Пожиратель

Глава 1

Погода в последние дни не радовала — ветра дули холоднющие, почти каждый день шли мерзкие мелкие дожди вперемешку со снежной крупой. А уж ночные заморозки и вовсе стали такими кусачими, что утром не хотелось на улицу высовываться.

Поэтому очередное занятие «на свежем воздухе» под руководством Кабанова-младшего не вызывало у студентов Горного ни малейшего энтузиазма. Тем более что в этот раз оно шло последним в расписании и грозило растянуться до конца дня. Преподаватель по основам выживания решил организовать настоящий поход в лес — со следованием по карте и компасу по заданным маршрутам и разбивкой лагеря из подручных средств.

В настоящий лес мы, конечно, не отправились — ограничились Академическим парком. Благо, размеры его позволяли устраивать даже такие походы.

Размерам этим я удивлялся с самого начала, особенно когда в руки попал план парка. По сути, Университетский проспект, идущий с севера на юг, отрезал от города изрядный кусок земли, ограниченный с запада и юга рекой. Этакий полуостров, похожий на неровную выпуклую линзу. По площади получалось гектаров четыреста, причём участок этот был освоен едва ли на треть. Облагороженная часть парка — корпуса университета, дендрарий, вымощенные плиткой дорожки и беседки — располагались в юго-восточной части, возле главных ворот и дальше вдоль улицы. А в глубине парк постепенно превращался в обычный смешанный лес, выходящий к дикому неблагоустроенному берегу.

В общем, земли под нужды университета было отдано с большим запасом. С точки зрения городской управы это, наверное, выглядит расточительством — участок-то вкусный. По сути, в самом центре города. Но принадлежит он не местным властям, а императору, так что строить здесь что-то своё они не могут.

Учебную форму мы перед занятием заменили на гимнастёрки, плотные галифе, сапоги и непромокаемые куртки. И это было очень кстати — не прошло и двадцати минут с начала занятия, как зарядил дождь. И без того унылое мероприятие заиграло ещё более мрачными красками, поскольку благоустроенные тропинки кончились, и в ближайшее время придётся месить сапогами грязь, смешанную с палой листвой.

В «поход» отправился весь первый курс Горного, но, чтобы не переться одной толпой, Боцман разделил нас на несколько групп. Каждой он выдал свой маршрут, на котором было заложено несколько тайников, которые нужно было отыскать и забрать из них некие предметы. Это заодно служило и способом проверки добросовестности студентов — конечная-то точка маршрута была одна, и был соблазн рвануть к ней напрямик.

Я, конечно, попал в одну группу с Полиньяком и Варей. Помимо нас в ней оказался Кудеяров-младший с дружками, староста группы Трофимов и ещё несколько знакомых ребят. Впрочем, я со всеми на курсе уже более-менее познакомился. По крайней мере, узнавал в лицо.

Сына Фомы, к слову, будто подменили. Он уже давно, ещё со времён истории с албыс, перестал подначивать и меня, и Жака. Но в последние дни и вовсе стал вести себя показательно вежливо. Даже, я бы сказал, заискивающе.

Что ж, немудрено. Шила в мешке не утаишь — то, что я Одарённый, скрывать было уже совершенно невозможно. Слухи о том, что я, а то и вся наша троица связаны со Священной Дружиной, тоже уже разлетелись по всему университету — это мне Трофимов рассказал. Но тут, конечно, и сам Путилин постарался — пару раз в открытую подвозил нашу троицу на занятия на своём роскошном чёрном «Даймлере». Да и о том, что статский советник переезжает в особняк Василевских, тоже наверняка уже многим известно.

В общем, с тем же успехом я мог бы нацепить значок Священной дружины на лацкан студенческой формы — чего уж скрывать-то.

Думаю, и слухи о моём истинном происхождении тоже уже начали просачиваться. И, хоть я и продолжал обучение под сиротской фамилией Сибирский, отношение ко мне и со стороны студентов, и со стороны преподавателей несколько изменилось. Причём именно после того губернаторского приёма.

Хотя, может, я преувеличиваю. И без того намёков было достаточно. Одарённый, живёт в ранее заброшенном особняке Василевских… Тут уж любой сложит дважды два.

Впрочем, если раньше я опасался раскрытия своего инкогнито, то теперь, после разговора с Вяземским, стал себя чувствовать гораздо увереннее. Да и счёт в банке этой уверенности здорово прибавлял, хотя за последнюю неделю я его уже слегка распечатал.

Ещё из приятных моментов — то, что мне удалось-таки решить вопрос с албыс. Время, конечно, покажет, насколько моё решение было верным. Но главное — я избавился, наконец, от самого острого из дамокловых мечей, зависших над моей головой. Теперь уже можно было не опасаться, что моя одержимость обернётся полной потерей человеческого «я». Дух албыс перестал пожирать меня изнутри, кошмары прекратились, и я впервые за долгое время смог вздохнуть спокойно.

Правда, ненадолго. Остальные-то проблемы никуда не делись. И главные из них — это обкладывающая нас со всех сторон Стая и сбежавший Арамис-Арнаутов со своей чернявой подружкой. Толком даже непонятно, это две отдельные проблемы или одна большая. Свет на это мог бы пролить пойманный Грач, однако он, по словам Путилина, оказался весьма неразговорчивым.

А через три дня после поимки вампир и вовсе был обнаружен в казематах мёртвым. Причём отправиться на тот свет ему явно помогли. Я, конечно, здорово отделал его в ходе той драки в «Хаймовиче», но Дети Зверя — народ живучий, так что даже без медицинской помощи Грач уже через пару дней был вполне себе бодрячком. Если бы не кандалы с синь-камнем — регенерировал бы ещё быстрее. Но крупнокалиберная пуля, снёсшая ему полчерепа, оказалась непосильным испытанием даже для вампирского здоровья.

Путилин после этого инцидента ходил мрачнее тучи. Признался, что до этого ещё и тело Барсенева, отправленное местным «федералам» — в Службу Экспертизы — тоже бесследно пропало.

— Стая, как всегда, мастерски заметает следы, — мрачно ворчал он, как обычно, ходя из угла в угол со скрещенными за спиной руками. — А я пока мало что могу им противопоставить. Действовать приходится практически в одиночку!

Бросив взгляд на меня, он добавил:

— Без обид, Богдан. Ты очень помог мне, и не раз. Но я сейчас говорю не об охотничьих делах. В истреблении чудовищ ты как раз очень хорош, и надеюсь, ещё не раз меня выручишь. Но, увы, в работе Священной Дружины есть и… другие стороны.

Я тогда промолчал. Хотя я-то знал, что к исчезновению тела Берсенева Стая не имеет отношения. Это Фома постарался, причём по распоряжению губернатора. Но я пока не решил, стоит ли делиться этой информацией.

Чисто по-человечески я Путилину симпатизировал, да и сотрудничество с Дружиной выглядело делом перспективным, а главное — близким мне по духу. Но всё же после того, что я подслушал в библиотеке губернатора и после разговора с самим Вяземским у меня возникли некоторые сомнения.

Как бы тут не оказаться между молотом и наковальней.

Священная Дружина — это императорская спецслужба, и карьера в ней, наверное, может многое принести. При этом трудностей службы — например, связанных с охотой на чудовищ — я не опасался. Наоборот, работа как раз по мне, и пока Путилин рассматривает меня именно как простого Охотника, истребителя чудовищ — всё в порядке.

Однако Путилин уже знает про Колизеум. И про то, что зверинец в усадьбе обер-полицмейстера наверняка связан с этими подпольными боями. Я сам его навёл на эту версию. И когда он начнёт копать в этом направлении, рано или поздно у нас возникнет конфликт интересов не только с Кудеяровым, но и с Вяземским. А надо ли оно мне?

Впрочем, будем решать проблемы по мере их поступления. А пока — попытаюсь не усугублять ситуацию. Надо набирать силу. Во всех смыслах, не только в плане развития Дара. Сам по себе Дар — это лишь что-то вроде пропуска в местное высшее общество. Но какое место в итоге в нём займёшь — зависит от тебя.

Не то, чтобы я так уж рвался сделать карьеру и разбогатеть. Это всё же не совсем в моём характере. Однако я уже достаточно времени провёл в этом новом теле и новом мире, чтобы потихоньку обзавестись целями и ориентирами.

Поначалу из-за потери памяти и из-за навалившихся на меня проблем над этим некогда было задумываться. Я просто плыл по течению, пытаясь хоть как-то разобраться, куда я угодил, а заодно отбиваясь от летящих со всех сторон ударов. Но постепенно у меня вырисовывался план — куда, собственно, плыть.

И, как ни крути, картина эта складывалась из тех осколков, которые я получил на старте. Нет, можно, наверное, совсем отказаться от наследия прежнего хозяина тела и попытаться жить жизнью обычного человека. Но, сдаётся мне, даже так какая-нибудь из тайн прошлого рано или поздно меня настигнет.

А значит — надо быть к этому готовым. Расквитаться, наконец, с доставшимися мне в наследство врагами, попытаться завести новых союзников и разгадать те тайны, что окружают бывшего хозяина этого тела. Кто я вообще такой, что за странные ритуалы проводили надо мной в детстве? Почему я был разлучён с отцом? Что тот искал в глубинах Сайберии, потратив на это всё своё состояние?

В общем, целей много, больших и малых. Деньги, положение в обществе — это скорее инструменты для их достижения. Но пока их нет — я никуда и не смогу сдвинуться.

После событий в «Хаймовиче» минуло уже больше недели, но ничего особо значимого за это время не произошло. Даже удивительно. Стая, хоть и явно наращивала своё присутствие в городе, пока не давала о себе знать. Возможно, упыри всё ещё не разобрались со внутренними склоками. Арамис с Бэллой как в воду канули. Кудеяров меня в свои подпольные бои уже не заманивал, и я знал, почему. В местных газетах основной темой по-прежнему был предстоящий визит императора, но сам Романов пока не торопился заявляться — похоже было, что он задерживается в Демидове еще на какое-то время. И это, кажется, только ещё больше нервирует местных чиновников.

Мне же эти дни передышки пошли только на пользу. Я сосредоточился на учёбе, на тренировках и на изучении архива Василевского, а также в целом содержания фамильной библиотеки. Там оказалось немало книг, не менее полезных, чем фолианты, которые я позаимствовал у Скворцовой.

Как говорится — учиться, учиться, и ещё раз учиться. Кстати, интересно, а в этом-то мире автор этого высказывания существует? И чем занимается?

Правда, нынешнее занятие я, как и большинство первокурсников, с радостью пропустил бы. Перспектива в ближайшие пару часов шариться по сырому промозглому лесу с облетевшей листвой и искать какие-то там тайники не прельщала. Но и свалить отсюда под шумок было нельзя. У меня и так уже накопилось немало прогулов, а Боцман — точно не из тех преподов, кто может прозевать даже одного отсутствующего студента.

Так что я шагал в составе своей группы, предоставив, делать всю работу Полиньяку и Трофимову. Тем как раз задание пришлось по душе, и они ещё с несколькими парнями увлеченно прочёсывали заросли, то и дело сверяясь с картой. Продвигались мы довольно шустро, и имели все шансы прийти к месту стоянки первыми.

Я тоже старался не терять времени попусту, но по-своему.

У меня в последние дни возникла новая проблема. Рост моего тонкого тела здорово ускорился, и соответствующим образом возросли аппетиты в отношении свободной эдры. По моим ощущениям, вместительность моего грудного узла — Средоточия — выросла в несколько раз, но при этом мне сложно было удерживать в нём хоть какой-то запас. Вся эдра впитывалась тонким телом, как губкой.

Поначалу это происходило из-за того, что нужно было залечить меридианы, обожжённые во время экспериментов с жар-камнем. Но и после этого моё магическое естество осталось столь же прожорливым.

Раньше я мог пополнить запас эдры в Средоточии, просто «вдохнув» свободную взвесь, витающую в воздухе практически везде. Но сейчас я этого уже попросту не мог сделать, потому что и так неосознанно пылесосил все свободные частицы в довольно большом радиусе вокруг себя. И этого не хватало.

Раньше довольно неплохим подспорьем для пополнения эдры были деревья в саду усадьбы. Но за эти дни я осушил весь сад полностью, и на какое-то время об этом источнике придётся забыть. Деревья накапливают эдру очень медленно — неделями, а то и месяцами.

А голод всё не утихал. Мне даже приходилось быть осторожным в людных местах, чтобы неосознанно не вытягивать энергию, например, из кристаллов солнечника. Они использовались повсеместно и были для меня лёгкой добычей.

Единственное, что пока по-прежнему спасало — так это мои ежедневные медитации у Гранитного дуба в Академическом парке. Но и этот древесный гигант уже не казался таким уж бездонным источником эдры, и отдавал свои запасы очень неохотно. Ощущение такое, будто пытаешься пить через трубочку что-то очень густое и вязкое.

Разгадка была проста — моё тонкое тело не просто укрепилось, а достигло предела, за которым его ждало некое перерождение, выход на новый уровень. Однако процесс этот требовал пищи в виде эдры. И много пищи.

Впрочем, судя по всему, с этой проблемой рано или поздно сталкивается любой мало-мальски сильный нефилим. Магическая энергия — ценный ресурс, и достаточно редкий, даже здесь, рядом с Сайберией. Поэтому-то нефы и спонсируют охотничьи экспедиции на таёжных тварей — для добычи грудных карбункулов.

У меня, как у Пересмешника, ещё большое преимущество перед остальными — за счёт своей универсальности я могу перерабатывать любую эдру, без жёсткой привязки к конкретному Аспекту. Да и способности свои могу применять более часто, а не копить энергию неделями. Но даже это сейчас не спасает меня от постоянного голода.

Голод этот, к счастью, не отражается на моём физическом состоянии. Разве что бывает неуютно, когда грудной узел опустошается полностью — я чувствую себя в такие минуты безоружным. Но эту проблемку удалось со временем решить. Я разделил Средоточие на несколько изолированных друг от друга отсеков и зарезервировал один из них как некий неприкосновенный запас. Он всё равно потихоньку просачивался, но не так быстро, как незащищенные.

Поиски новых источников эдры для меня теперь стали одним из главных приоритетов. По крайней мере, пока трансформация тонкого тела не завершится.

Вот и сейчас, оказавшись в незнакомой части парка, я выискивал подходящие деревья и вытягивал из них накопленную эдру. Больше всего её было в измененных растениях типа камнедрев, чёрной осины, кустов пепельного багульника. Их-то я в первую очередь и выискивал, стараясь не особо отбиваться от группы.

К моменту, как мы вышли к берегу, я успел изрядно пополнить свои запасы. Которые, впрочем, начали тут же таять, быстро впитываясь в ауру. Казалось, будто узлы пульсируют, жадно поглощая энергию и становясь чуть ярче и плотнее.

Это бы подняло мне настроение, если бы не разошедшийся уже не на шутку дождь, вдвойне неприятный на открытом пространстве.

— Только Боцману дождь нипочём, — проворчал Трофимов из-под капюшона.

— Ага, в своей стихии, — поддакнул кто-то из ребят.

— Может, всё-таки на этом и закончим, а? Неужто строить что-то заставит прямо в этой слякоти?

Кабанов-младший стоял на самом краю обрыва над рекой, его чёрный длинный бушлат блестел от воды, капюшон трепетал от порывов ветра. Но сам преподаватель при этом был неподвижен, как статуя, и молча наблюдал за приближением нашей группы. Мы действительно прибыли первыми, за нами с небольшим отрывом следовала ещё одна команда. Остальные немного задержались, но и их уже было видно за деревьями.

— Карты и жетоны из тайников сдать мне! — объявил он, когда мы приблизились. — И разбираем ножи и топоры вон с тех колод. Разбивать палатки и строить шалаши сегодня не будем…

По рядам студентов прокатился вздох облегчения, тут же сменившийся многоголосым стоном, когда Боцман продолжил.

— … вместо этого сейчас быстренько соорудим навесы от дождя, разведём костры и просушимся.

Перечить Борису Георгиевичу не было смысла. Да и от дождя хотелось поскорее спастись. Так что, отправив Трофимова и Полиньяка сдавать карту, остальные члены отряда поспешили к площадке чуть поодаль, где стояло несколько деревянных чурок, в которые было воткнуто десятка два ножей и несколько топоров.

Никаких инструкций, а уж тем более помощи со стороны Боцмана ждать не приходилось — преподаватель, похоже, сначала хотел поглядеть, как мы будем разбираться сами. И, к моему удивлению, большая часть нашего отряда не умела толком обращаться ни с ножом, ни с топором, а о том, как соорудить простенький навес из веток и лапника — вообще понятия не имела.

— Эх, горожане, едрить вас в качель! — ворчал, вернувшись, Трофимов. — Белоручки хреновы! Чего ж тогда в Горный-то попёрлись, в изыскатели?

— Я вообще-то на инженерном факультете, — огрызнулся Кудеяров, с некоторой брезгливостью берясь за рукоять топора. — И для того и образование получаю, чтобы самому потом мозоли не набивать.

— Ну-ну. Только вот в тайге всяк должен уметь хотя бы самое необходимое. Как костёр развести, как шалаш устроить, как охотиться…

— Верно рассуждаешь, студент Трофимов, — одобрительно кивнул Боцман, проходя мимо нас. — Но вы бы поторопились, пока до исподнего не вымокли.

Трофимов, как староста, уже по привычке взял на себя организационную работу. Распределил обязанности — кого-то отправил на заготовку длинных жердей, кого-то на лапник, кого-то — на поиски хвороста для костра. Место для бивака мы успели застолбить самое удобное — на ровной площадке между двумя недалеко стоящими деревьями, которые можно было использовать в качестве основных опорных столбов.

Работа закипела, и разошедшийся дождь только подгонял — хотелось, наконец, от него укрыться. А если ещё и костёр удастся разжечь и хоть немного погреться и обсохнуть — то вообще шикарно будет. Правда, в это мне пока слабо верилось — кажется, найти достаточно сухие ветки будет сейчас проблематично.

Эта часть парка была уже совершенно неухоженной и даже не огороженной, и по сути являла собой участок леса. Река тут была довольно широкой — с полкилометра, но к югу от нас был виден мост. На противоположном берегу тоже темнел лес, но из-за деревьев там и сям поднимались столбы печного дыма — похоже, там какое-то село, а может, и не одно. Так что ощущения, что мы в диких местах, не возникало. Тем более что дорога сюда от университетских корпусов, даже с учётом извилистого маршрута с поиском тайников, заняла от силы час.

Поэтому, когда из кустов донесся шорох и отрывистый не то рык, не то всхрап, мало кто воспринял его всерьёз.

— Это кто там хрюкает в кустах? Кочан, ты что ли? Ну иди сюда, кабанчик, за ухом почешу!

— Я те сам щас… почешу! — обиженно отозвался Кочанов с другого края поляны, показывая кулак.

Но хрюканье донеслось и чуть позже — уже более отчётливое, и совсем рядом. Ещё немного — и под смех и улюлюканье первокурсников на поляну выскочила пара поросят — щетинистых, полосатых, сердито повизгивающих. Их, похоже, спугнул кто-то из ребят, углубившихся в чащу в поисках хвороста.

Животинки были размером с собаку, шустрые и жутко визгливые. При виде людей они разнервничались и принялись носиться кругами, прошмыгивая мимо гогочущих балбесов, пытающихся их ухватить. Даже строгие окрики Боцмана не особо помогли — вскоре весь лагерь стоял на ушах.

Впрочем, продлилось это недолго, потому что из кустов донеслись вопли уже совершенно другого рода. Вскоре, несясь сквозь заросли напролом, к лагерю выскочило двое студентов с вытаращенными от ужаса глазами. Один вообще, не останавливаясь, рванул дальше вдоль берега, не разбирая дороги. Второй, напротив, попытался взобраться на ближайшее дерево.

То, что их кто-то преследует, было слышно издалека — позади них раздавался треск ломаемых ветвей и глухой тяжелый топот. Но, что странно, самого преследователя не было видно до последнего, хотя кусты были не особо густые, поскольку листва с них по большей части облетела.

Наконец, чудище с глухим раскатистым рыком выскочило на открытое пространство. Высотой оно было чуть выше пояса среднему человеку, но этот параметр в данном случае мало что значил. Потому что весом тварь была центнера в три, и вооружена внушительными клыками, загибающимися кверху так, что больше походили на бивни мамонта.

— Секач! — выкрикнул кто-то, и студенты прыснули врассыпную, словно потревоженная рыбья стайка.

— Отойти всем! — рявкнул Боцман, в руках которого уже каким-то чудом успел оказаться наган. — Не злите его!

Вепрь с ходу, не останавливаясь, сшиб с ног попавшегося ему на пути парнишку, подбросив его высоко в воздух, будто тот был тряпичной куклой. Движение животного было нереально быстрым — показалось даже, что он будто бы размазался в воздухе, мгновенно перетекая из одной точки пространства в другую. Ринулся дальше и чуть было не повторил то же самое со вторым, но тут на его пути оказался Кочанов. Он как раз перед этим обстругивал длинную жердь, чтобы вбить её в землю, и теперь попытался отпугнуть кабана, держа эту палку наперевес, как копьё.

— Назад, Кочанов! Не геройствуй!

Голос Боцмана заметно дрогнул. Пытаясь отпугнуть зверюгу или хотя бы отвлечь его от студента, он сделал несколько шагов в сторону зверя и пальнул в воздух. Стрелять в самого кабана пока не стал, и я уже понял, почему.

Вепрь был матёрый, крупный, отожравшийся за лето, и револьверные пули его только разозлят. Но главное даже не в этом. Я ещё из-за кустов разглядел яркую, как пламя костра, багрово-оранжевую ауру.

Секач-то непростой. Одарённый. Точнее, изменённый, поправил я себя, вспомнив лекции Коржинской. Зверюга приноровилась поглощать не только корешки да шишки, но и эдру, и весьма в этом деле преуспела.

Это отражалось на нём даже визуально. Щетина на спине поблескивала металлическим отсветом и больше напоминала иглы дикобраза, копыта были размером с чайное блюдце, а помимо полуметровых клыков на лбу и морде отросла добрая дюжина острых костяных шипов. При этом на боках были заметны десятки застарелых шрамов — похоже, подраться кабаняка любил, причём с обладателями неслабых когтей. И помогали ему в этом не только клыки и свирепость, но и Дар.

Аспект его с ходу определить было сложно, а уж тем более его конкретное воплощение. Но, похоже, эти его мгновенные перемещения, едва заметные глазу, мне не привиделись. А может, зверь и ещё что-то умеет, но проверять это, если честно, не хотелось. Лучше уж покончить с этой свинотой раньше, чем она успеет кому-то навредить.

— Сибирский, куда?! Стой, дурак!

Вопли Боцмана я услышал мельком, уже за спиной, потому что на всех парах рванул кабану наперерез.

«Ко мне! Слышишь, животное? Ко мне!».

Секач, оглушительно фыркнув, как раз ринулся на Кочанова и застывших неподалеку от него приятелей, но услышав мой мысленный приказ, вдруг замер, остановившись так резко, что взрыл передними копытами землю.

Парням эта секундная заминка позволила прийти в себя и отпрянуть в сторону. Кудеяров, споткнувшись, завалился на спину, но пополз дальше прямо так, отчаянно отталкиваясь от скользкой сырой земли ногами и локтями. Кабан дёрнулся вслед за ним, и бедняга заорал в голос.

«Ко мне!!».

Зверюга взвизгнула и замотала башкой, словно пытаясь освободиться из невидимой сети. Длинная щетина вдоль хребта, больше похожая на иглы, вдруг вздыбилась, сделав чудовище визуально ещё больше.

Я в несколько прыжков преодолел разделяющее нас расстояние и остановился в нескольких шагах перед зверем, загораживая ему путь. Правый кулак сжался до побелевших костяшек, острый конус эдры, заряженной Аспектом Укрепления, заставлял воздух перед ним дрожать, как рябь на воде. Но я продолжал накачивать его силой. Тут можно не бояться переборщить. Нужно обойтись одним ударом. И промазать нельзя.

Препод, как назло, тоже пошёл в атаку. Тоже побежал на кабана, матерясь на чём свет стоит и приказывая мне убраться. На бегу высадил в него весь барабан нагана и, отбросив бесполезный ствол, выхватил из-за пояса нож.

Эти маневры вызвали у меня лишь вспышку раздражения. Нет, я всё понимаю, ты преподаватель, и пытаешься уберечь студентов от опасности. И вообще, бывший вояка с геройским прошлым. Но куда ты лезешь-то со своей пукалкой? Не видишь, что за чудовище перед тобой?

Кабана револьверные пули не особо впечатлили, но отвлекли. Ещё раз дёрнув башкой, он сбросил с себя морок и оглянулся в сторону орущего на него Боцмана.

— Сибирский, назад! — выкрикнул преподаватель, резкими взмахами ножа пытаясь отвлечь зверюгу на себя.

— А ну, молчать! — рявкнул я на него в ответ и, подхватив левой рукой валяющийся под ногами камень, швырнул его в секача.

Тот снова развернулся на меня. И вдруг ломанулся вперёд с такой скоростью, будто его в пушку зарядили и выстрелили. Снова врубил этот свой форсаж — метров пять преодолел буквально за мгновение. Я едва успел встретить его ударом сверху вниз — коротким и резким, без замаха.

Впрочем, сила самого удара в данном случае не имела особого значения. Важна была лишь точность и количество влитой эдры.

Внешне, наверное, выглядело эффектно. Визжащий кабан, который должен был меня сшибить с ног не хуже грузовика на полном ходу, будто с разбегу воткнулся в невидимую преграду. Визг резко оборвался, сама щетинистая туша резко уткнулась башкой в землю и по инерции кувыркнулась. Я едва успел отскочить в сторону, чтобы меня не задело.

Рухнул секач рядом, так что земля под ногами ощутимо содрогнулась. Захрипел, замолотил в воздухе всеми четырьмя копытами, взметая в воздух целые комья сырого дёрна. Вся морда его была раздроблена и смята так, будто угодила под паровой пресс, левый клык и большая часть костяных наростов на морде торчали обломками.

Но тварь была ещё жива. Примерившись, я саданул снова, с не меньшей силой, и опять целясь в голову. На этот раз звук удара было хорошо слышно — жутковатый, глухой, влажный, будто здоровенной кувалдой ухнули по сырому бревну. Кабан резко замер, словно его выключили. Но я на этом не остановился — переключился уже на основной свой Аспект и запустил в него призрачные щупальца и принялся жадно поглощать свободную эдру. Втянул её в себя за пару секунд, потом, разрывая и переваривая тонкое тело, добрался до узла-сердечника, содержащего саму суть Дара.

Не знаю, сколько конкретно это длилось — вряд ли дольше десяти-пятнадцати секунд. Я в эти мгновения не замечал ничего вокруг — процесс поглощения чужого тонкого тела захлёстывал меня волнами эйфории, и отвлечь от него меня, наверное, не мог бы даже выстрел в упор. Не знаю, как это выглядело со стороны, но, наверное, жутковато — я замер, оскалившись, дрожа и простирая руки перед собой, будто пытаясь поднять что-то тяжелое. И это тяжелое действительно приподнималось — туша кабана на пару мгновений даже оторвалась от земли, но потом рухнула, стоило мне закончить.

Секач был хоть и матерый, но всё же не настолько, чтобы успеть сформировать твёрдый карбункул. Его «сердце», содержащее Аспект, представляло собой сгусток заряженной эдры, который я, не глядя, упрятал в свободную ячейку Сердечника. Разберусь потом, в более спокойной обстановке.

Дождь по-прежнему шелестел, лужи бурлили от падающих капель, из-под туши кабана медленно растекалась разбавленная дождевой водой кровавая лужа. И этот шум дождя был, пожалуй, самым громким звуком, потому что застывшие вокруг меня сокурсники, кажется, даже дышать перестали, вытаращившись на меня так, будто привидение увидели. Лишь постанывал чуть поодаль парень, которого успел отшвырнуть секач. Но, судя по тому, что бедняга уже стоял без посторонней помощи, ему повезло — отделался лёгким испугом.

Боцман, всё ещё сжимающий в здоровой руке бесполезный нож, вообще выглядел так, будто его обухом в лоб ударили. Лишь глядел то на кабана, то на меня.

Эйфория от победы и от здоровенной порции эдры быстро схлынула, сменившись досадой. Ну, вот, теперь новая волна слухов и пересудов обо мне обеспечена! Только-только удалось местных репортёров от себя отвадить…

Я тоже окинул взглядом тушу чудовища, и тело захлестнуло жаркой волной запоздалого адреналина. А ведь здоровенный, гад. К счастью, схватка закончилась быстро, и опасных сюрпризов он преподнести не успел. Но если бы я промахнулся хоть немного… Или силы удара не хватило бы… Это могло бы очень скверно кончиться. Ещё и препод вылез в неподходящий момент, чуть не сорвав мне всё дело…

Переведя дух, я исподлобья взглянул на Боцмана и проворчал:

— Знаете, что, Борис Георгиевич? Так, на будущее… Не надо лезть мне под руку, ладно?