Поэзия народов СССР IV-XVIII веков

Море жизни всегда обуревает меня.

Воздвигает враг валы на меня.

Добрый кормчий, ты — оборони меня!

Рано утром предстану пред тобой,

Царь мой и бог мой!

Рано утром преклонишь к мольбе моей слух,

Царь мой и бог мой!

Молю я: взгляни на молитву мою,

Царь мой и бог мой!

Надежда моих младенческих дней,

Не оставь меня, господи!

Опора дряхлеющей жизни моей,

Не оставь меня, господи!

Заступник на Страшном суде, пожалей,

Не оставь меня, господи!

Вседержитель, греховность мою сокруши,

Ты ведь бог кающихся.

Благословенья меня не лиши,

Ты ведь бог кающихся.

В геенну не брось моей скорбной души,

Ты ведь бог кающихся.

Отец милосердный, заботливый,

Создатель всего живого,

Щедро мир оделяющий

Своими благодеяньями,

Прими в предзакатный час

Мольбы твоих слуг.

О владыка вселенной

И церкви нашей святой,

Будь милосерден к больным,

И к удрученным печалью,

И к тем, кто в дороге,

И к тем, кто в море,

И к тем, кто в исповедальне,

И к тем, кто кается горько,

И к душам усопших.

Ведь ты, о господь всемогущий,

О наших избытках и нуждах

Знаешь лучше, чем мы —

Благодарные или просящие…

Слава, и Власть, и Любовь тебе

И сыну, которого ты породил,

И духу святому

Отныне, на веки и присно.

Свет, и света создатель, и первый светоч,

Обитающий в горнем свете,

Благословляемый сонмами ангелов,

Отец небесный!

Когда утренний свет забрезжит,

Сделай так, чтобы в душах у нас

Забрезжил твой свет,

Снизошедший к нам.

Свет, беспорочное солнце, рассвет пречистый, —

Сын, отцом порожденный,

Ты, кого славили мы,

Славя отца до восхода солнца.

Когда утренний свет забрезжит,

Сделай так, чтобы в душах у нас

Забрезжил твой свет,

Снизошедший к нам.

Свет, порожденье Отца и Сына, родник доброты, —

Дух святой лучезарный,

Ты, кому мальчики, певчие в церкви,

Вторя небесному хору, славу поют.

Когда утренний свет забрезжит,

Сделай так, чтобы в душах у нас

Забрезжил твой свет,

Снизошедший к нам.

Свет, триединый свет, Трое в одном лице —

Троица пресвятая,

Ты, кого черви земные, вслед за сынами неба

Славят денно и нощно.

Когда утренний свет забрезжит,

Сделай так, чтобы в душах у нас

Забрезжил твой свет,

Снизошедший к нам.

Небеса и Земля были в муках родин,

Морей багрянец был в страданье родин,

Из воды возник алый тростник,

Из горла его дым возник,

Из горла его пламень возник,

Из того огня младенец возник,

И были его власы из огня,

Была у него брада из огня,

И, как солнце, был прекрасен лик.

Отделился, пошел Вардгес-юноша

Из области Тухов к Касах-реке.

Он пришел и сел на Шреш-холме,

Близ города Артимед у Касах-реки,

Тесать да ваять Еруанда врата.

Преображеньем твоим на горе

Ты божественную силу явил, —

Тебя славим, о мысленный свет!

Луч славы твоей ты явил,

Воссиял и свою твердь осветил, —

Тебя славим, о мысленный свет!

Ужаснулись ученики твои,

Явление чудесное зря.

Тебя славим, о мысленный свет!

Но, восстав от тяжелого сна,

К твоей славе прилепились сильней, —

Тебя славим, о мысленный свет!

Жены, славны страной и народом своим,

Предлагали жемчуг, незнакомый дотоль,

За многих себя оставляли в залог,

Выкупом став для чуждой земли.

Вам — корабль вести, ваш опытен дух,

Стремительна мысль, безвременна плоть,

По долгим путям житейских пучин

Невредимо неслись и дошли до Христа.

Вы — ветви лозы виноградной Христа.

Виноградарь небес сберет ваш сок;

Вы дали себя в точиле топтать,

Чтоб вечных блаженств чашу испить.

От житейских нужд отвратились вы,

Ибо все здесь сон и прикрасы лжи,

Обольщенью нег вы не предали душ,

Убедясь, что величье — одна суета.

Завиден чрез вас стал девства чертог,

Ваша кровь и огонь обновили его,

Вы предали плоть мечу и костру,

Неугасимый свет вы в чертог внесли.

Тридцать семь — число тех блаженных дев

Венчанных вовек невянущим венком,

Высоко взнесенных над всем земным,

Блаженствующих здесь во славе творца.

О всеведущий дух, ниспошли благодать,

Дай мне силы на песню, на плач, на проклятье,

Разумение дай, чтобы внятно сказать

Слово скорбное о невозвратной утрате!

Горе тяжкое плакать заставило нас,

Стон печали над нами пронесся, как пламя.

Пусть все сущее в мире услышит наш глас,

Все живущее слезы прольет вместе с нами.

Нас стена защищала, но пала стена.

Скалы, нас укрывавшие, ныне разбиты.

Нам светила луна — закатилась луна,

Слово твердое рухнуло — нет нам защиты!

Мы не ждали беды, но пришла к нам беда.

Власть добра и надежд победило безвластье,

Свет чудесного царства угас навсегда,

Счастья сад превратился в пустыню несчастья.

Эти беды и горести нашего края,

Может, те, что предрек многомудрый Исайя^{14},

Ибо светлого крестовоздвиженья день

Омрачила беда и страдания тень.

И грядущее стало темно и безвестно,

Дух вражды и безверья туманит нам путь.

Нечестивые вырыли черную бездну,

Чтобы нашего пастыря в бездну столкнуть.

Словно лев, был он грозен, не будучи злым,

Для старейшин родов был опорой и властью,

Ликовали друзья от любви и от счастья,

И от страха враги замирали пред ним.

Был он первым по мужеству и по уму.

К самым дальним пределам неслась его слава,

Поклониться спешили соседи ему,

Восхваляли его все края и державы.

Даже греческий царь, даже юга князья

Домогались с властителем нашим свиданья

И, гордясь, что они Джаванширу друзья,

Принимали с почтеньем его назиданья.

И в гордыне забыли, что люди — мы прах,

Что во власти господней и счастья и беды.

Бога мы прогневили, погрязнув в грехах,

И правителя нашего смерти он предал.

Ангел, что охранял его душу и плоть,

От него отдалившись, обрек на страданье.

В горький час отвратился от князя господь,

Оставляя насильникам на поруганье.

Лицемер потаенно свой меч навострил,

К убиенью коварно готовясь заране,

И смертельный удар Джаваншира сразил —

Темной ночью погиб он, как моавитяне^{15}.

Джаваншир, надо всеми возвысился ты!

Исходили завистники злобой безмерной.

Ты убит был тайком средь ночной темноты,

Ты скончался, израненный немилосердно.

Лишь вошла злая смерть в государеву грудь —

Солнце вмиг изменило извечный свой путь.

На земле пусть убийца живет нелюдим,

Словно Каин, для всех ненавистен и страшен.

Птицы певчие пусть не щебечут над ним,

Пусть лишь черные вороны крыльями машут.

Звери хищные пусть поджидают его,

Пусть вовек не найдет он ночлега под крышей.

Пламя Ирода^{16} пусть настигает его,

Пусть его пожирают и черви и мыши!

Пусть огонь пожирает его, разгорясь,

Пусть убийцу ничто не спасет от заразы,

И рука, что на светоч земли поднялась,

Пусть покроется струпьями смрадной проказы!

Пусть в презренного жабы вливают свой яд,

По ночам пусть с убийцею змеи грешат.

Пусть умрет окаянный, терзаясь жестоко,

Будь он проклят, исчадие зла и порока!

Наш водитель, наш кормчий, наш князь Джаваншир,

Посмотри, что с твоими сиротами стало.

Разум твой озарял наш неправедный мир,

Нас отвага твоя от беды ограждала.

Как жемчужины, с уст обронял ты слова,

И блистал ты отвагой, носитель величья,

Ото сна пробуждался детенышем льва,

Расправлялся с трусливою утренней дичью.

И разбрасывал кромки овечьих ушей,

Славя господа истовой жертвой своей.

На охоте ты был всех смелей, всех быстрее.

Возрастил ты цветок вечнодышащих дум.

Ночью плоть почивала, но зоркий твой ум

И во сне управлял колесницей Арея^{17}.

Ты лишь взглядом единым умел отличать

Мудреца от глупца и героя от труса.

Нисходила обильно к тебе благодать,

Как священная кровь из ребра Иисуса.

Ты при жизни божественной притчею стал.

Дух бессмертья над смертным тобою витал.

Мир был светел, но темень взяла его в плен,

Как, лишенным тебя, нам поверить в удачу?

В опустевшей стране я потомков сирен,

А не страусов стаи сегодня оплачу.

Сколько дней и недель, сколько б лет ни прошло,

Мы не сможем забыть о великой утрате.

И тебя погубившее черное зло

Тяготеет над нами как бремя проклятья.

Ты, наш пастырь великий, был светел, как день.

Без тебя нам во тьме никуда не пробиться.

И ложится на наши угрюмые лица,

Словно пыль на дороги, бесславия тень.

Буду вечно взирать я на трон опустевший,

Бесконечно в мученьях рыдать, безутешный.

Слезы нас ослепляют, померкнул наш свет,

Перед нами пути утешения нет.

Только пламень печали, любовью зажженный,

Не погаснет в сердцах безутешных друзей.

Нам дымиться бы, как фимиам благовонный,

Чтоб сгореть без следа на могиле твоей.

Ибо здесь без тебя все темно и туманно.

Нашей светлой надеждою был ты один.

Пред тобой прояснялись вершины Ливана,

Волны бурные тивериадских глубин^{18}.

Если ты, наш заступник, не жил бы на свете,

Пред врагами давно бы мы пали без сил.

Без тебя одолел бы нас северный ветер,

Гунн жестокий гранаты бы наши срубил.

Без тебя опускаются руки в бессилье.

Тьма сгущается, нам не дождаться зари.

Покрываются брачные комнаты пылью,

Облачаются в траур земные цари.

Даже тем, кто короной увенчай по праву,

Мишура золотая теперь не нужна.

Тщатся сбросить владыки презренную славу,

Ибо суетность славы им стала ясна.

Всем уйти суждено — никому не остаться,

Нам одно лишь даровано счастье судьбой:

Слезы лить по тебе, по тебе убиваться,

Лечь в могилу когда-нибудь рядом с тобой,

Неувядаемый цветок, высот свободных светлый крин,

О ладоносный стройный ствол, о пальма выжженных долин,

Ты золотой сосуд, что полн небесных манн для злых годин.

Благословенная, тебе мы славословие поем.

Ты как жемчужина горишь, как светозарный ты чертог,

Ты благовония родник, ты золотых лучен поток,

Мария, о, блаженна ты, и у твоих пречистых ног,

Благословенная, тебе мы славословие поем.

Чтут все архангелы тебя и славит весь небесный мир,

Всех небожителей чреда, всех серафимов пышный клир,

Все те, что троице святой возносят звон нездешних лир.

Благословенная, тебе мы славословие поем,

Пресвятая Мария, пречистый храм,

Матерь живого божьего слова.

Благословенна ты среди жен,

Дева и богородица.

Нива духа, дивный цветок,

Дождем пролившийся от отца,

Оплодотворенный;

Людям явленная.

Благословенна ты среди жен,

Дева и богородица.

Небес и земли основа,

Жизни подательница,

Луч господнего света, сошедший к нам,

Чтоб удержать от грехопадения.

Благословенна ты среди жен,

Дева и богородица.

Лик прекраснейшего серафима

Миру явившая,

Во чреве носившая

Повелителя сонмов ангельских.

Благословенна ты среди жен,

Дева и богородица.

Для нас растворившая посохом жизни

Врата, охраняемые херувимами,

Из рук у них взявшая огненные мечи.

Благословенна ты среди жен,

Дева и богородица.

Рая врата и сошествие божье;

Посредница между землей и небом,

Познавшая муку праматери нашей Евы

И победившая смерть.

Благословенна ты среди жен,

Дева и богородица.

Счастливица, радуйся, —

Всевышний с тобой,

Ангелов хоры прелестными голосами

Славу тебе поют, в небесах,

Благословенна ты среди жен,

Дева и богородица.

Обитель еще небывалого божьего слова,

Во чреве таившая жар господня огня,

Неопалимая, как купина;

Мать для всех порожденного бога,

Благословенна ты среди жен,

Дева и богородица.

Таинство жизни бренной и вечной,

Давшее миру новые крылья,

Сон земнородных вознесший на небо

И в святых обративший их.

Благословенна ты среди жен,

Дева и богородица.

Светлую славу поют небеса

Властителю вечности и беспредельности,

Тому, кто пришел порожденный пречистой

И искупил первородный грех.

Благословенна ты среди жен,

Дева и богородица.

Быть может, первенство и слава сокрыты в алчной пасти льва,

Так что же: вырви их у зверя и утверди свои права.

Иль обрести и власть и славу, или, как следует бойцу,

Бесстрашно ринуться в сраженье и встретить смерть лицом к лицу

Милая в костер бросала руту на закате дня,

Чтоб горела ярко рута, от заботы злой храня.

Но зачем ей, право, рута, для чего огонь ей нужен —

Той, чья родинка — как рута, а лицо алей огня?

Злее птицы кровожадной эта хищная стрела,

Закогтит она любого, не минует никого-о!

Видно, коршун быстролетный отдал ей свои крыла,

Чтоб гнездо его разрушив, унесла птенца его-о!

Мой совет: в неравной битве лучше кровь свою пролей,

Но не дай иссякнуть чести в тайниках души твоей.

Лучше пасть пред истуканом, чем пред гордым человеком,

Смелой доблести дорога к цели выведет быстрей.

Ты сердце унесла своим единым взглядом,

Твои уста — судья, но дерзкий тать твой взор.

Чем награжу тебя за похищенье сердца?

И кто ж видал, — о диво! — чтоб награжден был вор?