Подкова на счастье

14. О Х О Т А

— Мы на кого идём? — спохватился Тимка уже глубоко в лесу. Олег коротко ответил:

— На мамонта, — и Тимка счёл за лучшее больше не спрашивать. Где-то в душе таилась опаска: а что если и правда на мамонта?!

Его первое время поражало, что, при наличии в Светлояре немеряного количества огнестрельного оружия, здешние ходят на охоту с допотопными вещами. Сперва он расценивал это как добавочный признак желания поиграть в средневековье. Но не столь давно Рыжий объяснил: нечестно охотиться на зверя, имея в руках самозарядное ружьё с десятикратной оптикой и разрывными пулями. Пропадает настоящий интерес.

Поэтому у Тимки были самострел и топор (который он неплохо наловчился метать). Олег нёс лук, рогатину, топор. И у обоих, конечно, имелись ножи, по два.

Олег шагал первым. Глядя на него, трудно было поверить, что он тут всего с зимы — полгода, до такой степени плавным и бесшумным, но в то же время быстрым был его шаг. Тим казался себе слоном, настоящим мамонтом как раз. До сих пор он ездил на охоту верхами, но Олег — фанат коней! — как раз и сказал, что это неправильная охота, тоже немного нечестная… Честно, судя по всему, было пробираться через буреломы, рискуя сломать ногу, а то и шею…

Впрочем, Тим нудил про себя и больше по привычке. Он немного завидовал Олегу — его походке, ловким движениям, не подозревая даже, что и сам очень сильно уже отличается от себя почти месячной давности, когда он — в белых джинсах! — обнаружил за родной запертой дверью подозрительного "дядю Уя". Для этого нужно уметь видеть себя со стороны, а Тим этого не умел.

"А ведь середина лета уже, — неожиданно подумал мальчишка и ему стало грустно. — Через пять недель уезжать, всего через пять…"

Но печальные мысли тут же отлетели — Тим едва не наткнулся на протянутое прямо в грудь тупьё рогатины. Олег, напряжённо смотревший куда-то вперёд, повернулся и, чуть улыбнувшись, другой рукой указал перед собой.

Тим сделал ещё пару осторожных шагов — и онемел. На другом берегу речки, к которой они вышли, сидела медведица. Сидела, как статуя какого-нибудь восточного божества, а в воде вовсю резвились два медвежонка. Выглядело всё это так уморительно, что Тимка едва не фыркнул, а потом опасливо покосился на Олега: не на них же они сюда пришли охотиться?! Олег покачал головой, улыбаясь. Мальчишки смотрели через кусты, сблизив головы и не шевелясь. Потом Олег вздохнул и подался назад, бесшумно сведя зелёные ветви.

— Перейдём реку подальше, — тихонько сказал он. Тимка кивнул. Не то чтобы он боялся встречи с медведями (странно, подумал Тимка, а я и правда не испугался!). Просто не хотелось стрелять, шуметь и всё такое прочее.

Реку перешли по камням, и Тим узнал место — он видел его в галерее на одной из картин Олеси, там были изображены всадники, переправляющиеся через брод. Холодная вода кипела вокруг ног — Тимка снял сапоги и повесил на шею, а Олег был босиком и не боялся замочить краги.

— Чёрт побери, — сказал Тимка, обуваясь на противоположном берегу. — Вода. Небо. Воздух. Их же в банках продавать можно! Какого пня люди набиваются в города?!

— Халява, сэ-эр, — ответил Олег, проверяя стрелы в колчане. — Да вот и ты. Ты бы стал тут жить?

— Стал бы, — отрезал Тимка, и Олег, кажется, смутился. Сказал:

— Ну и переезжайте. Вон, хоть в Христофоровку.

— Да у меня родители военные, что им там делать-то?! — засмеялся Тимка.

— А там что делать? — спросил Олег. — Защищать страну, где у властей главное занятие — кидалово народа?

— Знаешь, — Тимка взвесил свои слова. — Ты не обижайся. Но такие, как мои предки, защищают не власть. А этот самый народ. Если бы не они — в девяносто девятом чечмеки на Волгу вышли бы не фиг делать. И не власть бы резали, а пацанов вроде нас. Девчонок. И стариков.

— Прости, — искренне сказал Олег, с уважительным удивлением смотревший на Тимку. — Я там мало хорошего видел, вот меня и заносит иногда. Ты осаживай.

— Да ладно, — мотнул Тимка волосами и улыбнулся. — Забыли. Чего там. Фигня… Куда пойдём-то?

— А вот прямо и пойдём, — указал Олег подбородком. — Туда они и приходят.

— Да кто?! — не выдержал Тимка.

— Лоси, — ответил Олег. — За лосем идём.

— Ясно, — озадаченно вякнул Тимка. Он уже тут видел лосей и не мог решить, нравятся они ему, или нет. Лосятина — вкусная, очень. А вот охотиться на лосей ещё не приходилось.

Мальчишки пошли вдоль речки, постепенно скатывавшейся вниз. Становилось сыро и душно. Тимка подумал, что гроза или что там всё никак не соберётся, а от духоты уже обалдеть можно.

— Рысь, — пробормотал Олег, заставив Тимку вздрогнуть:

— Где?!

— Да сейчас нигде, — успокоил Олег, показывая на еле приметный клочок шерсти, серо-рыжий, застрявший между трещинами коры примерно на уровне головы взрослого человека. — Ушла конкурентка.

— Она тоже охотится на лосей? — удивился Тимка. Олег кивнул:

— Иногда, чаще на оленей… Сейчас лагерем станем, а вечером, когда на водопой пойдут, мы их и постережём…

…"Стать лагерем" тут означало просто-напросто раскатать на подстилке из лапника по обе стороны костра из обрубков брёвен свои одеяла. Палатки, навесы и прочее никого особо не интересовали. Мальчишки растянулись на одеялах, лениво гоняя комаров и щурясь на солнце, в этом месте как раз пронзавшее кроны. Речка на недалеком перекате ворчала и плюхала.

— Странно, — признался Тимка. Олег промолчал. — Как будто нет не то что там Москвы например, но даже ближайшего райцентра.

— Может, и нет, — Олег вытянул над головой руки, и Тимка почти против воли всмотрелся наконец-то в медальон у него на груди. Там тоже был свастиковидный знак, но иной -

— Это велесовик, — сказал Олег, чуть скосив глаза. — Знак того, что я умею обращаться с животными лучше, чем с людьми.

Этот же знак, как теперь увидел Тимка, повторялся многократно и в татуировке на плече Олега.

— Говорят, что татуировка, — не выдержал Тимка, — это постоянное доказательство временного умопомешательства. Олег засмеялся:

— Точно. Только это если наколоть себе какого-нибудь дракона или там чушь негритянскую…А в этом просто есть определённый смысл. Или, если хочешь, постоянное доказательство постоянного умопомешательства.

— Зима, — сказал Тимка, — ты куда после школы поступать собираешься?

— Никуда, — буркнул Олег. — Тут останусь.

— Так и все вроде тут собираются оставаться…

— Я вообще тут останусь, никуда не поеду. Чего я где забыл? Я и в город-то лишний раз не езжу, противно. Всем на всех наплевать, все за деньгами мечутся, ловят их, как будто это синяя птица…

— А при чём тут синяя птица? — удивился Тимка. Олег тоже удивлённо на него посмотрел, привстав на локтях, потом пояснил:

— Есть такой писатель, был, в смысле. Метерлинк. А у него сказка — "Синяя птица". Про то, как дети искали счастье — вот такую птицу. А она не давалась в руки… Это я ещё там… в детском доме читал.

— Они поймали синюю птицу? — спросил Тимка. Олег засмеялся:

— Оказалось, что она жила у них дома и не надо было её ловить… А ещё у Метерлинка есть такая пьеса: "Слепые". Как в глухом страшном лесу сидит много слепых людей. Ночь, птицы какие-то летают… Зрячими у них были проводник и его сын, мальчишка… Оказывается, что проводник умер и куда дальше идти — никто не знает вообще… Ну, они поднимают мальчишку на плечи, чтобы он поглядел дорогу. Он стоит, смотрит в темноту — и вдруг страшно кричит. И всё. Конец пьесы.

Тимка озадаченно привстал.

— И всё?

— И всё, — кивнул Олег. Тимка уточнил:

— Но ведь он что-то увидел, нет?

— В том-то и дело, — согласился Олег. — Увидел, но что?

Тимка хотел сказать, что это глупость. Но представил себе эту картину — и передёрнулся. Она получилась страшнее, чем глупые слюнявые голливудские ужастики. Ясно было, что этот мальчишка увидел что-то непередаваемо страшное, надвигающееся из мрака. И в этой недосказанности таилось самое ужасное. Олег молчал. Тимка хмурился, покусывал губу. Потом сказал:

— Этот писатель. Он имел в виду человечество? Ну, слепых? А проводник — это… это Бог, наверное, вера в Бога? — Олег кивнул. — А пьеса старая?

— Да, ещё в девятнадцатом веке написана, — пояснил Олег.

— Ну вот… А никакого конца света не было пока. Может, и дальше не будет.

— А ты уверен, что конца света не было? — как-то даже лениво спросил Олег. Тимка засмеялся:

— То есть?!

— А то и есть. Может, первая мировая война была концом света. Может, распад СССР. Или ты думаешь, что как в библии — тебе ангелы трубить станут? А если всё по-тихому?

— Я библию не читал, — признался Тимка.

— И не надо, — хмыкнул Олег. — Два тысячелетия книжке, а человечеству — сорок. Или больше, кто его знает. И вообще, прекрати меня доматывать философскими разговорами.

— Ну, давай о девчонках говорить, — согласился Тимка лукаво. Олег сердито сел, поерошил волосы:

— Лучше бы я один пошёл.

— Во, и о девчонках не надо?! — удивился Тимка. — А у тебя вообще ориентация как — нормальная? Или ты…

— Ещё слово — и ты тихий трупак, — предупредил Олег. — Будешь лежать под дерновым одеяльцем с головой в обнимку. А дома скажу, что ты сбежал на самолёт. Не вынес и дезертировал из наших рядов.

— Ты со мной не справишься. — Тимка достал нож, лёжа метнул его в старый выворотень шагов за десять — нож с коротким стуком вонзился точно в середину пня. — Видал?

— Ничего надрессировался, — одобрил Олег. — Давай поспим немного, вечера дождаться надо…

— Не, не хочу, — покрутил головой Тимка. — Ты спи, я посижу так.

— Сиди, — Олег зевнул, закрыл лицо локтем и мгновенно уснул. Тимка посмотрел на него с завистью. Этому умению в числе прочих он завидовал в местнях старожилах. Бац — и всё. И просыпаются точно так же, как и не спали…

Тимка вздохнул, разулся и отправился к речке, по пути выдернув нож и подкидывая его вверх на ходу. Эта речушка была тёмная, тихая — не как та, где они видели медведицу с медвежатами. На противоположном берегу виднелся галечный пляжик, светилось дно. Раньше Тимка поопасался бы купаться в такой воде, как у этого берега — чёрт его знает… Но духота донимала, он разделся и тихо соскользнул в воду, чтобы не будить Олега.

Вода была прохладная и пахла торфом. Руки, ноги, тело через неё казались буровато-красными. Течение почти не ощущалось, Тимка лёг на спину посередине реки и стал смотреть в небо — голубой коридор между слегка покачивающимися чёрными пологами — древесными кронами. Странно, думал Тимка. Такая огромная и красивая страна… Если бы он был президентом, он бы расселил все большие города вот по таким местам. Или, по крайней мере, сделал бы так, чтобы в таких местах рождались и росли дети. Типа интернатов, что ли… Почему так не сделать? Это ведь не так уж сложно, тем более, что все твердят: деньги есть, нефть стоит дорого… Может быть, не хотят? Может, и правда кому-то нужно, чтобы русские вымерли? Но думать об этом было страшновато… И вот ещё: раньше он о таком и вообще не думал. А сейчас — сейчас ему было жалко своих ровесников, в жизни не сходивших с асфальта, а зелень видевших только в унылых и небезопасных парках…

Тимка крутнулся на живот, сделал несколько гребков и выбрался на берег — пониже места, где оставил одежду; ага, течение всё-таки есть… Комары и мошка налетели, но уже привычно, на это почти не обращаешь внимания. Тимка вернулся к месту бивака и, растянувшись на одеяле, занялся самострелом.

Такие штуки делали ребята в здешней мастерской и продавали через Интернет — по семь-восемь штук в месяц, по 4 тысячи за штуку. Если учесть, что "заводской" арбалет — "барнетт" или "хортон" — стоил около 11 тысяч рублей, а по качеству был не лучше, то ясно становилось, откуда спрос…

Арбалет взводился легко — оригинальной системой, напоминавшей обычный затвор "калашникова". Деревянную ложу с винтовочным прикладом и ортопедической рукояткой покрывала небликующая водонепроницаемая полировка. Сам лук — композитный, тетива — сталь, есть прицел… Тимка сперва завидовал лучникам, но потом понял, что никогда не научится стрелять так, как здешние ребята — и понял, что самострел как раз для него. Стрела летела на сотню метров прицельно и пробивала толстенные доски — что ещё?

У приклада в ложу была врезана табличка:

Тимка погладил её пальцем, ощутив холод меди и штрихи гравировки. От продажи таких вещей получались неплохие деньги. Тимка это давно знал. Но ему очень хотелось, например, чтобы этот самострел подарили ему перед отъездом. Он вздохнул, потянулся к обойме — именно обойме — для стрел. Каждая торчала в своём гнезде. Стрелы были короткие, с жёстким оперением и разными наконечниками. Острые и узкие, гранёные — такой глубоко, по оперение стрелы, уйдёт в тело. Широкие, на первый взгляд нелепые, как будто месяц прицепили к древку — эти наконечники рассекают артерии, подрезают сухожилия. Были и вообще без наконечников, тупые — бить некрупных дичь и зверя или пушного зверька, не портя шкурку. Пушных сейчас не сезон, а вообще Тимка испытывал самострел в деле. И — странно — вовсе не хотелось ему лупить почём зря в первое попавшееся живое существо, просто так, хотя многие люди и утверждают, что это первое желание мальчишки, к которому в руки попало оружие…

Тимка откинулся на одеяло, положил самострел на грудь и вспомнил, как первый раз — в самом начале — стрелял из самозарядной "сайги",охотничьей копии "калашникова". Стрелять тут умели даже мелкие девчонки. И стреляли помногу…

… — Ты до утра собрался спать?

Тимка открыл глаза. Олег сидел рядом на корточках, опираясь на лук — натянутый, готовый к бою. Улыбался. Начинало темнеть

— Нет, а что, уже идём? — Тимка поспешно сел, потёр руками лицо.

— Идём и молчим, — сказал Олег, поднимаясь. Тимка кивнул — ясно.

От воды теперь тянуло отчётливым холодком. Мальчишки уселись на большую корягу в тростниковых зарослях. Наверное, ей уже пользовались для таких засидок — плавные изгибы образовывали несколько удобных мест. Тимка уселся на одно, как в кресло, Олег встал в рост на другом, прислонившись спиной к мощному отростку. Чуть сбоку от них оказался галечный пляж, напротив которого Тимка днём купался, и Тимка понял: сюда придут лоси. Теперь оставалось только ждать.

Ждать — трудно, мало кто это умеет. Даже если выспался и отдохнул. Медленно темнело, но где-то за лесами ещё продолжало гореть дневное зарево, и Тимка понимал, что темно только здесь — в речном ущелье, среди деревьев, в низине. Как назло, хотелось болтать…

— Уррр…вяааа… — раздалось в чаще за спинами мальчишек. Олег, не поворачиваясь, показал "кошачью лапу". "Рысь, — понял Тимка и невольно оглянулся: — Не нападёт? Да нет, не должна… Наверное, та, от которой шерсть мы видели. У них же у каждой свой участок леса, кажется…" Захотелось спросить ещё и про это, уточнить. Сердясь на себя, Тимка прикусил язык и подумал, что хочет быть таким, как Олег.

Знающим, сдержанным, но в то же время не занудным, сильным и смелым. Необычное это было чувство — желание походить на своего же ровесника. Не на артиста, не на певца, а просто вот на такого парня, на улице столкнёшься — не заметишь…

Тимке то и дело чудилось на той стороне движение, он напрягался, но лишь затем, чтобы в следующую секунду понять — показалось, подвело зрение. Вспомнился совет: нельзя подолгу всматриваться пристально, глаза начинают чудить. Тимка стал прикрывать время от времени глаза — и точно, мерещиться перестало.

Кто-то большой, тёмный и тихий прошёл за их спинами по берегу. Тимка оглянулся, Олег опять остался неподвижным. Почему-то Тимке казалось, что это был медведь. Наверняка медведь. Ну и ладно. Они охотятся не на медведя, а на лося. Только что-то не видно его…

И, едва он это подумал, как Олег плавным безошибочным движением — наугад — тронул его за плечо. И наложил стрелу на тетиву — он не мог держать мощный лук натянутым всё время, в этом отношении Тимке с самострелом было легче.

Услышать Тимка так ничего и не услышал — зверь двигался совершенно бесшумно. Но через несколько секунд увидел то, что Олег заметил ещё раньше.

Лось вышел на берег и застыл, как статуя. Он был огромен — явно больше двух метров в горбатой холке, расставленные ладони рогов с растопыренными пальцами отростков могли послужить креслом не то что Тимке, но и Вячеславу Тимофеевичу, пожалуй. Лось водил головой и был сейчас не только величественен, но и страшен. Скоро ведь и август, месяц, в который никакой зверь в лесу не осмелится попасться лосю на пути — медведя зашибёт, человека затопчет, смешает с землёй и ещё долго будет выплясывать, ревя, на этом месте… Олег чуть повернулся к Тимке, удерживая лук — и по губам Тимка прочитал: "Твой выстрел."

Ощущая сильнейший колотун, Тимка поднял самострел, заряженный как раз срезнем — широким и мощным. И тут же руки перестали трястись. На миг мелькнула жалость — ослепительная мгновенная вспышка на холодном фоне сосредоточенности.

Тим нажал спуск.

Самострел коротко, упруго щёлкнул. Фыркнув, лось напрягся — и сделал в сторону молниеносный скачок. "Промазал! — отчаянно подумал Тимка, выхватывая новую стрелу и вскакивая (отчего чуть не полетел в воду!) — Как же так, прома…"

Лось загудел — странный звук пронёсся над рекой — и, внезапно смолкнув, как отрезали, рухнул в воду. И больше не шевелился. Тяжело дыша, Тимка смотрел на это вытаращенными глазами, пытаясь зарядить самострел снова, пока Олег не хлопнул его по плечу:

— Точно в цель… — и выставил перед собой ладонь, сказал: — Тихо.

— Я… я ничего… — Тим убрал стрелу и вздрогнул всем телом. Олег засмеялся:

— Ну да, сейчас ничего. А то после первого раза всякое бывает. Я, например, на Яра с ножом бросился… Пошли, посмотрим. Тут брод должен быть повыше…

…Срезень разорвал лосю шею, и кровь до сих пор стекала в воду густой чёрной струёй. Очевидно, лось умер почти мгновенно.

— Точно в цель, — повторил Олег, наклоняясь к туше. — Ну что, давай разделывать. Я начну, а ты костёрчик запали.

Тимка уже хорошо знал, что доказательство умения хорошо "разобрать" такую добычу — это если ты делаешь работу одним ножом, ни разу не подтачивая его и не забрызгавшись выше кистей рук. До такого мастерства ему было ой как далеко. Да и очень уж это грязная была работа — разделка. Другое дело, что отворачиваться от неё нельзя, иначе быстро привыкнешь стрелять и убивать бездумно…

Пока Тим возился с костром, Олег успел сделать значительную часть работы и молча кивнул, когда Тимка предложил помочь. Какое-то время они быстро и сноровисто работали, потом неподалёку осторожно хрустнули кусты, Олег распрямился и засмеялся:

— Волк.

— Оставим ему? — кивнул Тим на кости и внутренности.

— Конечно, — Олег начал складывать крупные куски в ловко сооружённые из шкуры два мешка. — Голову не хочешь над кроватью повесить?

— Проснулся — и со страху коней двинул сразу, — согласился Тимка, — очень оригинально…

— Тогда язык и губы мы сейчас и оприходуем, — Олег примерился. — Лично я очень есть хочу…

— Я одеяла принесу? — вызвался Тимка, но Олег покачал головой:

— Не, мы сейчас туда вернёмся. Прикинь, заночуем тут, а кто его знает, кого ещё на водопой принесёт?

— Мамонта, — согласился Тимка. — Ладно…

…От костра остались одни угли. Мальчишки не стали раскочегаривать его заново, а просто лежали на одеялах и смотрели, как в небе собираются тучи. Было по-прежнему душно. Олег напевал — "а капелла", конечно, но очень здорово:

Тимка слушал. Он давно уже получил в личное пользование тот самый диск, напетый Олегом. Но, если честно, только здесь, в Светлояре, Тим понял, что есть огромная разница: слушать диск — или слушать живого человека. Он вздохнул и удобней устроил щёку на кулаке:

— Спой ещё, — немного смущённо попросил Тимка. — Пожалуйста.

Олег не стал ничего говорить — он просто, не меняя позы, запел снова:

Тимка молчал. Молчал и Олег. Тим видел, как отсветы углей выхватывают из темноты его щёку, бровь, ресницы с золотыми искрами в них. Глаз Олега был влажный.

Очевидно, Олег ощутил этот взгляд, потому что сел, подогнув ноги, усмехнулся, подмигнул Тимке и неожиданно запел — невероятно похоже на солиста: "Нау":

И Тимка подхватил припев, привстав на локте:

— самозабвенно пел Олег: -

— подхватил Тимка: -

— снова солировал Олег: -

— он перевёл дух, и Тимка закончил один: -

— сказал Олег, вытягиваясь на одеяле. — Концерт окончен, давай спать, а?