Луна
Так прошла неделя — неделя, наполненная скорбью и сожалением. Наверное, мама избегала отражения горя и вины в глазах Луны, а, может, сама настолько слилась со своим горем и отчаянием, что вовсе не замечала старшую дочь — словно чужие, они молчали и избегали взглядов друг друга.
Когда-то все было иначе. Так бабуля Ту рассказывала. Пока папа был жив, мама с утра пораньше спешила выйти на воду быстрее всей деревни, энергично расцеловывала семью, а потом подхватывала одну из дочек и кружила ее высоко-высоко, пока смех малюток не разносился по болоту колокольным звоном.
Но скорбь сковывает тело и дух, запечатывает щели, через которые могли бы пробиться лучи исцеляющего света. С тех пор мама все чаще и чаще ходит в молельню на холме, а дома большую часть времени проводит в религиозном уединении, предаваясь тихим сожалениям.
Облегчить страдания больному было не так-то просто, но кое-что все-таки помогало. Поэтому, стоило Уиллоу прикорнуть, как Луна на цыпочках вышла из дома. Она миновала хижину Бенни, школу, молельню, в которую мать отправилась еще до рассвета, потом прошла по длинному мосту, ведущему от жилых домов к огородам.
Поднимаясь по извилистому пути к вершине холма, Луна поглаживала макушки кустов папоротника, что росли вдоль всей дороги и щекотали голени девочки при каждом шаге. Одинокая бабочка выпорхнула из чащи и устроилась в цветнике из орхидей, в котором туда-сюда сновали рабочие пчелы.
На вершине холма Луна открыла калитку, потом закрыла ее за собой и только потом осторожно прошла между аккуратными грядками. На другой стороне дядя Тин стоял на коленях перед цветущими огурцами и нежно подталкивал вьющиеся усики к опорной решетке.
— Доброе утро, дядя Тин, — поздоровалась Луна, присаживаясь рядом с ним и погружая пальцы в теплый черный грунт.
— И тебе доброе утро, Луна, — ответил дядя Тин в своей неторопливой манере. — Какие сегодня дела?
— У Уиллоу до сих пор жар, как при лихорадке. А еще, хоть она и не говорит, но постоянно щурится, так что, думаю, у нее сильно болит голова.
Дядя Тин слушал и кивал, просеивая почву сквозь обветренные пальцы.
— И она кривится каждый раз, когда переворачивается, наверно, ей больно даже двигаться.
— Хммм, — протянул дядя Тин. — Жар, головная боль, ломота. Звучит знакомо. — он наклонил голову и грустно улыбнулся Луне.
Конечно, звучит знакомо! С тех пор как растеклось болото, у всех проявлялись одни и те же симптомы. И всегда три недели. То же безнадежное медленное угасание. Луна уставилась на жука, который пробивался через взрыхленную почву. Кусок земли под ним обвалился, и он упал на спинку, отчаянно молотя ножками, чтобы снова перевернуться и встретить все тяготы мира панцирем наружу.
— Значит, пиретрум девичий, правильно? Помогает от жара, да? А базилик от ломоты? А перечная мята от головной боли?
— Вот это да! Ты быстро учишься. — дядя Тин отряхнул руки и схватил отполированную рукоятку прогулочной трости. — Давай прогуляемся к травнику, проверим, не упустил ли я чего.
Луна помогла двоюродному дедушке подняться и дойти до садового сарая, где он хранил книгу с описанием лекарственных растений. Внутри сарая стоял небольшой столик весь уставленный баночками с пророщенными семенами и катушками бечевки. В углу громоздились совки и лопаты, а вдоль стен до самого потолка тянулись пыльные полки.
Дядя Тин аккуратно листал странички.
— Уже семь поколений эта книга передается по наследству в нашей семье. В ней собраны советы по уходу за огородом и наставления как обращаться с джунглями. В ней есть заметки как избежать гнева фей, когда те еще жили с нами бок о бок, разумеется. А на обороте даже сохранилось немного сведений о магии маленького народца, — добавил он, осклабившись, — если ты, конечно, в такое веришь.
— В магию? И в чем заключается эта магия?
— Ох, даже не знаю. Об этом можно узнать лишь у самих фей. А уже давно никто их не видел, разве что тень, да и то вряд ли.
— Если ты их никогда не видел, откуда ты знаешь, что они вообще существовали?
— Просто знаю. Раньше ты просто чувствовал всем телом, что они рядом и заботятся о земле, по которой ты ходишь. Как бы то ни было, стало намного тише без шуршания крохотных ножек в облаках. И порой, кажется, даже джунглям одиноко. А что я? Я просто ухаживаю за своим огородом. Но некоторые обладатели этой книги знали многое о феях и их укладе. Возможно, если бы мы больше знали о них, они бы не ушли от нас. Возможно, хотя я не могу сказать наверняка, но…
— Что такое, дядя Тин?
— Возможно, они бы смогли помочь твоей сестре.
Луна постеснялась сказать ему, что он несет откровенную чушь. Она не хотела обидеть дядю.
— Нам просто надо было уехать отсюда.
— Ох, несколько семей пыталось, когда болезнь впервые обрушилась на нашу деревню. Но всегда им что-то мешало, и они возвращались обратно.
Луна шаркнула ногой по грязному полу и пнула ножки рабочего столика. Плечи и голову девочки окатило пыльным душем. Она чихнула и пнула стол еще раз на всякий случай.
— Да пожалуйста, пусть эти глупые феи забирают себе свое глупое болото.
Дядя Тин тихо усмехнулся.
— C паршивой овцы хоть шерсти клок, Луна. И даже если поначалу тебе сложно это представить, у всего есть смысл. И даже у болота, из-за которого твоя сестра больна. Болотная соль насыщает нашу почву. Растущие вдоль болота цветы приманивают оленьков и рабочих пчел. Знаю, это трудно, но когда-нибудь ты поймешь… нет в мире абсолютного зла или абсолютного добра.
Сквозняк в сарае, казалось, свистел Луне в уши, а по линии волос выступил пот. Она взяла травы и попятилась к выходу.
— Ясно, спасибо, дядя Тин.
Магия. Ну, уж нет.
Луна залила травы кипятком и отставила свистящий чайник в сторону. Зажав чашку в ладонях, она наблюдала как в тягучем танце распускаются листья и цветы, а запах мяты в клубах пара омывал ей лицо.
Тук, тук, тук.
Бенни таращился через дверную сетку от насекомых, завидев Луну он энергично ей помахал:
— Эй, привет!
— Тише. Иначе ты всех разбудишь.
Для убедительности она мотнула головой в сторону кровати Уиллоу и кресла-качалки, в котором бабуля Ту спала с широко открытым ртом — и как туда не залетел целый рой мух?
— Тебе пора бежать отсюда, Луна. Ты хоть солнечный свет видела на этой неделе?
— Мне некогда.
— Да ну?
— Я не могу слоняться без дела с тобой, когда у Уиллоу даже не хватает сил пошевелить мизинцем.
Но Бенни был прав. Луна скучала по ощущениям, когда в руках лодочный шест, а под ногами шершавое дно лодки. Она скучала по смеху. Она скучала по поводам, из-за которых можно посмеяться.
— Я тебе вот что скажу: если бы Уиллоу могла тебя пропесочить, то она бы отругала тебя за хандру и выгнала бы из этого лазарета.
Луна скрестила на груди руки.
— Не упрямься. Ты и сама знаешь, что она бы не хотела тебя видеть такой занудой.
Луна вздохнула.
— Ладно. — она проскользнула через дверную сетку и встала рядом с Бенни на крыльце. — А это еще что?
— Фейерверк для Уиллоу, что же еще! Перигей на следующей неделе, и я хочу установить несколько ракет так, чтобы она смогла увидеть их полет из окна.
Луна потерла глаза. Перигей? Так быстро? Срок болезни Уиллоу всего три недели, и одна уже прошла — девочка загнула пальцы, подсчитывая дни, — даже полторы. С трудом она проглотила ком в горле. Ее сестра совсем ненадолго переживет праздник.
— Хорошо, но я не хочу долго отсутствовать. Как тебе помочь?
— Возьми лодку и отправляйся к центру болота. А я буду стоять возле окна Уиллоу, чтобы понять, что она может увидеть, а что нет. — Бенни впихнул Луне буй и тяжелый мешок, обвязанный тросом. — Когда доплывешь места, откуда я буду тебя видеть, брось это в болото, и я буду знать, где потом установить фейерверки.
Пока Бенни обходил хижину, Луна спустилась по лестнице, ступила в лодку, ловким движением развязала ее и оттолкнула. Очень приятно было вновь ощутить знакомое дно под ногами, почувствовать, как напрягаются мышцы ног, сохраняя равновесие. Она вонзила шест в грязь и направилась к цели.
Отплыв уже достаточно далеко от домиков и низких мостиков, она медленно развернулась и помахала Бенни. Она подняла высоко свой шест, а Бенни нагибался до тех пор, пока линия его взгляда не совпала с уровнем подоконника.
— Левее, левее, — беззвучно шевелил губами мальчик, размахивая рукой над головой. — Нет… слишком далеко… немного назад! — рука его дернулась в другом направлении. — Да там… бросай!
Луна погрузила набитый камнями мешок в воду и отсчитывала секунды, пока он не ударился о дно. К тросу мешка, который она все это время держала в руках, девочка крепко привязала буй.
Бенни радостно вскрикнул и тут же шлепнул себя ладонью по губам.
Опираясь подбородком о верхушку шеста, Луна разглядывала болото, ряды покачивающихся камышей и наполовину утопленные деревья. Когда-то здесь текла река. Так говорит бабуля Ту. И, возможно, когда тут не было болота, то не было и болезни.
Луна не спеша плыла вдоль деревьев под мостиками, распутывая нить своих мыслей как моток пряжи, пока наконец не пришло какое-то понимание.
— Мы справились! — прошептал Бенни, когда лодка стукнулась о сваи.
— А то. — Луна завязала узел и забралась на крыльцо. — Только я никак не пойму, как мне удерживать лодку на одном месте и не попасть под твои фейерверки.
Бенни рассмеялся, отгоняя всплывший образ, как назойливую муху.
— Глупости! Это будет самое грандиозное зрелище в твоей жизни!
Луна ухмыльнулась. В одном Бенни был прав — Уиллоу обязательно понравится.
— Мне надо поговорить с бабулей Ту. Еще увидимся?
Бенни кивнул и направился к мостику, ведущему к его хижине.
— Завтра я вернусь, и мы пойдем гулять, даже если мне придется вытаскивать тебя силой.
— Силенок не хватит, — парировала Луна через плечо.
Однако, вернувшись домой, она ощутила, что на душе стало легче, чего уже давно не было, а уголки губ подергивает улыбкой. Она взяла чашку с остывшим крепко заваренным чаем и поставила ее у изголовья кровати Уиллоу.
— Бабуля Ту, — тихо позвала Луна, на цыпочках покинув спальню.
— Что, дорогая?
— А ты помнишь день, когда река изменилась?
— Конечно, помню.
Бабуля Ту сделала глубокий вдох через рот, наполняя легкие воздухом, чтобы хватило на целую сказку. Луна уселась на полу у ног бабушки.
— Это был самый лучший Перигей, который довелось увидеть этим лесам. Столы ломились от сладостей — банановые пироги с крошкой, саговые рулеты, кокосовые сухари — чего только не было. А накануне мама поручила мне взбивать сливки так долго, что я думала, мои руки в конце концов отвалятся. На небе ни облачка, воздух прозрачный, листики непринужденно плясали на ветвях. И луна, разумеется, висела огромная и белая, как свеженакрахмаленный хлопок. Играла музыка, проходили состязания в скорости и гремели фейерверки. Ярко-красные и золотисто-желтые водопады огней падали с небес с таким шумом, что, казалось, вокруг нас валят деревья.
Взгляд бабули Ту помутнел, и она запнулась, будто ее память отправилась бродить по давно забытым местам.
— Потом послышался звук, словно в деревьях зазвенели колокола. Земля затряслась под ногами, и что ты думаешь — деревья действительно начали падать. Мы побежали на холм и оттуда смотрели, как высокие деревья шореи с грохотом рушились в нашу любимую чистую реку.
Бабуля Ту подошла к окну, откуда можно было увидеть болото.
— Мама сказала, что земля просто не выдержала. Что никогда не было Перигея лучше, и даже почва об этом знала.
Напряженность лица бабушки спала. А когда она продолжила, голос зазвучал тише и в нем послышалась дрожь.
— Наша река была очень красивой, она блестела на солнце и разливалась вдоль лугов. Если встать на колени у берега, можно было увидеть устланное камешками дно. Можно было окунуть лицо и пить, пить, пить… Но сейчас, — бабуля Ту затрясла головой, — здесь только топь, ил и пузыри грязи. — Она отвернулась от окна и посмотрела на бледное, истекающее потом личико Уиллоу. — Неудивительно, что болото принесло болезнь.