Глава 3

— Сумароков в Томске?! — переспросил Путилин. — Сам глава Стаи?

— Это… Мои старые счёты, ваше благородие, — проворчал он. — Вас не касается.

— Ещё как касается! — жестко ответил Охотник. — Забыл, с кем говоришь?

Демьян недовольно рыкнул, искоса взглянув на меня. Во взгляде его так и читалось «Ну вот, а я предупреждал».

— Пойдёмте-ка в дом, господа, — продолжил Путилин. — Думаю, нам есть, что обсудить. Встретимся в моём кабинете.

Не дожидаясь ответа, он развернулся и зашагал к дому, почти неразличимый в темноте в своём темном кимоно.

— Ну, не сопи ты так, — усмехнулся я. — И так вижу, что недоволен. Но, раз уж мы сотрудничаем с Дружиной, держать эту историю в тайне не получится. Да может, и не надо?

— Ты не понимаешь, Богдан. Твоё решение я, скрепя сердце, принял. И даже готов помогать, если дело касается охоты на каких-нибудь лесных тварей. Но тут… Мало того, что придётся идти против своих. Так ещё и с Дружиной. Это сочтут предательством.

— Ну, тут уж пора определиться, кто для тебя свои, а кто чужие. Ты ведь давным-давно не в Стае. Так что не всё ли равно?

Он вздохнул, опустив косматую голову.

— А что, кстати, за манера-то такая — записки оставлять с местом встречи?

— Сумрак вызывает меня на бой один на один. Старый обычай. Всё по правилам — место выбрал подальше от людей…

— Что за Знаменский скит?

— Монастырь заброшенный, к югу от города. И время выбрал не просто так… — Велесов взглянул на небо. — Послезавтра как раз полнолуние.

— И ты действительно собираешься идти?

Демьян поглядел вслед ушедшему Путилину.

— Ладно, поговорим дома. Это всё надо крепко обдумать…

Четверть часа спустя мы собрались втроём в новом кабинете Путилина.

Комната была большая, но пустоватая — из всей мебели тут остался только письменный стол, несколько кресел и книжный шкаф, полностью занимающий одну из торцевых стен. На полу раньше лежал ковёр, но его отдали в чистку, и сейчас о нём напоминало лишь прямоугольное пятно на паркете.

Впрочем, с тех пор как я заглядывал сюда в прошлый раз, Путилин успел разместить здесь кое-какие личные вещи. Возле стола расположилась лаконичная стойка с двумя японскими мечами, на стене появилась карта города и окрестностей с какими-то пометками, а рядом с письменным прибором появилась изящная фарфоровая статуэтка восточной танцовщицы и громоздкий телефонный аппарат, довольно дорогой на вид — чёрный, отделанный бронзой и слоновой костью. Телефонную линию в усадьбу провели в первый же день, как Путилин переехал. Благо, тянуть было недалеко — ближайший от нас почтамт находился на другой стороне улицы.

Сам статский советник встретил нас при полном параде — в таком же строгом чёрном кителе японского покроя, в котором я увидел его впервые, на груди поблёскивала золотыми секирами бляха Священной Дружины. Когда мы вошли, он как раз медленными отточенными движениями приводил в порядок свои бакенбарды с помощью небольшой костяной гребенки. Баки были густые, с уже начавшей пробиваться сединой, но даже они не могли полностью скрыть мелких красноватых шрамов на щеках, переходящих на шею. Из-за этих шрамов волосы растут неровно и приходится отращивать их настолько длинными — чтобы проплешины не так бросались в глаза.

Эта его забота о внешнем виде меня немного забавляла. Учитывая род его занятий, шрамов на нём — хоть отбавляй, и это неудивительно. Но именно эти, на лице, он почему-то старается скрыть.

Отвернувшись от зеркала, Путилин убрал гребень в карман и, будто прочитав мои мысли, произнёс:

— Эти отметины у меня с детства. Всё никак не могу извести, хотя и к целителям обращался.

— С детства? И как вы их заполучили? Неужто при воровстве соседских яблок?

Он усмехнулся.

— Яминокису. С японского переводится романтично — «поцелуй ночи», или «поцелуй тьмы». Невзрачная на вид плавучая морская водоросль, что-то вроде обычных саргассов, но мутировавшая под влиянием Ока Зимы. Получившая морозостойкость, но заодно и ещё одну очень неприятную особенность. Поверхность сырых яминокису очень ядовита, на коже остаются незаживающие ожоги. И, что самое поганое — они болят и воспаляются под воздействием света. Даже много лет спустя. Поэтому приходится их прикрывать.

— Я сразу понял, что вас много связывает с Дальним востоком, — кивнул я. — Наверное, это редкость. Я слышал, Япония — очень закрытая страна.

— Да. Мой отец как раз был в составе дипломатической делегации, в шестидесятых годах отправленной на восток — так сказать, для установления контактов. Я вообще из династии дипломатов. Дед больше тридцати лет работал послом в Поднебесной. Все три его сына пошли по его стопам. Двое старших до сих пор в посольстве. Мой отец был младшим, и выбрал другое направление…

Путилин, спохватившись, жестом пригласил нас к письменному столу. Мы с Велесовым уселись в старые резные кресла с лакированными гнутыми спинками. Под весом старого вампира кресло жалобно скрипнуло, и он невольно подобрался, аккуратно устраивая лапищи на подлокотниках и будто прислушиваясь — не развалится ли мебель под ним в следующую минуту.

Сам Путилин занял место за столом и, водрузив локти на старое потёртое сукно, сцепил пальцы в замок. Взгляд его был внимателен и исполнен тревожного ожидания. Повисла долгая пауза, и чтобы хоть как-то разрядить обстановку, я спросил:

— А как вы вообще тогда оказались в Петербурге? Да ещё и в Священной дружине?

— О, это долгая история, достойная приключенческого романа. Увы, самому быть на месте главного героя не всегда весело. Дипломатическая миссия моего отца поначалу шла вполне успешно. Удалось основать полноценное русское посольство в Осаке, он перевёз туда и жену с детьми — мне тогда было лет шесть. Несколько лет мы прожили там. А потом…

Он опустил взгляд, брови его сдвинулись.

— Я за малостью лет не понимал, что конкретно тогда произошло, да и до сих выяснить это не представляется возможным. Был какой-то конфликт с местной знатью, обернувшийся трагедией и для моей семьи, и для всего посольства. Меня и младшего брата в последний момент удалось выслать из страны на каком-то утлом судёнышке. Но оно попало в шторм, потерпело крушение… Там-то я и получил эти шрамы. Меня подобрали рыбаки из какой-то захолустной деревушки на Кюсю, и я много лет потом скитался, прежде чем удалось добраться до родственников в Шанхае. Довелось побывать и юнгой на китобойном корабле, и пиратствовать на корабле одного мятежного ронина, и участвовать в экспедициях в восточные области Сайберии, к Амуру и к озеру Ханка…

— А когда вернулись в Китай, не захотели оставаться в русском посольстве? Дядья разве не предложили свою помощь?

— Оба дяди не очень-то поверили, что я сын Франца Путилина. К тому времени, когда я добрался до Шанхая, вся его семья давно считалась погибшей. Да мы и в целом не нашли общий язык. А работа дипломата, сам понимаешь, совершенно не в моём характере. Впрочем, от родственников мне ничего и не надо было, кроме помощи в получении документов, с которыми меня приняли бы в делегацию, отправляющуюся в Россию. Я всегда мечтал вернуться на родину. Хотя, строго говоря, родился-то я в Шанхае…

Снова повисла пауза. Путилин явно избегал основной темы разговора, для которой и позвал нас к себе. Да я и сам не торопился её поднимать, а уж Велесов — тем более.

— Вы, кстати, знали, что основа нефилимской знати в Японии — именно упыри? — неожиданно спросил он.

Я пожал плечами, Велесов лишь выжидательно прищурился.

— Да, эта информация не очень распространенная, да и вообще про Страну восходящего солнца мало что известно. А ещё меньше из этого — достоверные данные. Даже с Поднебесной империей они не поддерживают отношений. Однако я-то знаю, о чём говорю. Тамошних нефилимов называют ёкаями, и самый распространённый среди них Аспект — это именно Дар Зверя.

— Из-за того, что его можно передавать другим?

— Именно. В отличие от Российской империи, упыри там не вне закона. Наоборот, они на самом привилегированном положении. Собственно, сама императорская династия триста лет назад стала вампирской, а вслед за ней — и все основные аристократические кланы. А в дальнейшем Дар зверя стал чем-то вроде награды, даруемой самым верным самураям. В итоге большинство ёкаев — это именно вампиры.

— Занятно…

— Ну, я бы другое слово подобрал, — невесело усмехнулся Путилин. — Потому что я-то видел, во что это превратилось для обычных людей. Когда страной правят кровопийцы — в буквальном смысле — народ превращается для них в нечто вроде домашнего скота. И помимо обычных налогов они регулярно собирают особую, страшную подать… Я много всякого дерьма насмотрелся там, на островах.

Обычно невозмутимый, тут он заметно разгорячился, так что в голосе прорезались злые металлические нотки. Сделал паузу, чтобы немного успокоиться.

— К слову, это обязательно выльется во что-то ещё более страшное. Ёкаям наверняка скоро станет тесно на островах, и период их автаркии может закончиться завоевательным походом. Под удар, конечно, в первую очередь попадёт Корея и Поднебесная империя. А может, и британские колонии в Новом свете. Но и нам не стоит расслабляться.

— Ну, между нами своеобразный щит в виде Сайберии… — возразил я.

— Ты прав. Поэтому в ближайшем будущем войны с ёкаями я не опасался бы. Хотя их стычки с китайцами становятся всё более частыми и кровопролитными. Больше всего я боюсь другого… Что у нас такие, как они, тоже постепенно захватят власть. Поэтому, оказавшись в Дружине, главной своей целью избрал именно борьбу со Стаей.

Он взглянул на Велесова, который слушал весь его рассказ молча, с прищуром и, кажется, вообще не двигаясь.

— Поймите меня правильно. У меня нет ненависти ко всем Детям Зверя без разбору. Хотя, признаюсь честно, поначалу я не видел между ними никакой разницы. Упырь — он и есть упырь, и уничтожая этих тварей, делаешь мир чище.

— Но разница есть, — наконец, прервал молчание Демьян. — А тех, кого можно называть упырём, и среди обычных людей хватает.

— Справедливо. Хотя, повторюсь, в начале своей карьеры я был гораздо более нетерпимым по отношению к Детям Зверя. И знаешь, что заставило меня усомниться?

Велесов промолчал — видно, посчитал вопрос риторическим.

— Мне доводилось допрашивать многих упырей. Особенно мне были интересны матёрые, первородные. Они самые опасные, но в то же время, как ни удивительно, они же и самые… человечные, что ли. И именно от них я чаще всего слышал ностальгические истории о том, что изначально Стая представляла собой совсем не то, во что превратилась сейчас. О единении с природой. Об изначальном Кодексе… И о Седом волке.

Демьян продолжал слушать, не отводя взгляд, лишь на последней фразе прищурился чуть сильнее.

— Правда, все они утверждали, что основатель Стаи не то погиб, не то покинул её. В любом случае, о нём не было вестей много лет. А вместе с ним были забыты и прежние заветы. И заправлять всем стал новый вожак…

Путилин помолчал. Может, ждал, что кто-то из нас прокомментирует его рассказ. Может, просто собирался с мыслями. Но пауза становилась всё более неловкой и напряжённой. Я даже пожалел, что мы не захватили с собой графин с фирменной демьяновской сивухой. Похоже, разговор нам предстоял такой, что без пол-литра не разберёшься.

Сам Охотник, похоже, тоже это чуял. Откинувшись на спинку стула, он устало вздохнул.

— Поймите меня правильно, господа. Я не собираюсь вмешиваться в ваши дела, если вы сами этого не попросите. Но если понадобится — вы можете рассчитывать на всестороннюю помощь. Людей у меня крайне мало. Но я мог бы предоставить кое-что из своего арсенала…

— Обойдусь, — буркнул Велесов. — Сумрак и так наверняка выставляет меня предателем, спутавшимся с Дружиной. Не хватало ещё заявиться на сход с вашими цацками. Вызов вожака — это честный поединок один на один.

— И вы так уверены, Демьян, что со своей стороны Сумароков будет предельно честен?

Старый вампир ненадолго отвернулся, будто обдумывая, стоит ли вообще продолжать разговор. Мы встретились с ним взглядом, и я ободряюще кивнул.

— Я вот в этом тоже сомневаюсь, Демьян, — сказал я. — Очень смахивает на ловушку. Причём не особо-то изощрённую.

— Если бы Сумрак хотел убить меня подло, в спину — то нашёл бы способ. Но он нарочно вызывает меня на бой. Для него важно одолеть меня на глазах у других волков. По всем правилам. Чтобы вместе со мной сгинул сам дух прежней Стаи.

— Почему? Думаешь, в Стае могли остаться твои сторонники?

Он задумчиво пожал плечами.

— Не знаю, как он обставил моё исчезновение, что наплёл по этому поводу остальным. Да и столько лет уже прошло… Но раз он не попробовал замять это дело по-тихому — значит, слухи обо мне уже прокатились по Стае. И теперь от меня так просто не избавиться. Ему не столько меня надо убить, сколько память обо мне. А лучше всего — выставить предателем. Потому и говорю — никакой Дружины, никаких фокусов с синь-камнем, вообще никаких посторонних!

— Но я-то могу с тобой пойти? Не думаешь же ты, что я тебя одного там брошу?

Демьян засопел, упрямо склонил голову.

— Ну, а совсем не идти? — настойчиво продолжил я. — Не обязаны мы играть под дудку этого твоего Сумрака. Если уж и придётся биться — то лучше делать это на наших условиях.

— Тогда он может зайти с другого края, — мрачно отозвался Демьян. — Раду подкараулить где-нибудь. Или кого-то из твоих приятелей. За всеми не уследишь.

— Идти, в любом случае, нужно, — неожиданно вмешался Путилин. — Это редкий шанс прикончить самого Сумарокова.

Велесов скептично фыркнул.

— Да насчёт вас-то всё понятно, ваше благородие. Выслужиться хотите. Да и вообще, обезглавить Стаю — это, наверное, мечта всей Дружины. Только что-то хреново ваша Дружина старается, раз Сумрак обосновался в самой столице, и до сих пор жив.

Путилин усмехнулся в ответ, порывисто вскочил со стула и прошёлся по комнате. Но, как всегда, быстро взял себя в руки.

— Как вы уже поняли, я не особо-то жалую вашего брата. Частью это можно объяснить воспоминаниями о японских кровопийцах. Но в ходе работы в Петербурге я упырей невзлюбил ещё больше. И знаете, почему?

— Нет, но чую — сейчас узнаем, — проворчал Велесов.

Путилин вернулся за стол. Достал курительную трубку, стиснул зубами её костяной мундштук, начал рыться в ящике стола в поисках табака. Курить-то он, похоже бросил, причём относительно недавно — я несколько раз видел его с трубкой во рту, но она всегда была не раскуренная. Вот и в этот раз, опомнившись, он с раздражением бросил её обратно в ящик.

— Когда я стал Охотником… Как это произошло — вообще отдельная история, но сейчас не об этом… Уже тогда, больше десяти лет назад, ходили слухи, что дела в Священной Дружине обстоят неважно. Финансирование сокращается, со стороны губернаторов порой почти открытый саботаж. Кто-то связывает это с тем, что Дружина, собирая информацию обо всех сверхъестественных существах, в том числе Одарённых, вмешивается в частные дела нефилимов. Кто-то — с тем, что в последние десятилетия появляется всё меньше реальных угроз в виде чудовищ из Сайберии, так что профессиональные Охотники превращаются в этакий пережиток и скоро будут вообще не нужны.

— Жители Томска с этим бы не согласились, — усмехнулся я.

— Ну, статистика говорит о том, что тварей в тайге и правда становится меньше. Хотя, может, они просто реже стали выходить в обжитые земли. Но ты прав, совсем без Охотников не обойтись. Большинство тварей может одолеть отряд хорошо вооружённых людей или нефилим с развитым боевым даром. Но чтобы победить самых опасных, нужны знания, специальная подготовка и артефакты с синь-камнем, оборот которого в империи строго ограничен…

Путилин мотнул головой.

— Впрочем, мы отвлеклись. По мере службы в Дружине я понял, что у её упадка есть и ещё одна причина, тщательно скрываемая. Увы, я не силён во всех этих подковёрных интригах, так что, пока допёр до сути, несколько раз едва не погиб от предательских ударов в спину. И потерял своего напарника — молодого парня, которого с азов начинал учить делу Охотника. Который был для меня почти как сын…

Мы продолжали молча слушать, и я лишь снова пожалел, что не захватил с собой спиртного. Но и прерывать Путилина было бы сейчас кощунством — он впал в то состояние, когда мыслями возвращаешься к событиям прошлого, которые обычно стараешься забыть. Взгляд, устремленный в одну точку, чуть затуманился, голос стал приглушённым и монотонным, будто Охотник читал с листа.

— Помню, то дело мне передал один следователь из уголовки. Такой… толковый мужик, честный. Из тех, что на службе по призванию. Он бился с тем случаем больше полугода, но ему постоянно палки в колёса ставили. Четырнадцать молодых девушек, убитых и обескровленных в одном районе, но при этом начальство упорно не хотело объединять эти случаи в серию, да и вообще пыталось замять каждый из случаев. Вплоть до того, что терялись улики, документы…

— Обескровленных? — уточнил я.

— Да. Характерные раны на шее, от клыков. Вообще, настоящих вампиров — тех, что реально пьют кровь своих жертв — среди нефилимов изначально немного. Дар Зверя почти всегда включает в себя Аспект, позволяющий поглощать жизненную энергию и эдру, но для этого совсем не обязательно делать это… в таком стиле. Поглощение крови — это скорее ритуал, чем реальная необходимость. Верно?

Путилин взглянул на Демьяна, и тот тяжело вздохнул.

— Верно, — подтвердил он. — Просто так… проще. Особенно для новичков. Но я всегда бил по шапке тех, кто приучал молодняк к такому. Начнёшь сосать кровь — и никогда не раскроешь свой Дар по-настоящему. И к тому же… не по-людски это.

— Что ж, в нынешней Стае порядки совсем другие, — криво усмехнулся Путилин. — Я бы сказал, противоположные. Этот подход, наоборот, пропагандируется, и даже обставляется с этаким романтическим флёром. Но главное даже не в этом… Когда мы начали раскручивать то дело, то выяснилось, что жертв куда больше. И чем дальше мы продвигались, тем больше препонов нам ставилось с самых неожиданных сторон.

Поначалу я решил, что действует вампир из какой-то высокопоставленной семьи со связями в полиции, либо сам каким-то образом пробравшийся высоко по служебной лестнице. Потому что взятками такие дела не замнёшь — там далеко не разовые случаи. Но чем дальше мы распутывали это дело, тем становилось страшнее. Я, конечно, к тому времени знал о Стае, знал, что она прикрывает своих. Но даже не предполагал, насколько глубоко она запустила щупальца в высший свет Петербурга. И самое главное — не понимал, чем упыри вообще могут взять по-настоящему высокопоставленных чиновников. Там же сплошь нефы. Чем Стая может их взять? Подкупить? Запугать? Это же смешно.

Но в итоге нам удалось-таки размотать одну из ниточек. На это ушло почти два года, я возвращался к этому, казалось бы, безнадёжному делу снова и снова, каждый раз, когда образовывался перерыв между другими случаями. Но того ублюдка я всё-таки выследил. Подвела его именно приверженность к юным девушкам. Да ему ещё и не любых подавай. Чаще всего упыри орудуют где-нибудь на Лиговке, нападая на проституток или бездомных. Таких и искать никто не будет. Но этот охотился на чистеньких и невинных. Сплошь девушки из приличных семей, некоторые даже из зажиточных. Гимназистки из Смольного, молодые монашки…

Путилин прервался, снова помотал головой.

— В общем, это долгая история. Главное — что тем упырём оказался сынок одного князя из клана самих Юсуповых. Пустоцвет, как таких называют. Сын нефа, но сам Дар не унаследовал или всё никак не мог пробудить. Но нашёл другой способ.

— И что же, папаша позволил обратить его в упыря? — спросил я. — Или сынок просто поставил его перед фактом?

— У меня нет доказательств, но… я думаю, первое. И этот случай не единичный.

Велесов впервые с начала разговора сбросил маску хмурой недоверчивости.

— Юсупов по доброй воле связался со Стаей? Прямо под боком у императора? Чего ради?

— Повторюсь, у меня нет доказательств. По крайней мере, тех, что можно было бы предъявить на трибунале. Впрочем, возможно, поэтому я всё ещё жив, пусть и сослан в самую дальнюю губернию. Ну а насчёт «чего ради»… Полагаю, дело обстоит так. Не секрет, что нефилимские династии вырождаются. Особенно это касается как раз столицы. Первородные нефы, основатели родов, постепенно уходят на покой. А их немногочисленные потомки уже во втором-третьем поколении наследуют Дары пожиже, чем у отцов и дедов, а то и вовсе рождаются пустоцветами. При этом очень немногие спешат повторять подвиги предков и отправляться в Сайберию, чтобы сражаться с чудовищами. Ведь мало победить какую-нибудь таёжную тварь — надо ещё и выжить после того, как поглотишь сердце. А статистика по этому поводу печальна. Мало кто готов рисковать. Да и сами нефы над своим чадами трясутся, как Кощей над златом.

— Но есть и другой путь, — понимающе кивнул я. — Обратить своего наследника в вампира.

— Именно. Дар Зверя, даже не первородный, а переданный другим вампиром, уже наделяет человека долголетием, иммунитетом к большинству болезней, силой и энергией. А большего и не надо. Всё остальное — власть, деньги, влияние — у них уже есть. А Сумароков… Он недавно по протекции Юсуповых и некоторых других старых родов получил графский титул. И вот тут не знаю. Либо и сам Романов в курсе ситуации и таким образом делает шаг по легализации Стаи, либо кое-кто осмелел настолько, что водит его за нос. Но я одно скажу…

В голосе его снова прорезались дрожащие стальные нотки — он явно принимал близко к сердцу то, о чём говорил.

— Когда мы накрыли того щенка Юсуповых на тайной сходке, устроенной им и его дружками в загородном особняке… Это было похоже на греческую оргию, совмещенную с кровавыми дикарскими жертвоприношениями. Никогда не забуду ту девчушку, распятую на столе… Они пьют кровь не потому, что так проще научиться поглощать силу. А потому, что им это нравится, чёрт побери! Нравится чувствовать себя высшими существами, для которых люди — лишь корм.

Нынешние нефилимы, конечно, в целом те ещё зажравшиеся упыри. Петровское «Зерцало доблести» сейчас читается, как комедийный памфлет. Но, боюсь, со временем они могут выродиться в нечто гораздо более мерзкое. Я ведь не просто так рассказал про японских ёкаев. Я видел, как это бывает.

В кабинете повисла напряженная, тягостная тишина. Велесов помрачнел, стиснув зубы, кулачищи его сжались до побелевших костяшек, а магическим зрением я видел, что аура его тревожно пульсирует, будто он пытается сдержать рвущийся наружу Дар. Впрочем, так и есть — я так явственно почувствовал исходящую от него волну отчаяния и бессильной ярости, что часть её передалась и мне.

— Твоей вины тут нет, Демьян, — сказал я. — Это всё Сумароков.

— Он всегда был таким, — глухо проговорил вампир. — Всегда грезил о власти, о превосходстве над человеческим родом. Я говорил тогда, что это его и погубит. Его и всех, кто решит пойти вслед за ним. Старый дурак! Мне нужно было придушить эту его ересь ещё тогда, не считаясь с потерями. Знал бы я, куда это всё приведёт…

— Ещё не поздно, — заметил Путилин. — И то, что Романов вскоре должен приехать в Томск, нам только на руку. Если мы преподнесём императору голову Сумарокова, и расскажем обо всём — здесь, вдали от столицы, вдали от всех тех, кто уже замаран связями со Стаей…

— И что дальше? — огрызнулся Демьян, показав клыки. — Я знаю, во что это выльется. Романов на расправу скор. Устроит новый крестовый поход против Детей Зверя, как в петровские времена. Притом новообращенные упырьки из барских семей выкрутятся. А под каток попадут такие, как я, как Варя, как те, кто со Стаей и дел-то не имеет, и Дар свой пытается держать в тайне.

— Смотря как всё это преподнести. И есть у меня одна идея…

— Да неужто?

— Да вы послушайте, Демьян! — Путилин не выдержал и снова вскочил со стула. — Я об этом думаю с тех самых пор, как Богдан познакомил нас. Я ведь сразу догадался, кто вы. Те волки на допросах описывали вас довольно подробно…

— И что стало с теми волками? — с горечью спросил Велесов.

Путилин опустил голову.

— Казнены… Вообще, сейчас, по прошествии лет, я понимаю, что все они попадали в наши руки не случайно. Старые, мудрые, осторожные волки, десятилетиями скрывающиеся от людей… Их получалось выследить только по наводкам, спускаемым начальством. А вот откуда начальство получало эти наводки… Думаю, Сумароков целенаправленно сдаёт их. Тех, кто мешает ему. Тех, кто против того, во что превратилась Стая.

Демьян, не выдержав, грохнул кулаком по столу и глухо зарычал.

— Но ещё не поздно всё исправить! — горячо продолжил Путилин, будто не замечая этого. — Романова можно убедить отменить петровский эдикт. Если Стая вернётся к истокам, откажется от притязаний на власть, Дети Зверя могут занять достойное место в империи. Здесь, на границе между Сайберией и царством людей. Может, даже влиться в ряды Дружины и экспедиционных корпусов. Нефы-то туда идут неохотно, так что помощь Детей Зверя будет неоценимой. Тем более что тайга — это ваша стихия.

— Мечтатель! — фыркнул Велесов. — Не бывать тому. Император сроду не признает нас, даже как пушечное мясо. А уж чтобы волки пошли в Дружину — к тем, кто не первый год охотится и истребляет таких, как мы…

— Но ведь вы же пошли? Вы же помогли нам одолеть ту ведьму?

— Это другое дело…

— Вовсе нет! Именно это я и предлагаю! Вместе с людьми бороться против настоящих чудовищ. Вместе, понимаете? Не пытайтесь показать, что это для вас не важно. Вы ведь наверняка и Стаю основали именно поэтому. Чтобы у таких, как вы, было некое подобие семьи. Общие цели, общие ценности, свои законы. Раз уж люди отторгают вас из своей общины, вы создали свою. Просто Сумароков извратил всю эту идею. И самих волков направляет по ложную следу.

— Тут ты прав. И добром это не кончится, как ни поверни. В то, что лично мы с тобой можем жить в мире и даже помогать друг другу, я верю. Но в том, что люди признают всю Стаю, даже если я снова заявлю о себе и начну собирать вокруг себя волков…

Велесов категорично покачал головой.

— Мнение людей меняется, — возразил Путилин. — Нефилимов поначалу вовсе не принимали, церковь предавала их анафеме. А теперь? Важно не то, что простые смертные думают. Важно, что решит император и остальные власть имущие.

— Может быть, — пожал плечами Велесов. — Но в этом-то и главная загвоздка. Дело-то ты хорошее задумал, и вижу, что искренне в него веришь. Но… ты ничего не решаешь. Никто из нас не решает.

Хлопнув ладонью по столу, он поднялся и направился к выходу. Путилин попытался было его остановить, но старик на оклики и ухом не повёл. Дверь за его спиной тяжело хлопнула, ставя жирную точку в споре.

Путилин, сокрушённо разведя руками, взглянул на меня.

— Что скажешь, Богдан? Может, тебе удастся его убедить?

Я задумчиво покачал головой.

— Не знаю, не знаю, Аркадий Францевич. Ну, до визита императора время ещё есть. И даже до намеченной встречи с Сумароковым ещё два дня. В целом-то идея красивая. Но я согласен с Демьяном — шансов, что император нас послушает, очень немного.

— И что же? Сдадимся, даже не попытавшись?

— Посмотрим. В конце концов, что ж мы шкуру неубитого медведя-то делим? Рассуждаем так, будто голова Сумарокова и правда у нас уже на блюдечке с голубой каёмочкой.

— Тут ты прав, конечно. И я очень беспокоюсь и за Демьяна, и за тебя, если уж ты решишь ему помогать. Кстати, уверен, что тебе стоит соваться в это дело без прикрытия? Может, всё же и мне пойти? Если получится, подтяну ещё несколько местных Охотников — из бывших, уволенных при Юдашеве. Я стараюсь потихоньку восстанавливать штат сотрудников…

— При всём уважении, Аркадий Францевич… — я тоже поднялся, давая понять, что разговор окончен. — Думаю, Демьян прав. Дружину в это дело впутывать не стоит. Мы разберёмся с Сумароковым сами, по-своему. А уж там посмотрим, как презентовать этот трофей императору.

Он явно хотел возразить, но что-то в моём взгляде заставило его замолчать. Нахмурившись, он проводил меня взглядом до самой двери и лишь коротко кивнул на прощание.

Предстоящая заваруха обещала быть самой серьёзной из всех, в которые я до этого попадал. Но странным образом это не пугало меня, и даже не тревожило. Наоборот, вызывало томительное предвкушение и азарт. Частично это в целом в моём характере, это я уже понял. Но вдобавок было и ещё кое-что — глубинное, вызревающее внутри естество, заставляющее даже на матёрых упырей смотреть не как на опасных врагов, а как на добычу. Голод, чуть утихший после утреннего инцидента с кабаном, начал пробуждаться снова.

Варвара сегодня правильно сказала, пусть и не совсем понимая реальное положение дел. Я действительно хищник. И бороться с этим, пожалуй, бессмысленно и даже вредно. Скорее наоборот, нужно признать свою природу и научиться жить в гармонии с ней.

Не так уж важно, кем я был раньше. Теперь я Пересмешник. Прирождённый убийца нефилимов.

И я голоден.

Загрузка...