Подожди до весны, Бандини

10

Похороны в понедельник утром стали эпилогом. Идти туда ему совсем не хотелось; довольно с него грусти. Когда Август и Федерико ушли в школу, он уселся на ступеньках веранды и подставил грудь теплому январскому солнышку. Еще чуть-чуть – и уже Весна: еще две-три недели, и клубы Большой лиги отправятся на юг, на тренировки. Он стащил с себя рубашку и улегся лицом вниз на сухой бурый газон. Нет ничего лучше хорошего загара – нет ничего лучше, чем хорошенько загореть раньше всех остальных пацанов в городе.

Хорошенький денек – денек просто как девочка. Артуро перекатился на спину и засмотрелся, как облака валятся к югу. Там, наверху, большой ветер дует; он слыхал, тот спускается с Аляски, прилетает из России, но высокие горы прикрывают их городок. Он подумал о Розиных книжках – как они обернуты синей клеенкой цвета этого утреннего неба. Легкий день, мимо прогуливается пара собак, делая краткие остановки под каждым деревом. Он прижал ухо к земле. На северной стороне города, на Высоком Кладбище Розу сейчас опускают в могилу. Артуро нежно подул в землю, поцеловал, попробовал кончиком языка. Он когда-нибудь заставит отца вырезать Розе надгробье.

Перед крыльцом Глисонов через дорогу остановился почтальон, подошел к дому Бандини. Артуро поднялся и взял у него письмо. От Бабушки Тосканы. Он занес конверт в дом и стал смотреть, как мама его разрывает. Внутри лежали короткая записка и пятидолларовая банкнота. Мама засунула деньги в карман, а записку сожгла. Артуро вернулся на лужайку и снова растянулся на земле.

Через некоторое время Мария вышла из дому с уличной сумкой. Он ни щеки не оторвал от сухой лужайки, ни ответил ей, когда она сказала, что вернется через час. Лужайку перешла одна собака, принюхалась к его волосам. Черно-коричневый пес, крупные белые лапы. Артуро улыбнулся, когда большой теплый язык облизал ему уши. Одну руку свернул калачиком, и пес устроился в выемке головой. Вскоре зверь уснул. Артуро приложился ухом к мохнатой груди и стал считать удары сердца. Пес открыл один глаз, подскочил и начал лизаться с ошеломляющей нежностью. Появились еще две собаки, чуть ли не бегом, весьма деловито интересуясь деревьями вдоль дороги. Черно-коричневый навострил уши, заявил о своем присутствии осторожным «гав» и помчался за ними. Те притормозили и зарычали, приказывая ему оставить их в покое. Поникнув, черно-коричневый вернулся к Артуро. Тот сочувствовал животному всем сердцем.

– Оставайся тут со мной, – сказал он. – Будешь моей собакой. Тебя зовут Джамбо. Старина Джамбо.

Джамбо радостно кувыркнулся и снова принялся за физиономию Артуро.

Он как раз устроил Джамбо ванну в кухонной раковине, когда из города вернулась Мария. Она завопила, выронила кульки, удрала в спальню и захлопнула за собою дверь.

– Убери его! – закричала она. – Убери его отсюда немедленно.

Джамбо вырвался из рук и в панике выскочил из дома, орошая все водой и мыльной пеной. Артуро бросился за ним, умоляя вернуться. Джамбо на ходу припадал к земле, описывал широкие круги, катался на спине и досуха отряхивался. Наконец скрылся в угольном сарае. Из дверей поднялось облачко черной пыли. Артуро остановился на заднем крыльце и застонал. Весь дом по-прежнему пронзали материнские вопли из спальни. Он подскочил к двери и попробовал ее утихомирить, но мать ни в какую не желала выходить, пока он не запрет и переднюю, и заднюю двери.

– Да это же просто Джамбо, – успокаивал он. – Всего-навсего моя собака, Джамбо.

Она вышла на кухню и осторожно выглянула в окно. Джамбо, весь черный от угольной пыли, по-прежнему метался кругами по двору, то и дело валясь на спину, вскакивая – и по новой.

– Он похож на волка, – сказала она.

– Он наполовину волк, но очень дружелюбный.

– Я его тут не потерплю, – заявила она.

Это, он знал, – начало противостояния, которое продлится не меньше двух недель. Так было со всеми его собаками. В конце концов Джамбо, как и его предшественники, будет преданно ходить за нею по пятам, не обращая внимания больше ни на кого в семье.

Он смотрел, как мать разворачивает покупки.

Спагетти, томатный соус, римский сыр. Но раньше по будням у них спагетти никогда не было. Спагетти – исключительно для воскресных ужинов.

– Чего ради?

– Небольшой сюрприз для твоего отца.

– Он возвращается домой?

– Он будет дома сегодня.

– Откуда ты знаешь? Ты что, его видела?

– Не спрашивай. Я просто знаю, что сегодня он будет дома.

Он отрезал кусочек сыра для Джамбо, вышел наружу и позвал. Как выяснилось, Джамбо понимал команду «сидеть». Артуро пришел в восторг: вот вам разумная собака, а не просто дворняга. Вне всякого со-

мнения, разум унаследовал от волков. Вместе с Джамбо, который бежал рядом, опустив нос к земле, вынюхивая и помечая каждое деревце по обеим сторонам улицы то в квартале впереди, то на квартал отставая, то уносясь вперед и лая на него, Артуро зашагал на запад, к низким предгорьям, за которыми топорщились белые вершины.

На границе города, где Дорога Хильдегардов резко сворачивала к югу, Джамбо зарычал волком, осмотрел сосны и кустарник по обе стороны и нырнул в овраг: его угрожающий рык – как предупреждение всякой дикой твари, что осмелится против него выйти. Ищейка! Артуро смотрел, как пес петляет по кустам, чуть ли не волоча брюхо по самой земле. Что за пес! Наполовину волк, наполовину ищейка.

В сотне ярдов от вершины холма он услышал звук, теплый и знакомый с раннего детства: постукивание молотка по зубилу – отец раскалывает камень. Он обрадовался: значит, отец будет в своей робе, а он любит отца в робе, так к нему легче подойти.

Слева затрещали кусты, и на дорогу пулей вылетел Джамбо. В зубах он держал дохлого кролика – тот сдох много недель назад, вонял разложением. Джамбо описал по дороге полукруг ярдов в двенадцать, выронил добычу и улегся смотреть на нее, распластавшись мордой по земле, задрав зад, елозя взглядом с кролика на Артуро и обратно. В горле у него свирепо зарокотало, стоило Артуро подойти поближе… Вонь была тошнотворной. Он подскочил и попытался пинком отшвырнуть падаль с дороги, но Джамбо выхватил кролика из-под самой его ноги, вскочил и победным галопом пустился наутек. Несмотря на вонь, Артуро наблюдал за ним в восхищении. Ну и пес! Наполовину волк, наполовину ищейка, наполовину охотничья собака.

Но он забыл и о Джамбо, и обо всем на свете, забыл даже то, что хотел сказать, когда голова его вынырнула из-за вершины холма и он увидел, что отец наблюдает за ним: молоток в одной руке, зубило – в другой. Он стоял на самом верху и ждал без единого движения. Долгую минуту Бандини смотрел прямо ему в лицо. Затем поднял молоток, прицелился зубилом и вновь ударил по камню. Артуро понял, что он не совсем некстати. Он пересек грунтовку к тяжелой скамье, над которой трудился Бандини. Ждать пришлось долго, щурясь, чтобы осколки камня не попали в глаза, прежде чем отец заговорил:

– Ты почему не в школе?

– Нет занятий. У них похороны.

– Кто умер?

– Роза Пинелли.

– Девочка Майка Пинелли?

– Да.

– Никудышный он человек, этот Майк Пинелли. Шестерит на забастовках в шахте. Никуда не годный.

Он продолжал работать. Обтесывал камень, чтобы тот вошел в сиденье каменной скамьи где нужно. На лице еще виднелись следы Рождества – три длинные царапины вдоль щеки, будто линии коричневого карандаша.

– Как Федерико? – спросил Бандини.

– Нормально.

– Как Август?

– Все в порядке.

Тишина, только молоток позвякивает.

– Как у Федерико в школе?

– Нормально, наверное.

– А у Августа?

– У него все в порядке.

– А у тебя – у тебя хорошие отметки?

– Нормальные. Молчание.

– Федерико хорошо себя ведет?

– Конечно.

– А Август?

– Нормально.

– А ты?

– Наверное.

Молчание. Он видел, как к северу собираются тучи, на вершины ползет дымка. Оглянулся, ища Джам-бо, но того и след простыл.

– Дома все в порядке?

– Шикарно.

– Никто не болеет?

– Не-а. У нас все прекрасно.

– Федерико по ночам хорошо спит?

– Конечно. Каждую ночь.

– А Август?

– Ага.

– А ты?

– Конечно.

Наконец он это произнес. Чтобы сказать, пришлось отвернуться, встать к нему спиной, подобрать тяжелый камень, что потребовало всей силы в шее, в спине и руках, чтобы с быстрым вздохом вырвались слова:

– Как Мамма?

– Она хочет, чтобы ты вернулся домой, – ответил он. – Готовит спагетти. Она хочет, чтобы ты был дома. Она мне сама так сказала.

Отец подобрал еще один камень, на сей раз крупнее, с огромным усилием, аж лицо побагровело. Встал над ним, тяжело дыша. Рука потянулась к глазам, палец смахнул капельку с крыла носа.

– Что-то в глаз попало, – объяснил он. – Каменная крошка.

– Я знаю. Мне тоже попадало.

– Как Мамма?

– Нормально. Шикарно.

– Больше не злится?

– Не-а. Хочет, чтобы ты был дома. Сама мне сказала. Спагетти на ужин. Значит, не злится.

– Я не хочу больше никаких скандалов, – сказал Бандини.

– Она даже не знает, что ты здесь. Думает, ты живешь с Рокко Сакконе.

Бандини вгляделся в его лицо.

– Но я действительно живу с Рокко Сакконе, – ответил он. – Я у него все время жил, с тех самых пор, как она меня вышвырнула.

Хладнокровное вранье.

– Я знаю, – сказал он. – Я ей так и говорил.

– Ты ей так и говорил. – Бандини отложил молоток. – А ты откуда знаешь?

– Мне Рокко сказал. С подозрением:

– Понятно.

– Папа, ты когда придешь домой?

Отец отсутствующе посвистел, какую-то песенку без мелодии, простой свист безо всякого смысла.

– Я могу никогда не прийти, – произнес он. – Как тебе это понравится?

– Мамма тебя хочет. Она тебя ждет. Она по тебе скучает.

Отец подтянул ремень.

– Скучает, вот оно как. И что с того? Артуро пожал плечами.

– Я знаю только, она хочет, чтобы ты был дома.

– Может, и приду. А может, и нет.

И тут лицо его исказилось, ноздри задрожали. Артуро тоже почувствовал. У него за спиной сидел Джамбо, зажав трупик в передних лапах, слюна капала с большого языка, а сам он смотрел на Бандини и Артуро: ему явно хотелось еще раз поиграть в перетягивание каната.

– Вали отсюда, Джамбо! – прикрикнул Артуро. – Убери его!

Джамбо оскалился, в горле у него заворчало, и он прикрыл трупик кролика мордой. Он бросал вызов. Бандини зажал нос.

– Чья собака? – рявкнул он.

– Моя. Его зовут Джамбо.

– Убери его отсюда.

Но Джамбо сдаваться не хотел. Когда Артуро подошел ближе, он обнажил клыки, приподнялся на задних лапах, как бы готовясь прыгнуть, злобное бормотание в горле звучало угрожающе. Артуро смотрел на него в изумлении и восхищении.

– Видишь? – сказал он. – Я не могу подойти. Он меня на клочки разорвет.

Видимо, Джамбо понял. Ворчание стало ужасающе постоянным. Затем он шлепнул кролика лапой, подобрал его и умиротворенно отошел, помахивая хвостом… Дошел почти до самых сосен, когда боковая дверь особняка открылась и, подозрительно принюхиваясь, появилась Вдова Хильдегард.

– Господи боже мой, Свево! Что это за кошмарный запах?

Джамбо увидел ее через плечо. Взгляд его перескочил на сосны, потом обратно. Он выронил кролика, снова подобрал – уже потверже – и чувственно зашагал через лужайку к Вдове Хильдегард. Но у нее не было настроения забавляться. Схватив метлу, она пошла навстречу. Джамбо оскалился, оттянув назад губы так далеко, что белые клыки заблестели на солнце; с челюстей свисали длинные капли слюны. Он заворчал – злобно, так, что кровь сворачивалась, предупреждая, шипя и рыча одновременно. Вдова остановилась как вкопанная, взяла себя в руки, присмотрелась к собачьей пасти и раздраженно мотнула головой. Пес бросил ношу и удовлетворенно раскатал длинный язык. Охомутал всех. Прикрыв глаза, он притворился спящим.

– Убери отсюда эту чертову собаку! – велел Бандини.

– Это твоя собака? – спросила Вдова. Артуро кивнул с затаенной гордостью.

Вдова вгляделась в его лицо, затем – в лицо Бандини.

– Кто этот молодой человек? – спросила она.

– Мой самый старший, – ответил Бандини. Вдова сказала:

– Убери эту ужасную дрянь с моего участка.

Хо, так вот она какая! Так вот что она за человек! Он сразу же решил с Джамбо ничего не делать: он знал, что пес просто играет. И все же ему нравилось верить, что Джамбо так же свиреп, как притворяется. Он двинулся к собаке, шагая нарочито медленно. Бандини его остановил.

– Подожди, – сказал он. – Я сам с ним разберусь.

Он схватил молоток и прикинул расстояние до Джамбо; тот вилял хвостом и вздрагивал, тяжело дыша. Бандини был уже футах в десяти, когда пес наконец приподнялся на задних лапах, вытянул морду и снова предупреждающе зарычал. Отцовский взгляд, эта решимость убить, результат бравады и гордости, ибо Вдова стояла тут же, заставили Артуро метнуться по траве и обеими руками выхватить короткий молоток, выбить его из тугого кулака. Джамбо немедленно подпрыгнул, бросив добычу, и начал подбираться к Бандини; тот пятился. Артуро упал на колени и обнял Джамбо. Пес лизнул его в лицо, рыкнул на Бандини и снова лизнул лицо мальчишки. Каждое движение руки Бандини вызывало у него рычание. Джамбо уже не играл. Он был готов драться.

– Молодой человек, – произнесла Вдова. – Вы собираетесь забирать отсюда эту собаку, или мне вызвать полицию и приказать ее пристрелить?

Это его просто взбесило.

– Только посмейте, черт бы вас побрал!

Джамбо осклабился Вдове, обнажив зубы.

– Артуро! – возмутился Бандини. – Так нельзя разговаривать с миссис Хильдегард.

Джамбо обернулся к Бандини и заткнул его рычанием.

– Ты ничтожное маленькое чудовище, – произнесла Вдова. – Свево Бандини, и ты позволишь этому порочному мальчишке так вести себя и дальше?

– Артуро! – рявкнул Бандини.

– Вы – крестьяне! – сказала Вдова. – Иностранцы! Вы все похожи друг на друга, и вы, и ваши собаки, и вообще все вы.

Свево через лужайку подошел к Вдове Хильдегард. Губы его раздвинулись. Руки он скрестил на груди.

– Миссис Хильдегард, – сказал он. – Это мой мальчишка. Нельзя с ним так разговаривать. Этот мальчишка – американец. Не иностранец никакой.

– И к тебе относится! – ответила Вдова.

– Bruta animale! – сказал Бандини. – Puttana!

Его слюна брызнула ей в лицо.

– Ты – животное! – произнес он. – Животное!

Он повернулся к Артуро.

– Пошли, – сказал он. – Пойдем домой.

Вдова стояла каменным истуканом. Даже пес почувствовал ее ярость и отполз подальше, оставив свою вонючую добычу перед ней на лужайке. На грунтовой дорожке, где сосны расступались перед дорогой вниз по склону, Бандини остановился и обернулся. Лицо его побагровело. Он воздел кулак.

– Животное! – сказал он.

Артуро ждал его в нескольких ярдах ниже. Вместе они спустились по твердой красноватой тропе. Они ничего друг другу не говорили, Бандини по-прежнему задыхался от ярости. Где-то по оврагу бродил Джамбо, и кустарник трещал там, где он сквозь него продирался. На вершинах собирались облака, и, хотя солнце еще сияло, воздух уже тронуло морозцем.

– А твои инструменты? – спросил Артуро.

– Это не мои инструменты. Рокко. Пускай сам заканчивает. Ему все равно хотелось.

Из зарослей выскочил Джамбо. В пасти он держал мертвую птичку – очень мертвую, мертвую уже много дней.

– Вот проклятая собака! – сказал Бандини.

– Это хороший пес, Папа. Наполовину охотничий.

Бандини взглянул на голубую прогалину в небе к востоку.

– Весна совсем скоро, – произнес он.

– Еще бы!

Но не успел он договорить, как что-то крошечное и холодное коснулось его руки. Он увидел, как она тает – маленькая снежинка, похожая на звездочку.