Небо хмурилось, влажность увеличивалась.
Подъезд к мосту Вильямсбург был забит утренним транспортом. Скэнлон остановил машину. Целый рой оборванцев налетел с тротуара. Они засновали между машинами, предлагая протереть стекла. Скэнлон прогнал их взмахом руки. Он провел плохую ночь и не был расположен к благотворительности. Вчера вечером, вернувшись домой, он включил автоответчик и услышал голос Салли де Несто. Она переносила свидание с понедельника на вторник. Скэнлон не хотел сидеть в одиночестве и не знал, чем бы заняться, а посему пошел в «Розлэнд» и, как обычно, потанцевал без партнера. Поздно ночью он заглянул выпить в «Дю Суар», последнее открытое заведение на проспекте Колумба. Он стоял в шумной толпе, потягивая виски и набираясь храбрости, чтобы заговорить с какой-нибудь привлекательной женщиной в баре. «Неужели этот страх не исчезнет? Что надо сказать? Когда и как заявить, что я инвалид?» — лихорадочно думал Скэнлон.
Женщина лет сорока протиснулась сквозь толпу и остановилась рядом с ним. В руках у нее был обернутый салфеткой стакан, глаза лениво оглядывали посетителей. Женщина была рослой и статной, хорошо одетой. Короткая двухцветная стрижка: корни волос светлые, концы — каштановые. Ее взгляд остановился на Скэнлоне, он улыбнулся. Она улыбнулась в ответ. Ее звали Сид. Они разговорились, и все шло прекрасно. Скэнлон расслабился, стал почти самоуверенным. О чем только они не болтали. Скэнлон все старался улучить минутку и сообщить Сид, что у него нет ноги. Может быть, этот ужас позади? Может, он поборол свой страх? Сид полезла в сумку за сигаретами, и тут какая-то другая женщина толкнула ее. Сид споткнулась, из сумочки выпали ключи. Она наклонилась за ними, и ее рука наткнулась на протез.
— Что это такое? — спросила она, выпрямляясь. Лицо ее вытянулось от удивления.
У него сжалось сердце. Изо всех сил стараясь совладать со своим голосом, Скэнлон проговорил:
— У меня нет ноги.
— О? — Она улыбнулась. — Нет, наверное, это для меня слишком.
Сид извинилась и быстро растворилась в толпе. Скэнлон залпом осушил стакан, протолкался к выходу из «Дю Суар» и поехал прямо к Гретте Полчински.
Утром во вторник, приехав в 93-й участок, Скэнлон оставил машину на офицерской стоянке и по обыкновению пошел в кондитерскую на углу, чтобы сделать дневной запас «Де Нобили». Выходя из лавки, он остановился и взглянул на небо над рекой, радуясь, что опять обрел почву под ногами. Он вошел в здание полицейского участка и погрузился в повседневную рутину: читал последние приказы и рапорты. За ночь были арестованы два человека. Бумаги по делу Галлахер — Циммерман лежали в самом низу.
Поднявшись по лестнице, он почуял аромат свежего кофе и приободрился.
— Чем занимаетесь? — спросил он, отодвигая засов на решетчатой двери.
Лью Броуди сидел, закинув ноги на стол, и пил кофе.
— Эрик Кроуфорд заболел. Я записал его в журнале отсутствующих и оповестил райотдел.
Скэнлон нажал ручку кофеварки и наполнил свою чашку. Он подошел к стене, где на прищепках висели разные бумаги, и просмотрел недельное расписание дежурств.
— Найджел и Люкас назначены на вечернее дежурство с Кроуфордом. Они справятся вдвоем, — сказал он, вешая картонку на место. — Кроуфорд сообщил, что с ним?
— Грипп, — ответил Броуди.
Хиггинс оторвалась от кроссворда в «Таймс».
— Надеюсь, толстячок будет держать свой маленький краник в тепле.
Детективы заулыбались, вспомнив, как одно время Кроуфорд ухаживал за Хиггинс и как она его отшила.
Усмехнувшись, Скэнлон пошел в свой кабинет. Только он успел усесться поудобнее за столом и начал читать донесения, как кто-то закричал из дежурки:
— Смирно!
По уставу патрульной службы команда «смирно» раздается, когда в комнату входит офицер чином выше капитана: В патрульной службе такие церемонии происходят ежедневно, но не в следственной бригаде. Тут вставали, только завидев комиссара полиции или начальника следственного управления.
Скэнлон уже направлялся к двери, когда в кабинете появился комиссар полиции Роберто Гомес и швырнул на его стол газету.
— Мы попали на первые полосы всех проклятущих газет этого города. Господи, вся страна уже знает!
— Кофе?
— Черный, без сахара. — Гомес схватил газету и взглянул на первую полосу.
Спустя несколько минут вернулся Скэнлон, он прикрыл дверь и поставил перед комиссаром чашку кофе.
— Вы это видели? — воскликнул Гомес, тыча пальцем в статью. — Видите? Патрульная машина сбила человека, переходившего улицу, а водитель сбежал с места происшествия. В старые времена в день получки мы шли развлекаться с девочками. И все! Новое поколение предпочитает играть в Атиллу и гуннов.
Гомес закрыл глаза, потер виски и тяжело перевел дух.
— Они наехали на меня со всех сторон, Скэнлон. Служба разваливается. Нужно время, чтобы эти скандалы забылись. Галлахер — единственный герой, которым сегодня может похвастаться Служба, но теперь, после всего случившегося, даже его могут спустить в унитаз. — Гомес отхлебнул кофе. — Я работаю комиссаром уже пятьдесят пять месяцев. Еще пять — и мне дадут комиссарскую пенсию. Мне нужно время, чтобы избавиться от газетчиков и избавить от них всех нас.
Скэнлон рассказал ему о своей сделке с Бакмэном.
— Кроме него есть десяток других репортеров. Необходимо арестовать кого-нибудь по делу Галлахера. Тогда газетчики поверят, что оно никак не связано с убийством Циммерманов в Манхэттене. — Он строго взглянул на Скэнлона. — Но связь существует, не так ли?
— Да, я уверен.
— Лейтенант Фейбл того же мнения?
— Да.
— Вы покопались в жизни Галлахера и нашли связь с Циммерманами?
— Нет. И я не обнаружил никаких формальных нарушений со стороны Галлахера, которые могли бы навредить Службе.
— Его личной жизни за глаза хватит, чтобы посадить в лужу все управление. — Он на мгновение задумался, глядя в свою чашку. — Лу, я не хочу, чтобы вся эта скандальная огласка толкнула меня на глупый шаг. — Он ударил кулаком по столу. — Я хочу, чтобы вы выиграли для нас время. Тогда мы сможем вести дело без давления со стороны газет и телевидения.
— Джек Фейбл обнаружил свидетеля, который, вероятно, видел преступника, когда тот входил в «Кингсли-Армс» и выходил оттуда.
— От свидетелей нам сейчас не больше проку, чем быку от вымени, — сказал Гомес, взбалтывая содержимое своей чашки. Потом он поставил ее, встал и подошел к забранному сеткой окну. Глядя на свое отражение в грязном стекле, он поправил галстук.
«Вечно гонится за модой», — подумал Скэнлон.
— Не будь я уверен в обратном, я бы подумал, что этот психопат, карлик, которого мне подсунули в качестве начальника следственного управления, угробил эскулапа и его жену, чтобы подсидеть меня. — Он повернулся. — Давайте повторим, что нам известно по делу.
Следующие полчаса Скэнлон излагал комиссару полиции подробности убийства Галлахера и Циммерман. Гомес слушал молча. Когда Скэнлон закончил, лицо комиссара стало мрачнее прежнего.
— Расскажите мне еще раз об этом Эдди Хэмиле.
Скэнлон повторил свой рассказ.
— Вы вычислили, где живет Хэмил?
— Да.
— Я думаю, что нам следует найти и арестовать Хэмила. Так мы выпустим пар, выиграем время. Арест — самый лучший способ отбить у газетчиков интерес к делу.
Скэнлон вздохнул.
— Комиссар, Эдди Хэмил из тех людей, до которых нелегко добраться. — Он потер щеку. — Хорошо, даже если мы его и поймаем, в чем его обвинить?
— В чем угодно! В том, что рожа постная. В том, что подделывается под человеческое существо. Лишь бы вы обеспечили мне передышку.
— Комиссар, вы только что сами сказали, что боитесь, как бы вас не толкнули на глупый шаг. Преследовать Хэмила, по-моему, и есть глупый ход.
— Может быть. Но сейчас впору хвататься за соломинку, лейтенант. — Он показал пальцем на его протез. — Вы в долгу перед Службой. Она вам помогла. И теперь вы обязаны помочь ей. Кроме того, вы можете ошибиться в Хэмиле. Разве вы никогда не совершали ошибок при расследований? Ваш Уолтер Тикорнелли, может быть, врет. Есть сотня возможных вариантов. Может, Хэмил и есть убийца.
— И все равно я думаю, что это — плохой ход.
— Осчастливьте комиссара полиции, лейтенант. Приведите Хэмила на допрос. Кто его знает, может быть, и сорвете банк.
Скэнлон опять собрался вежливо возразить, но тут дверь распахнулась, и в комнату влетел потный Макаду Маккензи.
— Комиссар, — сказал он и кивнул.
Комиссар полиции улыбнулся. Служебный телеграф действовал по обыкновению прекрасно. Не успел комиссар подняться по лестнице, как дежурный по участку позвонил наверх, предупредить своих. Гектор Колон выбежал в коридор, увидел, как полицейский комиссар устало тащится по лестнице, и вернулся в дежурку, крича: «Смирно!» Тем временем дежурный позвонил в участок северного Бруклина. Дежурный сержант принял сообщение и тотчас связался с северным патрульным и северным следственным отделами Бруклина. Через десять минут все участки и отделы в пределах Нью-Йорка были оповещены о том, что Бобби Гомес отбыл из управления в 93-й участок.
— Шеф, — сказал Гомес, и улыбка озарила его миловидное латиноамериканское лицо.
Комиссар заставил Скэнлона подробно рассказать Маккензи о Хэмиле. Когда Скэнлон умолк, Гомес спросил своего помощника, подойдет ли, по его мнению, Хэмил на роль козла отпущения в деле об убийстве Галлахера и Циммерман.
— Я склонен согласиться с лейтенантом. Не думаю, что Хэмил замешан в этом деле, — ответил Маккензи.
Скэнлона удивила его поддержка.
Гомес сжал губы.
— Возможно, вы правы, но возможно, и нет. Однажды я уже допустил ошибку и поддался на уговоры разрешить легавым носить глупые бейсбольные кепки. Это был большой промах. Теперь полицейские похожи на водителей грузовиков, а не на стражей закона. Так или иначе, чутье говорит мне, что надо поймать Хэмила.
Через двенадцать минут Макаду Маккензи проводил комиссара полиции вниз по лестнице в зал для собраний. Шофер комиссара, женщина, стояла в проходной и разговаривала с полицейским, работающим на телефонном коммутаторе. Услышав, что комиссар спускается по лестнице, она сразу скомкала разговор и побежала открывать дверцу.
Гомес зашел за конторку и расписался в журнале. Когда он выходил, она крикнула:
— Куда едем, комиссар?
— Поедем в Двадцать четвертый. Что-то мне пришла охота проверить несколько участков. Засиделся я в кабинете.
Когда комиссар выходил из здания, рука дежурного потянулась к красному телефону.
Детективы с опаской поднимались по лестнице многоэтажного дома. Из некоторых квартир доносились громкие звуки музыки; за снабженными многочисленными замками дверьми слышался смех телевизионных ведущих.
Скэнлон предупредил всех, кого надо. Отдел связи был оповещен, что детективы 93-го участка направляются в квартиру, расположенную на территории 7-го. Дежурный 7-го участка и детективы тоже были поставлены в известность. Дежурный по участку приказал передвижному наряду патрульных помогать детективам 93-го участка. Все это делалось для того, чтобы полицейские не перестреляли незнакомых детективов.
Белая штукатурка на старом кирпичном фасаде здания облупилась, по стене вились пожарные лестницы. На окнах были шторы — либо из бисера, либо ярко-голубые или оранжевые. «И где они такие берут?» — думал Скэнлон, разглядывая фасад.
Квартира Хэмила была на пятом этаже и располагалась по правую руку, ближе всех к лестнице. Когда детективы добрались до площадки второго этажа, Скэнлон жестом велел Броуди выключить рацию, чтобы шумы полицейской связи не спугнули Хэмила. Скэнлон и Броуди подкрались к двери в квартиру Хэмила и приникли к стене. Хиггинс и Колон остались на лестнице. Где-то плакал ребенок. Детективы достали револьверы. Скэнлон нутром чуял, что лучше бы убраться отсюда прочь. Ему было не по себе, но все-таки он кивнул Хиггинс.
Она протянула руку с револьвером и два раза постучала рукояткой в дверь. Музыка, звучавшая в квартире, тотчас смолкла. Хиггинс постучала еще раз. За дверью послышались тихие шаги.
— Кто там? — Голос звучал хрипло и раздраженно.
— Мэгги Сакиласки, — тихо сказала Хиггинс. — Я от Оскара Мила. Он думал, что ты сегодня не прочь расслабиться.
— А, старый добрый Оскар.
Детективы услышали громкий лязг задвижек. Колон локтем отодвинул Хиггинс назад. Она показала ему язык. Дверь распахнулась, и Хиггинс шагнула на порог, выставив вперед свой полицейский жетон.
— Привет, Эдди, — сказала она.
Тут же появились Скэнлон и Колон с жетонами. Зрачки Хэмила расширились от злости. Левой рукой он шарил за дверью в поисках железного прута.
— Мы хотим поговорить с тобой, Эдди, — произнесла Хиггинс, норовя протиснуться в квартиру.
— Что это у тебя? — спросил Скэнлон, заметив на полу плитку, к которой крепился прут, подпирающий дверь.
— Ничего, — ответил Хэмил, резко развернулся и обрушил прут на грудь Хиггинс.
Она пошатнулась и рухнула на пол.
Скэнлон и Колон перепрыгнули через ее тело и побежали за Хэмилом, который юркнул в комнату слева, на ходу вытаскивая из-за пазухи кольт 38-го калибра.
— Осторожное! Он вооружен! — воскликнул Скэнлон.
Скэнлон и Колон нырнули в укрытие за мебелью. Лью Броуди повернулся и бросился на распластанное тело Хиггинс, прикрывая ее собой. Хэмил, прихрамывая, вбежал в комнату и захлопнул дверь.
Лью Броуди выволок Хиггинс из квартиры. Колон присел на корточки за креслом и направил револьвер на дверь.
Скэнлон выбежал из квартиры, чтобы посмотреть, как там Хиггинс. Она держалась за грудь и задыхалась. Броуди расстегнул ее куртку и ворот блузки. Вместе со Скэнлоном они прислонили ее к стене. Из квартиры доносились крики Гектора Колона, призывавшего Хэмила поднять руки и сдаться. Раздались два выстрела. Пули пробили дверь и застряли в стене за спиной Колона.
Гектор Колон не стал открывать ответный огонь.
Скэнлон бросился назад в комнату и опустился на колени рядом с Колоном.
— С тобой все в порядке? — спросил Скэнлон.
— Да, — ответил Колон.
— Эдди, не валяй дурака! — прокричал Скэнлон. — Бросай пушку и выходи.
Ответом ему была еще одна пуля, прошившая дверь. Скэнлон поспешил в коридор, взял у Броуди рацию и включил, но не успел сказать ни слова. Передатчик прокаркал: «Всем нарядам 7-го участка. Сообщают о перестрелке. Шифр 10–13, Кристи-стрит, 132. Соблюдать осторожность! Нарядам подтвердить выезд».
Скэнлон грязно выругался. Эфир заполнили подтверждения.
Детективы предпочитают работать тихо, им вреден яркий свет лампы. Тихо, спокойно. Вошел, вышел, и все дела. Скэнлон знал, что сейчас газетчики уже мчатся на Кристи-стрит. Он включил рацию на передачу.
— Лейтенант Девяносто третьего — Центру.
— Слушаем, Лу, что там у вас? Нужны автоматы?
— Нет! Отзовите всех! Мы справимся. Никакого десять-тринадцать.
— А стрельба? Стрельба была!
— Не было ничего. Детишки баловались с ракетами.
— Десять-четыре, Лу. Всем ответившим на тринадцать на Кристи-стрит вернуться к дежурству. Лейтенант Девяносто третьего на месте. Ложный вызов.
Скэнлон оглядел коридор. Двери были закрыты, в квартирах наступила тишина. Он еще раз взглянул на Хиггинс и скрылся за дверью Хэмила, кляня комиссара полиции.
Мебель была из однослойной фанеры, обтянутой дешевой искусственной кожей. На стене висела картина с изображением Бруклинского моста. На опорах и тросах моста виднелись желтые фонари. Скэнлон поднес к губам передатчик.
— Биафра?
Скэнлон приказал Крошке Биафра и Кристоферу остаться с двумя патрульными полицейскими из 7-го участка и следить за пожарными лестницами на фасаде дома. В динамике послышался голос Крошки Биафра:
— Да, Лу?
— Три.
— Ладно.
Скэнлон переключился на третью волну — канал, которым детективы пользуются очень редко, поскольку он предназначен для двусторонней связи.
— Кто-нибудь ранен? — спросил Крошка Биафра.
— Из Мэгги вышибли дух, — ответил Скэнлон. — Кто объявил тревогу по тринадцатому шифру?
— Это патрульные, — ответил Крошка Биафра. — Мы не успели им помешать.
— Ты видишь квартиру?
— Да. Хочешь, чтобы мы попробовали?
— Да. Как я предполагаю, он заперся в спальне. Пожарные лестницы рядом с ее окном. И, ради Бога, будьте осторожны.
В коридоре Лью Броуди суетился возле Хиггинс. Лицо ее порозовело, она вновь обрела способность дышать.
— С тобой все в порядке?
Она подняла глаза, увидела его широкое лицо и улыбнулась.
— Ты бросился на меня, чтобы прикрыть? Спасибо, Лью.
Он смутился.
— Пустяки. Я просто бесплатно тебя пощупал. Ты же знаешь нас, легавых.
— Да, знаю. Иди, большой увалень. Я в порядке.
Броуди поцеловал ее в макушку.
— Ты хорошая девчонка, Хиггинс. Пойду принесу тебе кусок его задницы.
Он ворвался в квартиру, рыча как разъяренный бык. Прежде чем Скэнлон успел что-то сделать, Броуди всем телом навалился на закрытую дверь и заорал так, что у всех кровь застыла в жилах.
Темная квартира наполнилась треском ломающегося дерева, дверь сорвалась с петель.
Скэнлон и Колон ворвались в спальню следом за Броуди. Эдди Хэмил лихорадочно открывал оконный шпингалет, когда рухнула дверь.
Он обернулся и нацелил, на Броуди револьвер. Скэнлон и Колон стали обходить его с двух сторон, держа на мушке.
Хэмил нервно переводил взгляд с одного детектива на другого.
— Я сваливаю, — сказал Хэмил. — И разнесу в клочья любого, кто попытается меня остановить.
Броуди застыл в нескольких шагах от Хэмила, нацелил револьвер ему в лицо и взвел курок.
— Ты сдохнешь, сукин сын!
Револьвер в руке Хэмила дрожал, физиономия сделалась испуганной.
На пожарной лестнице показались Крошка Биафра и Кристофер.
— Считаю до пяти, — заявил Броуди. — И если ты не положишь эту штуку на пол и не возденешь руки к небесам, я отправлю тебя в противоположную сторону. Раз, два, три…
Крошка Биафра разбил окно рукояткой револьвера.
Эдди Хэмил невольно обернулся, услышав звон стекла. Броуди и Колон бросились на него, Колон схватил револьвер Хэмила, а Лью Броуди ударил его в пах. Хэмил закричал, его колени подломились. Все так же крепко держа револьвер, Колон направил ствол к потолку и стиснул запястье Хэмила. Тот заорал и согнулся пополам. Броуди схватил его за мошонку и вывернул. Хэмил заверещал, упал, и Колон, по-прежнему державший его револьвер, придавил Хэмила коленями и с трудом обезоружил. Броуди занес ногу, намереваясь съездить Хэмила по физиономии, но Скэнлон схватил его за плечо.
— Довольно. Он обезоружен.
Он рывком поднял Хэмила с пола и толкнул к стене, потом завел ему руки за спину и защелкнул наручники.
Колон открыл барабан револьвера Хэмила.
— Он выстрелил в нас три раза.
— Отыщи пули, — приказал Скэнлон Колону.
Крошка Биафра и Кристофер открыли окно и влезли в комнату. Эдди Хэмил все еще корчился у стены.
Скэнлон развернул задержанного и уперся локтем ему в горло, прижав к стене.
— Это тебе не детский утренник, парень. Мы сердимся, когда в нас стреляют.
— Я подумал, что вы грабители, — буркнул Хэмил.
— Даже когда мы сунули полицейские жетоны в твою безобразную рожу? — спросил Скэнлон. — Оставь эту болтовню для своего адвоката.
— Что вам от меня нужно? — заорал Хэмил. — Я ничего не сделал.
На правом глазу Эдди Хэмила было бельмо, частично закрывавшее зрачок. Скэнлон вспомнил описание Хэмила, которое Колон дал ему в баре у Мак-Джеку, вспомнил, как неловко Хэмил вбежал в спальню.
— У тебя нет трех пальцев на левой ноге? — спросил Скэнлон.
— И что? — буркнул Хэмил.
Он был мускулистым мужчиной, с густыми бровями и носом с горбинкой, имевшим такой вид, будто его неоднократно ломали. Зубы у Хэмила были редкие.
Колон подошел к Скэнлону и шепнул, что пули попали в стену и никого не ранили.
— Хорошо, — сказал Скэнлон.
— Смотрите! — крикнул Крошка Биафра, показывая пластиковый пакет с белым порошком и глушитель, который он обнаружил на крышке побитого комода.
— Вы не можете предъявить это на суде! — крикнул Хэмил. — У вас нет ордера на обыск.
Крошка Биафра подошел к Хэмилу и потряс уликами у него перед носом.
— Это будет использовано, парень. Это будет предъявлено, потому что мы вошли в твое вонючее логово на законном основании, потому, что мы нашли все это случайно, и потому, что мы профессионалы, которым с первого взгляда понятно, что хранение этих вещей есть преступление, вот так-то. А в общем все это называется «прямая улика»!
Скэнлон посмотрел на Кристофера.
— Уведи его!
Кристофер и Крошка Биафра вытолкали арестованного из квартиры. Гектор Колон пошел в коридор посмотреть, как дела у Хиггинс, и помочь ей спуститься по лестнице.
Броуди стоял на коленях, обыскивая нижние ящики комода. Скэнлон огляделся, убедился, что они одни, и подошел к Броуди.
— Лью!
— Что? — Броуди поднял глаза и увидел рассерженное лицо начальника.
— Никогда больше так не делай.
Броуди поднял руки, словно сдавался.
— Но этот осел стрелял в нас и ударил Мэгги…
— Твоя выходка могла погубить тебя и всех нас. Ты не мог знать, что у него за пушка. Дверь-то не прозрачная.
— Да. Ты прав. Это больше не повторится.
— И никогда не взводи курок, если не собираешься стрелять.
— Не волнуйся, шеф. Я из тех легавых, которые вставляют в револьвер на один патрон меньше, чем нужно. В былые времена я видел немало случайных выстрелов.
— Ты нашел что-нибудь в комоде?
— Ничего.
— Тогда давай убираться отсюда.