Подкова на счастье

20. УЛИЧНЫЕ СОЛДАТЫ

Тимка проснулся от холода. От того, что Найдён поднялся и ушёл. До этого они улеглись спина к спине на той же самой куче мусора, сунув руки в карманы, а тут сзади потянуло стылым ветерком, и Тим сел, обхватив себя за плечи.

Город по-прежнему шумел, хотя и меньше, как-то затаённей. Катя и Толик спали под куртками. Снаружи был виден туман и встающее над ним солнце. Тимка зевнул, передёрнулся и встал. Сделал было пару шагов к выходу, но остановился и начал смотреть на Катьку. Понимал, что она может проснуться, и он будет выглядеть глупо. Но всё равно стоял и смотрел.

Какая она красивая… Конечно, всё, что на ней надето, не стоит одной кроссовки некоторых Тимкиных одноклассниц. И они перекосились бы(и перекашивались!), пройди такая даже просто мимо.

Странно, — подумал Тимка. Я ведь и раньше видел таких девчонок… да и ребят. Но никогда не смотрел им в глаза. Не фыркал, как некоторые, не норовил спихнуть в лужу или просто оттолкнуть с дороги, но не смотрел, не удоставивал вниманием. А вчера, когда они шли сюда, Катькины глаза отражали звёзды. Тимка начал вспоминать, видел ли он раньше такое, потом помотал головой, решительно стащил майку и, осторожно прикрыв локоть и часть спины девчонки (она практически обе куртки потратила на брата), вышел на лестницу, а оттуда — наружу.

Найдён разминался. Без долгих слов Тимка занял место спарринг-партнёра, как бы этим подчёркивая, что о вчерашнем забыто… нет, не так. Что он принял и понял вчерашнее. Принял и понял именно сейчас, когда стоял над Катькой и — каким-то уголком сознания! — представлял себе, что вчера с ней сделали бы.

При мысли об этом он сам готов был убить тех девятерых ещё раз.

Найдён кинул его раз, ещё раз, припечатал по уху так, что в голове зазвенело… Тимка, рассердившись, собрался и врезал Найдёну в солнечное — удачно. Тот, распрямившись, улыбнулся и кивнул:

— Неплохо… Куда майку дел?

— Согрелись, по крайней мере, — проворчал Тимка, не отвечая на второй вопрос… — Что делать будем?

— Ларёк пойдём ломать, — серъёзно ответил Найдён. Тимка пожал плечами:

— Пошли.

— О как, — Найдён поднял бровь, подцепил с куста свою майку. — Пошли одеваться…

…- Адрес запомни, — повторил Найдён ещё раз. — Это за пустырём, там не ошибёшься. Приходите вечером туда, не бойтесь, вас там не тронут, а переночуете поудобней.

— Спасибо, мы придём, — кивнул Катя, протягивая Найдёну его куртку. Но смотрела она при этом на Тимку, который влезал в свою. Толик дёрнул сестру за штанину, что-то прошептал. Она засмеялась: — Он спрашивает, вы нас не бросите?

— Конечно, нет! — вырвалось у Тимки, и Найдён отвесил ему подзатыльник — сильный и резкий. А сам сказал:

— Приходите по этому адресу. Пошли, ну?

— Могли бы денег им дать, — буркнул Тимка снаружи.

— Мы не Армия Спасения, — отрезал Найдён…

…Дневной город был не очень похож на вечерний и ночной. Людей было больше, но казалось, что меньше. Они почти так же спешили, но на их лицах не было азарта — только скука, и Тим понял: они не хотят идти на работу, потому что не любят её, а просто зарабатывают на ней деньги ради вечера пятницы и вечера субботы. И от понимания этого становилось почти так же скучно, как им, этим людям. Хотя солнце светило, и было тепло, и зеленели деревья — всё равно становилось скучно.

Найдён широко шагал чуть впереди, и Тимка не спрашивал, куда они идут. Не потому, что было не интересно, а просто потому, что понял: тут не надо спрашивать. Придём — и он всё объяснит. Или покажет.

Нырнув в какой-то переулочек, мальчишки вышли к большой — в смысле, высокой и длинной — серой стене без окон. Вдоль неё шла асфальтированная тропинка, а впереди слышался шум.

— Это университет, — коротко сказал Найдён. И через несколько шагов добавил: — Подыгрывай, но молчи.

Тимка кивнул и подумал об Ирке и Толике. Как они сейчас крутятся возле какого-нибудь магазинчика. Но больше об этом думать он не стал, потому что тропинка свернула на большую площадь с фонтаном в центре. Возле стеклянных дверей с табличками над входом стояли, переходили от кучки к кучке, переговаривались не меньше сотни парней и девчонок в возрасте 15–20 лет. Тут и там виднелись свёрнутые знамёна, транспаранты, качались плакаты. Было шумно и царила атмосфера ожидания. Разговоры шли о музыке, о девчонках, изредка — об учёбе.

Найдён походкой никуда не спешащего, но заинтересованного человека — как будто не он минуту назад спешил, как на пожар! — прошёлся туда-сюда и причалил к группе человек из двадцати, стоявшей и сидевшей рядом с фонтаном. Поболтал в воде рукой, сощурился на солнце, и Тим поразился тому, как изменилось его лицо. Беспризорник! Ни вчера. Ни завтра. А в сейчас есть только тёплый денёк и лёгкое любопытство…

— Э, — кивнул Найдён, — чего тут у вас?

Он ни к кому не обращался специально и даже не слишком настаивал на ответе — чувствовалось по тону. Но кто-то бросил:

— На митинг идём.

По двум беспризорным мальчишкам скользнули взглядами сразу несколько человек и отвернулись, только кто-то перевесил пейджер вперёд от заднего кармана джинсов. Найдён хмыкнул:

— Хомячков защищать?

— Антифашистский, — снова снизошли до ответа.

Найдён преобразился. Вытаращил глаза, толкнул Тимку локтем:

— Антифашистский! Слыхал?! — и подошёл вплотную к тем, кто держал плакаты: — Э, пацаны! Мы с вами! Мы тоже фашистов ненавидим!

— Во ещё, — пробормотал кто-то, — делиться… — но его оборвали:

— Да ладно, пусть идут, чего…

— Да конечно пойдём! — возбуждённо говорил Найдён. — Антифашистский — это вещь… А чего это написано? — он остановился возле прислоненного к бортику бассейна плаката с яркой надписью. — За… про… прошедший… год… — с трудом прочитал он. — Это, — он толкнул Тимку. — Давай, чего тут, может, возьмём…

— Это мой, — сказал кто-то, но Найдён отмахнулся:

— Да ла-а-ана… Чего там, э?

— За прошедший год фашистами в России убито 38 иностранных студентов из… — и Тим довольно бойко, но тоже сбиваясь, зачитал список из названий десятка стран.

Найдён слушал младшего товарища, приоткрыв рот. Почесал висок и, осторожно оглядевшись, понизил голос, обращаясь к ребятам, заинтересовавшимся происходящим:

— Э… Ну это, пацаны… А вы чего… Эти? Колумбийцы? Или негры?

Вокруг захохотали. Вопрос Найдёна мог бы показаться издевательством, если бы не простодушный вид беспризорного и его щироко распахнутые глаза. Ощущая своё полное превосходство, студенты были настроены добродушно.

— Да не, при чём тут это? — сказал кто-то из них. — Русские мы…

— Во! — Найдён опять приоткрыл рот. — А чего ж вы за них типа вписываетесь? — он нагнулся к плакату и прочёл: — Мь… янма… О, блин, имечко… Тоже негр?

Хохот усилился. Рыжеволосый парень с "хвостиком" сказал:

— Не, это не имя. Страна такая… Как чего вписываемся? Хотим сказать "нет" фашизму. Смотри, сколько они людей убили, прикинь? В Германии тоже с этого начиналось.

— Да, тридцать восемь это офигеть… — покивал Найдён. — Прямо так убили?

— Ну. Скинхеды там разные, нацболы… Всякие такие.

— Это надо же, тридцать восемь за год… — Найдён вздохнул. — И чего?

Это… много фашистов у вас в универе? Типа, махач будет, наверное? Арматурой надо запастись…

Снова хохот. Настроение у всех было хорошее. Рыжий объяснил:

— Да у нас их и нет никого, ты чего? Во-первых, они в основном в центральной России — Москва там, Питер, ну — Воронеж… А во-вторых, они же почти все из таких семей, знаешь, ну — предки там безработные, неполные семьи… Так, пройдём до мэрии, постоим и разойдёмся часа через два.

— Во, — найдён заморгал. — А чего тогда протестовать, если их у вас нету?

— Ну как же… — начал рыжий, но замолчал. И все вокруг слегка растерянно молчали, а собралось уже не меньше полусотни человек. Найдён пожал плечами:

— Чё-то я не того… Пурга какая-то… Фашистов нету, а вы протестуете… Фуфлень… Скажи? — он толкнул Тимку.

— Ну, — хрюкнул тот, искренне наслаждаясь происходящим. А Найдён продолжал с тупой основательностью развивать свою мысль:

— Я типа как понимаю это дело? Фашисты — они те, кто для своего народа в первую башку опасный, по телику на вокзале так базарили… Ну там они всякое такое… Я думал, счас тут такая толпень вывалит нам навстречу, все тоже, как по телику, бритые, с цепаками — и пошла махаловка…А их и нету в городе совсем? Чё тогда протестовать-то? — Найдён хмыкнул. — Да и это… — он указал на плакат небрежным движением через плечо. — Тридцать восемь чурок каких-то… Я вот слышал такое, что они, эти Мьянмы, через одного наркотой приторговывают… У вас как в универе? — по толпе прошло какое-тосмущённое движение. — Ну, врут может, я не в курсах… Но это. Вот вы говорите — мы русские, в натуре. А чего чужих защищаете? Это не по-пацански. Вписываться надо за своих… Не, ну я понимаю, когда всё нормалёк — тогда чего кипеш подымать… Вон, — Найдён ткнул пальцем через площадь, — во, видали, игрушки стоят? Мне один умный мужик говорил — за прошлый год в России человек двести, что ли, с собой покончили. Ну это — проигрались и того, капец… И это. Опять же, нар кота… Сколько от неё поумирали? Тыщи, наверное… Я думал чего — вы против тех фашистов, которые всё это делают. Или которые законы фуфловые принимают… Точно же всё — они и есть фашисты, от них и вред главный народу… Разные там депутаты, ментозавры, чмошники всякие, которые за деньги чё угодно сделают… Во, плакаты у вас, — Найдён щёлкнул ногтем по краю плаката, на котором зверского вида амбал с бритым черепом избивал дубинкой субтильного юношу негритянского вида. — В цвете…За один такой плакат нам вот с ним, — кивок на Тимку, — можно это — трёхразовое ресторанное питание на сутки обеспечить. А вы помашете — и в мусор… Бороться с чем надо? Во, написать бы на плакате — даёшь деньги на детские дома! — и в богатый квартал. Во было бы дело, я б точно пошёл, пусть эти крысы за заборами почешутся! У меня чё — из-за скинхедов, что ли, дома нету? Или вон его семью, — снова движение головой в сторону Тимки, — нацболы ограбили, когда эти — вычучеры, ну…

— Ваучеры, — тихо сказала какая-то девчонка.

— Ну да. Тогда. Один хрен. Не, это вы какую-то лажу затеяли, — Найдён покачал головой и улыбнулся. — Не в тему.

В толпе снова произошло движение — но уже энергичное и резкое, она раздалась, и перед мальчишками оказался хорошо одетый молодой мужчина с жирным лицом и бегающими глазками, спрятанными за очками. По бокам двигались два университетских охранника с дубинками.

— Ну-ка, пошли отсюда, крысята, — с одышкой сказал толстяк. Видимо, он очень спешил. На какой-то миг его глаза замерли, уставившись в лицо Тимке — и тот вдруг с холодком понял, что этот тип его, Тимку, ненавидит. Заочно. Именно так.

— А чего это мы должны идти? — лениво спросил Найдён.

— Вы срываете официальное мероприятие, — прошипел толстяк. Найдён захохотал:

— Обба! Признался наконец-то! Что, — он снова обратился к ребятам, — полста рублей за час? Иуда взял тридцать, но серебром — и за один поцелуй, так что продешевили вы с Родиной, могли бы и дороже взять, борцы за достоинство малых народов! Мероприятие-то — официальное! Небось, и денежки из горбюджета взяли — и на плакаты, и на оплату — по статье "социальные расходы", а?!

— Уберите их! — завизжал толстячок. Охранники двинулись вперёд…

— Мужики. — весело и зло сказал Найдён, — не надо. Ваш номер тут тринадцатый и стоите вы с краю, ведь и вас заденет, в одной стране живём и одни Мьянмы нам и вашим детям наркоту продают… ну, как хотите!

Один из охранников словно бы сам врубился пахом в подставленную ногу Найдёна и в дискуссии больше не участвовал. Второй, мгновенно озверев. Секунд десять пытался достать, бросаясь туда-сюда, Найдёна дубинкой. Тимка, подобравшись на всякий случай для рывка, напряжённо следил за ними.

— Оп!.. Не туда!.. Ещё!.. Мимо!.. Ну?!. Ай, какой неловкий!.. Помахал?.. Хорэ.

— Умп! — икнул охранник, складываясь вдвое и валясь на асфальт — Найдён рубанул его по виску ладонью и, на лету подхватив дубинку, нанёс толстячку, не успевшему сдвинуться с места, страшный удар в переносицу. Хрустнули разбитые стёкла. Взвизгнул по-крысиному, падая на спину с залитым кровью лицом, толстячок.

— Привет Грёбаной Федерации от России, — сказал Найдён, зашвырнув дубинку в бассейн. Оглядел застывшую толпу. Спихнул в воду плакат и скривил губы: — Расходитесь, дурачки. И поймите: "фашист", "коммунист", "демократ" — это наклейки на товаре. Ярлыки. И всё. Если на пачку печенья наклеить надпись — "гавно" — вы что, поверите наклейке?.. А дома поинтересуйтесь у своих прадедов — хоть раз, у кого ещё живы! — кто такие фашисты. Сравните. И подумайте. Тоже первый раз в жизни подумайте. И ещё. При тех фашистах были полицаи. Устроились за деньги. И думали, что навсегда. Но их Россия покарала куда строже, чем их хозяев. За предательство… Я не слишком сложно говорю? Вы ж студенты, должны понять… Всё. Разошлись по домам.

В немом недоумении Тимка смотрел, как толпа молча расходится с площади. Оставив плакаты, знамёна и транспаранты, всасывается в улицы и переулки. Исчезает.

Вдали взвыла милицейская сирена…

…- Ну а теперь займёмся делом, — сказал Тимке Найдён, когда они, пробежав километра два дворами и закоулками, выскочили на берег речи и отдышались.

— А до сих пор было не дело?! — вполушутку ужаснулся Тимка. Найдён пожал плечами:

— Ну, вчера вечером — да, дело. А остальное — этюды на тему…

— Ничего себе этюды, парой слов разогнать митинг… — Тимка присел на траву. — Есть охота.

— Поголодаем… Смотри.

На противоположном берегу стояли ментовская машина, скорая помощь, небольшая группка любопытных. Двое ментов вытаскивали баграми из реки полиэтиленовый мешок, положили на траву. Один распорол полиэтилен — Тимка различил человеческую голову со слипшимися волосами…

— Ещё одна ночь минула без происшествий, — серьёзно сказал Найдён.

— Трупы?! — вырвалось у Тимки. Найдён кивнул, пихнул младшего мальчишку ногой:

— Подъём, пора…

…До самого вечера мальчишки были на ногах. Тимка одурел от усталости (не столько физической, сколько моральной, что ли?), голода и обилия впечатлений, в основном — тяжёлых. Казалось, что город кишит беспризорными мальчишками и девчонками. Они таскали грузы на рынке и у магазинов. Они торговали друг другом на бензозаправках и мыли машины на стоянках. Они покуривали возле памятников и плескались в реке на замусоренных пляжиках. Они шли, бежали, стояли, сидели, лежали, смеялись, плакали, дрались… С некоторыми Найдён разговаривал. Пару раз заходил в какие-то подвалы или на чердаки, оставляя "на стрёме" Тимку. Пару раз мальчишки перетаскивали какие-то сумки. Пару раз убегали от Ментов. И около семи вечера Тимка устало опустился на лавочку возле памятника героям Великой Отечественной. Посмотрел на него снизу вверх — у молодого солдата было печальное лицо. Что ж; Тимка его понимал. Он ощущал себя так, словно его пожевали нечищеными зубами и выплюнули. Даже голод притупился.

— Держи, — Тимка увидел перед своим носом тарелку с шашлыком. Найдён сел рядом, скинул кроссовки, поставил на колено вторую.

— Откуда?! — Тим захлебнулся слюной.

— От него, — Найдён указал на торговца-кавказца, раскинувшего павильончик неподалёку. Тот помахал мальчишкам, иТим подозрительно спросил:

— А что ему надо?

— Да ничего, — пожал плечами Найдён и, видя растерянность Тимки, засмеялся: — Ты только не начни думать, что они все сволочи, есть у некоторых наших такая заморочка в мозгах. Просто хороший человек, точно тебе говорю. И шашлык не из собачины, ешь давай.

Но Тимка уже урчал над кусками мяса — немного недожаренного, с кетчупом и луком. Давясь, он сказал:

— Ну и денёк… Сколько же тут беспризорных?!

— Не так уж много, — Найдён облизал пальцы в очередной раз. — Около пяти тысяч. По сравнению с Москвой и Питером… или даже с Омском или Новосибирском — ерунда, там десятки тысяч… О, кто к нам идёт!

Тимка было опасливо вскинулся, но увидел вчерашнего уличного певца. Он шагал по аллее, держа гитару на груди. Поравнялся с торговцем, махнул рукой:

— Э, гамарджоба, чито-гурито!

— Пашол ты, — дружелюбно ответил торговец. — Шашилик будэш?

— Потом, всё потом, я ещё работать не начал… — певец присел рядом с мальчишками, бухнул к ногам каску, подмигнул им… и безо всякого предупреждения запел, молниеносно приведя гитару в боевую готовность:

Оказалось, что уже собралась небольшая толпа — ещё какие-то беспризорники, просто мальчишки, молодые парни, мужики, женщины, пара стариков… Тимке показалось, что взгляд солдата-памятника потеплел…хотя этого, конечно, не могло быть. А гитарист кивнул всем окружающим, как добрым знакомым и сказал:

Тимка покосился на Найдёна, взглядом спросил: "О нас." Найдён прикрыл глаза. А из толпы кто-то попросил:

— Слушай, давай "Шаолиньскую походную"!

— Да за ради бога! — охотно отозвался тот, перебирая струны.

— Хорошо спето, — одобрил, вставая, Найдён.

— Да и сделано неплохо, — ответил певец, усмехаясь.

— Пошли, — кивнул Найдён Тимке, который намеревался уже слушать дальше — благо, продолжение концерта явно намечалось.

Они отошли шагов на сто, когда Тим опомнился:

— А куда мы идём ночевать? Туда же, где… ну, Толька с сестрой?

— Нет, — покачал головой Найдён, — в другое место. Шагай живей, нам вставать рано.