

— Вы ведь уже давно расстались. Илья, возможно, тебя уже совсем забыл, а ты все думаешь о нем. Не может быть, чтоб такой парень сидел и ждал тебя. У него, наверное, уже есть кто-то, а ты всех отвергаешь и ждешь писем от него… Парни обивают пороги, добиваются тебя, а ты ни на кого и глядеть не хочешь.

Шифра из себя выходила, почему Минна делает все по-своему, не прислушивается к ее советам. Забьется в уголок, под грустные песни, такие, что даже слезы на глаза наворачиваются.

Мать не отставала от Минны, не переставала твердить:

— Годы, доченька, проходят, Илья от тебя далеко, ты должна его забыть, найти другого суженого.

Минна иногда сердилась, а то добродушно смеялась, шутила:

— Я еще не поседела, мама… Не бойся, не засижусь… Почему ты хочешь от меня избавиться?

— Как ты можешь, доченька, такие слова говорить? Как тебе не стыдно… Кроме тебя, у меня никого нет. Но ведь годы-то уходят, а я хочу поскорее дождаться радости от тебя.

— Дождешься, мама! Всему свое время.

Когда однажды, как обычно, Минна приехала на воскресенье домой, Шифра подала ей письмо. По почерку Минна узнала, что оно от Ильи.

— От Илюши! — радостно воскликнула она.

Лицо ее сияло, глаза блестели. Она открыла конверт и впилась глазами в густо исписанный листок бумаги.

Шифра стояла и с нетерпением ждала, чтоб дочь прочитала и рассказала ей, о чем пишет Илья.

— Ну, что хорошего узнала? — спросила она затем.

— Погоди, мамочка, — Минна хотела еще раз прочесть письмо.

— Что же все-таки он пишет? — настаивала мать.

— Пишет, что скоро будет директором МТС и очень занят.

— Потому и не писал? Ну, а о том…

Мать минутку подождала, может, Минна сама расскажет о том, что она так жаждала услышать.

— Спрашивает, как я живу, как ты себя чувствуешь…

— И больше ничего?

— Ну, о работе… Уже бурят скважину, благоустраивают поселок, начинают готовиться к весеннему севу.

— Ну, а…

— Хватит, мама, я тебе уже все рассказала.

— У твоего Илюши, наверно, времени не хватит, чтоб жениться!

Минна рассмеялась:

— Не беспокойся за него. Он на все найдет время.

Шифра чувствовала, что дочь ей не все рассказала о том, что пишет Илья, но переспрашивать не стала.

Минна перечитала письмо и сразу села писать ответ. Писала долго.

Назавтра, после отъезда Минны, в доме опять стало пусто, и мать опять начала считать дни, когда дочь вернется домой. Хоть было еще рано ждать ответа на письмо Минны, Шифра уже заранее начала спрашивать у почтальона:

— Нам писем нет?

— Пишут, — обычно отвечал почтальон.

Эта неделя длилась для Шифры дольше других. Как назло, Минна на этот раз приехала поздно. Едва переступив порог, выпалила:

— Ну, есть письмо?

— Еще рано, доченька. Я думаю, что на следующей неделе, бог даст, получим.

Через несколько дней, поздно ночью, кто-то постучал в окно.

— Кто там? — испуганно спросила Шифра.

— Это я, — послышался голос Минны.

Шифра быстро открыла дверь:

— Что случилось, доченька?

— Меня вызвали на сессию в институт. Я уже опаздываю.

— В какой институт?

— Ты уже забыла, что я учусь в институте на заочном отделении? Завтра я должна выехать.

— Надолго? Хотелось бы, чтоб ты ко дню рождения вернулась.

— Я не знаю, сколько там задержусь. Дай поскорее чемоданчик, первым поездом я должна вернуться на работу. Там нужно еще кое-что сделать.

Когда Минна вошла в комнату общежития, куда их устроили на время сессии, она там застала миловидную смуглую девушку со вздернутым носиком, с двумя туго заплетенными косами, переброшенными за спину, которая сидела на кровати и, облокотившись на тумбочку, что-то писала.

Поздоровавшись, Минна спросила:

— Занятия давно начались?

— Несколько дней тому назад, — ответила девушка, пристально взглянув на Минну.

— Вы тоже зоотехник?

— Да.

Минна поставила возле свободной кровати чемодан и сумку.

— Где получают постельные принадлежности и белье?

Девушка открыла дверь и показала:

— По коридору налево, в самом конце — комната коменданта, он вам все выдаст. Но поторопитесь, потому что уже поздно и он может уйти.

Когда Минна вернулась, девушка мыла пол.

— Оставьте и мне немного работы, — попросила Минна.

— Хватит и вам, — успокоила ее девушка.

Минна положила постельное белье и принялась ей помогать.

— Вы поторопились мыть пол, надо бы раньше вытереть пыль со стен, — заметила Минна.

— Конечно, надо было бы, но вытирать-то нечем.

Минна, стараясь показать себя умелой хозяйкой, побежала к коменданту, но уже не застала его.

— Ладно, пока и так обойдемся, — сказала она.

Минна убрала свою постель, накрыла тумбочку салфеткой. Девушка тоже оправила свою кровать, повесила занавески на окно, и в комнате стало уютней.

— Теперь мы можем немного отдохнуть. Как тебя зовут? Меня зовут Минна.

— А меня Лиза.

Девушки переоделись, поговорили и вскоре так сдружились, словно давным-давно знали друг друга.

Утром они встали, позавтракали и побежали на лекции.

Дни проходили в напряженной учебе. После занятий они долго сидели над книгами в читальном зале и свободной минуты для прогулки или кино не могли выкроить.

Ребята, которые вместе с ними прибыли на сессию, не раз поглядывали на этих красивых девушек, пытались уговорить их прогуляться, развлечься, но оторвать их от книг и конспектов было невозможно.

Один парень из «капельцев», как их называли, балагур и шутник, прозвал девушек «талмудистками».

— Настоящие талмудистки, — подшучивал он, — изучали богословские трактаты, а вы учите о лошадях, коровах, свиньях и других животных…

— Мы изучаем то же самое, — поддержал его другой парень, — но хватит, девушки, зубрить, надо мальчиков любить.

— Мы уже полюбили, и вы девушек любите, только не шутите, — в тон ему ответила Лиза.

Балагур не переставал сыпать шутками и прибаутками, а парни и девушки безудержно хохотали, пока Лиза не остановила его:

— Хватит, надо заниматься! Шутки долой, идите домой!

— Действительно, хватит, — поддержали ребята.

Но балагур не отставал, продолжал ее донимать:

— Эта девушка саблю острую носит, что слово, то косит, она мудрит и шутит и ребят не любит.

Лиза ему такой острой шуткой ответила, что его словно кнутом стеганули, и, осмеянный ребятами, он сбежал.

Лиза и Минна успешно сдали экзамены и из института сразу же ушли в общежитие. Настроение у них было приподнятое, и они подумывали, как лучше провести вечер.

— Может, пойдем в театр? — предложила Минна. — Сегодня, кстати, мой день рождения, после театра мы его отметим.

— С удовольствием пойду в театр, — поддержала Лиза. — Ну, я поздравляю тебя… Ты кого-то пригласишь?

— Надо подумать. А кого пригласить?

— Кого хочешь.

На Миннино имя пришло извещение на посылку. Она побежала на почту получить ее.

— Это от мамы. Смотри-ка, как она точно угодила!

В посылке были разные печения и подарок — шерстяная кофточка, в которую были завернуты два письма. Одно письмо Минна схватила, с нетерпением вскрыла и с большим интересом начала читать.

Лиза подошла к столу, хотела ее о чем-то спросить, но Минна была так увлечена чтением письма, что она не решалась помешать ей. Почерк на лежавшем на столе конверте был ей очень знаком. Она прочитала обратный адрес: «Курманская МТС, Мегудин…»

«Откуда Илюша знает Минну и почему он ей пишет?» — заинтересовалась Лиза и с особым любопытством начала следить за меняющимся при чтении выражением лица Минны.

Минна прочитала письмо, вложила в конверт и, очень довольная, сказала:

— Хорошо, что мама прислала мне письмо. Это, пожалуй, самый лучший подарок ко дню рождения.

— От кого письмо?

— От моего хорошего знакомого. Мы дружим еще со школьных лет… Ты, может, слышала о нем. Много писали о нем в газетах.

Хотя Лиза знала уже, о ком речь, все же спросила:

— Как его фамилия?

— Мегудин, Илья Мегудин.

— Я его тоже очень хорошо знаю. Он сейчас директор Курманской МТС.

— Интересно… Мне даже и в голову не пришло узнать, откуда ты. Я тоже из того района… Мы жили в Новых Всходах.

— В Новых Всходах? В колхозе имени Свердлова? А я из Ратендорфа.

— Так, значит, Лиза, мы с тобою землячки. Мы так близко жили друг от друга и даже никогда не встречались. Очень хорошо, Лиза, передашь Илюше живой привет.

— Я передам, конечно, передам.

— Он будет доволен. О нашей встрече я ему напишу в письме, а об остальном ты сама расскажешь.

— Он часто тебе пишет?

— Как когда, он очень занят.

— Когда интересуются, находят время.

Минне показалось, что Лиза нарочно спросила, часто ли он пишет ей, чтоб омрачить ей настроение, поэтому начала хвастаться:

— Для меня Илюша находит время, он мне часто пишет.

— Так ведь это очень хорошо. Чего тебе еще надо?

«Почему Илюша никогда не говорил о ней? Неужели хотел скрыть от меня?» — подумала Лиза. Но все же эту мысль она допустить не хотела и начала себя успокаивать: «Может быть, он пишет ей обыкновенные товарищеские письма и ничего не думает…»

Минна заметила, что подруга ее расстроилась, но никак не могла понять, в чем дело.

А Лиза, как бы между прочим, спросила:

— Может, заедешь к нам? Побудешь в своем бывшем поселке, встретишься со знакомыми, с Илюшей…

— Может, и заеду.

Девушки не заметили, как пролетело время. Лиза посмотрела на часы.

— Видимо, в театр мы уже не успеем, — сказала она.

— Тогда погуляем, — и Минна принялась готовить ужин.

Лиза оделась и поспешно направилась к двери. Минна попыталась ее задержать:

— Куда? Куда ты собралась?

— Я кое-что куплю.

— Ничего покупать не надо, все есть.

— Нет, нет, иначе я не могу… — и она убежала.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

У Курта Бютнера, дяди Пауля, все ждали племянника, а он долго не появлялся. В доме собрались почтенные гости — седой пастор местной кирки со своим молодым зятем Вальтером, голубоглазым, с длинными светлыми волосами, который с нетерпением ждал, когда старый тесть наконец уберется из этого мира, чтоб занять его место. А пока что помогал тестю, учился, готовясь выполнять будущие почетные пасторские полномочия. Чтобы прокормить семью и обеспечить своим детям рабочее происхождение, он устроился помощником механика в колхозной мастерской, где работал Курт Бютнер. Они подружились, и Вальтер начал Курта приглашать к тестю, где собирались местные немецкие колонисты. Пастор зачитывал отрывки из Библии и других священных писаний, а прихожане молились.

Курт Бютнер был верующим человеком. Он не пропускал ни одной молитвы в кирке, просил всемогущего бога прощать человеку грехи, которые тот совершает, не наказывать его, быть милостивым. Но все, что пастор проповедовал о далекой родине, до него не доходило. Он родился и вырос здесь, в степях. Здесь родился и вырос его отец. От деда он слышал, что их здесь поселила русская императрица Екатерина. Нелегко было им привыкать к этим степным краям, обжиться, укорениться на здешней земле. О местах, откуда они давным-давно выехали, в их памяти ничего не сохранилось.

Год за годом, месяц за месяцем они преданно несли тяжелое бремя землероба — горьким потом своим обрабатывали землю, а та, как преданная мать, кормила их.

Курт был еще подростком, когда вспыхнула первая мировая война. Он вспомнил, что тогда, как и сейчас, пастор убеждал людей, что их фатерланд[12] покорит все народы, пели «Дойчланд юбер аллес» — Германия превыше всего. И эта шумиха развеялась как дым.

А когда войска кайзера Вильгельма появились здесь, то отобрали землю, которую ему, Курту Бютнеру, дали большевики при разделе угодий немецкого помещика Люстиха, и в придачу еще всыпали два десятка розог. Потом, когда большевики прогнали немецких солдат, ему вернули прежний надел, и он получил возможность вести сытую, спокойную жизнь. Вот почему он так верил в могущество новой власти и не допускал мысли, что эту мощную силу можно одолеть. Но пастор каждый день уговаривал людей, которые сюда приходили, что в «нашем фатерланде» есть богом избранный фюрер, что он завоюет весь мир и установит господство немецкого народа над всеми народами.

Постепенно Курт начинал верить, что то, о чем говорит пастор, может со временем свершиться.

Однажды в праздничный день, когда Курт пришел в кирку после богослужения, к нему подошел Вальтер и спросил:

— Где молодой Пауль, который работал с нами в колхозной мастерской?

Курт никак не мог понять, почему тот вдруг заинтересовался его племянником. Ведь прошло много времени с тех пор, как Пауль уехал отсюда, и никогда Вальтер не спрашивал о нем, почему же сейчас вспомнил?

— Зачем он вам? — ответил он вопросом на вопрос.

— Мне надо его видеть… Жалко этого парня, он же, бедняга, без дома, без родителей, — ответил Вальтер, — сам бог велел помогать таким.

…Откуда Вальтер знает обо всем, что произошло с Паулем? Никто никогда им не интересовался. И он, его дядя, старался о нем забыть. И вдруг такое…

Что бы это значило? — беспокойно подумал Курт. Не может быть, чтобы зять пастора, человек из такого святого семейства, хотел плохого его племяннику.

— Пауля нет, но он скоро должен вернуться, — поспешно ответил Курт.

— Передайте ему, что пастор хочет его видеть, — сказал Вальтер.

Как только Пауль вернулся из города, Вальтер навестил его и принялся в чем-то горячо убеждать. На прощанье попросил Пауля никому, даже дяде, ничего не говорить об их разговоре.

В тот день, когда Пауль пошел поглядеть на бывший двор отца, Вальтер и пресвитер зашли в гости к Курту. Они сидели, вели задушевный разговор, расспрашивали Курта, как ему живется, чем занят. Курту было приятно, что такие знатные гости беседуют с ним как с равным. Когда пастор вдруг спросил, получает ли он письма от Ганса и что у него слышно, Курт удивленно взглянул на него:

— Откуда вы знаете Ганса?

— Я знал его много лет, и только недавно мне рассказали, что с ним случилось. Хороший был человек… Через знакомых узнал, что его сын у вас.

— Он уже давно у меня. Долго его не было здесь, а сейчас вернулся.

— Мы знаем об этом, — сказал Вальтер, — я его видел вчера.

— Он должен скоро прийти…

Минут через десять пришел Пауль. Увидев гостей, он поклонился сперва пастору, затем Вальтеру. Пастор внимательно взглянул на Пауля:

— Как тебе живется, мое дорогое дитя?

Пауль пожал плечами.

— Благодари бога, мой дорогой, что есть на свете добрые люди, которые помогают тебе, заменяют отца и мать. — И повернулся к Курту: — Хорошо, что ты взял к себе беззащитного ребенка, заменил ему родителей. Хорошо, что услал его отсюда, чтобы не был у всех на глазах…

Он положил руку на голову Пауля и, подняв глаза, громко сказал:

— Благословляю тебя именем бога… Смотри, дитя мое, преданно служи всевышнему, слушайся и исполняй все, что священнослужители будут требовать от тебя, выполняй все наши наказы. Бог вернет твоего отца и мать в их дом.

Пауль с благоговением смотрел на пастора:

— Я буду вечно благодарить бога и вас…

Пауль выскочил из кабинета Мегудина как ошпаренный. Он уже пожалел, что послушал дядю Курта и Вальтера и остался здесь, хотя был уверен, что ни дядя Курт, ни Вальтер зла ему не желают.

Если бы они знали, что когда-то произошло между ним и Мегудиным, то, наверно, посоветовали бы ему не появляться здесь. Они просто думают, что его, Пауля, тревожит только мысль: он сын ссыльного кулака — и здесь его могут опознать.

— На заводе никто не знает, кто я и откуда, никто не копается в моем прошлом, не спрашивают, кем был мой отец, — пробовал он убедить дядю, когда тот заикнулся, чтобы Пауль остался здесь. — Там я сирота, воспитывался у вас, а тут все снова всплывет, и неизвестно, чем может кончиться.

— Я же тебя усыновил, — продолжал уговаривать его Курт. — Если что, скажешь, что твой отец был дядя Юзеп — мой брат и брат твоего отца, который умер… Ведь все же много времени прошло с тех пор, как ты уехал отсюда, и никому в голову не придет, что это не так.

Слова дяди немного успокоили Пауля.

— Ну, если уж очень пристанут ко мне, я скажу, что просто похож на своего двоюродного брата, которого даже не помню, — решил он.

И все же Паулю не очень хотелось оставаться здесь еще и потому, что в городе он дружил с красивой девушкой, которая ни в коем случае не согласится сюда ехать.

Видя его колебания, Вальтер все больше и больше наседал на него.

— Сейчас тебе совершенно нечего бояться, — убеждал он Пауля, — ты рабочий, понимаешь, что это значит? Ты самый настоящий пролетарий. Ни в чем не признавайся, уверенно говори одно и то же. Свидетели подтвердят все, что надо будет…

Пауль набрался смелости, захватил справку, выданную заводом, и отправился в МТС.

В приемной его охватил страх, и он повернул было назад, но потом взял себя в руки, снова подошел к кабинету Мегудина, постучал. Услышав голос: «Войдите», переступил порог и растерянно остановился.

— Проходите, проходите, садитесь, пожалуйста, — пригласил Мегудин, показав на стул возле стола.

— Вы велели зайти мне, — волнуясь, начал Пауль, — насчет… насчет поступления на работу.

— Да, да, — оглядывая Пауля, сказал Мегудин. — Вы принесли справку?

— Да, принес.

Пауль вынул из бокового кармана пиджака справку и положил на стол.

Прочитав ее, Мегудин два раза подряд произнес про себя: «Бютнер… Бютнер» — и, словно вспомнив что-то, спросил:

— Этот дом когда-то принадлежал Бютнеру. Вы не его сын?

— Нет, нет, — побледнев, ответил Пауль. — Я… я сирота. Мой отец был бедный, он давно умер, и меня усыновил дядя из Блюменталя.

Мегудин смотрел на Пауля суровым, пронизывающим взглядом, словно давая понять, что не верит ему, и после короткого напряженного молчания сказал:

— Ну хорошо, приходите завтра с этой справкой к главному механику в ремонтные мастерские, я ему скажу, чтобы он вас оформил на временную работу. Если подойдете нам, то зачислим на постоянную. Только учтите, что у нас надо работать честно, добросовестно.

— Надеюсь, вы будете мною довольны, — ответил Пауль, избегая встретиться взглядом с Мегудиным.

В первый день Пауль пришел на работу пораньше. Он был тщательно выбрит, одет в чистый, отутюженный комбинезон. Прежде всего убрал свое рабочее место, подмел, собрал валявшиеся на полу стружки, привел в порядок и разложил инструменты.

Ни на минуту не отвлекаясь, он принялся за работу, выполнял все, что требовалось от него, быстро и точно.

Почти каждый день Мегудин приходил в мастерские и вместе с Еремчуком подходил к станкам, где работали токари, слесари, механики, беседовал с ними. Как-то проходя мимо Пауля, Еремчук сказал:

— Наш новый механик — отличный работник, на все руки мастер. Он знает хорошо и слесарное дело, и токарное. Все, что ему поручается, выполняет безотказно, добросовестно и в срок.

— Видимо, заводская закалка… — отозвался Мегудин. — Пока он оформлен временно, увидим, как будет потом… Все же надо будет вам за ним понаблюдать, поговорить с ним. У меня есть кое-какие соображения…

— Вы его знаете?

— Об этом я вам потом расскажу.

Время летело быстро, отпуск Пауля шел к концу, оставались считанные дни до окончания временной работы в МТС.

Пауль уж собирался спросить, зачислят ли его на постоянную работу в МТС, но Еремчук сам подошел к нему и спросил:

— Ну, как вы решили? Остаетесь у нас работать?

— Если вам подхожу, могу остаться.

— Ну, так оформляйтесь.

Пауль тут же пошел к дяде Курту и радостно сказал:

— Остаюсь тут, меня принимают на постоянную работу…

На следующий день, идя с работы, он встретил Вальтера.

— Пауль! — обрадовался Вальтер. — Давно тебя не видел. Пастор уже спрашивал о тебе. Почему ты в кирку не приходишь?

— Некогда.

— Ты, наверно, уже стал ударником… А может, даже комсомольцем. Мы слышали, что тобою очень довольны. Смотри, чтобы они тебя не затянули в болото, тогда ни кирка, ни пастор, ни сам бог помочь тебе не смогут.

Пауль уже хотел попрощаться с ним, но Вальтер задержал его:

— Когда же ты все-таки придешь в кирку?

— В праздник приду.

— Бога надо просить каждый день. Кто его не просит, о том он забывает. Приходи!

— Хорошо, хорошо… — кивнул головой Пауль.

Он поехал в город, уволился с завода, а вернувшись в Курман, оформился здесь и приступил к работе, которую выполнял усердно.

Срочно надо было подготовить к посевной трактора, грузовые машины, весь сельскохозяйственный инвентарь. Мегудин занимался заготовкой запасных частей для тракторов и машин, чтобы они в горячую пору не простаивали, организовал краткосрочные курсы для колхозных трактористов и шоферов. Каждый день в определенное время он проводил «летучки», следил за тем, чтобы малейший дефект был тут же устранен. Каждая хорошо выполненная работа была достойно оценена, и люди еще больше старались.

Среди лучших людей, отмеченных на красной Доске почета МТС, был и Пауль Бютнер. Это очень его воодушевило. Он все подходил к красочно оформленной Доске почета и с особым удовольствием вглядывался в большие буквы своего имени и фамилии. То, что его начали так ценить, придавало ему веры в себя, и он все усерднее старался совершить что-то такое, чтобы стать лучшим из лучших.

В напряженные дни перед посевной в районной газете появилась статья под названием «Героический труд», которая начиналась так:

Среди первых, кто выделился при подготовке сельскохозяйственного инвентаря к посевной, в статье был назван Пауль Бютнер.

Издали наблюдая, как только что поступившая газета ходила по рукам, Пауль слышал возгласы:

— Читал? Читал?

Когда затем газета дошла до Пауля и он среди густо напечатанных строк увидел свою фамилию, он был ошеломлен. Ему захотелось поблагодарить руководителей МТС за то, что так отметили его труд, но к кому обратиться, он не знал: к Еремчуку или к самому Мегудину?

Тех, о ком писали, поздравляли, им пожимали руки, желали новых успехов. К Паулю тоже подходили и тепло приветствовали. Он благодарил за добрые слова и обещал работать еще лучше.

Хотя газета со статьей была измята и в пятнах, однако Пауль положил ее в карман, чтоб показать дяде. Но когда он пришел домой, дядя Курт уже сидел у стола и держал в руках ту же газету.

— Это сегодняшняя газета? — спросил Пауль.

— Да.

— Вы прочитали обо мне? — спросил Пауль.

— Прочел. Мне очень приятно… Пусть люди знают, как ты работаешь. Может, к этим добрым словам и премию дадут.

Пауль пожал плечами и, улыбаясь, сказал:

— Может, дадут… Не мешало бы.

— У тебя есть газета? — спросил Курт.

— Есть, есть. — Пауль вынул ее из кармана.

В дом вошел Вальтер. Он поздоровался и сел на стул возле стола.

— Ну как, читали сегодняшнюю газету? — спросил Курт.

— Читал, конечно, читал. Это очень хорошо… Он уже стал ударником, — Вальтер кивнул в сторону Пауля. — Скоро и коммунистом станет.

— Обойдется и без этого, — заметил Курт.

— Хорошо, что ты послушал нас и устроился здесь, — похвалил Пауля Вальтер. — Хорошо, что так оценили твою работу, но почему все же ты в кирку не приходишь?

— Я ведь работаю, когда же мне ходить? — оправдывался Пауль.

— Кто хочет, тот находит время… Пастор просил, чтобы ты сегодня к нему зашел. Он хочет видеть тебя.

— Вы не знаете, зачем я ему нужен?

— Не знаю. Ну, пока, всего хорошего, — и Вальтер простился с ним.

Пауль пообедал, побрился, начал одеваться. В цветной рубашке с зеленым кушаком, не спеша, словно отправлялся на молитву в праздничный день, он вышел.

Вернувшись домой, Вальтер на пороге встретил пастора, который куда-то спешил.

— Вы надолго уходите? — спросил Вальтер. — Скоро Бютнер придет.

— Поговори пока сам с ним. Я постараюсь скоро вернуться…

Минут через тридцать пришел Пауль. Услышав шаги в коридоре, Вальтер пошел ему навстречу.

— Входи, входи, прошу, — гостеприимно пригласил он Пауля.

Вальтер подал ему стул, просил сесть и без обиняков начал:

— Пастор скоро придет. А пока мы с тобой потолкуем… Только помни: все, о чем будем говорить, должно остаться между нами. Даже твой дядя не должен знать… Ясно?

— Ясно, — подтвердил Пауль.

— Так запомни, тебе придется дать клятву пастору, что то, о чем тебе будет сказано, должно быть в строгом секрете.

— Вы не верите мне?

— Это такая вещь, что на слово нельзя верить: если ты подведешь, это может очень дорого обойтись…

— Ну ладно, если надо, я дам клятву.

— Ты должен поклясться в том, что никому ничего не расскажешь, будешь выполнять все, что от тебя потребуется, — предупредил Вальтер.

Пауль встревоженно посмотрел на Вальтера и с нетерпением ждал, что тот ему скажет. Но Вальтер не торопился, держал Пауля в напряжении и наконец спросил:

— Ты знаешь, зачем мы тебя уговаривали устроиться в МТС?

Пауль с недоумением уставился на Вальтера, в замешательстве не зная, что сказать.

— Неужели ты думаешь, что тебя уговаривали работать здесь, чтобы ты приносил пользу МТС?

— Ну, а как же иначе? Если работать, так работать как следует. Если я буду плохо работать, меня выгонят оттуда.

— Это хорошо, что ты так себя зарекомендовал, заслужил доверие. Но ты не должен думать только о себе… Понимаешь, настало уже время, когда ты должен делать то, к чему призван.

«Что это все означает, чего он хочет от меня?» — никак не мог понять Пауль.

Вальтер долго молчал, затем сказал:

— Я вижу, что ты прикидываешься дурачком…

Пауль пожал плечами, спросил:

— Что вы хотите от меня? Что я должен делать?

— Ты должен делать так, чтоб все в МТС пошло прахом.

Пауль долго не находил слов для ответа, наконец набрался смелости:

— Это невозможно.

— Почему?! — возмущенно воскликнул Вальтер.

— Потому что наш директор, механик и все другие так следят, что попробуй только шевельнуться — тебя сейчас же схватят.

— Будь умнее их. Надо делать тогда, когда они уже все проверили.

— Все равно заметят. Если один не заметит, другой, третий увидит. Есть много глаз…

Вальтер с негодованием взглянул на Пауля:

— Вину можно будет свалить на другого.

— Все равно найдут настоящего виновника. — Он задумался и долго молчал.

Вальтер был вне себя:

— Если ты не выполнишь то, что мы от тебя требуем, мы все равно вину свалим на тебя.

— На меня? Почему на меня?

— Ты сын сосланного кулака, и поэтому подозрение падет на тебя скорее, чем на кого-нибудь другого.

— Я ведь рабочий…

— Ничего, найдутся люди, которые скажут все, что надо… Помни, мы знаем все о тебе и готовы взять тебя под защиту. Но если ты будешь упрямиться, мы сами выдадим тебя.

Пришел пастор.

— Дорогое дитя, — обратился он к Паулю, — я уже молил бога за тебя. Бог тебе поможет, а мы должны помогать нашему отечеству, и потому надо, дорогое дитя, дать клятву, что ты будешь делать все, что потребуют от тебя.

Пауль встал, хотел повторить слова клятвы, которые пастор начал зачитывать, но язык его словно к нёбу прирос. Он пытался выкрутиться, не давать клятвы. Но долго противиться пастору не смог. И ему пришла в голову мысль: повторить все слова, кроме слова «клянусь», чтоб остаться честным по отношению к богу и действовать как придется…

…Тем временем работа в МТС шла по установленному порядку. После ремонта тщательно проверили все трактора. Замеченные неисправности устранили. Каждый тракторист снова просматривал свою машину, смазывал все части, обеспечивал себя всем необходимым для работы.

Когда все было готово, каждую тракторную бригаду прикрепили к определенному колхозу, где они должны были проводить посевную. Мегудин и Еремчук следили, чтоб ни один трактор в напряженные дни посевной и минуты не простаивал. Они подготовили передвижные ремонтные мастерские скорой технической помощи, чтобы на месте срочно ликвидировать возможные неполадки и аварии, позаботились, чтобы своевременно доставляли воду, горючее, питание для работающих в поле, установили вагончики для отдыха.

В напряженные дни накануне посевной Вальтер особенно настойчиво требовал от Пауля всеми средствами подрывать работу МТС. Но как ни старался Пауль угодить Вальтеру, ничего у него не получалось.

Он задумал вытащить пару винтиков из рулевой части одного трактора, другого, но механик Руди Зигфрид, делая пробный выезд, заметил это и поднял шум:

— Чья это работа? Кто мог такое сделать? Смотрели, смотрели и проглядели.

Пауль тоже возмущался:

— Как такое могло случиться? Почему сразу не заметили?

Мегудин с Еремчуком собрали механиков, трактористов и других рабочих МТС. Высказывались разные предположения: кто говорил, что это случайность, другие подозревали злой умысел.

Паулю казалось, что подозревают его, боялся проговориться во сне и потому стал еще больше стараться, из кожи лез, чтобы доказать, что он честен, предан работе.

Узнав, что Пауль ничего не сделал, Вальтер был вне себя:

— Осел, бестолочь! Как тебя земля терпит!

Пауль возмутился, ему хотелось как следует всыпать этому спесивому молодчику, но он побоялся затеять с ним драку.

— Я же вам пояснил, что в МТС ничего сделать нельзя… Я пробовал, вы видите, что получилось… Что же я могу?.. Вы хотите меня погубить?..

— Кто виноват, что ты делаешь все необдуманно, нелепо. Надо иметь голову на плечах… — не успокаивался Вальтер.

Пауль подавил в себе гнев и отвращение к Вальтеру.

— Это могло меня погубить… Хорошо еще, что я вывернулся. Кто знает, что еще может быть… Неужели стоит так рисковать?

— Ты хочешь сидеть сложа руки, ждать, пока те, кому ты служишь, станут еще сильнее, а сам отечеству помогать не хочешь?

— Да если я пару тракторов испорчу, их же все равно исправят, а я могу головой поплатиться. Стоит ли?

Вальтер понимал, что Пауль прав, немного смягчился, начал подбадривать его, уговаривать:

— Понимаешь, Пауль, мы должны завоевать Россию, тогда навеки станем здесь хозяевами. Ни с чем не надо считаться. Чем слабее будут большевики, тем легче будет нам победить их. Ты должен понять это. Если каждый из нас хоть на сутки сумеет вывести из строя трактор и он не сможет ни пахать, ни сеять, это уже хорошо… Не думай, что ты один. Есть еще люди, которые работают с нами для нашей отчизны.

Через несколько дней во дворе МТС появился Вальтер с двумя колхозниками. Сам он был в длинном пиджаке и большом старомодном картузе с блестящим козырьком, надвинутым на глаза, из-за чего его трудно было узнать.

«Колхозники», пришедшие с Вальтером, о чем-то заговорили с Еремчуком, а Вальтер расхаживал по двору и сосредоточенно прикидывал: можно ли незаметно ночью проникнуть сюда и выйти обратно?

Пауль издали следил за Вальтером.

«Наверняка они пришли сюда неспроста, а с какой-то целью, — подумал Пауль, и от этой мысли дрожь пробежала по его телу. — Если что случится, подозрение падет на меня, ибо после недавнего случая за мной, вероятно, следят. Опасность со всех сторон, и выхода нет. Отвернуться от Вальтера — тот выдаст меня и еще чужие грехи свалит на меня. Так будь что будет, другого выхода нет, надо держаться за него…»

Главного агронома МТС Гриценко Мегудин знал еще будучи бригадиром колхоза имени Свердлова. Тогда Гриценко, как участковый агроном, часто заезжал к ним. Мало кто так знал особенности земель степного Крыма и капризы местного климата, как он. Поэтому все со вниманием прислушивались к его замечаниям, советам и точно старались выполнять его требования.

Накопленный опыт повседневной работы в колхозах его участка очень ему пригодился тут, в МТС.

Мегудин и Гриценко были разные люди и часто горячо спорили по многим хозяйственным вопросам, но, несмотря на это, друг друга уважали, и каждый из них считался с мнением другого. Они знали, что единственным мерилом успешной работы МТС является урожай на колхозных нивах.

…Пока Мегудин возился с ремонтом тракторов и других сельскохозяйственных машин, Гриценко разъезжал по колхозам, уточнял план сева, намеченный машинно-тракторной станцией. До мельчайших подробностей он знал, что делается в каждом колхозе, никогда ничего не упускал из виду. Особое внимание он уделял еврейским переселенческим колхозам, которые за короткое время окрепли и стали передовыми. Гриценко называл их «мои колхозы», председателей — «мои председатели», людей — «мои люди». Он был желанным гостем в каждом колхозе, в каждом доме. Председатель колхоза «Новая жизнь» Вениамин Гиндин пользовался у него особым расположением. Сюда он с удовольствием заезжал, его радовал образцовый порядок, который всегда здесь царил.

Сейчас, в канун сева, когда каждая минута дорога, он заехал сюда, чтобы лишний раз убедиться: все ли здесь готово к выезду в поле.

— Чистосортными семенами вы полностью обеспечены? — спросил Гриценко Гиндина.

— Сеять будем своими отборными семенами, — спокойно ответил Гиндин.

— Своими? — удивился Гриценко. — А почему вы не приобрели сорта опытной станции?

— Зачем? У нас свой хороший сорт.

— Сеять надо проверенными семенами.

— А разве наши не проверенные?..

— Даже если вы получали несколько лет подряд высокие урожаи, это еще не значит, что сорт надежный. Семена должны быть всесторонне испытаны на опытных станциях в течение ряда лет. На сегодняшний день рекомендуют сеять «одесскую-Д» или «новоукраинскую-83».

— Наш сорт «новая жизнь-1» достаточно испытан, и других сортов нам не нужно.

Долго Гриценко спорил с Гиндиным, даже повысил голос, но переубедить его не смог. Он уж хотел вернуться в МТС и сообщить Мегудину, что Гиндин не хочет выполнять решение — сеять только рекомендованными сортами, — но, подумав, решил посмотреть, что делается в других колхозах. В «Заре» у Перцовой он обнаружил много недочетов в подготовке к севу. На его вопрос, как обстоят дела с семенами, та сказала:

— Кое-как нам удалось выпросить немного семян у Гиндина, остальное надеюсь достать на опытной станции.

— Неужели у Гиндина такие семена, что их надо выпрашивать?

— А вы разве не знаете, что с опытной станции приезжали просить его сорт «новая жизнь-1»?

— Кто это вам сказал? Это просто чушь… Надо сеять только рекомендованными сортами, — убеждал Гриценко.

Отсюда Гриценко уехал в другие переселенческие колхозы зоны МТС и обратно вернулся усталый и расстроенный. Мегудин это сразу заметил:

— Ну, как дела в колхозах? Они готовы к севу?

— Не везде, — отрывисто бросил Гриценко.

— Почему?

— У Гиндина…

— Что у Гиндина?

— Семена… Он хочет сеять только своими семенами.

— Почему же он отказывается от этих сортов?

— И другие колхозы хотят сеять только его сорт «новая жизнь-1».

— Возможно, придется пойти Гиндину навстречу, — подумав, сказал Мегудин. — Ведь народная мудрость гласит: урожай заложен в семени! Надо поехать в район и посоветоваться, как быть. Ну, а как обстоит с семенами в колхозе имени Свердлова? Это же тоже ваш колхоз…

— Я был там. Они вас ждут… Что-то не ладится со скважиной.

— Я собирался заехать, но не смог. Подготовился ли Егес к севу?

— Пока трудно сказать. Они хотят раздобыть семена у Гиндина, а я и им советовал взять на опытной станции.

— В ближайшие дни постараюсь побывать у них, — сказал Мегудин. — Обязательно поеду туда.

Точно в намеченный срок тракторные бригады вышли на поля колхозов. Хорошо отремонтированные и обеспеченные всем необходимым, они дружно начали вспашку.

Мегудин на рассвете поехал на своем пикапе проверять работу тракторов в колхозах. Вернулся в МТС лишь вечером и, прочитав сводки, убедился, что, по полученным сведениям, все тракторные бригады за день выполнили и перевыполнили свои нормы.

Хотя работа на полях шла слаженно и четко, никаких аварий не было, все же Мегудин следил, чтобы передвижные мастерские скорой технической помощи были начеку.

…После сева, который МТС завершила на три дня раньше намеченного срока, в газете «Правда» появилась статья «Ценный опыт». Как обычно, газета пришла утром, вскоре статья была передана и по радио. Занятые работой, механики МТС не слышали эту передачу. Только когда диктор сказал: «Мы передавали статью, напечатанную в сегодняшнем номере газеты «Правда», о Курманской МТС», все кинулись искать газету. Первым нашел ее Гонтов.

— Вот статья, вот! — воскликнул он, размахивая газетой.

— Читайте! Читайте скорее! — раздались голоса.

— Дай-ка мне, я прочитаю! — попытался кто-то вырвать у Гонтова газету.

Но Фима крепко держал ее в руках. Подошел озабоченный Еремчук, спросил:

— Что тут случилось?

— Статья в «Правде» о нашей МТС. Вы разве не читали? Уже и по радио передавали.

— Я слышал… Во время перерыва надо прочесть ее вслух, — сказал Еремчук.

Один только Пауль остался на месте, обтачивая деталь, затем начал отбивать ее молотком. Ему хотелось, чтобы Еремчук видел, как он усердно работает, не так, как другие, что при каждом удобном случае бросают работу. Едва начался перерыв, он побежал в столовую. Рабочие МТС расселись за длинным столом. Еремчук стоял в стороне с газетой в руках и выжидал, пока люди пообедают. Но Зяма Мецнер подошел к нему, сказал:

— Я думаю, что пока обедают, можно статью прочитать.

— Начинайте читать!.. Начинайте! — раздались голоса.

Еремчук развернул газету и начал:

— «Замечательные успехи Курманской МТС очень поучительны. В этой МТС установилась творческая атмосфера и трудовой энтузиазм. Руководители МТС навели крепкий порядок, установили строгую дисциплину, добились слаженности в работе, механизировав ряд процессов во время ремонта техники. Все это способствовало окончанию сева на три дня раньше намеченного срока. Ценный опыт Курманской МТС необходимо как можно шире использовать в других местах. Надо помнить, что в условиях Крыма дорог не только каждый день, но и каждый час. Вовремя вспахать и посеять означает выиграть тысячи пудов хлеба».

Пауль слушал статью безучастно, как чужой. Как он ни силился улыбнуться, чтоб показать — и он радуется, но не смог выжать улыбку. Праздник всех сидящих здесь за столом не его праздник, их радость не его радость. Но все же для вида он похлопал в ладоши. И вдруг опять раздались шумные аплодисменты. Это вошел Мегудин.

— Что за торжество? — нагнувшись к Еремчуку, спросил он.

— Я прочитал им статью.

— Я понял… Не надо только зазнаваться, — сказал он громко, чтобы все слышали.

Мегудин взглянул на часы — обеденный перерыв кончился. Все же он решил сказать несколько слов:

— Всем нам приятно было слушать, как орган Центрального Комитета нашей партии — «Правда» отметил нашу работу. Но я думаю, что нас похвалили авансом, ибо мы еще ничего такого не совершили. Теперь нам нужно подумать, как оправдать сказанное в наш адрес. Если будем работать так, как работали до сих пор, мы начнем отставать. Поэтому давайте работать завтра лучше, чем сегодня, а послезавтра лучше, чем завтра… Поздравляю вас с первым успехом, и давайте вместе добиваться новых побед.

Как обычно, Мегудин чуть свет обошел МТС вдоль и поперек, заглядывая во все уголки. Когда он вернулся в кабинет, в приемной его уже поджидал какой-то человек.

— Вы директор МТС?

— Я.

— Я командирован к вам Комитетом по организации Всесоюзной сельскохозяйственной выставки.

— Очень приятно. Пожалуйста, заходите, — пригласил он его в кабинет. — Что вас интересует?

— Прежде всего я бы хотел поговорить с вами.

— Мы еще поговорим. А пока посмотрите все, ознакомьтесь с нашей техникой, с людьми, поезжайте в колхозы, которые мы обслуживаем. Вы можете заметить такое, что мы считаем второстепенным. Хотя, откровенно говоря, у нас все важно.

Поговорив с Мегудиным, гость, Петр Александрович Колпаков, сказал:

— Вашу работу в колхозе Свердлова бригадиром, а затем председателем я более или менее знаю, но как вам удалось превратить Курманскую МТС в одну из передовых машинно-тракторных станций нашей страны, мне нужно изучить.

— Университета я не заканчивал. Я работал трактористом, бригадиром… Работал и учился, — заметил Мегудин.

— Колхоз, где вы работали, находится в зоне вашей МТС?

— Да, примерно в десяти километрах отсюда.

— Мне бы хотелось подъехать туда.

— Пожалуйста, вас подвезут… Когда поедете?

— Если можно, то сейчас.

В колхозе имени Свердлова Колпаков обратился к Аврааму с вопросами о первых шагах Ильи Мегудина в качестве бригадира, а потом и председателя.

Собрав нужные ему материалы, частушки о первом тракторе «фордзон», он вернулся обратно в МТС.

…Изо дня в день появлялся в мастерских МТС Колпаков, подходил к слесарям, токарям, механикам, вникал в их работу, их жизнь.

Часто Пауль замечал, как приезжий беседует то с одним, то с другим рабочим, а его почему-то обходит. Вот он остановился возле Руди Зигфрида, о чем-то долго с ним толковал.

После смерти матери Руди жил у бабушки в соседней немецкой колонии. Пауль его почти не знал. Когда он поступил работать в МТС, Руди начал расспрашивать подробности его жизни, кто он и откуда.

— Я жил в городе, а сейчас живу здесь у дяди, — отвечал Пауль.

Желая узнать, кто приезжий и о чем они так долго беседовали, он спросил Руди:

— Кто это? Что за человек?..

— Он из Москвы, он хочет написать книгу о нашей машинно-тракторной станции, — ответил Руди.

— Из Москвы?.. А тебя о чем расспрашивал? — поинтересовался Пауль.

— Он задавал разные вопросы… Как жили здесь прежде, как наша машинно-тракторная станция стала передовой… Спросил меня о моем отце, служил ли он в армии Буденного и помнит ли он что-нибудь о помещике Люстихе, который тут властвовал…

— Ах, так! — сказал Пауль по-немецки.

— Он хочет подробно обо всем написать, — пояснил Руди. — В Москве на выставке будет представлена наша МТС.

— На выставке? — удивился Пауль. — Вот на какую высоту поднялась МТС. О, это большая честь.

Все больше и больше Пауль убеждался, что ничего нельзя сделать такого, чтобы помешать работе МТС. Вальтер обманул его, обещал, что и другие люди приложат руки, помогут ему. А может, они пытались, но и у них ничего не получилось. Он уж хотел зайти к Вальтеру, поговорить с ним, но передумал.

«Если я покажусь ему на глаза, он опять потребует что-то сделать», — подумал он.

Через несколько дней Вальтер прислал к Курту человека, который передал от его имени, чтобы Пауль пришел в церковь. Пауль понял, что его зовут туда не для того, чтобы совершить богослужение. Однако к назначенному времени он явился в церковь. Вальтер уже ждал его, привел на квартиру пастора и спросил:

— Почему не даешь о себе знать?

— Пока ничего не сделано, поэтому не о чем говорить.

— Очень плохо.

— МТС выдвигают кандидатом на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку, — сообщил Пауль.

— Ну так что? — Вальтер вынул из кармана «Правду» и, указав на статью о Курманской МТС, спросил: — Читал?

— Читал… У нас был большой праздник. А теперь что? Если раньше им не смогли подрубить крылья, то сейчас… Все пропало.

— Что значит — пропало?.. — вспылил Вальтер. — Если будем сидеть сложа руки, наверняка ничего не получится… Придут наши и превратят в пыль все, что они создали.

Слова Вальтера немного приободрили Пауля. В его глазах засверкали огоньки. Вальтер уверенно продолжал:

— Мы должны действовать каждый день, каждый час, где только можно, не считаясь ни с чем. Удар надо направлять туда, где они его меньше всего ждут… Не пугайся, что первый раз тебе не удалось. Теперь у тебя уже есть опыт. Только надо хорошо прицелиться, чтобы попасть в точку.

— А что я один могу сделать? — буркнул Пауль.

— Ты не один. Каждый прицеливается на свой лад… Теперь самый удобный момент нанести удар. Именно потому, что МТС так высоко подняли, надо сделать все, чтобы она на выставку не попала.

— Как же это сделать?

— Имей терпение, тебе всё скажут…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Приближалась весна. Прозрачные дали стали синими, из далеких краев прилетели птицы. Золотистые отблески солнечных лучей ложились на пробудившуюся землю. Соком налились озимые хлеба, набухли почки на деревьях.

В МТС шла интенсивная подготовка к весеннему севу. Специально выделенная комиссия во главе с Мегудиным проверяла каждый трактор. Начали готовиться к пробному выезду в поле.

Пауль работал с особым усердием.

В субботу вечером, когда Пауль шел домой, он встретил Вальтера.

— Ну, рассказывай, что у вас?.. — спросил Вальтер, обрадовавшись неожиданной встрече. Прежде чем Пауль успел ответить, Вальтер шепнул ему: — Мы уже подготовили нашей МТС подарок к севу. Но помни: надо держать язык за зубами. Даже наши люди ничего не должны знать. Один не должен знать, что делает другой… — Осторожно оглядываясь по сторонам, Вальтер продолжал: — Мы дадим им провести пробный выезд, пусть думают, что все в порядке, а то у них еще останется время исправить то, что мы им напортим. Все сделаем ночью, после пробного выезда.

На следующий день утром Пауль пришел на работу раньше всех. Он тщательно осмотрел проход, через который ему придется ночью проникнуть в МТС, затем подошел к своему верстаку и начал работать. Вскоре донесся нарастающий шум включенных тракторных моторов. Один за другим трактора начали выезжать из МТС, затем повернули в стороны — к колхозам.

К обеду, как было запланировано, тракторные бригады вернулись в МТС. Все было в полном порядке. Комиссия еще раз проверила каждый трактор в отдельности и решила, что все они полностью готовы к севу.

И все же на коротком собрании после обеда Мегудин предложил трактористам еще раз перед самым выездом осмотреть свои трактора и завтра ровно в шесть утра отправиться на поля.

Во дворе и на арке были вывешены лозунги на ярко-красной материи. Рабочие ушли домой в приподнятом настроении. На пустой, празднично убранной территории МТС сегодня ярче, чем всегда, горели электрические лампочки.

В клубе было весело. Нарядные девушки и парни Курмана пели и танцевали. Среди них, наверное, и сероглазая веселая Зоя из конторы МТС. Паулю она очень нравилась, но он не смел подойти к ней, пригласить в кино или просто погулять.

Клуб был переполнен, и было трудно протолкнуться вперед. Пауль издали увидел Зою. Ее круглое нежное лицо разрумянилось, белокурые волнистые волосы распущены, в серых глазах сверкал задорный огонек. Она танцевала с Руди. Жгучее чувство ревности резануло сердце Пауля. Он вышел на улицу, небо было звездное, сияла луна. Пауль прошел несколько шагов, но его преследовало доносившееся веселое пение и топот танцующих.

«Им хорошо, весело, а… что со мной сегодня будет? — думал он. — Хоть бы скорее стемнело». Он решил немного подождать, потом пролез через дыру в заборе и вошел во двор МТС. Вдруг послышались шаги. Он притаился и, когда шаги затихли, подошел к трактору, через воронку всыпал в картер горсть песку, подошел ко второму, третьему, проделал то же самое и поспешно зашагал обратно в клуб.

Там смотрели фильм, а когда сеанс закончился, он вместе со всеми ушел домой.

Ночь тянулась долго, на душе было муторно. Паулю казалось, что все видели, как он сыпал в трактора песок. Страшные мысли лезли в голову. Не сомкнув глаз за ночь, утром пошел на работу. По дороге в ремонтную мастерскую Пауль с опаской смотрел на трактора.

Он раскладывал свои инструменты и через открытую дверь видел, как трактористы подошли к своим тракторам. Фима Гонтов, Зяма Мецнер и Ваня Бойченко включили моторы своих машин и тронулись в путь.

Руди Зигфрид, захватив все необходимое, поспешил к машине скорой технической помощи.

Во дворе было тихо и пусто. Пауль собирался ремонтировать мотор, который Еремчук вчера ему дал, но руки его словно одеревенели. Прошел час-другой, а с поля никаких вестей не было. Но вот расстроенный приехал с поля Руди Зигфрид.

— Несчастье! — крикнул он. — Три трактора вышли из строя. Сколько сил мы потратили, чтобы наладить работу, но наша скорая помощь ничего не могла сделать. Сейчас их на прицепах приведут сюда.

— Как могло такое случиться? — спросил Пауль с притворным удивлением. — Ведь только вчера их испытывали. Кто их ремонтировал?

— Не помню, — ответил Руди, — все смотрели…

Через полчаса привели поврежденные трактора.

— Давайте посмотрим, что там случилось, — предложил Пауль. — Подведите их поближе к мастерской.

О выходе из строя трех тракторов Мегудин узнал еще в поле. Он тут же помчался в МТС.

«Как это могло произойти? — тревожно думал он. — Вчера тщательно проверили каждый трактор… Неужели чего-то недоглядели? Да нет, я этого не допускаю, здесь что-то другое…»

Подойдя к Еремчуку, который стоял с механиками у поврежденного трактора, он спросил:

— Ну, что скажешь?..

— Просто уму непостижимо… Да и кто мог такое предвидеть?.. — ответил расстроенный Еремчук. — Пока мы успели проверить один трактор — мотор сгорел.

— Значит, починить невозможно?

— Да, надо будет поставить новый мотор.

— Дело не в моторе… Мотор-то мы найдем, но вообще все совершившееся не может не настораживать… Прежде всего надо установить причину. Речь идет не об одном тракторе, а о трех… Значит, дело серьезное…

— Да, да, видимо, так.

Долго и внимательно осматривая поврежденный мотор, Мегудин воскликнул:

— Смотрите, песок… Кто-то всыпал песок.

— Песок? — насторожившись, переспросил Еремчук. — А мне показалось, что это гарь. А теперь я ясно вижу, что это действительно песок.

Отойдя в сторону, Мегудин и Еремчук о чем-то посоветовались.

— Зайдем ко мне, поговорим, — пригласил Мегудин Еремчука.

Войдя в кабинет, едва сдерживая охватившую его тревогу, Мегудин сказал:

— Три трактора вышли из строя во время сева… Знаешь, что это значит?..

— А как же… Но в голове не укладывается, как это могло случиться…

— Понимаешь, когда у нас был начальник политотдела, он работал с людьми, вникал во все уголки жизни МТС. Теперь эти функции возложены на тебя как парторга… Ты каждый день, каждый час общаешься с людьми, неужели ты ничего не замечал?..

— Я своих людей как будто знаю неплохо, никогда они меня не подводили…

— Все же был у тебя сигнал, и серьезный, — напомнил Мегудин, сурово посмотрев на него. — Хорошо, что тогда сразу обнаружили дело с винтиками, надо было предвидеть, что такое может повториться…

— Я смотрел… Все хорошо работали, старались. Ведь накануне мы тщательно все проверили, — оправдывался Еремчук. — Не иначе, как кто-то ночью проник на территорию МТС.

— Надо будет сторожа вызвать, — предложил Мегудин. — Если он замешан в этом деле, то, конечно, не признается. Но он как будто надежный. Я думаю, что это дело распутаем…

— Может быть, ночью кто-то проник сюда через другой ход и сделал свое гнусное дело, когда сторож дремал? — высказал предположение Еремчук. — Срочно надо осмотреть всю ограду.

— Надо будет с рабочими поговорить, может быть, они помогут на след напасть, — предложил Мегудин. Немного погодя, словно выжидая, что скажет Еремчук, спросил: — Я как-то просил тебя понаблюдать за механиком Бютнером… Не его ли рук это дело? Или через него?

— Я приглядывался к нему, но ничего не замечал. Он вел себя хорошо, работал прилежно. Я поговорю о нем с ребятами.

— Нет, нет, не надо! Он не должен знать, что мы его в чем-либо подозреваем. Я вызову Зигфрида и его, а вы других… Мы тогда сопоставим показания…

Первым Мегудин вызвал к себе Руди Зигфрида. За короткое время, что работает в МТС, он возмужал, физически окреп, был подтянут…

— Как ты думаешь, кто мог так напакостить? — спросил Мегудин.

— Право, не знаю. Ведь накануне комиссия все проверила. Не могу понять, когда такую подлость могли сотворить…

— А все же — кого подозреваешь? Ведь ты работаешь с людьми, неужели ничего не заметил?

— Нет, нет. Все как будто хорошо работают. Только враг мог такое сделать.

— Но как он мог проникнуть сюда?

— Не знаю, не знаю.

— А что ты можешь сказать о Пауле Бютнере? Как он работает, с кем общается? Ты, кажется, тоже из Ной-Берлина? Ты не помнишь, каким он был тогда?

— Я оттуда уехал ребенком. Помню, что там жил гроссбауэр Бютнер, но Пауль говорит, что он не оттуда. А работает как будто бы неплохо.

Сразу же после Руди Мегудин вызвал Пауля Бютнера.

Как только Пауль появился на пороге его кабинета, Мегудин заметил, что тот сильно похудел, лицо помрачнело, вытянулось, глаза потускнели. Как Пауль ни пытался скрыть свое волнение, ему это не удавалось.

— Ну, как идет у вас работа? — спросил Мегудин.

— Хорошо, — ответил Пауль. Он пытался улыбнуться, но улыбка получилась кислой, неестественной.

— Освоились здесь? — продолжал Мегудин.

— Вполне освоился, — ответил Пауль, стараясь не глядеть на Мегудина.

— Это очень хорошо. Коллектив принял вас в свою семью, мы оценили ваши старания, вы заслужили право быть выставленным на красную доску, но я был сильно огорчен, когда…

Мегудин замолчал и поглядел на Пауля, который сразу побледнел, холодный пот выступил на его лице.

— Я стараюсь, — еле вымолвил он.

— Да, но три трактора вышли из строя… Мы-то их починим, но виновных надо будет найти.

— Кто знает, чья это работа… — пожал плечами Пауль.

— Каждый из нас должен помочь найти виновных… Может быть, кого-то из МТС втянули в это гнусное дело.

— Я ничего не знаю, не могу ничего сказать, — твердил Пауль.

— Все же подумай… Может быть, что-то услышишь, узнаешь… Виновных мы обязательно найдем.

Вальтер с нетерпением ждал Пауля. Он уже пожалел, что заблаговременно не договорился с ним о том, как он даст знать, благополучно ли выполнил задание. Ясно, что в эту ночь он ничего не мог сообщить. Но прошел уже день — и ни слуху ни духу. Зайти к Курту он боялся, возможно, что за этим домом следят.

Вечером Вальтер увидел Курта, который в кирке усердно молился. Когда служба кончилась, он у выхода подождал его и спросил:

— Где Пауль, почему его не видно?

— Сейчас горячая пора, поэтому он живет в общежитии. Я только что видел сторожа МТС, он мне сказал, что у них…

— Что у них?.. Что-то случилось?

— Три трактора, сказал он, испортились.

«Если трактора в самом деле испорчены, — подумал Вальтер, — надо дать знать куда следует, что виновен в этом деле механик Рудольф Зигфрид».

…Следователь вошел в ремонтные мастерские, где механики чинили поврежденные моторы. Он вызвал Еремчука, представился и спросил:

— Что у вас произошло?

Еремчук коротко рассказал.

— Чтобы сразу три трактора вышли из строя, вещь не простая. Тут чья-то рука действовала… — сказал следователь. — Придется вызвать эксперта и установить, как это случилось.

— Директор приказал отремонтировать трактора и выехать в поле… Когда мы раскрыли моторы и выяснилось, что их нельзя исправить, мы поставили другие, и трактора уже работают.

— Что значит — уже работают? — строго спросил следователь. — Вы не имели права этого делать, пока экспертиза не установит причину, почему они вышли из строя.

— Задерживать сев мы тем более не имели права, — возразил Еремчук. — Моторы ведь остались, по ним можно все установить.

— Но вы же возились с ними… Где ваш директор?

— У себя в кабинете.

Следователь зашел к Мегудину.

— Скажите, как ваша МТС охраняется? — спросил он Мегудина.

— На ночь ворота закрываем, и тогда МТС охраняет сторож.

— Как фамилия сторожа?

— Лыч.

— Кто ремонтировал трактора?

— Рудольф Зигфрид.

— Кто их проверил?

— Комиссия.

— Кто входил в комиссию?

— Главный механик Еремчук — наш парторг, механик Бойченко — комсорг, тракторист Гонтов — профорг, и я возглавлял.

— Вы уверены, что комиссия не проглядела дефектов в ремонте?

— Уверен.

— Сколько времени прошло между приемом тракторов комиссией и началом сева?

— Полдня и ночь.

— За это время кто заходил на территорию МТС?

— До вечера каждый тракторист еще раз проверял свой трактор, а вечером, после их ухода, никто не заходил.

— Кто, по-вашему, мог совершить такое?..

— Мы с товарищем Еремчуком ищем следы преступления. Подозревать еще мало — надо найти подтверждающие факты.

— Ну, действуйте, а мы поможем…

Следователь задал Мегудину еще несколько вопросов и уехал.

В МТС опять стало тихо. По сводкам, которые поступали от тракторных бригад, видно было, что работа везде идет хорошо. Спокойствие, которое установилось после шума с поврежденными тракторами, еще больше угнетало Пауля. Он понял, что вот-вот должно что-то случиться. Беспрерывное волнение, тревога вконец измотали его.

Еремчук строго наказал ему никуда не отлучаться, быть на месте, ибо каждую минуту могут что-то привезти с поля чинить.

В мастерской опять появился следователь.

— Вы Пауль Бютнер? — спросил он.

— Я…

— Что вы можете сказать о поврежденных тракторах?

— Откуда я могу знать?

— А кто может знать? Вы тут работаете, встречаетесь каждый день с людьми МТС. Расскажите, что знаете, что заметили?

— Я ничего не знаю, ничего не заметил.

— А все же, как вы думаете, кто мог такое сделать?

— Я могу отвечать только за трактора, которые я лично ремонтировал.

— А кто ремонтировал поврежденные?

— Другой механик.

— Как его фамилия?

— Это вы можете узнать у нашего руководителя. Их, кажется, ремонтировал Рудольф Зигфрид.

— А что вы можете сказать?

— Я ничего не знаю.

— Вы работаете с человеком и ничего не можете сказать?

Чтобы испытать Пауля, следователь сказал:

— А почему он многое знает о вас?

— Обо мне? А что он может знать обо мне? Я отвечаю за свои трактора, он — за свои.

— Значит, вы считаете, что он виновен?

— Если бы я знал, сказал бы.

— Кого вы все-таки подозреваете?

Пауль молчал.

— Почему молчите? Вспомните… Если вы не можете вспомнить, я вам напомню… Даю вам время на раздумье.

Следователь ушел. В мастерские зашел Колпаков — представитель выставочного комитета.

— Где Еремчук? — спросил он Пауля.

— В конторе.

— А Мегудин?

— Кажется, куда-то уехал.

— Ну, как идет у вас работа? — спросил Колпаков.

— Хорошо, — пробормотал Пауль.

Уже несколько дней, как сев шел полным ходом.

Мегудин носился с одного полевого массива на другой.

Надо было организовать все так, чтобы работа шла нормально. За все дни сева не было случая, чтобы трактор простаивал. Во всех бригадах планы сева были выполнены. Но Мегудина это не удовлетворяло.

— Выполнить план немудрено. Это минимум, — твердил он.

Он требовал, чтобы каждая работа выполнялась не только быстро, но и хорошо.

Мегудин ненадолго заехал в контору МТС и застал там следователя.

— Второй день, как гоняюсь за вами, — заявил он Мегудину. — Куда ни приходил, мне говорят: только что был и уехал.

— Сам не знаю, где я буду через час, — ответил Мегудин. — Но вот вы же меня застали.

— Значит, мне повезло…

— Идет сев… Вы знаете, что такое сев?

— Да, но и о других делах нельзя забывать. Мне нужна характеристика на механика Рудольфа Зигфрида.

— Хороший парень, великолепный работник, кроме хорошего, ничего не могу сказать о нем.

Следователь внимательно выслушал Мегудина и переспросил:

— Вы уверены в этом?

— Абсолютно уверен.

— Может быть, кто-то втянул его… заставил что-то сделать…

— Я хорошо знаю этого парня и не верю, чтобы кто-нибудь мог на него повлиять…

— А у нас имеются другие сведения… Он же ремонтировал эти трактора…

— После ремонта трактора испытывали, комиссия еще раз их проверила, — возражал Мегудин. — Неужели он сам себе будет вредить?.. Это поклеп.

— Сведения, которыми мы располагаем, подтверждаются, — сказал следователь. — Мы должны его изолировать.

— Изолировать? Неужели нельзя по-иному в этом разобраться?

— Нельзя, — заявил следователь. — У нас имеются подозрения еще… кое на кого. Необходимо, чтобы они не общались.

— Скоро мы закончим сев… Пока нельзя никого отрывать от дела.

— Хорошо, если возможно будет, мы это примем во внимание. А пока готовьте характеристику.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Весенний день клонился к закату. Окна кабинета Мегудина отражали красный цвет заходящего солнца.

«Надо поторопиться, — подумал Мегудин. — Пока стемнеет, я еще успею побывать в некоторых бригадах, посмотреть, что там делается».

Неожиданно во дворе МТС он увидел Лизу.

— Лиза! Какими судьбами? — обрадовался он.

— Ой, как я рада, что тебя встретила! — Черные глаза Лизы засияли, на полных зарумянившихся щеках с ямочками заиграла улыбка. — Я вчера была здесь… Никто тебе ничего не сказал? Я была у тебя дома, — еле переводя дыхание, рассказывала она. — Скажи, что у вас случилось?

— Ничего.

— Что значит — ничего? Неужели это всё выдумали?.. Все говорят об этом… Даже твоя мама знает…

— О чем говорят?

— О тракторах. Это тебе не повредит?

— Трактора работают.

— Почему же везде только об этом и говорят? Я так беспокоюсь.

Илья, ласково глядя на девушку, положил руку ей на плечо. От его проницательного взгляда Лизе стало легче, теплее на душе.

— Хорошо, что меня задержали, а то бы меня и сегодня не застала… Сколько раз я собирался заехать к тебе и никак не мог выбраться, — начал он оправдываться. — Я очень хотел тебя видеть.

— Поедем сейчас ко мне, — предложила Лиза.

— Сейчас? Нет, сейчас я не могу…

— Когда ты бросишь кнут и перестанешь сам себя погонять?

— Сейчас ведь сев…

— Потом будет жатва, молотьба, пахота и опять сев…

Мегудин улыбнулся:

— Это так. Работа всегда найдется. После сева постараюсь найти время встретиться.

— Ну, расскажи, что все-таки у вас произошло? — допытывалась Лиза.

— Знаешь что, — неожиданно осенила его мысль, — садись ко мне в машину, и мы поедем в тракторные бригады… Потом ненадолго заедем к моим родителям и к тебе.

— Хорошо, очень хорошо, — согласилась Лиза.

Он взял Лизу под руку, подвел к машине и пригласил ее сесть.

— Куда поедем? — спросил шофер.

— В третью бригаду, в четвертую, а затем в Новые Всходы и Ратендорф, — ответил Мегудин.

Далеко где-то в вечернем тумане показались темные свежевспаханные массивы земли. Грохот моторов всколыхнул степную тишину.

— Смотри, это пашут наши трактора, — сказал Мегудин.

— А те три поврежденных трактора тоже работают?

— Да, работают. Мы быстро заменили моторы.

— Не узнали, кто такую подлость сделал?

— Пока нет. Дело расследуется. А у тебя что слышно?

— У меня тоже немало хлопот, дома все расскажу, — ответила Лиза.

Их нагнала машина скорой технической помощи. Из машины выскочил Руди.

— Куда ты едешь? — спросил Мегудин.

— Я поочередно объезжаю все бригады. Пока везде все в порядке, — сообщил Руди.

— Очень хорошо. Где ты сегодня будешь вечером?

— Я вам нужен?

— Да, — коротко ответил Мегудин. — Я должен с тобой поговорить.

Курманская МТС закончила сев на два дня раньше запланированного срока. Специально выделенная комиссия, куда вошел и представитель выставочного комитета, проверила качество обработки полей и дала им высокую оценку. В местных и даже центральных газетах появились сообщения и статьи о больших успехах Курманской МТС.

Настроение у всех было приподнятое. Поодиночке и колоннами возвращались трактора в парк. Снова на тихом и пустом дворе загрохотали их моторы. Мастерские тщательно убрали. Все площади и дорожки были посыпаны песком. Всюду стало чисто и опрятно.

На одной из площадей выстроились в два ряда трактора, собрались бригадиры, трактористы, прицепщики, механики, слесари, токари и кузнецы. Было объявлено, что, как только все съедутся, состоится собрание.

Точно к этому времени прибыл Мегудин. Ему сегодня предстояло подвести итоги работы, проделанной во время сева, и обсудить план на дальнейшее.

— Мы успешно закончили сев, и хотя всходов еще нет, но мы уже должны готовиться к уборке урожая. Техника наша должна быть исправна, как оружие у бойца. Это мы требуем и будем требовать самым решительным образом. Уборку надо организовать так, чтобы не было никаких потерь.

Мегудин по-деловому, без лишних слов оценил работу бригадиров, трактористов и каждого рабочего во время сева.

— Мы не должны забывать того, — в заключение сказал он, — что у нас случилось в первый день сева. Еще не установлено, чья мерзкая рука вывела из строя три трактора. Дело расследуется. Надо глядеть и глядеть… То, что не заметит один человек, заметят десятки глаз. Если все будем начеку, таких позорных явлений больше не будет.

После собрания все разошлись по местам и приступили к работе.

На следующий день утром, когда Мегудин, как обычно, прошелся по мастерским, он заметил станок, на котором никто не работал. Когда он подошел ближе, увидел, что инструменты у станка были аккуратно сложены. На станке лежал листок бумаги, на котором крупными буквами было написано:

— А где Руди? — спросил Мегудин Еремчука.

— Он почему-то сегодня не вышел на работу. Я послал в общежитие выяснить, не заболел ли он, оказывается, что он там даже не ночевал.

Мегудин постоял еще немного, взял листок с соцобязательством и ушел в контору.

Фридрих Зигфрид еще в бытность председателем Ново-Берлинского сельсовета приметил Илью и не переставал восхищаться трудолюбием и незаурядными организаторскими способностями этого парня.

Когда молодой Мегудин, как его обычно называл Зигфрид, стал бригадиром и делал свои первые самостоятельные шаги, председатель сельсовета приехал в коллектив «Красный извозчик» и заявил:

— Мои друзья, реб Фридрих приехал к вам проститься.

— Разве вы уезжаете? — со всех сторон раздались голоса.

— Партия направляет меня туда, где я нужнее. А здесь обойдутся и без меня, — ответил Фридрих Зигфрид.

Он тепло простился со всеми, а Илью Мегудина крепко расцеловал и сказал:

— Я верю, что ты добьешься больших успехов на этой степной земле и все вы будете жить в богатстве и уважении, как когда-то предсказывал Карл Маркс в своих мудрых книгах.

Прошли годы. Фридрих Зигфрид работал в соседнем районе в одном из отделов райисполкома. И, как всегда, когда в газете появлялись сообщения об Илье Мегудине и его колхозе, он радостно говорил Руди:

— Вот с кого надо брать пример, сын мой, посмотри, чего добился этот простой бедный мальчик, который приехал в наши степные края, и что творят его умелые руки.

Когда Руди закончил ФЗУ, отец, узнав, что Мегудин стал директором Курманской МТС, поехал с ним туда.

— Прими, пожалуйста, моего сына к себе, — сказал он Мегудину, — и сделай из него настоящего человека. Рос он без матери, не всегда я мог уделять ему должное внимание. Парень он хороший, способный, недавно закончил школу фабрично-заводского ученичества, прикрепи его к хорошему мастеру. Я думаю, что только у вас Руди станет квалифицированным рабочим.

Мегудин охотно принял сына Фридриха Зигфрида в МТС, просил Еремчука присмотреть за ним и подучить парня. Руди работал прилежно, изо всех сил старался выполнять все, что от него требовали. За короткое время он стал хорошим механиком. Мегудин и отец Руди были весьма довольны его успехами.

Фридриха Зигфрида всегда радовали добрые вести о достижениях Курманской МТС, о чем нередко рассказывалось на страницах областной газеты. С нетерпением он ждал, когда наступит очередное воскресенье и сын приедет домой. И вот воскресенье наступило, но Руди почему-то все еще нет.

— Что могло случиться? — забеспокоился Фридрих.

От волнения не находя себе места, он дождался утра и отправился в Курман. В мастерской МТС Фридрих увидел за станком сына совсем другого человека. Сердце его ёкнуло. Он хотел у кого-либо спросить, где Руди, но в открытую дверь увидел во дворе Мегудина.

Подойдя к нему, он, подняв кулак вверх, поздоровался:

— Рот фронт, геноссе! — И беспокойно спросил: — Где Руди?

— Руди? — переспросил Мегудин. — Сам не знаю… Он, наверное, скоро придет.

— Где он? — спросил Фридрих, еще более тревожась.

— Он придет… Думаю, что скоро… Его…

— Что случилось? Почему вы скрываете от меня?

— Зайдем ко мне в кабинет, — предложил Мегудин, не зная, как объяснить Фридриху, что произошло. — Я думаю, что это недоразумение… — сказал он в кабинете.

— Какое недоразумение?

— В первый день сева у нас были повреждены три трактора…

— И моего Руди обвиняют в этом?! — не своим голосом воскликнул Фридрих.

— Наверное, но во всем скоро разберутся…

— Моего Руди обвиняют в такой подлости?! Как можно подумать такое о моем сыне…

У расстроившегося Фридриха будто ком застрял в горле, от волнения заикаясь, он спросил:

— К-к-то, к-то мог ээ-то выдумать? Если бы о-он т-такое мог с-сделать, я-я бы с-сам…

— Мне кажется, что Руди скоро выпустят… — пытался утешить Фридриха Мегудин.

— Это классовая борьба, т-товарищ молодой Мегудин, — сказал Фридрих Зигфрид. — Когда выводят из строя трактор, тем самым срывают сев и наносят огромный ущерб. Это стоит больших денег, труда, но это все еще поправимо. А когда человека губят, этого уже не исправишь… К этому, молодой Мегудин, и стремился классовый враг… Нет меры его злобы против нас, он ничем не гнушается, чтобы ослабить нашу мощь…

— Ничего, разберутся, вот увидите, разберутся, — заверил Мегудин Фридриха.

— О, не так-то легко распознать, дорогой товарищ, этих негодяев. Они хорошо овладели искусством лжи, они знают, на кого свалить свои преступления и самим остаться чистыми…

— Поедемте-ка к следователю, — предложил Мегудин. — Я дал самую лучшую характеристику Руди. — Он вынул из письменного стола листок. — Вот его соцобязательство, которое он не успел закончить… Вот, посмотрите.

Зигфрид взял листок, пробежал глазами и, зачитав последние строчки вслух, сказал:

— Вы видите, к чему он стремился: его честь — это честь МТС.

Фридрих Зигфрид уехал домой вконец расстроенным. Через несколько дней он снова приехал в Курман и пытался узнать у следователя, как дела его сына, но никакого ответа не добился.

Проходили дни и недели. Фридрих часто навещал следователя, настойчиво добивался скорейшего разбора дела Руди, но пока результата не было.

К следователю уже вызывали Мецнера, Гонтова, Еремчука, Бойченко и еще нескольких человек из ремонтных мастерских. Каждый день Пауль был начеку, ждал, что вот-вот и его позовут. Ему казалось, что они сваливают вину на него, но он будет все отрицать, утверждать, что ничего не знает. Но его почему-то не вызывают, и это очень тревожило…

С большим нетерпением Пауль дождался выходного. После работы он решил отправиться к дяде, чтобы в воскресенье утром в кирке встретиться с Вальтером. Но до конца рабочего дня его вызвали на допрос.

Пауль вышел от следователя мокрым от пота и очень взбудораженным. На улице стояла кромешная тьма, и добираться к дяде было нелегко. Все же он решил не задерживаться здесь. Когда поздно ночью он вошел во двор, громко залаял Волчок. Пауль постучал в дверь.

— Кто там? — сонно спросил дядя Курт.

— Это я.

— Почему так поздно? — открывая, укорил он. — Проходи, проходи.

Пауль что-то пробурчал под нос. Из спальни вышла жена Курта, Марта.

— Ты, наверно, голоден? — спросила она.

Не дожидаясь ответа, Марта принесла крынку молока, творог и хлеб.

Пауль ел и рассказывал:

— Уже несколько дней подряд, как во сне я вижу отца с матерью: мать доит коров, кормит кур, а отец собирается выехать в поле и ждет меня, чтобы я помог ему собрать сено, которое он накосил.

— Может быть, наши молитвы дошли до бога и они в самом деле вернутся домой, — сказал Курт.

— Поэтому я к вам и пришел, чтобы завтра утром пойти в кирку и еще раз помолиться… чтобы с божьей помощью они вернулись.

Пауль с дядей старались прийти в кирку пораньше, занять хорошие места, но там было уже много народу, и протолкнуться поближе к пастору они не смогли. Издали Пауль увидел Вальтера, который усердно молился. После службы Пауль с Вальтером вышли из кирки и повернули в ближайший переулок. Остановившись возле какого-то палисадника, Пауль, оглядываясь вокруг, начал рассказывать:

— Вчера меня вызвал следователь и просил сообщить, что я знаю…

— Ну ты сказал ему то же самое, что говорил своему начальнику?

— Да.

— Это хорошо. Они тебя будут проверять. Главное — не путай, говори одно и то же.

— Мне кажется, что они все-таки меня подозревают… — тревожился Пауль.

— Брось! Он все время будет нагонять на тебя страх… А ты не сдавайся — ничего не знаешь, и все… Тогда отстанут от тебя. А если что, немедленно дай мне знать… Не беспокойся, я подготовлю свидетелей, которые подтвердят все, что нужно. Через неделю придешь, я расскажу тебе, что делается и что нужно сделать…

Пауль еще что-то хотел сказать, но Вальтер быстро попрощался, и они разошлись в разные стороны.

Хлеба на полях только начали созревать, когда из Москвы пришла телеграмма, что Курманская МТС утверждена быть представленной на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке. Эту радостную весть передавали из уст в уста, только об этом и говорили. Высказывали предположения, как все будет: кто говорил, что поведут технику — трактора, комбайны и весь инвентарь, другие считали, что нужно показать макеты, а павильон можно построить таким, как их МТС. Но все сходилось в одном: люди должны обязательно поехать.

— Всех туда не возьмут, — сказал Мецнер.

— Будут поочередно меняться… — высказал свои предположения Гонтов.

Всякие толки и кривотолки сразу же прекратились, как только появились представители выставочного комитета — специалисты для отбора экспонатов и художники для создания макетов, эскизов, монтажей и картин.

Ранее приехавший Колпаков успел написать брошюру о Курманской МТС, убедительно рассказал, как эта машинно-тракторная станция из отсталой превратилась в передовую с хорошей первоклассной сельскохозяйственной техникой, с прекрасными мастерскими, квалифицированными специалистами, которые самозабвенно трудятся, крепят экономическую мощь колхозов.

…Осматривая хлеба на полях Ратендорфского колхоза, которые уже начали созревать, Илья решил заехать к Лизе и предупредить ее, что уже приехали представители выставочного комитета и он будет очень занят с ними, поэтому не сумеет поехать с ней в город.

Лиза с нетерпением ожидала его и уже начала волноваться. Как только он подъехал к ее двору, она выбежала навстречу.

— Почему так задержался? — спросила она.

— Никак не мог раньше вырваться.

— Поедешь в Москву?

— Поеду.

— Очень хорошо. — Лиза ждала, чтобы Илья пригласил ее поехать с ним, но он почему-то молчал. — Ну, идем, Илюша, в дом, — она взяла его под руку и потянула за собой.

— Не могу, Лиза, никак не могу, — остановил ее Илья. — И минуты не могу задержаться, ведь люди из Москвы приехали, они ждут меня… Просто задыхаюсь — столько дел. Уже больше недели не могу на несколько минут вырваться к родителям. Давай вместе поедем к ним, по дороге обо всем договоримся.

— Поздно, как-нибудь в другой раз съездим, — попыталась отказаться Лиза. — Лучше побудь со мной хоть полчасика.

— Я обещал заехать, меня ждут… Поедем?! Ненадолго поедем, — упрашивал Илья Лизу. — Я должен быстро вернуться. Нам предстоит большой и серьезный экзамен. Раньше нашу работу оценивали колхозы района, ну кто еще? А теперь вся страна увидит, как мы работали, и, если хочешь, не только наша страна… К такому экзамену надо серьезно готовиться, да еще как готовиться!

На минутку Мегудин забыл, что спешит, но тут же спохватился, потянул Лизу за руку:

— Ну, садись, и поедем!

Он открыл дверцу машины и усадил ее.

Зельда ждала сына, но не была уверена, что он приедет. А сегодня своим материнским сердцем почуяла, что он должен появиться, и часто выбегала на улицу, вглядывалась в даль. Издали увидев его машину, побежала в дом сообщить эту радостную весть.

— Илюша едет! Илюша едет! — воскликнула она. — Беги, доченька, и скажи папе, что у нас гость! — попросила она младшую, Генечку.

Едва Илья вышел из машины, как Зельда бросилась ему на шею.

— Я все глаза проглядела, ожидая тебя, — пожаловалась она, а увидев Лизу, воскликнула: — Кого я вижу! Гляди-ка, кто приехал! Пойдемте, мои дорогие, в дом!

Когда они вошли в дом, Зельда начала угощать своих гостей.

— Мама, ты не суетись, пожалуйста, — сказал Илья, — мы пока не голодны. Нам бы хотелось сперва пройтись, может быть, отца встретим, заодно посмотрим, что тут делается в колхозе.

— Сынок, дорогой мой, прошу тебя, посиди немного со мной, — попросила она.

— Мы немного пройдемся, хочу кое-что посмотреть.

— Ну хорошо, идите, только сейчас же возвращайтесь.

…Когда Илья и Лиза вернулись, Авраам был уже дома. Стол ломился от яств.

— Твою МТС покажут на Всесоюзной выставке? — спросил Авраам.

— Да, готовимся…

— А Лиза тоже поедет с тобой в Москву? — поинтересовалась Зельда.

— Я же не работаю в МТС, — заметила Лиза.

— Ну и что? Все равно вы должны поехать вместе… Сколько можно так… Ведь вы уже не дети. Пора нам, родителям, доставить радость…

Авраам налил всем по чарке вина и провозгласил здравицу:

— За ваше здоровье, дети!

— За ваше здоровье… — поднимая чарку, сказала Зельда. — Может быть, сегодня объявим помолвку?

— А когда же будет свадьба? — полушутя спросил Илья.

— Свадьба свадьбой, но распишитесь хотя бы до отъезда в Москву, — сказал Авраам.

— Так и будет, Лиза? Да? — сияя, спросил Илья.

— Ну, раз так, мы сейчас же вас и поздравим, — поднял Авраам вторую чарку…

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Осенью, когда в МТС завершили все полевые работы, Илья и Лиза поженились. Родители, родные и близкие отметили это торжество. А утром Илья, Лиза и все другие посланцы МТС выехали в Москву на выставку.

Теплые степные ветры, смешанные с запахами терпкой полыни и перепревших трав, долго сопровождали быстро мчавшийся поезд, который вез на выставку представителей Курманской МТС.

Утром, когда Илья проснулся, он из окна вагона увидел на степных просторах серебристые полоски инея. Чем дальше поезд мчался вперед, тем чаще мелькала ослепительно белая утренняя изморозь. Когда солнце припекало, она превращалась в сизую дымку, которая клубилась в прозрачном воздухе и потом исчезала.

Где-то далеко позади оставались дорогие, полюбившиеся ему родные места, а навстречу бежали и бежали среди пожелтевших полей и лесов дремлющие деревни и поселки, оживленные, шумные станции, большие и малые города, тронутые осенними красками.

В Москву поезд прибыл во второй половине дня. Мегудин и Лиза вместе с представителями МТС легко добрались до гостиницы, устроились и сразу же отправились на выставку.

…Еще издали они увидели высившуюся мощную скульптуру — рабочий и колхозница держат в мускулистых руках серп и молот и словно рвутся ввысь.

Мегудин и посланцы МТС вышли на площадь, обрамленную цветами, клумбами, электрическими фонарями, знаменами и разноцветными флажками. Посреди площади струился, переливаясь всеми цветами радуги, фонтан. Очарованные этой пленительно-волшебной красотой, они вышли на «Колхозную площадь».

— Говорят, здесь когда-то был пустырь, заросший бурьяном, как у нас в степи, — сказал Мецнер. — А поглядите, что теперь стало…

— Вот здорово! Чудо, и только! — раздавались голоса.

— Вот что человеческие руки могут сделать, — заметил Гонтов.

Долго шли, внимательно разглядывая все, что попадалось на пути.

— А где выставлена наша МТС? — спросил Мецнер.

— Надо пройти ряд павильонов, и направо от площади механизации, в отделе «Новая деревня», наша МТС, — ответил Мегудин.

Опять стало тихо, они шли, останавливаясь у стендов, на которых были изображены картины старой нищей деревни с покосившимися приземистыми халупами, кабаками, где мародеры обирали до последней копейки темного хлебопашца. Урядник и пристав издеваются над бедняками, штрафуют их на каждом шагу: то за неуплату налога списывают последнюю скотинку, то отбирают последний клочок земли, шкуру дерут, где и с кого только можно. Стенды рассказывают о крестьянских восстаниях, пожарах в помещичьих имениях и тяжелой борьбе угнетенного крестьянства за лучшую долю.

Мегудин и остальные посланцы Курманской МТС входят в павильон «Новая деревня». Здесь все демонстрируется не только на картинах и макетах, но и в натуральном виде, со всеми деталями, словно сюда, на выставку, перенесли само село.

Мегудин с попутчиками, подойдя к «конторе» Курманской МТС, почувствовали себя дома. Все было расставлено так, как там, в Курмане. В комнате бухгалтерии стояли такие же столы, чернильницы, на стендах висели плакаты, карты, диаграммы. Увидев возле «конторы» Доску почета, Зяма Мецнер воскликнул:

— Посмотрите, даже Доску почета с нашими именами привезли сюда.

— В самом деле! — обрадовался Гонтов. — Вот моя фамилия, вот твоя, вот и Ваня Бойченко, Филипп Горностай. Вот Еремчук… даже бухгалтер здесь…

— А вот и кабинет директора, — заметил кто-то. — Точно как в Курмане…

— Посмотрите-ка, сколько специалистов подготовила Курманская МТС для сельского хозяйства! — сказал Мецнер, прочитав на стенде диаграмму. — За десять лет, с 1931 по 1940 год, подготовлено и переподготовлено две тысячи триста семьдесят восемь трактористов, комбайнеров, механиков, слесарей…

— Ну да, — отозвался Мегудин, — вначале их было совсем немного, а теперь — целая армия. Одним словом, есть кому обслуживать нашу богатую технику.

Мегудин вместе с посланцами вышли из «конторы» на широкий двор «их» машинно-тракторной станции. Там были выставлены образцы тракторов, комбайнов и других машин. Зашли в «ремонтную мастерскую», где демонстрировались новые методы работы и показывали, как организовать срочную техническую помощь в горячую пору полевых работ.

Когда двери отдела «Новая деревня» открылись для посетителей, Мегудин занял свое место в «кабинете директора». Так начался его трудовой день. Но сегодня кроме привычных посетителей — трактористов, механиков, бухгалтеров и колхозников — к нему то и дело заходили директора МТС, агрономы и ученые. Они просили Мегудина рассказать о «секретах» своих успехов.

Лиза в это время с блокнотом в руках ходила по павильону животноводства, осматривала экспонаты и беседовала с передовыми животноводами, посетила павильоны республик СССР. Как пчела на цветочном поле, Лиза впитывала в себя все полезное и ценное. И как к себе домой вернулась в павильон «Новая деревня». Все там было ей особенно дорого, близко. Здесь находится ее Илюша и его товарищи, и обстановка была такая же, как в родном Ратендорфе, Курмане и в других селах и поселках района.

Она переполнилась гордостью, когда услышала слова экскурсовода:

— Курманская МТС — одна из самых образцовых станций в нашей стране, и здесь вы можете наглядно ознакомиться с методами ее работы, с техникой, с инициативными начинаниями, а также с ее специалистами и руководством.

Когда экскурсанты подошли в стенду колхоза имени Свердлова, Лиза услышала голос:

— Ой, как хорошо здесь все показано. Как на самом деле…

Она оглянулась и увидела Минну с молодым человеком. Пробравшись к ним, Лиза окликнула ее:

— Минна!

— Лиза?! Какими судьбами? Как я рада тебя видеть. Кто еще из наших здесь? Где вы остановились? А Илюша где?

— Идем, он у себя в кабинете.

Мегудин радушно встретил Минну, но в его глазах больше не вспыхивал тот огонек, который появлялся, когда они встречались прежде. У Минны же, когда она его увидела, сильно забилось сердце. Немного придя в себя, она спохватилась, что не познакомила его с пришедшим вместе с ней другом.

— Это мой товарищ, — сказала она.

— Семен, — представился тот и подал Мегудину руку.

— Очень приятно, — отозвался Мегудин. — Пожалуйста, прошу садиться. Давно в Москве?

— Уже два дня, — ответила Минна. — Кто мог подумать, что мы здесь встретимся…

Минна была ошеломлена неожиданной встречей с Ильей. Он был все такой же спокойный, серьезный, с умными глазами… Ей хотелось, чтобы он знал, как она о нем тосковала, но счастье свое потеряла навсегда. Мать беспокоилась, как бы она не засиделась, и уговорила ее выйти замуж за Семена, который настойчиво добивался этого.

Семен сидел отчужденно… Лицо его было хмурым. Несколько раз он собирался подняться, чтобы выйти, но сдерживался.

— Я внимательно прислушивалась к тому, что рассказывал экскурсовод, — сказала Минна, — и убедилась, что ты действительно прошел большой университет. Вот если бы ты послушался меня и поехал учиться, наверное, достиг бы большего…

— Трудно сказать, что вышло бы из этого. Вспомни, как я мечтал о тракторе, а теперь их целая вереница появилась у нас в степи. А учиться мне приходилось постоянно. Я и сейчас учусь… Учиться приходится всю жизнь…

Мегудин хотел расспросить Минну, как она живет, но тут кто-то постучал в дверь. Он взглянул на часы и вспомнил, что должен принимать делегацию.

— Извините, мои дорогие, — сказал он, — сейчас должна прийти группа директоров МТС. Давайте встретимся с вами вечером или завтра, когда вам будет удобнее.

— Хорошо, как ты думаешь? — обратилась Минна к Семену.

— Не знаю, — недовольно ответил он, — мне все равно.

— Итак, я вас жду, — прощаясь, сказал Мегудин.

Почти всю дорогу Семен и Минна молчали. Она все еще была под впечатлением встречи с Ильей, а он никак не мог освободиться от чувства ревности, которое овладело им.

— Ну что ты сердишься, — сказала ему Минна, — это ведь друг моей юности, мы вместе росли, учились…

— Иди к нему, кто тебя держит… — сердито проворчал Семен.

— Погоди, — Минна попыталась его успокоить, — мы пойдем вместе, ты ближе познакомишься с ним, увидишь, вы еще станете друзьями.

— Не нужна мне его дружба… Как-нибудь обойдусь и без нее.

— Успокойся, Сема, ну, прошу тебя… Давай прогуляемся, — уговаривала его Минна.

— Я ведь сказал тебе, что к нему не пойду! — повторил Семен. — Если хочешь, иди сама!

После отъезда Мегудина вместе с другими посланцами на выставку в Москву работа на МТС протекала как и раньше.

Вместо Еремчука заведующим ремонтными мастерскими временно был назначен Полищук — красивый, стройный мужчина с голубыми глазами. Он был еще молод, но за короткое время быстро освоился с работой в МТС и проявил себя как способный механик и неплохой руководитель.

Однажды утром Полищук неожиданно встретил в мастерской Руди, который, как всегда, был чисто выбрит, а синий комбинезон сидел на нем как влитой.

— Руди! Когда ты вернулся?

— Меня освободили вчера вечером.

— Очень хорошо, очень хорошо…

Рабочие обступили Руди, расспрашивали о случившемся, интересовались, кто возвел на него такой поклеп… Кому такое в голову могло прийти?..

— Пустоголовые! — вместе со всеми лицемерно возмущался Пауль. — Чего только не придумают злые языки…

Внезапное возвращение Руди было для Пауля как гром среди ясного неба. Он надеялся, как его заверил Вальтер, что подставные свидетели свалят всю вину на Руди и на этом дело кончится. Но раз его освободили, значит, этот замысел не удался, значит, его подвели, обманули? Он настолько был потрясен случившимся, что никак не мог прийти в себя. Немного овладев собой, стал обдумывать, что делать дальше. Ведь вся эта история может открыться, его уличат, и тогда ничто его не спасет.

«Прежде всего надо обо всем сообщить Вальтеру, — решил он. — Но как к нему добраться? Наверно, придется сходить к дяде, а утром вернуться в МТС. Другого выхода нет».

Было уже темно, он очень торопился к Вальтеру, но все же завернул к дяде.

Курт без обиняков спросил:

— Пауль, что-нибудь случилось? Почему ты так расстроен?

— Ничего особенного…

— Но я вижу, что-то случилось… Брось, не скрывай… Расскажи, что с тобой? — настаивал Курт.

Пауль колебался — рассказать ли обо всем дяде? Не решившись на это, буркнул:

— Мне нечего рассказывать…

— Ты часто заходишь к Вальтеру… Зачем?

Вопрос дяди Курта насторожил Пауля. Он молчал.

— Какие у тебя могут быть с ним дела? — поинтересовался Курт.

— Не понимаю, о чем вы говорите… Никаких особых дел у меня с ним нет…

— В кирке я заметил, что вы часто уединяетесь и о чем-то шушукаетесь… Скажи мне правду, что он хочет от тебя?

— Ничего… Однажды только передал мне, что пастор просил меня зайти к нему.

— А зачем ты нужен пастору?

Пауль смущенно пожал плечами и, немного подумав, сказал:

— Он интересовался, почему я редко хожу в кирку… Хочет, чтобы я усерднее молил бога помочь отцу вернуться домой!..

— И больше ничего он от тебя не хотел?

— Не знаю…

— Этот Вальтер — плохой человек… Говорят, что он погубил много людей. Ты, наверно, слышал, что умер сторож вашей МТС?

Пауль поначалу не понял, на что намекает дядя и вообще что он имеет в виду, затеяв этот разговор. Какое отношение имеет Вальтер к смерти сторожа МТС?

Курт ждал, что ответит Пауль, но, увидев, что тот молчит, сказал:

— Вальтера арестовали.

Это известие ошеломило Пауля, его словно обухом ударили по голове. Он побледнел, пытался что-то спросить, но не смог.

— Не дай бог, не втянул ли он тебя в свои грязные дела? — спросил дядя.

Немного придя в себя, Пауль пробормотал:

— Ме-ня… в-тянул? Куда? Нет, нет!.. — уже смелее воскликнул он. — Может быть, кто-то наговорил на меня? Не верьте никому… Это ложь! Ложь!

Чуть успокоившись, Пауль начал расспрашивать:

— А вы не слышали, за что арестовали Вальтера?

— Я же тебе сказал: за паршивые, мерзкие дела.

— Что он такое совершил?

— Не знаю… Откуда мне знать? Люди говорят, что он нехорошими делами занимался.

— Просто трудно поверить, чтобы человек, который все делает от имени господа бога, мог совершать плохие дела, — пробовал пофилософствовать Пауль.

— Говорят, что его поймали с поличным, — отозвался Курт.

— Ну, хватит, хватит об этих делах рассуждать, — перебила мужа Марта. — Пауль, наверное, голоден.

Она подала к столу наскоро приготовленную яичницу, хлеб и простоквашу.

Хоть Пауль с утра не ел, но ничего не лезло в горло. Он поспешил пойти к пастору и поподробнее узнать, что случилось с Вальтером… Но едва переступил порог, сразу заметил, что пастор чем-то расстроен.

Убедившись, что Пауль уже все знает, пастор сказал:

— Бог с нами. Он карает, но он и милостив… Мы должны усерднее молиться, чтобы Вальтер скорее благополучно вернулся домой. Вальтер успел мне передать, дитя мое, чтобы ты ни о чем не тревожился… Во всем, что случилось в МТС, виноват сторож. Господь уже принял его душу к себе, и там, на том свете, он будет молиться за нас…

На совещании районного партактива Мегудин выступил с докладом о новых методах работы МТС, которые демонстрировались на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке. По поручению бюро райкома Мегудин разработал конкретный план, как внедрять в колхозах района единый севооборот, как обеспечить их новыми высокосортными семенами, которые селекционеры вырастили на своих опытных полях, приспособленных к южным районам.

На следующий год Курманская МТС снова была утверждена экспонентом на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку. Многие работники МТС были награждены золотыми медалями.

Награды и почет снова быть представленными на выставке требовали от Мегудина и от всех сотрудников МТС еще большего напряжения, обязывали искать новые средства, как лучше обрабатывать земли, как сокращать сроки сева, чтоб получать высокие устойчивые урожаи.

Весна пришла раньше обычного. Солнце стало припекать точно в разгар лета. Нужно было как можно скорее засеять поля, чтоб семена в хорошо прогретой, напоенной соком почве набирали силу.

За считанные дни земля покрылась ровными, как шнур, зелеными всходами. За хлебами взошли подсолнухи, кукуруза и конопля.

Хорошие всходы радовали сердца хлеборобов.

«Чистая работа, молодцы!» — восторгался Мегудин, глядя на чудесный ярко-зеленый ковер, покрывавший поля до самого горизонта.

Редко когда он бывал в таком хорошем расположении духа, как в эти благодатные весенние дни. Ему было приятно смотреть, как эти всходы, словно миллионы и миллионы зеленых клювиков, захлебываясь от обилия света и тепла, потянулись к солнцу и сразу же пошли в рост.

Теплые весенние дожди вовремя напоили дружные всходы пшеницы, солнце любовно согревало их, а заботливые руки хлеборобов оберегали, подкармливая и защищая от сорняков и вредителей.

Когда поднявшиеся по пояс хлеба, выбросив полные, клонившиеся от тяжести колосья, покрылись нежно-золотистым налетом, они волнами заколыхались по бескрайнему полю. Колосья как бы шептали:

«Скорее соберите наш дар в свои закрома».

И вот в такую тихую летнюю ночь внезапно разбушевалась страшная буря и в грохоте и дыму пришла война.

…В первый день войны из МТС ушла на фронт большая часть трактористов со своими тракторами, шоферы со своими машинами. Ушли комбайнеры, штурвальные и механики. Их места заняли женщины, старики, дети. Уборка хлеба не прекращалась ни на минуту.

Пусто стало на просторном дворе МТС. Комбайнеры, которые еще вчера работали на своих комбайнах, стали танкистами, трактористы, которые должны были вслед за уборкой начать зяблевую пахоту, поднять пар, готовиться к осеннему севу, везли тяжелые орудия на огневые позиции и ящики бомб для бомбардировщиков.

Война все ближе и ближе подходила к крымским степям. Под огнем вражеских самолетов, под непрекращающимися разрывами бомб Мегудин с кучкой оставшихся людей продолжали убирать урожай. Фашистские самолеты поджигали на полях еще не сжатые хлеба, беспрерывно бомбили обозы, элеваторы, но никто не покидал своего места и все зорко охраняли колхозное добро.

Мегудин, вконец измученный бессонными ночами, обросший, оставался на своем посту.

Когда фашистские орды подошли к крымским степям, колхозы получили приказ срочно эвакуироваться со всем своим добром. Вместе с ними эвакуировалась техника и оставшиеся люди Курманской МТС.

Днем и ночью тянулись мажары, арбы, повозки. Жалобно мычал скот, горько плакали, расставаясь со своими домами, женщины и дети. Все направлялись к пока еще единственной свободной дороге — к Керченскому проливу.

Но лишь немногим баржам с людьми и колхозным скарбом удалось прорваться через огненное кольцо. Некоторые из них утонули в море. Остальные в суматохе и страхе возвращались назад.

В считанные часы перед захватом врагом района Курманской МТС Мегудин и еще несколько человек на последнем оставшемся у них тракторе отступили к осажденному Севастополю.