Поход на Киев (СИ)

Глава 25 Повелители молнии

— Этого не может быть, — твердил Илья Муромец, вглядываясь в лицо Ратмира-Змея. Это лицо было до боли ему знакомо, его невозможно было забыть. Илья с трудом сдержался, чтобы не высказать своё удивление на людях. Но когда он, Добрыня и Ратмир уединились для беседы, воевода не стал сдерживаться.

— Это ведь был ты, — молвил Илья, — я узнал тебя, калика перехожий. Ты пришёл ко мне в дом в виде слепого бродяги. Ты попросил у меня воды, хоть я и не мог тебе её дать, я не мог ходить. И ты это видел, ты не был слепым. А я тебе поверил и на костылях спустился с печки. А потом….

— А потом твоя жизнь навсегда изменилась, — продолжил за него Ратмир, — я бродил по земле, претворяясь слепым перехожим каликой. Так мне легче было находить моих врагов в чародейском мире. Никто не заподозрит в слепом и немощном бродяге могучего Змея Горыныча. Как оказалось, я хороший актёр.

— Постой-ка, — заговорил растерявшийся Добрыня, — ты хочешь сказать, что это ты исцелил Илью? На Руси все считают, что это божье чудо, благодать, а оказывается, этот просто чары, жест доброй воли от трёхголовой ящерицы.

— Не переживай Добрыня, — отвечал Ратмир, — благодать в нём тоже есть. И божье чудо. Симаргл — это ведь тоже бог.

— Так, значит, ты всё-таки верен Симарглу?

— У нас с ним сложные отношения. Но речь не обо мне. В тот день я сделал то, чего никогда прежде не делал. Я использовал свою силу для того, чтобы исцелить совершенно незнакомого мне деревенского мальчишку. Тогда я увидел в Илье великую силу, эту вашу благодать. Но я увидел, что эта сила пропадает в нём из-за болезни, проклятия, наложенного мной.

— Как? — замер в недоумении Илья, — ты хочешь сказать, что….

— В те времена, когда ты был ещё ребёнком, я уже был силён, и ещё был молод. Я и мои люди брали от жизни всё, что хотели. Мы вели себя, как настоящие разбойники. Я только недавно стал вождём, я наслаждался своей силой. Всеслав Чёрный был моим человеком, хорошим колдуном. Но вот однажды мои люди пришли ко мне и сказали, что Всеслав убит. Его убил простой деревенский мужик — Иван. Твой отец, Илья. Он помешал моим людям ограбить твоё село. И я проклял его старшего сына. Я хотел, чтобы Иван страдал, хоть я и не был знаком с ним. Но я хотел, чтобы все поняли: кто встанет у меня на пути, хлебнёт горя. Чтобы наложить проклятие, я потратил десять минут, ты же, Илья, страдал по моей вине больше десяти лет.

— Это так, — согласился Илья. Богатырь бы весь бледен и теперь сидел на лавке, запустив себе руки в волосы, — столько лет я мучился и страдал. Я пережил столько боли. Но самое страшное, что я не знал причины этой боли, я мог только догадываться. Много лет я жил в отчаянии, не зная, почему я страдаю и как помочь самому себе.

— Да, я виноват, — произнёс Змей, — но ведь ты должен быть благодарен мне за эту боль и за то, что я спас тебя. Однажды судьба привела меня в твой хутор. Когда я скрывался за маской слепого бродяги и ходил по земле. И тогда-то я и встретил тебя, Илья Муромец. Я сразу захотел снять с тебя это ужасное проклятие, наложенное беззаботно мной много лет назад. Но потом я передумал снимать проклятие и лишь изменил его формулу. Ты будешь ходить, пока ты сражаешься, пока ты живёшь, как воин. А если откажешься от жизни воина, тут же твоя болезнь вернётся, и ты снова не сможешь ходить.

— Да, я знаю, — отвечал в исступлении Илья, — я уже пытался бросить это кровавое ремесло, я ужаснулся от того, в какого зверя я превращаюсь. И тут же боль вернулась, а ноги мои перестали ходить, я стал немощным. Но теперь я знаю, кто всему виной и прошу освободить меня. Это в твоей власти, Змей. Сделай это, подари мне свободу.

— Ну уж нет, — лукаво прищурился Ратмир, — благодаря тебе я теперь не одинок. Есть ещё один такой же, как я, даже двоя теперь.

Добрыня при этом неприязненно скривил лицо, поскольку Ратмир указал на него.

— Я был князем в своём городе, — продолжал меж тем Змей, — я создал своё маленькое царство, наплодил много детей. Я думал, что они станут моим наследием. Но никто из них не смог сравниться со мной. С болью я наблюдал, что превращаюсь в тирана, но не потому, что уничтожаю равных себе, а потому, что никто не может стать мне равным. Мои сыновья по крови не смогли со мной сравняться, но смогли другие, вы двоя — богатыри. Сначала ты, Илья, я сам создал твою легенду. Ты продолжил моё дело, хоть и сам того не ведал. Три — это идеальное число, двое передерутся, и один станет тираном, а троя объединятся и будут бороться против тирании в мире и согласии друг с другом. Неспроста у Змея Горыныча должно быть три головы.

— Нет, я не хочу, — возражал Илья, — избавь меня от этого.

Никогда ещё Добрыня не видел его таким встревоженным.

— Путь избавления прост, — отвечал Ратмир, — и ты сам его знаешь. Убей меня, и проклятие снимется. Но сам я тебя не избавлю, ибо одиночество для меня стало даже страшнее смерти. Однако я думаю, что ты, Илья, не поднимешь на меня руку, ты не хочешь другой, спокойной жизни. Посмотри, ты стал великим вождём. Действительно великим. Ты знаешь, что такое боль и поэтому можешь быть добрым и милосердным, но ты обязан сражаться и быть жестоким, и у тебя это хорошо получается. Люди любят тебя, вся Русь тебя боготворит. Я о таком давно уже и не мечтаю.

— Очень мило, — произнёс Добрыня, — но что мы будем дальше с этим делать? И почему твой меч потерял чародейскую силу?

— Он не потерял силу, — отвечал Ратмир, — просто ты не хочешь её принять. Так же, как и Илья не хочет принять свою. Ты зарыл меч в землю, он зол на тебя за это.

— Меч? Зол? — удивился боярин.

— Конечно, это же чародейское оружие. Но открою тебе секрет, чтобы снова пробудить его силу, нужно пролить чародейскую кровь. Убей или рань чародея, и сила Молнии вернётся к тебе. А что касается вопроса, что нам делать дальше, думаю, вы знаете сами. Мы перебьём всех печенегов и прогоним их так далеко, чтобы они никогда больше не вернулись на вашу землю.

— Тебе-то это зачем? — не понимал Добрыня, — ты сколько дней наблюдал сверху, как печенеги убивают наших людей и пришёл на помощь только в последний момент.

— Ты прав, Добрыня, мне плевать на людей. Мне не плевать только на вас двоих, поскольку вы такие же, как и я, повелители молнии. И сейчас я хочу помочь только вам.

— Думаю, теперь мы справимся и без тебя, — достал вдруг из ножен свой меч Добрыня, — я тебя прикончу, как и было предсказано в пророчестве. Сила Молнии пробудится, и мы легко положим всех печенегов.

С этими словами Добрыня сделал шаг вперёд. Однако Ратмир остался стоять неподвижно, словно и не видел никакой угрозы. Но с лавки поднялся Илья и схватил друга за запястье.

— Остынь, Добрыня. Я не позволю тебе это сделать. Он спас нас, а, значит, мы ему должны.

— Он играет с нами, — сопротивлялся Добрыня, — как будто мы какие-то куклы. Создал равных себе! Как же? Думаешь купить нас этими сладкими речами и сделать своими сообщниками, а то и рабами? Мы не такие, как ты, мы лучше тебя.

— Сядь, тысяцкий! — к Илье вернулся повелительный голос воеводы, и Добрыня на мгновение покорился и сел на лавку.

— У тебя уже был шанс убить его, — продолжил Илья, — но ты этого не сделал. Теперь же Змей Горыныч — наш союзник. А наш главный враг сейчас — печенеги. Хватит уже раздора на Руси. Отец идёт войной на сына, брат на брата. Потомки Рюрика всю Русь порвали на лоскуты лишь потому, что каждый из них хочет править один, не хочет делиться властью. Не будем же им уподобляться, заключим союз трёх. Триумвират. Трое равных, трое воинов заставы, охраняющих Русь. Да поможет нам Симаргл — божественный мытарь с заставы на границе мира.

— Да будет так, — согласился Змей Горыныч. И Добрыня смягчился и спрятал меч в ножны.

— Будь по-вашему, — молвил он, — защитим русскую землю.

И снова из Владимирской заставы вышло большое войско, и снова Илья Муромец стал над ним воеводой. Он не стал никому мстить за своё отстранение, все знали, что человек он мягкий и не злопамятный. Полюд и Добрыня так же остались на должности тысяцких. Потамий Хромой остался воеводой на заставе. И всё-таки, кое-что изменилось. Теперь орды печенегов не наступали, а панически убегали, сжигаемые огнём трёхглавого Змея. Вместе с ним русские богатыри очищали русскую землю от чужеземцев. Добрыня так и не пробудил силу своего чародейского меча, он сдержался и решил не использовать эту силу. Теперь он хотел лишь вернуться домой и долго-долго замаливать свои грехи и каяться в том, что использовал нечистую силу, хоть и для благой цели. Вскоре владимирское войско добралось до пепелища, которым некогда был город Муром. В нескольких десятках километров от него стоял небольшой город-крепость, который чудом уцелел после нашествия кочевников. Город на бору — резиденция покойного князя Глеба. Здесь же находилась епархия муромского епископа, который не захотел в своё время селиться в языческом Муроме. Теперь не стало и Мурома, а все уцелевшие муромчане поселились на бору. Когда Илья вошёл в городок, то его встретил уже старый знакомый — Михаил Игнатич.

— Миша? Живой? — обрадовался Илья.

— С божьей помощью, — отвечал Михаил, — еле ноги унёс от печенегов. И сам был ранен, и конь подо мной ранен, и от вас я был отрезан. Благо, добрался сюда и здесь перезимовал.

— А ты живучий, прям, как я, — улыбался воевода.

— Люди меня теперь выбрали посадником, — продолжал Михаил, — и раз уже все муромцы здесь, стало быть, в этот год я муромский посадник.

Михаил сказал это, улыбаясь, но на лице его была тоска. Великого Мурома больше нет, сгорел, стал пеплом.

— Нет, Мурома нельзя уничтожить, — вымолвил Илья, — Муром — это не только брёвна и солома, это люди, которые живут там, свободные муромцы, сильные духом. Быть же посему, отныне Муром будет здесь, на бору. Новый Муром, не христианский и не языческий, а свободный. Ты, Михаил, оставайся в нём посадником. Полюд останется тысяцким, если люди его выберут, а исцелившийся Ратша скоро приедет сюда, чтобы вновь занять должность князя.

Покончив с этим, Илья и Добрыня снова стали держать совет с Ратмиром о том, как им быть дальше.

— Выходит, это не ты сжёг Муром? — спрашивал Илья.

— Не я, — отвечал Змей, — иначе зачем мне убивать печенегов?

— Но ты был там. Зачем?

— У меня там было дело, оно касается только меня и покойного богатыря Святогора.

— Ты знал Святогора? — оживился Илья.

— Что-то не верю я ему, — вымолвил Добрыня.

— Я был знаком со Святогором, — отвечал Ратмир, — как и с покойным муромским князем Додоном. Князь даже хотел вступить со мной в союз, чтобы пойти войной на христиан, но я отказался.

— Почему отказался?

— Воевать здесь против христиан бессмысленно, мы лишь напрасно перебьём друг друга. Воевать нужно против Ромейской Империи и императора из Царьграда, а для этого мы ещё недостаточно сильны. К тому же, я не хочу быть императором, я бы хотел быть лишь сенатором и разделить верховную власть со многими равными мне, в первую очередь с вами.

— Республика, — смекнул Илья, — я читал об этом. Очень давно империя была республикой, которой управлял не один человек, а множество отцов.

— А ты темнишь, Змей, — снова скептически заговорил Добрыня, — хочешь, чтобы мы доверяли тебе, но сам имеешь от нас секреты. Я думаю, ты ведёшь свою игру, а нас хочешь просто использовать для своей цели.

— Давайте лучше подумаем, как нам быть дальше, — прервал его Илья, — мы победили, мы заключили союз друг с другом. Стало быть, теперь это наша земля. Давайте подумаем, как разделить власть, и как защитить эту землю.

— Хорошая мысль, — откликнулся Ратмир, не сводя глаз с нахмурившегося Добрыни, — я предлагаю основать несколько застав к югу от Мурома. Сам я сяду на самой южной. Первый рубеж обороны. Я уже и место себе хорошее присмотрел на реке Цне. Назову эту крепость — Тамбой. Чтобы врагу уже по названию было ясно, что туда не стоит соваться.

— Тогда я создам заставу на Дону, — молвил Илья Муромец, — место здесь хорошее, торговые корабли постоянно ходят, можно плавать на лодках.

— Ну а ты, Добрыня? — спрашивал Ратмир.

— Мне с вами не по пути, — вымолвил Добрыня Никитич, — я пошёл с вами, чтобы одолеть печенегов, язычников. Но вы такие же язычники, стало быть, я не могу продолжать с вами дружбу. Я возвращаюсь в Новгород, женюсь, заведу детей. Благо, что есть невеста — Настасья Микулишна. А потом буду всю жизнь замаливать свои грехи.

— От судьбы не уйдёшь, Добрыня, — говорил Змей Горыныч, — ты такой же, как и мы, повелитель молнии. Меч-молния выбрал тебя, и пока ты жив, он будет принадлежат тебе.

— Ты прав Змей, от судьбы не уйдёшь, и потому нельзя забывать про пророчество. Как бы мы с тобой не обманывали судьбу, однажды один из нас убьёт другого. Так было предрешено, и, значит, мы не можем быть друзьями. Илья примирил нас, но он лишь отсрочил неизбежное. И потому я покидаю вас, ибо мы не можем быть друзьями, но и врагами мы пока ещё быть не можем.

И вскоре Добрыня действительно покинул новый Муром, распрощался со всеми своими новыми друзьями и отправился к своей семье. Здесь его ждала мать, ждала любящая его Настасья, ждали его знатные друзья детства, дома и улицы, где он знал каждый угол, могучая река Волхов и много чего ещё, о чём теперь тосковала его юная душа. Добрыня ведь был ещё совсем молод, 24 года от роду. Илья Муромец был значительно старше него. Но сколько всего боярин пережил за эти 24 года! Сколько потерял и сколько приобрёл, сколько всего узнал и во скольких битвах побывал. Добрыня теперь мысленно вспоминал последние четыре года своей жизни. Всё началось с войны в Литве, и потом сплошное кровопролитье. Русь была больна, она страдала и разрывалась на части, и многим не суждено было пережить последние четыре года. Добрыня пережил, а, значит, Бог его берёг. В Новгород он вернулся героем. Тело и лицо его были в шрамах, оставленных на память его врагами. Гусляры уже слагали песни о могучем и удачливом богатыре, а Добрыня хотел лишь покоя, хотел отдохнуть от долгих приключений и завести свою семью. Вскоре он действительно посватался к Настасье Микулишне, а спустя время Новгород отметил весёлую свадьбу. Понемногу до Добрыни доходили вести из других концов Руси. О одиноком Змее Горыныче, засевшем в Тамбое и отбивающемся от врагов, о Илье Муромце, ставшем воеводой на Дону. Вскоре донская застава будет считаться главной заставой на границе Руси, принимающей на себя самый тяжёлый удар и защищающей русскую землю от врагов.

Дошли известия о князе Ярославе, который одолел-таки своих врагов и снова стал князем в Киеве. На этот раз Святополк не ушёл от него. Старший брат вошёл в Киев раньше с остатками своего войска и стал готовиться к обороне города. Затем появился Ярослав, который словно ураган ворвался в столицу. Ему уже принесли голову Бурислава Володарского, и теперь у него остался лишь один соперник — его родной брат. После недолгих боёв Киев перешёл под контроль новгородского князя, а Святополк был приведён к нему живым. С него сняли кольчугу и всю одежду и привели к киевскому князю совершенно голым. Дело было на улице, Ярослав разъезжал на коне, осматривая свои владения. Но когда к нему привели пленника, он тут же спешился и подошёл к обнажённому врагу.

— Всё кончено, брат мой, — произнёс Ярослав, — ты проиграл.

— Хочешь моей смерти? — волком смотрел на него Святополк, — а ведь на моём месте мог бы быть сейчас ты, если бы удача улыбнулась мне, а не тебе.

— Дело не в удаче, Святополк. На моей стороне правда. Ты убил мою жену, моих детей. Это и твоя родная кровь, невинная кровь, которую ты пролил.

— Это не я, это польский король, это Болеслав.

— Ты привёл его на нашу землю! — прокричал Ярослав, и Святополк замолчал, а все прочие заробели и стояли молча.

— Что ж, — заговорил после паузы Святополк, — ты вправе убить меня. Прошу только, сделай это быстро, без пытки. Ты можешь подарить такую милость родному брату?

— Нет, Святополк, ты не умрёшь, — отвечал Ярослав, — убийство брата — это великий грех, а я не хочу начинать своё правления с греха. Я должен быть милосердным. Ты останешься жить, как символ моей победы. Тебя будут кормить и поить до конца жизни, ты будешь стареть, а моё могущество будет разрастаться. Только ты не сможешь этого увидеть.

И прежде, чем Святополк успел что-то понять, дружинники схватили его за руки, и появился Гаврюша с кинжалом в руке. В этот момент многие заметили, что орлиным носом и тяжёлой челюстью он очень похож на Святополка и Ярослава. Меж тем Гаврюша подошёл к Святополку и вонзил ему кинжал прямо в глаз. Пленник вскрикнул от боли и задёргал головой, но дружинники в ответ крепко сжали голову, и Гаврюша смог закончить своё дело — выколоть врагу второй глаз. Святополк был ослеплён, из глаз его текли две струйки крови, словно слёзы.

— Я буду молиться за тебя, брат, — произнёс Ярослав, — буду молится за спасение твоей души. Ведь ты сильно согрешил перед Богом и перед церковью. И всё же, ты мой брат, и я дам тебе шанс искупить свои грехи в монастыре. И запомни, моя победа — это не удача и не случайность, сам Бог помазал меня на княжение в Киеве, я — рука Господа, карающая и спасающая, и горе тому, кто будет перечить моей воле, ибо он будет перечить самому всемогущему Богу.