Похождения одного матроса

– Садись, садись, Анна Васильевна, не бойся! – успокаивал адмирал. – Ты привыкла все на катерах ездить, да на больших, ну а теперь мы в отставке, катеров нам не полагается! – шутливо прибавил адмирал.

– Сережа мог бы прислать за нами катер! – заметила адмиральша, усевшись при помощи мужа в ялик.

– Почем он знает, что мы с первым пароходом едем к нему. Он, быть может, и не ждет нас. . Эка погода-то славная!. Хорошо сегодня на море! – воскликнул адмирал, вдыхая полной грудью свежий морской воздух.

Действительно, было хорошо. Стоял мертвый штиль, и море расстилалось зеленоватой гладью. С безоблачного неба весело глядело солнце.

Вдали, на большом рейде19, виднелось несколько броненосцев20, грозных, но неуклюжих, а поближе, на среднем рейде, стоял крейсер «Витязь», весь черный и красивый со своими высокими тремя мачтами, паутиной снастей и с двумя белыми дымовыми трубами.

Ялик ходко шел, приближаясь к «Витязю».

Адмирал так и впился в него своими зоркими глазами лихого моряка, гордившегося, бывало, образцовым порядком и щегольским видом судов, которыми он командовал в течение своей службы, и тою любовью, какую питали к нему матросы и офицеры. Он любил и эту службу, полную борьбы и опасностей, любил и эти дальние плаванья на океанском просторе, любил и матросов, этих славных, добрых тружеников моря, готовых из кожи лезть, если только с ними обращаются по-человечески и признают в них людей, а не одну только рабочую силу. И

Максим Иванович пожалел, что он в отставке и уже не в той родной среде, с которою так сжился. Но не он виноват, что его удалили из флота. . Он слишком ценит чувство человеческого достоинства, чтобы оставаться во флоте ценою подлаживания к высшему начальству.

По-видимому, Максим Иванович остался доволен

19 Рейд – место недалеко от входа в гавань, удобное для стоянки кораблей.

20 Броненосец – военный корабль, защищенный броней и вооруженный дальнобойными орудиями.

внешним видом «Витязя». Рангоут 21 выправлен безукоризненно, реи22 тоже. Посадка судна превосходная.

– Славное суденышко, молодцом глядит! – нежно, почти любовно, произнес старый моряк. – Полюбуйся-ка, Нита.

– Уж я и то любуюсь, папочка!

– Я рад, что Сережа сделал кругосветное плавание не на броненосце, а на крейсере. По крайней мере, знает, как ходят под парусами, а то теперь молодые офицеры совсем не знают парусов. . Все только под парами гуляют!

Чем ближе подходил ялик к крейсеру, тем нетерпеливее становились пассажиры ялика.

Еще несколько минут, и ялик пристал к парадному трапу «Витязя». Загребные матросы в синих рубахах с откидными воротниками, открывавшими загорелые шеи, стояли по бокам трапа, отдавая честь отставному адмиралу.

Молодой вахтенный мичман встретил прибывших у входа на палубу.

– Я хотел бы видеть лейтенанта. .

Но старик не докончил.

Лейтенант, которого он так страстно хотел видеть, уже целовал руки и лицо матери, а Анна Васильевна, вся всхлипывая, осыпала поцелуями коротко остриженную белокурую голову и молодое красивое лицо, которое в первое мгновение показалось Максиму Ивановичу незнакомым, чужим, – до того оно возмужало и мало напоминало то нежное, безбородое лицо юнца, какое помнил отец.

21 Рангоут – общее название всех деревянных приспособлений (реи, мачты и др.) для крепления парусов и подъема тяжестей на корабле.

22 Рея – горизонтальный брус на мачте, служащий для привязывания парусов.

Еще минута, и Сережа, осторожно освободившись из объятий матери, целовался с отцом и потом с сестрой. . У

всех на глазах сверкали слезы. .

Всем хотелось говорить, и все говорили не то, что хотелось.

– Здесь у нас еще идет чистка, папа. Пойдем лучше в каюту! – проговорил наконец Сережа низким приятным баритоном, бросая быстрый взгляд на костюм Ниты и отводя глаза с довольным выражением.

– Веди куда хочешь, Сережа! – взволнованно отвечал отец.

– Вот наш капитан, папа. . Позволь тебе его представить.

И, не дожидаясь согласия отца, он подвел капитана, пожилого приземистого брюнета, заросшего волосами, и представил его отцу, матери и сестре.

После нескольких минут разговора, в котором капитан очень хвалил молодого лейтенанта, все спустились в кают-компанию. Офицеры, сидевшие там, встали и поклонились. Сережа опять представил своим двух молодых офицеров, в том числе одного с княжеской фамилией.

– Познакомь уж со всеми, Сережа! – проговорил тихо адмирал, заметивши, что сын хотел вести его в каюту.

Все были представлены, и после того Сережа ввел своих в просторную, светлую, щегольски убранную каюту.

– А ведь я тебя, Сережа, не узнал в первую минуту.. Так ты изменился. . возмужал с тех пор, как мы не видались.

Ну-ка, дай я на тебя погляжу.

И с этими словами старик крепко сжал в своей худой, костлявой, но сильной руке мягкую, пухлую холеную руку сына и глядел на него долгим любовным, полным бесконечной нежности взглядом.

– Экой ты молодец какой! – наконец проговорил он, отводя глаза, и стал разглядывать Сережину каюту.

Высокий, хорошо сложенный, свежий и румяный, с тонкими чертами красивого и умного, слегка загоревшего лица, опушенного светло-русой бородкой, подстриженной по-модному, a la Henri IV, молодой человек, недавно только что произведенный в лейтенанты, действительно глядел молодцом и притом имел тот несколько самоуверенный, хлыщеватый и в то же время солидный вид, каким в последнее время стали, по примеру серьезных молодых франтов из светского общества, щеголять и многие моряки молодого поколения, совсем не похожие на прежний средний тип моряка, отличавшийся отсутствием всякого хлыщества, скромностью и даже застенчивостью в обществе и некоторою, словно бы умышленною небрежностью костюма. Дескать, моряку стыдно заниматься такими глупостями, как франтовство!

Молодой Волынцев, напротив, был франтоват до мелочей и, видимо, тщательно занимался и своей особой, и своим туалетом.

Щегольской сюртук, сшитый не совсем по форме –

длиннее, чем следовало, – сидел на нем как облитой.

Стоячие воротники, с загнутыми впереди кончиками, сияли ослепительной белизной, а креповый черный галстук, завязанный от руки морским узлом, был безукоризнен. На ногах были модные остроносые ботинки без каблуков. От бороды и усов, чуть-чуть закрученных кверху, шел тонкий аромат духов. На мизинце одной из рук была красивая бирюза, и золотой браслет – porte bonheur23 – виднелся из-под рукава сорочки.

Сережа походил на сестру, но выражение его лица и карих глаз было совсем не то, что у отца и сестры. И в лице и в глазах Сережи было что-то самоуверенное, жестковатое и холодное. Чувствовалось, что, несмотря на молодость, это человек с характером.

Обрадованный свиданием, Максим Иванович в первые минуты не заметил ни изысканного франтовства, ни самоуверенного, полного апломба, вида Сережи и, оглядев каюту, промолвил:

– Однако и ящиков тут у тебя. Много же ты навез вещей, Сережа.

– Тут еще не все, папа.. Еще в ахтерлюке есть.

– Куда столько?.

– И для вас, и для себя. .

– Но ведь это денег стоит, и больших.. Или ты, голубчик, себе во всем отказывал, чтобы навезти столько?.

Сережа чуть-чуть покраснел и торопливо проговорил:

– На все хватало, папа.. А для тебя, Нита, есть и крепоны китайские для нарядных платьев, и веера, и бразильские мушки для серег, и хорошие изумруды для браслета. . Хочешь посмотреть?

– Не надо, потом, потом. . Нам хочется на тебя поглядеть, Сережа. Спасибо тебе, но только зачем мне. Я ведь не выезжаю.

– Она у нас домоседка, Ниточка! – вставил отец. – Все больше за книжками сидит.

23 Браслет без застежки ( франц.). – Прим. ред.

– Напрасно. Ты стала такая хорошенькая, что могла бы выезжать и сделать хорошую партию! – смеясь, проговорил

Сережа.

Нита вспыхнула. Этот тон не нравился ей. Поморщился и адмирал.

– Ну, ну, не сердись, Нита... Хочешь быть монашкой и ученой – твоя княжья воля.

И он обнял сестру.

Анна Васильевна не сводила глаз с Сережи – такой он казался ей красивый и элегантный. Она рассказывала о родных, о знакомых, смеясь говорила, что многие барышни ждут его не дождутся. Сережа весело улыбался и покручивал свои выхоленные усы.

А Максим Иванович слушал, приглядывался и только теперь заметил, какой Сережа франт, и его, старика, особенно неприятно поразил этот браслет на руке сына.

«Точно женщина – браслет носит!» – подумал он. Однако ничего не сказал.

Нита как-то испуганно переводила глаза с отца на брата.

– Ну, а ты, папа, как поживаешь? – спрашивал Сережа.

– Отлично поживаю, как видишь... Ты ведь знаешь, почему я вышел в отставку? – неожиданно спросил старик.

– Знаю, ты писал. .

– Но ты тогда ничего мне не ответил...

– Что ж было писать? – уклончиво проговорил Сережа.

– Как что? Я ждал, что ты одобришь мое решение.

– Извини, папа, но я очень сожалел, что ты оставил службу.. Ведь флот нуждается в хороших адмиралах. .

– Ну, положим, нуждается. .

Нита затаила дыхание. Она знала, что брат не одобрял решения отца и в письме к ней называл выход его в отставку «мальчишеством», тогда как она гордилась поступком отца.

– А если нуждается, – продолжал слегка докторальным тоном молодой человек, – то логичнее было бы, мне кажется, не оставлять флота... Извини, папа. . Но я высказываю свое мнение, раз ты меня спрашиваешь. .

– Конечно, спрашиваю. . И нечего тут извиняться. . Так ты считаешь, что мне следовало ехать к начальству и просить извинения за то, что я был прав? – спрашивал

Максим Иванович, взглядывая на сына и вдруг чувствуя себя словно бы в положении подсудимого.

Вместе с тем старик почувствовал, что сын давно уже произнес свой приговор. Он это видел в снисходительном взгляде Сережи. Он это слышал в тоне его голоса. И

прежний юнец Сережа словно бы пропал. Перед ним был основательный, не по летам практический молодой человек, который мог бы поучить его, старика, как надо вести себя.

– Сережа вовсе этого не думает, папочка! Не правда ли, Сережа? – вступилась Нита, как бы давая понять брату, что следует ему отвечать.

Сережа не соблаговолил ответить сестре и проговорил, обращаясь к отцу:

– Мне кажется, можно было бы устроить дело и без извинений, если они так были тебе неприятны, что ты из-за них бросил службу, которую любишь... В таких случаях всегда есть посредники, которые улаживают недоразумения. . Но ты, папа, погорячился. . Ты действовал под влиянием чувства, конечно, благородного, но из-за этого флот лишился превосходного адмирала! – прибавил Сережа.

Старик попробовал было улыбнуться, но улыбка вышла какая-то кислая. Однако он промолвил:

– Ты, может быть, и прав, мой милый... Даже наверное прав... Мы, старики, слишком впечатлительны и часто забываем правила житейской мудрости. . Но с темпераментом ничего не поделаешь, Сережа. . Я вот и вышел в отставку, и флот лишился, как ты говоришь, хорошего адмирала.

– Ты не сердись, папа, что я позволил себе откровенно высказать свое мнение. .

– Что ты, Сережа! За что же сердиться? Ты просто благоразумнее меня, вот и все... Ну, рассказывай, голубчик, доволен ли ты службой?.. Полюбил ли море?..

Сережа признался, что моря особенно он не любит, но что служит добросовестно и на хорошем счету у капитана.

Два года как он ревизором24, после того, как прежний ревизор заболел и уехал в Россию.

– Хлопотливая эта обязанность. . Напрасно ты согласился принять ее.

– Да, работы много, но раз капитан просил, я не счел возможным отказаться.

Сережа между тем взглянул на часы и подавил пуговку электрического звонка.

У порога каюты вытянулся молодой вестовой. По напряженной его физиономии и несколько испуганному

24 Ревизор – офицер, заведующий хозяйственной частью. - Прим. автора.

взгляду сразу можно было догадаться, что этот белобрысый матросик с голубыми, слегка выкаченными глазами побаивается молодого лейтенанта.

– Узнай, скоро ли завтракать? – сухим и повелительным тоном произнес Сережа.

– Есть, ваше благородие!

Вестовой хотел было уйти.

– Постой! – резко остановил его Сережа.

Вестовой замер на месте и, не моргая, глядел на лейтенанта.

– Скажи буфетчику, чтобы накрыл три лишних прибора... Понял?

– Понял, ваше благородие!

– Ступай!

И этот резкий повелительный тон Сережи резанул ухо отца. Вспомнил он свое отношение к вестовым, вспомнил, какие преданные, славные были у него вестовые, как они бывали коротки с ним и нисколько его не боялись, и спросил сына:

– Давно он у тебя, Сережа?

– С самого начала плавания... А что?

– Нет, я так. . Славное у этого матроса лицо... Доволен ты им?

– Ничего.. Бестолков только очень! – небрежно кинул

Сережа.

– Он из какой губернии?

– А не знаю... Не интересовался, папа. . Я, признаться, с матросами не фамильярничаю. . А то того и гляди забудутся...

– В наше время они не забывались! – проронил адмирал и замолк.

Через несколько минут вестовой, уже в нитяных перчатках, доложил, что завтрак готов.

– Папа, мама, пойдемте. . Нита!..

Все они пошли в кают-компанию, где в ожидании гостей никто не садился. Адмиральшу и адмирала посадили на почетные места; около них сели капитан, приглашенный на завтрак в кают-компании, и старший офицер. Сережа сел рядом с сестрой, посадив около нее молодого лейтенанта с княжеским титулом.

Завтрак прошел оживленно. Пили шампанское за благополучное возвращение на родину. Чокались друг с другом, говорили спичи.

От Максима Ивановича, долго на своем веку плававшего и сразу умевшего уловить настроение кают-компании, не укрылось, что в кают-компании на «Витязе» не было той товарищеской связи, которая соединяла бы всех. Он заметил, что штурманские офицеры, доктор и несколько молодых моряков как бы составляют одну партию и не особенно расположены к другим офицерам, в числе которых был и Сережа. Чувствовалось, что отношение к нему далеко не дружеское, не сердечное.

Вскоре после завтрака Волынцевы уехали с крейсера.

Им дали, конечно, катер.

Сережа не мог ехать с ними – обязанности ревизора мешали ему, – но он обещал приехать на другой день.

Прощаясь с сестрой, Сережа шепнул ей:

– Понравился тебе, Нита, князь Усольцев? Обрати на него внимание. . Он славный малый, и у него двадцать тысяч годового дохода. . Я привезу его к вам.

Нита вспыхнула и шепнула:

– Пожалуйста, не привози.

Старый адмирал вернулся в Петербург как будто не особенно веселый.

За обедом он был задумчив и рассеян – не такого Сережу надеялся он встретить!

Зато Анна Васильевна была в восторге и находила, что он совершенство.

– Не правда ли, какой славный Сережа? Как ты его нашел, Максим Иванович? Ты как будто не особенно доволен им? – спрашивала Анна Васильевна, несколько удивленная и огорченная недостаточным, по ее мнению, восхищением отца сыном.

– Что ты, что ты, Анна Васильевна! Конечно, Сережа славный, честный мальчик! – горячо промолвил старик, скрывая от жены и дочери то тяжелое впечатление, которое произвел на него сын при первой встрече и которое мучило теперь старика.

Его любовь к Сереже боролась с этим первым впечатлением. Он хотел во что бы то ни стало обвинить себя в излишней поспешности суждения о сыне. Как отец, он, быть может, слишком требователен, и в глазах его мелкие недостатки приняли большие размеры и многое показалось не в том свете. В самом деле, и эта резкость с вестовым, и это франтовство сына не такие уж преступления, а его практичность и солидность доказывают только, что Сережа, несмотря на молодость, живет не одним сердцем. . Во всяком случае, он честный и хороший молодой человек! Он приедет, раскроет свою душу, и тогда отец убедится, что первое впечатление было ложно.

И старик, словно бы утешая себя, продолжал:

– И знаешь ли, Анна Васильевна, мне даже нравится в нем эта уверенность в себе, серьезность и практичность. .

– Сережа напускает больше на себя. . Вовсе он не такой практичный, папа! – вступилась Нита.

Адмирал взглянул на дочь ласковым, благодарным взглядом за это противоречие, которое так хотелось ему слышать.

III

Со времени возвращения Сережи прошел месяц, но

Сережа не торопился раскрывать своей души перед отцом и вообще избегал высказываться, хотя при случае и не скрывал, что смотрит на многое совсем не так, как отец и

Нита. Он, видимо, несколько снисходительно относился к их взглядам, но споров избегал, несмотря на то, что старик как будто нарочно старался заводить их. Да и дома Сережа оставался недолго во время приездов своих в Петербург.

Пообедает или заглянет на час, да и уедет то по делам, то к знакомым, то в театр. И останавливался он не у своих, –

хотя для него и приготовлена была прежняя маленькая его комната, – а у своего друга, князя Усольцева, которого

Сережа, несмотря на протест сестры, все-таки привез к своим.

Масса подарков Сережи украшала теперь скромную квартиру Волынцевых. Чудные японские вазы, столики, разные китайские вещи из черепахи и слоновой кости стояли в гостиной и в комнате Анны Васильевны. У адмирала в кабинете красовались великолепные китайские шахматы с громадными фигурами, а у Ниты в комоде были китайские и японские материи, веера, страусовые перья и много разных ценных безделок. Такими же роскошными вещами Сережа одарил некоторых знакомых, и, кроме того, кронштадтская его квартира была полна привезенными вещами.

Отец только удивлялся. Он знал, что все эти предметы роскоши стоили больших денег; нельзя было навезти их столько на жалованье. Кроме того, Максима Ивановича поражала и жизнь сына в Петербурге: эти лихачи, эта дружба с князем Усольцевым, завтраки и обеды в ресторанах, театры. .

Откуда у него на это деньги?

И аккуратный старик, никогда в жизни не имевший долгов, с ужасом подумал, что сын запутался в долгах.

Не решаясь из деликатности прямо спросить об этом, он как-то стороной завел однажды речь о молодых людях, запутывающихся в долгах, но Сережа, понимая, к чему клонит отец, смеясь, проговорил:

– Успокойся, папа. У меня нет ни копейки долга.

– Откуда ж у тебя деньги? – чуть было не сорвалось у отца, но он удержался и промолчал.

И вдруг адмирал вспомнил, что сын его ревизор. Он хорошо знал, что в последнее время ревизоры и многие капитаны нисколько не стесняются пользоваться незаконными доходами и даже громко хвастаются этим.

«Господи! Неужели и Сережа?!»

Ужасное подозрение закралось в эту честную седую голову, и выражение страха и страдания исказило черты лица адмирала, когда он остался один в своем кабинете.

«Не может быть! Это неправда!»

Он гнал эти подозрения. Он ни слова не говорил сыну, ожидая, что тот сам объяснит это недоразумение. Быть может, Сережа выиграл крупную сумму в карты – ведь моряки любят поиграть в азартные игры на берегу!

Но Сережа молчал, и подозрения снова назойливо закрадывались в голову старика и терзали его.

В последние дни они не давали покоя. Куда девалось его прежнее добродушие и веселость? Как ни старался он скрыть от жены и дочери свои страдания, его скорбный, растерянный вид выдавал его. Он сделался молчалив и большую часть времени проводил у себя в кабинете.

Анна Васильевна с тревогой спрашивала, здоров ли он, и старик, чтобы отделаться, сваливал свое дурное расположение на ревматизм. Чуткая Нита догадывалась, что поведение Сережи причиняет страдания отцу, чаще ласкалась к старику, заглядывая к нему в кабинет, и чаще предлагала почитать вслух.

И старик нежно целовал ее и говорил:

– Спасибо, спасибо, Ниточка, не надо... Ревматизм, подлец, дает себя знать... Я полежу... А ты иди к матери. .

Однажды он возвратился домой совсем убитый. Он только что вернулся из одного ресторана на Васильевском острове, куда ходил читать английские газеты и выпить чашку кофе, и там слышал разговор нескольких молодых моряков об его сыне. Они его не бранили – о нет! – напротив, с одобрениями и завистью говорили, что он «ловкий ревизор», тысяч десять привез из плавания, кроме вещей. . Молодец Волынцев! Не зевал!

Точно оплеванный вышел адмирал из ресторана, дошел домой и заперся в кабинете.

«Не может быть... На Сережу клевещут!» – все еще не хотел верить честнейший старик и решил, что надо поговорить с сыном.

Он опровергнет все эти мерзости!. О, наверное!

И надежда сменялась отчаянием, отчаяние надеждой.

Безграничная любовь к Сереже ожесточенно боролась против очевидности.

Но более терпеть он не мог. Надо же, наконец, узнать правду и не подозревать напрасно сына.

И, однако, страх охватывал этого неустрашимого моряка, видавшего на своем веку немало опасностей, при мысли о подобном объяснении с сыном.

Думал ли он, что ему придется иметь такие объяснения?!

В этот день Сережа обедал дома. Веселый и довольный, он, между прочим, сообщил, что командир «Витязя» назначается командиром броненосца «Победный» и что он зовет его к себе ревизором.

– И ты согласился? – с какою-то тревогой в голосе спросил старик.

– Разумеется, папа! – ответил Сережа. – Через год

«Победный» идет на два года в Средиземное море! – прибавил он.

«И, значит, доходы будут большие», – невольно пронеслось в голове старика.

Когда окончился обед, адмирал как-то смущенно проговорил:

– А ты зайди-ка ко мне в кабинет, Сережа. . Хочу тебе показать чертежи нового английского крейсера. . интересные. . Прелестный будет крейсер. .

Нита испуганно взглянула на отца и, заметив его смущение, поняла, что не о чертежах будет речь. И ей стало страшно за отца.

IV

– Присядь, Сережа. . Видишь ли. . Уж ты извини, голубчик. . Никаких чертежей нет. . Я так, чтобы, понимаешь ли... мать и сестра. . Зачем им знать?.. А мне нужно с тобой поговорить. . ты сам поймешь, что очень нужно, и извинишь отца, что он. . в некотором роде...

Адмирал конфузился и говорил бессвязно, видимо не решаясь объяснить сущности дела.

Сережа, напротив, был спокоен и, взглянув ясными, несколько удивленными глазами на отца, сказал:

– Ты, папа, говори прямо... не стесняйся. . О чем ты хочешь говорить со мной?

Этот самоуверенный вид и спокойный тон обрадовали старика, и он продолжал:

– Я, конечно, так и думал, что все это подлая ложь. . Но меня все-таки, знаешь ли, мучило... Как смеют про тебя говорить. .

– Что же про меня говорят, папа?

– Что будто ты был ловким ревизором и привез из плавания десять тысяч. .

И адмирал даже рассмеялся.

По красивому, румяному лицу молодого лейтенанта разлилась краска. Но глаза его так же ясно и решительно смотрели на отца, когда он проговорил:

– Это верно, папа. Тысяч восемь я привез!

Адмирал, казалось, не верил своим ушам. Так просто и спокойно проговорил эти слова сын.

– Потому, что был ревизором? – наконец спросил старик упавшим голосом.

– Да, папа. Я делал то, что делают почти все, и должен тебе сказать, что не вижу в этом никакой подлости. . Напрасно ты так близко принимаешь это к сердцу, папа. Не возьми я своей части, все пошло бы одному капитану. . С

какой стати!. И ведь эти восемь тысяч, которые мне достались, собственно говоря, ни от кого не отняты. . Никаких злоупотреблений мы не делали ни с углем, ни с провизией... Все покупали по справочным ценам, которые давали нам консулы... Но эти обычные скидки десяти процентов со счетов, которые практикуются везде, что с ними делать?..

Записывать их на приход по книгам нельзя... Оставлять их поставщикам, что ли? Это было бы совсем глупо... Ну, они и делятся между капитаном и ревизором.. И никто не видит в этом ничего предосудительного. .

– Но ведь это... воровство!.. Ведь эти скидки должны поступать в казну... Или вы с капитаном этого не понимаете?. О господи, какие вы непонятливые!. И ты, сын человека, который в жизни никогда не пользовался никакими скидками, ты тоже не находишь ничего предосудительного?.

– Ты, папа, извини, слишком большой идеалист и требуешь от людей какого-то геройства, и притом ни к чему не нужного. А я смотрю на жизнь несколько иначе. . Я не...

– Вижу... Довольно.. Мы друг друга не понимаем, –

перебил старик, и голос его звучал невыразимою грустью.

– Теперь во флоте не понимают даже, что предосудительно и что нет... И даже такие молодые. . То-то ты и отставки моей не одобряешь. . Ты рассудителен не по летам. . И, верно, карьеру сделаешь. . Иди, иди, Сережа. . Нам больше не о чем разговаривать!. Не говори только об этом сестре. .

Она тоже не поймет тебя...

Сережа пожал плечами, словно бы удивленный этими ламентациями старика, и вышел из кабинета, а Максим

Иванович как-то беспомощно опустил свою седую голову.

Когда Нита принесла чай, Максим Иванович по-прежнему сидел за столом, скорбный и мрачный. Увидав дочь, он попробовал улыбнуться, но улыбка была печальная.

Нита молча обняла старика. Он крепко-крепко прижал ее к своей груди, и слезы блестели на глазах старого адмирала.

СЛОВАРЬ МОРСКИХ ТЕРМИНОВ

Аврал – работа на корабле, в которой принимает участие вся команда.

Ахтерлюк – помещение в трюме корабля для хранения провизии.

Бак – носовая часть верхней палубы.

Банка – 1) подводная отмель; 2) сиденье для гребцов в лодке.

Банник – специальная цилиндрическая щетка для чистки и смазки канала орудийного ствола.

Баталер – унтер-офицер, ведающий на корабле провизией, вещевым и денежным довольствием.

Бейдевинд – направление движения корабля, самое близкое к линии ветра.

Блокшиф – старое судно, используемое как тюрьма или казарма.

Боцман – старший унтер-офицер, отвечающий за судовые работы и чистоту на корабле.

Брамсель – парус на брам-стеньге.

Брам-стеньга – брус, служащий продолжением стеньги. Бриг – двухмачтовое парусное судно.

Броненосец – военный корабль, защищенный броней и вооруженный дальнебойными орудиями.

Бугшприт – брус, выступающий впереди носа корабля.

Ванты – веревки, удерживающие мачту в вертикальном положении и связанные в виде лестницы.

Вантины – тросы, составляющие ванты.

Вахта – дежурство на корабле.

Вельбот – легкая быстроходная шлюпка с острым носом и кормой и двусторонними веслами.

Вестовой – матрос, прислуживающий офицеру.

Галс – курс корабля относительно ветра.

Гафель – часть рангоута, служащая для натягивания косого паруса.

Гитовы – снасти, которыми убираются паруса.

Гичка – легкая узкая быстроходная лодка.

Грот – 1) вторая мачта на корабле; 2) большой парус на первой и второй мачтах. К названиям деталей, относящихся к грот-мачте, прибавляется слово «грот»

(грот-стеньга, грот-марса).

Док – портовое сооружение для осмотра и ремонта судов.

Зюйд-ост – юго-восточный ветер.

Камбуз – кухня на корабле.

Клипер – трехмачтовый быстроходный военный корабль.

Кнехты – вертикальные металлические брусья с блоками для проводки снастей.

Комендор – матрос-специалист, обслуживающий артиллерийские установки на кораблях.

Корвет – старинное трехмачтовое военное судно с открытой батареей.

Крейсер – большое быстроходное военное судно.

Кубрик – жилое помещение на корабле для судовой команды.

Лаг – 1) борт судна; 2) прибор для определения скорости корабля.

Линьки – смоляные веревки с узлом на конце, которые применялись для телесных наказаний.

Лисель – парус, приставляемый сбоку к прямым парусам для увеличения их площади.

Лот – прибор для измерения глубины моря.

Марс – полукруглая площадка на мачте корабля.

Марса – все, что связано с марселем (марса-фал, марса-рей).

Марса-фал – снасть, поднимающая марсель.

Марсель – большой прямой парус, второй снизу.

Марсовый – матрос, несущий вахту на марсе.

Мат – циновка, плетеный коврик.

Мичман – первый морской офицерский чин.

Монитор – бронированный военный корабль.

Нок – оконечность рангоутного дерева.

Обрасопитъ – повернуть реи так, чтобы паруса стояли в нужном направлении по отношению к ветру.

Оверштаг – особый поворот корабля.

Пассаты – сухие ветры, дующие постоянно между тропиками.

Подвахтенный – помощник вахтенного.

Рангоут – общее название всех деревянных брусьев

(мачты, реи), предназначенных для крепления парусов и подъема тяжестей на корабле.

Рейд – место, удобное для стоянки кораблей, расположенное недалеко от входа в гавань.

Рея – горизонтальный брус на мачте, служащий для привязывания парусов.

Риф – 1) подводные скалы; 2) приспособление, при помощи которого можно менять площадь парусности; взять рифы – убавить паруса.

Салинг – площадка на верхнем конце стеньги.

Склянка – морские песочные часы, измерявшие время по получасам. Через каждые полчаса колокол на корабле пробивал время.

Снасти – веревки, которыми натягивают паруса.

Стеньга – брус, являющийся продолжением мачты.

Такелаж – все веревочные снасти, служащие для удержания рангоута.

Тали – система блоков для подъема тяжести.

Тендер – небольшое одномачтовое парусное судно, несущее дозорную и посыльную службу.

Трюм – внутреннее помещение корабля, предназначенное для груза и балласта.

Узел – единица измерения скорости корабля.

Фал – веревка для подъема флага, реи, паруса.

Флаг-офицер – офицер-адъютант в штабе флагмана –

командующего эскадрой.

Фок – нижний парус на фок-мачте.

Фок-мачта – передняя мачта корабля. К названию деталей, относящихся к фок-мачте, прибавляется слово «фок» (фока-рей).

Фор – все, что находится выше фок-мачты

(фор-стеньга, фор-марсель).

Фордевинд – курс судна, совпадающий с направлением ветра.

Фрахт – плата за перевозку груза.

Шканцы – место для сбора команды на верхней палубе.

Шкипер – заведующий корабельным инвентарем.

Шкот – снасть для управления парусами.

Шпиль – вертикальный ворот на судах для подъема якоря.

Юнга – подросток, готовящийся стать матросом и обучающийся на корабле морскому делу.

Ют – кормовая часть верхней палубы.

Ял – четырехвесельная шлюпка на военных кораблях.

Ялик – небольшая прогулочная лодка.

Document Outline

ПОХОЖДЕНИЯ ОДНОГО МАТРОСА

ПОХОЖДЕНИЯ ОДНОГО МАТРОСА

ЧАСТЬ I

ГЛАВА I

1

2

ГЛАВА II

1

2

3

4

ГЛАВА III

1

2

ГЛАВА IV

1

2

ГЛАВА V

1

2

ГЛАВА VI

ГЛАВА VII

1

2

ГЛАВА VIII

1

2

3

ГЛАВА IX

1

2

ГЛАВА X

1

2

ГЛАВА XI

ГЛАВА XII

1

2

ГЛАВА XIII

1

2

ГЛАВА XIV

ГЛАВА XV

1

2

ГЛАВА XVI

1

2

ГЛАВА XVII

ГЛАВА XVIII

ГЛАВА XIX

1

2

ГЛАВА XX

1

2

3

ЧАСТЬ II

ГЛАВА I

1

2

ГЛАВА II

1

2

3

ГЛАВА III

ГЛАВА IV

1

2

ГЛАВА V

1

2

ГЛАВА VI

1

2

3

ГЛАВА VII

1

2

3

ГЛАВА VIII

1

2

ГЛАВА IX

1

2

3

ГЛАВА X

1

2

3

ГЛАВА XI

1

2

3

ГЛАВА XII

1

2

РАССКАЗЫ

КУЦЫЙ

I

II

III

IV

V

VI

ПОБЕГ

I

II

III

IV

V

VI

МАКСИМКА

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

ДВА МОРЯКА

I

II

III

IV

СЛОВАРЬ МОРСКИХ ТЕРМИНОВ