Шторы в квартире Тони Скэнлона были задернуты. Темная челка хлестала его по лбу в такт прыжкам. Он снова занимался аэробикой. Уже почти час, и пот, струившийся по телу, был верным признаком того, что пора заканчивать.
«Раз, два, три, четыре» — он скрещивал ноги и хлопал в ладоши. «Раз, два, три, четыре». Вчера он уже уверовал в то, что раскрыл дело, но утренняя встреча с Милтоном Тэблином доказывала, что это не так. «Раз, два, три, четыре — вытяни руки над головой».
Он стоял, пыхтя и отдуваясь, держа руки на поясе и слегка склонив голову, чувствуя, как струйки пота щекочут подмышки. Сняв эластичные лосины, пошел в ванную, открыл дверцу душа, взял складной стул, раскрыл его и поставил внутрь кабинки. Снял протез, положил на унитаз, доскакал до душа и уселся на стул. Открыл сперва горячую воду, едва не ошпарился, открыл холодную… Задрал голову, подставляя лицо под струи. В десять вечера у него свидание с Салли де Несто. Эти свидания, во время которых он занимался любовью и принимал сеанс психотерапии, стали интриговать его. Каким-то странным образом все, что она говорила ему о нем самом, оказалось верно. На последнем свидании он рассказал ей о своем детстве, о том, как пьяный отец избивал мать. Увидев, как расширились ее зрачки, как на лице появилось выражение понимания, он спросил:
— Ну и что?
— Ты и впрямь не понимаешь, Тони? — отвечала она, откинувшись на подушки.
Сложив кончики трех пальцев на итальянский манер, он помахал рукой у нее перед носом.
— Чего не понимаю?
— Но это же так просто, — заявила она. — Твой пьяный отец издевался над твоей матерью, и ты не делал ничего, чтобы остановить его. И тебе гадко из-за того, что ты не пришел ей на помощь. Много лет спустя ты знакомишься с Джейн Стомер. Она, как и мать, отдает тебе всю свою любовь. А потом, когда ты теряешь ногу и у тебя начинаются осложнения, ты чувствуешь, что не способен воздать ей за любовь, защитить ее. Ты словно опять разочаровал свою мать. И что же? Ты начинаешь заниматься самокопанием и внушать себе, будто способен заниматься любовью только с такими женщинами, как я.
— Где ты научилась всей этой психологической чепухе? — с усмешкой спросил он. — Знаю, знаю. От своего слепого психиатра.
Он вытер лицо. Какого черта Салли тратит столько времени, пытаясь помочь ему преодолеть трудности? У нее, наверное, куча своих собственных, но она прячет их глубоко в тайниках души.
Был восьмой час вечера, когда Скэнлон покинул свое жилище через парадную дверь. Ему не хотелось спускаться по пожарной лестнице. Толпы людей запрудили улицы, машины еле ползли, и пешеходы протискивались между ними. Уличные кафе были набиты битком, в Гринвич-Виллидж кипела и бурлила жизнь. Спустя тридцать шесть минут, проезжая по сонным улицам Гринпойнт, он увидел одинокую женщину с колли на поводке. Въехав на тротуар, Скэнлон нажал на клаксон. В окошечке на створке ворот появилась пара настороженных глаз, потом ворота открылись, и Скэнлон въехал в гараж Гретты Полчински.
Он увидел «форд» Уолтера Тикорнелли, стоявший на первой же площадке. Скэнлон вылез из машины, отдал сторожу два доллара и быстро пошел по коридору, который вел в бордель Гретты.
Мужчины толкались у стойки, болтая с размалеванными женщинами, облаченными в платья с неприлично глубокими вырезами. Громко орал музыкальный автомат. Пары кружились в танце. Скэнлон проталкивался сквозь толпу, неторопливо рассматривая лица. Официант за стойкой увидел его и произнес одними губами:
— Что-нибудь выпить, лейтенант?
Скэнлон покачал головой и тоже беззвучно спросил:
— Где Гретта?
Бармен указал большим пальцем на помост.
Она сидела одна в тени, с чашкой чая в руках, рассматривая танцоров. Скэнлон подошел к ней и без приглашения уселся напротив. Она посмотрела на него, поставила чашку на стол и спросила:
— Ты пришел получить удовольствие или по работе?
— Я увидел машину Уолтера в гараже, — сказал Скэнлон И жестом отослал официантку.
— Он наверху. Утешает свою любовь. Хочешь увидеть его?
— Вообще-то я пришел повидать тебя.
Поигрывая своим ожерельем, она сказала:
— Только не говори, что решил потрахаться со мной.
Переливающиеся золотом цепочки сверкали на ее белоснежной шее.
Скэнлон состроил серьезную мину.
— Я пришел поговорить о «Лавджой компани», потому что ты единственная, у кого есть ее акции.
— Мои деловые интересы тебя не касаются. — Она начала подниматься из-за стола.
Он прижал ее запястье к столу.
— Осторожно. Я уже сказал, что не в настроении забавляться с тобой.
— Пошел к черту! — закричала она, пытаясь высвободиться.
Несколько танцоров обернулись в их сторону. Он продолжал прижимать руку Гретты к столу.
— Рассказывай, я слушаю. Иначе я не только закрою это заведение, но и наведу на тебя налоговую инспекцию. Вспомни о своих тайных махинациях, о доходах, которые ты не декларировала и которые лежат в банках. Парням из налоговой полиции придется с этим повозиться.
Он отпустил ее запястье.
— Зачем ты изгадил мне праздник, Скэнлон? Я никого не убила. Иди и арестовывай убийц и продавцов наркотиков, вместо того чтобы ломать мне суставы.
— Вы причинили мне лишние хлопоты, мадам. Надо было рассказать мне о своей связи с Галлахером.
— Ты делаешь из мухи слона. Мне нужны были деньги для расширения дела. Джо хотел помочь мне, уговорить одного парня финансировать меня. Это не удалось. Я кое-что заплатила Джо за его услуги, вот и все, конец истории.
— Не совсем. Ты одолжила ему полторы тысячи, чтобы он расплатился с Уолтером Тикорнелли. Деньги, которые нашли в багажнике машины Галлахера, были твоими.
— И почему, мать твою, ты так уверен, будто именно я дала деньги?
— Уличная мудрость. Только у тебя есть достаточно денег, и только ты можешь, не моргнув глазом, одолжить их полицейскому.
Она протянула руку и похлопала его по щеке.
— Ты знаешь, что я всегда была помешана на легавых.
— Каким образом Галлахер был связан с твоей компанией?
— Никаким. Он иногда приходил и бесплатно получал услуги. Ты знаешь, как легавые любят брать бесплатно.
— Джордж Харрис все еще работает на тебя?
— Нет. Он работал на старого Стивенса, парня, у которого я купила компанию. Когда я загребла ее, то решила сократить штат. Я назначила своего человека управляющим и отпустила всех полицейских и пожарников. Мне хотелось, чтобы люди, работающие на меня, зависели только от меня, а не получали зарплату еще и на стороне.
— Ты собрала необходимую сумму?
— Когда Милтон Тэблин отказался, я решила забыть о расширении, пока не появятся деньги.
— Почему не пробовала занять в банке?
— А что производит моя компания? Шлюх? Банки не ссужают «мадам». Эти сволочи и шовинисты отмывают только деньги наркомафии.
— А Уолтер? Его деньги не хуже банковских.
— Каждый, кто занимает у них деньги, в конце концов продает душу.
— Ты знакома с миссис Галлахер?
— Никогда ее не видела. Знаю только, что прежде она работала учительницей в одном лицее. Там они с Галлахером и познакомились. Он однажды пошел на школьное собрание читать лекцию об опасности наркотиков.
— Ты, наверное, была хорошо знакома с Галлахером и Харрисом?
— Что гражданские вообще знают о легавых? Галлахер заходил время от времени. Иногда он выбирал какую-нибудь из девочек. — Она нахмурилась. — Никогда не платил. Харрис? Он приходил только с Галлахером и никогда — один. Он был тихий парень, всегда выглядел чем-то озабоченным. Каждый раз, когда они были здесь, говорил только Галлахер. Один раз я спросила Харриса, есть ли у него язык. Галлахер сказал, что он говорит за обоих. А Харрис ответил ему: «Но не думаешь». Галлахер всерьез обозлился на Харриса из-за этих слов. И еще Харрис был жадным. Когда он приходил с Галлахером, они пили у стойки. Харрис платил лишь однажды и долго прикидывал, сколько оставить бармену на чай.
— Как получилось, что Гарольд Хант стал твоим бухгалтером?
— Ты знаешь о Гарольде? — удивленно спросила она. — Его Джо рекомендовал. Сказал, что чем-то обязан ему и что Гарольд — отличный парень и хороший бухгалтер. И он был прав. Гарольд хороший бухгалтер. Иногда я даю ему бесплатно побаловаться с девочками. И, скажу тебе, Скэнлон, при всей моей щедрости остается лишь удивляться, как это я до сих пор не вылетела в трубу.
Скэнлон устало вздохнул. Он потратил много времени и сил, следя за Эдди Хэмилом и «Лавджой компании». Такова суровая действительность Службы. Никогда не знаешь, где найдешь зацепку. Большинство версий приводит в тупик, а некоторые сразу помогают раскрыть дело.
Пришло время поблагодарить Гретту. Проститутки — один из самых лучших источников сведений для полицейских. Ни один легавый не хочет терять его. Теплая улыбка сверкнула на его лице.
— Могу ли я угостить тебя выпивкой?
Она погрозила ему кулаком.
— Иногда ты так меня злишь, что хочется дать тебе по шее.
Он расхохотался.
— Как я тебе уже говорил, некоторые люди именно так меня и воспринимают.
— Что будет с деньгами, которые ты нашел в машине Галлахера, моими деньгами?
— Я постараюсь, чтобы тебе их вернули.
— И ты угостишь меня, здесь и сейчас?
— Я буду очень рад.
— Это надо видеть. Легавый, который запустил руку в свой карман. — Она махнула черной официантке. — Шаврон, бутылку шампанского. А счет отдай моему приятелю.
Йорквилл изменился. «Фон Вестернфоген Брау Холла» больше не существовало. Немецкие шпионы сороковых годов переселились на страницы романов. Было около десяти вечера, когда Скэнлон выехал на своей машине на Восемьдесят шестую улицу. Бездомные спали на картонных подстилках у домов и в подъездах. Сутенеры высматривали в темноте своих женщин, проверяя, ходят ли те по панели. Какой-то пьяница мочился между припаркованными машинами. Кафе «Гайгер» и кондитерская были открыты, внутри сидели прилично одетые люди, наслаждались немецким пивом и яствами.
Салли де Несто жила в доме с навесными балконами на Восемьдесят шестой улице, между Первой авеню и Ист-Энд-авеню. Скэнлон остановил машину, взглянул на щиты с надписями. «Остановка запрещена», «Стоянка запрещена с 8 утра до 6 вечера» и «Не занимать проезжую часть с семи утра до часу ночи».
Несколько минут он пытался как-то истолковать все эти знаки и решил, что можно остановиться. Он поставил машину на противоугонку, снял магнитофон и спрятал его под сиденье.
Наркоман, сидевший у дверей обувного магазина, усмехнулся, глядя на его страховочные манипуляции. Скэнлон увидел его и, сложив пальцы в виде пистолета, сделал три «пиф-паф». Наркоман медленно пожал плечами и ушел. Скэнлон чувствовал себя Бронсоном из фильма «Жажда смерти». Что за город!
Салли де Несто открыла дверь и с радостным возгласом бросилась ему на шею, оторвав ноги от пола.
— Что с тобой? — удивился он, внося ее в квартиру и захлопывая дверь ногой.
— Я в прекрасном настроении, и я рада видеть тебя. Я люблю тихие субботние вечера. Но не слишком тихие. — Ее руки соскользнули с его шеи. — Что будешь пить?
— Ничего, спасибо.
— В таком случае давай займемся делом.
Она развязала пояс синего махрового халата.
Ночное безмолвие пронзил рев сирены. Мягко жужжал кондиционер, создавая в темной комнате ощущение безопасности. Скэнлон и Салли лежали на мятой простыне. Салли скрестила ноги и откинулась на подушку. Оба были голые, усталые, ленивые. Они приходили в себя после восхождения на вершину страсти.
— Ты думал о том, о чем мы говорили в прошлый раз? — нежно спросила она.
— О Джейн Стомер и обо мне?
— Да.
— Салли, я сказал тебе, что с этим покончено. У нее есть кто-то другой.
— Как сказал один человек, все кончается, когда приходит конец.
Скэнлон искоса посмотрел на нее.
— И что это, черт побери, означает?
— Это значит, что иногда женщины, которые считают себя униженными, лгут, чтобы причинить боль.
Он покраснел.
— Джейн Стомер не относится к такому типу женщин.
Темнота скрыла улыбку Салли.
Он повернулся к ней.
— А теперь я буду задавать тебе вопросы.
— Какие? — спросила она, глядя в потолок.
— Откуда этот интерес к моим делам?
— Я ко всем своим клиентам отношусь с участием, — как бы оправдываясь, сказала она.
— Но почему? Скажи мне, почему, Салли?
Она отвернулась и погрузилась в размышления. Наконец она спросила:
— Ты когда-нибудь задавался вопросом, почему я не пью?
— Я никогда не думал об этом.
— Мне нельзя пить, потому что я принимаю фенобарбитал. У меня эпилепсия.
— Что? — Скэнлон растерялся.
— А знаешь ли ты, что я была помолвлена?
— Нет, не знаю, — ответил он, чувствуя, что положение становится щекотливым.
— Мне было двадцать два года, когда я влюбилась. Его звали Карло. Мы хотели жить в Парсипени и иметь четверых детей, двух мальчиков и двух девочек. Венчание должно было состояться в июне. Карло поручил своему свидетелю передать мне прощальное письмо за три дня до свадьбы. Оно до сих пор у меня. Я время от времени перечитываю его. Оно напоминает мне о том, каков мир на самом деле, если я иногда это забываю.
Скэнлон заключил ее в объятия.
— Мне жаль.
— Три месяца спустя у меня случился первый приступ. А через год я оказалась в Манхэттене. Очень одинокая. Я знала, что с моей болезнью мужа мне не найти, а о том, чтобы родить четверых детей, и вовсе не могло быть речи, верно? Так или иначе, однажды ночью я пошла в бар, где встречаются одинокие люди. Там я познакомилась с моим слепым психиатром. Он выглядел таким беспомощным и одиноким, когда стоял у стойки, переминаясь с ноги на ногу и теребя свою рубашку. В черных очках, с понурой головой. Я только один раз взглянула на него, и мое сердце сжалось от жалости. «Жить одному, в полной темноте — вот что такое настоящее одиночество», — подумала я. Я подошла к нему и познакомилась. Мы пошли домой вместе. — На ее лице появилась широкая улыбка. — Он был вторым мужчиной, с которым я легла в постель. Я была почти девственницей.
Он прижал ее голову к своей груди.
— Наутро он дал мне денег, и я их взяла. Он всегда платил за это и думал, что для него не может быть иначе. Я чувствовала себя по-своему любимой и нужной кому-то. После этого меня затянуло. Он присылал ко мне своих больных, и я давала им то лечение, в котором они нуждались. — Она высвободилась из его объятий и потянулась. — Мои клиенты любят меня, Тони. И я их люблю. Мы нуждаемся друг в друге. Они стали моей большой семьей и, странное дело, придали смысл моей жизни.
— Наверное, все мы должны играть теми картами, которые сдала нам судьба.
— Я как раз и хочу сказать, что ты не должен, Тони, ты способен переступить через свою ущербность. Нельзя тебе проводить жизнь в сексуальном подполье.
— Послушать тебя, так все чертовски просто, — удрученно сказал он.
— Это и правда просто. Тебе только надо понять, что все мы — продукт воспитания. Проследить связь между твоим детством, родителями и твоей нынешней жизнью.
— Ты так и не сказала, почему такое участие в моей судьбе.
Она взяла его за руку.
— Потому, что я люблю тебя и хочу видеть, что ты больше не зависишь от меня. Разве ты не знаешь, что получить любовь можно, лишь сперва научившись любить? Когда ты свою жизнь делишь с кем-нибудь, то делишь все — и хорошее, и плохое. Одно без другого невозможно, Тони. Отказавшись разделить свое горе с Джейн, ты изгнал ее из своей жизни. Ты отгородился от мира. И вот тебе наказание: ты спишь только с проститутками. Телом-то ты здоров. Если можешь со мной, сможешь и с любой другой женщиной.
Она покрутила пальцем у виска.
— Все здесь, детка. Тебе надо только уразуметь это.