Под маской подлеца. Пончик для мажора (СИ)

15 Глава

Мирон

Приезжаю домой и вижу в гостиной отца, он сидит на диване, опустив голову вниз, о чем — то думает, и это меня настораживает. Предчувствие чего-то не хорошего тут же появляется внутри.

— Что случилось? — С ходу задаю я вопрос.

— Мы не едем на лечение, и это окончательное решение.

Отец поднимает на меня воспаленный взгляд, его руки трясутся и он бледен.

— Что это значит? Ты отказываешься от своих слов? Мы же все просмотрели и решили, что это наш шанс пап!

— Мирон, я не меньше твоего хочу, чтобы мама выздоровела, но это не мое решение. Она сама отказалась!

— Что? Этого не может быть! Я тебе не верю!

Внутри меня буря эмоций, и я не могу найти им выход. Дышать становится трудно, и с каждой секундой я чувствую, как надежда покидает меня, а на ее место приходит уже забытый страх.

— Мне нет надобности, тебе врать! Таково решение твоей мамы. Сегодня утром я рассказал ей про клинику и лечение, показал все заметки и рассказы пациентов, но она отказалась. Даже слушать меня особо не стала. Она устала, и хочет просто спокойствия и тишины.

— Пап, но мы же можем согласиться сами. Тебе по силам организовать переезд, и проживание там, да и лечение без ее согласия. Не сдавайся!

— Я не могу пойти против ее слова. Ты знаешь, как я хочу видеть ее здоровой, но пойти против ее воли не смогу. Это ее воля, ее жизнь сынок, и только ей решать, а нам остается только смириться и поддержать ее решение.

— Нет! Ты просто трус, который боится брать на себя ответственность. Тебе проще спустить все на тормоза и прикрыться тем, что не можешь идти против ее воли. Но, это не вопрос об отдыхе или покупке дома. Это ее жизнь, и она сейчас находится не в том состоянии, чтобы принимать такие важные решения.

Отец молча опускает голову и больше не смотрит на меня, а я срываюсь с места и поднимаюсь на второй этаж, боль и злость разрывает мне сердце, в груди неимоверно жжет, и я понимаю, что это добром не кончится.

Резко открываю дверь в комнату мамы, и она тут же переводит взгляд с окна на меня. В ее глазах плещется грусть, усталость прослеживается в каждой черточке лица, и я даже представить не могу как ей тяжело, но это не повод сдаваться. Нужно делать все возможное, чтобы потом не осталось вопросов «а что если…», и я не могу, как отец опустить голову в песок и ждать конец. Это не про меня.

— Что ты надумала? Почему не хочешь попробовать? Мам, если тебе страшно, я буду рядом, каждый шаг пройду с тобой рука об руку. Только соглашайся, прошу!

— Дело не в страхе. Я устала, и не верю в положительный исход. Уже слишком поздно Мир. Хочу оставшееся время, что мне отведено провести дома, в родных стенах с любимыми и дорогими моему сердцу людьми, а не в холодной больничной палате в окружении медсестер, врачей, ощущая этот жуткий запах смерти, которым пропитаны стены больницы.

— Нет, это не так. Шанс есть, и он велик. Мам, ты мне нужна. Если тебя не станет, я просто не выдержу этого, тем, более не сделав все, что было в моих силах и силах отца. Если ты умрешь, не попробовав, это разрушит меня.

— Когда я навеки закрою глаза, я не покину тебя, слышишь? Даже если ты больше не сможешь меня увидеть, услышать мой голос, я все равно буду жить в твоем сердце.

— Это все чушь! Мне нужна ты живая рядом, а если тебя не станет, я себя потеряю, мам! — Не замечаю, как перехожу на крик.

— Это не чушь! Ты — это я. Ты мое продолжение. И пока будешь жив ты, а потом и твои дети, я буду жива, просто вы не будете меня видеть. Знаешь, почему я назвала тебя Мироном?

— Почему? — Смотрю на маму, и не могу сдержать слез. Она сейчас спокойна, несмотря на мои психи и крики, мама улыбается, как будто в моем лице увидела чудо.

— Потому что ты мой Мир! Мир, который сосредоточен в одном человеке. Ты и есть жизнь. Ты мое спокойствие, и моя сила. И я надеюсь, что когда — нибудь ты поймешь меня. Я всегда буду тебя любить, всегда буду рядом с тобой. Я буду жить до тех пор, пока будет биться твое сердце. Запомни это, и ты никогда не будешь чувствовать свое одиночество. Об одном только молюсь, чтобы жизнь не была с тобой жестока. Чтобы ты не познал большего горя, чем от нашей физической разлуки. С этим ты справишься, я верю в это. Прошу тебя милый не противься, не скандаль, это делает мне очень больно, и не вини отца. Он просто не может сказать мне — нет. Пойми, я больше так не могу. Не хочу мучить себя еще больше, зная, что исход один. Лучше я тихо уйду в стенах своего дома, чем в чужой стране.

— Ты не права. Почему ты не хочешь подумать обо мне? Тебе не важно, какого будет мне?

— Я только о тебе и думаю, мой мальчик. Только о тебе. И не хочу видеть твою боль, но так распорядилась жизнь. И мы ничего с этим не можем поделать. Я верю, что ты справишься. У тебя есть Диана, она поможет. А если все же она не сможет, то со временем ты встретишь ту, что будет готова залечить твои раны. Только отпусти, прошу тебя. Отпусти, Мир.

— Не называй меня так. Не хочу больше слышать это сокращение. Оно звучит как насмешка.

— Очень жаль, что ты так думаешь, Мирош. Очень жаль.

— А мне безумно жаль, что вы с отцом бездействуете! Для меня это равносильно предательству! — Произношу последние слова, и тут же хочу вернуть их назад, но это невозможно. Слово, как говорится не воробей.

Разворачиваюсь и сталкиваюсь с отцом, который хмуро смотрит на меня, но не говорит ни слова. Не могу сейчас видеть его и маму тоже. Это выше моих сил, я не хочу, чтобы она умирала. Не хочу отпускать. И не смогу!

Тогда я еще не знал, какой ужас ждет меня впереди, и как сильно я буду обо всем жалеть, но сейчас за меня говорила обида, злость и, пожалуй, одиночество и непонимание этого мира.

Мир — какое жестокое слово, и как бы ни парадоксально это звучало, мир каждому человеку достается не просто. А в моей ситуации это вообще невозможно. В данный момент я просто ненавидел свое имя.

Я не помню, как вылетел из дома, и очень вовремя в тот момент на мой телефон пришло сообщение от Дианы. Она пригласила меня к себе, вместо катка, и сейчас я был этому даже рад.