Подкова на счастье

5. И Г О Р Ь

Нельзя сказать, что Тим совсем не бывал в лесу. Бывал, и довольно часто — в лесу было прежне место службы родителей, много раз он выбирался на прогулки или на пикники в других местах, но тоже в лес. И всё-таки тайга поразила его ещё в первый день.

Молчаливый и суровый мир зелёных великанов, похожих на шлемы сопок и медленных рек, могучих и величавых (Ангара, через которую они переправлялись в первый день, вообще поразила Тимку), над которым было только небо… Если бы Тимка чуть больше читал, он бы нашёл слова для сравнения и восхищения… а так он мог только смотреть, приоткрыв рот — а что-то такое бродило у самого языка и (дядя заметил это, только не подавал виду) сияло из глаз мальчишки. Перед тем разговором над утренней рекой ему опять приснился сон, который Тимка только когда они располагались на привал, и он волок к костру охапку хвороста. Сон был коротким и ярким — просто над таёжным простором, на высоком холме, появилась колесница, и высокий человек снял с волос крылатый золотистый шлем. В низине ещё была ночь, но в этот момент солнце расплавленной бронзой хлынуло с холма, стирая темноту — и стала видна вереница людей и повозок, идущая распадком. А человек поднял руку, словно подпирал солнце ладонью…

… — Ничего удивительного, — сказал дядя, вскрывая консервную банку. — Этими местами шли на запад несколько тысяч лет назад племена наших предков, ариев, после того, как погибла их прежняя родина на севере. Ты просто видел генетический сон.

— Генетический? — нахмурился Тимка, следя за тем, чтобы котелок висел на хорошем огне.

— Генетическая память — то, что видели и знали твои предки… — пояснил дядя. — Про это не рекомендуется говорить — уж слишком разнится то, что приходит в снах, с официальной историей… У меня есть один приятель, он себя называет "коллекционер сновидений"… ну, это ладно. Есть старая повесть писателя Щербакова — "Далёкая Атлантида". Там всё популярно изложено… хотя — ты ведь мало читаешь?

— Да так… — пожал плечами Тимка.

— Ясно, — кивнул дядя. — Учти: только чтение развивает правое полушарие мозга. А именно правое полушарие отвечает за логическое мышление, фантазию, умение обобщать и делать выводы… Короче, за всё, что отличает человека от механизма. Ты случайно не читал "Песнь Сюзанны" Стивена Кинга?

— Читал! — обрадовался Тим. Он сам себе не хотел в этом признаваться, но ему было стыдно перед дядей, что он, Тим, мало читает. — Я весь сериал про Башню…

— Уже хорошо… Помнишь, как мальчишка Джейк "поменялся местами" с ушастиком, чтобы прорваться через ловушку, созданную собственной фантазией? И как зверёк представлял себе мозг мальчика — два зала, в один из которых он боялся даже заглядывать, чтобы не потеряться? Этот зал — и есть правое полушарие. Большинство твоих сегодняшних ровесников и есть такие зверьки, которые легко теряются во всех тех возможностях, которыми их наделяет потенциально собственный мозг. Они не умеют ими пользоваться и не хотят уметь, потому что это требует усилий, работы над собой — то есть, противоречит лозунгу "расслабься и отдыхай!" А он у многих работает уже на подсознательном уровне.

— А твои… подопечные, — немного уязвлённо сказал Тим, — они много читают, что ли?

— Мне иногда кажется, что даже слишком, — признался дядя, помешивая кашу — гречку со свининой. — Суп посмотри… Вообще-то безобразие — питаться концентратами, но иногда ничего лучше, а главное — быстрее не придумаешь. Хотя — зимой чаще берём с собой мороженый борщ кусками, пельмени… Меня когда в юности по земле носило, я видел один раз на Севере, за Полярным, — дядя неопределённо махнул рукой, — как в дальних посёлках пиво мороженое хранят. На целую зиму закупят в центре, заморозят и вывешивают в сени в мешках…

— Да ладно, — засмеялся Тимка.

— Нет, правда…

— Слушай, — Тим понял, что ему легче и… приятней что ли? — называть дядю на "ты", — а вот другой дороги нет, что ли?

— А дороги вообще нет, есть направление, — пожал плечами дядя. — Но в принципе три дня и есть три дня. Или день, если верхом, но с конями в городе проблемы — где оставить и всё такое.

— Не, я понимаю… А вот в школу на экзамены, в ВУЗ там — это что, каждый раз вот так пешком добираются?

— Ну да.

— И зимой?! — ужаснулся Тим.

— Конечно, — кивнул дядя и, проследив Тимкину реакцию, засмеялся. — А что в этом страшного?

— И ты их каждый раз провожаешь туда-сюда?

— Зачем? — в свою очередь удивился дядя. Тим промолчал, снял с огня котелок. — Понимаешь, племяш, — мягко сказал дядя, — у нас, у русских, есть одно неприятное национальное качество. Это не то, что мы там водку пьём или что… Нет. Мы очень любим себя считать дураками. Мы сделали практически все открытия во всех отраслях науки, техники, культуры и искусства раньше других — но ничего не запатентовали. Стеснялись. Или просто некогда было. А вот другие не стесняются нас обкрадывать и нам же наши изобретения продавать как свои. И гордятся тем, что "обучают русских варваров". А наши предки были куда умнее нас… Они понимали, в частности — не будем рассуждать про Ломоносовых, Кулибиных, Зворыкиных и братьев Черепановых[3] — что воспитанием мальчика надо заниматься. Мужские черты характера никогда не раскрываются сами, в отличие от женских. Для того, чтобы мальчик стал мужчиной, его надо с раннего детства и до зрелости, лет до 18–20 — постоянно ставить в тяжёлые условия, которые будут требовать от него напрягать мозги и мышцы. Если этого не делать — вырастет инфантильный капризный придурок. Каковыми являются большинство "мужчин" в современном мире. Не только в России и даже не столько в России пока что, слава богам… Помнишь, — дядя поставил котелок остыть и удобней устроился на лапнике, — как часто возникают скандалы из-за смертей в военно-спортивных лагерях? Обращал внимание?

— Ну… да, что-то такое слышал, — кивнул Тимка.

— Там кто-то скончался от перенагруза, там кто-то что-то сломал, там кто-то утонул где-то… Ну и что? — неожиданно спросил дядя. — Умер, сломал, утонул — значит, был недостаточно быстр, силён, ловок. Никто ведь не заставляет ехать в эти лагеря силой. И мне отрадно слышать хотя бы то, что эти пострадавшие ребята отказывались от возможности "откосить". Хотели быть не хуже других. Хотели быть с товарищами. Значит, ещё что-то мужское в нас есть… А на Западе… — дядя махнул рукой. — Суп отодвинь, убежит… На Западе они людей-то в армию с трудом набирают. Это при тамошних льготах и жалованье! Трудно, видите ли, объяснить нынешней молодёжи, зачем надо вставать в такую рань… А всё от того, что забыли — мальчика нужно мучить, чтобы вырос мужчина. Элементарно мучить.

— Ничего себе философия… — слегка ошарашенно похлопал глазами Тимка. — Так за это и посадить могут.

— А у нас за многое могут посадить, — буркнул дядя, извлекая ложки. — За то, что свой народ любишь, например… Думаешь, мои подопечные сперва не пищат, которые новенькие? Пищат. А ведь они беспризорники! Ко всему привыкшие! Но пищат только сперва. Потом понимают — что это естественно. И не видят ничего странного в том, что в тридцать градусов можно три дня идти по лесу, чтобы сдать зачёты за четверть… Разливай суп, готово, а то убежит.

Уже доскребая остатки каши, дядя возобновил разговор:

— Вот хрестоматийный вопрос… Случись завтра настоящая война — пойдёшь защищать Россию?

— Пойду, — хмуро ответил Тимка. — Честно пойду.

— Верю, — неожиданно кивнул дядя. — Как ни странно — верю, что и ты пойдёшь, и русское зашевелится даже в тех, о ком с первого взгляда и не скажешь этого… Но пойти-то, племяш, мало. Надо ещё и уметь. А вы не умеете. Ни кровь остановить, ни стрелять, ни боль терпеть, ни в лесу заночевать, ни голодать… Да ты, Тимка, не бойся, — улыбнулся он вдруг. — Я и не думаю тебя заставлять что-то делать. Я же сказал Ольке — ну, матери твоей — что будешь отдыхать, как сам захочешь. У нас там рыбалка, река, разное другое, а если уж не можешь без этого — то и компьютеры есть, и хорошие. Будешь жить, как нравится, ты гость, ребята поймут. А что я тебя сейчас пешком тащу — так и правда: нет другого пути…

…- А как вы сюда-то попали? — спросил Тимка, шагая рядом с дядей. Тот на переходах требовал молчания, но сейчас отошёл от этого правила — наверное, потому что впереди уже близко был финиш.

— А никак… Верхом ехали, целым караваном, в начале июня. Всё на лошадях везли… Нашли хорошее место, ну и… "тут будет город заложён". А формальности я задним числом улаживал… — дядя засмеялся. — Вот когда я наломался! Старшим-то было по девять лет, какая от них помощь? Ну это я думал так. А они ведь как одержимые работали, почище меня. Понимаешь… — дядя усмехнулся. — Как будто поняли — своими руками для себя новую жизнь… ну, что-то в таком духе. Хотя тяжело пришлось. Ой как. Но никто не пожаловался ни разу… — дядя подумал и признался: — Расшириться хочу. Человек двести набрать, чтобы посёлок был… Но один я не потяну. Ищу людей потихоньку, тропки пробиваю туда-сюда… Может, со следующего лета начну… К нам ведь раза три и не сироты, не беспризорники прибегали, Тим. Первый раз пацан, потом девчонка, потом двое пацанов. И все из семей, из благополучных в общем-то. Через тайгу добирались, сами: возьмите, мы там больше не можем, там все врут и вообще… Ну я как их оставлю? Отправлял обратно сам, а понимал — зря… Но у меня и так нелады вечные с властями, только за счёт их жадности держусь, а тут уж уголовщина получится…Я пару раз думал: плюнуть на всё и вообще в тайгу уйти, вглубь. Но ребятам образование нужно. Дипломы-то я бы купил, какие хочешь. А знания… — дядя цыкнул зубом. — Я вот без высшего образования. Знаю много, от бухгалтерии до охоты. Но это всё практика, нажитое. И иной раз путём изобретания велосипеда… Вот Игорь ВУЗ закончит, другие старшие поступят — тогда опора понадёжней будет. Я ведь, Тимка, не один такой. Таких гнёзд по России много раскидано… да и за рубежом есть… Там тоже не все от нынешней жизни кайф ловят. Иногда сижу, думаю — в пору какую партию создать, что ли… или боевую организацию… — Тимка посмотрел на дядя и не смог понять, шутит тот, или всерьёз. — Иногда кое-кого и прибрать надо…под травяное одеяльце, чтобы не смердел… А потом понимаю: не потяну. У меня с прошлой жизни отвращение к конторам, уставам, отчётам… Вот присоединиться к кому — это я бы пожалуй…

Высоцкого не слушаешь? — засмеялся дядя и во всю мощь лёгких запел, очевидно, окончательно расслабившись от предчувствия возвращения домой:

— и вдруг насторожился, почти стойку сделал и довольно сказал: — Всё-таки почуяли.

— Кто?! — встрепенулся Тимка. — Волки? Медведь? — за всё время путешествия он ни разу не видел крупных зверей, но внутренне ждал такой встречи и жалел, что у дяди нет огнестрельного оружия.

— Хуже, — с весёлой сердитостью отозвался дядя. — Смотри, — Тимка добросовестно зашарил глазами вокруг, но ничего и никого не обнаружил. — Да не туда…

— А вот сюда! — послышался звонкий весёлый голос. — С возвращением, дядь Слав!

Тим вскинул голову — и тут же опустил её, прослеживая стремительное падение. С толстой ветки (ну честное слово, Тим внимательно на неё смотрел!!!) метрах в четырёх над тропинкой соскочил мальчишка и, присев на миг на корточки, встал, выпрямился, широко улыбаясь.

— С возвращением, — повторил он.

Тимка с любопытством и лёгким удивлением рассматривал паренька. Он был постарше Тимки года на два, плечистый и рослый, в кожаной бурого цвета безрукавке на голое тело и таких же штанах (вся одежда была явно самодельная, с аккуратными, но отчётливо ручными стежками), босой (а ноги от щиколотки под колено прямо поверх штанов охватывали тоже кожаные краги или что-то вроде — со шнуровкой сбоку, и кожаные же напульсники на шнуровке закрывали обе руки от запястья до середины предплечья). Светло-русые длинные волосы были схвачены в хвост на затылке и небрежно перемешаны с каким-то мусором. Очень загорелый, всё с той же татуировкой на плече, мальчишка улыбался крепкими белыми зубами (Тимка почему-то машинально поискал звериные клыки и не нашёл). Слева на широком поясе с чеканной тёмной пряжкой, проходившим через петли штанов, висел в чёрных ножнах длинный нож, в полруки, с деревянной рукоятью. Справа — короткий — вернее, короче — чуть изогнутый, в ножнах, расшитых бисером. И тут же, в петле — топор, такие Тимка видел только в кино — длинное топорище, необычной формы, хищное полотно, закрытое чехлом. От левого бока вперёд торчали разноцветные оперения полудюжины стрел, лежавших в жёстком колчане, висящем на перевязи через плечо. Ну а в левой руке мальчишка держал лук — с двойным крутым изгибом, обмотанный берестой, длиной хозяину по плечо, он меньше всего производил впечатление изделия заигравшегося в индейцев переростка.

— Это Тимка, — кивнул уже как ни в чём не бывало дядя. — Тимка, а это Игорь. Игорь Первенцев. Семь лет назад он ко мне подошёл на вокзале и произнёс историческую фразу: "Дядь, дай поесть!" По-моему, он с тех пор неплохо отъелся, а?