Подранок

Глава 35

До спасительного леса Стас добрался сравнительно быстро. Да вот только был ли он спасительным? Холодный, сырой, вымерший он был верной гибелью для обессиленного, голодного человека. Оставаться здесь, значило умереть через сутки. Идти в город — подвергнуть себя не меньшей опасности, но там был шанс выжить. Один из ста, но он был. Звериным чутьём Стас чувствовал, что опасность теперь будет подстерегать его на каждом шагу. Вне всякого сомнения, что на него устроена охота. Вот только, сколько ещё собачьих свор пустятся по его следу?..

Выбора не было. Он должен вернуться в город. Но кто его там примет? Кому он нужен? Друзьям? Многих уже просто нет в живых, если вообще их можно назвать друзьями, а оставшиеся, как пить дать, трут шкуру на тюремных нарах. Родителей в этом городе нет, а если даже вздумать перебраться к ним, то его путь всё равно лежит через этот город — без денег и этот план не выгорит. Есть ещё многочисленные девочки-подруги. А эти сдадут его, едва он переступит порог дома хоть одной из них. Отпадает. Ещё один человек… Да! Он не сдаст его любому врагу, он обязательно поможет. Нужно добираться до этого человека…

Стас тронулся в путь. Он вышел из леса ещё засветло, а вот до окраины города добрался только ближе к полуночи. Крался окольными путями, избегая оживлённых участков и автомобильных дорог, через овраги, горы, поля. В рваной одежде, исцарапанный, перепачканный грязью и окончательно выбившийся из остатков сил вошёл он в маленький дворик какого-то ветхого, деревянного двухэтажного дома. Дом оказался жилым, судя по узкой полоске света, выбивающейся из-под запертой изнутри двери единственного подъезда. Долбиться в неё и просить о помощи не имело смысла. Канули в Лету те добрые времена, когда голодный нищий вызывал сострадание, и его могли обогреть, накормить и дать ночлег. Сейчас, в лучшем случае вызовут милицию, в худшем — просто убьют, и никто искать не станет. Но идти больше нет сил, да и гораздо опаснее ночью появляться в городе в таком виде. Нужно дождаться утра…

Стас обошёл дом с другой стороны и наткнулся на ещё одну дверь, открытую, болтающуюся на одной петле. Заглянул в чёрный проём. В нос резко ударил смрад сырого подвала. Лучше в нём, чем на улице. В непроглядной тьме, на ощупь спустился вниз по довольно крутой лестнице. Шуршала под ногами бумага, с треском отскакивали от ног пластиковые бутылки, и всё внизу хлюпало и чавкало, словно не пол это был, а какой живой организм. По стене свернул в узкий коридорчик, прошёл по нему немного и резко остановился. Откуда-то справа доносилась человеческая речь. И подвал был обитаем. Стас пошёл на голоса и вскоре наткнулся на маленькую, плотно прикрытую дверцу, за которой кто-то и находился. Толкнул рукой, она со скрипом отворилась. В тесной, убогой клетушке, по стенам которой змеились трубы, освещённой керосиновой лампой, за перевернутым вверх дном деревянным ящиком прямо на цементном полу сидели четверо бомжей. Жалкие лохмотья, когда-то бывшие одеждой, лишь немного прикрывающие их грязные тела, спутавшиеся, свалявшиеся волосы, длинные ногти и совершенно пустые глаза придавали им сходства с древними пещерными людьми. Но говорили эти люди на вполне современном русском языке и кушали не мясо мамонта, а отбросы с человеческого стола. От запаха давно немытого человеческого тела, отходов человеческого организма, обитатели подвала не утруждали себя походами на дальняк — нужды справляли здесь же, и помоев, которые они аппетитно уплетали Громова вывернуло наизнанку. На рыгания обернулся самый старший на вид и самый длинноволосый мужик.

— Бомж? — жуя беззубым ртом, вполне миролюбиво осведомился он.

— Что — то вроде этого, — проблевавшись, ответил Стас.

— Если бомж, значит свой, — констатировал патлатый. — Проходи, присаживайся.

Громов вошёл и сел немного в сторонке от трапезничающих.

— Поди, жрать хочешь? — сопереживающее уставился на него рыбьими глазами другой, на плечи которого была накинута проеденная молью и стоячая от грязи женская шаль. Не дожидаясь ответа, он пододвинул к новенькому консервную банку с желеобразной массой. Стаса вновь прополоскало.

— Значит, не голоден, — сделал он из этого вывод и, запустив в банку крючковатые пальцы, подцепил ими небольшое количество «хавки» и с наслаждением отправил в слюнявый рот.

— Не хочешь хавать, значит спать ложись, — распорядился патлатый. — Завтра прикинем, кто ты есть такой. Новенькому выделили уголок под трубами у стены на куче ветоши. Спустя минуты три-четыре бомжи закончили ужин, погасили лампу и тоже улеглись. Комнатёнка наполнилась гортанным храпом, кашлем и другими звуками, сопровождающими крепкий человеческий сон.

В первоначальной полудрёме Стас думал о человек, к которому держал свой путь. Конечно же, это была его бывшая супруга Татьяна. Была ли у Стаса любовь к этому человеку? Была, но не любовь, а скорее юношеская влюблённость. Любовь, но особая, родилась потом, после появления на свет сынишки, которого Стас боготворил и по сей день, хотя обстоятельства не позволяли ему в последнее время видеться с ним вообще. Любовь к матери его ребёнка — вот это и есть его особое чувство к Татьяне. Оно и сейчас сохранилось. Если б не было этого чувства, не ушёл бы он из семьи… Он знал, кем станет, и подвергать риску этих людей не хотел, не имел права…

Постепенно дрёма переросла в глубокий сон. Стасу показалось, что проспал он не больше двух часов. Пробудился оттого, что кто-то больно тыкал его в бок. Это был патлатый.

— Э-э, братишка, вставать пора.

Громов резко сел и больно ударился головой об трубу.

— У, блин! — схватился он за ушибленное место.

— Ничего, бывает, — усмехнулся патлатый.

Удар стряхнул остатки сна, и в голове, кажется, просветлело.

— Сколько сейчас времени? — Громов завертел головой по сторонам, словно хотел найти мифические для этого жилища часы.

Патлатый задумчиво закатил глаза к потолку и предположил:

— Братья ещё не вернулись, значит часов восемь.

— Утра?

— Утра! Ха-ха! — зашёлся булькающим смехом патлатый. — Вечера. Долго ты спал.

— Понятно. — Громов поднялся на ноги и шагнул к выходу. — Ну, я пошёл.

— Иди, — разрешил патлатый. — За ночлег заплатил. Вольному воля.

Стас вначале недоуменно взглянул на бомжа, потто неосознанно перевёл взгляд на своё тело и ужаснулся, увидев, чем заплатил за ночлег. Собственной одеждой. Он остался в одних трусах.

— А… Как же я пойду?

— Да, — покачал головой патлатый. — Точно замёрзнешь. Ну, да ладно. Одежонка у тебя вполне приличная была, но она, как ты уже понял, в наш общак отошла. Сейчас найду для тебя что-нибудь.

Бомж, кряхтя, приподнялся со своего места и принялся копаться в куче старого белья под собой. Наконец, вытащил оттуда в огромных дырах джемпер, такие же по состоянию брюки в широкую полоску и стоптанные калоши.

— Вот одень и иди. Уж не обессудь.

Стас и в мыслях не держал устраивать суды-разборки. С благодарностью даже надел свой новый костюм, попрощался и поспешил наружу. На улице снова было темно — вечер. Идти опасно, но выбора не было. Больше ночевать в бомжатнике желания не было.

Благо, что бомжей в нынешние времена развелось хоть пруд пруди, и вообще, на них практически перестали обращать внимание. Потому никто из припозднившихся жильцов дома номер 56 по улице Суворова даже и не взглянул в сторону полупьяного отребья, шмыгнувшего в один из подъездов.

Главный наблюдатель в красной «восьмёрке», припаркованной на предподъездной парковке, вошедшего в подъезд бомжа просто проигнорировал. Уж очень не схож он был с «объектом»