ГАВРИИЛ ЖУЛЕВ
Биографическая статья
Гавриил Николаевич Жулев, младший брат известной драматической артистки Е. Н. Жулевой, родился 5 июля 1834 г. в сельце Спасском Бронницкого уезда Московской губернии, в семье Поликарпа Васильевича Жулева, дворового человека помещика H. М. Смирнова. Ему еще не исполнилось тринадцати лет, когда он, весною 1847 г., был отпущен на волю[126]. Есть некоторые основания полагать, что он был незаконнорожденным сыном помещика.
Жулев был одновременно и поэтом, и артистом. Окончив в начале 1850-х годов петербургское театральное училище, Жулев в 1853 г. дебютировал на сцене Александринского театра[127] и много лет, до 1875 г., состоял в его труппе[128]. «Помню, что Жулев превосходно играл прогорелого купеческого сынка Перетычкина в комедии Красовского „Жених из Ножовой линии“, — читаем в воспоминаниях современника. — Он подавал большие надежды на сцене, но его затер режиссер Е. И. Воронов, долго властвовавший в Александринском театре» [129]. Воронов и начальник репертуарной части петербургских императорских театров водевилист П. С. Федоров, самодур и взяточник, которого неизменно преследовали искровцы под кличкой «Губошлеп», особенно невзлюбили Жулева за то, что он сотрудничал в «Искре» и информировал редакцию журнала о закулисных тайнах и интригах[130].
Жулев начал печататься в «Искре» в 1860 г. и был одним из ее постоянных сотрудников на протяжении всех 1860-х годов. Его стихотворения появлялись преимущественно под псевдонимом «Скорбный поэт». Жулева сразу оценили в «Искре». «Не могу я встретиться с Курочкиным, — писал ему его приятель, артист и драматург И. Е. Чернышев, 23 марта 1861 г., — чтобы он не спрашивал о тебе… Отчего ты перестал писать? Он о тебе отзывается как о лучшем своем сотруднике и постоянно просит писать к тебе… И я с своей стороны тебе прибавлю, что ты поступаешь до нелепости глупо. Ты очень ошибаешься, если рассчитываешь на свой сценический талант и пренебрегаешь литературным. Последний у тебя гораздо выше, чем первый, и на него следует обратить тебе особенное внимание»[131].
В конце 1862 г. Жулев собрал свои стихи, напечатанные в «Искре», и выпустил их отдельной книжкой под названием «Песни Скорбного поэта». Противопоставляя Жулева представителям «чистой поэзии» и либеральным обличителям типа М. П. Розенгейма, «Искра» следующим образом характеризовала его творчество в отзыве о «Песнях Скорбного поэта»: «Бедность, умеющая весело трунить над собою и хохотать непринужденно и смело над хлыщевством и богатою наглостью, в каких бы они формах ни проявлялись, — вот главный мотив, повторяющийся во всех пьесах Скорбного поэта. Вздыхатели, отвергнутые дамою своего сердца по случаю бедности и наивно рассказывающие о своих злополучиях; супруги, получившие семейное счастье из рук начальников; швеи, беззаботно проходящие известное поприще; девицы, стремящиеся замуж, и дамы, забывающие мужей под звуки Штраусовой скрипки, павловские ландышки и московские Пахиты; театральные музыканты и отставные майоры — вот действующие лица комедии, ежедневно разыгрываемой в жизни, верно подмеченной и осмысленно переданной своеобразными стихами поэта-юмориста. Все это перемешано, как добро и зло, вообще в жизни и в каждом человеке отдельно, но все это живет, движется, смеется над собою и над другими, и, главное, все это просто и искренно»[132].
Очень сдержанно отозвался о книжке Жулева М. Е. Салтыков, поскольку она не отвечала тем большим требованиям, которые он предъявлял к современной сатире. Но и Салтыков писал, что «любителям чтения легкого мы эту книжечку рекомендуем: они в ней найдут некоторую частицу остроумия. В особенности указываем на веселую пьеску „Литературные староверы“»[133].
В поэзии Жулева нет революционных мотивов, но он — демократ с головы до ног. Все его стихотворения пронизаны плебейской гордостью, презрением к роскоши, тунеядству, барскому высокомерию. Один из типичных персонажей Жулева, столичный бездельник и фат, хорошо описан в стихотворении Д. Д. Минаева «Сорвалось!»:
В шляпе Циммермана,
В платье от Сарра,
Я, поднявшись рано,
Вышел со двора.
Крап по панталонам,
С лентою лорнет,
Галстук с медальоном —
В медальоне оном
Блондена портрет,—
Струйки по жилету,
В талии изгиб…
Скорбному поэту
Я отличный тип… и т. д.[134]
Наиболее характерны для Жулева юмористические стихотворения на бытовые темы. Произведения, направленные против конкретных людей и фактов общественной жизни, литературная полемика, резкий сатирический тон и т. п. — все это встречается у него сравнительно редко. Наибольшей удачей Жулева в этой области является отмеченная Салтыковым злая и хлесткая сатира «Литературные староверы». Для характеристики поэзии Жулева необходимо отметить его легкий и гибкий стих, свободные разговорные интонации[135], а также бойкую, иногда не менее чем у Минаева, необычную и мастерскую рифму.
В 1865 г., наряду с «Искрой», Жулев активно печатался и в «Будильнике». В 1869–1874 гг. он был постоянным сотрудником газеты «Петербургский листок», а с 1875 г. до смерти — «Петербургской газеты». Здесь кроме стихотворений он систематически помещал и фельетоны. В последние годы Жулев был также одним из редакторов юмористического журнала «Стрекоза» (редактировал стихотворный отдел)[136].
Жулев написал — отчасти один, отчасти в сотрудничестве с И. Е. Чернышевым, А. А. Соколовым, С. Н. Худековым, Н. А. Лейкиным — до десятка пьес: «Золотая удочка», «Перелетные птицы», «Петербургские когти», «Черненькие и беленькие», «Со ступеньки на ступеньку», «Герои темного мира», «Петербургский Фигаро» и др. Они шли на сцене, однако в художественном отношении не представляют интереса.
В 1871 г. Жулев выпустил второй сборник стихотворений — «Ба! знакомые всё лица! Рифмы Дебютанта (Скорбного поэта)». Сборник уступал в художественном отношении первому, но тематика, идейные позиции и поэтическая манера остались у Жулева в общем те же, и книга, вышедшая без предварительной цензуры, встретила неодобрительный отзыв в цензурном ведомстве. «Собрание весьма тенденциозных, отчасти и довольно грязных стихотворений, — писал цензор. — Автор, кажется, поставил себе задачею изобразить в самом отвратительном виде отношения начальников к подчиненным в нашем служебном кругу; начальники оказывают протекцию подчиненным, которые делают им подарки или даже услуживают им своими женами; подчиненные, выведенные из терпения, дают своим начальникам пощечины и т. д. …В других пьесах выражается презрение к людям, не сочувствующим отрицательному направлению в молодежи, и выхваляются, напротив, корифеи отрицания, напр. Добролюбов; даже и хорошие стремления в высших сословиях осмеиваются и изображаются как маски, под которыми скрываются лицемерие и всякие пороки… везде господствуют насилие и разврат»[137].
Жулев умер 30 июня 1878 г. и скоро был забыт[138], хотя некоторые его стихотворения часто читались с эстрады и перепечатывались в «чтецах-декламаторах».
388. У КУХНИ
О судьба лихая, для чего дала ты
Мне в удел лишь бедность, горе да заплаты
Да еще в придачу ловко подшутила,
Давши мне желудок, как у крокодила!..
Мимо знатной кухни прохожу однажды,
Мучимый от глада, мучимый от жажды.
Я прильнул к окошку и смотрел, как быстро
Сочиняли блюда жирных два кухмистра.
Но, почуяв носом запах вкусный, сдобный,
Я в бобер немецкий нос закутал злобно
И смотрел в окошко с сокрушенным сердцем:
Как фаршировали, посыпали перцем
Разную дичину к званому обеду
И вели кухмистры меж собой беседу:
«Бедный господин наш! говоря без шуток,
Страшно как расстроен у него желудок;
Точно на желудок навалило плиту,
Мучится бедняга — нету аппетиту!..»
Мысль вдруг пресмешная, надобно сознаться,
В голову пришла мне: что́ бы поменяться
Мне моим желудком, как у крокодила,
С этим господином? Мне бы лучше было
Быть без аппетиту, а то что́ в желудке,
Как стоишь у кухни: славно пахнут утки,
Рябчики, фазаны, гуси и индейки,—
А в кармане только двадцать три копейки!
О судьба лихая, для чего дала ты
Мне в удел лишь бедность, горе да заплаты
Да еще в придачу ловко подшутила,
Давши мне желудок, как у крокодила!..
Мимо знатной кухни прохожу однажды,
Мучимый от глада, мучимый от жажды.
Я прильнул к окошку и смотрел, как быстро
Сочиняли блюда жирных два кухмистра.
Но, почуяв носом запах вкусный, сдобный,
Я в бобер немецкий нос закутал злобно
И смотрел в окошко с сокрушенным сердцем:
Как фаршировали, посыпали перцем
Разную дичину к званому обеду
И вели кухмистры меж собой беседу:
«Бедный господин наш! говоря без шуток,
Страшно как расстроен у него желудок;
Точно на желудок навалило плиту,
Мучится бедняга — нету аппетиту!..»
Мысль вдруг пресмешная, надобно сознаться,
В голову пришла мне: что́ бы поменяться
Мне моим желудком, как у крокодила,
С этим господином? Мне бы лучше было
Быть без аппетиту, а то что́ в желудке,
Как стоишь у кухни: славно пахнут утки,
Рябчики, фазаны, гуси и индейки,—
А в кармане только двадцать три копейки!
389. КАРЬЕРА
У старухи нанимал
Я себе каморку —
И частенько в ней глодал
Я сухую корку,
Но ведь я переносил
Беззаботно голод:
Ах, в каморке этой был
Я здоров и молод!
Хоть каморка у меня
Освещалась редко,
Но не нужно мне огня
С милою соседкой…
Ведь, бывало, прибежит —
И пойдет потеха!
Так, что комната дрожит
С ней у нас от смеха.
Песни, хохот и любовь —
И нужда забыта;
А хозяйка хмурит бровь
И на нас сердита.
И брюзжит она с печи:
«Перестаньте, стыдно!»
Ладно, думаем, ворчи,
Чай, самой завидно!
И пойдет тут кутерьма,
А ведь плут старуха! —
Будто дремлет, а сама
Навострила ухо.
Вдруг негаданно — поди ж!
Туча налетела:
У начальника Катишь
Замуж захотела.
Всё он сделать принужден,
Как велит подруга:
Для меня назначил он
Амплуа супруга.
Благодетель и отец
Наградил каретой;
Потащили под венец
Нас с Катишью этой.
И теперь уж я женат
И, по воле рока,
Стал заметен и богат —
И живу широко.
Проложил через жену
Я себе дорогу;
Я и сам уж младших гну
Нынче, слава богу.
Счастлив, кажется, вполне:
Ем и пью я вкусно,
Но порою что-то мне
Тяжело и грустно…
Или вдруг среди семьи,
Как резвятся дети,
Всё мне мнится: не мои
Ребятишки эти!
И в груди бушует ад,
В рот не лезет пища,
Побежал бы я назад
В старое жилище,
Со старухой поболтать
И соседке милой
Со слезами рассказать
Свой роман унылый,
И зажить, как в старину,
Бедно, без излишек,
Бросив верную жену
И чужих мальчишек.
У старухи нанимал
Я себе каморку —
И частенько в ней глодал
Я сухую корку,
Но ведь я переносил
Беззаботно голод:
Ах, в каморке этой был
Я здоров и молод!
Хоть каморка у меня
Освещалась редко,
Но не нужно мне огня
С милою соседкой…
Ведь, бывало, прибежит —
И пойдет потеха!
Так, что комната дрожит
С ней у нас от смеха.
Песни, хохот и любовь —
И нужда забыта;
А хозяйка хмурит бровь
И на нас сердита.
И брюзжит она с печи:
«Перестаньте, стыдно!»
Ладно, думаем, ворчи,
Чай, самой завидно!
И пойдет тут кутерьма,
А ведь плут старуха! —
Будто дремлет, а сама
Навострила ухо.
Вдруг негаданно — поди ж!
Туча налетела:
У начальника Катишь
Замуж захотела.
Всё он сделать принужден,
Как велит подруга:
Для меня назначил он
Амплуа супруга.
Благодетель и отец
Наградил каретой;
Потащили под венец
Нас с Катишью этой.
И теперь уж я женат
И, по воле рока,
Стал заметен и богат —
И живу широко.
Проложил через жену
Я себе дорогу;
Я и сам уж младших гну
Нынче, слава богу.
Счастлив, кажется, вполне:
Ем и пью я вкусно,
Но порою что-то мне
Тяжело и грустно…
Или вдруг среди семьи,
Как резвятся дети,
Всё мне мнится: не мои
Ребятишки эти!
И в груди бушует ад,
В рот не лезет пища,
Побежал бы я назад
В старое жилище,
Со старухой поболтать
И соседке милой
Со слезами рассказать
Свой роман унылый,
И зажить, как в старину,
Бедно, без излишек,
Бросив верную жену
И чужих мальчишек.
390. ЛИТЕРАТУРНЫЕ СТАРОВЕРЫ
Баллада
В ресторане собрались
Староверы злые,
И беседы их велись
Про дела былые.
И бунтует и кричит
Громко шайка эта,
Что теперь уже молчит
Старая газета.
И ватага эта зла
И ломает стулья,
Что их главная пчела
Выбыла из улья;
Что теперь им ходу нет
И карманы голы;
Что теперь коварный свет
Жаждет новой школы;
А что их давно не чтут
И труды их — боже! —
На Толкучем продают
С хламом на рогоже.
В заседаньи был нахал
И кричал без складу,—
Вот который сочинял
Для волос помаду;
Куплетист он и актер,
В старенькой бекеше,
Остроумие протер
Он себе до плеши.
Был еще тут драматург,
Очень злой и хворый,
В оны годы Петербург
Восхищал который.
Много было тут персон
И больших талантов,
И булгаринских времен
Хилых фигурантов.
Собралися и поют —
И кружок их тесен;
Много было спето тут
Очень старых песен:
«Боже мой! теперь во всем
Голая натура,
Ах! пропахла мужиком
Вся литература!
И писателей у нас
Развелось так много;
Всякий лезет на Парнас,
Без наук и слога.
И журналы издают
Всё молокососы
И преважно задают
Новые вопросы.
Для возвышенных вещей
Их таланты слабы,
Только слышишь запах щей
Да крестьянской бабы.
Ну, пожалуй, выводи
Чернь, но для потехи;
Да приличьем огради
И зашей прорехи.
Напомадь и причеши,
Скинь им сапожищи;
А потом и опиши
Как-нибудь почище.
Например: мужик живет;
Не горюя, пашет,
Про любезную поет,
И поет, и пляшет;
Отработав — вечерком
Ходит в хороводе…
Отчего же бы в таком
Не писать вам роде?
А то что у вас? — во всем
Голая натура,
Ах! пропахла мужиком
Вся литература!..»
В ресторан со всех сторон
Собралися братья;
Слышны ахи, слышен стон,
Слышатся проклятья.
Секта эта новый век
И пилит и режет;
В ресторане человек
Слышит стон и скрежет
И, крестясь, отходит прочь,
Но не молкнут ахи…
И младенцы в эту ночь
Вздрагивали в страхе…
В ресторане собрались
Староверы злые,
И беседы их велись
Про дела былые.
И бунтует и кричит
Громко шайка эта,
Что теперь уже молчит
Старая газета.
И ватага эта зла
И ломает стулья,
Что их главная пчела
Выбыла из улья;
Что теперь им ходу нет
И карманы голы;
Что теперь коварный свет
Жаждет новой школы;
А что их давно не чтут
И труды их — боже! —
На Толкучем продают
С хламом на рогоже.
В заседаньи был нахал
И кричал без складу,—
Вот который сочинял
Для волос помаду;
Куплетист он и актер,
В старенькой бекеше,
Остроумие протер
Он себе до плеши.
Был еще тут драматург,
Очень злой и хворый,
В оны годы Петербург
Восхищал который.
Много было тут персон
И больших талантов,
И булгаринских времен
Хилых фигурантов.
Собралися и поют —
И кружок их тесен;
Много было спето тут
Очень старых песен:
«Боже мой! теперь во всем
Голая натура,
Ах! пропахла мужиком
Вся литература!
И писателей у нас
Развелось так много;
Всякий лезет на Парнас,
Без наук и слога.
И журналы издают
Всё молокососы
И преважно задают
Новые вопросы.
Для возвышенных вещей
Их таланты слабы,
Только слышишь запах щей
Да крестьянской бабы.
Ну, пожалуй, выводи
Чернь, но для потехи;
Да приличьем огради
И зашей прорехи.
Напомадь и причеши,
Скинь им сапожищи;
А потом и опиши
Как-нибудь почище.
Например: мужик живет;
Не горюя, пашет,
Про любезную поет,
И поет, и пляшет;
Отработав — вечерком
Ходит в хороводе…
Отчего же бы в таком
Не писать вам роде?
А то что у вас? — во всем
Голая натура,
Ах! пропахла мужиком
Вся литература!..»
В ресторан со всех сторон
Собралися братья;
Слышны ахи, слышен стон,
Слышатся проклятья.
Секта эта новый век
И пилит и режет;
В ресторане человек
Слышит стон и скрежет
И, крестясь, отходит прочь,
Но не молкнут ахи…
И младенцы в эту ночь
Вздрагивали в страхе…
391. ТОВАРИЩУ
Товарищ, не ропщи!
Хоть мы с тобой иззябли
И лишь пустые щи
Едим, как мизерабли;
Пускай у богачей
В роскошном бельэтаже
Уха из стерлядей,
Сюпремы и потажи;
Пусть к ним судьба добра,
Палаты их нагреты;
Пусть им кроит Сарра
И брюки и жилеты,
А мы бежим с тобой
К российскому тайлёру —
Какой уж тут покрой,
Лишь только было б впору!
Пускай богач несет
Мешки в ломбард, для росту,
А мы же свой доход
Несем подальше к мосту!
Зато ведь богачам
Подагрой сводит ногу,
А мы, привыкши к щам,
Здоровы, слава богу!
На днях вот богача,
От преизбытка пищи,
При помощи врача
Стащили на кладбище;
Какой был крик и вой —
Пересказать нет средства!
Ну, точно на Сенной,—
Из-за его наследства.
Придет пора и нам!
Но мы с тобой, дружище,
Отправимся к отцам
Без шуму на кладбище,
Товарищ, не ропщи!
Хоть мы с тобой иззябли
И лишь пустые щи
Едим, как мизерабли;
Пускай у богачей
В роскошном бельэтаже
Уха из стерлядей,
Сюпремы и потажи;
Пусть к ним судьба добра,
Палаты их нагреты;
Пусть им кроит Сарра
И брюки и жилеты,
А мы бежим с тобой
К российскому тайлёру —
Какой уж тут покрой,
Лишь только было б впору!
Пускай богач несет
Мешки в ломбард, для росту,
А мы же свой доход
Несем подальше к мосту!
Зато ведь богачам
Подагрой сводит ногу,
А мы, привыкши к щам,
Здоровы, слава богу!
На днях вот богача,
От преизбытка пищи,
При помощи врача
Стащили на кладбище;
Какой был крик и вой —
Пересказать нет средства!
Ну, точно на Сенной,—
Из-за его наследства.
Придет пора и нам!
Но мы с тобой, дружище,
Отправимся к отцам
Без шуму на кладбище,
392. ЧИЖИК
На грош не верят в лавке,
Начальник строг и лют,
И мне, увы! прибавки
За службу не дают;
От службы хуже кия
Иссох я — ну хоть брось!
А между тем другие
Всё лезут врозь да врозь…
Болтают, что начальник
Не прочь подчас того…
На днях вот умывальник
Он взял у одного,
А у другого дрожки
Взял нынче по весне…
По этой вот дорожке
Пройтись бы надо мне…
Ох! смертная охота,
Да участь-то горька:
Ведь из вещей всего-то
В каморке бедняка
Лишь пара ветхих книжек,
Гитара, да пенсне,
Да мой приятель-чижик,
Висящий на окне.
«Постой, постой!.. вот штука!..—
Я вскликнул в тот момент.—
Начальнику снесу-ка
Я чижика в презент;
Признаться, тяжело мне
Расстаться было с ним:
Он другом был в Коломне
Единственным моим!»
Ах! сняв с окошка клетку,
От горести дрожа
И завернув в салфетку
И клетку и чижа,
Расстроен, с мутным взглядом,
Крепясь от горьких слез,
К начальнику я на дом
Чиликалку понес.
Увидевши, что ношей
Я был обременен,
Начальник мой хороший
Прислугу выгнал вон;
И стал со мной — о диво! —
Любезен не в пример
И вопросил учтиво:
«Что это — несессер?..»
«Нет-с, — говорю я, — клетка;
А в клетке чижик…» — «Что-с? —
Сказал начальник едко,
Задравши кверху нос.—
Вы думали, что взяткой
Прельщусь я! — крикнул он.—
Ах вы, мальчишка гадкий!..
Извольте выйти вон!..»
И, право, уж не помню,
Как в милые края,
В любезную Коломню
С чижом вернулся я.
Поступок неуместный
Надежды все пресек
И доказал, что честный
Начальник человек.
На грош не верят в лавке,
Начальник строг и лют,
И мне, увы! прибавки
За службу не дают;
От службы хуже кия
Иссох я — ну хоть брось!
А между тем другие
Всё лезут врозь да врозь…
Болтают, что начальник
Не прочь подчас того…
На днях вот умывальник
Он взял у одного,
А у другого дрожки
Взял нынче по весне…
По этой вот дорожке
Пройтись бы надо мне…
Ох! смертная охота,
Да участь-то горька:
Ведь из вещей всего-то
В каморке бедняка
Лишь пара ветхих книжек,
Гитара, да пенсне,
Да мой приятель-чижик,
Висящий на окне.
«Постой, постой!.. вот штука!..—
Я вскликнул в тот момент.—
Начальнику снесу-ка
Я чижика в презент;
Признаться, тяжело мне
Расстаться было с ним:
Он другом был в Коломне
Единственным моим!»
Ах! сняв с окошка клетку,
От горести дрожа
И завернув в салфетку
И клетку и чижа,
Расстроен, с мутным взглядом,
Крепясь от горьких слез,
К начальнику я на дом
Чиликалку понес.
Увидевши, что ношей
Я был обременен,
Начальник мой хороший
Прислугу выгнал вон;
И стал со мной — о диво! —
Любезен не в пример
И вопросил учтиво:
«Что это — несессер?..»
«Нет-с, — говорю я, — клетка;
А в клетке чижик…» — «Что-с? —
Сказал начальник едко,
Задравши кверху нос.—
Вы думали, что взяткой
Прельщусь я! — крикнул он.—
Ах вы, мальчишка гадкий!..
Извольте выйти вон!..»
И, право, уж не помню,
Как в милые края,
В любезную Коломню
С чижом вернулся я.
Поступок неуместный
Надежды все пресек
И доказал, что честный
Начальник человек.
393. ПЕТРУШКА
К нам на двор шарманщик нынче по весне
Притащил актеров труппу на спине
(Деревянных, впрочем, а не тех живых,
Что играют роли из-за разовых).
Развернул он ширмы посреди двора;
Дворники, лакеи, прачки, кучера
Возле ширм столпились, чтобы поглазеть,
Как Петрушка будет представлять комедь…
Из-за ширм Петрушка выскочил и ну:
«Эй, коси-малина, вспомню старину!»
Весело Петрушка пляшет и поет;
«Молодец каналья!» — говорит народ.
Вот пришли арапы, начали играть,—
А Петрушка палкой по башкам их хвать!
С жалобой арапы поплелися в часть…
Голоса в народе: распотешил всласть!
Выскочил квартальный доблестный и стал
Приглашать Петрушку за скандал в квартал…
Петька не робеет: развернулся — хлоп!
Мудрое начальство в деревянный лоб…
Петька распевает, весел, счастлив, горд,—
Вдруг из преисподней появился черт
И басит Петрушке: «Ну, пойдем-ка, брат!..»
И повлек бедняжку за собою в ад.
Запищал Петрушка… «Не юли вперед!
Вот те и наука!» — порешил народ.
Я б сказал словечко за Петрушку, но
Многих ведь, пожалуй, раздражит оно.
К нам на двор шарманщик нынче по весне
Притащил актеров труппу на спине
(Деревянных, впрочем, а не тех живых,
Что играют роли из-за разовых).
Развернул он ширмы посреди двора;
Дворники, лакеи, прачки, кучера
Возле ширм столпились, чтобы поглазеть,
Как Петрушка будет представлять комедь…
Из-за ширм Петрушка выскочил и ну:
«Эй, коси-малина, вспомню старину!»
Весело Петрушка пляшет и поет;
«Молодец каналья!» — говорит народ.
Вот пришли арапы, начали играть,—
А Петрушка палкой по башкам их хвать!
С жалобой арапы поплелися в часть…
Голоса в народе: распотешил всласть!
Выскочил квартальный доблестный и стал
Приглашать Петрушку за скандал в квартал…
Петька не робеет: развернулся — хлоп!
Мудрое начальство в деревянный лоб…
Петька распевает, весел, счастлив, горд,—
Вдруг из преисподней появился черт
И басит Петрушке: «Ну, пойдем-ка, брат!..»
И повлек бедняжку за собою в ад.
Запищал Петрушка… «Не юли вперед!
Вот те и наука!» — порешил народ.
Я б сказал словечко за Петрушку, но
Многих ведь, пожалуй, раздражит оно.
394. «Лира моя, лира…»
Лира моя, лира,
Добрая подруга,
Ты бренчишь для мира
Скромно в час досуга…
В небогатой келье,
Век с нуждою споря,
Ты полна веселья —
Ну а больше — горя…
Светских львиц богатых,
С выточенным станом,
Страсти и наряд их
Воспевать куда нам!..
Жирного богатства
Не даря куплетом,
Я лишь там, где братство,
Делаюсь поэтом:
Где любовь живее,
Где хоть люди нищи,
Но умом трезвее
И душою чище…
Юность! для тебя лишь
Я играю рифмой:
Ты одна похвалишь
Искренний мотив мой!..
Лира моя, лира,
Добрая подруга,
Ты бренчишь для мира
Скромно в час досуга…
В небогатой келье,
Век с нуждою споря,
Ты полна веселья —
Ну а больше — горя…
Светских львиц богатых,
С выточенным станом,
Страсти и наряд их
Воспевать куда нам!..
Жирного богатства
Не даря куплетом,
Я лишь там, где братство,
Делаюсь поэтом:
Где любовь живее,
Где хоть люди нищи,
Но умом трезвее
И душою чище…
Юность! для тебя лишь
Я играю рифмой:
Ты одна похвалишь
Искренний мотив мой!..
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги