Подземный человек

Из дневника Его Светлости

5 марта

Вчера поздно ночью, или сегодня рано утром, был в Дебрях. Меж деревьев лился лунный свет, покрыв меня пятнами, но брести приходилось по колено в тумане. Я прислонился к кусту отдохнуть. Оглядевшись, чтобы решить, куда двинуться дальше, я остановил взгляд на заросшем плющом валуне ярдах в двадцати, выхваченном луной.

Я подошел, разделся, надел венок, думая: «Какой странный валун... нет, вовсе не валун. Слишком прямоугольный и вертикальный для валуна». И уже тогда какой-то инстинкт предостерегал меня. Заговорил мой роковой внутренний голос.

Я подергал плющ, но он обвил камень, как веревка. Не хотел выдавать тайну. Но я настаивал и обнаружил, что камень под ним был гладким и плоским, с идеально обработанными углами. Это был не природный валун, притаившийся в подлеске. Это была могильная плита.

И ужас немедленно заполнил меня. Я заплакал, еще не увидев ни единого слова. Запустил ногти под мох и принялся сдирать его. Он трещал и скручивался в моих руках. Но я все рвал его, отчаянно рвал, пока не очистил надгробие. И я увидел дату собственного рождения, выбитую на камне.

Я услышал свой голос: «Я мертвец».

Прочел слова:

И небо навалилось на меня всей тяжестью. Я бегу что есть духу.

Как безумный, пробиваюсь сквозь туман. Потом выбегаю из леса в чистое поле. На бегу я испускаю горестный стон, но он не доходит до моих ушей. Я старик, который пытается убежать от воспоминания, но звук моих шагов выбивает барабанную дробь для его танца. И теперь воспоминание почти настигло меня. Проявляется. Медленно накрывает. Пощады не будет. Беспощадно.

Карета брошена, и мы спешим по туманному песку. Мой отец держит меня за одну руку и тащит вперед так быстро, как только я могу идти. Через плечо я вижу свою мать, которая бежит следом, подобрав свои юбки. Она держит за руку другого мальчика, примерно того же роста, что и я.

Воспоминание несет меня сквозь туман раннего утра, увлекая в сторону дома.

— Быстрее, чем лошадь скачет, — слышу я. Старик, лицом к лицу со мной, говорит: — Будь поосторожнее с этим приливом, малыш. Он прибывает быстрее, чем лошадь скачет.

И я, наконец, понимаю, от чего мы бежим — мать, отец, я и другой мальчик.

Мы бежим по песку, спотыкаемся и падаем. Но мы упрямо поднимаемся, чтобы упасть снова. И мой детский разум заполнен этой скачущей лошадью, которая теперь возвещает о приливе и ведет в атаку целое море. Я слышу, как ее ужасные копыта грохочут у меня за спиной. Я представляю полные ужаса лошадиные глаза.

Мы все задыхаемся в изнеможении. Я опять спотыкаюсь и падаю на песок. Отец тянет меня вверх со словами:

— Пошли, малыш. Пошли. Еще минута, и мы на месте.

Туман расступается, и вдалеке я вижу крошечные домики, отступившие от берега. Я снова на ногах и бегу к благословенным домикам, зная, что мы почти добрались. А потом нас внезапно настигает вода. Мы бежим по ней. Она мчится подо мной, несется впереди, а когда я смотрю под ноги, у меня кружится голова.

— Не останавливайся, малыш, — кричит мне отец. Но теперь вода повсюду. Она взобралась по моим ногам и через секунду почти достала мне до пояса. Я слышу крик, оборачиваюсь и вижу, как мама исчезает в море. Когда она поднимается, она вся промокла и перепачкалась, и маленький мальчик больше не держит ее за руку. Она стоит в своем мокром платье и озирается.

— Где мой мальчик? — визжит она. — Где мой мальчик?

И я тону. Я под водой. Она смыла все звуки мира. И я вижу рядом плавающего мальчика. Плавающего мальчика, повернувшегося ко мне спиной, с детскими волосами, которые шевелит течение. Он поворачивается... медленно поворачивается в мою сторону. И когда я, наконец, вижу его лицо, я понимаю, что оно очень похоже на мое. Он погружен в раздумья. Я протягиваю руку, чтобы коснуться его... дотронуться до плавающего мальчика... но вода мутнеет, и прилив опрокидывает нас... и уносит плавающего мальчика.

Дом погружен во тьму. Я хватаю сюртук из гардероба и мчусь вверх по лестнице. Но вниз спускается миссис Пледжер в тапочках, держа перед собой фонарь. Она замечает меня. Испускает ужасающий вопль.

— Ваша голова, Ваша Светлость! — кричит она.

А потом я ношусь взад-вперед по коридорам, отскакивая от стены к стене. День уже в разгаре, а я все охочусь, все ищу ту единственную неуловимую деталь. И оказываюсь у двери на чердак. Заперто. Я молочу по ней обеими руками. Теперь на мои удары вместе с воплями миссис Пледжер на лестничную площадку сбежались слуги. Их внимательные лица озарены свечами и лампами. Каждый хочет взглянуть одним глазком на безумного, лысого, безбородого Герцога.

Они сходятся у подножия лестницы и смотрят, как я скребусь и скребусь в дверь. Пока наконец Клемент — милый Клемент — не появляется среди толпы.

— Дверь заперта, Клемент, — кричу я ему. — Где ключ, старина. Где ключ?

К нему присоединяется миссис Пледжер. Глаза ее смотрят прямо на меня, но украдкой она разговаривает с Клементом. Я обращаю особое внимание на эти слова.

— Мы послали за доктором Коксом, — гласят они.

И тогда меня захватывает паника, которая заставляет меня ринуться на эти лица, размахивая руками. И все до одного кидаются врассыпную, и горничные с визгом несутся по коридору. Я пробиваюсь к двери спальни, и через минуту я снова здесь, в своей заячьей норе, запертый на все задвижки.

Должно быть, я стоял у двери целых пять минут, пытаясь отдышаться. Шум в доме постепенно улегся, беготни было все меньше, пока, наконец, я не оказался окутан тишиной. Все прекрасные голоса поднесли пальцы к губам.

Я ждал. О, я могу быть терпеливым. Я ждал, пока один из голосов не принялся мне нашептывать. Через какое-то время я почувствовал, как что-то замыкается где-то глубоко внутри меня. Медленно выстраиваются планеты. Я подошел к бюро и осмотрел его сверху донизу.

Мои пальцы начали ощупывать его. Усердные пальцы в неутомимом поиске рычажков и закоулков. Но я был как тот мальчишка с раковиной, который не может извлечь из нее ни звука. Оно просто стояло на месте, безразличное к моим ласкам. Я обшарил каждый дюйм, но оно отказалось впускать меня. И тогда мое терпение лопнуло, я снова впал в исступление, пиная его, и воя, и раскачивая его в разные стороны.

И когда я тряс его, мой средний палец обнаружил сзади незнакомую зацепку. Деревянный квадрат, податливый и очень хорошо спрятанный. Я нажал на него и услышал, как внутри стола щелкнула старая пружина. Передо мной выскочил узкий ящик.

Два сложенных листа бумаги дрожали в крохотном ящике. Я протянул руку и вытащил их. Первым было Свидетельство о Крещении. Мое имя едва различимым почерком. Следом имя другого мальчика. Где-то написано «близнецы».

Другое было Свидетельством о Смерти, на того же самого мальчика, заполненное через четыре года после первого. В крайнем правом столбце я прочел: «Утонул, Грэндж-над-Песками»[17].

А потом — молчание. Ужасное молчание. И бездонная, безграничная тоска.

Закончив эту запись, я спущусь по лестнице к тоннелям. Выйду в Дебрях и прислушаюсь, что делать дальше.

Я-то все больше расставляю сети — у норы или на тропе, — а то и вовсе капканы или силки. Редкой ночью могу прихватить хорька или собаку, ну а старое отцовское ружье для птиц я вообще почти не беру. Слишком много шума, и уж конечно, если с ним поймают, будет только хуже. Но той ночью светила луна, и у меня было хорошее предчувствие, так что я взял эту дурацкую штуковину с собой.

Вот, и я уже собирался отправиться домой и поднимался от озера на холм, с ружьем наперевес. Проходил мимо Дебрей, где раньше мне, бывало, уже везло, и решил наведаться туда.

Не успел я далеко забраться, как слышу — какая-то возня. Такой звук, вроде одышки или стона. Ну, я сразу притормозил и затаился, застыл на месте, чтобы посмотреть, откуда этот шум. Потом совсем рядом раздался каменный скрежет — грохот был адский — не больше чем в тридцати футах. Ну, я и пошевелиться боялся.

И увидел, как он вылезает из-под земли. Выползает. Упитанный такой зверь. Ничего подобного в жизни не видел. Он вылез на четвереньках и медленно развернулся. Подошел к камню поблизости, словно собирался погреться на нем. Я со страху места себе не находил.

Так я был перепуган, что, наверно, пошевелился. Сучок хрустнул под ногой. И этот зверь повернулся взглянуть, в чем дело. Он огляделся, сидя верхом на своем камне, и тут я вижу, что его глаза останавливаются на мне. Жизнью клянусь, я думал, это какое-то чудище. Я думал, он сейчас нападет на меня. И я в мгновение ока поднял ружье и спустил курок. Господи, прости и помилуй, но так я и сделал. А его подбросило и швырнуло назад, и перекрутило во все стороны. И он упал спиной в папоротник.

Когда я понял, что он не шевелится, я подошел к нему и перевернул ногой — словно какую-нибудь собаку — и тут же увидел, что это я человека застрелил. Лежит посреди листьев нормальный человек, только лысый и голый и с огромной дыркой в груди, там, куда я выстрелил.