Пока богатыри отбивались как могли от нашествия печенегов, в Новгороде в это время шёл пир горой. Ярослав наконец-то оправился от тяжёлого ранения и теперь лично руководил пиром и потчевал гостей. А гости были знатные и могучие, приехавшие из-за моря скандинавские вожди. Рогнвальд сделал гораздо больше, чем от него требовалось — он нашёл тех, кто готовы были сражаться за Ярослава против его брата — Святополка. Это был могучий вождь Рагнар — пятидесятилетний викинг с каштановыми волосами и бородой, рука его ещё уверенно держала весло и секиру, а хриплый грозный голос заставлял робеть самых бывалых воинов. Кроме одного — родного племянника Рагнара, блондина Эймунда. Эймунд по-мужски был красив просто до неприличия, его белые волосы с бородой и голубые глаза сводили женщин с ума. А надменная усмешка и звучный певчий голос просто кричали о безмятежности и великодушии этого человека. Эта парочка — дядя и его племянник далеко не сразу согласились пребыть в Новгород. После того, что новгородцы сотворили с людьми Рогнвальда, викинги опасались сюда соваться. Но Рогнвальд пошёл на хитрость и одновременно решил извлечь для себя выгоду. Он начал переговоры с самим норвежским королём и своим родственником — Олафом, у которого была прекрасная дочь Ингигерда. От имени Ярослава Рогнвальд предложил ей руку и сердце. Выбор был не простой, ведь девушка на тот момент уже была помолвлена со знатным викингом. Но её жених не был христианином, вот отец принял христианство и многих обратил в эту веру. Конечно, Олафу хотелось, чтобы мужем его дочери стал христианин. Ярослав здесь подходил куда лучше, хоть он теперь мог потерять всё, что имел. Но Рогнвальду удалось уговорить Олафа, а после успешных переговоров уже Олаф сам попросил своего друга — Эймунда выступить на стороне Ярослава. Проблема в том, что хоть Эймунд успел уже прославиться и стать популярным, влиятельным вождём был его дядя Рагнар, который была далеко не друг королю и никак не хотел служить ему. Пришлось приложить немало усилий, чтобы уговорить Рагнара приехать на Русь. И вот он вместе со своим племянником Эймундом и в компании Рогнвальда прибыл в Новгород. Ярослав хоть и не мог теперь похвастаться большим богатством, но при поддержке новгородцев смог устроить богатый пир. На том пиру был и посадник Константин, из-за которого князь остался в Новгороде, был там и Ставр. Вино и мёд лились рекой, а вместе с ними по городу эхом разносилась уже почти забытая скандинавская речь и дружный смех северных воинов. Ярослав теперь вернул себе здоровый цвет лица, сбрил отросшую за последнее время бороду, оставил лишь свои знаменитые усы. Князь встал из-за стола и поднял свой кубок.
— Что ж, братцы, — вымолвил он, — выпьем же за наших гостей и наших новых друзей, которые пришли к нам на помощь в трудный миг. Рагнар, Эймунд, за вас.
И дядя с племянником встали и тоже подняли свои кубки, а затем выпили из них вместе с князем.
— Что так морщишься дядя, как куриный зад? — спрашивал его Эймунд, — нешто не любо тебе вино князя?
— Ты же знаешь, что мне больше по душе пиво. Да и ты, я смотрю, пьёшь как цыплёнок, маленькими глотками.
— Ты же знаешь, Рагнар, мне больше по душе другое развлечение. Женщины. Пока у нас есть время, я собираюсь всем телом предаться любви новгородских шлюх.
— Смотри, не соблазни чью-нибудь замужнюю жену, племянник. А то, чего доброго, тебе местные отрежут отросток. А то как и людям Рогнвальда, голову.
— Об этом не беспокойся. Князь давно ведёт войну со Святополком, в Новгороде теперь много вдов.
Ставр, нужно сказать, с самого начала обратил внимание на Эймунда. Купец разглядел в приезжем скандинаве что-то близкое ему и сразу понял, что они станут друзьями. Эймунд так же обратил внимание на новгородского купца, с которым до этого был мало знаком, но уже при первом знакомстве разглядел в нём родственную душу. На пиру он подошёл к новгородцу и обнял его рукой за плечи.
— Скажи-ка мне, братец, — начал Эймунд, — а где у вас здесь в Новгороде можно купить за деньги женской ласки?
— О, ты обратился по адресу, — молвил с улыбкой Ставр, — я всё устрою, только чуть позже.
И Эймунд снова сел на своё место рядом с каштанобородым дядькой.
— Как думаешь? — спрашивал его Рагнар, — хватит ли у конунга Ярослава денег заплатить нам и нашим людям?
— На первое время, думаю, хватит, — отвечал Эймунд, — а потом как-нибудь выкрутится. Займёт у своего будущего тестя и моего друга — Олафа. Не беспокойся об этом.
— Иногда, Эймунд, ты кажешься мне слишком легкомысленным. Но меня не проведёшь, я знаю, что это притворство, и на самом деле ты просто хочешь угодить конунгу Олафу. А я не хочу ему угождать.
— В Норвегии либо ты друг Олафа, либо бедняк и изгнанник. Мы стали изгнанниками, дядя, но мы не обязаны быт бедняками. Назови Ярославу сумму, которую хочешь получить за нашу службу, а там сторгуемся.
— Я уже назвал, по половине унции серебра каждому из наших воинов. Ярослав сказал, что у него нет таких денег.
А меж тем появился Ставр. Эймунд неуклюже забрался на коня и вместе со своим новым другом отправился в Людин конец.
— Гардарика, или, как вы её называете — Русь, на самом деле создана нами, викингами, — говорил пьяный блондин, — мне ещё с детства рассказывали про вождей, которые ушли за море далеко на юг, туда, где нет морей. И здесь они научились сражаться на суше, как местные, научились хорошо ездить верхом, а по реке добрались даже до земли римлян.
— Ты, наверное, говоришь про Рюрика и Олега? — спрашивал Ставр.
— Викинг без моря, что рыба без воды, — продолжал Эймунд, будто и на замечал слов своего спутника, — и всё же, местные викинги не просто научились выживать в степи, они научились побеждать, смогли вытеснить здешних кочевников. Степных викингов стали называть «русь». У нас на севере их считают очень отважными, даже порой безрассудными. Для жителей севера большое испытание и большая честь сражаться здесь.
Но вскоре Эймунд забыл про эти разговоры, так как получил, наконец, что хотел, он встретился с женщинами из Людина конца и провёл вечер в хорошей компании. Правда, Ставр не остался с ним надолго. Его потянуло домой, к своей Василисе, по которой он очень скучал в последнее время. Только когда он вернулся в Новгород, он вдруг понял, как ему её не хватало. И теперь Ставр старался проводить с ней как можно больше времени, навёрстывая таким образом упущенное. Проснулся он рано утром и захотел выйти во двор, подышат утренней свежестью. Но взор Ставра как-то сам собой устремился ввысь. Здесь, в небесах рассекало воздух ни на что не похожее существо. Оно имело маленькие крылья и имело целых три головы на длинных шеях. Сомнений не было, это Змей Горыныч. Ставр насторожился и замер. Неужели Змей решил атаковать Новгород? Прежде его никто здесь не видел. Но вскоре Змей Горыныч превратился в маленькую точку вдалеке. Он отправился дальше, в неизвестном направлении, а Ставр долго ещё не мог опомниться. И даже нежные поцелуи подкравшейся к нему Василисы не сразу привели его в чувства.
Эймунд и Рагнар ещё несколько дней гостили в Новгороде. Первый проводил время в объятиях местных красавиц, часто с вином и гуслями. Рагнар в это время вёл переговоры с Ярославом о размере платы его воинам и о том количестве бойцов, которое необходимо было скорейшим образом переправить сюда. Переговоры шли сложно, и заходили в тупик, пока в дело не вмешался Эймунд. Он смог найти компромисс. Ярослав не мог дать викингам столько серебра, сколько они требовали, но мог дать их меха на эту сумму. Оценщиками мехов выступали сами викинги, плюс сверху они получали долю с военной добычи. На такие условия князь согласился, согласился и Рагнар. И вскоре викинги вместе с Рогнвальдом снова отплыли из Новгорода. Рагнар и Эймунд отправились набирать своё войско, а Рогнвальд отправился к правителю Норвегии и будущему тестю князя — Олафу. Теперь уже Ярослав дал официальное согласие на брак, и переговоры пошли гораздо живее. А меж тем наступила зима. Из Киева так никто и не пришёл. Святополк и польский король медлили, и, очевидно было, в этом году они не появятся на новгородской земле. Постепенно доходили новости из Киева, одна лучше другой. Поначалу стало известно, что после казни митрополита множество священников взбунтовались против новой власти и отказались покоряться. Король Болеслав и здесь не пошёл на компромисс и в корне подавил сопротивление. Всех непокорных священников выслали из Киева, некоторые из них ещё поздней осенью пришли просить защиты и поддержки у Ярослава. Мнение Святополка в столице теперь не имело никакого веса. Болеслав отбросил все церемонии и стал уже открыто править городом, будто бы это он был киевским князем. Ну а ближе к середине зимы пришла новость, что киевляне подняли восстание и устроили жестокую резню оккупантам. Заговор был хорошо спланирован, поляки ничего не успели понять и смогли лишь спасти своего короля и вывезти его из города. Теперь Болеслав вынужден был вернуться на родину, а Святополк вновь стал полноправным киевским князем.
Эта новость одновременно печалила и радовала Ярослава. Он был рад тому, что число врагов так сильно уменьшилась, с другой стороны, его огорчало то, что Святополк снова обрёл былую власть. К тому же, не все поляки покинули Русь. Остался ещё польский пан Бурислав Володарский, который в своё время в Литве показал себя хорошим полководцем. На момент восстания пана Володарского не было в Киеве. Король видел в нём соперника и отослал умелого полководца вместе с войском в Вышгород. Теперь же Святополк заключил с Буриславом новый договор. Одновременно с этой новостью пришёл гонец с юга, а именно — со Владимирской заставы. Он просил у князя Ярослава срочной помощи, потому как орды печенегов проникли уже на ростовскую землю. Стоит им весной захватить заставу, и путь на Новгород будет открыт. Новгородский князь написал письмо ростовскому воеводе, чтобы тот оказал посильную помощь Владимирской заставе. Но было очевидно, что этого не достаточно. И Ярослав впал растерянность. С двух сторон его окружал враг, нужно было решить, по кому нанести удар. Князь стал держать совет с отцом Иоаном и посадником Константином. Каждый из них говорил на свой лад.
— Подумай, кто для тебя хуже, Ярослав, — говорил Константин, — родной брат и христианское войско, или язычники и кочевники, разрушающие города.
— Они не христиане, они еретики, — возражал отец Иоанн, — их нужно усмирить первым делом. Подумай, князь, в Киеве в случае победы тебя ждёт слава на века. В войне с печенегами ты ни за что не добьёшься такой славы.
— Какой смысл брать Киев, если Новгород окажется в руках печенегов? — возражал Константин, — да и в Киеве ещё надо победить. Всё-таки Бурислава Володарского боится сам король Болеслав, и это неспроста.
— Против Бурислава у нас есть варяги, — не сдавался священник, — в прошлый раз мы справились и без них. Теперь же, с такой великой силой мы тем более справимся.
— А как же мы, владыка? — спрашивал Константин, заглядывая прямо в глаза князю, — оставишь нас на растерзание печенегам?
— А вы не сдавайте город печенегам, — отвечал Ярослав, — держитесь до последнего. А я после того, как возьму Киев, сразу же пришлю вам подмогу.
— А если не возьмёшь?
— Тогда встретимся на страшном суде.
Видимо, Ярослав уже принял решение, он решил оставить Новгород и ринуться навстречу славе. Новгородская дружина вместе с посадником отказалась поддержать такое решение князя и домогала его постоянными уговорами. Ярослав вновь стал терять поддержку своего города, но кроме дружины был ещё и Людин конец. И вот однажды ясным морозным днём возле княжеских палат появился один из людинских вождей в овчинном тулупе и меховой шапке. Как ни странно, его сразу пропустили к князю. По приказу Ярослава, их оставили одних.
— Ну что, братец, — вымолвил князь, — вот и свиделись мы снова.
— Сколько лет, сколько зим, — отвечал Гаврюша ни то в шутку, ни то всерьёз, усаживаясь на указанную князем лавку.
— Снова наш брат хочет воевать против меня, — произнёс Ярослав, — но теперь бежать ему некуда. В Польше его не примут, теперь мы его точно схватим.
— Тебе нужна помощь людинских мужичков, владыка? — спрашивал Гаврюша.
— А они мне помогут?
— Ох, не знаю, князь, не знаю. Не очень они тебе доверяют.
— Это почему же? Разве я не щедро заплатил им после того, как мы взяли Киев? Разве кто-то остался недоволен?
— Да нет, оплатой все остались довольны. Правда, многие промотали эти деньги по дороге домой. Но не в этом проблема, Ярослав.
— Так в чём же?
— Думаю, ты и сам знаешь. Людинские копны не включают в городской совет, а ведь они имеют такие же права, собирают своё вече.
— Ты же знаешь, Гаврюша, что славенские копны очень древние. С древних времён именно они всегда выбирали городского тысяцкого. Каждый знает, из какой он копны, помнит, из какой копны его деты и прадеды с прабабками. Внутри каждой копны все связаны прочными родственными и торговыми связями, старыми, как сам Новгород. А у вас что? Самая старая копна не насчитывает и сотни лет, все появились недавно, в каждой копне полно приезжих и чужаков, а у нас это не допускается. Каждый входит в ту копну, в которую входил его отец, и очень редко принимают чужаков, безродных и вовсе никогда. Ваши людинские копны возникли из подражания нашим, но они ещё очень не похожи на настоящие копны.
— И всё же, князь, Людин конец тоже хочет избирать тысяцкого и хочет уровнять свои копны со славенскими. Не все, но хотя бы некоторые, самые старые. Я ведь говорю не свои пожелания, я лишь оглашаю волю народа.
— Хорошо, — отвечал Ярослав, — я услышал тебя. Что-то ещё?
— Да, князь, есть ещё что-то. В прошлый раз ты обещал, что людинским новгородцам будет открыт путь в твою дружину. Время прошло, а ни один людин так и не стал дружинником. Люди хотят увидеть выполнение этого обещания, тогда они тебе поверят.
— Хм, а в этом что-то есть, — оживился Ярослав, — пора научить здешнюю дружину покорности. Я покажу Людину концу, как я могу быть благодарен. Для начала я сделаю тебя дружинником.
— Меня? — сделал вид, что удивился Гаврюша.
— Ну, конечно, ты же мой родной брат. В тебе течёт кровь Рюрика и Владимира. Кого, как не тебя мне взять в дружину? Потом возьму ещё кого-нибудь из ваших разбойников. Вот бояре будут злиться. Ну и чёрт с ними. Только запомни, если проговоришься о нашем с тобой родстве, упадёшь быстрее, чем поднялся.
— Как скажешь, владыка.
Домой Гаврюша уехал довольным. Он получил власть, о которой прежде и не мечтал. Новгородские бояре действительно возмутились появлением нового дружинника. Но ещё больше их разозлили прочие новые бояре, среди которых многие одевались и говорили, как простолюдины и выглядели, как настоящие разбойничьи вожди. Многие даже не умели читать и даже были в прошлом судимы за преступления. Однако епископ смог примирить на время меж собой новичков и родовитых бояр. Теперь весь Людин конец стоял горой за Ярослава, и многие вожди готовы были идти с ним до конца. А по весне на реке появились многочисленные скандинавские корабли. Это приплыли с войском Рагнар и Эймунд. С ними же был и Рогнвальд, который на отдельном корабле вёз невесту и будущую жену Ярослава — Ингигерду. При первом же взгляде ещё издалека она понравилась князю. Стройная блондинка с милым лицом казалась самим воплощением нежности. Хотя в ней легко можно было угадать и черты хитрости и надменности, отчего она только ещё больше нравилась Ярославу.