Под маской подлеца. Пончик для мажора (СИ)

19 Глава

Мирон

Как можно описать состояние человека, который потерял все? Не знаю, потому что задавался этим вопросом всю ночь, а ответ так и не нашел. Потерять маму было для меня настоящей трагедией мира, но то, что я вчера сделал с Дианой, просто убивает меня. Рвет на куски, и я понимаю, что это только начало моих страданий, и я их заслужил.

Перед глазами стоит ее взгляд, полный неверия во весь этот бред, а потом этот взгляд потухает. Любовь заменяет боль, и в ту же секунду я пожалел о том, что сделал, но менять что — либо было поздно. Еле как высидел урок и сорвался со звонком искать ее, но в школе ее не оказалось, а идти к ней домой я не решился. Вот и сегодня иду в школу в надежде, что она появится, я должен с ней объясниться, попросить прощение, ведь она ни в чем не виновата. Это я придурок, поддался своей злости и сделал то, что сделал.

— Вы тут мажорики, что беляны переели? Или чем похлеще балуетесь? — Слышу за своей спиной до боли знакомый голос.

— Что тебе надо Макс?

В этот момент он подлетает ко мне и бьет кулаком по скуле, вокруг нас сразу начинается суета, пацаны с класса бегут мне на подмогу, но я останавливаю их. Сам разберусь, тем более что заслужил.

— В этот раз заслужил, поэтому отвечать не буду.

— Ты заслужил гораздо больше урод, сгнить в могиле тебе будет мало. Еще раз тебя увижу рядом с Ди, и одним ударом не отделаешься.

— Не тебе это решать. Я накосячил знаю, но я разберусь сам. Не лезь в наши отношения. Лучше за своей девушкой смотри.

— Девушкой? А ты что все еще считаешь Ди своей? — Смотрю на него и предчувствие что, что-то не так не отпускает меня. Он что — то знает, но не говорит.

— Она всегда будет моей….

— Нет у тебя больше девушки. Нет. — Перебивает меня Макс, и сказав это тихо и как — то скорбно, он молча разворачивается и уходит, а я не могу понять что не так.

— Макс, что происходит? Ты что-то знаешь?

— Даже если и знаю, тебе ни слова больше не скажу. Она была твоим спасением, от этих вот гнилых людей, которые внешне цветут красотой, а внутри мертвые и от них за версту гнильцой несет. Так вот теперь эта гниль будет постепенно разъедать тебя, пока ты не станешь таким же.

Он уходит, оставив меня с отвратительным пониманием того, что он прав. Диана была моим светом, рядом с ней я стал проявлять меньше агрессии, больше интересовался ею, наслаждался жизнью, а теперь сам же все испортил, и если не верну ее, то ничего хорошего не ждет меня впереди.

После второго урока в коридоре слышны крики, и любопытные школьники спешат покинуть класс, чтобы понять, что же там происходит. Когда выхожу я, то застываю у окна, наблюдая за матерью Дианы. Валентина Михайловна ругается с нашим директором, который безуспешно пытается ее успокоить, но у него плохо получается. В руках она держит папку. Валентина Михайловна выглядит одновременно злой и уставшей. Глаза красные, будто она очень долго плакала, и это беспокоит меня больше всего.

Делаю шаг по направлению к ней, я понимаю, что она скорее всего уже знает о том, что произошло вчера, и причина ее появления в школе — я. Поэтому мне нужно сделать все возможное чтобы убедить ее в том, что такого больше не повторится. Попросить прощение и молить о возможности увидеть Диану и поговорить.

Как только я подхожу к ней, все голоса вокруг замолкают, даже наш директор, кажется, вздохнул с облегчением, но взгляд Валентины Михайловны становится еще жестче, чем был, и тут мне прилетает хлесткая пощечина от нее. Она смотрит на меня глазами полными слез, а я понимаю, что произошло что-то страшное, но не хочу в это верить. Теперь слова Макса о том, что у меня больше нет девушки, обретают смысл.

— Твой отец может засадить меня за эту пощечину, но мне плевать. Если бы могла, то голыми руками бы тебя задушила. Как ты мог Мирон? Как? Я же видела в твоих глазах чувства, ты не мог играть. — Она уже вовсю плачет.

— Я не играл. Валентина Михайловна, позвольте объясниться, я….

— Не хочу ничего слушать. По твоей вине я вчера чуть не потеряла дочь! Если бы я приехала домой на каких — то пять — десять минут позже, то сегодня бы заказывала гроб и место на кладбище!

Она бьет меня словами не щадя, и до меня доходит весь ужас услышанного. Диана пыталась покончить с собой из — за меня.

— Что произошло? Как она сейчас? Пожалуйста, Валентина Михайловна, умоляю вас, позвольте мне ее увидеть.

— Нет! Нет, Мирон! Она вчера наглоталась таблеток, еле откачали, и ты сейчас просишь меня о встрече? Да, я буду молиться лишь о том, чтобы ваши пути больше никогда не пересеклись. Ни с тобой, ни с другими детьми этой школы. Господи, да у меня даже язык не поворачивается назвать вас детьми, вы изверги. Что она вам сделала? Что? — Переводит свое внимание на столпившихся вокруг одноклассников. — Диана никогда не желала никому ничего плохого. Никогда не жаловалась на ваши издевательства. А вы ее чуть ли в гроб не загнали. А преподавательский состав этой элитной школы вообще после всего приводит в шок. Какие же вы учителя, если не можете усмирить зажравшихся деток? Как вы позволили ситуации дойти до этого? Как вы после этого жить будете все? Это всех вас касается! Всех! Думаете, я сейчас тут поору и успокоюсь, но нет, не бывать этому. Ждите проверки высших инстанций, я подала прошение о разбирательстве, и поверьте, сухим из воды не выйдет никто! — Валентина Михайловна разворачивается ко мне. — А тебя Мирон, чтобы я не то, что на пороге, даже в ближайшем окружении нашего дома не видела, ты и твои друзья сделали достаточно. Петр Евгеньевич, я надеюсь, вы найдете управу на своего сына, и не позволите ему дальше вредить моей дочери!

Я резко оборачиваюсь, и за моей спиной стоит отец, за эти пару дней он очень изменился, осунулся и будто постарел лет на десять. Что он тут делает? Валентина Михайловна попросила вызвать? Зачем? Подумаю об этом позже, а сейчас мне нужно найти способ увидеть Диану, поговорить с ней, извиниться и объяснить все. Из-за меня она чуть не покончила с жизнью, ненавижу себя. Ненавижу. Как я мог причинить боль этой прекрасной девушке? Только потеряв ее, я начал осознавать всю силу своих чувств. И боль от потери с каждой минутой жжет грудь просто невыносимо.

— Валентина Михайловна, не беспокойтесь! Мирон больше вас не побеспокоит. Я забираю его из школы, и через пару дней он улетает в Штаты, где продолжит обучение, думаю, так будет лучше для всех.

— Отец, нет! Я не поеду…

— Мирон, я не давал тебе слово. Ты полностью подорвал мое доверие, и я не вижу больше иного выхода. Эта школа и люди, которые тебя здесь окружают, плохо на тебя влияют, я не хочу, чтобы ты здесь находился. И еще, Валентина Михайловна, со своей стороны я обещаю посодействовать вам в разбирательстве над издевательствами. Все виновные понесут наказание.

— Спасибо вам, Петр Евгеньевич! До свидания.

— Это самое малое, что я могу для вас сделать. До свидания. — Папа смотрит на меня разочаровано и устало. — Мирон иди, собирай свои вещи, мы немедленно покидаем это место. Жду тебя в машине.

Последующие дни проходят в сборах, и как бы я не пытался убедить отца не высылать меня из страны, даже ругался, ставил ультиматумы, ничего не действовало. Меня не выпускали из дома, забрали телефон и даже интернет отрубили, чтобы я не смел, писать ей. Но, в день вылета мне все же удалось ускользнуть, и я тут же направился к дому Дианы, долго стоял на площадке в подъезде и не решался позвонить в дверь, но когда все же сделал это, дверь открыли незнакомые мне люди.

— А Хрусталевы уехали, буквально вчера продали мне эту квартиру и уехали. Не знаю куда, мне не сообщили. — Произнесла женщина, и закрыла дверь.

Во дворе меня уже поджидал наш водитель, который тут же отвез меня в аэропорт, посадил на самолет и уехал, а отец даже не посчитал нужным попрощаться, да мне и не нужно с ним прощаться, гораздо важнее для меня было увидеть Диану, но видимо, этому не суждено случиться.