ЗАПИСКИ БЫВШЕГО МАРГИНАЛА

Генашка

Гляжу я вот на Генашку и не нарадуюсь: 85 мужику, а все Генашка, да каждую зорьку — марш-марш то в лес, то на реку. Жерлички проверил — пяток щучек хозяйке есть. И все бегом, все бегом.

Генашка первую свою бабу после войны сразу схоронил. Места дикие, края голодные — без бабы совсем никак. Вот и сошлись они с Веркой. У той первый мужик на лесоповале с.37-го так и сгинул, а на деревне ее жуткий, сварливый характер никому больше не глянулся. Ну, а Генашка ничего, сдюжил. И то, танкист ведь, в 45-м на своей тридцатьчетверке по Берлину проехал, на рейхстаге расписался — и домой, в деревню. Такому дура-баба — ничто, все ж не в упор фаустпатрон — жить можно, и ладно. Главное, что хозяйка справная.

Как-то по осени картошку мы копали с родителями. Генашка с Веркой, соседи наши, тоже кверху жо… на своем участке спозаранку торчат.

Ну и вот, копаем, стало быть. Верка с самого утра пилит Генашку, поедом ест — «усугубил» мужик вечор. Делов-то на пол-литра. Так поди ж ты, она его и так и эдак, да громко, зараза, — на всю деревню слыхать! Ты-ты-ты-ты-ты, та-та-та-та-та! Да с матерком, да с подвизгиваниями. И без перерыва ведь, как на танцполе, добрых два часа, чтоб я сдох, ежели вру. Кино и цирк всей деревне бесплатный.

Но вот глядим — упарилась Верка, выдохлась, пошла водички попить. А Генашка, тот знай себе копает. Молча так копает. Ну и все вокруг копают.

Полчаса еще прошло. Верка уже улыбается. Дело к обеду, а огородный участок картошки к краю. Суббота опять же. Значит, баня, то-се… Хорошо!

И вдруг…

Бросает Генашка лопату:

— Да пошла ты на…!!!

Верка челюсть потеряла и — в грядку брык, села и сидит, качается.

А Генка полдня дрова в старую свою избу, родительскую, перетаскивал. Матерился.

— Ой-е, но надо же ж! Вот же ведь жмея подколодная! Ой, дети мои, жмея…

Вечером, пьяненький, он пришел к нам на двор, матушку мою «пытать»:

— Ивановна, что там, как там моя-то? Все ругается? Молчит?! Ну-ну…

А утром на следующий день (я рано встал, на рыбалку) гляжу — батюшки-светы, Генашка дрова обратно на тележке перевозит.

Ввечеру уже «молодые» наши оба, как голубки, на завалинке сидели, обнимаючись, зятя с невесткой да внуками встречали — в общем, идиллия да любовь-морковь! Одно слово — загляденье!

На рыбалку

В пятницу выехали на рыбалку. Путь неблизкий — 330 верст с гаком, два локтя по карте да полдня на оленях.

Первый раз взял с собой «мелкого». Едем — мы с другом впереди, друг за штурмана, — пробуем новый маршрут. Ребенок на заднем сиденье, как кукла в люльке: одеялко, подушечка, для страховки ремнем безопасности пристегнут. Казалось бы, спи себе. Ан нет — ни в одном глазу и куча вопросов.

— Пап, а куда мы едем?

— На рыбалку, сынок, на Оку, за город Рязань.

— А где мы там будем жить?

— В «бочке».

— ??? А «бочка» — это что?

— Это такой круглый, как банка на боку, домик.

— А это далеко?

— Да. Очень далеко, сынок.

Проходит десять минут.

— Пап, а мы еще далеко?

— Далеко, спи.

Дорога ложится под колеса, сжирая километры пути и литры бензина. Темнеет по-осеннему быстро. Мы уже на трассе в сторону Каширы. До места километров 250.

— Пап, мы уже близко?

— Нет, сынок, пока еще далеко.

Друг не удивляется — сам отец двоих сыновей.

— Мой старший — копия твоего. Изведет вопросами кого угодно. В мамку пошел, мерзавец.

У «мелкого» ушки на макушке. Тут же реакция:

— Пап, а мы уже скоро?

— Да нет, сынок, еще не скоро. Мы еще достаточно далеко.

Киндер замолкает, долго ворочается, пытаясь уснуть. Никак! В окне только мелькание огней — уже совсем стемнело. Осенью и у нас, как на юге, ночь падает колпаком, укрывая ландшафты. И только звезды над головой.

«Бессонницей ветка стучится в окне…

Не спится.

Не спится…

Не спиться бы мне…»

— Пап, долго еще?

— Сынок, давай договоримся — когда мы будем близко, я тебе сразу сам скажу, а если ты заснешь — разбужу, и ты сможешь посмотреть, как мы по лесу поедем, хорошо?

— Хорошо… А мы уже далеко от леса?

— Сережа, мы договорились?

— Да.

Минут через двадцать нашу мирную с другом беседу снова прерывает детский наивный вопрос:

— Па-ап?!

— Ну что опять?!

— А вот скажи, мы сейчас дальше от дома или от «бочки»?

Друг тихо умирает от смеха.

— Спи, сынок. Мы уже дальше от дома.

— Я так и думал, — доносится до нас шепот уже засыпающего дитяти.

Теоретик комнатный

На рыбалке Серега выучил много новых слов. Уж больно веселая компания не вполне трезвых мужчин там подобралась. Егерь Костя (26 лет, зрение — минус 6) к нашему приезду был уже «на сносях». Увидев «мелкого», страшно удивился, сказал всем: «Не материться, бляха-муха! Тут маленький ребенок». После этого практически без паузы повалился со скамейки строго по курсу назад, на спину, и через секунду уже храпел.

Сережка, если и был в шоке, виду, как «настоящий мужик», не подал, а просто спросил:

— Пап, а что это с ним?

— Это дядя Костя, сынок. Он тут егерь, и у него очень много работы, х-м… Вот он и устал. Сейчас поспит немного, отдохнет и снова пойдет в лес, в заповедник. Зверюшек подкармливать, браконьеров ловить.

На «ловить браконьеров» «мелкий» подозрительно сощурился, хмыкнул, но ничего не сказал.

А наутро первым делом нашел Костю, внимательно на него посмотрел и спросил:

— У вас дети есть?

Костя немного опешил от такого вопроса, задумался, фокусируя зрение и восстанавливая равновесие во всех смыслах:

— Не… Нету.

— Тогда я буду ваш двоюродный деть.

Пока мы были на рыбалке, «трудовые будни» заповедника раскручивались вместе с движением солнца — неумолимо. По возвращении нас ждало продолжение банкета уже со следующей, подъехавшей после нас группой товарищей. Филологические познания ребенка возрастали с ужасающей скоростью, а мои скромные потуги приостановить бурлящий поток «чисто русского языка» только усиливали эффект.

— Т-ссс, мужики! — И глазами — на чуткие ушки на макушке вроде бы скучающего мальчика. — Имейте совесть.

— Прости, все. Больше — ни-ни! О чем я? Ага. Ну вот, и этот п… Так, Серега, ты ничего не слышал?

— Угу.

— Вот. Это правильно. И эта с… бл…

Короче, когда мы вернулись домой, малый, я так думаю, успел пару дней за манной кашей в детском саду поделиться с друзьями «новым багажом знаний». А потом заболел, и единственным слушателем у него осталась мама. После недолгого общения мама сказала:

— Еще раз услышу такие слова — дам по губам, понял?

— Понял.

По прошествии нескольких дней за телепросмотром «Истории рыцаря» семья в кои-то веки собралась вместе. Как и в любой нормальной сказке, в фильме по сюжету присутствовал отрицательный персонаж, Черный рыцарь. Я почти уже спал, когда негатив попер на-гора — Черный рыцарь распоясался и начал подличать. Старшая дочь, переживая за главного героя, не могла подобрать слов:

— Мам, смотри! Какой же он… Смотри, что делает!

Мама тоже заволновалась:

— Вот же, ну ты посмотри! Эй, ну давай, быстрее! Уходи!!! (Это она уже главному герою.) Эх… (Н-да… Не смог главный, а злодей ухмыляется, довольный…)

Все замерли, ожидая развязки.

И вдруг в тишине отчетливый голос младшего мужчины:

— Чисто теоретически скажу: он на букву сэ!

Я проснулся. Вгляделся в экран, вник в канву событий и оценил. Точно. Гад был однозначно на эту букву. То есть, если практически, он был редкостной с…й.

Загрузка...