Пожиратель

Интерлюдия Феликс

Сложнее всего было сохранять спокойствие. Эти несколько минут между моментом, когда он приземлился во дворе усадьбы Василевских, и когда хозяин, наконец, соизволил встретить его, показались целой вечностью. Он со скучающим видом прохаживался перед крыльцом, крутя в руках остроносый лётный шлем, и старался не показывать, насколько раздражён.

Впрочем, хладнокровие никогда не было его сильной чертой. Во многом из-за самого Дара, начавшего проявляться в подростковом возрасте. Феликс всегда был натурой вспыльчивой, увлекающейся, переменчивой — словом, ярким воплощением самой стихии ветра. Пусть сам и не верил в то, что Дар настолько уж определяет характер.

Взять хотя бы его отца. Того ветреным точно не назовёшь. Напротив, Аристарх Орлов всегда славился своей дальновидностью и умением контролировать ситуацию. Хотя… Фамильный Аспект у них проявляется очень по-разному. Можно сказать, диаметрально противоположно. Аристарх управляет стихией воздуха, и на пике могущества мог даже менять погоду на небольшом участке — создавать потоки мощного ветра или защитные купола от пурги или града. За это его очень ценили в экспедициях в Сайберию. Сыновья же его — сам Феликс и погибший Даниил — концентрировали стихию в основном на себе, создавая подъёмную силу, позволяющую им летать.

Старшего брата Феликс почти не помнил — когда тот с отцом отправился в злополучный поход с Василевским, ему было года три. Но, по рассказам, Даниил был куда более одарённым. Летал выше, быстрее, дольше, и самое главное — умел окружать себя прочным защитным коконом из эдры. Ему не было нужды рядиться в дурацкие лётные шлемы и носить для полёта утеплённые пальто. И в целом он был менее уязвим в воздухе — кокон способен был отклонить даже пули или направленные заклинания других нефилимов.

Даниилу пророчили блестящую военную карьеру — он в свои двадцать с небольшим успел поучаствовать в одной из кампаний на османском направлении. В семейном архиве бережно хранятся газетные вырезки со статьями о нём. Там его называли не иначе как разящим с неба архангелом. Само имя этому способствовало.

В детстве Феликс любил читать эти статьи, очень гордился братом и горевал о его гибели. Но когда повзрослел, постоянные упоминания отца о старшем наследнике начали раздражать, пока не переросли в ревность и зависть. Которые он, впрочем, старался скрывать даже от самого себя. Какой смысл завидовать покойнику?

Да и вообще, был бы Даниил жив — ещё неизвестно, какая судьба сложилась бы у самого Феликса. Отец всегда сосредотачивал всё своё внимание на старшем. Младшего вообще поначалу считали пустоцветом, не унаследовавшим Дар, и по-настоящему заметили только тогда, когда он впервые начал проявлять свои способности. До этого отец почти не занимался им, отдав на откуп учителям и гувернанткам…

Феликс мотнул головой, отгоняя навязчивые мысли. Ну почему все эти подростковые метания дают о себе знать до сих пор?! Неужели он не избавился от них? Неужели не доказал, что и сам способен на многое, и уже давно вышел из тени своего брата? А может, и отца?

Впрочем, нет. Лучший способ доказать, наконец, отцу, как тот ошибался — это сделать то, что тот так и не сумел. Отомстить за Даниила. И добраться, наконец, до того легендарного места Силы, которым грезил старик Василевский. Или, по меньшей мере, убедиться, существует ли оно вообще.

Двери особняка, наконец, распахнулись, и Феликс развернулся в сторону вышедшего на крыльцо хозяина. Пристально оглядел его. Их разделяли добрые двадцать шагов, но зрение у Орлова было отменное — прямо-такие орлиное. Так что он видел своего визави в мельчайших подробностях — до каждого волоска, до каждой морщинки.

Наследник Василевского производил странное, противоречивое впечатление. Сложно было даже сказать точно, сколько ему лет. Вроде бы молодой совсем, но телосложения крепкого, и взгляд какой-то… Тяжёлый. Очень уж цепкий, серьёзный, жёсткий. Феликса и самого многие считали не по годам пробивным и амбициозным, и он этот образ старательно поддерживал, особенно на службе. Но тут…

Он вдруг поймал себя на мысли, что не получается смотреть на этого юнца свысока, хотя он моложе и уж точно ниже по положению. От него так и веет опасностью, и это сразу чувствуется на каком-то глубинном, интуитивном уровне, присущем нефилимам.

А уж как он дерзил там, в университетском парке! Вспомнив об этом, Феликс невольно стиснул зубы. Но нашёл в себе силы успокоиться и, натянув на лицо снисходительную усмешку, не торопясь направиться к крыльцу.

— Добрый вечер, Богдан, — произнёс он, намерено опуская титулы и даже не обращаясь к наглецу по имени-отчеству. — Вот, решил-таки воспользоваться вашим приглашением. Тем более что давно хотел взглянуть на эту усадьбу. Про неё много говорят, особенно в последнее время. Настоящая достопримечательность…

Феликс неторопливо поднялся по ступеням и остановился в шаге от Василевского. Ростом он был повыше Богдана, но тот был заметно мощнее и шире в плечах.

— Что ж, добро пожаловать, — сухо отозвался тот. — И как впечатления?

— Откровенно говоря, немного разочарован. Местоположение отличное. Само здание… Несколько старомодно, но в целом тоже очень достойное. Но вот общее состояние усадьбы весьма удручает, особенно если оглядывать её с высоты. Кстати говоря, крышу дома вам, похоже, придётся перекрывать полностью.

— Я подумаю над этим. Ну, а насчёт того, что усадьба в запустении… На то были причины. Но, как видите, я уже работаю над тем, чтобы исправить положение.

— Возможно, я мог бы в этом помочь. Косвенно, разумеется. Собственно, об этом я и пришёл поговорить.

— Да? Заинтригован. Что ж, прошу…

Хозяин повернулся, приглашая войти. Распахнул одну из створок входных дверей — здоровенных, тяжёлых, украшенных выпуклым бронзовым декором — и пропустил гостя вперёд.

Они оказались в большом гулком холле, из которого в три стороны ответвлялись коридоры, а наверх вела широкая мраморная лестница с ковровой дорожкой, изрядно побитой молью.

— Прошу извинить, не могу пригласить вас отужинать, — по-прежнему холодно, с нарочитой вежливостью продолжил молодой Василевский. — Кабинет для приёма гостей у меня тоже пока не готов. Но есть место, которое вас точно впечатлит. И там можно будет спокойно поговорить.

Он повернул налево, в явно нежилое крыло здания. Снаружи уже смеркалось, и свет едва проникал сквозь пыльные окна, заколоченные досками крест-накрест. Но хозяин захватил с собой переносную лампу с большим кристаллом солнечного эмберита. Лампа покачивалась в его руке, заставляя тени причудливо метаться по стенам коридора с запертыми дверьми и завешанными каким-то тряпьём картинами.

В воздухе витал запах пыли, заставляющий Феликса недовольно морщиться. Он хотел отпустить по этому поводу какую-нибудь колкость, но ничего по-настоящему изящного не приходило в голову, а опускаться до банального хамства не хотелось. К тому же, хозяин и прошлую его шпильку пропустил мимо ушей, чем только ещё больше разозлил.

Нет, с этим выскочкой нужно вести себя осторожнее. Да и вообще, он ведь не ссориться сюда приехал. Может, действительно есть шанс договориться.

Коридор вывел их в огромный зал с потолками высотой в два этажа — так неожиданно, что Феликс невольно замедлил шаг, поражённый открывшимся зрелищем.

Света здесь было больше, чем в коридоре — всю левую стену занимали огромные окна, которые с улицы нельзя было заколотить полностью. Поэтому даже в сумерках можно было разглядеть гладкие колонны из голубоватого с прожилками камня, лебединые изгибы лестничных перил, множество скульптур в греческом стиле, до одури похожих на живых людей, замерших в величественных позах.

— Тот самый зал… — пробормотал Феликс. — Из петрова камня. Наслышан…

— Пожалуй, единственная часть дома, которая почти не требует ремонта. Время над ним будто не властно.

— Да уж, действительно…

На некоторое время они оба замолчали, поглощённые созерцанием старинного чуда. Феликсу и раньше доводилось видеть творения из петрова камня, и впечатления всегда были схожи. Может, из-за того, что подспудно понимаешь, насколько они отличаются от творений обычных мастеров. Ведь все эти колонны, балюстрады, скульптуры созданы не резцами каменотёсов, а магическим Даром, позволяющим силой мысли сминать камень, как пластилин, придавая ему любую форму.

Пётр Великий всё-таки обладал уникальной силой, несравнимой с другими. И этот его Дар — одна из главных тайн рода Романовых, в спорах о которой историки сломали немало копий. Как Пётр вообще получил его? Не похоже, что просто поглотил сердце какого-то монстра. Сам по себе Аспект Камня — один из самых редких, у животных проявляется максимум в виде какой-нибудь природной брони. А у людей и вовсе почти не встречается. Говорят даже, что все современные нефилимы, у которых есть Дар Камня — это исключительно родственники Романовых, пусть и дальние, через каких-нибудь бастардов.

Феликс вслед за хозяином дома ступал по гладкому каменному полу, их шаги в тишине отдавались в пространстве зала отчётливым эхом. Остановились они в левой части зала, возле окна. Василевский поставил лампу на широкий, как стол, подоконник, сам присел на него, скрестив руки и выжидающе, с прищуром поглядывая на гостя.

— Ну, так и о чём вы хотели поговорить, господин Орлов? Надеюсь, вы здесь не по делам вашего ведомства?

Он знает. Обо всём знает. Поэтому и ведёт себя так враждебно.

Эта догадка мелькнула в мозгу Феликса, как вспышка. Но при этом, странное дело, вызвала не испуг, не досаду, а скорее какое-то облегчение. Может, всё это и к лучшему? Не придётся лишний раз притворяться…

— Я действительно некоторое время разыскивал вас. Именно по линии моего ведомства. Как свидетеля в деле об убийстве Аскольда Василевского. Однако перед отъездом в Томск я передал это дело одному из заместителей. И, насколько мне известно, оно уже закрыто.

— Вот как? Дело об убийстве дворянина так легко замять?

— Речь об убийстве уже не идёт. Тело Аскольда сильно пострадало при пожаре, и это затруднило работу Службы Экспертизы. Однако их отчёт вполне однозначен. Следов насильственной смерти не обнаружено. Мало того — в лёгких почти не было следов дыма. А это означает, что умер князь в самом начале пожара, а может, и до него. Свидетели показывают, что в тот вечер ему стало плохо. Слуги даже вызывали ему доктора на дом…

Феликс нарочно говорил неторопливо и подробно, пытаясь отследить реакцию собеседника. Но тот отлично владел собой — слушал, не перебивая и даже не меняя позу.

— Собственно, именно поэтому я вас и разыскивал. Как свидетеля по этому делу.

— Я видел заметку в «Уральских ведомостях», — с лёгкой усмешкой ответил Василевский. — Там указано, что разыскивается подозреваемый.

— Не стоит придираться к формулировкам. Просто так было проще получить содействие со стороны криминальной и транспортной полиции. Поверьте, я не думаю, что вы причастны к смерти… его сиятельства.

Феликс сознательно избегал слова «отец» и, кажется, от Богдана это не ускользнуло. Статус этого самозванца ещё не вполне определён. Феликс разговаривал на этот счёт с губернатором. Тот притязания Богдана на наследство Аскольда признал и даже выдал ему соответствующие документы. У Вяземского, похоже, тут свой интерес.

Но последнее слово, в любом случае, за императором…

— Ну естественно, я не при чём, — холодно отозвался хозяин дома. — Вам ли не знать.

Феликс поморщился, будто его укололи булавкой. Нет, всё-таки какой наглец! Он ведь специально обостряет ситуацию там, где можно было бы всё замять.

— Что вы имеете в виду? — он изобразил ленивое удивление.

— Вы прекрасно знаете, что я имею в виду, — прежним тоном отозвался Василевский, не сводя с него взгляда. — Грачёв много чего успел рассказать.

Снова укол. На этот раз Феликс едва удержался от раздражённого возгласа. Напротив, замер, прищурившись и буравя собеседника взглядом.

Блефует! Грачёв уже мёртв — Стая позаботилась об этом. И в то, что упырь мог расколоться на допросе, тоже не верится — не из того он теста.

Но всё же Феликс с трудом удержал себя в руках. И это, кажется, не осталось незамеченным.

— Понятия не имею, о ком вы, Богдан, — процедил он. В тишине зала голос его отчётливо звенел сталью, будто натянутая струна. — И, скажу откровенно, мне не нравится ваш тон. И вообще направление нашей беседы.

— Так давайте покончим с этим, — уже откровенно насмешливо пожал плечами Василевский. — Говорите сразу, зачем пожаловали. Сильно сэкономим время.

— Вот как…

Феликс не выдержал и прошёлся из стороны в сторону, вертя в руках лётный шлем, чтобы немного успокоиться. Наконец, резко развернулся в сторону собеседника.

— Вы, возможно, не в курсе. Однако мой отец был одно время очень дружен с Аскольдом Василевским. И у Аскольда должны были сохраниться бумаги, касающиеся их последней совместной экспедиции в Сайберию. Старые карты, дневники… Мне они нужны. И я готов щедро заплатить.

— Они не продаются.

Значит, архив Аскольда всё-таки уцелел! Уф, какая же гора с плеч…

— Не спешите, Богдан… — Феликс развёл руками в умиротворяющем жесте и улыбнулся, не скрывая радости. — Когда я говорю «щедро» — я имею в виду действительно хорошие деньги. А вам они, как я вижу, сейчас очень пригодятся…

— Деньги я и сам найду со временем. Но бумаги отца продавать не собираюсь. У вас что-то ещё?

— Да зачем они тебе?! — не выдержав, сорвался Феликс, и голос его прокатился эхом по гулкому залу.

— Может, затем же, что и тебе? — с усмешкой пожал плечами Василевский, тоже отбросив политесы и перейдя на «ты».

Феликс презрительно фыркнул.

— Серьёзно? Ты, видимо, совершенно не понимаешь, что это такое — снарядить частную экспедицию настолько далеко в Сайберию. Это просто баснословные деньги! Василевский разорился на этом, да и мой отец отдал очень многое. Да и дело не только в деньгах. На подготовку нужно несколько месяцев, а может, и лет. Нужно найти проводников, закупить кучу редкого снаряжения, собрать команду…

— Да не распинайся ты так. Это всё равно не твоя проблема. Архив ты не получишь.

Богдан будто нарочно говорил спокойно, чуть насмешливо, чтобы ещё больше вывести его из себя. Но Феликс всё же постарался успокоиться. Не хотелось терять лицо перед этим наглым выскочкой.

— Это мы ещё посмотрим, — проговорил он, стараясь, чтобы прозвучало это как можно мягче. — Вижу, что ты почему-то настроен ко мне… несколько предвзято. Возможно, Аскольд что-то наговорил про конфликт между нашими семьями. Но это всё недоразумение. Зачем нам тащить дальше все эти дрязги наших стариков? Подумай хорошенько. Я никуда не тороплюсь. И, надеюсь, со временем и ты всё поймешь. И станешь… более сговорчивым.

— Вряд ли, — отрезал Богдан. — Если раньше и были какие-то сомнения, то теперь, после личной беседы, я окончательно их развеял.

— Вот как? Что ты имеешь в виду?

Молодой Василевский посмотрел ему прямо в глаза и спокойным, но веским тоном произнёс:

— Я и так давно знаю, что тебе нужны документы Аскольда. И знаю, что ради них ты подстроил покушение на него. Не своими руками, конечно — с помощью упырей из Стаи. И ты за это ответишь.

Феликс, признаться, не ожидал такой прямой отповеди, и снова на несколько мгновений впал в ступор. Но на этот раз сдержаться не получилось.

— Что за вздор! — рявкнул он. — На кого ты вообще замахнулся, выскочка? Я — князь Орлов, нефилим в пятом поколении, офицер Охранной службы его императорского величества! А ты-то кто? Неизвестно откуда взявшийся байстрюк, примазавшийся к старику Василевскому? Думаешь, твои обвинения кто-то будет слушать? У тебя нет никаких доказательств!

— Ты прав, — неожиданно согласился Богдан. — У меня нет улик, которые я мог бы предъявить трибуналу. Пока что. Но я-то знаю, что я прав. И мне этого достаточно. Чтобы проломить тебе башку, мне приговор суда не нужен.

Феликс не привык к настолько неприкрытым угрозам, так что опешил, так и замерев с приоткрытым ртом. Но главное, что заставило слова застрять в его глотке — это даже не наглость собеседника. А его взгляд.

Молодой Орлов не раз получал от отца упрёки в том, что вырос в тепличных условиях, и к своим двадцати шести до сих пор не нюхал пороху. И во многом Аристарх был прав. Пожалуй, впервые за всю жизнь Феликс почувствовал настоящую опасность. Даже общаясь с упырями из Стаи, он ощущал себя этаким дрессировщиком, смело входящим в клетку к тиграм, но при этом имеющим некоторую страховку в виде хлыста и револьвера. Но сейчас…

Взглянув в глаза этого странного юноши, называющего себя наследником Василевского, Феликс вдруг увидел настоящего хищника — холодного, безжалостного, способного броситься на него в любой момент. Ему даже показалось, что глаза Богдана вспыхнули изнутри потусторонним, демоническим огнём, а лицо на мгновение исказилось, превратившись в оскаленную маску.

И он испугался. По-настоящему испугался. По телу прокатилась горячая волна, сердце заколотилось, как бешеное, и Феликс, сам не осознавая, отпрянул назад. Из-под него взметнулось целое облако пыли, поднятое воздушным ударом. Орлов взмыл над полом, завис в воздухе примерно на высоте человеческого роста.

Василевский, почти не меняя позы, поднял кулак, и тот слегка засветился изнутри, воздух вокруг него задрожал, искажаясь.

Не дожидаясь, пока противник применит Дар, Орлов взлетел выше и метнулся в сторону окна, на лету ударив в стекло волной сжатого воздуха. Огромная, в три человеческих роста, оконная рама оглушительно задребезжала, но выстояла — удар бессильно растёкся по её поверхности, а сам нефилим едва не врезался в стекло, как слепая муха. В последний момент резко свернул, заложил крутой вираж по полутёмному залу и с разгона влетел обратно в коридор, через который они с хозяином вошли несколько минут назад. Через десяток метров приземлился, по инерции пробежав несколько шагов. Преградившие путь двери в холл распахнул, не касаясь — новой волной сжатого воздуха, так, что створки оглушительно грохнули, ударив по ограничителям на полу.

Вся эта эмоциональная вспышка продлилась буквально несколько мгновений, но вслед за ней накатила следующая волна — уже не испуга, а ярости, досады и стыда. Запоздало мелькнула мысль, что фамильный Аспект рода Василевских — не боевой. Это Исцеление. Так что бояться-то было нечего. Хотя… Если этот выскочка и правда убил ледяную ведьму, как об этом судачат в газетах, и получил её силу…

Впрочем, не мог же он просто-напросто напасть, без всякого предупреждения, в разрез с дуэльным кодексом нефилимов?! Или мог? Он не потомственный нефилим, он бастард, а может, и вовсе самозванец. Кто знает, чего от него можно ждать…

Не обращая внимания на выглядывающих из соседнего коридора домочадцев, Орлов пулей выскочил во двор и, едва оказавшись на крыльце, взмыл вверх — стремительно, даже не надевая шлема. Его фигура в сумерках мелькнула в небе над усадьбой, будто огромная птица.

В воздухе он ненадолго замер, чтобы надеть шлем. Окинул взглядом двор усадьбы — тёмный, с единичными световыми пятнами от эмберитовых фонарей. Возле ворот заметил какую-то суету — там стояла машина с включенными фарами, вокруг мелькали силуэты нескольких человек. Ещё немного — и авто, взревев мотором и испуская целые клубы пара, рвануло вниз по улице. Со стороны дома уже бежали несколько человек, в том числе сам Василевский. Вверх никто из них не смотрел. О нём будто бы забыли.

Слабое утешение, конечно.

Проклятье! Кажется, никогда ещё Феликс не чувствовал себя настолько униженным. Это было похоже на какое-то наваждение, на мимолётное помешательство. И, что обиднее всего, произошло всё так быстро и внезапно, что уже ничего не исправить. Вся эта его эскапада со стороны выглядела не иначе, как позорное бегство. Теперь сложно будет обставить её как-то иначе.

— Проклятый бастард! — прорычал Феликс вслух, и из-за шлема голос его прозвучал глухо и раскатисто, как отголоски грома. — Ты мне за это ещё заплатишь!