В среду утром моросило и было не по сезону прохладно. Скэнлон вошел в 93-й участок и повернулся к окну, наблюдая, как падают капли дождя. Отряхивая куртку, он посмотрел вверх на темные тучи. «Когда же кончится этот кошмарный дождь? — подумал Скэнлон. — Если он не прекратится, патруль на Орчард-Бич не будет работать». Было 7.47. Первый наряд дежурил до восьми. Полицейские, назначенные на дневное дежурство, сидели в зале, пили кофе, листали журналы.
На вахте полицейский из ночной смены заполнял журнал. Дежурный по связи зевнул и потянулся. Другой полицейский сортировал ночную почту. Полицейский на вахте оторвался от своего занятия и увидел Скэнлона, читающего приказы.
— Что ты тут делаешь в такую рань?
— Не спалось, — ответил Скэнлон.
— Это какая-то эпидемия бессонницы. Все твои люди сегодня пришли ни свет ни заря. Что-то случилось?
— Ничего особенного. Детективы любят свою работу. Просто не можем без нее.
Зайдя в свой кабинет, Скэнлон прикрепил к стене план города, полученный в отделе картографии. Подумав, он обвел черным фломастером кондитерскую лавку Йетты Циммерман и место, где нашли фургон. Особняк Галлахера Скэнлон выделил зеленым, дом Харриса на Стейтен-Айленде и его квартиру на Оушэн-авеню — коричневым.
Опираясь о стол, Скэнлон вглядывался в план и пытался представить себе, как было совершено преступление. Должно быть, в каком-то разговоре Галлахер сболтнул, что купит торт на день рождения Андреа Циммерман и отдаст его ее бабушке. Харрис или Мэри Энн Галлахер поняли, что могут убить Галлахера. Вероятно, жена Галлахера нанесла грим дома или в фургоне по пути к кондитерской лавке. Она не хотела рисковать быть увиденной, в гриме при выходе из собственного дома. Харрис оставил ее возле парка и пошел к кондитерской. Увидев Галлахера с тортом, он подал знак.
Чем больше Скэнлон думал об этом, тем явственнее убеждался, что все происходило именно так. Бывалые полицейские внимательно прислушиваются к своему внутреннему чутью, итогу большого опыта. Много раз интуиция подсказывала Скэнлону правильные решения, зачастую противоречившие логике. Никто не мог предположить, что Харрис до сих пор не избавился от улик, но Скэнлон чувствовал, что такой скряга, как Харрис, тушивший наполовину выкуренные сигареты и отказывавшийся давать чаевые в дешевом баре, не выбросит дорогое оружие. Кроме того, самоуверенный Харрис наверняка думал, что он слишком умен и его не поймать.
В 8.20 позвонил Герман Германец и сообщил, что Харриса послали в патруль на Орчард-Бич. Сотни и тысячи людей собираются летом на городских пляжах и в парках. Полиция Нью-Йорка назначает сотни полицейских из разных частей города дежурить в местах отдыха.
Скэнлон выглянул в окно.
— Нам повезло, что дождь кончился. Иначе патруль на Орчард-Бич был бы снят.
Потом он спросил Германа Германца, говорил ли тот с Харрисом.
— Конечно, как ты меня и просил. Я догнал его в раздевалке и сказал ему, что у меня нет выбора и я должен послать его в патруль. Я объяснил ему, что, пока он отсутствовал из-за смерти Галлахера, остальные сержанты участка занялись сложными расследованиями, поэтому я не хотел бы отвлекать их и посылать на летние патрули. Так что теперь его очередь.
— Он поверил в это?
— Похоже, что да.
— Хорошо. Мы успокоим его, а потом загоним в капкан.
— Мне навестить миссис Галлахер? Я думал, что, может быть, лучше тебе это сделать.
— Будет более естественно, если это сделаете вы, — сказал Скэнлон в трубку. — Я надеюсь, что она знает, как связаться с Харрисом.
— Она достаточно долго была замужем за полицейским. Уверен, что знает.
Скэнлон положил трубку и задумался, решая, позвонить Линде Циммерман или нет. Скэнлон хотел извиниться за вчерашний инцидент в банке. Его рука соскользнула с телефона. Лучше подождать, пока время залечит раны и боль утихнет. Потом его мысли обратились к Джейн Стомер. Интересно, получила ли она посланные им цветы, позвонит ли, чтобы поблагодарить? Скэнлон позвонил матери, чтобы узнать, все ли в порядке, сказал ей, что любит, и объяснил, почему не может прийти на воскресный ужин. Потом он позвонил Джеку Фейблу в 19-й участок, чтобы убедиться, в силе ли их вчерашняя договоренность.
Прошло три часа.
Хиггинс подметала пол в дежурке. Кристофер смотрел телевизор, Крошка Биафра разговаривал по телефону с женой, обсуждая покупки. Броуди подошел к нему и, попросив разбудить без четверти два, отправился спать.
Гектор Колон позвонил жене и сообщил, что ему придется всю ночь работать на расследовании убийства Галлахера и он останется спать в участке. Жена попросила позвонить утром и сообщить, как дела. Колон тотчас позвонил подруге, кассирше из магазина Мэйси, и назначил свидание на пять. Хиггинс все подметала пол. Как и все, она нервничала и старалась чем-нибудь отвлечься.
В 14.0 °Скэнлон выглянул из кабинета и кивком пригласил детективов к себе.
— Давайте повторим еще раз, — сказал Скэнлон, разворачивая план Орчард-Бич на столе. — Хиггинс и Крошка Биафра будут наблюдать за домом Галлахера. Кристофер и Броуди — за домом Харриса на Оушэн-авеню. Джек Фейбл и два детектива из Девятнадцатого участка будут следить за домом Харриса на Стейтен-Айленде. Фейбл получил фотографии Харриса служебной почтой.
Четырем полицейским из Бронкса дали фотографии Харриса и миссис Галлахер и поставили на посты на Орчард-Бич. С пляжа было четыре выезда. Скэнлон поставил по одному полицейскому на каждый. Один должен был следовать за Харрисом от автостоянки. Как только Харрис проедет к главной дороге, полицейский присоединится к отряду.
Несмотря на то, что наблюдение за машиной трудно координировать, Скэнлон знал по опыту, что оно дает лучшие результаты. Успех дела обычно зависит от профессионализма полицейских, ведущих слежку, и Скэнлон надеялся, что Харрис не заметит хвоста. Скэнлон рассуждал так: Харрис не знает, что он находится под подозрением. У Харриса сейчас сплошные проблемы, и вряд ли он в таком состоянии способен думать еще и о чем-то другом. В распоряжении полицейских на Орчард-Бич были два такси, почтовый фургон и коричневый полицейский «бьюик».
— Если все получится, как задумано, и миссис Галлахер проглотит наживку, то Харрис попытается удрать с работы пораньше, — сказал Скэнлон. — Как только он это сделает, все будет в порядке. Ловушка захлопнется.
— Я надеюсь, что эти парни хорошо знают свое дело, — промолвил Броуди.
— Макмахон уверял меня, что они самые лучшие полицейские, которые у него есть, — ответил Скэнлон.
— Надеюсь, — быстро проговорил Крошка Биафра. — Харрис не простак.
— Я хочу, чтобы вы все включили свои рации. Проверьте батарейки, — приказал Скэнлон. — Будем пользоваться закрытым каналом номер три. Наши позывные — «Ренегат». — Он на мгновение задумался и добавил: — Я думаю, «Ренегат» — очень подходящее название для этой операции.
Он дал каждому кодовый номер.
— А что с людьми из Бронкса и Девятнадцатого участка? — спросил Крошка Биафра.
— Герман Германец еще вчера говорил с ними. Они уже имеют рации и знают свои номера, — ответил Скэнлон.
— Где будете вы, Лу? — спросила Хиггинс.
— Я буду координировать все отсюда. Гектор останется со мной. Он уйдет пораньше на несколько часов, у него личные дела.
— Представляю. — Крощка Биафра усмехнулся и сделал неприличный жест.
Лукавая улыбка промелькнула на лице Скэнлона.
— Вопросы? — Он обвел взглядом всех по очереди.
Вопросов не было.
— Тогда за дело.
После ухода детективов в дежурке стало неестественно тихо. Только Колон отвечал на звонки и записывал поступающие сведения. Скэнлон сидел за столом и слушал рацию, хотя было еще слишком рано.
Гектор Колон заглянул в кабинет и проговорил:
— Лу, я подумал, что мы будем в очень трудном положении, если операция провалится.
Скэнлон взглянул на распорядок дежурств. На вечернюю смену с четырех вечера до полуночи были назначены три детектива. Он посмотрел на часы: 14.50. Много чего может случиться за час и десять минут. Скэнлон позвонил в соседний 97-й участок и попросил командира, чтобы его патрульные часок подежурили и на территории 93-го.
— У меня серьезное дело и может не хватить людей, — пояснил Скэнлон.
— Хорошо, Тони, — ответил лейтенант Рой Бенсон. — Кстати, я давно мечтаю сходить с подругой в бар «Монт».
— Выбирай любой вечер, за мой счет, конечно.
— Тони, ты классный мужик.
— Пошел к черту, Рой. И спасибо за помощь.
Герман Германец позвонил у двери особняка Галлахера и стал ждать.
Мэри Энн Галлахер, вся в черном, с траурной повязкой на правой руке, открыла дверь.
— Надеюсь, я вам не помешал, миссис Галлахер. Но, как я уже говорил вам по телефону, мне хотелось отдать вам эти деньги как можно скорее.
— Благодарю, инспектор.
Мэри Энн повернулась и повела инспектора по коридору в гостиную. Они сели лицом друг к другу. Герман смотрел, как вдова перебирает четки, потом вытащил из кармана куртки конверт.
— Миссис Галлахер, эти деньги собрали сотрудники отдела наркотиков. Тут три тысячи шестьсот долларов. Я понимаю, что это не вернет вам Джо, но хоть немного поможет вам в дальнейшей жизни.
Вдруг Мэри Галлахер наклонилась и поцеловала его в щеку.
— Бог да благословит вас и ваших людей, — растроганно сказала она, взяв конверт и опускаясь на стул. — Галлахер был хороший человек. Я очень скучаю по нему.
Она отвела взгляд, и инспектор встал.
— Мне нужно идти.
— Выпейте чашечку кофе, — предложила вдова Галлахера.
— С удовольствием бы, но не могу. У меня встреча с лейтенантом Скэнлоном. Кажется, лейтенант вышел на след убийц вашего мужа.
— Как? — быстро спросила она, в волнении поднимаясь со стула.
— Я ничего не знаю наверняка и пока не хочу говорить. Скэнлон, несомненно, сам все вам расскажет, когда придет время.
— Пожалуйста, расскажите мне все, что знаете. Я имею на это право. Малейшая надежда, что эти люди будут пойманы, облегчит мне жизнь.
— Да, вы правы, — согласился он, снова опускаясь на стул. — Похоже, лейтенант нашел магазин, торгующий театральным гримом. Он пытается узнать там все, что можно. В деле появились новые отпечатки пальцев. Лейтенант выдвинул версию, что это был не просто грабеж.
— Что же это было? Расскажите мне.
— Это все, что мне известно. После встречи со Скэнлоном я буду знать больше.
— Это замечательные новости. Я буду молиться, чтобы убийцу поймали, — сказала она, сжимая подлокотник кресла.
Мэри Энн Галлахер проводила инспектора до прихожей и подождала, пока хлопнет входная дверь. Потом она швырнула четки на пол и подбежала к телефону.
Герман Германец приехал в 93-й участок и рассказал Скэнлону о своей встрече с миссис Галлахер. Затем он позвонил из кабинета Скэнлона в отдел наркотиков 17-го участка. Дежурный сержант сообщил, что Харрису недавно звонила женщина. Как ему и было приказано, он сказал ей, что Харрис в патруле на Орчард-Бич, и дал его временный телефон.
В штаб на Орчард-Бич тоже звонила женщина, желавшая говорить с сержантом Харрисом из семнадцатого отдела по борьбе с наркотиками. Узнав, что он в патруле, она попросила передать Харрису, чтобы он позвонил Мэри Энн Галлахер.
Лицо Германа Германца омрачилось.
— Ну?
— Так! — воскликнул Скэнлон. — Велите им сообщить об этом Харрису.
Он встал и подошел к окну. Погода была солнечная и сухая.
Долгожданный звонок раздался через двадцать шесть минут.
— Харрис только что попросил отгул по семейным обстоятельствам и покинул дежурство, — сказал инспектор, медленно опуская трубку.
Скэнлон взял рацию.
— Центр — всем отрядам. Начинаем.
Глядя на карту, висевшую на стене в дежурке, Скэнлон мог представить себе ход операции на Орчард-Бич. Между улицей и лужайкой для пикников размещалась автостоянка. Пляж, напоминавший формой полумесяц, был на восточном берегу полуострова. Извилистая Парк-роуд соединяла стоянку и зону отдыха. Полицейский фургон стоял на южном краю стоянки, а вокруг сновали полицейские, наблюдавшие за пляжем. Через шесть рядов от последнего занятого места стояло такси. За рулем развалился водитель, на коленях у него лежала рация.
Скэнлон водил пальцем по плану Орчард-Бич. Все ли выезды перекрыты? С пляжа ведет Сити-Айленд-роуд. Параллельно ей идет еще одна дорога. Обе примыкали к Хатчинсон-Ривер-парквей, больше известной как Хатч. Группы Ренегат 2, 3 и 4 стояли на перекрестках этих дорог. Группа Ренегат-1 была на стоянке. Ей надлежало следить за Харрисом и выяснить, по какой дороге он поедет.
Скэнлон схватил рацию:
— Центр — Ренегату-2. Доложите, какова интенсивность движения.
— Ренегат-2 — Центру. Обычная, как всегда летом в будний день. Ни то ни се.
Джордж Харрис вылез из полицейского фургона, держа в руках форму и экипировку. Отдыхающие брели от пляжа к своим машинам, другие извлекали из багажников одеяла и маленькие холодильники, собираясь на пляж.
Харрис направился к своему «джипу».
Водитель такси передал по рации:
— Ренегат-1 — Центру. Объект уезжает в «джипе-команчи».
Водитель коричневого «бьюика», стоявшего у перекрестка дорог, передал:
— Ренегат-2 — Центру. Объекта не вижу.
Еще одно такси стояло на обочине шоссе Хатч, его водитель открыл капот, делая вид, будто ищет неисправность. Он произнес в микрофон, лежавший на аккумуляторе:
— Ренегат-3 — Центру. Я на месте.
Почтовый фургон остановился за кустами возле четвертого выезда с пляжа.
— Ренегат-4 — Центру. Я на месте.
Скэнлон передал:
— Центр — Ренегату-5. Как вы меня слышите?
— Отлично, — ответила Хиггинс.
— Ренегат-6, как вы меня слышите?
— Хорошо, — сказал Кристофер.
— Ренегат-7, как вы слышите Центр?
— Все в порядке, шеф, — отозвался Фейбл.
Скэнлон разглядывал карту Орчард-Бич. «Проклятье, что он там возится?» — думал он.
— Ренегат-1 — Центру. Объект проезжает Пелхэм-парквей.
— Ренегат-2 присоединяется к Ренегату-1.
— Ренегат-3 — Центру. Объект выворачивает на Хатч.
— Центр — всем отрядам. Почаще сменяйтесь, чтобы он не заметил слежки.
Скэнлон расхаживал по дежурке, держа микрофон возле губ. Герман Германец стоял посреди комнаты и ждал следующей передачи. Гектор Колон пристально смотрел на часы. Скоро ему предстояло отправляться на ужин по случаю помолвки.
— Объект направляется на мост Бронкс-Уайтстоун.
— Я увидел его.
Группы начали передавать, не сообщая своих кодов. Такое в порядке вещей, если полицейские долго работают вместе. Они действуют и думают, как один человек, узнают друг друга по голосу.
Скэнлон рассматривал план. «Он поедет либо по Кросс-Айленд, либо по Уайтстоун», — подумал он.
Напряжение нарастало. Колон выскользнул из дежурки и побежал в гардеробную переодеваться.
— Объект выехал на Уайтстоун.
— Джек, уступи мне место. Я беру слежку на себя.
— Ладно.
— Этот парень и впрямь торопится.
— Он сворачивает на Ван-Вик.
Колон вернулся в дежурку в белых брюках, синем пиджаке, коричневой сорочке и с белым галстуком. На ногах у него были белоснежные туфли. Он неуверенно подошел к Скэнлону.
— Лу, мне не обязательно быть на этой вечеринке. Я могу остаться, если надо.
— Мы обойдемся без тебя, Гектор. Иди, и приятных тебе развлечений.
Когда Колон покинул дежурку, Герман Германец посмотрел на Скэнлона и произнес:
— Надеюсь, на следующей аттестации ты не забудешь о его служебном рвении.
Из рации донеслось:
— Он поворачивает на запад, к Лонг-Айленду.
— Он направляется к дому Галлахера, — сказал Скэнлон. — Хочет, чтобы вдова рассказала ему о вашем посещении. Только после этого он пойдет за оружием.
Скэнлон сказал в микрофон:
— Центр — Ренегату-5. Объект направляется в вашу сторону. Оставайтесь в укрытии.
— Ладно, — ответила Хиггинс.
Вскоре Ренегат-5 передал, что объект остановился на Энтони-стрит.
— Он выходит из джипа, — сообщила Хиггинс. — Неторопливо осматривается. Он очень осторожен. Поднимается на крыльцо, стоит там. Возвращается назад. Подходит к джипу, не торопится, внимательно осматривается. Так! Он вошел в дом.
— Центр — Ренегатам 1, 2, 3, 4. Оставайтесь в укрытии. Ренегаты 3 и 4, наблюдайте за задним фасадом дома.
Скэнлон представил себе, что происходит в доме Галлахера. Миссис Галлахер лихорадочно пересказывает свой разговор с Германом Германцем. Харрис цепляется к каждому слову. Он непременно заинтересуется словами инспектора о гриме и отпечатках пальцев. Начнет язвить, они обязательно поругаются. В конце концов, надеялся Скэнлон, Харрис струхнет и поедет за оружием.
— Объект уходит, — сообщила Хиггинс. — Он направляется на запад, к шоссе Бруклин — Куинс.
Время шло, машины наблюдения менялись.
Харрис выехал с Лонг-Айленда на север, на бульвар Куинс. Когда об этом сообщили в Центр, Скэнлон подбежал к плану города. Рассматривая место, где Харрис выехал с трассы, Скэнлон выругался по-итальянски. Там было легче всего обнаружить слежку. Бульвар Куинс — широкое шоссе, идущее с севера на юг.
— Центр — Ренегатам. Что делает объект?
— Объект припарковался на углу Куинс и Пятьдесят восьмой улицы. Он сидит в джипе и смотрит в зеркало заднего обзора.
— Центр — Ренегатам 1 и 2. Ведите объект до первого поворота направо и остановитесь на бульваре, направление — юг. Ренегаты 3 и 4, окружите его.
— Ренегат-5 — Центру. Хотите, чтобы мы покинули пост и присоединились к другим отрядам? — спросила Хиггинс.
— Отставить. Следите за нашей подругой, если она куда-то поедет. Возможно, Харрис выполняет отвлекающий маневр.
— Хорошо, Лу, — отозвалась Хиггинс.
— Он вышел из джипа, стоит на повороте, оглядывается по сторонам, — сообщила одна из групп.
— Он бежит через бульвар, — послышался чей-то голос по рации. — Он перепрыгнул через ограждение и остановил такси.
— Запишите номер, — приказал Скэнлон, в его голосе сквозила тревога.
— Объект в желтом такси, регистрационный номер Т276598. Направляется на юг.
— Центр — Ренегатам 1 и 2. Вы стоите лицом к югу?
— Нет, в противоположную сторону и не можем развернуться из-за одностороннего движения.
Герман Германец был взбешен.
— Мы теряем его.
— Нет, не потеряем. Он поехал за оружием. Оно должно быть где-то поблизости. Где-то, откуда его можно быстро забрать, в доступном месте. — Скэнлон взглянул на инспектора. — Нам нужен вертолет, чтобы разыскать это такси. Только офицер рангом выше капитана может запросить вертолет.
Герман Германец подбежал к ближайшему столу и схватил трубку. Набирая номер, он сказал:
— Надеюсь, что Колону понравится эта чертова вечеринка.
Пока Герман объяснял офицеру авиационного отряда, что ему нужно, Скэнлон бросился вон из кабинета.
— Куда ты?
Скэнлон крикнул через плечо:
— У Харриса есть шкафчик в раздевалке Сто четырнадцатого участка!
Скэнлон выбежал на улицу и направился к полицейской машине, только что подъехавшей к участку. Распахнув дверцу, он приказал удивленным полицейским отвезти его в 114-й.
Сидевший за рулем коренастый коротышка спросил лейтенанта:
— Кратчайшим путем или хотите осмотреть достопримечательности?
— Хочу, чтобы ты пошевеливался! — завопил Скэнлон.
— Хорошо, Лу, — испуганно согласился водитель. — Мы доедем за несколько секунд.
Второй полицейский, худощавый молодой человек лет двадцати с небольшим, включил мигалку и взял рацию.
— Девяносто третий, Адам, — диспетчерской.
— Диспетчер слушает.
— Направляюсь в Сто четырнадцатый по заданию начальства.
— Понятно, Адам. Оповестите Центр, когда освободитесь.
Машина уже разворачивалась, когда Скэнлон увидел Германа Германца, выбегающего из участка. Скрепя покрышками, машина пронеслась под массивным пролетом моста Куинсборо, миновала одинаковые небоскребы Куинсбриджа и электростанцию «Кон Эдисон» на бульваре Вернон.
Скэнлон почувствовал, как в нем нарастает раздражение. Он должен был вспомнить о гардеробе, когда Колон вышел из дежурки переодеваться. У большинства полицейских есть шкафчики в участке, куда они кладут одежду и личные вещи. Он снова и снова клял себя за головотяпство. У Харриса в 114-м вполне мог быть лишний шкафчик. Существует ли более надежный тайник для улик по делу об убийстве, чем шкафчик в полицейском участке, помеченный именем работника, уже давно вышедшего в отставку или переведенного в другое место? Идеальный тайник, доступный в любой день недели, в любое время дня. Скэнлон чувствован, что он прав. Он попросил сидевшего впереди полицейского дать ему рацию.
— Переключи на третий канал, — приказал Скэнлон.
Когда полицейский исполнил приказ, Скэнлон передал в эфир:
— Ренегат-Центр — Ренегатам 1, 2, 3, 4. Центр предполагает, что объект направился в Сто четырнадцатый участок. Всем группам немедленно прибыть туда.
Из рации донеслось торопливое: «Есть!»
До 114-го оставался квартал. Перед зданием участка стояло такси. Затор на бульваре Астория не давал проехать.
— Выключите мигалку и сирену, — приказал Скэнлон. — Доберемся в объезд.
— Лу, что происходит? — спросил водитель, в его юношеском голосе сквозили тревожные нотки.
Машина выехала на тротуар, миновала пробку, рассеяла поток пешеходов и снова оказалась на мостовой.
Харрис выбежал из участка с коричневым рюкзаком в руке.
Полицейская машина резко затормозила позади такси. Скэнлон выскочил на тротуар.
— Харрис!
Сержант пригнулся, чтобы сесть в такси, но остановился, услышав голос Скэнлона. Он медленно попятился и посмотрел на стоявшего перед ним человека. Они будто застыли, испепеляя друг друга взглядами. Полицейские вышли из машины и стояли, будто зеваки, увидевшие что-то любопытное. Харрис посмотрел на рюкзак, медленно обошел такси и стал на мостовой лицом к Скэнлону. Потом бросился к туннелю Триборо.
Скэнлон крикнул «Стой!» и поспешил следом.
Харрис подбежал к насыпи и швырнул через нее рюкзак, потом развернулся и помчался к Стейнвей-стрит. Скэнлон подбежал к ограждению и, нагнувшись, посмотрел вниз на шоссе. Синяя машина переехала через рюкзак, потом еще одна, и еще. Показав рукой на шоссе, Скэнлон велел стоявшим рядом полицейским:
— Остановите движение!
А сам побежал за Харрисом.
Полицейские стояли на ступеньках у входа в участок. Они недоуменно переглядывались, не понимая, что происходит.
Харрис бежал по обочине дороги. Налетев на велосипедиста, он споткнулся. Мальчик и велосипед упали на тротуар. Восстановив равновесие, Харрис понесся к Сорок первой улице и скрылся за углом.
Скэнлон обогнул угол и резко остановился, увидев Харриса. Тот привалился к стене и зажигал сигарету.
— Какими судьбами, Лу? — глумливо протянул Харрис.
Скэнлон схватил его за плечи и повернул лицом к стене.
— Ты арестован, сержант. Ты имеешь право молчать… — Он ознакомил задержанного с его конституционными правами и обыскал, отняв револьвер и полицейский жетон.
Комната для допросов в 114-м участке была звуконепроницаемой, со стенами из стекла с односторонней светопроводимостью, но тесной и душной. Скэнлон и Харрис сидели лицом к лицу за небольшим столом. Герман Германец и Джек Фейбл смотрели на них из соседней комнаты. У Харриса в качестве вещественного доказательства изъяли ковбойские сапожки и выдали ему больничные шлепанцы.
— Как самочувствие, Харрис? — самодовольно спросил Скэнлон, поигрывая пачкой «Де Нобили».
— Я хочу, чтобы мне вернули мои сапоги.
— Потом. Сначала поговорим о Галлахере и Циммерманах.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Мне нечего сказать тебе и этим дуракам за стеклом. Вызывайте моего адвоката.
— Тебе станет легче, если ты все расскажешь, Джордж.
Харрис рассмеялся ему в лицо:
— Неужели ты и впрямь думаешь, что на меня подействует этот детский лепет? Мне станет легче! Чепуха!
— Миссис Галлахер все рассказала, — нагло врал Скэнлон. — Она согласилась выступить свидетелем против тебя.
— Это замечательно. Надеюсь, вы мило побеседовали. А сейчас позови мне адвоката.
— Дюжина людей видела, как ты бросил рюкзак на шоссе. Мы нашли содержимое.
Харрис прищурился.
— Какой рюкзак?
В комнату заглянул Герман Германец.
— Можно тебя на минуту, лейтенант?
Скэнлон оттолкнул стул, поднялся и вышел. Броуди и Кристофер ждали в соседней комнате.
— Винтовки и дробовика в рюкзаке не было, — сказал Броуди. — Мы нашли грим и накладные усы, а также инструменты: ломик, отвертку и молоток.
Скэнлон выругался по-итальянски.
— Там остановили движение на юг, — сказал Кристофер. — Ребята из Бронкса сделали это еще до нашего приезда. Все движение направлено через пропускной пункт, допрошены все водители. Четыре свидетеля видели, как водитель темно-зеленого «шевроле» вильнул в сторону, чтобы не наехать на рюкзак. Водитель остановил машину, вылез, подошел к рюкзаку и вытащил чемоданчик и что-то похожее на ружье. Он вернулся в машину и исчез непонятно куда.
— Видимо, он проехал до того, как остановили движение, — предположил Броуди.
Скэнлон в сердцах пнул ногой стену.
— Кто-нибудь заметил, как выглядит водитель?
— Тощий латиноамериканец с усиками и серьгой в правом ухе. Жеманный, как баба. «Шевроле» с жалюзи на заднем стекле и розовой фигуркой какого-то животного, — ответил Кристофер.
— Никто не догадался записать номер? — спросил Скэнлон.
— Нет, — печально ответил Кристофер.
— Где Хиггинс и Крошка Биафра?
Ответил Герман Германец:
— Они все еще следят за миссис Галлахер. Я приказал им остаться на тот случай, если что-нибудь из улик спрятано у нее и она попытается избавиться от них. Я также снял показания с полицейских, которые были с тобой, и послал их обратно в Бронкс, попросив по пути завезти ковбойские сапожки в лабораторию.
— Как твои сыщики, Джек? — спросил Скэнлон командира 19-го участка.
— Снова на заданиях. Нет смысла поднимать лишний шум.
Скэнлон согласно кивнул.
— Том Маккормик, президент добровольной ассоциации сержантов, и один из их адвокатов ждут в кабинете лейтенанта. Они хотят видеть Харриса, — добавил инспектор.
— Где те полицейские, что подвезли меня сюда? — поинтересовался Скэнлон.
— Они ждут внизу, в кабинете капитана, с представителем добровольной ассоциации патрульных полицейских и одним из их адвокатов, — ответил Герман Германец.
Скэнлон посмотрел на инспектора.
— Мы устроили день адвокатов. Комиссар полиции и начальник следственного управления оповещены?
— Да, оба. — Фейбл кивнул. — И они залегли на дно. Начальник участка и дежурный офицер тоже оповещены. Дежурный капитан придет позже. Сейчас он в Сто третьем, там перестрелка.
Скэнлон с горечью заметил:
— Никто не хочет мараться об это дело, пока не ясно, чем оно закончится.
Он открыл двери комнаты для допросов и взмахом руки велел Харрису выходить.
Кабинет лейтенанта находился на том же этаже, но в другом крыле здания. Они шли по коридору, ведя Харриса, и видели, как полицейские старательно отводят глаза, заметив их. Полицейские не любят смотреть на арестованных сослуживцев.
Адвоката из ассоциации сержантов звали Берк. У него был землистый цвет лица, ярко-рыжая борода и хитрые проницательные глаза. Берк и Том Маккормик, президент ассоциации сержантов, ждали Харриса в коридоре. Когда тот появился, они ушли совещаться в кабинет и заперлись там. Герман Германец и Джек Фейбл стали на стражу у дверей, а Скэнлон побежал за капитаном.
Недовольные полицейские околачивались в комнате для развода караулов. Прошел слух, что начальник 93-го участка арестовал сержанта из отдела наркотиков. По слухам, арест был связан с женой лейтенанта Галлахера. Спускаясь по лестнице, Скэнлон чувствовал, как на него смотрят полицейские. Многие — с презрением, некоторые вообще отворачивались.
Представителя ассоциации патрульных полицейских звали Фрэнк Фортунадо. Он ждал Скэнлона перед кабинетом капитана.
— Похоже, что ты в дерьме, Лу, — сочувственно хмыкнул Фортунадо.
— Где эти двое полицейских? — спросил Скэнлон, разглядывая его седые волосы.
Фортунадо показал на дверь.
— Они там, в комнате, с адвокатом. Это Род и Эйхорн. Они не хотят иметь ничего общего с арестом полицейского.
— Этот офицер полиции убил полицейского.
— Это ты так думаешь, Лу, но какое это имеет значение? Суд присяжных еще не вынес приговор.
— Капитан у себя?
— Его нет. Он будет только завтра в утреннюю смену, — ответил Фортунадо, открывая дверь и пропуская Скэнлона в комнату.
Скэнлону представили полицейских: водителя машины звали Род, второго Эйхорн. Адвоката звали Эйбл. Это был человек среднего роста, с вьющимися черными волосами.
Адвокат сидел за столом капитана. Остальные устроились на зеленой кожаной кушетке. Полицейские казались взволнованными и смущенными.
— Адвокат, мне надо получить от них показания, — сказал Скэнлон.
— Конечно, лейтенант, — согласился адвокат. — Офицеры Род и Эйхорн будут рады ответить на любой вопрос, непосредственно касающийся их служебных обязанностей.
Скэнлон с трудом сдерживал ярость.
— Адвокат, ваши клиенты не находятся под официальным следствием. Давайте не будем разглагольствовать о том, что касается «служебных обязанностей». Я приказал им привезти меня сюда на их машине. Все, что мне от них нужно, — это заявление о том, что они видели и слышали, когда мы были на шоссе.
— Мои клиенты ничего не видели и не слышали.
Скэнлон бросил испепеляющий взгляд на полицейских, притихших на кушетке.
— Вы не видели, как сержант Харрис подбежал к ограждению и выбросил рюкзак?
— Я ничего не видел, Лу, — выпалил Род.
— Я тоже, — повторил Эйхорн.
— Похоже, полицейские, стоявшие на ступеньках участка, тоже ничего не видели и не слышали, — сказал Скэнлон.
— Я тоже так думаю, — согласился адвокат.
Скэнлон заметался по комнате, потом выбежал вон, хлопнув дверью. Лицо его выражало неприкрытую злобу. Полицейские по-прежнему крутились возле комнаты для развода караула. Не обращая внимания на их вопросительные взгляды, Скэнлон пошел к лестнице. Услышав за спиной шаги, он обернулся. Его робко нагонял Род.
— Лу, мне жаль, что так получилось. У меня не было выбора.
— Интересно, почему? — спросил Скэнлон.
— Мне еще четырнадцать лет служить в полиции. Через полгода дело Галлахера забудется. А я так и останусь легавым, который помог посадить сержанта полиции. Никто не вспомнит, что этот сержант был убийцей. Вспомнят только, что я — та сволочь, которая свидетельствовала против него.
— Послушай, сынок, нельзя, чтобы это так закончилось.
— Ерунда, Лу, — пробормотал Род, показывая рукой на полицейских у комнаты для развода караулов. — Видите, как они смотрят на вас? Они даже не знают, почему арестован Харрис. Им это и не важно. Важно только то, что полицейский арестовал другого полицейского. Вы даже не из особого отдела, имеющего право задерживать полицейских, вы — уличный легавый. Мне не надо лишних сложностей. Я не настолько предан Службе.
Скэнлон стоял на лестнице, смотрел, как Род возвращается в кабинет капитана. На душе у него было гадко.
Он снова взглянул на полицейских и пошел наверх. Харрис все еще сидел в кабинете со своими защитниками. Герман Германец и Джек Фейбл стояли перед дверью.
— Что сказали эти двое? — спросил Фейбл Скэнлона.
— Они сказали, что ничего не видели, не слышали, не нюхали и не щупали, — ответил Скэнлон. — Этот арест добром не кончится. Я не хотел бы, чтобы это коснулось и вас. Так что лучше молчите о том, что вам известно.
Джек Фейбл поморщился.
— Тони, почти все пятнадцать лет в полиции я служил начальником участка. За это время у меня выработалась своя теория о том, как вести себя в подобных передрягах. Проще говоря, мне на все наплевать.
Скэнлон ухмыльнулся во весь рот. Фейбл был легавым старой закалки. Таких, как он, мало осталось в полиции. Новое поколение полицейских ходило в темных костюмах, с чемоданчиками, в которых лежали пара яблок, банан и термос с чаем. На пальцах они носили печатки с названиями колледжей, но до сих пор говорили: «Это промеж тебя и я». Они любили порассуждать о том, как «качество улик детерминировано статистической концепцией вероятностей».
Герман Германец закусил губу.
— Галлахер был не идеальным, но вполне приличным мужиком.
— Мы, как три последних динозавра, ждем падения метеорита, который уничтожит наш вид.
— Мне плевать на это, — еще раз повторил Фейбл.
Подошли Броуди и Кристофер.
— Звонили парни из лаборатории, — сказал Броуди. — Отпечатки сапог Харриса совпадают с отпечатками на крыше «Кингсли-Армс». Это точно, Лу. Инструменты, найденные в рюкзаке, были использованы для взлома двери на крыше.
Дверь позади них открылась, и вышел адвокат Харриса.
— Джентльмены, я только что поговорил со своими клиентами. Я официально заявляю, что мои клиенты ни при каких обстоятельствах не будут отвечать на вопросы полиции.
— Клиенты, адвокат? — переспросил Скэнлон.
— Мне только что позвонила Мэри Энн Галлахер. Она наняла меня в качестве своего защитника.