Вот какие воспоминания вызвало у Хаджумара упоминание улицы Красивой Владикавказа… Те ребята, без которых он не может себе представить ее, давно уже стали отцами и даже дедами… Но и сейчас, много лет спустя, Хаджумар отчетливо видит каждую пару этих детских глаз, слышит их восторженный шепот — ив груди невольно теплеет. Стоит закрыть глаза, и встает картина: он распахивает калитку, перед которой замерли малыши. Стоят полукругом, кто засунув в рот палец, кто почесываясь, кто восторженно вытаращив глазенки… Их, мальчишек, было четырнадцать, и теперь, спустя сорок лет, он мог обрисовать каждого: какие у кого были глаза, нос, лоб, кто во что был одет… Точно снимал кинокамерой и откладывал в память, как кассеты с пленкой в фильмохранилище, и теперь ему не стоит никакого труда мгновенно вызвать прошлое из ее закоулков…
Но что это? Хаджумар пытается вспомнить белобрысого шестилетнего мальчонку, что прибыл на побывку к тете, — и никак не может. Помнит всех детей и подростков, что жили на улице Красивая, помнит, как встречали его на углу, помнит, как, стоя полукругом возле него, шмыгали носом, сопели, сосредоточенно и с завистью поглядывая на бравого красавца курсанта. Хаджумар легким усилием воли задержал эту картину перед глазами, мысленно обвел каждого из ребятишёк взглядом, перескакивая с одного лица на другое, будто разглядывал фотографии, уточняя для себя, кто их родители, чем славились.
Вспомнил семью Дмитриевых. Отчетливо увидел, как тетя Внуского, Клавдия Серапионовна, по субботам выбивала пыль из ковра — старого, потускневшего, с бахромой по краям. Она, высокая и стройная, косила на Хаджумара, проходящего мимо, синими, с грустинкой глазами. Он здоровался, она поворачивалась всем телом и вежливо произносила: «Здравствуйте и вы, товарищ командир!» Клавдия Серапионовна была из числа тех, кого годы не состарили, но внутренне надломили. Ее муж, банковский служащий, вечно щелкал семечки. Его не задевали насмешки соседей, сетовавших, что неприлично на виду у всех сидеть посреди двора и выплевывать шелуху. Он даже бравировал этим, цедя сквозь зубы: «Привычка с детства. Я ведь не из интеллигентов и богачей. У нас, простолюдинов, семечки — единственное развлечение». Была у них еще девочка лет одиннадцати. Длинная, голенастая, бойкая и острая на язык — многие соседи страдали из-за даваемых ею обидных прозвищ. Она резко отличалась от отца и матери — легко бегала по улице, порхая из одного дома в другой, выполняя многочисленные поручения матери: принести то, отнести это, сказать то-то…
А белобрысого мальчонку генерал никак не мог вспомнить. Зная душу детей, трудно поверить, что он не выскакивал из дома, не бросался вместе со всеми навстречу кумиру. Как же Хаджумар мог забыть его? Наверное, старость начинается вот так, с провалов в памяти.
Мамсуров отложил досье Внуского, взялся за другое. Но никак не мог он смириться с неудачей… И рука вновь потянулась к папке, полистала страницы, глаза ухватили строчки автобиографии Внуского: «В сентябре — ноябре 1928 года я гостил у своей тети, Клавдии Серапионовны Дмитриевой, во Владикавказе, которая проживала на улице Красивой». И все. Больше ни слова. Генерал не отрывал взгляда от двух строчек досье. Чем они его озадачили? Догадка плутала в голове, и он пытался поймать ее и четко сформулировать. Так во сне стараешься что-то вспомнить, но тебе мешает нечто большое и мутное…
Генерал заново перечитал автобиографию Внуского. Автобиография как автобиография. Ничего особенного. ЕСЛИ НЕ СЧИТАТЬ ЭТИХ ДВУХ СТРОЧЕК. Почему Внуский отметил свой приезд на побывку к тете во Владикавказ? Для чего? Ишь важность — прожить несколько недель в шестилетнем возрасте у тети! Но Внуский вписал этот факт в автобиографию. Зачем? Что же заставило Внуского отметить это малозначительное событие? Что за этим скрывается? ЧТО? Возможно, что в воспоминаниях детства эта поездка в город, окруженный с трех сторон горами, была одним из ярких впечатлений малыша, и Внуский до сих пор придает ей огромное значение. Странно? Но сантименты встречаются и у людей, занимающихся серьезными делами… А если это не так? Вдруг есть некий смысл, ради чего вписаны в документ эти строчки? Мелочей в нашем деле нет. Значит, необходимо докопаться до истинной причины.
В сущности, опытный разведчик тем и отличается от дилетанта, что ни за что не оставит без внимания даже самый незначительный факт, выбивающийся из тины обыденности. В деле, которым занимается Хаджумар, все — первостепенной важности, все достойно пристального изучения и внимания. Генерал прислушался к себе: а что говорит интуиция? В подобных ситуациях важно не спешить со скоропалительными выводами и не поддаваться гаденькому чувству подозрительности. А оно всепроникающе, это нетерпеливое желание поскорее проверить очередную версию, покопаться в чужой душе, выискать у подозреваемого темные пятна. Бдительность должна быть, без этого немыслимо оберегать тайны страны, отстаивать ее интересы. Но бдительность — не подозрительность. «Это два разных, нигде не соприкасающихся понятия, — любил повторять Хаджумар. — Тот, кто забывает об этом, несет горе многим людям».
Генерал требовал от подчиненных сто раз проверять факты, чтобы ненароком не оскорбить хорошего человека, еще и еще раз разыгрывать все варианты, прежде чем приступать к действиям. И в то же время был строг к тем, кто затягивал принятие решений, давая врагу время на совершение новых преступлений. Делать все вовремя! И у разведчиков, и у контрразведчиков это непременный закон, и тот, кто его нарушал, терпел неудачу, и цена ее была велика.
Раз в душу вкралось сомнение, нужно развеять его. Хаджумар попросил уточнить, в самом ли деле Внуский выходец из Владикавказа и как часто он ездит на родину.
Дав задание, генерал переключился на проверку версий, предложенных оперативной группой. Одна из них касалась конструктора, который за девять лет работы побывал в штатах четырех разных бюро и отделов, у правления. Нетрудно было убедить себя, что он угадал общую направленность и цель изысканий сопричастных институтов и конструкторских бюро. К тому же он часто выезжал за границу, где встречался со многими учеными и инженерами, имевшими то или иное отношение к секретным работам и, естественно, к органам зарубежной разведки. Как всегда в таких случаях, вдруг выяснилось, что у него хватает странностей и в личной жизни. Он не ладил с женой, которая ревновала его ко многим женщинам, в том числе и к его сослуживицам. Скандалы стали достоянием соседей, у которых сложилось нелестное мнение о моральном облике конструктора. К тому же и сын его примелькался в группе болтающихся на улицах лоботрясов. А не секрет, что зарубежная разведка специально выискивает таких ученых и конструкторов, у которых в семье или на службе нелады, зная, что психологически они неуравновешенны, близки к срыву, готовы резко изменить свой быт и поддаются соблазнам легкой и денежной жизни.
Эта версия резко выделялась среди других психологической достоверностью. Но доказывать надо было не логическими размышлениями, а фактами. А их-то и не было. Нужно было подстроить ловушку, да такую, в которую, будь конструктор на самом деле шпионом, непременно угодил бы.
В суматохе дней Хаджумар не то чтобы забыл о своем земляке, просто времени на него не хватало, и когда в кабинет вошел Чернышев и с озадаченным видом, какой у него возникает, когда что-то логически не клеится, положил перед ним расшифрованное донесение, генерал нетерпеливо потянулся к листу. В нем было всего три строчки: «На ваш запрос сообщаем, что Внуский Владимир Олегович родился в 1921 году в станице Лесной под городом Ставрополем. Во Владикавказе бывал, но не является уроженцем этого города. Полковник Чижов».
Хаджумар перевел взгляд на Чернышева. Тот точно ждал этого момента, уверенно пояснил:
— Неточность в документах — не вина самого Внуского. Я проверил. Город Владикавказ впервые был указан местом его рождения в выписке, сделанной матерью Внуского в двадцать седьмом году, после смерти ее мужа, то есть отца Владимира Внуского, Олега Давидовича. Во Владикавказе проживала родная сестра матери Внуского, которая вышла замуж за чиновника банка, бывшего на двенадцать лет старше ее.
Да, да, Хаджумар помнит ее мужа — любителя семечек. И вид у него был как у завистника, что ежедневно имеет дело с большими суммами не принадлежащих ему денег. Такие люди особенно часто жалуются на несправедливость судьбы.
— Причина неточной записи?
— Не выяснено. Мать Внуского умерла незадолго до Великой Отечественной войны.
— А сам он знает о подлоге?
— Сомневаюсь. Ему было шесть лет, когда это случилось. Он всюду указывает на Владикавказ как на место своего рождения и каждого жителя этого города, с кем сводит его судьба, называет земляком и радуется встречам с ним, надо отметить — искренне радуется. То есть ведет себя так, как вел бы человек, который действительно родился во Владикавказе. — Чернышев решительно откашлялся: — Я не думаю, что эта запись имеет большое значение.
— Не пытайтесь опередить события, — предупредил Мамсуров. — Мать без серьезной причини не могла изменить место рождения сына. За этим что-то кроется.
— Может, причина в отце? Олег Давидович Внуский был полковником царской армии, более того, служил у Деникина… Но всем было известно, что он вместе е полком перешел на сторону красных, вернее, по его приказу полк пересек линию фронта и без единого выстрела был обезоружен. Возвратившись в станицу Лесную, Внуский-старший преспокойно жил до двадцать шестого года.
— Когда и где он умер? — спросил генерал.
— В двадцать седьмом году. Похоронен в той же Лесной.
— Но вы сказали: он жил в станице до двадцать шестого года?
— В этом-то и загвоздка. Осенью двадцать шестого года он неожиданно исчез. А спустя восемь месяцев его труп привезли и похоронили на кладбище на северной окраине станицы Лесной. На могиле скромный памятник из серого камня с надписью «Внуский Олег Давидович».
Брови Хаджумара вздрогнули. Внезапно никто не покидает родного дома. Что-то произошло в станице.
— Надо проверить, что заставило Внуского-старшего покинуть станицу, — сказал Хаджумар.
— Будем искать, — отозвался Чернышев.
…Будем искать… Поиск — это то, чем в этом здании постоянно занимаются. Ищут резидента, ищут версии, ищут свидетельства, ищут факты… И Хаджумар знал, что Чернышев умело возьмется за дело. Сперва организует встречу с родственниками беглого полковника. Произойдет она случайно, и беседа получится совершенно естественной, ниточка разговора приведет к выяснению того, отчего пожилой человек, уставший от войн и крови, собравшийся остаток жизни провести в тиши станичных буден, вдруг неожиданно бросит жену, ребенка, дом и исчезнет. Будут и поиски архивных документов, расспросы старых работников милиции и сельсоветов.
Последующие дни выдались напряженными, но мысль о необычных обстоятельствах смерти Внуского-старшего не давала покоя Хаджумару. Нет, пока он ни в чем не обвинял ни отца, ни сына.
Сотрудники аппарата знали, что генерал уважал тех работников, что могут до мелочей восстановить обстановку, при которой произошло даже самое невинное событие, как, например, встреча двух людей. И Чернышев, описывая генералу похороны Внуского-старшего, привел поразительное количество деталей:
— К вечеру гроб установили в гостиной дома-усадьбы, где проживал покойный, — рассказывал Чернышев. — Она была давно не ремонтированной, на стене висели клочья оторвавшихся обоев. В помещении горела лишь одна свеча. Люди заходили, приближались к гробу, крестились, всматривались в покойника и спешили поскорее покинуть темное затворье. Несли гроб домочадцы да прибывшие родственники покойного. Гордые, мол, Внуские, свои заботы на других не взваливали. Есть еще одна необычная деталь. Хоронили его не до обеда, как принято, а незадолго до захода солнца.
— И чем это было вызвано?
— Ждали его двоюродного братца, который очень любил Внуского. Приехал он в пятом часу… Плакал так, что всем не по себе стало.
— Выяснили, отчего полковник Внуский вдруг исчез из станицы?
Чернышев победно усмехнулся, нетерпеливо выложил:
— Настораживает одно свидетельство. Некий Дыбенко, умерший в тысяча девятьсот тридцать девятом году, придя на похороны и увидя Внуского-старшего в гробу, чертыхнулся при всем честном народе и произнес довольно загадочную фразу: «Эх, так и не добрался я до тебя, полковничек, упустил». Об этом нам сообщили два свидетеля, которые уверяют, что потом станичники не раз упрекали Дыбенко в непочтительности к покойникам, на что тот зло цедил сквозь зубы: «Покойник покойнику рознь». Кстати, Дыбенко в двадцать шестом году был председателем Совета станицы. Вот я и… Впрочем, все станет ясно через два-три дня — когда мы изучим ставропольский архив.
— Думаю, догадка ваша верна, — сказал Хаджумар. — Полковник… бывший полковник, — поправился он, — исчез потому, что Дыбенко стал сомневаться в его лояльности.
— Так точно, — подхватил Чернышев.
— Но почему Дыбенко перестал доверять Внускому? Была причина? Какая? Особо рассчитывать на архив не следует — Дыбенко, возможно, и не писал никуда о своих подозрениях.
Хаджумар задумался. Он знал, как строги станичники, когда дело касается обрядов. Задержка похорон на три часа — явление, прямо скажем, странное. И дело не столько в двоюродном брате покойного, сколько в причине, которую надо обязательно разгадать… Но как это сделать? — Много лет пробежало, нити, связывающие сегодня с далекой тайной, порвались. И все-таки ее предстоит разгадать. Ни одно крупное происшествие не исчезает во мраке лет, что-то остается. Это что-то надо найти и по нему воссоздать всю картину.
— Гроб заколотили на виду у всех? — уточнил генерал.
— Так точно, — подтвердил Чернышев, и неожиданная догадка заставила его быстро взглянуть на Мамсурова.
Убедившись, что не освободиться ему от назойливой мысли, Хаджумар сказал:
— Надо проверить, на самом ли деле был похоронен бывший полковник Внуский-старший.
— У меня длиннющий список свидетелей, — засомневался Чернышев.
— И все-таки проверьте, — приказал генерал.
Был воскресный, по-летнему душный день. Сережа возбужденно бегал по дому. Он проснулся чуть свет и нетерпеливо спрашивал, когда же подъедет машина, которая отвезет его, дедушку и бабушку. В дороге Хаджумар сообщил внуку: они будут окапывать деревья, чтоб тем легче было напиваться дождевой водичкой. И, прибыв на дачу, они тотчас взялись за лопаты: дед — за огромную, внук — за крошечную, выкрашенную в красный цвет. Лине нашлось другое занятие — сажать цветы.
…Когда раздался дверной звонок, Сережа находился в доме. Вцепившись обеими руками в двухлитровый графин, он осторожно наливал воду в стакан.
— И кто бы это мог быть? — почти как бабушка, пробормотал внук и отбросил засов.
На пороге стоял Чернышев.
— Здравствуй, малыш! — улыбнулся он мальчугану.
—. Вы за дедушкой? — В глазенках Сережи запрыгали встревоженные чертики, и он непреклонно заявил: — Мы с ним деревья окапываем.
— Поздновато как будто, — удивился Чернышев. — Кто же летом деревья окапывает?
— А весной у дедушки времени не было. Служба у него такая.
Чернышев кивнул на телефонный аппарат:
— Он что у вас, не работает?
Сережа испуганно оглянулся на открытое окно и приложил палец к губам:
— Тс-с. — И признался. — Я его выключил. А то все звонит и звонит. А сегодня выходной, пусть дедушка отдохнет от своей службы.
— А-а. — Чернышеву стало неловко от того, что он приехал.
— И дедушка сегодня все удивляется, почему телефон не трезвонит. — Сережа обратился к гостю с детской непосредственностью: — Ты меня не выдашь?
— Ни за что! — поклялся Чернышев.
— Где ты запропастился, внучонок? — послышался голос Хаджумара.
Сережа спохватился, бросился к столу, схватил стакан:
— Дедушка пить хочет.
Чернышев направился следом за малышом к двери, выходящей в сад, и застал Хаджумара далеко не в генеральском обличье. Тот был в штанах и майке, на голове повязан носовой платок — ну выглядел точь-в-точь как все дедушки на пенсии.
— Здравия желаем, — бодро начал Чернышев и неуверенно закончил: —… товарищ генерал.
— Здравствуй, Сергей Васильевич. Ты чего смутился? — Хаджумар жадно выпил воду.
— Дядя обещал, что ты с ним не уедешь, — предупредил Сережа.
— Не уеду, не уеду, — успокоил внука Хаджумар. — Сегодня я твой. Сбегай за бабушкой, скажи: гость у нас…
— Зачем беспокоить? — смутился Чернышев. — Я сейчас уеду.
— Сбегай, сбегай, — подтолкнул внука Хаджумар.
— Бегу, — заторопился тот и, глядя на Чернышева, заговорщицки прижал палец к губам.
Сережа убежал. Хаджумар весело улыбнулся:
— Секреты у вас? Не о телефоне ли?
Беглого взгляда на полковника было достаточно, чтобы понять: у него есть что сообщить. Чернышев пытался скрыть это, но торжествующий взгляд его карих глаз и слегка вздернутый вверх подбородок выдавали его. Он любил преподносить начальству неожиданные вести.
— Разрешите доложить, товарищ генерал!
Хаджумару не терпелось узнать, что так взволновало полковника, но старая горская привычка — ни в коем разе не показывать любопытства — сдержала его, и генерал нарочито безразличным тоном сказал:
— Пошли в дом, там сподручнее. — Ну, так что вы хотели сообщить мне, Сергей Васильевич?
— Товарищ генерал, в могилу не оказалось ничего. Ничего! Гроб пустой!
Генерал ничем не выдал своего изумления. Но эта весть должна была его потрясти!
— Я про станицу Лесную… — сказал полковник. — Выкопали могилу, раскрыли гроб, а там пусто!
— Вы удивлены?
— Вы… знали?
Хаджумар усмехнулся:
— Старая истина: если есть много свидетелей события, проверь, на самом ли деле оно произошло.
— Как нам вести себя?
— Во-первых, ничем не выдавать своего открытия, полковник! Ничем! И… не придавать ему особого значения.
— Я вас не понял, товарищ генерал, — растерялся Чернышев. И было отчего: отыскать такой факт и не строить на нем доказательства?
— Видите ли, Сергей Васильевич, я знал немало людей, что среди родственников имели белых офицеров, но не писали об этом в анкетах. И отнюдь далеко не все они оказывались врагами. Но скрывали свои родственные узы, зная, что означала для человека белогвардейская родня. Да, все слышали фразу «сын за отца не отвечает». Но жизнь диктовала свои законы. Срабатывал рефлекс перестраховки. Да и вам разве не известны факты, когда способного, но с пятнышком в анкете человека затирали неучи и карьеристы? И в защиту несправедливо обиженных не всегда осмеливались сказать слово. Так что не было резона людям вписывать в анкету самому себе приговор. Такое же могло случиться и с Внуским-младшим. Да и помнит ли он чин отца? Ему был год, когда его отец ходил в полковниках. Мать и родные могли скрыть от него: так было спокойнее и им, и ему. Не стоит придавать особого значения раскрытому факту. — И неожиданно закончил: — Но и забывать нельзя! Итак, предстоит заняться изучением Внуского — его симпатий, узнать, как он проводит досуг, и его окружения: родных, друзей, сослуживцев, соседей, земляков… — Хаджумар помолчал, взвешивая пришедшую в голову мысль, и спросил: — Нельзя ли уточнить, кто из закордонных работников органов разведки имеет непосредственное отношение к фирме «Ксари»?
— Помните сообщение нашего зарубежного друга, в котором он упомянул, что явился очевидцем короткого эпизода в приемной шефа разведки? — спросил Чернышев. — Группа оперативников горячо поздравила некоего Хона с высокой оценкой его усилий. Есть подозрение, что этот господин Хон из числа бывших высоких чинов немецкого вермахта. Прежнюю фамилию установить не удалось. Мы еще раз повторили просьбу уточнить ее.
— Зря повторили, — рассердился генерал. — Тот, кто там находится, понимает, что любое полученное им задание — это приказ, что сведения крайне необходимы, и предпринимает все возможное, а порой и невозможное. Повторенное же задание — по себе знаю — толкает человека на излишний риск. Не стоило вам делать этого. Впредь — запрещаю! — И резко поднялся. — Дайте шифровку, чтоб установили наблюдение за Внуским.
Начальник отдела кинофотоматериалов, будучи глубоко убежденным, что изображение — самое наглядное доказательство, надо не надо давал команду фиксировать на пленку каждый шаг объекта. И когда генерал попросил ознакомить его с режимом дня Внуского — на стол лег ворох снимков, запечатлевших подозреваемого в разное время суток и во множестве мест. Он ежедневно но два-три часа пропадал у начальства, и не бесцельно: Внуский полон всякого рода предложений и наметок. Он был в курсе технических новинок, появляющихся за границей, и при случае благодарил начальство за то, что оно направило его на промышленную выставку в Англию или Францию, где он присмотрел среди экспонатов уникальный аппарат, который можно внедрить — к этому выводу он пришел — в нашу промышленность.
Обедал Внуский не дома. Видимо, с женой у него не ладилось, хотя внешне все выглядело благопристойно. Десяток снимков запечатлели его в ресторане, и не в каком-нибудь второстепенном, а в «Пекине». У него там было Чшого знакомых официантов, обслуживавших его быстро. Обедал он, как правило, в одиночестве. Не переносил, когда случайно к нему присоединялся кто-нибудь из сослуживцев или знакомых. Обедать предпочитал в одиночку, а вот вечерами охотно отправлялся покутить с кем-нибудь из постоянных дружков, которых у него было четверо. Но вместе они почти не встречались. Ему звонил то один, то другой… Деньгами Внуский не сорил, хотя оклад у него приличный, премии солидные, имелись накопления. Расплачивались дружки, как правило, поочередно, так что вылазки были не очень накладны.
Хаджумар стал рассматривать на фотографиях его дружков. Владимир Яковлевич Штейн, инженер, ровесник Внуского, а Игорь Павлович Рковский, директор мастерской прикладного искусства, намного младше Внуского, что, впрочем, не мешает им часто общаться. Официанты утверждали, что Внуский — настоящий гурман. Неудачное блюдо вызывает у него гнев, он тотчас же требует к столу шеф-повара и сам его подробно инструктирует, как приготовить мясо, чтобы оно не было пережарено и, как он выразился, пахло кровью. Внуский весьма придирчив, любая заминка сказывается на размерах чаевых. Стремясь ублажить его, официанты подают заказ на огромном подносе, в обрамлении горящих свечей, что, естественно, вызывает у посетителей интерес к Внускому. Для подозреваемого в шпионаже странное желание обращать на себя внимание. Впрочем, он старается для дам, что сопровождают его.
Внуский в компании любит брать разговор на себя. Не выдавая служебной тайны, где и кем работает, он постоянно рассказывает о том, что видел за границей и с кем встречался. Особо разглагольствует о женщинах Запада — англичанках, француженках, негритянках. Не на интересе ли к женщинам зиждется его дружба с Рковским, который ни по должности, ни по внешним данным никак не украшает его общество? Дама по имени Галина представлена Внускому не кем иным, как Рковским. Она является ближайшей подругой любовницы последнего. Впрочем, Внуский не остался в долгу и в свою очередь познакомил Рковского с Тамарой. Они неоднократно встречались вчетвером и в ресторанах, и на квартире Рковского.
Хаджумар вспомнил, как Чернышев, читая шифровку о Внуском, громко хмыкнул и виновато пояснил: «Представляете себе, на виду у всего зала наполнил шампанским туфель своей любовницы Галины и вылакал его до дна!.. И ему даже аплодировали! Наверняка такие же пьянчужки…» Бедный Сергей Васильевич, он считал, что на чудачества способны только там, на Западе, отживающие свой век буржуа…
Генерал всматривался в лица на фотографиях, уяснял для себя суть Внуского, его характер. Он заботлив и внимателен к жене — она щеголяет в заграничных модных вещах. И в то же время проявляет усиленный интерес к внесемейным радостям жизни. Дарит жене норку, купленную за большую сумму, и, заявив ей, что отправляется в очередную служебную командировку, убывает на побережье Черного моря. Не один, а с Галиной…
За две недели наблюдения ничего странного в поведении Внуского не обнаружено. Кроме одного… Генерал полистал фотографии, нашел ту, на которой застыл Внуский в телефонной будке, несколько минут всматривался в снимок, потом попросил пригласить к нему лейтенанта Диксова.
…Перед генералом сидел молодой офицер с пытливыми глазами.
— Я почитал ваш отчет, — сказал генерал. — Это ваше первое поручение после училища?
— Да. — При упоминании об училище Диксов обиженно нахмурился. — Я точно описал то, что видел.
— У вас есть упоминание о том, что Внуский по дороге к любовнице останавливался и звонил ей. Вы точно установили, что он звонил именно ей?
Лейтенант насторожился. И в самом деле, почему он написал, что Внуский звонил любовнице?
— Он делал это по пути к ней, — пробормотал Диксов.
— Расскажите подробнее, — потребовал генерал и развернул схему города. — Я давно не бывал в этих местах. Покажите маршрут, по которому ехал Внуский.
— Галина живет вот здесь, в доме напротив универмага. А конструкторское бюро, в котором работает Внуский, на правом берегу реки. Он проехал вдоль набережной, остановился на площади, войдя в будку автомата, набрал номер телефона, выждал, когда поднимут трубку, и медленно нажал на рычаг: так делают люди, удовлетворившись, что человек на месте. Затем еще раз набрал и опять положил трубку. Второй раз, уже на Пушкинской улице, — лейтенант ткнул пальцем в фотографию, — вот в этот момент, он вновь дважды набрал номер.
— Тот самый? — быстро спросил генерал.
— Он собой прикрывает аппарат, — покачал головой лейтенант.
— Продолжайте… — резко сказал генерал.
— В третий раз он звонил с улицы Горького.
— Дальше?
— Возле универмага остановил машину и направился к дому, где проживает эта особа. Пробыл у нее час. Выйдя, задумчиво поглядел на пятый этаж, на окна ее квартиры.
— Затем?
— Поехал по Кутузовскому проспекту, остановился возле промтоварного магазина, прошелся по тротуару, устало облокотился о столб, подвигал ногой в ботинке — знаете, так, будто что-то попало в обувь, — потом добрел до угла, поглядел на витрину магазина и направился к машине. И уже оттуда прямиком, никуда не заезжая и нигде не останавливаясь, ехал до самой службы.
— Столб осмотрели?
— Но он просто облокотился, чтобы поправить обувь.
— Почему он это не сделал в машине? Там он мог снять туфель и вытряхнуть попавший камешек. Я не верю в бесцельные поездки по городу, лейтенант, и вам не советую.
Подавленный разговором лейтенант ушел. Генерал оторвал взгляд от фотографии. Много вопросов возникает, и на них нет вразумительного ответа. Не нравится, что он звонит по телефону, дожидается отклика, но сам не произносит ни слова. И вновь набирает номер. Причем делает это трижды… Не сигнал ли это? Есть какая-то связь в звонках и остановке у столба… И ее необходимо уловить. Крайне важно узнать номера телефонов, набираемых Внуским во время гонки по городу. Но как это сделать, если он каждый раз звонит из разных телефонных будок? Заранее не предугадаешь, какой телефон-автомат он на сей раз изберет, а успеть уточнить номер, пока он не положит трубку, невозможно. И все-таки необходимо узнать… А если Внуский всего лишь проверяет, на месте ли его любовница? Не избежать насмешек.
Чижов вызвал к себе кинооператора.
— Завтра четверг, — произнес он многозначительно. — Возможен вояж объекта. Сможете отснять его крупным планом на протяжении всего времени, что он будет находиться в будках телефонов-автоматов?
— Но он прикрывает автомат спиной, — напомнил кинооператор.
— А вы спину и снимайте, — сказал полковник.
— Спину? — не понял кинооператор. — Зачем?
Чижов всем телом повернулся к телефонному аппарату.
— Следите за мной внимательно. — Он снял трубку. — Вот я набираю номер… Могу медленно набирать вот так… Могу быстро… Могу еще быстрее, как в лихорадке… Что же происходит? Телефон терпит и то и то. Каждый человек по-своему набирает номер, причем быстрота набора может быть всякий раз иной, ибо зависит от множества факторов. Например, от настроения. Злой ты — и телефон ощущает твою ярость. Нерешителен — тоже. Зависит и от освещения будки телефона-автомата: пока поймаешь в сумерках очередную цифру — время идет. Конструкторы предусмотрели разнообразие характеров и настроений людей, и набор происходит не в тот момент, когда палец передвигает круг, а после того, как он отпускает его, то есть тогда, когда автомат выходит из-под власти темперамента человека. Диск обратный путь всегда проделывает с определенной конструкторами скоростью. ВСЕГДА!.. Вот на чем мы должны построить наш поиск… В этом наш шанс…
— А как определить, сколько времени крутится диск? — спросил кинооператор.
— Внимательно следите за моим плечом, — попросил Чижов. — Я набираю номер, но прячу от вас аппарат. Скажите, вы замечаете тот момент, когда рука перестает вести диск до упора?
— Кажется, да… — неуверенно произнес кинооператор.
— Вот-вот, заминка спины и плеча послужит нам отправной точкой. Уловив эти моменты, мы по паузам между набором каждого номера определим то сочетание цифр, которое набирает Внуский!
…Внуский вернулся в свой кабинет. Возвратился к себе и приступил к кропотливой работе по фиксации времени по спине Внуского и кинооператор. Важно было точно установить, в какой момент плечо Внуского дергалось и рука приступала к набору номера и сколько долей секунд уходило на то, чтобы диск возвратился в первоначальную позицию. Чтобы это выяснить, пришлось перевести время на ленту, где каждый метр обозначал секунду. Начался тщательный подсчет времени. И к вечеру на стол полковника лег лист с номерами телефонов. Ночь ушла на изучение хозяев этих телефонов, их родственников, соседей, товарищей по работе… Ни к каким секретным или важным делам или документам они не имели отношения. И не были знакомы с Внуским. Пришлось признать, что эксперимент не удался.
— Придется идти на рискованный вариант, — сказал сам себе Чижов.
Внуский ни о чем не подозревал. Если у него и возникла тревога, он ее ничем не выдал: был так же деловит на службе, предлагал новые важные проекты. Его старание невольно заставляло сомневаться, мог ли такой человек дать себя завербовать иностранной разведке. Но приказ есть приказ. И Чижов плел и плел кружева, предусматривая все, что могло выдать шпиона, если Внуский был таковым. В очередной четверг при сообщении о том, что Внуский отправился по известному маршруту, Чернышев приказал приступить к разработанной операции. На площади Внуский затормозил, выскочил из машины и поспешил к телефонам-автоматам… Люди раздраженно похлопывали по рычагам, бросали монеты, нетерпеливо набирали номера, но аппараты молчали. Внускому не повезло: он вошел в кабину, автомат в которой тоже был отключен. Пока он убедился в этом, люди разобрались, какой из автоматов работает, и возле кабины, в которой молодой паренек со спортивной сумкой весело щебетал в телефонную трубку, мгновенно выросла очередь… Внуский прошелся вдоль кабин, остановился было возле работающего автомата, но, прикинув, что раньше получаса бго очередь не наступит, разочарованно побрел к. машине.
Как и предполагал Чижов, Внуский теперь попытался переговорить с соседней площади. Но, казалось, что все горожане разом бросились к телефонам, стремясь поскорее сообщить знакомым и родственникам вести. Пять человек выстроились к единственному работающему автомату. Это не устраивало Внуского. Он не стал выходить из машины.
Добрых полчаса плутал по улицам города в поисках телефона-автомата, возле которого не толпился бы народ. Но везде его встречали очереди. Внуский внезапно развернул автомобиль и направился на службу.
— Что у нас мгновенно вырастают, так это очереди, — с горечью произнес Чижов и приказал: — Теперь взять под контроль его аппарат.
— Прибыв на службу, Внуский звонил несколько раз по своему телефону, — доложил Мамсурову Чижов, — но все разговоры носили служебный характер, и ничего предосудительного в них не было.
— Осторожный, — произнес генерал. — А что дало наблюдение возле столба?
— Он и в тот четверг прислонялся к нему, но… никаких отметин.
— Витрину осмотрели?
— На ней ничего не меняется уже который месяц, — успокоил Чижов. — Руководство магазина себя не утруждает.
— Стоило ли отключать телефоны-автоматы? — усомнился генерал. — Не напугало ли это Внуского? Случись со мной такое — я бы непременно насторожился… И все-таки эти две неудачи не должны нас остановить. Без знания номеров телефонов, по которым звонит Внуский, нам не обойтись… Но как узнать их? Как? Не спускайте с него глаз. Раз не удались телефонные звонки, он станет искать другие пути. Следите, КАК и с КЕМ.
В шестнадцать минут второго Внуский вновь отправился в путь. Пообедав в ресторане «Пекин», он взял курс к Кутузовскому проспекту. Но на сей раз не останавливался у тротуара и не проходил мимо столба. Сделав огромный крюк по проспекту, он неожиданно повернул назад, к центру. Возле бульвара он вышел и, поглядывая на небо, глубоко вдыхая воздух, всем своим видом убеждая, что наслаждается природой, не спеша направился к детской площадке, где возле ящика с песком возились малыши. Напротив клумбы на скамье сидела миловидная дама лет тридцати с пятилетним мальчуганом. Внуский прошел было мимо, но потом, точно поддавшись внезапному желанию, свернул к скамейке и уселся с другого края. Понаблюдав минуту за малышом, он заговорил с ним, потрепал его за чуб, вытащил из кармана коробку конфет и всучил мальчишке. Мать ни слова не сказала, только мельком взглянула на щедрого мужчину. Малыш открыл коробку и стал уплетать конфеты. Посидев еще немного и убедившись, что дама не намерена взглянуть на него, Внуский возвратился к машине.
…На следующий вечер у Внуского состоялась встреча в ресторане «Пекин» со Штейном, Рковским и их подругами. Тема беседы не выходила за пределы гастрономии, женщин и скабрезных анекдотов. Выяснилось, что Внуский глупо ревновал Галину к какому-то Жене.
— Тебя опять видели с ним, — резко отчитал он ее.
— Володя, я ведь тебе не жена. Какие у тебя права на меня? Ты должен быть со мной тише воды ниже травы. Я ведь могу потребовать, чтоб ты ушел от своей женской гвардии. Решусь на это, и дом останется совсем без мужчины. — В том, что в семье Внуского одни женщины, ей чудилось нечто смешное и обидное для него.
Штейн пытался свести их перепалку к шутке и, обняв за плечо свою блондинку, нарочито недоуменно вопрошал:
— О чем они речь ведут, а? О чем?! Пока рядом — радуйтесь и дышите полной грудью, не так ли, крошка?
И ещё выяснилось, что Внуский поставил перед собой цель: пить поменьше. Ему наливали его любимый армянский коньяк, трехзвездочный, а он отодвигал в сторону рюмку и потягивал из фужера шампанское.
— Да что с тобой, Вова? — недоумевала Галина.
— Я свою норму в обед выпиваю, — признался Внуский. — Днем мной овладевает такая тоска, что невмоготу отбиваться. Коньяк выручает. А вечером мне достаточно двух рюмок, и я себя, прекрасно чувствую.