Пограничные бродяги

ГЛАВА XXIII. Белый Охотник За Скальпами

Теперь нам предстоит сделать небольшое отступление, чтобы сообщить читателю кое-какие подробности о странном человеке, которого мы вывели на сцену в предшествующей главе. Правда, подробностей этих немного, но без них будет непонятно дальнейшее течение рассказа.

Если бы мы задались целью написать роман, а не передать рассказ об истинном происшествии, то, конечно, едва ли решились бы ввести в свое повествование тех действующих лиц, которые являются предметом нашего рассказа. Но, к сожалению, мы вынуждены следовать по намеченному уже плану и представлять наших героев такими, какими они были на самом деле, к тому же многие из них здравствуют и до сего времени.

За несколько лет до того времени, к которому относится начало настоящего рассказа, в обширных техасских прериях стали носиться смутные слухи, получавшие все большее и большее распространение и подтверждавшиеся на деле. Слухи эти появились совершенно неожиданно, но от них стыла кровь в жилах воинственных индейцев и всевозможных искателей приключений, которые часто попадаются в этих в общем-то безлюдных местах.

Рассказывали, что какой-то человек, принадлежащий по наружности к белой расе, начал с некоторого времени появляться в разных местах прерии, занимаясь преследованием краснокожих, которым он, по-видимому, объявил войну не на жизнь, а на смерть. Рассказчики добавляли, что этот человек показывался постоянно один и проявлял неслыханную смелость и беспредельную жестокость. На индейцев он нападал всюду, где только удавалось ему с ними встретиться, невзирая на их численность. Всякого, кто попадал в его руки, страшный незнакомец подвергал скальпированию, у всякого вырезал из груди сердце, а чтобы показать, что индеец пал от его руки, неизвестный делал ему на животе надрез в форме креста. Иногда, во время своих странствий по прериям, неумолимому врагу краснокожих удавалось незаметно пробраться в их селение, которое он и поджигал с наступлением ночи, когда все жители погружались в глубокий сон. Затем он приступал к безжалостному избиению всех, кто попадался ему под руку, не делая исключения для женщин, детей и стариков.

Мрачный мститель преследовал своей неумолимой ненавистью не одних только индейцев. Метисы, контрабандисты, пираты, все отважные пограничные бродяги, привыкшие жить за счет общества, должны были сводить с незнакомцем суровые счеты. Впрочем, с них он не снимал скальпов, но зато крепко привязывал к деревьям, тем самым приговаривая их к смерти от голода или к растерзанию дикими животными.

В первые годы появления неизвестного авантюристы и краснокожие, сознавая общую опасность, не раз объединялись, чтобы покончить со своим страшным врагом, схватить его и поступить с ним по закону возмездия. Но человек этот, по-видимому, находился под покровительством сверхъестественных сил, так как ни одна облава на него не удавалась и он как бы заранее предугадывал все действия своих врагов.

Захватить его было положительно невозможно: все движения незнакомца были столь стремительны и неожиданны, что часто его видели на необычайно далеком расстоянии от того места, где ожидали его присутствия и где его только что встречали. По словам индейцев и авантюристов, ранить неизвестного не представлялось ни малейшей возможности, он был неуязвим для пуль и стрел, которые отскакивали от его груди. Очень скоро, сопровождаемый неизменным успехом всех своих начинаний, этот человек стал предметом всеобщего ужаса в прерии. Враги его, истощив все средства борьбы, отказались от своих попыток, положившись на волю Провидения. О незнакомце сложились самые удивительные легенды. Каждый страшился его, как злого духа. Индейцы стали звать его Киейн-Стоман, то есть Белый Охотник За Скальпами, а авантюристы наградили его прозвищем Безжалостного.

Читателю ясно, что оба эти названия как нельзя более подходили к человеку, для которого убийство и резня являлись, по-видимому, высшим наслаждением, до такой степени он любовался трепетом своей жертвы, у которой он готовился вырезать из груди сердце. Поэтому-то у самого храброго человека леденела кровь при одном только имени страшного незнакомца.

Но кто был этот человек?

Откуда он появился?

Какое ужасное бедствие толкнуло его на этот страшный и кровавый путь?

Никто не мог ответить на эти вопросы. Человек этот являлся страшной загадкой.

Не был ли он одним из тех чудовищных созданий, у которых в человеческом теле бьется сердце тигра?

Или, быть может, под влиянием пережитых им ужасных бедствий все его помыслы были направлены к тому, чтобы отомстить за свои страдания?

Оба предложения не заключали в себе ничего невероятного. Обе причины могли существовать на деле в одно и то же время.

Впрочем, так как всякая медаль имеет свою обратную сторону, а человек никогда не бывает совершенством ни в добре, ни в зле, то и у нашего незнакомца бывали минуты если не сострадания, то, пожалуй, утомления, когда ярость поднималась и душила его, и он делался менее жестоким, менее неумолимым, словом, похожим на человека. Но такие минуты продолжались недолго, такие «приступы», как называл их сам неизвестный, были редки, природные наклонности брали верх, и он, чтобы вознаградить себя за временную слабость, проявлял жестокость с новой силой.

Вот и все, что было достоверно известно об этом человеке в то время, когда мы столь необычным способом выводим его на сцену. Помощь, оказанная им монаху, шла до такой степени вразрез со всеми его привычками, что приходилось предположить, что неизвестный переживал один из тяжелейших своих «приступов», так как не только выказал чрезвычайную заботливость об одном из себе подобных, но вдобавок нашел время для того, чтобы выслушивать его жалобные моления.

Чтобы покончить с подробностями в описании этого нового действующего лица, мы должны добавить, что никто не знал его постоянного местопребывания. Нельзя было указать ни на одного человека, содействием которого он пользовался. Незнакомец всегда появлялся один, и в течение десяти лет, проведенных им в прериях, его внешность нисколько не изменилась: по-прежнему он казался бодрым стариком, по-прежнему у него была длинная седая борода и лицо, покрытое морщинами.

Мы уже сказали, что Охотник За Скальпами ринулся в чащу леса, чтобы узнать, кто подал сигнал, привлекший к себе его внимание. Поиски его отличались тщательностью, но не дали никаких осязаемых результатов, кроме подтверждения того, что он не ошибся и что действительно в кустах прятался шпион, видевший все происходившее на лужайке и слышавший весь разговор.

Голубая Лисица, позвав товарищей, благоразумно отступил назад, прекрасно сознавая, что, несмотря на всю свою храбрость, он погибнет, если ему придется попасть в руки Охотника За Скальпами.

Этот последний в глубокой задумчивости вернулся к монаху, молитва которого все еще продолжалась, угрожая никогда не кончиться.

Охотник За Скальпами некоторое время наблюдал за ним с лицом, принявшим насмешливое выражение, и улыбкой, застывшей на бледных губах. Затем, с силой ударив монаха между плеч прикладом своего ружья, охотник грубо сказал ему:

— Вставай!

Монах упал ничком и сделался недвижим. Думая, что с ним сейчас покончат, он решил покориться своей участи и Уже ждал смертельного удара.

— Ну, поднимайся на ноги, чертов монах! — повторил Охотник За Скальпами. — Разве ты не успел вдоволь намолиться?

Отец Антонио потихоньку приподнял голову — к нему возвращалась слабая надежда.

— Простите меня, ваша милость, — ответил он, — я кончил, теперь я готов вам повиноваться. Что вам угодно?

И он моментально вскочил на ноги, догадавшись по мрачному выражению лица своего собеседника, что никакая уловка не приведет ни к чему хорошему.

— Вот и отлично, дуралей! Мне кажется, что ты так же хорошо умеешь принимать удары прикладом, как и возносить к небу усердные молитвы. Заряжай свое ружье, так как тебе сейчас предстоит защищаться, как человеку, если не хочешь, чтобы тебя убили, как собаку.

Монах с испугом оглянулся по сторонам.

— Ваша милость, — пробормотал он в нерешительности, — разве я непременно должен сражаться?

— Да, если только ты дорожишь своей шкурой, в противном же случае можешь успокоиться и приготовиться к смерти.

— Но, может быть, найдется другое средство?

— Какое же?

— Хотя бы бегство, — сказал тот вкрадчивым голосом.

— Попробуй, — насмешливо сказал охотник.

Монах, ободренный этими словами Охотника За Скальпами и думая, что он соглашается, продолжал несколько смелее:

— У вас прекрасная лошадь.

— Не правда ли?

— Великолепная! — ответил в экстазе отец Антонио.

— Да, и ты не отказался бы на нее сесть, чтобы удрать поскорее, не так ли?

— О, вовсе нет! — отрицательно покачал головой монах.

— Будет тебе! — грубо оборвал его Охотник За Скальпами. — Позаботься о своей голове, враги твои приближаются.

Одним прыжком он вскочил в седло, заставил свою лошадь повернуться и притаился за громадным стволом красного дерева.

Отец Антонио, встревоженный приближением опасности, живо схватил ружье и также спрятался за деревом.

В то же самое мгновение кусты затрещали, ветви раздвинулись, и из-за них показались несколько человек.

Число их доходило до пятнадцати. Это были апачские воины, среди них можно было заметить Голубую Лисицу, Джона Дэвиса и его товарища.

Хотя Голубой Лисице и не приходилось сталкиваться лицом к лицу с Белым Охотником За Скальпами, тем не менее он часто слышал рассказы об этом человеке — то от индейцев, то от охотников. Поэтому, едва только он услыхал это страшное имя, сердце его наполнилось невыразимым гневом при мысли о тех жестокостях, которым подвергались его соплеменники, попадавшие в руки этого человека. У индейца появилась мысль захватить его в плен. Голубая Лисица поспешно подал заранее условленный сигнал и, бросившись с чисто индейским проворством и ловкостью через кустарник, возвратился на то место, где находились воины, и приказал им следовать за собой. На обратном пути он встретил обоих охотников, которые, услыхав сигнал, спешили, в свою очередь, к нему на помощь.

Голубая Лисица вкратце познакомил их с ходом событий. Чтобы не отступать от истины, мы должны сознаться, что этот рассказ индейца, вместо того чтобы подействовать возбуждающим образом на воинов и охотников, напротив, значительно охладил их пыл, так как им стало ясно, какой ужасной опасности им предстоит подвергнуться, решаясь на борьбу с человеком, страшным своей неуязвимостью и подвергавшим жестокой расправе всех тех смельчаков, у которых хватало духа на него напасть.

Отступать, однако, было поздно, бегство было невозможно. Поневоле воинам пришлось двинуться вперед.

Что же касается обоих охотников, то они хотя и не разделяли суеверных взглядов своих товарищей, однако далеко не радовались предстоявшей им перспективе борьбы. Не желая, впрочем, отставать от людей, которых они считали стоящими ниже себя и по умственному развитию, и по храбрости, они решили следовать за индейскими воинами.

— Ваша милость! — жалобным голосом закричал монах, видя появление индейцев. — Не оставляйте меня одного!

— Не оставлю, если только ты сам себя не оставишь, дуралей! — ответил ему Охотник За Скальпами.

Достигнув края лужайки, апачи, следуя своей обычной тактике, укрылись каждый за стволом дерева, так что лужайка, где должны были вступить в ожесточенную борьбу столько людей, была совершенно пустынной.

Наступила минута затишья.

Охотник За Скальпами решил первым подать голос.

— Эй! — закричал он. — Что вам тут нужно?

Голубая Лисица собрался отвечать, но Джон Дэвис удержал его.

— Предоставьте мне вести переговоры, — сказал он индейцу.

И выйдя из-за своего прикрытия, Джон Дэвис решительно сделал несколько шагов вперед и остановился почти на самой середине лужайки.

— Кто говорит со мной? — громко и твердо спросил он. — Разве вы боитесь нам показаться?

— Я ничего не боюсь, — ответил Охотник За Скальпами.

— Так покажитесь же, чтобы мне знать, с кем я имею дело, — продолжал Джон Дэвис насмешливым тоном.

Услышав такое предложение, Охотник За Скальпами заставил лошадь сделать скачок вперед и остановился в двух шагах от охотника.

Дэвис стойко оставался на своем месте.

— Ну! — сказал он. — Я очень рад вас видеть.

— Это все, что вы хотели мне сказать? — грубо спросил Охотник За Скальпами.

— Гм! Вы ужасно спешите, by God! Дайте мне минутку, чтобы отдышаться.

— Оставьте свои шутки, иначе они вам дорого обойдутся. Говорите скорее, в чем состоят ваши предложения, у меня нет времени на пустые разговоры.

— Э! Откуда, черт возьми, вам известно, что я намерен обращаться к вам с предложениями?

— Так вы явились бы сюда без цели?

— А вы, без сомнения, знаете, в чем состоят эти предложения?

— Весьма возможно.

— В таком случае, что вам будет угодно на них ответить?

— Ничего.

— Как ничего?

— Я предпочитаю на вас напасть.

— О-о! Это довольно рискованная штука. Да будет вам известно, что нас семнадцать человек.

— Это для меня безразлично. Будь вас целая сотня, я все равно напал бы на вас.

— By God! Мне очень любопытно будет посмотреть сражение одного человека с двадцатью!

— Я не заставлю вас долго ждать.

С этими словами Охотник За Скальпами заставил свою лошадь несколько попятиться назад.

— Подождите минутку, черт побери! — живо воскликнул охотник. — Выслушайте меня!

— Говорите.

— Согласны вы сдаться?

— Что?

— Я спрашиваю вас, согласны ли вы сдаться?

— Вот так штука! — насмешливо закричал охотник. — Да вы с ума сошли. Мне сдаться, мне?! Вы скоро будете умолять меня о пощаде.

— Я так не думаю, by God! Вы могли бы убить меня и раньше.

— Ладно, убирайтесь в свою засаду, — ответил, пожимая плечами, Охотник За Скальпами. — Я не хочу убивать беззащитного человека.

— Вот как, тем хуже для вас, — сказал охотник. — Я поступил с вами честно, теперь же я умываю руки. Выпутывайтесь сами как знаете.

— Спасибо, — энергично ответил Охотник За Скальпами, — но мое положение не так худо, как вы думаете.

В ответ на это Джон Дэвис только пожал плечами и медленно возвратился на свое место, насвистывая Yankee doodle 27.

Охотник За Скальпами не последовал его примеру. Прекрасно понимая, что он окружен множеством врагов, следящих за малейшим его движением, наш герой по-прежнему оставался посреди лужайки в твердой и неподвижной позе.

— Эй! — закричал он с явным желанием поиздеваться над своими врагами. — Храбрые апачи, что вы, точно кролики, запрятались в кусты? Значит, вы ждете, пока я примусь выкуривать вас из ваших нор? Да ну же, показывайтесь скорее, если не хотите, чтобы я счел вас за старых, вздорных и трусливых баб.

Такое издевательство взбесило апачских воинов, которые отвечали на него яростными криками.

— Неужели мои братья станут дальше переносить глумление одного человека? — вскричал тогда Голубая Лисица. — Вся его сила в нашей робости. Налетим, как ураган, на этого духа зла. Он не устоит против натиска стольких славных воинов. Вперед, братья! Вперед! Нам будет принадлежать слава уничтожения неумолимого врага нашей расы.

И с воинственным кличем, подхваченным его товарищами, отважный вождь ринулся прямо на Охотника За Скальпами, мужественно потрясая над головой своим ружьем. Все воины последовали за ним.

Охотник За Скальпами ожидал их, не двигаясь с места, но видя, что они уже приближаются, он натянул удила своей лошади, сдавил ей бока своими коленями и в один прыжок очутился в самой гуще индейцев. Держа ружье за конец дула и пользуясь им, как палицей, он стал наносить удары направо и налево с такой силой и быстротой, что действия его казались сверхъестественными.

Поднялось невообразимое смятение. Индейцы неистовствовали около ловкого всадника, который, заставляя свою лошадь делать самые неожиданные повороты и двигаясь с неимоверной быстротой, не давал своим врагам ни малейшей возможности поймать ее под уздцы и остановить.

Оба охотника сперва оставались в стороне, опустив ружья на землю, в полной уверенности, что одному человеку никак не возможно не только выдержать продолжительную борьбу с таким числом храбрых врагов, но даже оказать им сколько-нибудь значительное сопротивление в течение нескольких минут. Но скоро, к величайшему своему удивлению, они убедились в ошибочности такого предположения: уже несколько индейцев валялись на земле с черепами, размозженными страшной булавой Охотника За Скальпами, ни один удар которого не оставался без результата.

Тут охотникам пришлось уже окончательно переменить свое мнение насчет исхода борьбы, и у них появилось желание помочь товарищам. Но ружья, бывшие в распоряжении охотников, являлись совершенно бесполезными в их руках, так как обстановка на поле битвы менялась каждую секунду и пуля, вместо того чтобы сразить врага, могла попасть в друга. Тогда они бросили ружья, достали ножи и бросились на подмогу апачам, натиск которых начинал уже ослабевать.

Голубая Лисица, тяжело раненный, лежал на земле без сознания. Уцелевшие в схватке воины начинали уже помышлять о бегстве и бросали вокруг себя тревожные взгляды.

Охотник За Скальпами сражался с прежним неистовством, глумясь и насмехаясь над своими врагами. Рука его поднималась и опускалась с точностью маятника.

— А-а! — вскричал он, увидя охотников. — Вы ждете того же. Подходите, подходите!

Последние не заставили его повторять приглашение и очертя голову бросились на кричавшего.

Но злая участь не миновала и их. Джон Дэвис, сшибленный с ног грудью наскочившей на него лошади, отлетел на целых двадцать шагов в сторону и остался неподвижно лежать на земле. В ту же минуту его товарищ с разбитым черепом испустил последний вздох, не успев даже издать жалобного стона.

Такой исход подействовал на индейцев столь сильно, что, не будучи в состоянии победить ужас, внушаемый им этим удивительным человеком, они бросились в разные стороны, воя от страха.

Охотник За Скальпами окинул торжествующим взором арену своих подвигов, где плавало в крови до десятка трупов. Ненависть его была удовлетворена вполне. Затем, пустив свою лошадь вскачь, он догнал одного из спасавшихся бегством, схватил его за волосы, приподнял вверх и, перекинув перед собой поперек лошади, исчез в лесу, испустив злорадный вопль.

Теперь на лужайке оставалось только десять или двенадцать человеческих тел. Двое или трое из валявшихся на земле людей были еще живы, остальные же не обнаруживали никаких признаков жизни.

На этот раз Охотнику За Скальпами удалось устроить для себя еще одну кровавую потеху.

Что же касается отца Антонио, то еще в самом начале схватки он счел для себя бесполезным ожидать, чем она кончится, и выждав удобный момент, наш монах, перебираясь от одного дерева к другому, успел счастливо убраться подальше и тем избежать гибели.