Под крылом Вишну

Невозможно оказать внимание всем непальским богам, их больше 33 миллионов. Нельзя даже запомнить их имена. Армия богов живет в легендах, вариации которых тоже неисчислимы. Боги рождаются, женятся, любят, ненавидят, враждуют, хитрят, воюют, делают чудеса, шутят… Некоторые боги удостоились традиционного почитания, превращенного в праздник. В их числе и те, которые описаны ниже

Дурга пуджа

Дурга пуджа (поклонение Дурге), или Виджайя Дашами (День победы), — национальный праздник непальцев. Его празднуют все непальцы, индуисты и буддисты, хотя и с некоторыми различиями в ритуале.

Дурга пуджа — самый длинный праздник. Он длится 14 дней, начинается в новолуние и кончается в полнолуние. Праздник приходится на октябрь — ноябрь. В 1966 году, а по непальскому летосчислению в 2023 году, Дурга пуджа продолжалась с 15 по 28 октября. Государственные служащие и служащие у частных предпринимателей в праздник не работают, даже солдаты непальской армии по случаю этого праздника отдыхают десять дней. Служащие у бизнесменов могут получать свое жалованье за месяц вперед, чтобы иметь деньги на праздник.

С некоторых пор во время Дурга пуджи славят и военные победы, поэтому праздник называется также солдатским. Особенно он почитается у гуркхов — воинственных племен Непал [29].

Праздник имеет два названия потому, что в основе его лежат две легенды. Одна легенда представляет собой часть «Рамаяны» — известного древнеиндийского эпоса. Эта легенда широко известна индуистам. В Непале всякий мальчишка, еще не бывавший в школе, уже бойко перечисляет героев «Рамаяны». Во время Дурга пуджи народ ликует по поводу победы Рамы над Раваном. Рама олицетворяет справедливость, добро, свет, а Раван — тиранию, зло, тьму. Рама, справедливейший раджа из Айбдхьи — столицы древнеиндийского государства Кбшалы, — воевал с коварным и злым правителем острова Ланка (Цейлон) Раваном, который украл у Рамы жену Ситу. Раван был главой злобного племени низкорослых ракшасов, готовых всегда и всем причинять зло. Нелегко было Раме воевать с нечистой силой, но все же он победил, потому что правда была на его стороне и ему помогала Дурга. Вот народ и радуется победе добра над злом и поклоняется Дурге.

Рама почитается как идеальный раджа, при котором люди жили, словно в раю: всегда были сыты, болезни не посещали их. В городе Айодхье было чисто, воздух благоухал, искусства и знания процветали, так что трудно было найти невежду, а в спорах всегда торжествовала истина. Раме, как и другим положительным героям «Рамаяны» — Сите, Лакшману, Хануману и другим, непальцы поклоняются, мажут их изображения краской, красной или желтой, украшают цветами, приносят рис, фрукты, кислое молоко…

Вторая легенда тесно переплетается с первой, но в ней больше философии. Эта легенда рассказывает о богине Победы — Дурге.

В понятие Дурги непальцы вкладывают очень много. Впрочем, не только в это понятие. Например, у многих богов кроме основного их назначения есть еще другие, иногда прямо противоположные. В индуистском пантеоне числится 33 миллиона богов и божеств. Казалось бы, слишком достаточно, чтобы их функции были четкими. Так нет же, это не так. А может быть, здесь и зарыт тот кладезь премудрости, перед которым только и можно развести руками?!

Но вернемся к Дурге. Во время Дурга пуджи изо дня в день непальские газеты публикуют материалы, относящиеся к этому празднику. Мы воспользовались ими в числе других источников. Вот что не без труда удалось нам узнать.

Дурга — это не только имя богини, но и очень древнее философское понятие, ему столько времени, сколько индуизму. Дурга — это «живая энергия», это «сила естества», это «божественная мать», начало всех начал. Как божественная мать Дурга имеет четыре аспекта: в качестве Маха Лакшми она дарит всему живому здоровье, в качестве Маха Сарасвати она является источником всех знаний (даже сам Брахма, создатель вселенной, обязан своими знаниями Дурге), как Махаджагатхоти Дурга — оживитель вселенной, ее сущность, а как Махакали она — разрушитель вселенной.

В древних ведах уже есть восхваления Дурге. Она, Дурга, — божественная энергия, все наполняющая и все питающая, то есть она Чандика, которой и поклоняются во время праздника. Она имеет «миллион имен», и каждому соответствует свое воплощение и свое назначение. Она — Ума, Гаури, Парвати, Махадёви, Кали, Тара, Лакшмй, Джагадамба… Все имена женского рода, все важны. От одних зависит любовь, уважение, доброта, другие вызывают благоговейный страх или радость или награждают премудростью, силой…

Вот легенда о том, как появилась Дурга.

В очень древние времена во вселенной между богами и демонами в течение «ста лет» шла война. Предводителем демонов был Махишасур[30], обладавший чудовищной силой и свирепостью. Его нельзя было убить обычным путем. Когда ему наносили рану и из нее показывалась кровь, то силы его не убывали, а только переходили в другое качество; из каждой капли его крови рождались ракшасы (злые духи), готовые сразу вступить в бой.

И вот боги во главе с Брахмой и Шивой оказались побежденными в этой войне и спустились с небес на землю. На земле их встретил Вишну; он был так разъярен известием о поражении богов, что его глаза метали молнии. Не менее распалены были и головы Брахмы и Шивы. Излучаемая всеми этими верховными богами энергия слилась в единый сгусток и приняла образ прекрасной женщины. В ее формировании приняли участие также и средние боги, такие, как Солнце, Луна, Варуна, Индра, Джама и Земля. Они отдали ей все лучшее, что имели, а также вооружили ее. Таким образом появилось существо Чандика, совершенное во всех отношениях. Нет равных богине Чандике по духу, мудрости, силе и храбрости, а также по вооружению. В ее шестнадцати руках есть трезубец, лук и стрелы, корга, кривая сабля и другое оружие, назначение которого трудно понять.

Изображение Дурги (Чандики) всегда можно купить и в лавках, и у бродячих торговцев, которые раскладывают свой товар прямо на земле, в узеньких улочках. Это красивая женщина в богатых одеждах, с тяжелыми драгоценными украшениями на голове, на шее, на руках, на талии. С веером полных розовых рук с холеными ногтями она сидит иногда на льве, а иногда на тигре.

Поклонение Дурге ежегодно напоминает людям, что, как ни сильны темные злобные силы, силы божественные сильнее. Воплотившись в образе Дурги, эти силы сокрушают злобного демона Махишасура. Вот что говорит об этом легенда.

Махишасур обладал сверхъестественной силой, а употреблял ее только всем во зло. Он причинял зло людям и даже богам просто так, ради развлечения. Много жалоб на его злодеяния слышал Шива и наконец решил его урезонить. Он поручил это своей жене Парвати. Парвати объявила войну Махишасуру. Она приняла образ Дурги и выехала на поле боя на льве. Задира Махишасур со своим войском уже дожидался ее.

Долго длилась битва между Дургой и Махишасуром, лишь на десятый день одолела Дурга демона. Не легко ей, видимо, далась победа; в легенде говорится, что лицо Дурги во время битвы было страшно, поэтому в праздник женщинам, особенно тем, которые ждут ребенка, не рекомендуется смотреть на изображение Дурги (как бы лицо новорожденного не оказалось безобразным). Понятие о том, как представляют себе непальцы лицо Дурги во время битвы, дает маска Дурги-Кали. Лицо плоское, багрового цвета и все в шишках. Сам Шива успокаивал Дургу после победы.

Но важно то, что Дурга победила. Тирания Махишасура пала. Победа! Победа!

В городах НепалгандЖе и Джанакпуре, а также В других селениях тераев, где преобладает культурное влияние Индии, во время Дурга пуджп отдают дань первой легенде. Там обязательно разыгрывают пьесы на сюжеты «Рамаяны». Артисты на временных подмостках исполняют роли положительных и отрицательных героев. Раван и его соратники, кроме того, изготовляются из бумаги. Огромные их фигуры в последний день праздника сбрасываются на землю и сжигаются, подожженные стрелами положительных героев. Добро торжествует над злом.

В долине Катманду Дурга пуджа празднуется по-другому. Она начинается с первого дня битвы Дурги с Махишасуром. В продолжение битвы непальцы помогают Дурге: они молятся и делают ей обычные подношения, а затем приносят и кровавые жертвы.

Обычные подношения состоят из пяти компонентов: яйца, рис, кислое молоко, фрукты и цветы. А жертвами становятся животные мужского пола и преимущественно черного цвета: буйволы, козлы, бараны, петухи, селезни. Жертвам публично отрубают одним ударом корги или кхукри голову и кровью жертвы мажут изображение Дурги. Отсечение головы должно совершаться одним ударом, если потребовался еще удар, то считается, что эта жертва неугодна богам. Тогда большой позор падает на хозяина неугодной скотины и даже на всю его семью. Хозяину несчастной жертвы полагается принести взамен новую жертву.

Угодной богам жертвой может быть лишь добровольная жертва, поэтому у животных сначала спрашивают их согласия. На животное брызжут холодной водой, норовя сделать это так, чтобы вода попала в уши, и ждут, когда животное встряхнется, сбрасывая воду. Это движение означает согласие, оно напоминает качание головой из стороны в сторону, которое у непальцев означает «да».

В первые дни праздника кровавых жертв приносится сравнительно немного. Чем дальше, тем их становится больше. Особенно много жертв приносится на восьмой и девятый день, а в полночь в начале десятого дня праздника у индуистов в каждой семье обязательно приносят жертву, которой может быть любое животное, кроме буйвола. (Буйволов приносят в жертву только члены касты чхетри.) В самых бедных семьях жертву можно приносить символически, разрубая, например, тыкву.

После победы Дурги, естественно, начинается праздничное ликование. К этому времени непальцы наводят чистоту в своих домах, надевают лучшую одежду и украшения, готовят праздничную пищу, посещают родных и друзей и принимают гостей у себя, дают тики и получают их сами. Получить тику — знак благословения — почетно. На десятый день Дурга пуджи в каждой семье делают тики из смеси нарубленного проросшего риса и вареного риса с красной краской. Эта тика, аккуратно сделанная, напоминает раздавленную ягоду малины.

Проросший рис — особенность праздника Дурга пуджи. В первый день праздника рис сажают в горшок и ставят в темный угол специально отведенной для этого комнаты. К десятому дню праздника рис должен прорасти; после особой церемонии он употребляется для изготовления тики.

В дни победы все индуисты могут получить тику и во дворце махараджадхираджа. В начале дня, когда во дворец идут с поздравлениями высшие государственные служащие, им ставит тику на лоб сам махараджадхирадж. Затем его место занимает кто-нибудь из служащих. Можно получить тику и из собственных ручек Кумари — очень юных девочек, этих выборных живых божеств, которых в Непале, говорят, насчитывается пять.

В течение первых десяти дней праздник разнообразится многими церемониями, некоторые из них сопровождаются красочными процессиями по городу с реликвиями, с Кумари, с цветами… Но наиболее торжественно и пышно проходят шестой и девятый дни праздника. На шестой день происходит церемония, называемая фулпати, на девятый — торжественное жертвоприношение на главном коте каждого города или селения.

Церемонии заслуживают того, чтобы о них рассказать подробно. Но сначала о тех изменениях, которые внес в жизнь непальцев этот праздник.

Много праздников у непальцев, но иностранцы не всякий праздник замечают. В иные праздники так же рано открываются и поздно закрываются лавки и лавчонки, обычными выглядят люди — взрослые и дети, так же неопрятно кругом…

Иногда вдруг вечером появится на некоторых домах иллюминация из огней в плошках, или поднимется нестройная стрельба из хлопушек, или послышится музыка. Оказывается — по случаю праздника. Выскочишь из дому, а праздника уже как не бывало. Так же тихо и равнодушно сидят в дверях своих домов женщины и мужчины. Днем женщины могут чесать волосы, искать насекомых или курить через длинный мундштук из большой трубки, похожей на керосиновую лампу, только без стекла, всю обсыпанную пеплом. Дети, как обычно, спокойно забавляются: лепят из грязи шарики, теребят равнодушных собак, сосут пальцы и презирают необходимость вытирать носы.

Наступление праздника Дурга пуджа было весьма заметно. Первыми вестниками были появившиеся на тротуарах новые кучи мусора. Затем на улицах показались необычные прохожие, группами и в одиночку, явно не похожие на столичных жителей. Одни из них выделялись своими длинными и теплыми одеждами, иногда вышитыми шерстяными нитками. Эта суконная одежда типа балахонов, часто без рукавов, и ярко расшитые сапоги на толстой подошве, с загнутыми носками резко контрастируют при ярком солнце с легкими одеждами голоногих жителей столицы. Это непальцы — жители гор, соседи тибетцев. Степенные, невозмутимые, неторопливые, с косицами, как из войлока, которые торчат во все стороны и у мужчин и у женщин. На их коричневых плоских лицах написаны доброта и честность.

У всех женщин и у многих мужчин шею украшают крупные бусы на засаленном гайтане. Иногда это несколько штук необработанных камней бирюзы, янтаря или веточка коралла; встречается и жемчуг, но гораздо чаще — крупные бусы из фарфора. У женщин нередко с шеи низко спускается на хитросплетенном шнурке или на цепочке серебряная бляха или плоская коробка. Поражают своей массивностью серьги — тарелки из какого-то желтоватого сплава — и бляхи, укрепленные на ноздре через специально проделанную дырочку. Серьги носят и мужчины, только скромнее, и поэтому их уши не так оттянуты, как у женщин.

Украшения не только выражение тяги непальцев к красоте, но также и обеспечение на черный день. Некоторые же камни служат талисманами.

Однажды я была невольной свидетельницей короткой, но выразительной сценки. На одной из старых торговых улиц, неровных, извилистых и очень узких, поэтому сырых и темноватых даже в яркий день, гуськом, как обычно, шагали горцы тибетского облика. Навстречу им шли две иностранки. Одна из них, поравнявшись с тибеткой, шею которой украшал голубой «булыжник», решительным жестом показала, что хочет купить этот камень. Тибетка неожиданно, тоже не менее энергично, дала ответ: показала комбинацию из трех пальцев.

Попадаются также люди с бритыми головами в бурых тогах и с бурыми зонтами. Это тибетские монахи.

По вечерам и ночью часто слышалась маршеобразная музыка — дробь барабанов и раскаты медных тарелок. Это бодрым шагом, хотя и босиком, закутанные в шарфы и покрывала, идут к святым местам молельщики, они несут на плетеных блюдах свои скромные приношения. Молельщики направляются главным образом к храмам на священных реках и там под звездным небом, пока не станет светлеть, совершают омовение и отдают божествам приношения.

В течение первых девяти дней праздника на улицах столицы всегда можно было видеть непалок или непальцев, которые небрежно несут, держа за связанные ноги, живых петухов, уток, гусей или ведут за собой упирающихся козлов и баранов. Иногда ведут несколько козлов, связанных одной веревкой. А иногда можно видеть козлов, едущих вместе со своими хозяевами в обнимку на велорикше…

В витринах многих магазинов сметена пыль. Почти в каждой лавке курятся ароматические палочки. Их специфический запах и копоть заставляют непривычных иностранцев поскорее выйти из лавки на воздух. Но непальцам это нравится. И в лавках покупателей явно больше, чем до праздника. Они приходят целыми семьями и долго, обстоятельно выбирают покупку, ощупывают, советуются. В магазинах появились зимние товары: шерстяные кофты, одеяла, банные полотенца, теплые простыни. Богатейший выбор сари: плотные и прозрачные, из материала, похожего на нашу марлю, и из нейлона или натурального шелка, тканые серебром и золотом. Глиняные горшки без глазури, посуда медная, алюминиевая, эмалированная, резиновые игрушки, сласти в больших плоских тазиках…

Многие продавцы разносят свой товар по городу, другие располагаются на земле в самых неожиданных местах. Наш приятель чуть не наступил в центре города на кобру… к счастью, она оказалась резиновой.

Торговля явно оживилась: лавочки торгуют и ночью при свете коптилок. Базарной стала и центральная площадь столицы — Дарбар. Овощи, зелень, фрукты, игрушки, сласти, кучи стеклянных бус и пластмассовых браслетов, куры, утки, гуси, дикая птица, ряды глиняных мисок с кислым молоком под серым слоем пыли… Стоят на привязи козлы с желтыми озорными глазами и что то жуют. Все это разместилось возле храмов и прямо на их ступенчатых фундаментах.

Газеты сообщили, что с гор на базары столицы пригнано десять тысяч баранов и козлов, купленных в Тибете.

От блестящих волос горожанок больше, чем обычно, пахнет маслом. Дети из состоятельных семей с накрашенными ногтями на руках и на ногах, нарумяненные, в браслетах и в ярких платьях, сшитых на вырост, покупают в лавках на несколько пайс сластей или жевательную резинку.

В последние четыре дня праздника по улицам столицы патрулировали группы полицейских с увесистыми палками. С наступлением темноты с улиц нередко доносились громкие вопли и песни пьяных. Бывают и драки, что в будний день у непальцев явление очень редкое. Мы не были свидетелями никаких эксцессов, но слышали, что в этот праздник возбужденные выпитой чачей (непальская водка) или гашишем мужчины иногда нападали на прохожих (скорее всего, это бывали неосведомленные иностранцы), у которых в одежде есть что-нибудь сделанное из кожи. Кожа — принадлежность буйвола, а буйвол — демон.

В шестой день пуджи происходит церемония фулпати.

В этот день в Катманду с гор приносят на руках паланкин, украшенный цветами, лоскутками материи и золочеными лентами. Паланкин дарится городу Катманду. Его проносят по улицам в сопровождении пяти Кумари. У древнего дворца на Ханумандхока процессию встречают все чиновники Катманду, одетые в белые одежды. Они присоединяются к ней и торжественно следуют на площадь Тундикхел. В 1966 году на Тундикхеле происходило следующее.

На огромном травяном поле перед трибуной зеленые солдаты образовали каре. Трибуну и солдат разделяет асфальтированная дорога, около нее группа знамен на возвышении. На дороге показалась кавалькада всадников в красных мундирах, затем — шикарный автомобиль в сопровождении мотоциклистов. Приехал ювораджадхирадж Бирендра, сегодня он будет на церемонии вместо махараджадхираджа. Двадцать один раз ухнули пушки. Как только эхо последнего залпа затихло, солдаты повернулись кругом, спинами к трибуне, и стали палить из ружей в небо.

После стрельбы началось награждение высших чинов армии орденами. К возвышению со знаменами, где стоял ювораджадхирадж, потянулась длинная очередь. Бирендра собственными руками надевал на шею подходившего орденскую ленту. Когда очередь иссякла, в воздух поднялись цветные шарики. Но ювораджадхирадж не стал на них смотреть, уехал.

О девятом дне праздника еще до его наступления нам приходилось слышать. Писали о нем и в газетах. Например, одна американская журналистка восхищалась картиной «слетающих одна за другой голов буйволов» и «ручьями крови на площадях», льющихся в этот день. И вот этот день наступил.

Мы встали до восхода солнца. Сели в машину и поехали по тихим, в редком белесом тумане улицам на главный кот. В Катманду он находится в самом центре города — это двор полицейского управления. Знакомый непалец любезно взялся сопровождать нас туда. Мы торопились, говорят, что можно остаться без места.

Свернули на Нью роуд, которая ведет на площадь Дарбар. Она не была пустынной в этот ранний час. Поеживаясь от холода, по ней шли в обоих направлениях мужчины и женщины, головы и плечи которых были тщательно укутаны шарфами, ноги же у многих были босыми. Они несли в корзинах и на блюдах подношения богам, некоторые прижимали к бокам кур или уток, другие тянули за собой козликов. Поток людей в направлении к центру был гуще.

Гид привел нас на крышу здания, стеной выходящего в закрытый двор — кот полицейского управления. На этой плоской крыше, обнесенной глухим каменным барьером, были даже стулья, и мы почувствовали себя как на балконе в театре. С каждой минутой на крыше становилось теснее. Прибывали гости — иностранцы, главным образом молодые американцы из «Корпуса мира»: длинноволосые парни в ярких хламидах и стриженые девушки в штанах или шортах. Многие пренебрегали также и опрятностью. Стоптанные башмаки, распахнутые застежки, грязное тело… Заняв первые ряды стульев, они развалились и задрали ноги выше головы.

За нашими спинами через туман стало проглядывать солнце. Оно осветило впереди нас крутой холм, похожий на серо-зеленое кучевое облако, которое поднималось над крышами домов и казалось совсем близким. На верхушке «облака» серебрились три кристалла — башни храмов Свайямбхунатха. От этой горы было трудно оторвать глаза, так тонко и такими чистыми красками она была написана. И краски непрерывно менялись, не успевая надоесть.

Внизу перед нами обширный прямоугольный двор. На правой его стороне — казармы, на левой — навес. Там, за низенькими перилами, могли сидеть и мы. Но нам наше место нравилось больше: перед нами весь двор как на ладони.

В шести местах двора стоят группами свернутые знамена. Среди них и старинные, ставшие историческими знамена и современные — из действующей армии. Цвет их преимущественно красный. Четыре группы знамен стоят одна за другой по центральной линии двора, две — на правой стороне, у стены казармы. Вблизи каждой группы знамен врыты в землю столбы: большой и малый; они помещаются в центре шестиконечной звезды, сделанной мелом на земле из двух треугольников. Без этого нельзя. Столбы — ритуальные. У подножия знамен разложены рядами обычные подношения богам, горит в чаше на высокой ножке огонь, курятся благовонные палочки. На левой стороне, чуть дальше навеса, сгрудилось целое стадо буйволят. Недалеко от входа — козлы.

Почти все свободное пространство двора занято военными. Солдаты — в зеленой форме, высшие чины — в гражданском платье (белые штаны и рубаха, черные пиджаки и белые резиновые тапочки), по с саблями. Предстоит церемония ознаменования победы по случаю Дурга пуджи, вот почему двор заполнен военными.

Семь часов утра. Военные в зеленом выстроились вдоль здания справа, военные в штатском — тремя шеренгами впереди них. Грянула музыка и вытянула военных в струнку. Прогремел залп салюта. Военные в штатском отсалютовали саблями и снова стали свободно ходить по двору с самодовольными лицами. Около каждой группы начали читать молитвы. Это делает не священнослужитель, а кто-нибудь из военных в зеленом, сидя перед знаменами на корточках. Никто не торопится, все заняты сами собой.

Но в самом воздухе чувствуется ожидание. Иностранцы на крыше, оттесняя друг друга, заняли позиции и «пристреляли» с них свои кино- и фотоаппараты. Одни поставили треножники у самого барьера, другие уселись на барьер. Но вот молитвы около группы знамен, которая ближе всего находится к нам, окончены. К большому столбу подвели буйволенка, а к меньшему — почти одновременно — черного козла и брызнули на пего холодной водой, которая попала ему в уши. Козел встряхнулся… послышались удовлетворенные возгласы: козел дал согласие быть жертвой богине Дурге.

Я хочу видеть, как «спрашивают» согласия у буйволов. Но наш гид говорит, что согласие буйволов получено заблаговременно. И вот нашего «добровольца» — светло-коричневого буйволенка с длинной редкой шерстью, подводят к столбу, поднимающемуся из центра шестиконечной звезды. Буйволенок идет доверчиво, узкая длинная голова на вытянутой шее держится горизонтально, устремлена вперед, словно тянется к чему-то вкусному. Через минуту эту голову с огромными глазами веревочная петля притянула к столбу. Все тело буйволенка вытянулось, потому что в это же время его сильно тянули за хвост. Военный в зеленых трусах и белой майке долго примеряется, занеся над головой тяжелую коргу…

Я отворачиваюсь… Когда решилась посмотреть, то увидела: возле белой звезды на земле лежит безрогая голова с нежными губами, большой темный глаз моргает длинными ресницами… А тушу за задние ноги волокут вокруг знамен, и красный след описывает дугу.

А у столба уже новый «доброволец» упирается изо всех сил. Чтобы буйвол был спокойнее, кровь перед ним засыпают чистой землей. Одна за другой в ряд ложатся перед знаменами головы буйволов и козлов. Все шире становятся кровавые дуги.

Эта бойня длится до тех пор, пока есть «добровольные» жертвы. У всех столбов и столбиков одно и то же. У каждой жертвы свой палач. На другой день он получит за свой труд голову буйвола и сколько-то денег. Хотя «работа» длится мгновение, она оплачивается хорошо, так как это почетный труд. Да и ловкости он требует…

Приблизительно в девять часов утра бойня прекратилась. Главнокомандующему подносят большой серебряный сосуд, наполненный кровью. Он опускает в кровь обе руки и прикладывает их затем с двух сторон к каждому знамени. Это церемония освящения знамен. Все военные смотрят на нее примерно так, как у нас смотрят на присягу.

Мы молчаливо спускаемся с нашей крыши. Что-то кругом много народу. Все закоулки двориков полицейского управления и площадь перед ним полны. И тут столбик! И тут! И около каждого столбика стоят покорные жертвы — козлы, бараны. Это на их смерть пришли смотреть мужчины, нарядные женщины и дети. У всех на лицах довольство. На земле пятна свежей крови, но это ни у кого не вызывает ни отвращения, ни жалости к животным.

Так надо! Дурга требует жертв. Впрочем, кровавых жертв требуют многие другие божества, например Шива, Кумари, Бхайрав…

Весь праздник непальцы будут досыта есть мясо. Ведь жертвенное мясо продавать нельзя.

На десятый день праздника, а он начинается в полночь, в каждой семье помогают Дурге одержать победу над дьяволом Махишасуром, приносят жертву: козла, барана, петуха, селезня… или тыкву. Все зависит от достатка семьи.

Когда мы с приятельницей собирались уходить с крыши, к нам подошел полный, холеный непалец и восторженно спросил, как нам нравится происходящее. Он ожидал, что мы разделим его восторг, ведь таких церемоний нигде в Европе не увидишь. Но мы дружно, как по команде, ответили, что нам не нравится… убийство. Мы не хотели обижать непальца, который, как хозяин, гордился перед нами тем, что считал хорошим, мы просто были искренне удручены увиденным. Он сразу отошел от нас. Но мы думаем, что он скоро утешился. Американцы самозабвенно снимали на кино- и фотопленку именно убой щетинистых буйволят и восхищались ловкостью рубак.

Живая богиня (Кумари)

Шли последние дни праздника поклонения богине Дурге (Дурга пуджа), когда мы узнали от знакомых непальцев, что во время этого праздника можно увидеть Кумари — живую богиню. Немедленно же группа энтузиастов захотела воспользоваться этой возможностью. Мы убрали в нашей одежде все, что было сделано из кожи (по крайней мере с виду): поменяли кожаную обувь на резиновые тапочки, вынули фотоаппараты из футляров и сели в машину. Вскоре мы уже въезжали на Дар-бар со стороны Нью роуд.

Прямо перед нами встали два храма-пагоды на высоких ступенчатых основаниях, как на пирамидах. Трехъярусные крыши их тоже составляют пирамиду, в этом главная красота. Загнутые углы, резные, ярко раскрашенные подкосы и балки, кружевные решетки… Сначала видишь только эти центральные храмы, вырисовывающиеся на светлом фоне неба, а уж потом — другие здания, пониже. Храмы и дома вокруг удивительно гармонируют друг с другом. Черепица, подкосы, решетки, проемы окон и дверей. Везде красный кирпич и черные деревянные «кружева».

Вон справа из овального окна дворца (а может быть, храма), похожего на резную шкатулку, на нас смотрят, обнимаясь, две куклы — раджа и рани в натуральную величину. Огромная статуя Гаруды, опустившись на одно колено и сложив ладони, «приветствует» храм. Слева пара большущих фантастических львов охраняет маленькую дверь, над которой блестит позолоченный полукруг барельефа, где переплелись фигурки людей, цветы и змеи. Дверь ведет в Дом Кумари.

Несколько ступеней, проход между толстых стен — и мы оказываемся на галерее. Ее черные резные столбы опоясывают квадрат внутреннего двора и поддерживают галерею второго этажа. Дворик мощеный, в центре его какое-то каменное сооружение покрылось зеленым мхом. Кругом запустение, мусор и следы присутствия животных…

Где же Кумари? Нигде никого. Только пара американцев разочарованно смотрит вокруг. Прием у Кумари явно окончен. Но нас это не устраивает, мы просим шофера Раджбая сделать что-нибудь. Раджбай сходил во внутренние покои дворца и с сияющим видом сообщил, что сейчас нам поставят тику, хотя сделает это не сама Кумари. Но она специально для нас покажется вон в том окне… только фотографировать ее нельзя.

Вскоре на галерею вышла изможденная, бедно одетая непалка с огромным эмалированным тазом, на одну треть наполненным красной кашей. Раджбай подсказал; «Подходите за такой», Мы переглянулись, Разве за этим мы ехали сюда? Но тем не менее мы подставили свои лбы и между бровей у нас выросли большие красные «бородавки», за которые полагалось одарить деньгами. Ох уж это любопытство!

В рамке овального оконца на втором этаже появилась девочка лет восьми в красном платье, украшенная цветами и елочными блестками. Девочка перекинула через перило окна локоток и по-детски повисла на нем, опираясь подмышкой. Она смотрела очень серьезно и смело. Казалось, девочке немного грустно или скучно. Может быть, грим делал ее более взрослой. У девочки были ярко намалеваны, как у хохломской игрушки, щеки и рот, а углы жирно обведенных глаз так подняты, что подчеркивали косой разрез jix. Личико, однако, не потеряло от этого миловидности. Перед нами был ребенок, раскрашенный под игрушечного зайчика. Так вот она какая, живая богиня!

Для нас это был только ребенок. А непальцы этому ребенку поклоняются со всей серьезностью, в трудные моменты жизни обращаются за советом. У одних родственник попал в тюрьму, у других сын завербовался в английскую армию и как в воду канул, этот болен, a у того тяжба… Помоги, Деви Кумари!

Говорят, что если Кумари настроена милостиво, то дает просителям иногда утешение, иногда благословение, иногда предсказывает события. Делает она это обычно через служанку. Но Кумари может принести и несчастье, может навлечь болезнь, если ей покажется, что вы ее не особенно почитаете. Кумари — богиня серьезная! Чтобы угодить ей, недостаточно сделать обычные приношения: фрукты, молоко, цветы, рис. Нет, она требует кровавых жертв.

В семье махараджадхираджа не забывают выражать Кумари свое почитание. Во время Индра джатры (праздника бога рая Индры) и по таким торжественным случаям, как день коронации, свадьба, день рождения ювораджадхираджа и другие, Кумари дарят дорогое сари или парчу на кофточку и золотые монеты.

Считают, что культ живой богини появился незадолго до завоевания Большой долины Притхви Нарайян Шахом. Об этом рассказывается в двух легендах.

Легенда первая. Однажды по приказу раджи Джайя Пракаш Маллы из Катманду выгнали очень бедно одетую молодую девушку. Радже было доложено, что у нее дурной глаз и безумные претензии требовать себе поклонения как живой богине Кумари.

И так раджа был неспокоен, а тут еще вскоре его рани заявила, что она сама Кумари, и представила доказательства этого. Раджа очень встревожился: он понял, что дух изгнанной им девушки переселился в его жену. Желая исправить дело, он велел разыскать девушку и привезти с почестями в столицу на государственной колеснице. Он приказал также поселить ее в хорошем доме, а двум молодым банра ухаживать за ней. (Банра — одна из низших подкаст в Непале.)

С тех пор эта должность передается по наследству, и среди слуг Кумари в настоящее время есть прямые потомки тех первых слуг, назначенных раджей Джайя Пракаш Маллой. По другим же сведениям, мальчиков из касты банра назначил слугами к Кумари первый махараджа Непала Притхви Нарайян Шах. Но вернемся к легенде. О ней осталось только сказать, что с тех пор в Катманду появилась новая богиня Кумари, которой народ поклоняется, может быть, с большей верой, так как она живая.

Легенда вторая. В те далекие времена, когда в Большой долине народом правили раджи династии Малла, они дружили с божественными особами. Сама покровительница Непала — богиня Таледжу Бхавани не чуралась дружбы с раджами. Утверждают, что они могли тогда и танцевать с ней в ее храме.

Однажды танцевал с Таледжу Бхавани и раджа Джайя Пракаш Малла. Танцуя с богиней, он поддался ее очарованию больше, чем следовало, почувствовав в ней женщину. Это было всего одно мгновение, и сам раджа еще не осознал своего греха перед богиней, как Таледжу тут же исчезла. Пропала, как будто ее и не было.

Джайя ужаснулся своих желаний, ему стало стыдно, он начал молиться и страстно просить у богини прощенья. В ответ он услышал: «О несчастный раджа! Ты больше никогда не увидишь меня во плоти и крови. Да и дни твои сочтены. Недалеко то время, когда ты потеряешь трон и падет власть династии Малла, к которой ты принадлежишь».

Раджа стал плакать и каяться, а голос богини продолжал: «Раджа! Ты больше не увидишь моего лица, но можешь по-прежнему поклоняться мне. Выбери девочку из самой низшей касты. Она должна быть здоровой, смелой, бесстрашной, на ее теле не должно быть ни одной царапины, ни одна капля крови не должна быть ею потеряна. Эта девочка будет Кумари. Знай, я всегда буду пребывать в ее плоти. Поэтому поклоняйся ей, как мне. Пусть все поклоняются ей. Это будет поклонение мне. Сделай для нее колесницу и в праздник вози в ней по городу. Построй для нее дом. Но учти, что твой трон будет твоим только до тех пор, пока будет строиться Дом Кумари. До того же времени продлится и твоя жизнь».

Голос смолк. Раджа задумался. Нечего делать, надо выполнять повеление Таледжу. Он созвал своих министров, они долго совещались и наконец пришли к единому мнению: Кумари надо выбирать из подкасты банра. Она хотя и принадлежит к низшей касте, но занимается благородным ремеслом — выплавляет золото и делает из него украшения. А золото ведь один из символов великого Вишну.

Подходящую девочку в подкасте банра нашли и провозгласили ее Кумари, после того как испытали ее и проделали сложный ритуал. Потом начали строить дом для Кумари. Не спешили, но все же через двенадцать лет он был готов.

И вот, когда в очередной раз во время (Праздника Индра джатры живую богиню возили по Катманду, на город напали войска княжества Горкха под командованием Притхви Нарайян Шаха и захватили его. Раджа Джайя Пракаш Малла бежал из города и вскоре умер от рай. Сбылось предсказание богини Таледжу Бхавани.

Притхви Нарайян Шах, став махараджей, в благодарность поклонился богине Таледжу «пышным ритуалом», да и Кумари не забыл; подарил ей золотые монеты и велел выделить для нее двух мальчиков-слуг из касты банра, которые бы передавали свою почетную должность по наследству.

С тех пор и утвердился в Непале культ живой богини. Живая богиня сближает простой народ с богами… и с раджами. И вот уже не менее двухсот лет в Непале существует сан Кумари.

Кумари и в настоящее время выбирают из подкасты банра. Это смелая, совершенно бесстрашная и здоровая девочка лет пяти-семи.

О том, как выбирают Кумари, простым смертным знать не положено: это строгая тайна. Впрочем, одно из испытаний кандидатки в Кумари известно. Будущую Кумари оставляют одну на ночь в зале дворца на Ханумандхока. Здесь девочка находится в окружении отрубленных голов разных животных: буйвола, тигра, медведя, козла и других. Около каждой головы зажигают фитилек. Пламя фитилька колеблется, слабо освещая головы мертвых животных, и кажется, что они навострили уши… и в тишине вот-вот раздастся их рев…

Если девочка к утру не потеряет рассудка, останется спокойной, хладнокровной, значит, она выдержала испытание. Ее отводят в Дом Кумари, наряжают в шелка, украшают драгоценностями, делают специальную прическу и раскрашивают лицо. Особенно глаза. Они должны стать очень красивыми: удлиненными с косым разрезом. ЗаТем Кумари усаживают на священное кресло и проводят ритуал поклонения ей, как Священной Матери. Теперь Кумари будет главной фигурой некоторых религиозных церемоний. Сам махараджадхирадж каждый год в день Индра джатры поклоняется Кумари и получает от нее тику.

Став Кумари, девочка живет во дворце без родителей и родственников. За ней ухаживает служанка и присматривает брахман — священник из дворца раджи. Все хозяйство Кумари ведется на государственный счет.

В свободное от обязанностей время Кумари живет как обычный ребенок. Она «грает, к ней приходят дети, могут гостить родственники. Кумари ест обычную пищу: вареный рис, черные бобы, мясо, яйца, любит салат и овощное рагу. Но, говорят, Кумари определенно проявляет пристрастие к запаху ладана и дыма. Кумари прощаются заболевания, если они не связаны с кровотечением.

В некоторые моменты на Кумари находит вдохновение, она становится прорицательницей. Поскольку Кумари — ребенок, ее предсказания считаются истинными, божественными, не зависящими от суеты людской. В эти моменты замечается каждое ее слово, каждое движение губ…

Рассказывают, что в 1954 году тогдашний махараджадхирадж Трибхуван Бир Бикрам Шах Дева вместе со старшим сыном Махендрой нанесли Кумари церемониальный визит во время праздника Индры. Им следовало получить из рук Кумари тику, но Кумари притворилась спящей. Служанка подсказала ей, что перед нею сам махараджадхирадж, что он ждет тики. Кумари мгновенно проснулась и с большой охотой поставила тику… но не Трибхувану, а Махендре.

Этот эпизод был истолкован в народе как предзнаменование перехода непальского трона в руки Махендры. Скоро так и получилось. В 1955 году Трибхуван умер, его трон занял Махендра.

Живая богиня пребывает на своем «троне» до тех пор, пока на ее коже не появится собственная кровь. Любое ранение, выпадение зуба или естественная причина, связанная с созреванием, лишает Кумари ее божественного сана. Она возвращается в дом к родителям, за ней остается титул священной дамы и кое-какое обеспечение: жалованье и участок земли с домиком.

В отставке бывшая Кумари со временем может выйти замуж, однако практически этого не бывает, несмотря на то что она невеста завидная: богатая, здоровая и красивая. У нее много поклонников, но редкий парень решится пожать ей руку. Поверье говорит, что мужчина, ставший ее мужем, обязательно платит за это своей жизнью. Рассказывают, что две такие трагические свадьбы были.

Да, вся жизнь Кумари сказка! Но сказка страшная, и все-таки многие завидуют Кумари.

Индра джатра

28 сентября 1966 года по случаю Индра джатры мы были в числе других гостей приглашены во дворец непальских раджей, стоящий в центре Катманду.

Приемный зал находится в пристройке дворца, которая резко контрастирует со всем окружающим и цветом, и стилем, и духом. Белые колонны, широкий пояс балкона, огромные застекленные окна с полукруглым верхом. Эта белая пристройка из другого мира и другого времени, чуждая здесь, вклинилась в темные, традиционно непальские постройки, составляющие на всех площадях удивительно гармоничный ансамбль храмов, дворцов и обыкновенных домов. Со стороны площади Басантапур она прилепилась к самой высокой в Непале девятиэтажной дворцовой башне-пагоде: кубообразное основание из- малинового кирпича, накрытое замысловатым «колпаком» и отделанное цветными и черными «кружевами». Каждый ярус «колпака» — усеченную четырехгранную пирамиду с загнутыми углами — поддерживает веер ярко раскрашенных резных подкосов. Фигурки людей, фантастических животных с длинными телами и разверстой пастью. За подкосами — резные деревянные решетки, каждая со своим неповторимым узором; черные наличники и балки, украшенные орнаментом.

Праздник, посвященный царю богов Индре — властелину рая (а также и ада), хозяину неба, распорядителю грома, молнии, дождя и переселившихся (умерших) душ, — считается самым веселым и беззаботным. Надо сказать, что в Непале все праздники — самые, самые. Один — самый большой, другой — самый религиозный, самый почитаемый, самый торжественный, самый семейный… У непальцев хватает фантазии наделить тьму-тьмущую праздников не одним, а часто несколькими названиями.

Происхождение праздника Индры связано с курьезной историей, которая, как говорит легенда, случилась до VI века нашей эры, а может быть, намного раньше.

Однажды богине Индрани, матери Индры, для исполнения ритуала потребовался цветок нариджат, которого не оказалось, в райском саду. Она попросила своего сына Индру спуститься на землю и поискать цветок в земных садах. Индра спустился на землю, в Катманду, и в одном саду увидел то, что искал. Ни у кого не спрашивая разрешения, он проник в сад и сорвал цветок. А хозяин сада его увидел, схватил как вора и запер в темном помещении.

Индрани долго ждала сына, и наконец, поняв, что с ним что-то случилось, сама спустилась на землю и скоро нашла его связанным, в заточении.

Когда люди узнали, кто был похитителем цветка, то очень удивились и стали раскаиваться в своем грубом обращении с Индрой, молить о прощении. Боги простили их. И тогда обрадованные жители Катманду сделали этот день праздником поклонения Индре.

Нам пришлось слышать, что в этот праздник народ веселится и по случаю окончания сельскохозяйственных работ, конца уборки урожая. Но меня смущает, во-первых, то, что уборка основной культуры — риса — ко дню Индры в долине Катманду, в некоторые годы не только не заканчивается, но еще и не начинается. Праздник приходится на 12-й день луны в месяце Бходра (август — сентябрь). Во-вторых, в Непале земля фактически редко пустует и зимой, на ней круглый год что-нибудь растет. Уберут рис, сеют пшеницу, сажают овощи, батат, бобы, горчицу и т. п. Весь год что-то цветет, что-то плодоносит. Наступление дождливого периода или его окончание-это более определенно. И пожалуй, Индра джатра приурочена к концу дождливого сезона. Ведь Индра — распорядитель дождя, поэтому говорят, что в этот праздник, как правило, бывает дождь, хоть небольшой, один из последних дождей муссонного периода. Вот ц сргоднц, кажется, дождь будет, хотя с утра все улыбалось: оплавленное солнце сверкало в голубом небе и отражалось в лужах, темная земля дымилась, умытые деревья стояли замерев. Теперь же, к середине дня, небо заволокло дымными тучами и все притихло в парной истоме.

Мы приехали на праздник заблаговременно, но нам пришлось выйти из машины, не доезжая до Дарбара. Все площади и прилегающие к ним улицы затопила пестрая толпа непальцев, среди них попадались и иностранцы с фото- и киноаппаратами, но они тонули среди ярких кофточек, шарфиков, сари. Всюду тики, блестящие украшения на шеях, на ушах… Черные волосы, смазанные маслом, украшены цветами и бантиками. Мужчины — в цветных топи[31], в светлой выстиранной одежде… Особенно тесно на Дарбаре. Здесь занята людьми не только земля, но и каждый выступ на окружающих постройках. Ступенчатые постаменты храмов превратились в пирамиды из человеческих тел; колонны, несущие крыши, как бы покоятся на плечах людей, а сами стройные, легкие золоченые крыши в три яруса с загнутыми углами вырисовываются на светлом небе, словно готовые взлететь. Люди высовываются из окон окружающих домов, сидят на стенах и даже на крышах. Толпа глухо гудит. Крепко пахнет потом, прогорклым маслом, пряными цветами и еще чем-то.

Вдоль южной стены дворца, на площади Басантапур, где в будни прямо с земли торгуют овощами и фруктами, сегодня стоят три древние колесницы, вырубленные из крепких пород дерева при помощи только топора. С громадных колес без спиц и обода смотрят по три всевидящих глаза. Изогнутое резное дышло толщиной с бревно. Храмообразные домики, поставленные на эти колесницы, украшены цветными лоскутками, гирляндами уже увядших цветов и блестками. В колесницах никого не было.

Приемный зал дворца тоже был еще полупустым, и мы могли его рассмотреть без помех. Здесь явно боролись европейский и азиатский стили. Хрустальные подвески на люстрах, изящные изгибы лепки потолка и стен, окрашенных в нежнейшие цвета, фарфоровые вазы и прямоугольная массивная арка из темного дерева с чешуйчатыми драконами. Вблизи нее с потолка спускаются почти черные фонари из резных деревянных решеток, на них тоже струятся драконы. На стенах — галерея портретов, выполненных маслом во весь рост. Махараджи, махарани — вся династия, к которой принадлежит и правящий в наши дни Махендра Бир Бикрам Шах Дева. В парадных одеждах, сверкающих драгоценными камнями, золотом и серебром, в мехах и бархате, со знаками власти в руках. Лица красивые, яркие. Черные глаза, иссиня-черные волосы…

Вокруг нас становилось теснее, зал наполнялся чиновниками в черно-белом, военными в зеленом и иностранцами из дипломатического корпуса. Нам показалось, что в лицах многих непальцев есть что-то общее с портретами. Матовость гладкой кожи, мягко очерченные носы с горбинкой и глаза…

Ждали Махендру. Скоро усилившееся движение и суета черно-белых и зеленых фигур подсказали, что Махендра прибыл. Все сначала сдвинулись к красной дорожке, а потом отхлынули от нее. Бело-черные фигуры с обеих сторон дорожки склонились в низком поклоне со сложенными ладонями.

По дорожке легко и свободно с непроницаемо спокойным и приветливым лицом, в больших зеркальных очках шел Махендра. Оркестр играл национальный гимн.

Махендра немного побыл в зале, удостоив некоторых гостей своим вниманием, и вышел на балкон. С площади не понеслись крики приветствия, не взлетели вверх топи, но толпа, несмотря на цепь полицейских в белых перчатках и гуркхов на лошадях, всколыхнулась и придвинулась ближе к балкону. Всем хотелось получше рассмотреть своего земного бога.

На переднем плане несколько танцоров в лохматых крашеных париках из хвостов яков и плоских синих или багровых масках усиленно выделывали все одно и то же па.

Вдруг в самом центре площади появилась корова с теленком. Теленок безмятежно сосал вымя матери. Полицейские накинулись на корову с резиновыми палками, забыв о ее божественной неприкосновенности.

Махендра бросил плясунам несколько серебряных монет, то же сделал кое-кто из чиновников, но никакой свалки не произошло. Известно, что это только символическое пожелание блага народу.

В это время за углом дворца, около колесниц, толпа расступилась. Из Дома Кумари вынесли на руках маленькую сильно накрашенную девочку в красном платье с блестками и двух мальчиков и бережно усадили их в приготовленные колесницы. В первой и самой большой колеснице на бархатном кресле с золоченой спинкой поместилась Кумари, в следующей — Ганеш[32], а затем — Бхайрав[33].

Сейчас же на колесницы забрались родственники и почитатели божественных особ и со всех сторон облепили «домики». Было заметно, с каким удовольствием они показываются на людях. На первой колеснице одни усиленно обмахивали веерами Кумари, другие просто толкались и загораживали собою живую богиню от зрителей.

К колесницам стали подносить приношения. Для Кумари подали несколько больших медных подносов со съестным: с рисом, украшенным коричневой надписью, с сушеной рыбой, фруктами, овощами, а также с цветами. Все это мужчины, находящиеся на колеснице, деловито ссыпали в мешки.

Около колесницы появился непалец самого обычного вида: босой, в национальном костюме с черной безрукавкой и в черной шапочке. Планка ворота длинной, почти до колен рубахи завязана у подмышки; брюки, собранные пышным пузырем у пояса, ниже колен плотно облегают худые ноги. Мужчина держал на руках белого барана. Он встал перед колесницей, опустил на землю барана, который, как будто понимая всю безысходность своего положения (а непальцы, должно быть, думают — понимая свое высокое предназначение жертвы: ведь он «дал свое согласие» быть жертвой), смирно стоял, опустив голову, в кольце людей. Впрочем, задние ноги у барана были связаны.

Мужчина достал из-за пояса кхукри, отступил на шаг… и на глазах у Кумари одним ударом отрубил барану голову, подхватил его тушу, ловко вставил в горло трубочку, из которой забил красный фонтан. Затем, не торопясь, обошел вокруг колесницы, обагряя ее.

Кумари на все смотрела совершенно спокойно, серьезно, с сознанием собственного величия. Когда Махендра бросил ей с балкона серебряную монету, она подарила его совсем не детским, даже несколько высокомерным взглядом.

Теперь поезд из трех колесниц должен начать свое трехдневное шествие по городу, выписывая контур священного меча. К колесницам подошло много добровольцев, они ухватились за канаты, за дышло, за борта, даже за колеса, пытаясь сдвинуть их с места, но это им долго не удавалось. Уж очень недружны были их усилия. Наконец, поезд тронулся, хотя и не совсем туда, куда надо, но все же, виляя, пополз под гиканье толпы, врезаясь в нее.

Нелегко будет юной Кумари выдержать весь долгий путь, сохраняя под взглядами толпы бесстрастие богини.

Махендра покинул балкон. Послышался треск мотоциклов, команды полицейских. Хлынули к выходу из дворца и все гости.

А на улице народу не убывало. Праздник только еще набирал силу. Народ стал веселиться, в толпе образовались полыньи, где плясали и кривлялись ряженые. На многих из них были нищенские костюмы. Никаких красок и блесток не было и в помине. Мешковина, веревки, истлевшие грязные тряпки, дырявые шляпы, солома, рогожа, огрызки метелок, тела и лица, испачканные сажей и грязью… В одном месте такой герой вел на соломенной веревке донельзя запаршивевшую собаку; в другом — группа испачканных сажей парней увлеченно швыряла друг в друга какой-то трухой; здесь взлетал в воздух вместо мяча голик, а тут в тесном кружке до одури кружилась под хлопанье в ладони пьяная женщина, она курила, кружилась и время от времени взвизгивала. И она была счастлива, и зрители довольны. Все же развлечение…

Позднее здесь, на площади, любители будут разыгрывать сцены из легенд об Индре и о Кумари. Сегодня и Кумари — героиня праздника.

Говорят, что в этот праздник самодеятельные артисты исполняют свои новые песни и танцы. Но это будет позднее. А пока народ занят другим. Вот на приступке храма сидит на корточках мужчина и самозабвенно нараспев читает молитвенные стихи для публики, хотя публика на него не обращает никакого внимания. Не больше везет и продавцам надувных шариков, бумажных игрушек, сластей и воды. Зато черному Бхайраву сегодня уделяют усиленное внимание. Это воплощение Шивы стараются изобразить как можно более устрашающим. Он черный, с огромной головой и нелепо маленьким пузатым туловищем. От ярости выкатились глаза, оскалены звериные клыки, в четырех руках — оружие. Высоко занесенный меч готов обрушиться на всякого, кто нарушит закон.

Большой квадратный барельеф Бхайрава стоит, как плакат, почти на дороге при входе на площадь Дарбар с северной стороны. К нему непрерывно подходят женщины, мужчины, дети. Кланяются, берут прах от коротких ножек, прикладывают к своему лбу, бросают по нескольку зерен риса…

Небо над городом, давно затянутое низкими тучами, вдруг потемнело, и пошел дождь. Пошел-таки! И разогнал весь народ.

Тихар

Не успела я еще «переварить» все впечатления от Дурга пуджи и от Кумари, как узнала от переводчика Нарайян Дасса, что совсем скоро опять будет большой праздник — Тихар.

И этот праздник имеет несколько названий. Он и просто праздник, что на непали звучит как тихар (от санскритского тьаухар), он и Сванти, трехдневный праздник (искаженное от сванху титхинакхах), он и пятидневный, и шестидневный. В шестидневном празднике в первый день поклоняются слону и Ганешу;.во второй — вороне; в третий — собаке; в четвертый — корове; в пятый — горе Говардан, буйволу и радже Бали; в шестой день происходит взаимное поклонение сестер братьям и братьев сестрам.

В Катманду этот праздник популярен как пятидневный, а называется Тихар. В первый его день — поклоняются вороне. Ворона — символ бога смерти Ямы. Во второй день поклоняются собаке как другу человека, верному и безответному. В третий — корове. Корова — символ божественной Матери — богини Лакшми, богини здоровья и благополучия. Но есть и другие причины праздновать этот день. Тут и радость от того, что Вишну в этот день убил демона Наракасура и тем подарил всем живущим на земле мир. Тут и канун Нового года у неваров (13 ноября) — Мха пуджа. Тут и праздник огней по поводу… Но, кажется, мы уж и так Вас, читатель, утомили. Вы видите, что поводов для торжества достаточно и все один другого достойнее.

В четвертый день причин для поклонения не меньше. Нам сказали: «Немало есть мифических историй, связанных с поклонениями в этот день». Придется поверить.

Пятый день праздника известен как Бхай пуджа, т. е. поклонение сестер братьям и наоборот. Даже сам бог Яма в этот день отдыхает от своих дел, он наслаждается почестями, которые ему воздает его сестра Ямуна.

В праздник Тихар в течение трех дней не работают государственные учреждения, не выходят газеты…

Что мы, иностранцы, заметили со стороны в этот праздник?

В первый день непальцы кое-где подкармливали ворон. А их в Непале тьма-тьмущая. Нахальные, хитрые…

Во второй день наш Браун, огромный коричневый пес, с самого утра бегал с гирляндой из сиреневых цветов на шее и с красной такой на лбу. Разумеется, и другие собаки в этот день чувствовали человеческое обращение с собой.

В третий день на улицах разгуливали с гирляндами цветов на шее коровы. У некоторых были выкрашены красной краской морды и рога, у других в красных яблоках были бока и ноги. Рано утром в центре города состоялась церемония поклонения корове как самой богине Лакшми.

Вечером многие дома были иллюминированы. Маленькие глиняные плошки, в которых горело, как в лампадках, масло, были выставлены на подоконниках, на карнизах домов и у дверей на земле. Это чествовали богиню Лакшми. Если дом не освещен огнями, то богиня Лакшми и не войдет в него. А если оказывать богине почести, не задумываясь о расходах, и усердно молиться, то — непальцы верят — можно разбогатеть, даже стать миллионером. Для этого надо угодить богине Лакшми, богине семейного благополучия.

На четвертый день праздника мы ничего не заметили. А на пятый день мы видели группу ребятишек в одежде отнюдь не праздничной, которые во главе с рослым парнем пели под окнами домов какую-то однообразную песенку-перекличку. Рослый парень скажет фразу, все хором ему ответят. Снова фраза, снова — хоровой ответ. Ребятишки быстро шли от одного дома к другому, в некоторые заходили. Это шествие напоминало наше старинное славление Христа на рождество, только более простое и торопливое. В награду за песенку ребятишки получали от хозяев лакомства или мелкую монету.

В других районах Непала в этот праздник, говорят, ночью самодеятельные артисты на площадях дают представления, разыгрывают драмы, конечно, религиозного содержания. В состоятельных семьях в эту ночь развлекаются музыкой, пением и танцами. Но главное содержание пятого дня праздника Тихар составляет Бхай пуджа. Мне посчастливилось присутствовать на этой церемонии в неварской семье, у переводчика Нарайян Дасса.

Нарайян Дасс в этот день не работал. Пуджа должна была состояться в доме его старшей сестры в полдень. Нас встретила миловидная молодая женщина хрупкого сложения, одетая в цветное сари. Трое ребятишек в одних рубашонках кружились возле нее. На мгновение показался и муж женщины, молодой приятный мужчина. Он бизнесмен, содержит лавочку в своем доме. Дом этот находится в старом районе города. Здесь на очень узких улочках жмутся друг к другу трех- и четырехэтажные старые кирпичные дома. Их фасады — нагромождение сказочных теремков. Навесы, подкосы, полуовальные окошечки и балкончики на разной высоте, всюду обветшалые деревянные «кружева». Осыпающиеся черепичные крыши поросли густой травой и кустарником. На некоторых крышах ходят привязанные за ногу куры.

По приставной узкой лесенке без перил мы поднялись на третий этаж такого же старого дома. С подкосов дома, как и в соседних домах, спускаются связки чеснока и красного перца, а также тряпки, вывешенные для просушки.

На лестничной площадке, подмазанной глиной, мы < вяли обувь. Затем, согнувшись в три погибели, я перешагнула высокий порог маленькой двери и оказалась в небольшой комнате. Несомненно, в ней жили — по-непальским понятиям — не бедные люди. В глубине комнаты — почти во всю ее ширину — стояла железная кровать об одной спинке с подушками в марлевых наволочках. Рядом с кроватью на полу мягкая подстилка. Па кровати спит хозяин дома, на полу — его жена. Справа от двери стоит серый от въевшейся пыли низенький шкаф, на нем — приемник. В остальном комната, как всюду: глиняный пол, небеленые стены, черные ребра балок на потолке, два оконных проема без рам и стекол, но зато с перилами, начинаются от самого пола.

На стене под потолком ряд красочных картинок религиозного содержания. На полу у стен справа и слева лежат узкие коврики, на один из них мне предложили сесть. Я села на поджатые ноги. «Ох как неудобно! Как я это выдержу?» — подумала я. Но хозяева, видимо, и сами сообразили, что мне неудобно, потому что вскоре появился колченогий венский стул. Теперь мне и видно было все лучше.

Нарайян Дасс сел со скрещенными ногами на другой коврик, принял позу лотоса и стал похож на большую статую Будды, так прям и неподвижен он был. Лицо его при этом оставалось глубоко серьезным и очень спокойным. Перед ним, прямо на полу, были нанесены узоры цветными порошками, крошками пищи и мелко изорванными цветами. В целом они походили на три пестрых квадратных коврика. В центре их укреплены ароматические палочки. Перед каждым квадратом лежат горкой бананы, лимоны, цветочные гирлянды. В стороне в медном тазике растертые в порошок краски разных цветов, рис сырой и рис вареный крашеный, воздушная кукуруза, в крохотной плошечке растительное масло, сухие фитильки, палочки.

Средний квадрат находится как раз перед Нарайяном.

Вернулась сестра Нарайяна и, слегка улыбаясь, грациозно стала хлопотать над «ковриками». В квадрат справа поставила бронзовую фигурку Ганеша, в квадрат слева — какого-то другого бога. Стало понятно, что средний «коврик» предназначен для Нарайяна.

Вот как чествует сестра своего брата! Она уподобляет его богу. Не самому высшему, но все же весьма почитаемому.

Затем сестра Нарайяна приступила к пудже. Во все квадраты по очереди, начиная с квадрата Ганеша, были брошены листья каинов, кусочки вареного яйца, рыбы, зерна риса. Тонкая рука зажгла везде промасленные фитильки и все побрызгала водой. Она делала подношения богам.

Мне казалось, что сначала женщина сопровождала все движения приговариванием, а потом все делала молча. Впрочем, включили приемник и комнатка сразу наполнилась индийской музыкой.

Вот к ногам фигурок богов брошен рис, крошки пищи, размочаленные цветы, облачком взлетела красная пудра, все побрызгано водой… Красной и желтой краской помазан лежащий в каждом квадрате лимон, зажжено по три фитиля…

Курятся ароматические палочки, качаются, коптя, язычки пламени, из приемника льется торжественно-заунывная музыка. Тонкая женская рука все что-то берет и бросает в квадраты, берет и бросает… Ганешу, Нарайяну, третьему богу… Вот эта рука подает Нарайяну щепоткой рис, кашеобразную пищу, цветы, он берет все это и бросает по очереди во все квадраты; берет горящий фитилек… воду…

Рука посыпала рисом голову Нарайяна, потом бросила на нее лепестки цветов. Зажгла фитилек на ладони Нарайяна, а он приблизился — к нему лбом, три раза побрызгала вокруг него водой… и еще… и еще что-то делала.

Музыка все завывает, завывает… Коптят горящие в масле фитильки, сильно пахнет благовониями, такими непривычными, дурманящими. Большая «статуя Будды» передо мной расплывается в тумане. Трудно дышать. Когда же все это кончится?!

Наконец тонкая рука сделала тику Ганешу. То же самое сделал Нарайян. Рука украсила лоб Нарайяна пятицветной такой. Затем накинула на Ганеша гирлянду из цветов… А на шее у Нарайяна уже две гирлянды: лиловая, как у Ганеша, и белая. Но этого было мало. Рука надела ему на шею еще толстую нитку с пучком цветных лоскутков. Это специальное украшение-свидетельство поклонения от сестры. Я уже раньше видела такие шнурочки на шеях у мужчин. Ну, думаю, теперь пуджа кончится. Но не тут-то было.

Принесли вареное очищенное яйцо, смазанное маслом, и несколько крохотных жареных рыбок. От всего понемногу бросили в каждый квадрат, остальное отдали Нарайяну, и он тут же все это с достоинством съел.

«Ну теперь-то пуджа кончилась!» — подумала я. Но чад фитилей и благовония остались. И музыка… Прямо какое-то наваждение.

Отуманенная, я поднялась со стула и стала благодарить хозяев, собираясь уйти. Но Нарайян не шевельнулся на своем месте. Он стал горячо упрашивать меня подождать еще минут пять, не больше. Только пять минут! Я поняла, что Нарайян еще не может покинуть своего места, он сидел все так же прямо, все в той же позе Будды.

Прошло действительно совсем немного времени, и в комнате снова появилась сестра Нарайяна в сопровождении другой женщины. Они принесли два подноса со снедью, большой и маленький. Большой поставили перед Нарайяном на пол. В углублениях подноса были разные кушанья, которых по-непальским нормам хватило бы на целую семью, может быть даже и не на один раз. Непальцы в обычные дни едят очень умеренно. Тут было пять мясных блюд, рыба, тушеные овощи, гороховое пюре. Горка крупообразной сухой массы заменяла традиционную горку вареного риса. Это был непальский праздничный обед.

Блюда приносили еще несколько раз. Под конец принесли в глиняной миске простоквашу. Перепачканными краской руками Нарайян ел, не меняя позы и не сдвигаясь с места. Не спеша, понемногу он отведал каждого блюда, Покончив с последним, он встал, чтобы вымыть руки.

Маленький поднос предназначался для меня. Сначала сестра Нарайяна сделала мне тику на лбу из красной рисовой каши, а потом предложила мне угощение. На подносе были два очищенных банана и мандарин, лепешка, хворост, сваренный в жире, полупрозрачный кренделек, шарик из темной массы, кусочек пирожного со следами серебряной бумаги. Потом еще принесли очищенное яйцо, блестевшее от масла, и налили в стакан непальской водки, по виду похожей на разбавленное водой молоко.

Узнав, что водка у нас считается напитком для мужчин, хозяева быстро исправили положение. Из шкафа извлекли другой стакан и наполнили его вином собственного изготовления. Вино оказалось мутноватым на вид и кисловатым, сласти хорошо его дополняли.

Вот теперь можно и уходить. Нарайян, я вижу, стоит, но почему-то не уходит, ждет. Но вот вошли женщины и вручили нам по пакетику со сластями на дорогу.

В моем пакетике были: леденец, несколько изюминок, три гвоздика гвоздики, желтые вермишелинки, несколько горошин и два кусочка твердого полосатого ореха. Кусочки ореха предназначены для очистки зубов, их перекатывают во рту, как бы жуют.

Да, я совсем забыла. В конце церемонии Нарайян в благодарность за чествование подарил сестре сари и несколько медных монет. Сестра взяла подарок, не глядя и не поблагодарив, как бы между прочим или как должное.

После церемонии Нарайян снял с шеи гирлянды цветов, а шнурок оставил и будет его носить еще несколько дней.

Брат и сестра расстались довольные друг другом. «Намаете! Намаете!»

Новый год

В Непале Новый год бывает несколько раз в году… потому что там живут не по одному календарю. Известно по крайней мере пять календарей. Викрам самбат[34], Непал самбат, Шакья (Шака) самбат, Трибхуван самбат и европейский, без него теперь тоже нельзя обойтись.

Год в непальских календарях разбит на 12 месяцев, но продолжительность их связывают с луной, поэтому в месяце от 28 до 32 дней.

Календарь, т. е. новый отсчет времени, начинался всякий раз, в ознаменование какого-то важного события для страны или в память о достойном радже. И объявлялась новая «эпоха». О событии, которое послужило началом для наиболее распространенного календаря — Викрам самбат (Викрамадитья), рассказывает легенда.

Жил в Непальской долине раджа Дхармагат, он был очень набожным: каждую ночь совершал омовение в речке Манохара, что протекает восточнее города Катманду. А потом он поднимался на высокую гору неподалеку от городка Саху и там усердно молился богам. Особенно чтил он богиню Ваджрайогини — богиню грозы.

Многие боги спускались к нему, и была с ними богиня Ваджрайогини, но не внимали они молитвам раджи Дхармагата.

Однажды Дхармагат во время молитвы в отчаянии пообещал богам принести в жертву самого себя. На той горе, где он всегда молился, он развел огонь под большим котлом, котел наполнил маслом и, когда масло закипело, бросился в него.

Боги собрались и все попробовали это жаркое. Оно им понравилось, понравилось и богине Ваджрайогини. Она в благодарность оживила Дхармагата, а боги сказали ему: «Возьми себе столько золота, сколько сможешь унести».

Счастливый Дхармагат нагрузился золотом и пошел домой. Он стал самым богатым человеком в стране, так как продолжал ходить молиться на облюбованную гору, каждый раз приносил свое тело в жертву Ваджрайогини и получал за это золота, сколько мог унести.

Дхармагат построил город Бишальнагар и уплатил все долги всех граждан своего государства. И граждане боготворили его.

В это время из индийской страны Уджайн приехал в Непал раджа Викрамадитья для того, чтобы помолиться богине Ваджрайогини. Город Бишальнагар удивил его своей красотой и богатством, и вообще Непал ему так понравился, что он решил остаться здесь.

Викрамадитья стал часто бывать у раджи Дхармагата и, желая сделать ему приятное, дарил ему богатые подарки. Он думал, что удивит раджу Дхармагата, но удивился сам, увидев, как богат Дхармагат. Он заметил, что золота у него с каждым днем становится все больше. Откуда же оно? Любопытство не давало покоя Викрамадитье, и он решил проследить за Дхармагатом. И увидел он, как Дхармагат рано утром совершает омовение в священной реке, поднимается на высокую гору, помолившись, разводит там огонь под котлом и бросается в него и как боги, отведав жаркого из тела его, всякий раз его награждают…

Викрамадитья тоже захотел получить золото.

На другой день он встал раньше Дхармагата и проделал все, что делал и Дхармагат, а помолившись богине Ваджрайогини и разведя костер, он, прежде чем броситься в котел, долго натирал свое тело разными специями. Боги отведали этого жаркого, и оно понравилось им гораздо больше, чем прежнее. И решили они тогда наградить Викрамадитью лучше. Они раскрыли ему тайну изготовления золота. «Овладев этой тайной, ты будешь самым богатым человеком на земле. А ходить тебе сюда на гору больше не надо», — сказали ему боги.

Тут появился Дхармагат и стал готовиться к жертвоприношению. Но боги сказали ему, что больше не нуждаются в его жертвах, ибо они вкусили лучшую жертву. «Идите оба к людям», — сказали боги.

Тогда Викрамадитья пал в ноги Дхармагату и стал просить прощения. Дхармагат велел ему встать и сказал: «Я всю жизнь посвятил богине Ваджрайогини, не жалел для нее и самой жизни, но ты оказался ей более угоден. Живи здесь в Непале и управляй государством, а я пойду в далекие края молиться».

Викрамадитья стал управлять государством Бишальнагар. От этого события и пошел новый счет годам. Угодного Ваджрайогини правителя боготворили и люди. В честь богини был построен храм на горе, чуть ниже того места, где Викрамадитья и Дхармагат приносили Сбое тело в жертву богам. Храм этот и теперь стоит, внутри него золоченая статуя Ваджрайогини.

По календарю Викрамадитья непальцы жили много веков, пока не произошло новое событие, от которого начался новый календарь — Непал самбат и новая эра — Непальская. Легенду, которая рассказывает, как это произошло, напомнила одна из газет в Катманду перед очередным Новым годом — в октябре. Газета особенно подчеркнула, что всякая новая эра начинается только тогда, когда находится человек, который может и хочет уплатить все долги и налоги всех граждан страны. При наступлении Непальской эры это условие было соблюдено. Кроме того, уверяет газета, Непальская эра принесла непальцам «вдохновение», избавив от предыдущих тяжелых эпох Сака, Тхакури и Викрамадитья (?!).

Легенда о происхождении Непал самбат. Жил в Бхадгаоне ученый астролог. Книги помогли ему найти способ получения золота из песка. Нужный песок находился в определенном месте на реке в Катманду, а брать его надлежало в определенный час. О своем открытии астролог сообщил радже Бхадгаона. Тот поверил астрологу, и несколько кули отправились ночью за песком из Бхадгаона в Катманду. В нужном месте они наполнили свои кхарпаны и зашагали по дороге обратно. Казалось, все кругом спало, но вдруг их кто-то окликнул. Это купец Шанкхадхар из Катманду узнал в них пришельцев. Он очень удивился тому, что они делали.

«Нет у вас в Бхадгаоне песку, что ли, что вы несете его из такой дали?» — спросил он. «Таков приказ раджи», — ответил ему кули.

Шанкхадхар начал о чем-то догадываться: «Вы устали, наверно, зайдите ко мне, отдохните».

Он их накормил и угостил вином, а потом говорит: «И охота вам нести такую тяжесть? Песок как песок. Ссыпайте его сюда и идите налегке, а около Бхадгаона другого наберете. А мне как раз песок нужен». И он вытряхнул песок из корзин кули.

Кули принесли радже другого песка. Раджа ждал, ждал чуда превращения песка, не дождался и побежал к астрологу сказать об этом. Тот сильно опечалился. Бросил ученые книги в огонь, хотел и сам сгореть, да видит, возвращается к нему раджа. «Ты, — говорит, — не совсем неправ, вот на дне корзин я нашел немного золота». И они оба повеселели.

А у Шанхадхара весь песок превратился в золото. Он очень обрадовался, но, будучи человеком религиозным, решил это богатство употребить не для себя. Он заявил, что уплатит все долги всех граждан Непала. И все люди обрадовались до такой степени, что увидели в этом новую эру, которую и назвали Непальской. II появился новый календарь.

Начало его невары отмечают как праздник Нового года. Это происходит сразу после Лакшми пуджи, 13 ноября, с восходом луны.

Итак, в настоящее время, в Непале, по Викрам самбат, с 14 апреля 1971 года пошел 2028 год. По Непал самбат— 1092 год начнется 20 октября 1971 года. По Шакья самбат, идет 1893 год. По европейскому календарю— 1971 год. А Трибхуван самбат начался 18 февраля 1951 года. Это национальный праздник в Непале— день провозглашение демократии, день победы над тиранией семейства Рана. Настоящая революция. Поскольку произошла она при махараджадхирадже Трибхуване, то и получила название Трибхуван самбат.

Европейский календарь принимают во внимание только государственные чиновники, бизнесмены и, конечно, махараджадхирадж, т. е. люди, которые по роду своей деятельности сталкиваются с внешним миром, с иностранцами. Махендра шлет поздравления и добрые пожелания к Новому году в иностранные посольства, находящиеся в Катманду. По его примеру и государственные чиновники, как люди вежливые, тоже поздравляют своих друзей, коллег и иностранцев из делового мира. На поздравительных открытках торговцы магазинов канцелярских товаров в это время делают неплохой бизнес. Они быстро поняли свою выгоду и предлагают такой ассортимент открыток, который может удовлетворить покупателей всех национальностей и вероисповеданий. Здесь открытки, — напечатанные и рисованные от руки, с инкрустациями, с аппликациями из соломы, перьев, блестящих чешуек, складные, одинарные, двойные, подмигивающие… Здесь и рождение Христа в яслях, приключения Будды и изображения индуистских богов и богинь, цветы, пальмы, елки, белозубые негры, босые индианки, обвешанные украшениями, и американские денди, пьющие вино и целующие красоток… А здесь среди диких гор над пропастью идет по паутинке мостика непальский кули.

Этим собственно и ограничивается все внимание к Новому году, принятому во всем западном мире.

Совсем по-другому отмечают непальцы свой Новый год. Это жертвоприношения, массовое уличное гулянье (хотя гулянье не самоцель), процессии, поклонения богам и религиозные ритуалы.

Задолго до праздника начинает оживать торговля, по улицам ходят медлительные горцы, женщины выметают сор из домов, собираются поближе к священным местам нищие.

В разных местах Непала Новый год празднуют по-разному, но особенно красочно он проходит у неваров в Бхадгаоне и в ближайших к нему деревнях: Тхимй и Бодэ. Праздник вычисляется по солнечному календарю, поэтому всегда приходится на 13–15 апреля по нашему календарю, а называется бискет.

Бискет в переводе с неварского значит «убийство змеи» (би — змея, шяк — убить). Объяснение такому названию есть в двух легендах.

Легенда первая. В давние, давние времена на Непальскую долину часто нападали кираты[35]. Страдал от них и Бхадгаон. И вот во время очередного набега киратов на город раджа Бхадгаона обратился за помощью к монаху-волшебнику по имени Шекхар Ачарья.

Шекхар обладал редким даром превращать одни вещи в другие. Он сделал тысячу тигров, и они прогнали киратов. Обо всем этом узнала жена Шекхара и стала просить его показать ей превращения, хотя бы на себе. Муж согласился, но при одном условии: жена должна бросить в него зернышко риса, которое он ей даст, тогда он снова станет самим собой.

Жена тут же согласилась и получила от мужа зернышко риса. И вдруг муж превратился в огромного питона. Это было так неожиданно, а змея была такой страшной, что глупая женщина очень испугалась, забыла о своем обещании и побежала куда глаза глядят.

Змея кинулась за ней, но этим напугала ее еще больше, женщина уронила рисовое зернышко, оно упало на нее и… она тоже превратилась в змею.

Теперь две змеи не могли сами вернуть себе человеческий образ.

«Вот если бы раджа помог! Он знает их тайну, и сам кое-что умеет…» Питоны надеялись, что раджа догадается, кто они, и выручит их. Они каждое утро приползали к дверям его дворца. Но напрасно. В одно прекрасное утро их убили.

И тогда ушли все змеи из долины. В долину пришла сильная засуха и вслед за ней голод. Народ стал роптать. Тогда раджа вспомнил о чародее и пошел к нему за помощью. Тут и узнал он, что чародей погиб в образе змеи.

И не было помощи людям, и наступил великий мор.

Собрал тогда раджа весь народ. Люди молились Змею, приносили ему жертвы и просили вернуться к людям и помочь им…

С тех пор это поклонение Змею в Новый год стало обычаем. Если в это время люди видят в долине змей, то считают это хорошим знаком. Это посланцы того убитого Змея — царя змей. Значит, засухи не будет: ведь змеи не любят засухи, не будет ни голода, ни болезней. Люди радуются. Еще большую радость вызывают облака на небе и дождик, хоть самый маленький, первый дождь.

Легенда вторая. Известно, что в давние времена Непальская долина была царством змей. Наверно, людям все же было не очень уютно в их обществе, и вот однажды тантристы[36] выгнали их, но не всех. Осталась дочь короля змей. Она приняла образ прекрасной девушки и вышла замуж за принца. Счастье принца длилось недолго: утром после брачной ночи его нашли в постели мертвым.

Принцесса-змея не хотела быть вдовой и снова вышла замуж. Наутро нового мужа тоже нашли мертвым. И так продолжалось долго. Много юношей погибло, и не было больше желающих стать мужем принцессы. Наконец, слуги нашли дурака, он сидел на дереве и рубил под собой сук.

— Эй, дурак, слезай, пока не упал. Хочешь быть принцем? Становись мужем принцессы.

Дураку такое предложение было очень лестно, и он согласился, хотя и был очень удивлен. Когда настала ночь, дурак решил, что не будет спать. Он не спал и все рассматривал принцессу. «Неужели это моя жена?» — думал он.

Вдруг среди ночи видит он, что у его жены из ноздрей появились две нитки. Нитки стали удлиняться, утолщаться и превратились в двух змей. Дурак взял да и отрубил их.

Утром пришли слуги с носилками за очередным покойником, а дурак им говорит: «Не трудитесь и не печальтесь, я жив».

Весть быстро облетела весь город. Все радовались убийству змей. Теперь не будут напрасно погибать мужчины. Дурака сделали раджей. И появился праздник в честь новой, светлой эры.

Главными в празднике являются два момента: поклонение Бхайраву и установление, а потом наклонение длинного столба. Впрочем, обе части вполне сочетаются. Столб есть, по существу, Шива (так как столб — это линга, а линга — воплощение Шивы и его символ), и Бхайрав — тоже одно из воплощений Шивы.

Праздник длится 8 дней (по другим сведениям — 11–13 дней). За четыре дня до Нового года из храмов — убежищ богов выкатывают три рассохшиеся, пыльные колесницы и начинают готовить их к празднику. Колесницы — эти ступенчатые платформы на огромных деревянных колесах, с установленными на них храмообразными домиками, — украшают гирляндами из живых цветов и ярких флажков. Внутри домиков поместятся изображения Бхайрава, Ганеша и Нокинзу Азима. Самая роскошная колесница у Бхайрава, в золоченом храмике с трехъярусной крышей находится его изображение и меч — оружие Бхайрава, которым он вершит суд. Ведь Бхайрав считается богом правосудия.

Колесницы возят по городу. За последней колесницей с Нокинзу Азима несут бамбуковые носилки с «покойным» старым годом. Играет грустная музыка. На нас она, правда, не производит такого впечатления. Барабаны, тарелки… да и процессия бежит бегом.

Накануне Нового года в Бхадгаоне на площади Есингхел устанавливают два высоких деревянных столба с короткой перекладиной. С них спускаются два широких и очень длинных полотнища с изображениями змей. Сами полотнища тоже символизируют змей. Согласно первой легенде — это два убитых царственных питона, согласно второй — это те змеи, которые выползли из ноздрей жены принца. Некоторые непальцы утверждают, что и сам столб изображает змею, но большинство все же считает, что столб — линга.

В первый день Нового года, 13 апреля, столб наклоняют вниз. Наступил Новый год. А праздник продолжается еще четыре дня, во время которых народ развлекается как может.

По городу возят колесницы, приносят жертвы, почитают разных богов, отдыхают, вкусно едят, курят…

В 1969 году я наблюдала празднование Нового года в Бхадгаоне и в деревнях Тхими и Бодэ.

В Бхадгаоне — городе благочестивых. Город Бхадгаон находится на восточном конце долины Катманду, километрах в двенадцати от столицы. Дорога, выйдя из Катманду по Дилли базар, оставляет чуть в стороне Пашупатинатх, Боднатх и аэропорт Гаучар и пробирается по рисовым полям, ступени которых то разливаются полого, то поднимаются на холмы. Тут и там на них видны одиночные кирпичные домики без ограды, отдельные деревья. На горизонте же кругом — мощные горы. Пейзаж в это время года (конец сухого сезона) беден красками, преобладает серый цвет. На голых полях ходят, что-то выискивая, белоснежные птицы, похожие на аистов.

Вот вдоль дороги с двух сторон зигзагами извивается кирпичная стена — подарок какой-то иноземной страны. Стена считается сейсмически устойчивой, но она так тонка, что, не будь зигзагов, завалилась бы и без землетрясения.

Проезжаем по узкой торговой улице; в лавчонках торгуют: в одном квартале снедью, в другом — гончарными изделиями. Горшки, кувшины, лохани стоят у самой дороги. Это деревня Тхими.

После Тхими дорога снова идет по полям и скоро подходит к серому глухому забору, ограждающему большой четырехугольный бассейн. Только бассейн Рани Покхари может поспорить с ним своими размерами. Но дело не в этом. Говорят, что многие жители деревни Тхими, особенно женщины, за всю свою жизнь ни разу не побывали в Бхадгаоне, хотя до него меньше пяти километров. Они боятся ходить мимо этого заросшего бассейна, так как верят, что в нем живет чудовищный змей, который способен напасть на человека и утащить под воду. Всякий непалец знает легенду о нем.

Жил в Бхадгаоне мудрец, или колдун, который мог принять облик любого животного. Жена у колдуна была родом из деревни Тхими. Узнала она о способности мужа и пристала к нему: покажи да покажи свое искусство. Муж согласился наконец, но с условием, что она не испугается и бросит в него вот это зернышко риса. Жена обещала. Но, когда муж превратился у нее на глазах, в змея, женщина испугалась и с криком побежала прочь. Змей кинулся за ней и напугал ее еще больше. Женщина потеряла рисовое зернышко. И у змея не стало возможности снова превратиться в человека.

Между тем приближалось утро, скоро проснутся люди. Змеям надо прятаться от людей. И пришлось змею кинуться в этот большой бассейн. Он и теперь живет там. Страшно тоскуя по своей человеческой жизни, змей, говорят, по временам покидает бассейн, выходит на дорогу и всматривается в людей. Он хочет найти свою жену.

Вот женщины и боятся ходить мимо бассейна.

Эта легенда похожа на ранее рассказанную — о происхождении новогоднего праздника бискет в Бхадгаоне. Но что делать? Такова фантазия непальского народа.

Солнце стояло еще не высоко, когда мы въехали в Бхадгаон, город с планировкой в виде раковины — эмблемы Вишну. Считается, что город построен во времена раджи Ананда Дева, т. е. приблизительно в 889 году нашей эры, и жили в нем люди верующие истово — бхактасы, отчего и назван он был Бхактапуром, городом благочестивых. Позднее стали его называть Бхадгаун, а потом — Бхадгаон.

Белая арка перекрывает узенькую улицу, которая упирается в пару огромных каменных львов. Слева стена ярко освещена солнцем, в нее вделана большая линга, свежепокрашенная красной краской. Справа широкая тень скрывает искусные узоры решеток на маленьких оконцах покосившихся домов. Еще немного — и улица расступается, мы въезжаем на просторную дворцовую площадь, поросшую зеленой травой. Кругом невысокие постройки из малинового кирпича. Слева — дворец, справа — казармы, а впереди крыши с загнутыми углами в несколько ярусов и белые изящные башни, похожие на сахарные головы, с чуть выпуклыми боками, в белых кружевах, с золочеными наборными шпилями и какие-то высокие платформы, и лестницы с каменными фигурами…

Вопреки ожиданию, площадь пуста и кажется еще не проснувшейся. Кругом тихо-тихо, только щебечут птицы. Как заколдованные, стоят дворцы и храмы.

Слева между двумя дворцами блестят знаменитые Золотые ворота. Они действительно золоченые. Невысокие, двустворчатые, с массивным овальным верхом, точно в кокошнике. И створки, и «кокошник» — все покрыто выпуклыми фигурками. Их надо долго рассматривать; здесь и символика, и сцены из жизни людей и богов.

Правее Золотых ворот находится Дворец пятидесяти пяти окон. Окон действительно пятьдесят пять, они смотрят из-под ребристых ставен, как из-под опущенных век, на дворцовую площадь. Перед окнами возвышения. На одном из них висит на перекладине Собачий колокол, прозванный так якобы за то, что, когда в него ударяли, все собаки Бхадгаона начинали выть.

На высокой колонне золоченая фигура раджи Бхупатиндра Маллы. Он сидит, скрестив ноги, и с умилением смотрит на Золотые ворота. Руки молитвенно сложены. Он должен бы сказать: «Какую красоту могут создавать люди!», но говорит: «Как славен Я, что создал все это!» Золотым воротам и перестроенной дворцовой площади около трехсот лет (раджа Бхупатиндра Малла родился в 1674 году).

Самый большой храм-пагода. на Дарбаре называется Пашупатинатх и посвящен Шиве. У него в отличие от других подобных храмов нет высокого фундамента, и это делает его более доступным. Легче рассмотреть раскрашенную резьбу на подкосах. Содержание украшений в общем-то на всех храмах одно и то же: божества, бог, пни с человеческими головами и с головами животных. Большинство голов устрашающего вида: вытаращенные глаза, оскаленные зубы, рога… Особо подчеркнуты признаки пола. И конечно, есть «защитные картинки», целых два пояса, по низу подкосов обоих ярусов крыши. «Защитные картинки» — это изображения эротических сцен. Назначение их непальцы объясняют по-разному, самое распространенное заключается в том, что они защищают храмы от разрушения молнией. Молния — девица, она стыдится эротики и обходит храмы стороной.

Другое толкование «картинок» говорит, что они, встречая приходящих в храм, как бы спрашивают: «Смущает ли тебя это? Если нет — входи». По есть и противоположное толкование: эротические сцены представляют собой завет от богов людям, один из путей достижения нирваны. Эти действия естественны и просты, как дыхание или прием пищи, и доступны всем.

У нас сложилось впечатление, что завет этот Непальцы выполняют. Семья, в которой четыре-пять детей, не считается большой.

Мы обошли храм кругом. Он только что освободился от лесов, в которых долго находился. Фигурки подкрашены свежей краской, а тройные двери с каждой стороны храма, ведущие внутрь кубообразного помещения, кажется, еще больше обветшали: отвалившаяся резьба, сломанные перила… Через двери видна сокровенная внутренность храма. Гам, в центре на постаменте, стоит каменная линга в круге с желобком, украшенная с трех сторон лицами. Линга намазана красной и желтой краской, посыпана лепестками цветов и рисом.

Появившийся рядом непалец любезно предлагает войти в храм. Я удивилась. Ведь обычно иностранцам не разрешают входить в святилища индуистов.

Внутри храма находилась только линга, и было видно, что здесь ухаживают только за ней. Стены, балки и пол покрывали пыль, паутина и мусор.

Вдруг снаружи послышалась музыка — дудочки, тарелки, барабан. Из-за угла вышла группа босоногих музыкантов. Они шли по улице и играли. Для кого? Для чего? Слушателей вокруг не было.

Мы пошли туда, откуда шли музыканты. Узенький каменный переулок спускался к другой площади. Кругом красный кирпич, с двух сторон поднимаются пагоды, одна приземистая, другая очень стройная и высокая— красавец мандир (храм) Ньятапола. Его пятиярусную крышу видно отовсюду, даже издалека с проезжей дороги.

Высокая лестница с парными фигурами по сторонам поднимается сначала на холм, потом по ступенчатому основанию храма. Самые нижние — огромные сидячие фигуры богатырей Джайямала и Пхатты, выше них — слоны, еще выше — львы, потом — грифоны и, наконец, барельефы богинь Симхини и Вьяхини. Внутри же находится изображение Бхайрави — богини-покровительницы, которой и посвящен этот храм.

Фигуры говорят о том, что вот силен человек, но в десять раз сильнее его эти богатыри. Богатырь силен, но в десять раз сильнее его слон. Но львы в десять раз сильнее слонов, а грифоны сильнее львов. Однако как ни силен грифон, а богини сильнее. Но всех сильнее богиня Бхайрави. Почитайте же ее и поклоняйтесь ей!

На площади кипит базар. Плетеные корзинки с птицей, привязанные козлы, бараны, кучки дров, миски с кислым молоком… Невозмутимые сидят продавцы. Бегают дети. Горланят петухи. Всюду солома. Густо пахнет людским потом и животными. В поисках поживы бродят запятнанные кровью собаки. Кровь видна на двух врытых в землю столбиках, на священных изображениях, вделанных в углубления в земле. А сколько колоритных лиц, фигур… Видно, что это люди пришлые, хотя по одежде они мало отличаются от жителей Бхадгаона. Правда, на женщинах больше массивных, тяжелых украшений — в ушах тарелочки, на груди серебряные коробки с добрый портсигар — и больше пренебрежения к уходу за собой. Зато лица людей еще больше склонны таять в улыбке по всякому поводу.

Поняв, что на этой священной площади к празднику сегодня имеет отношение только базар, мы пошли дальше.

Из соседнего дома двое мужчин вынесли толстое блестящее «полено», которое на глазах стало провисать и вытягиваться, превратилось в толстый канат, потом в веревку. Веревка свивалась на затоптанной мохнатой рогоже и, наконец, приняла форму коротких палочек — леденцов. Их тут же стали продавать, а мы пошли дальше.

Квартал ресторанов. Отодвинутые двери открывают небольшую закопченную комнатку, в ней несколько голых столиков и табуреток. Вмазанный в очаг котел, отверстие топки выходит на улицу. В котле кипит масло, рядом на камне разделывают тесто, раскатывают в блины и бросают в котел, они шипят, раздуваются. Раз, два — и готово.

Идем дальше. Навстречу нам по дороге шагает вереница людей. Намасленные причесанные волосы, бантики, живые цветы, красные нитяные кисти в косах, бисер, бусы, желтые украшения на ушах, в ушах, на ноздре, под носом, ряды пластмассовых браслетов, серебряные коробочки, бляхи, жирно подведенные глаза… и, как правило, босые ноги. На мужчинах одежда носит следы недавней стирки. Несмотря на жару, многие мужчины закутали шею и плечи шарфом, другие надели теплый свитер, у многих под шапочку заткнута зеленая веточка. У большинства женщин в качестве юбки закрученное по спирали домотканое черное полотнище с красной каймой — характерная одежда неварок, но много женщин и в ярких сари. Традиционный шарф закутывает шею и плечи и прикрывает плетеное блюдо с подношениями богам. На многих блюдах вместе с яйцом и цветами лежит отрубленная голова петуха. Многие несут под мышкой живых петухов.

Узкая каменная мостовая с лилово-черной жижей в канавах по обеим сторонам, извиваясь, спускалась все ниже и скоро вывела на обширную площадь Льясингкхья. Перед нами была людская река, которая — вся в движении — переливалась красками и солнечными бликами. Тут были свой фарватер, завихрения и заводи. Слева люди на балконах домов, в окнах, на крышах казались волнами и брызгами, выброшенными на берег. Главный поток устремлялся туда, где площадь обрывалась к реке. Здесь на холме друг против друга стоят храмик и галерея — помост, где сейчас сидели на скрещенных ногах музыканты. На небольшой площадке между ними толпится и суетится народ. У многих (если не у всех) в руках безглавые петухи. Люди рвутся поскорее обмазать свежей кровью какого-то бога, барельеф которого стоит на земле. Кругом кровь… и музыка, музыка. Несколько оркестров играют то одновременно, то порознь; музыканты группами, скрестив ноги, сидят на земле. Музыка простая, но мелодичная.

Тут же среди них «мясник» ловко обезглавливает петухов (видимо, за деньги). Монах, присев на корточки перед игрушечным столиком, читает священные листы. Ползает полуголый ребенок, собака лижет свежую кровь, возле плотной группы людей у храма к колышкам привязаны два козленка… Черный жертвенный козленок с блестящей длинной шерстью и мягкими, висячими ушами был очень мал. Хозяин бился над ним, прося у него согласия быть жертвой. На козленка плескали воду, норовя попасть в уши, но он стоял как изваяние, ни на что не реагируя, был весь мокрый, но не встряхивался. И вдруг рванулся и побежал…

Перед холмом, на котором стоят храм и галерея, в груде камней наклонно стоит высокий столб с маленькой перекладиной, весь обмотанный веревками, с него до земли спускаются два длинных полотнища. Это и есть линга, и жертвы приносят в ее честь.

Левее столба среди толпы возвышаются две колесницы. Массивные, размалеванные и украшенные цветными лоскутками и гирляндами увядших цветов. На дальней колеснице храмик с двухъярусной крышей, на ближней — с трехъярусной, впереди нее загнутое кверху толстенное дышло. Вверху к нему примотан травяными веревками идол в рост человека, по его лицу стекают струи свежей крови. Вокруг большая толпа, плотность которой по мере приближения к идолу увеличивается. Над головами поднимаются руки, одни стремятся передать «мяснику» петуха, другие — принять трепещущее тело птицы, передают траву и цветы, получают их обратно. Траву и цветы, которые коснулись идола, благоговейно поднимают с земли и укрепляют на себе. Мужчины затыкают эти реликвии под топи или за ворот — на счастье.

На каких-то приступках на колеснице закрепились над толпой несколько «мясников», они непрерывно принимают из толпы петухов, запрокидывают им голову и со знанием дела равнодушно ее отрезают. Кровью мажут идола, жертву бросают хозяину. Хозяин жертвы, принимая ее от «мясника», сначала делает такое движение, как бы мажет себе лоб кровью, затем голову жертвы кладет на блюдо, а тело небрежно берет и несет, шагая важно и с достоинством.

Невдалеке лежат на земле обезглавленные козлы, значит идол принимает жертвы и покрупнее.

У дороги стоит на открытом месте странная фигура, вроде чучела, вся увешанная бусами-четками, гирляндами цветов, веревками, бубенчиками. Подо всеми украшениями не сразу увидишь оранжевую тогу. Монах! Ох и здоров же! Хотя он и вымазан пеплом, но тело чистое, незагорелое. Ноги даже розовые, без трещин, не как у простых непальцев, которые ходят босиком. На щиколотках — серебряные браслеты и шерстяные нитки. На бицепсах — массивные желтые браслеты, а на голове — лисья шапка, нависшая над глазами. Поверх оранжевой тоги надет жилет из шкуры леопарда. Длинная кисть из шерстяных ниток и бубенчиков спадает до колен. Монах стоит и перебирает ногами, кисть от этого подпрыгивает и ударяется то об одно, то о другое колено, бубенцы гремят и привлекают публику. Непальцы бросают в выдолбленную чашку «святого» по нескольку зерен риса, цветы или мелкую монету, получая взамен тику на лоб.

Группа женщин поровнялась с коровой. Женщины по очереди ухватывали корову пальцами около хвоста, затем прикладывали пальцы, сложенные щепотью, ко лбу, т. е. брали прах от хвоста коровы. Корова священна, и об этом, видимо, вспоминают в праздник.

Принеся жертву Бхайрави, линге и другим символам или божествам, нагулявшись в толпе людей, жители Бхадгаона с чувством исполненного долга возвращаются в свои жилища. Еще несколько дней отдыха, вкусной еды, встреч с родственниками и друзьями, и наступят будни. Надо будет думать о предстоящей посадке риса, основе питания. Муссон на подходе.

В Тхими. Чтобы увидеть праздник в Тхими 14 апреля, мы выехали из дому в 7 часов утра. Оказалось, что мы не одиноки, у нас было много попутчиков на машинах и пеших. По главной улице в том же направлении возле серых колючих обочин шли гуськом небольшие группы мужчин и женщин. Ярко светило солнце. На огромных деревьях пе шевелился ни один лист.

Вот и Тхими — эта старинная большая деревня, по внешнему виду ничем не отличающаяся от города. В той ее части, где дома стоят возле шоссе, низ домов — сплошные лавки. Торгуют бакалеей, ситцем (это как везде), а главное — глиняными сосудами. Рядами стоят вдоль дороги горшки, кринки, корчаги, лохани, сосуды в рост человека. Такое увидишь только здесь. Прямо в тесноте узеньких переулков можно наблюдать, как на вращающемся круге рождаются из серой глины горшки, а потом обжигаются под кучей земли и соломы. Здесь живет подкаста гончаров.

Оставляем машину и идем туда, где, извиваясь, спускается к знаменитому храму богини Бал-Кумари длинная улица. Улица очень узкая, без тротуаров. Каждый дом стоит так, как ему удобнее, выступая углами. Иногда эти красные дома с подкосами, деревянной резьбой, связками перца расступаются для того, чтобы тут встали храмик, часовенка или чайтья, а чаще — группа подобных построек, одна возле другой, без всякого порядка, нередко загораживая дорогу.

Сегодня вся улица кишит народом. Одежда, головы, лица многих мужчин густо обсыпаны оранжевой пудрой; у некоторых в руках длинные, украшенные резьбой, темные от времени палки с раструбом.

Люди сидят на всех оградах, на храмиках, часовенках, даже на крышах домов, высовываются из всех окон. Все ждут, устроились поудобнее. Мы же на ногах. К счастью, ждать пришлось не так долго.

Послышалась мелодичная музыка. Конечно, барабаны и тарелки выделяются, но не заглушают пения дудочек. Парадное шествие началось и приближалось к нам. Оно двигалось снизу, от храма Бал-Кумари. Музыканты головной группы врезаются в толпу зрителей. Холщовые рубахи, черные безрукавки и шапочки, босые ноги. За ними такие же непальцы несут на плечах бамбуковые носилки с храмиком. Это носилки бога Ганеша. И без того почитаемый как бог удачи, здесь, на этом празднике, он особенно важен. Ведь это он загнал Змея-чудище в дырку под землю. А дырка эта находится как раз в Тхими, метрах в пяти выше храма Бал-Кумари.

Ганеш — Сидхи-Ганеш[37] — один из сыновей богини Бал-Кумари. Он не требует кровавых жертв, в дар ему приносят ладу (сласти), редиску, рис, цветы и «кашу» — смесь из сои, самогонки и измельченной сушеной рыбы.

Тускло блестит позолота храмика, мелькают мишура, лоскутки, гирлянды цветов. За носилками несут несколько цветных тяжелых зонтов и вращают их, взлетают парчовые ленты и кисти. За зонтами — новая группа музыкантов. Дальше еще носилки, еще… По морю голов плывут храмики-пагоды и огромные зонты.

Всего в параде богов участвует тридцать две штуки носилок, еще больше зонтов, много оркестров, факельщики и просто сопровождающие. В процессии нет никакого порядка, все идут как хотят. Выделяются группы оранжевых мужчин, осыпанных пудрой от самой макушки. Оранжевые лица, оранжевые рубахи, оранжевое пламя факелов при оранжевом свете солнца. Им весело. Многие жуют бетель, качаются на ходу, шумят, что-то кричат, смеются, бросают друг в друга горсти пудры, вытаскивая ее из карманов штанов. Оранжевые комья полетели и в нас… Смех усилился. Толпой овладело озорное чувство, но в нем ничего не было враждебного.

Громче музыка, неистовее вращение зонтов, веселее лица… Музыка и вращение притягивают к себе, завораживают, поднимают настроение…

Шествие направляется в другую часть Тхими, называемую Накадеш (Новый город). Там носилки с Ганешей оставят на сутки возле храма, а потом унесут в дом Ганеша, где он и будет находиться со всеми своими атрибутами до следующего праздника.

Часть процессии достигла шоссе, которое соединяет Катманду с Бхадгаоном, пересекла его, спустилась на рисовые поля и направилась к деревне Бодэ, стоящей вдали, среди ступенчатых полей. Там сегодня в середине дня будет свой собственный праздник. Мы обязательно будем на нем, а пока поедем домой отдохнуть.

В Бодэ. Деревня Бодэ знамейита тем, что во время празднования Нового года там приносят в дар богам особенные жертвы. Не животных, не птиц… а страдания людей.

Говорят, что когда-то давно в Непале приносили в дар богам человеческие жертвы. Об этом говорят легенды, устно передающиеся из поколения в поколение. Достаточно вспомнить, как Дхармагат угощал богиню Ваджрайогини жарким из собственного тела. Или излюбленный эпизод из «Рамаяны», который по праздникам разыгрывают на непальских подмостках полупрофессиональные актеры. В нем рассказывается о том, как Рама пожалел тигрят. Он убил тигрицу, а потом увидел се маленьких тигрят. Было ясно, что они без матери умрут голодной смертью. Раме стало их жаль, он взял кхукри, отрезал от своего бедра большой кусок мяса и накормил им тигрят.

Так вот, в Бодэ сегодня можно будет увидеть проявление самого большого религиозного рвения и почитания богов. Мы боялись пропустить что-нибудь важное и торопились. В какое время будет происходить это и что именно, мы не знали, да и никто как следует не знал.

Мы перешли через поля и попали на запорошенные соломой улицы Бодэ. Здесь под упругими лучами солнца все дремало в ожидании. И серые кирпичные дома с провалами маленьких окон, и пересохшая серая земля, и люди, пестрая одежда которых одна оживляла преобладающий серый цвет. Людей много, но шума не было, все ждали безразлично, равнодушно… Одни устроились на корточках на глиняных заборах, другие прямо на земле. Высовывались изо всех окон. Ждали зрелища, но спокойно, о нем не было нужды говорить.

Ждать пришлось долго. Мы побродили по деревне. Центральная площадь с ее домом богов и каменным серым столбом с надписями пустынна. А вот другая площадь с большим квадратным совершенно пересохшим прудом — многолюдна. Значит здесь будет проходить шествие. На земле сидят группами мужчины и женщины и бегают ребятишки.

Мы остановились в тени дома. Сильно пахло навозом. Около нас остановился носильщик с маленьким морщинистым, обветренным лицом. Он снял с плеча бамбуковую палку, разложил на земле серые глиняные плошки, трубки и деревянный ящичек с рубленой травой. Одну трубку набил травой и протянул мне, показывая, что с ней надо делать.

— Гашиш? — спросила я.

Непалец подтвердил, покачав головой из стороны в сторону.

— Но! — сказала я, — нарамро[38].

Непалец широко улыбнулся и повторил: «О, нарамро!» Он был согласен со мной, вздохнул и больше не настаивал на покупке. Но мы с ним побеседовали еще, отлично понимая друг друга при минимуме понятных обоим слов.

Кто-то из нашей компании предложил пойти в дом, стоящий напротив, и из окон второго этажа с комфортом наблюдать процессию, которая, как уверял хозяин дома, каждый год проходит здесь под окнами. Хозяин, худощавый невысокий крестьянин- в домотканой одежде (светлые полотняные штаны, длинная рубаха, черная безрукавка и топи), пропустил нас вперед. Мы оказались в гостиной на втором этаже. Глиняный пол, кирпичные со следами глины стены, ребристый из черных неровных балок потолок, два окошечка без стекол начинаются от пола. В комнате ничего не было, кроме старого шерстяного пледа, прикрывающего половину пола.

Мы опустились на плед — от усталости и чтобы не стукнуться головой о балки. Из окон хорошо была видна улица. Мы разговорились с хозяином дома, потомственным крестьянином из касты крестьян (и торговцев) — бейшо. Безволосое лицо хозяина оживилось, в нем не было никакой робости, и держался он с достоинством.

Этот трехэтажный дом достался ему по наследству от отца, а построен он был около ста лет назад. В доме живет несколько семей, все родственники. В нижнем этаже, как обычно, хлев. Сам хозяин занимает с семьей эту комнату, и вон ту, рядом, — спальню. Кухня находится выше.

Как живет? Да ничего — не голодает. Земли мало, конечно. Обрабатывает землю сам, как все, мотыгой[39]. Удобрений нет. «У нас плохо работает панчаят. Не тех людей выбирают. Кругом обман», — говорит он.

Мы все же решили выйти из дома и с удовольствием вдохнули горячий воздух пыльной улицы. И было как раз время. По переулку к площади трусцой бежала группа людей, над их головами возвышался веер из бамбуковых палок, на концах которых трепетали бледные огоньки.

Когда группа поровнялась с нами, мы увидели впереди человека в белой чалме и с желтым полотнищем, перекинутым через левое плечо. Из его открытого рта высовывался язык, проткнутый толстой иглой с треугольным концом, сантиметров двадцать пять длиной. Группа обежала вокруг высохшего пруда и остановилась у одного дома. Видимо, здесь полагалось отдыхать. К страдальцу подошел мужчина, смочил ему водой из чайника язык и губы, а потом чем-то помазал язык вокруг иглы. Шествие двинулось дальше.

Многочисленные зрители очень спокойно смотрели на страдальца, мальчишки даже проявляли к нему любопытства меньше, чем к иностранцам в другие дни. Никто не бежал за процессией, не кричал, не становился на дороге… не считая иностранцев, щелкавших фотоаппаратами.

Шествие закончилось около храма Маха Лакшми, где у избранника вынули иглу, а язык помазали грязью, взятой у подножия статуи богини.

Позднее я узнала, что зрелище подготавливают местные брахманы. Они сговариваются с добровольцем и платят ему за труд. Теперь этот труд обходится общине недешево. Нам сказали, что страдалец, видимо, получит рупий четыреста, а это месячный заработок государственного чиновника с высшим образованием.

Наверно, деньги не уменьшают оценки религиозного рвения, не подрывают веры в искренность почитания богов и не уменьшают шансов страдальца попасть в рай, который ему обещан за страдания.

Паломничество к богине Ваджрайогини

Меня позвали к телефону. Звонил Партиб. Не хочу ли я поехать на прогулку к храму богини Ваджрайогини с ним, его женой Малати и приятелем-профессором, заведующим кафедрой в университете Трибхувана?

— Конечно, хочу.

— Но это далеко, можно ли рассчитывать на Вашу машину?

— Думаю, что можно.

— О’кей!

Начало января в Катманду, пожалуй, самое холодное время. Днем температура поднимается только градусов до 16–18, а ночью близка к нулю. Непальцы становятся малоподвижными. Что за охота пришла Партибу ехать на прогулку теперь? И вчера в нашем офисе двое непальцев попросили отпуск на неделю… Ах, вот оно что! Наверно, наступает время-поклонения каким-то богам. Ну что же, превращусь и я в почитательницу богини Ваджрайогини, женщины-йогини, богини грозы.

Дорога все время идет на восток, через деревню Тхими, мимо Бхадгаона, мимо голых серо-бежевых ступенчатых холмов и гор, все ближе и ближе подступающих к дороге. Вдали на большой высоте среди деревьев то попыхивает, то гаснет яркая «звезда».

Это и есть цель нашей поездки, — говорит Партиб. Блестит золотой шпиль на храме богини Ваджрайогини. Но до него еще неблизко, мы успеем выслушать, почему храм построен именно здесь.

— Вы помните легенду о радже Викрамадитье, который по примеру раджи Дхармагата принес себя в жертву богине Ваджрайогини: бросился в котел с кипящим маслом и изжарился, а перед этим натер свое тело специями… И как богине Ваджрайогини это жаркое понравилось больше, чем жаркое из тела Дхармагата. И как богиня наградила Викрамадитью лучше, чем Дхармагата. Помните, да?

Так вот эта легенда имеет продолжение.

Став очень богатым, Викрамадитья сначала уплатил все долги своих подданных, и в Непале тогда не стало ни одного должника, никто не боялся, что станет рабом ростовщика. Потом Викрамадитья начал делать другие богоугодные дела, строить храмы и водоемы. Храм Нарайяна недалеко от дворца Махендры, который виден слева, когда Вы едете домой от центра, построен именно им. В стене этого храма есть золотой кран, из которого еще с тех пор течет вода…

Но Вы знаете, что в давние времена кран вдруг стал сухим, знаете, какая жертва потребовалась, чтобы вода в нем появилась вновь. Сын раджи Мандев отрубил голову своему отцу, не зная, конечно, что это отец…

Так вот, отрубленная голова вырвалась из рук Мандева и полетела на восток. Она упала на то место, где когда-то приносил себя в жертву богине Ваджрайогини Викрамадитья. Там со временем люди построили дом для паломников. В одной комнате этого дома стоит голова Бишвадева. В честь его самопожертвования рядом горит неугасимый огонь. Чуть пониже этого дома, на холме, люди построили богатый храм богине Ваджрайогини. Сегодня Вы все это увидите своими глазами.

Дорога поднималась в гору и становилась все хуже; скоро она превратилась в широкую тропу между склонами песочно-серых гор. Только по временам низкое солнце пробивалось через тяжелые облака и делало их рыжеватыми.

Машина как-то сразу оказалась на просторной ровной площади среди серых домов в два-три этажа с маленькими окнами. Деревня Санкху. Та самая, которая упоминается в легенде. Не знаю, изменился ли ее внешний вид с тех пор, но люди явно изменились немного. Наш приезд не вызвал любопытства у местных жителей. Не была для них диковиной и машина, хотя в Непале они появились не больше десяти лет назад.

В нескольких шагах от нас стояла еще машина, раскрашенная под тигра. Машины тигры с полосатыми боками, изображением головы на капоте и хвостом на багажнике — это непальские такой. Они появились недавно в качестве сюрприза для Махендры ко времени возвращения его в Непал из заграничной поездки. Тигр — любимый его зверь, вот министры и увеличили поголовье этого зверя в стране.

Зато моих спутников полосатая машина заинтересовала, они стали ее рассматривать с любопытством. Подошла и я. Корпус нестарой еще машины был цел, если не считать небольших вмятин, а внутренностей у нее не было совсем. Все стекла были так тщательно выбиты, что не осталось нигде ни малейшего кусочка. Все, за что можно было уцепиться в машине, было вырвано с корнем: сиденья, обивка, приборы, руль… Машина стояла на подстилке из мелко разбитого стекла.

Можно было представить себе толпу остервенелых фанатиков, которые за что-то мстили машине. Так это и было. Но об этом потом. Теперь мы пойдем к святыням.

Мы стали подниматься в гору по извилистой просторной тропе, местами представляющей лестницу из каменных неровных ступеней. Прохладная погода делала этот долгий путь менее утомительным.

Группа женщин, обмотанных по спирали черным полотнищем с красной каймой, сверкая голыми пятками, легко обогнала нас. Несколько мужчин, подпрыгивающих на ступенях, попалось нам навстречу. Далеко впереди виднелось лиловое сари Малата. Партиб последовал за ней. Вскоре они остановились возле каменного сооружения в виде скамьи с толстой спинкой, на которой под слоем красной краски едва выступал какой-то барельеф. Супруги благоговейно поклонились барельефу и, взяв от него прах, приложили его к своим лбам.

Там, где дорога делает последний поворот и поднимается особенно круто, каменная лестница заключена в толстые глухие парапеты. Двое рослых тибетцев с лохматыми косичками съезжали по парапету задом наперед. Партиб счел необходимым сделать им выговор, а мне пояснил: «Это пришлые горцы, народ некультурный, дикий». Я же видела в них больших детей, у них и лица были такие же безмятежные, какие бывают у наших ребят.

Последний участок пути — крутые ступени — кончался у колонны, на верху которой сидит бронзовое животное, похожее на льва. Мы на ровной кирпичной площадке. За глухими перилами справа — обрыв. Вид на долину и бесконечные гряды неприветливых гор. Слева гора, уходящая ввысь мощной стеной, за ней поднимается гора еще выше, а у следующей голова скрылась в серых тучах…

Площадка, где мы находимся, лишь пятачок на вершине одной из гор. Справа на площадке — навес для паломников, слева стоят рядом две пагоды с двумя ярусами золоченых крыш. Это их набранные из шаров шпили звездами блестят на солнце, они и были видны из долины.

В ближнем храме за ограждением совсем нестерпимо блестят свежей позолотой барельеф и большая сидячая статуя. Богиня Ваджрайогини! Она так блестит, что рассмотреть черты ее лица трудно, хотя я набралась смелости и подошла близко к ограждению. От статуи исходит сноп солнечных зайчиков, глазам больно.

Видно, что богиню чтят. Перед ней россыпь приношений: крошки пищи, лепестки цветов, рис… Мои друзья тоже благоговейно почтили богиню, хотя и недолго.

Я думала, что храмы на этом пятачке и есть конечная и единственная цель нашего путешествия, но оказалось, что здесь есть и другие объекты поклонения. Побыв на этой площадке очень недолго, мы стали подниматься в гору выше храмов.

— А вот и место, где Дхармагат и Викрамадитья разводили огонь под большим котлом с маслом, чтобы потом броситься в него, — сказал Партиб. — Это место тоже считается священным.

Перед нами, вернее, вокруг нас был большой старый дом из серого кирпича. В плане он представляет собой не совсем замкнутый квадрат. Три этажа обветшалых галерей, подпертых тонкими столбиками, выходят в пустой просторный двор. Дом принадлежит религиозной общине и по существу является монастырем. В нем живут люди из касты, которой предназначено ухаживать за святынями. Здесь всегда находят пристанище паломники. Заходи на галерею и располагайся. Крыша над головой — твоя крыша.

В настоящее время в галерее расположились несколько овец, а возле ступенек на солнышке спит собака. Людей во всем обширном внутреннем дворе не видно. Только на балконе второго этажа показалось несколько взлохмаченных голов.

В левом крыле дома не живут, оно отведено для священных реликвий. Поднявшись по ступенькам, мы попали в комнату, низкий потолок и стены которой покрыты черным бархатом сажи.

Резкий запах дыма. Справа у стены дымит «вечный огонь» — тлеет длинное бревно. Налево дверь в другую комнату. Видна небольшая каменная чайтья, возле нее на земляном полу стоит большая бронзовая голова, типичная голова Будды. Одни непальцы считают ее головой Викрамадитьи, другие — головой Бишвадева. Правее опрокинут над камнями вверх дном большой закопченный, клепаный из листового железа котел полусферической формы. И камни, и котел с заклепками — «вещественные» доказательства подвигов Дхармагата и Викрамадитьи.

Над этими комнатами на втором этаже находятся покои богини, которая приходится старшей сестрой Ваджрайогини. Видеть ее можно только индуистам. Мне сказали, что выглядит она невзрачно, так как очень старая, и дерево, из которого она сделана, совсем почернело. Но, видимо, именно потому, что статуя очень древняя, за пять дней до нашего посещения ее пытались похитить вооруженные грабители, приехавшие на тигровом такси, которое мы и видели в растерзанном виде внизу. Действовали грабители грубо, лезли прямо напролом: снаружи в решетке окна второго этажа подпилили два прута и отогнули их… Но на этот раз, как писала потом газета, «идола удалось отбить у грабителей», а одного из воров — даже задержать…

Поговорив о случившемся с сухощавым мужчиной и полотняной одежде, который сокрушенно, но сдержанно дополнял свою речь движением головы и характерной для непальцев жестикуляцией, Партиб предложил осмотреть еще одно место.

Мы спустились вниз по тропинке, круто огибавшей дом с «вечным огнем». Здесь в горе устроены две смежные каморки; из одной на площадку перед ними выходят двери, из другой — продолговатое узкое окошечко, приблизительно 35 на 20 сантиметров, находящееся от земли на уровне груди человека.

Это не простое окошечко. Тот, кто пролезет в него, попадет в рай, независимо от усердия, с которым он молится и поклоняется богам. Некоторое время мы наблюдали, как двое непальцев со всею серьезностью пытались протащить свое тело через это окошечко, но тщетно. Попытал своего счастья и Партиб. Ему удалось высунуть наружу только одно плечо с рукой и голову. Вся наша компания дружно вместе с Партибом посмеялась.

Вслед за Партибом в каморку зашел один из служителей при доме с «вечным огнем», высокий и худой настолько, что полосатая рубашка висела на нем, как на вешалке. Из окошечка показалась правая рука, плечо, голова. Затем его тело как-то все осело вниз, уплотнилось и в окошечке показалось левое плечо, а все остальное проскользнуло уже без труда.

Уж этому-то человеку рай обеспечен! Но я не заметила у моих друзей зависти к нему. Бренное существование в настоящем, как видно, их беспокоило больше; спустившись вниз, они пошли подкрепиться знаменитой в здешних местах простоквашей.

Всю обратную дорогу моих спутников не покидало хорошее настроение, ведь они исполнили свой долг.